Наталья Егорова
Как тапают ману
В тот день выпал первый снег.
Впрочем, разве ж это снег – вот в Сибири, говорят, как навалит сантиметров тридцать за ночь – веселуха! А здесь шоркаешь по тротуару, а за тобой асфальтовые следы тянутся. Зато холод собачий, и это уже в конце октября. По институту сквозняки гуляют, на улице ветер свищет, а перчатки я еще в прошлом году посеял, да так новые и не купил. Жаба задушила.
К тому же еще и магнитная буря разгулялась, по радио передавали, а я человек магнитозависимый. Слово красивое, а самочувствие поганое: голова чумная, спать хочется – спасу нет, очки к носу примерзли. И главное, угораздило же меня именно сегодня договориться курсовую у Белкина взять, да еще и на улице встречаться. В такую-то холодину.
Ну, уж тут ничего не попишешь: или мерзни, или сам считай, по методичке – полсотни страниц безумных формул. Издевательские пояснения типа: «Из этого (десяток диких уравнений) очевидно вытекает…» – есть же люди, которые разбираются в подобном кошмаре!
На углу Белкина не оказалось. Потоптавшись под светофором и окончательно размесив свежевыпавший снег в пятачок мокрой грязи, я обнаружил поблизости замурзанную кафешку. Очень кстати: и окна выходят прямо на нужную мне часть улицы, и согреться можно. Да и кофе мне бы сейчас не повредил, можно даже на капучино раскошелиться по случаю магнитной бури.
Устроившись возле пыльной витрины и прихлебывая мутный напиток, температура которого составляла его основное достоинство, я терпеливо следил за улицей. Сумерки плавно опускались на город в мельтешении снежинок, редкие прохожие торопливо прокладывали черные дорожки следов на асфальте. От перекрестка донесся противный скрежет и звон бьющегося стекла. Ворона, деловито копавшаяся в мусорном баке, пригляделась и пешком отправилась разбираться.
Кофе кончился, а Белкина все не было.
Вот тут он ко мне и подошел – бомжеватый мужичонка в пятнистой куртке. В смысле, не пятнистой от рождения, а вылинявшей безумными заплатами. Он держал в руке картонный стаканчик, но похоже, для отвода глаз – стаканчик был пуст.
– Извините, молодой человек, – он поднял на меня больной взгляд побитой собаки. Вот только бомжа, выклянчивающего деньги на стакан водки, мне и не хватало для полного счастья! Я так хорошо подготовился к отпору, что даже не сразу понял, о чем он меня спрашивает:
– Вы не знаете, как надо тапать ману?
– Чего, – растерялся я. – Топать маму?
– Тапать ману, – торопливо уточнил человек. – Видите ли, я когда-то умел это делать, но забыл.
Вот чего мне не хватало больше, чем приставучих алкашей, – это очень серьезных сумасшедших!
– Я, понимаете, обязательно должен вспомнить, а то ведь все пошло кувырком, – доверительно сообщил он. – Жена ушла, работу потерял. И вообще все вокруг какое-то чужое…
Шиза. В чистом виде. Я опасливо принялся отступать к дверям. Мужичонка провожал меня жалостным взглядом, не пытаясь, впрочем, остановить. М-да, тапать ману.
Естественно, Белкин меня давно ждал, только не на этом, а на соседнем углу. Я даже не обиделся, услышав много про себя нового: он-то, бедняга, так и мерз под фонарем, пока я кофейком баловался. Зато Кочерга – наш злобный математик – мне теперь не страшен. Сейчас быстренько сосисок сварю, чайку сварганю, и за переписывание.
Подлый снежок растекся по улицам совершеннейшим катком. Оскальзываясь на каждом шагу, я бежал к дому, нос под очками уже ничего не чувствовал, зато в голове звонко отдавалось в такт: «та-пать ма-ну, ма-мать та-пу, ма-пать на-ту…»
Вот именно, «мапать нату». Это как с песенками – включат в троллейбусе: «Я иду по лужам, мне никто не нужен» – идиотизм, и еще голосок такой проти-ивный. А ведь привяжется и крутится целый день, как заведенная.
Дома было тепло, и меня откровенно разморило. Я еще потрепыхался, мучительно выбирая между перспективой досмотреть тупой боевик и необходимостью перекатать курсовую, а в результате плюнул на все сразу и завалился спать.
Я мчусь по огромному цеху. В полумраке смутно угадываются токарно-револьверные станки: на таком во время прошлогодней практики меня обломком сверла в лоб шибануло. Гулко бухают здоровенные прессы, змеюками извиваются ленты конвейеров, на стенах мелькают пламенные отсветы от печей. Я огибаю большущую плиту, привешенную к неподвижной стреле крана, увертываюсь от струи расплавленного металла и перепрыгиваю через тележку с железным ломом.
Главное, я всю дорогу знаю, что цех автоматический, и в нем всего три человека – я, мой друг Терминатор с лицом Эдди Мэрфи и Главный Вселенский Злодей. Злодея, ясный перец, надо победить, но это потом, а пока позарез необходимо выбраться на свободу. Ну, я и спасаюсь изо всех сил.
Терминатор наваливается на створку огромных ворот, но всей его терминаторской силы не хватает, чтобы их открыть. Да еще и пятачок перед воротами оказывается площадкой гигантского пресса, и невероятная тяжесть металлической громадины опускается на плечи новоявленного атланта.
Я застываю в растерянности. Терминатор из последних сил сдерживает натиск механического чудовища. Из-под потолка доносится сатанинский хохот Главного Злодея.
– Ману, ману тапай! – электронный голос прерывается от напряжения, глаз Терминатора вываливается и повисает на щеке красной лампочкой.
– Как? – в отчаянии кричу я.
Но тут Терминатор не выдерживает, и плита расплющивает его в металлический блин.
Вид за бортом изумительный. Буйная зелень местных джунглей перемежается роскошными цветущими лугами, по которым привольно разгуливают белогривые единороги. Ажурные башенки городов возносятся к голубому солнцу, через прозрачные потоки переброшены изящнейшие мосты. Планета-идиллия.
Иду на посадку. Мне достаточно мимолетного взгляда на сложнейшие приборы, чтобы разобраться в любой ситуации, пальцы стремительно порхают по клавишам. Корабль послушно опускается к поверхности – наша передовая технология позволяет ему сделать это бесшумно, не повредив ни единого стебелька.
Десять секунд до посадки. Расплываюсь в довольной улыбке и поворачиваю красную рукоятку с надписью «Тап»…
Корабль резко кренится, на информационных экранах истерически мечутся стайки разноцветных цифр, планета уплывает куда-то вбок. Бешено мигают аварийные лампы, заполошно вопит сирена. За моей спиной в рубку врывается здоровенный мужик в форме капитана.
– Щенок! – неистово ревет он, хватая меня за шкирку. – Кто тебя учил так ману тапать! Вон из кресла!
Поспешно рву ремни и отлетаю к стене, отброшенный мощной лапой. Ударяюсь головой об острую кромку и, кажется, теряю сознание…
Прямо в моей квартире возле разложенного кресла-кровати пританцовывает Ленка Шкодина из второй группы. На ней только кружевное белье и что-то еще прозрачное с бантиками, кажется, это называется пеньюар. А впрочем, какая разница!
Бросаюсь к ней, жестом опытного ловеласа сбрасываю это прозрачное на пол. Ее горячее тело трепещет в предвкушении у меня в руках. Мы сливаемся в поцелуе, таком долгом и сладком, что у меня кружится голова. Под моими пальцами тонкая ленточка ползет с загорелого плеча, рука непринужденно, как будто проделывала это тысячу раз, ласкает нежную кожу. Я чувствую в пальцах набухшую виноградинку соска, жаркая волна прокатывается по всему телу, погружая нас в пучину безумного блаженства. Руки скользят ниже, ниже, Ленкины губы на мгновение отрываются от моих, и она жарко шепчет:
– Ну давай же, Сереженька, ну… Тапай же, тапай…
Холод лавиной прокатывается по позвоночнику. Опять эта чертова мана? В совершенной растерянности отстраняюсь от несостоявшейся любовницы. Ленка недоумевает, потом в ее глазах проглядывает обида, она судорожно прикрывается остатками белья и принимается рыдать.
Теперь я знаю, что чувствует полный импотент.
Шкодина хлюпает носом и, как заигранная пластинка, потерянно твердит:
– Ну какой же ты гад! Ну какая же ты свинья, Мухин…
Вприпрыжку пересекаю пыльный газон и мчусь наперерез транспорту, провожаемый мелодичными гудками и не очень мелодичными репликами из окон. Ну, конечно, я опять опаздываю, понять бы еще, куда. По крайней мере, вокруг Москва, а не открытый космос, это уже радует.
Перепрыгиваю низкий заборчик, цепляюсь за него ногой и смачно плюхаюсь прямо в лужу. Впрочем, это меня не останавливает: на полной скорости подлетаю к институтскому дому культуры, рву на себя тяжелую дверь и, пыхтя, вваливаюсь в холл. Взгляд упирается в большую табличку со стрелкой «Курсы ускоренного тапания маны». Обреченно вздыхаю.
На моем пути вырастает солидная бабулька – квинтэссенция всех вахтерш в мире.
– Стой! Фамилия!
– Мухин… – опасливо сообщаю я.
Бабка цепляет за нос очки и утыкается в засаленную тетрадку. Пухлый палец неторопливо, как осенняя муха, ползет по строчкам.
– А, Мухин. Опять опаздываешь. Занятие-то уже заканчивается. Ну да иди уж… – она чиркает что-то против моей фамилии в списке.
Приоткрываю створку двери и проскальзываю в амфитеатр, невразумительно бормоча какие-то извинения. Аудитория полна народу, мне с трудом удается пристроиться с краешка неудобной скамьи. Судорожно пытаюсь вникнуть в процесс: на кафедре отчаянно жестикулирует Кочерга, но речь явно идет не о производных. Ну-ну, вот сейчас нам и разъяснят, как ее, родную, тапают. Ману.
– Итак, мы с вами рассмотрели тринадцатый, самый эффективный способ ускоренного тапания маны или способ Карлая-Визженского. – Кочерга вытянул из рукава пиджака запястье с массивными часами. – К следующему семинару обязательно потренируйтесь дома. А сейчас все свободны, спасибо.
Вот блин. Так ничего и не узнал, даже обидно.
Я вышел на улицу, провожаемый истошным верещанием звонка, плавно перетекшим в истеричный писк. Под эти звуки я и проснулся.
Меня разбудил сотовый. Только не надо думать, что кто-то озаботился ранним звонком, просто я использую этот аппарат в качестве будильника. А что, очень удобно: и верещит не хуже обычного, и даже если спросонья смахнешь на пол – новый покупать не придется. Не зря же я в свое время выбирал девайс в противоударном корпусе.
После ночных кошмаров чувствовал я себя так, будто отработал полную смену на разгрузке вагонов. Соскребшись с кровати, принялся вяло перекладывать тетради в поисках нужной. Взгляд невольно зацепился за толстый синий учебник под столом, и я даже, кажется, не удивился, прочитав гордую золотую надпись: «Сборник задач по прикладной тапомании». Интересно, это я с ума сошел, или в мире что-то не так? Вчера, помнится, я под стол нормального Демидовича уронил – задачник по матанализу.
Не поленившись слазить за книгой, я перелистнул пару страниц. Во всяком случае, к матану эта дисциплина отношения не имела: внутренности книги пестрели незнакомыми терминами и непонятными закорючками. И что бы это значило?
В совершенной растерянности поплелся я на кухню, погремел крышками кастрюль, машинально повторяя на манер считалочки: «Раз, два, три, четыре, пять, ману тапать нам опять», щелкнул пультом телевизора. На экране ящика нарисовалась холеная рожа, с серьезным видом расписывающая преимущества тапомановой технологии от фирмы «Супертапман». Я похлопал глазами, машинально отправил в рот пустую вилку и почувствовал себя полным идиотом. Интересно, с катушек съезжают именно так?
Вспомнив многочисленных классиков, я некоторое время щипал себя за разные места, но так и не проснулся. Можно, конечно, еще молотком по пальцам попробовать, но это уже перебор. И так ясно, что не сплю. А значит, тапают они там ману или не тапают, а к Кочерге пора спешить. Мне только очередного незачета на фоне всего этого бреда не хватало.
Годами вырабатываемые навыки позволили мне с легкостью распихать десяток теток с пудовыми сумками и втиснуться-таки в битком набитый троллейбус. Тетки, надо сказать, сегодня и не сопротивлялись почти. Нормально, теперь шесть остановок отдыхаем и следующий рывок. Привычно уткнувшись через плечо хрупкой девушки в ее книжку, я приготовился лениво пробежаться по паре страниц очередной любовной чепухи. Однако в попавшемся мне эпизоде значилось:
«– Боюсь, что в данном случае нам не удастся натапать достаточное количество маны.
– И чем это грозит Ричарду? – ее голос прервался от волнения.
– Если не произойдет чуда…
– Нет! – воскликнула она. – Я не могу этого допустить. Пусть даже вся мана мира…»
Я со стоном уткнулся в окно. За ним проплывали неестественно чистые улицы, пестрели ярко раскрашенные детские городки, аккуратные остановки. Пробок отчего-то не случалось, сверкающие чистотой машины бодро двигались по гладкому шоссе. Даже небо казалось недавно покрашенным. Рекламные щиты вдоль дороги обыденно пестрели голливудскими улыбками, хотя буквы на них складывались в очередной бред. «А ты с утра потапал ману?» – вопрошал сияющий качок верхом на велотренажере. Три матрешки приглашали на международный фестиваль художественного манатапа. Слабо одетая девица предлагала черный аппаратик, именуемый «миниатюрным тапальщиком маны» всего за $9.99. Идиотизм продолжался.
Я затравленно огляделся. Вместо злобно-напряженных харь меня окружал довольный добродушный люд, тихо улыбающийся неведомым своим мыслям. Даже бабульки не разглагольствовали насчет низкой пенсии и неправильного правительства, а радостно обсуждали новинки манатапальной литературы. Ой, мамочки, куда я попал…
Впрочем, остановки через четыре я заметил, что вокруг меня образуется пятачок напряжения. Народ принялся привычно коситься на окружающих, кто-то уже кого-то обругал, кто-то смачно наступил на ногу соседу. Ну ладно, а я уж невесть что подумал.
Промчавшись институтскими коридорами, пахнущими не привычной пылью, а почему-то хвоей – не иначе одеколон пролили – я по обыкновению направился в курилку. Однако вместо привычного хлопка по спине, сопровождаемого очередной глупостью вроде: «А, Мухин, отгадай загадку: летит мухач, готов бухать», меня приветствовали вежливыми рукопожатиями, что окончательно деморализовало мое и без того обалделое сознание. Еще большее впечатление производил разговор: вместо обсуждения последствий вчерашней пьянки эти люди толкали речи на предмет влияния произведений фантастов-утопистов прошлого на формирование современного социального устройства. Староста наш, Трешкин, который сроду умел только про свою коллекцию порнофильмов заливать, так же увлеченно долбил про каких-то Хаксли и Замятина. Я дернул за рукав подпирающего стену Ваську Белкина:
– Слышь, Белкин, ты не знаешь, что такое «ману тапать»?
У него глаза сделались как две лампочки: не в смысле светящиеся, а в смысле круглые и большие. Потом он заржал и принялся мне большой палец показывать:
– Во! Супер! Клевая шуточка, на КВН пойдет – всех сделаем. Ты это, может, в тебе талант пропадает, Мухин, а то приходи к нам в команду сценаристом.
Народ одобрительно загоготал, радостно повторяя:
– Ты не знаешь, что такое «ману тапать»?
– Ага, а то я знал, да вишь, забыл.
– Не. Мне в детстве не давали тапать ману, чтоб я в шкафу варенье не нашел…
– Брось, это было!
Всеобщее веселье прервал Кочерга, на удивление причесанный и даже при галстуке:
– Господа студенты, я уже открыл аудиторию. Прошу.
Тут у меня вообще челюсть отпала. Чтобы Кочерга сам аудиторию открыл? Да еще дошлепал до курилки приглашать на собственный семинар? Нет, явно сегодня ночью все собаки передохли, луна на землю упала, а сам я умер и очутился в раю.
Рай закончился через пару минут, когда Кочерга поднял глаза над очками и уперся этими бесцветными пуговицами ровняк в меня:
– Мухин, вы на прошлом занятии обещали подготовить материал об использовании оператора тапоманового преобразования при решении задач прикладной газодинамики. Как у вас с этим?
Я судорожно сглотнул:
– Петр Ефремович… Я не обещал… То есть это… Мы поверхностные интегралы на прошлом занятии проходили…
По аудитории прокатилась волна веселья. Кочерга поднял очки на лоб и внимательно рассмотрел мою физиономию из-под них.
– М-м-м, ну, садитесь, Мухин. А вообще, если вам нездоровится, можете идти домой, я уже отметил, что вы присутствовали на семинаре.
Чувствуя, как фонарями горят уши, я плюхнулся на стул, а Кочерга решил окончательно меня убить, добавив:
– Поверхностные интегралы, кстати, мы в прошлом семестре проходили. Да-с…
На этом, считая меня окончательно уничтоженным как класс, злобный препод вдарился в объяснение новой темы. Я мужественно пытался записывать, но вот беда: понятные вроде бы по отдельности слова никак не складывались в осмысленные фразы. Как будто новости в соседской квартире через стену слушаешь! Ничего не понимаю. К концу пары и Кочерга выдохся, принялся дергать галстук, жаловаться на духоту и сбиваться с мысли.
Возле расписания торопливо листала тетрадку Ленка Шкодина. Тряпка! Я – тряпка: сколько западаю на барышню, и как дурак, подойти не решаюсь. Вот сегодня, например, все и так идет наперекосяк, так пуркуа бы не па?
– Лен, привет, – она подняла на меня большущие глазищи, и я понял, что краснею как помидор. – Ты… э… давай вечером в кафешке посидим, я такое местечко на Арбате знаю… чудное такое…
А она ресницами махнула и щебечет:
– Ой, Сереженька, а может, завтра, а? Я сегодня с Белкиным договорилась ману тапать.
Тут меня так и перекосило, давешний сон вихрем промчался в голове, сметая все прочие эмоции. Ману она тапать договорилась! Знаю я, блин, как ты ману тапаешь. Да еще и со всем курсом подряд – шлюха! Нет, точно, натуральная шлюха.
Что-то я пробормотал такое невнятное, только у нее улыбка, смотрю, с лица сползла. Ну, да и я не в радужных чувствах в буфет потопал.
Философ тоже завел волынку о проблемах гносеологии в натуралистической философии тапания маны, правда, быстро выдохся, раскашлялся и отпустил нас на полчаса раньше. А на информатику я вообще не пошел. Как представил «язык программирования Манатапль»…
Я брел по улице, совершенно потерянный и несчастный. Господи, ну куда же я попал? Прохожие бодро шлепали по своим делам, улыбаясь мне с таким добродушным видом, словно я был всеобщим любимым племянником. Молодые люди переводили старушек через улицу, дворник усердно скалывал только начавший образовываться на тротуаре ледок, автомобилисты вежливо пропускали пешеходов, мамашки с колясками вместо пива прихлебывали апельсиновый сок. А со стен таращились плакаты, призывающие непрерывно и в больших количествах тапать ману, тапать ману, тапать ману…
В результате я оказался возле цирка. Еще подумал, что тут мне самое и место. И впрямь: над входом висела большая афиша «Только у нас! Только один день! Виртуозы тапания маны! Зрители задают вопросы гениям тапа». Я почувствовал, что глупо улыбаюсь – идея мне понравилась. Даже надежда какая-то забрезжила: взять и задать вопрос. Нет, даже не так. Задать ВОПРОС, самый для меня главный на сегодня. Как тапают ману?
Я торопливо выскреб мелочь из кармана. На билет хватило.
На арену уверенной походкой знаменитости вышел представительный тип в серебряном костюме. Зал разразился овациями, раздались слаженные крики: «Ма-ну! Ма-ну!» Прозвучала барабанная дробь, и все стихло в предвкушении. Артист вскинул руки, поднапрягся, пытаясь, видать, тапнуть за раз немереное количество маны и… ничего. Зал разочарованно выдохнул.
Мужчина в серебряном костюме виновато улыбнулся, развел руками. Снова дробь, замерший зал, властный жест артиста и… тот же эффект. Народ начал раздражаться. На лице «гения тапа» явственно проступила неуверенность, с галерки пока еще одиноко засвистели. Третий провал трюка сопровождался гневными воплями окружающих меня зрителей, чьи лица прямо на глазах наливались нечеловеческой злобой. Как будто они лет сто копили раздражение, чтобы сейчас излить ее на арену.
Я почувствовал себя неуютно и принялся выбираться в проход. По пути меня пару раз ощутимо ткнули под ребра, и кто-то от души наступил мне на ногу бритвенно острой шпилькой. А в конце ряда меня уже поджидал дюжий дядька в синей форме.
– Мухин? – грозно осведомился он.
– Мухин, – жалко пискнул я.
– Пройдемте.
Ничего уже не понимая, под яростный гул зала я рванулся мимо мужика к выходу. Но тут на моих локтях словно сомкнулись челюсти капкана, а в лицо уткнулось что-то мокрое и вонючее.
Очнулся я резко, как будто свет включили. В полнейшей растерянности оглядел небольшую, даже уютную комнату с полосатыми занавесками и человека в знакомой уже синей форме за массивным письменным столом. Сидел я в мягком кресле, и ничего, как ни странно, у меня не болело. Разве что я окончательно запутался в происходящем.
– Сергей Мухин, не так ли? – поднял на меня приветливый взгляд мой визави.
– Угу.
– Я старший уполномоченный по контактам с внемирянами Андрей Полотовский.
Так, креза прогрессирует, уже и внемиряне пошли.
– Не удивляйтесь, – продолжал он. – Сейчас я все объясню. Вы попали в нашу реальность из своей, в некотором роде параллельной нашей. Я бы даже сказал, эти реальности во многом идентичны за одним, но очень важным исключением. Видите ли, – словно извиняясь, произнес он, – мы умеем тапать ману.
Я понял, что мне уже все равно. Я маленькая тучка, а вовсе не медведь, сейчас придут ласковые люди в белых халатах и меня вылечат… Или не вылечат?
– Способ тапания маны был открыт нами несколько столетий назад, и это в корне изменило все наше общество. К сожалению, я не могу объяснить вам принцип тапания маны, вы просто не способны будете меня понять. И никто в вашей реальности, Сергей, понять этого не способен. Просто поверьте, этот процесс позволил создать такую социальную структуру, которую в вашем мире называют утопией. Оказалось, что тапая ману, люди становятся совершенно счастливыми, отсюда всеобщая вежливость, корректность, ну и полная социальная адекватность. Вы просто представить себе не можете, насколько легко и комфортно в нашем обществе существование простого обывателя: уже много лет никто не слышал о преступности, алкоголизме, наркомании и… – он помялся, вспоминая слово, – да, о разводах. Словом, обо всех тех проблемах, которые неизбежны в вашем мире.
Я уже слегка освоился, развалился в кресле и решил уточнить:
– А что же мы тогда?..
– А вы, если выражаться научным языком, состоите из антитапоманового вещества. Ну, знаете, почти как материя и антиматерия, только при соприкосновении происходит не аннигиляция, а просто тапомановое вещество теряет свои свойства. Возможно, вы уже замечали с момента появления в нашей реальности, что люди вокруг вас быстро начинают раздражаться, чувствуют себя неуютно. Они просто не могут тапать ману, когда им это необходимо. Вот, в цирке, например, пошел просто неуправляемый процесс…
Сам Полотовский, похоже, чувствовал себя превосходно. Наверное, натренировался тапать свою ману в присутствии внемирян.
– И как же я сюда попал? – уточнил я.
– Магнитная буря, видите ли. Вы, как я понимаю, очень магнитозависимый человек. Предполагаю, что вы спонтанно поменялись местами с вашим двойником из нашего мира. Представляю, каково ему сейчас среди этих чудовищ… впрочем, простите, я нисколько не хотел обидеть ваших соплеменников, вы не виноваты в своей природе.
– И что теперь мне делать?
Полотовский расплылся в лучезарной улыбке коммивояжера:
– А разве я об этом не сказал? Дело в том, что осуществить обратный перенос чрезвычайно легко. Гораздо сложнее было обнаружить ваше присутствие!
В соседней комнате, напоминающей медицинский кабинет, мне привычно улыбалась миленькая девушка в зеленом халатике. Холодная игла вонзилась под лопатку, и я плавно погрузился в беспамятство.
Сотовый попискивал из последних сил – разрядились аккумуляторы. На столе валялся до боли знакомый Демидович, со страниц которого на меня пялились графики родных синусов и не менее родных экспонент. Интересно, тот, тапомановый Мухин ездил к Кочерге на семинар? Я набрал номер Васьки Белкина:
– Белкин? Ты это…
– Муха! – заорал он, не дав мне сказать и слова, – Ты очуманел, что ли, муха-тоже-вертолет? Ты чего сегодня вытворял? Кочерга всей группе обещал зачет зарезать!
Я тихонько положил трубку. Так, ясно, тот Мухин на семинаре был. Не иначе, пытался ману тапать. Идиот.
За стенкой гулко бабахнуло. Алкашик дядя Коля швырянием табуретки возвещал дому о прибытии с работы. Я подхватил задачник и шваркнул об стену в ответ.
– А мне плевать на вашу легкую жизнь! – заорал я неизвестно кому, потрясая кулаками. – Хоть обтапайтесь!