© Владимир Кузьмин, 2015
© Григорий Сорока, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Послеледниковый период в тверской литературе
I
Символика цифр обворожительна, на рубеже веков особенно. Относительно тверской литературы вопрос о времени и итогах ее существования выглядит проблематично. Слишком много в ее истории пустот и провалов: целые эпохи вытравлены из сознания наших современников и утрачены навсегда для исследователей литературы. Привычка к разрушениям и погромам у нас до сих пор преобладает над стремлением к преемственности традиций. Уничтожение активной литературной жизни в тверской провинции под занавес 1920-х годов, литературное безвременье 1930-х и робкое возрождение на литературном пустыре в конце 1940-х – самый яркий, но не последний пример тому.
Развитие тверской литературы в ХХ веке нельзя назвать естественным. Прочтите оглавления наших литературных изданий, одиноких беспристрастных летописей художественной региональной жизни. Из альманахов «Зарницы» (1920) и «Среды» (1923) ни одно имя уже не повторится в литературно-художественном и общественно-политическом журнале «В наши дни» (1936–1937), как и среди авторов «…Наших дней» не появится почти не одного, который бы вновь напечатался в конце 1940-х в «Литературном альманахе» (1947) или «Родном крае» (1948–1959).
Вслед за «бухгалтерским стихоплетством» участников тверского литературного общества имени И. С. Никитина и революционным словотворчеством членов ТАПП («Тверской ассоциации пролетарских писателей») на полках тверских библиотек – незнакомые имена: Г. Апресян, Н. Грешищев, К. Казарцев, Е. Мороз, К. Семеновский и др., неразбавленные известными прежде. Десятилетиями писатели уходили с литературной сцены Твери не поодиночке, а сформировавшими школами, направлениями. Внутреннее течение литературной жизни, собственные законы искусства в этом исчезновении не играли особой роли, действовали исключительно внешние нелитературные факторы.
Есть еще одна примета литературного процесса в Тверском крае уходящего столетия. Писатели, родившиеся здесь и признанные столицей, (речь идет о трех поэтах – Владимире Соколове, Николае Тряпкине, Андрее Дементьеве) предавались на тверской земле едва ли не полному забвению. В итоге, в отличие от своих соседей, смолян, орловцев, москвичей, Тверь до сих пор не имеет ни одного регионального литературного праздника (кроме «Пушкинских дней»), а те, кто вполне их заслуживает, на склоне лет по неизвестным причинам игнорировали малую родину.
Начало века выглядит из тверской современности чередой потерь: забыты Николай Сулейкин, Алексей Тверяк, Михаил Козырев, Василий Никифоров-Волгин. За последнее десятилетие, время многочисленных литературных возвращений для всей русской литературы, в Твери не состоялось практически ни одного1. …Притом, что книги многих авторов давно – библиографическая редкость, каждый из них по уровню мастерства и значению для отечественной культуры заслуживает хорошего избранного. В этом, кстати, и качественный итог десятилетней деятельности областного книжно-журнального издательства (ТОКЖИ), сотрудники которого до сих пор не создали ни одного серьезного труда о тверской литературе уходящего столетия.
Между тем, размышления об итогах тысячелетия отвлекают нас от проблем куда более острых и близких по времени и расстоянию.
Тверская литература последнего десятилетия существует в совершенно новых условиях художественной и издательской независимости. За это время региональная культура, лишенная одновременно и корней своих, и идеологических основ, обратилась к разным пластам своего прошлого.
II
Еще не забыто то замечательное время, когда тверская литература будто бы струилась журчащими ручьями, набиравшими свою силу. Появлялись автор за автором, книга за книгой, журнал за журналом, альманах за альманахом. И в сердцах многих поселилась нечаянная надежда, что вот-вот родятся свои Михаилы – Булгаковы и Щедрины.
Но взамен Михаила Афанасьевича явился ловкий литературный клипмейкер Виктор Куликов и дописал «Мастера и Маргариту». А Михаилом Евграфовичем стали называть секретаря местного отделения Союза писателей России Евгения Борисова – не в шутку, а всерьез ежегодно на вручении областной Салтыковской премии.
Е. Борисов и В. Куликов – только два, разумеется, не самых главных писательских типа, оказавшихся в центре литературной жизни провинции в последнее десятилетие, но у них много общего. Это – литературная чичиковщина. В. Куликов зарабатывал романами об «убийстве…» и «убийцах…» Влада Листьева, литературной мертвечиной – сиквелами. Е. Борисов предпочел творчеству литературный официоз.
За последние десять лет, перефразируя Ламартина, тверские литературные Боги пали, но троны освободить не захотели. Быть может потому, что не они нужны творческим людям. …Король голый, а его свита ослеплена белизной листа на его рабочем столе.
Послеледниковые ручьи тверской литературы…
Когда-то, в 1970—1980-е, калининские писатели издавались преимущественно в Москве, в калининском отделении издательства «Московский рабочий» по утвержденным и много раз согласованным тематическим планам. Этот путь, хотя и не без препятствий, оказывался самым прямым. Теперь Москва далека от провинции. Но при всем столичном литературном разнобое, который так и не прижился в провинции, напечататься в «центральном» журнале, издательстве – значит получить определенный знак качества. В далеком прошлом отдельных публикаций в них удостаивались поэт Александр Гевелинг («Наш современник») и прозаик Евгений Борисов («Юность» Б. Полевого). В 1970—1980-е наиболее часто печатался талантливый прозаик Эдуард Хозяинов, неожиданно оставивший литературу, но более всего – Михаил Петров. Сейчас даровитые тверские художники стали авторами «Москвы» (Юрий Красавин из г. Конаково), «Нового мира» (Евгений Карасев из Твери), «Нашего современника» (Любовь Соломонова и Георгий Степанченко из Ржева).
Если ранее тверской литератор, принятый столицей, мог рассчитывать на более пристальное и благосклонное внимание местного читателя и власти, то сейчас ситуация во многом изменилась. В 1970-е, после критических выступлений прозаика Марины Соколовой в «Правде», сгорал ее родовой дом в Лихославле, у нее с легкостью отбирали кусок родной земли. Сейчас писательское слово в провинции власть может просто не замечать, игнорировать. Или, как это было придумано еще во времена Чаадаева, пустить слух о «дурном» характере… И, на удивление, «дурным» характером в Твери славятся те, кто благодаря своему недюжинному таланту востребован современной русской литературой, «толстыми» литературными журналами. Но, впрочем, это – вечный конфликт художника с властью. Не всякий выдержит безапелляционную публицистику Валерия Кириллова в «Российской Федерации», искрометные «Провинциальные хроники» Юрия Красавина в «Москве», политические памфлеты Александра Огнева и Владимира Юдина в патриотической периодике, а тем более – подчеркнутую хладнокровную независимость редактора «Русской провинции» Михаила Петрова. У этих авторов есть авторитет и многолетний опыт писательской жизни, представление о правилах движения по властным и редакторским коридорам. А каково было тем, кто пробивался к своей первой книжке из самой глубинки тверского края?
III
…Имен открыто множество: не только литературных единиц, но и групп, союзов – в Торжке, Вышнем Волочке, Бологом, Лихославле, Кимрах, Ржеве. С 1990 года в областной универсальной библиотеке имени М. Горького в конце февраля проходят «Недели Тверской книги». В среднем каждый год издательства области выпускают более 500 наименований книг, из них пятая часть – собственно литературная продукция: проза, поэзия, критика.
Писательская организация с конца 1980-х перестала быть центром литературной жизни, она постепенно перемещается в журналы, коллективные сборники, альманахи2 литературных объединений и групп. В Твери таковых по самым требовательным подсчетам четыре – «Роса», «Рассветная звонница», арт-клуб «Треугольник», «Виктория», а еще в районах области – «Истоки» (Ржев), «Тверца» (Торжок), «Беседка» (Лихославль). Одновременно некогда робкие голоса обретают всю большую независимость, в первую очередь издательскую. Книжное пространство Твери завоевывают районные типографии и издательства.
Одним из центров тверского книгоиздания стали Кимры. С брошюры журналиста Ю. Крюкова «Кимры и кимряки» (1992) началась серия «Кимрской краеведческой библиотечки»3, в которой выходят по две, три популярных книжечки в год. Вслед за кимряками-краеведами активизировались авторы других жанров, в основном поэтического цеха – О. Ситнова, В. Токмаков, Е. Горбунова.
Тверская литературная «молодежь» очень быстро преодолела «комплекс первой книги» (не случайно одноименная серия Тверского областного книжно-журнального издательства вскоре закрылась) и перестала спотыкаться о свои литературные премьеры. Все больше выходило «вторых» книг: у Михаила и Василия Рысенковых, В. Токмакова, О. Ситновой, Г. Степанчеко4 и других. Постепенно преодолевался своеобразный комплекс неполноценности, который прежде испытывали так называемые «самодеятельные» авторы, по разным причинам не получившие членского билета Союза писателей.
С другой стороны, неприятие литературной молодежи некоторыми членами СП РФ доходило до анекдотичности. Устроила небольшой скандал одна местная поэтесса, когда ее сочинения, опубликованные среди прочих в коллективном сборнике «Беседка» (Лихославль, 1999), оказались не в ряду ушедших в мир иной классиков советской литературы, а открывали часть с именами новыми и малоизвестными. Изредка продолжались попытки отстаивать «писательский авторитет» с помощью популярного в прошлом жанра доноса…
Большинство уникальных имен из-под спуда провинциальных напластований выводила в литературный свет редакция журнала и издательства «Русская провинция», расположившегося в Твери. Областная администрация практически отказалась от финансирования этого журнала. Высокохудожественное иллюстрированное издание выходит благодаря меценатам, Русскому общественному фонду А. И. Солженицына и лично вниманию живого классика. Помимо прочего в серии «Поэты русской провинции» с 1997 года появились 12 поэтических сборников: А. Мальцев (д. Летнево), Л. Соломонова (Ржев), Ю. Гнатышак (Удомля), Л. Куприна (Сонково), А. Роженков (Белый), М. Ивицкая (Тверь) пришли в литературу, как говорили раньше на редакторском жаргоне, «самоходом». На свой страх и риск они несли рукописи в «Русскую провинцию», принимали участие в конкурсах. Причем, литературное пространство блистало не только разнообразием имен. Оно отличалось широтой школ и направлений, на которые ориентировалась литературная «молодежь»: в кавычках, потому что возраст авторов колебался от восемнадцати до восьмидесяти лет. Все это стало свидетельством окончательного литературного раскрепощения: разрушения традиционной советской писательской иерархии, состоявшей из череды литературных институтов – семинаров, совещаний, творческих объединений, съездов.
Едва может соперничать с «…Провинцией» областное книжно-журнальное издательство. На обложках его книг тоже появилось несколько новых имен. Большинство из них известные тверитяне – А. Филиппов, В. Крусс, Л. Сокуренко, Н. Капитанов и др. Они часто обозначают на страницах книг свой, как правило, высокий социальный статус, оплачивая по-разному издание своих книг. Они подчеркивают, что творчество для них – не главное, по крайней мере, не средство заработать на хлеб, а в основном – приятное хобби. Из тех авторов, кто живет за пределами областного центра, в издательстве в порядке очередности были представлены преимущественно члены СП РФ.
Литературная вольница выбросила на поверхность тверской литературы стихи Н. Семенова, В. Грибкова-Майского и В. Редькина5 – осмелившихся, помимо прочего, «нести эротическую тредьяковщину»…
В то же время обнаружилась тенденция к «самопечатанью». Издание книг за счет благотворителей часто становилось событием большим, чем выход томов за счет бюджета в ТОКЖИ. Так произошло с романом Людмилы Павленко «Театр тайны…» (1997), эпической поэмой Сергея Черного «Хронология боли» (1999), с книгами серии «Поэты русской провинции», со сборником прозы Всеволода Данилова «Стресс» (Тверь: Русская провинция, 1999), ставшим первым местным изданием, которое было представлено на Международной книжной ярмарке в Москве.
Литературный «самострой» 1990-х преимущественно заметен в поэзии. Борис Михня, Ефим Беренштейн, Василий Разломов, Марина Батасова6 входили в литературу, минуя официальные писательские кабинеты, и в дальнейшем их подчеркнуто сторонились и не замечали. Так, ржевский сатирик Владимир Соловьев, автор сборника «Умом Россию не понять…» (Ржев, 1998) справедливо признался: «…Я незнаком с тверскими литераторами и литературными администраторами, поэтому о моей книге в Твери никто не знал более года…». Литературный процесс в тверском крае, таким образом, развивался в двух направлениях. С одной стороны – через литературную и общественно-политическую периодику происходило информационное сближение писательской интеллигенции. С другой – через те же издания шло ее постепенное идеологическое и пространственное расслоение. У тверских литературных журналов и газет, в первые годы десятилетия отличавшихся всеядностью, появлялся очерченный идеологическими, а иногда и возрастными симпатиями условный круг «своих» авторов. В итоге «свежая» поэзия, проза и новые имена проникали в литературу в основном через журнал «Русская провинция», прессу – «Тверскую жизнь», «Вече Твери сегодня», районную периодику. А ежеквартальная газета «Литературная Тверь», издательство «ТОКЖИ», альманах СП РФ «Тверь» (основанный, кстати, когда-то все тем же редактором «Русской провинции» Михаилом Петровым), в целом более полно отражали «неприкосновенный» литературный пласт, сформировавшийся в прошлые десятилетия. Характерно и стремление некоторых авторов к перепечатке, в том числе в периодике, сочинений пятнадцатилетней и более давности (А Гевелинг, Е. Борисов, Г. Киселева и др.) на фоне современной литературной беспомощности. Хотя, быть может, иногда оправданным выглядело возвращение к исторической теме «старейшины» тверской литературы В. Камянского (с нее автор и начал творческую карьеру в 1930—1940-е годы). У таких прозаиков, как В. Исаков, В. Годовицын, резко возникший интерес к историческому прошлому Твери был, напротив, связан с сознательным игнорированием современности, а иногда и с ощущением собственной художественной несостоятельности перед острым социально значимым материалом.
IV
Прозаику в последнее десятилетие издаться было гораздо труднее. До сих пор лежат в столах тверских писателей несколько «толстых» романов. Вообще трудно назвать тверского прозаика, который бы за последние три года еще не успел «сесть за роман».
Впрочем, поначалу (на истоке 90-х годов) и проза, казалось, шла бурным потоком. Но сейчас вряд ли кто-нибудь вспомнит шумную премьеру и мгновенный закат сочинений Якова Арсенова. Почуяв веленье времени, почти расстался с прозой Владимир Исаков, автор нескольких книг и путеводителей. Он занимался в основном переводами древней тверской литературы. Что-то из новой прозы осталось лежать в столе у поэта Е. Карасева. Неожиданно прозвучал в «Русской провинции» Александр Широков (Бологое). Его рассказы тяготели к более крупным жанрам, но время все-таки требовало коротких стремительных новелл, а они, как никому, удавались В. Кириллову. С перерывами печатались продолжавшие писать с разной степенью успеха и активности Г. Немчинов и В. Крюков.
Самым ярким явлением тверской прозы 1990-х стали повести Юрия Красавина. «Русские снега» (Тверь: ТОКЖИ, 1997) Красавина поражают густотой сплавленного в единую повествовательную ткань настоящего русского слова. «Русские снега» – новая русская фантастика, сюжет которой должен был быть рано или поздно подхвачен кем-нибудь из провинциальных писателей. Россия под слоем тысячелетнего снега, соединяющего все ее исторические эпохи и пространства… Но парадокс – эта книга, удивившая тверского читателя, обсуждавшаяся в прессе, в читательских кругах осталась «незамеченной» комитетом по областным премиям М. Салтыкова-Щедрина, который находится под контролем председателя правления тверского Союза писателей России.
Всякий труд ценен, но не всякому суждено получить свою оценку. Повезло тверским литераторам. Именно для них областная администрация и когда-то единое местное отделение СП РФ учредили литературную премию. И имя ей, конечно же, мог дать только великий наш предшественник – Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Быть может, с премией он и согласился бы поделиться своим достойным именем, но вот уже несколько лет на время церемонии ее вручения имя сатирика переходит к Евгению Борисову. Так (уж и не знаю, кто придумал эту традицию, скорее всего, либо человек с большой долей сарказма, либо с гипертрофически завышенной самооценкой) и принято у некоторых тверских писателей и устроителей церемонии величать Евгения Ивановича в феврале.
Прошлогоднему случаю, когда Евгений Борисов вручал главную литературную награду области своей жене – актрисе Н. Хониной, обязан появлением на свет анекдот, родившийся в недрах тверской литературной интеллигенции, и потревоживший память достопочтенной супруги Михаила Евграфовича…
Характерно, что тверская писательская общественность, устранившаяся от сотрудничества с отделением СП РФ, все это молча публично приняла и уже не однажды. Салтыковская премия за годы ее существования так и не смогла стать значительным событием культурной жизни региона. Престиж ее опустился донельзя низко с тех пор, как решение о награждении стало приниматься то на основе семейного родства, то в качестве подарка к юбилею или как дань долгой дружбе и совместной службе. Лесть и низкопоклонство процветают…
Вообще судьба Юрия Красавина7, одного из самых талантливых и известных тверских прозаиков, члена Союза писателей России с 1972 года наглядно показывает отношение к подлинной – живой – литературе власти и литературных «статистов». Многие из них, кстати, числятся в союзе, принимают участие в редких (в Твери – один раз в пять лет) собраниях, но вместо творческой работы или издательской деятельности давно занимаются, например, производством этикеток для водки.
Весной 1999 года Красавин заявил о приостановлении своего членства в тверском отделении СП РФ: «…Систематическое нарушение ответственным секретарем организации Е. Борисовым Устава Союза писателей России, пренебрежение с его стороны элементарными нормами порядочности, приверженность его к клановым интригам лишают наше писательское сообщество необходимой творческой атмосферы, ставят писателей в недостойное, смешное положение…». Вслед за ним последовали еще шесть «выходов» – прозаиков Михаила Петрова (редактор «Русской провинции») и Валерия Кириллова (редактор областной газеты «Тверская жизнь»), поэтов Евгения Карасева и Константина Рябенького, профессоров Александра Огнева и Владимира Юдина. Восемь человек, покинувших писательский Союз, примкнувшая к ним литературная «молодежь», готовят к изданию свой альманах, выпускают ежемесячную газету «Новая Литературная Тверь» с подзаголовком «мастерская тверских писателей» и девизом – «Мысль и творчество отнюдь не враждебны друг другу…» (Н. Щедрин).
Последнее десятилетие тверского литературного века оказалось временем, которое, по словам А. Твардовского, – «…почтенный лекарь, подчас причудливо крутой…». Шла болезненная переоценка литературных ценностей. Она еще не закончилась, и, скорее всего, на этой точке значительной литературной ломки мы войдем в новое столетие. Речь в первую очередь идет о том, что отдельные литературные репутации оказались мнимыми, роль их в тверской литературе необъективно завышалась. Они зиждились на родственно-номенклатурных связях, партийно-хозяйственном руководстве культурой. В то же время наиболее яркий литературный пласт подчас осознанно придерживался, а иным по разным соображениям перекрывался путь в литературу, который некогда проходил только через Союз писателей.
Так произошло с поэтической судьбой талантливого бологовского поэта Виктора Сычева, вторая книга которого, «Меж двух столиц» (Тверь, 1998), увидела свет лишь спустя 25 лет после первой, когда автора уже не было в живых. «Накануне века», в 1990-е годы, не только ломались и переосмысливались репутации; просто время уносило людей. …Внезапно ушла Галина Безрукова8 – из тех поэтов-отшельников, чей внутренний творческий и жизненный настрой был всегда противен тверскому литературному официозу. Умер вполне благополучный по издательской судьбе Михаил Суворов – самый плодовитый из тверских авторов ХХ века, вопреки или, быть может, благодаря своему печальному недугу – слепоте. С ранних книг, первая из которых вышла в 1958 году, он выбрал отношение к жизни и стихотворчеству, полностью игнорирующее недуг. Перспективой творить обостренно не воспользовался. А ведь мог вырасти поэт редкостного чувствования мира, прислушивания к нему… Суворов же выбрал путь пристального вспоминания зрительных образов своей юности.
V
…В прошлые десятилетия у нас была литературная жизнь в самом конкретном понимании – деятельность союзов, лекториев, семинаров – все это были свидетельства некоего писательского идеологического единства. Конечно, уходящий век дал и несколько самостоятельных писателей. Кто-то творил, так сказать, отдельно, не обращая никакого внимания на литературные обычаи их земляков-современников, но, правда, не на традиции их предшественников.
Николай Тряпкин вырос из любви к крестьянской литературе, которой Тверь прежде дала Сулейкина и Клычкова. Владимир Соколов поднялся на традициях литературной семьи Козыревых-Соколовых и страсти к вершинам русской поэтической мысли – Блоку и Маяковскому. И они – Соколов и Тряпкин – встретились уже в Москве, где первая книга Тряпкина была подарена с теплой надписью матери Соколова. А поздний художественный взлет Вячеслава Шишкова в самом начале века вообще явление редкое и, быть может, малообъяснимое его тверскими корнями.
Сегодня осталось совсем не много тверских имен, которые хорошо известны в современной русской литературе. Мало родиться здесь, в Тверском крае, чтобы потом, взойдя на литературный Олим, составить славу этой земле. Нужно быть с ней, не забывать ее, чувствовать внимание и понимание. Мало кто из оставшихся тверских «классиков» может похвастаться этим. С другой стороны, самодостаточность, манерность, экстравагантность, непостижимость, которые в столице до сих пор еще могут быть отмечены критикой как «гениальность», в провинции, самое большое, сойдут лишь за невразумительность или пройдут незамеченными.
Нельзя не вспомнить и чисто провинциальное, постыдное для людей творчества и распространенное ныне в Твери понукание некоторых известных писателей тем, что они, мол, «…слишком переоценивают роль своей личности». Но в Твери в литературе и в общественной жизни большее значение сегодня имеет именно творчество писателей-одиночек: Галины Безруковой, Михаила Петрова, Валерия Кириллова, Александра Огнева, Юрия Красавина, Владимира Юдина, Константина Рябенького.
Другие, к сожалению, не воспользовались эпохой, давшей нам возможность «свое суждение иметь», разве что – иметь новые книги, в остальном – они ее просто промолчали. Наверное, и величие тверской литературы – нынешнее и будущее – будет зависеть от тех, кто в невнятном шуме последнего десятилетия уходящего века нашел мужество и силы отстаивать свое слово.
…Потекли ручьи тверской литературы во все стороны. Теперь писательских союзов – множество: …писателей России, PEN-клуб, …российских писателей, …молодых литераторов. Надо полагать, что их отделения очень скоро могут появиться и в Твери9. Монополия единого писательского колосса, который давно стоит на глиняных ногах, скоро будет разрушена и в провинции.
Весной 1998 года, когда в одной из тверских газет, появилась поднявшая ответную бурю статья «Иллюзии тверской литературы», на кафедре новейшей русской литературы Тверского государственного университета профессор Валерий Редькин предложил резолюцию – «осудить попытки автора статьи расколоть тверских писателей». Ее обсудили и решили общественность не смешить, но все-таки призвать писателей к «единению».
Но теперь и в русской провинции писатели – народ штучный, им больше подходит единичность. И те многочисленные ручьи, которыми движется ныне тверская литература накануне XXI века, тоже тому подтверждение10.