6
Сэм услышала звук льющейся воды и энергичный скрежет зубной щетки. Она повернулась в кровати; было неприятно осознавать, что наступил новый день, но старый при этом еще вроде как не кончился. Она медленно открыла глаза – в них словно насыпали песка, а веки сшили проволокой. Из двери ванной проникал столб света, который заглушался серой темнотой, неторопливой театральной темнотой раннего зимнего утра. Сэм казалось, что она чувствует чью-то неторопливую руку, лежащую на рукоятке смены ночи и дня. «Так, повернем совсем чуть-чуть! У нас по сценарию утро!»
Из правой кулисы, из ванной, появляется Ричард. На нем махровый синий халат, из-под которого торчат ноги, белые и волосатые. Светлые влажные волосы зачесаны назад, на подбородке капелька крови – задел бритвой прыщик. Он растягивает губы, обнажая сияющие белизной зубы.
Готов для рекламной фотографии.
ДЗИНЬ! «Зубная паста, которую все чаще рекомендуют дантисты!»
ДЗИНЬ! «Экологически разумный способ чистить зубы. Да, друзья! Потому что, когда паста заканчивается, вы можете съесть тюбик!»
«Еще одна персональная система питания, разработанная для вас производителями напалма. Удаление зубного налета. Уничтожение растительности. Очищение кожи».
Сэм подпрыгнула, ее пробрала дрожь.
Мурашки по коже побежали, как говорила ее тетушка.
Сэм попыталась выключить странную рекламу, которая мелькала перед ее мысленным взором, пока она еще не успела окончательно проснуться. Она читала как-то статью в журнале: есть такое состояние, промежуточное между сном и бодрствованием, называется гипнопомпическим. А бывает еще гипногогическое состояние, переходное между бодрствованием и сном, когда начинаешь засыпать. В это время человек видит всякие странные вещи.
Сэм ненадолго расслабилась, но потом ощущение уныния захватило, буквально обволокло ее. До чего же погано на душе. Сродни пробуждению с похмелья, когда ты знаешь, что накануне сделал что-то, о чем будешь жалеть. Вот только сегодня это было что-то другое, гораздо хуже. Она попыталась напрячь память, но воспоминание ускользало от нее. Указательный палец чуть не отваливался от боли. Сэм вытащила руку из-под простыни, сорвала узкую полоску лейкопластыря. Раздался звук удара, сотрясшего комнату.
– Ну дела!
Она подняла голову, растерянно моргая в ярком свете торшера, который включил Ричард, и увидела мужа, распростертого на полу: ноги запутались в брюках. Он приподнялся на руках, в недоумении оглядел комнату.
– Ты цел?
Сэм посмотрела на часы. 05:44. Ричард опаздывал.
– Кажется, я еще не пришел в себя после вчерашнего.
Он перевернулся, сел на пол, снял брюки, потом медленно надел их снова, на сей раз внимательно разглядывая брючины, прежде чем засунуть туда ноги.
– Что тут удивляться – здорово вы с Бамфордом вчера наклюкались.
Ричард потер виски, зажмурился:
– Мы выпили почти две бутылки портвейна.
– Отлежался бы сегодня дома.
– Не могу, японцы совсем рехнулись.
– Они могут продолжать в том же духе и без тебя.
– Возможно, акции уже поднялись на четыреста пунктов. – Ричард сел на край кровати, вновь зажмурил глаза, протер лицо руками. – У меня жуткое похмелье, – сказал он. – Полный абзац.
Он на ощупь надел ботинки, поцеловал Сэм. Она ощутила тяжелый запах его дыхания и попросила:
– Не садись за руль. Возьми такси.
– Ничего, все хорошо. Вечер был просто супер, – сказал он. – Оторвались на славу.
Раздался щелчок, и комната погрузилась в темноту. Сэм улеглась и снова закрыла глаза. Услышала хлопок парадной двери, а потом наступила тишина. Вокруг было так тихо, что можно услышать, как падает булавка.
Или как взрывается лампочка.
Она заснула.
Ее разбудил рев бульдозера на улице. Баркас двигался вверх по реке, перелопачивая воду. Кто-то насвистывал «Марш полковника Боуги». Сэм опустила ноги на толстый ковер, села на край кровати, посмотрела вниз. Лак на ногтях пооблупился. На икрах появились волосы. Пора снова делать эпиляцию. Она ощутила неприятный запах воска, спереди на голени у нее до сих пор осталось желтоватое пятно: эта идиотка в косметическом салоне в прошлый раз обожгла ей кожу.
Послышался звук пневматического бура, потом более громкий звук сверху: это в нескольких сотнях ярдов самолет заходил в аэропорту на посадку.
Сэм посмотрела на себя в зеркало на стене и села прямее.
«Не забывай про осанку, подруга».
Она запустила руки в длинные каштановые волосы, крепко сжала их, подняла, уронила на спину, рассматривая сбоку свое отражение. Красивые волосы, густые, каштановые, шикарные.
Шикарные.
Теперь она могла и улыбнуться, потому что это уже не имело значения. Но боль осталась с ней на долгие годы.
Сэм вспомнила то утро – тринадцать или четырнадцать лет назад, когда тетя Анджела, невзирая на ее безмолвный протест, отвезла племянницу в школу моделей Люси Клейтон в Лондоне.
– Это пойдет тебе на пользу, – сказала тетушка. – Придаст уверенности в себе.
Сэм до сих пор видела уничижительное презрение на высокомерном лице беседовавшей с ней женщины.
– Ты слишком маленькая, – говорила та. – Низкорослая. Пять футов пять дюймов, да? А нам требуется пять футов семь дюймов, это как минимум. – Она взяла Сэм за подбородок, покрутила ее голову в разные стороны, словно покупала лошадь. – Довольно милое личико, детка, настоящая английская роза. Ты и в самом деле весьма симпатичная, детка, просто шикарная. – Последнее слово женщина произнесла пренебрежительно, словно речь шла об уродстве. – Шикарная, но не красивая. – И повернулась к тетушке. – Хорошие ноги. Это, пожалуй, ее главное достоинство. Однако недостаточно длинные, чтобы стать моделью.
Сэм прошлепала по ковру к окну и чуть приоткрыла штору. Стояло серое утро, до полного рассвета оставалось еще не меньше часа. Она посмотрела на бурые воды Темзы, тянущиеся вдали, словно полоса грязного брезента. Закопченный черно-белый полицейский катер мчался по реке, его резко подбрасывало, но он рассекал воду, словно тупой нож. Пустой лихтер беспокойно покачивался на месте, привязанный к громадному ржавому бую. Она услышала крик чайки, увидела тень птицы – та летела низко, коснулась на миг поверхности воды. Сэм обхватила себя руками, потерла плечи. Холод словно бы просачивался сквозь стекло и сквозь ее кожу.
На стройке поблизости грохотали два молота, забивающие сваи. Рабочий в спецовке и оранжевой каске медленно прошел по стройплощадке, пробираясь сквозь яркие лучи прожекторов; он осторожно ступал по земле, направляясь к огню, горевшему в черной бочке из-под масла. Другой рабочий, которого она не видела, продолжал прерывисто насвистывать – теперь «Вальсируя с Матильдой».
На краю стройплощадки бульдозер дал задний ход, развернулся, высыпал землю за щитом, на котором громадными буквами было написано: «ПРИБРЕЖНЫЕ ДОМА – ПРИБРЕЖНЫЙ СТИЛЬ ЖИЗНИ». Рабочий остановился, опустился на колени, покопался в земле. Вытащил что-то, осмотрел, потер пальцем, потом выбросил через плечо.
Сэм увидела огненный шар, взметнувшийся высоко в небо, двигатель, разбрасывающий искры, подпрыгивающий, пританцовывающий.
Эта картинка возникла на миг перед ней в полной тишине. В абсолютном безмолвии.
Палец у нее болел так, словно под кожей остался осколок, и она сунула его в рот, пососала ранку. Вновь вспомнила холодную улыбку на лице Андреаса Беренсена. Его пальцы в кожаной перчатке, державшие бокал. Ричард весь вечер так и вился вокруг швейцарца, наливал вино сначала ему, в первую очередь спрашивал его мнение о каждом новом напитке. Заискивал. Лебезил. Ричард никогда прежде не вел себя так. Раньше он всегда уделял особое внимание жене, был человеком с чувством собственного достоинства. Сроду ни перед кем не лебезил.
Какофония на строительной площадке продолжилась, теперь она стала громче, оглушительней. На радио началась передача «Мысли дня». Сэм услышала веселый голос ведущего, раввина Лайонела Блю, густой, как патока.
«Я вот тут задался вопросом, – произнес он, – сколько людей запоминает свои сны? И еще мне интересно, а видит ли сны Бог?»
Нужно одеться. Навести марафет. Создать надлежащий образ. Что лучше надеть сегодня? Сэм зевнула, пытаясь сосредоточиться на предстоящем дне. Утром ей предстоит просмотр первого варианта монтажа, потом ланч с Кеном. Она пошла в душ, ощутила на теле тонкие водяные струи, сделала похолоднее. Водяные иголочки барабанили по коже, сильно, больно. Она вышла из кабинки, энергично растерлась полотенцем.
Уже лучше. Но всего лишь на один процент. Слишком большая доза отрицательных ионов. Когда они улеглись спать? В три? В четыре? Пили портвейн. Потом кофе. Затем снова портвейн. И еще раз кофе. Первым ушел Андреас – Ричард и Бамфорд тогда как раз начали рассказывать анекдоты. Харриет прочла ей лекцию о нынешнем состоянии мира. Харриет беспокоил пластик, от него исходили какие-то ядовитые миазмы – можно заболеть раком, если сидишь на виниловом сиденье в автомобиле.
Сэм открыла шкаф. Первый вариант монтажа – это всегда напряг, напряг, напряг. Кто будет на просмотре?
Хоксмур. Жуткий тип. Вчера Джейк, а сегодня Хоксмур. Два наиболее неприятных ей человека. Надо одеться так, чтобы сразить всех наповал. Сегодня у нас будет день Джона Гальяно и Корнелии Джеймс.
Сэм поморщилась от боли в пальце. Странно, порез вроде бы совсем крохотный. Потом поморщилась снова, на этот раз от внезапной резкой боли в голове, стрелой пронзившей ее до самого желудка. Такое чувство, словно бы тебя разрезали кухонным ножом. Ну и дела. Она чувствовала себя странно. Очень странно.
Сэм облачилась в жакет и юбку от Гальяно. Самая подходящая форма одежды для боя.
«Ох уж эта мода, – подумала она. – Вечно выбивает из колеи. Только ты успеешь к чему-то привыкнуть, как мода меняется».
Затем Сэм вытащила просто потрясающую шаль от Корнелии Джеймс, накинула ее на плечи.
«Уже лучше. Здорово. Классно».
Вытащила из комода носовой платок, маленький белый платочек с французским кружевом по кромке и своими инициалами «С. К.», вышитыми синей нитью в углу, сунула его в сумочку. Провела по волосам расческой, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась, довольная.
– Застрелиться, какая красота! – сказала Сэм. – Ну просто умереть не встать! – Она хлопнула в ладоши и вышла из спальни, недоумевая, почему именно эти слова пришли ей в голову.
«Нет, тебе это так просто с рук не сойдет», – произнес за стеной голос с сочным американским акцентом.
Она услышала смешок Ники. Далее последовало несколько взрывов.
«На этот раз тебе конец, Бэтмен».
БАХ! ТРАХ! БА-БАХ!
«Ну, это мы еще посмотрим!»
Ники и Хелен сидели за столом, завтракали и смотрели телевизор. Мальчик высоко поднял ложку, и молоко натекало ему под манжету. Хелен как зачарованная уставилась на экран, не замечая ничего вокруг, и Сэм почувствовала неожиданную вспышку раздражения. Она выхватила у сына ложку и остановила молочную реку кухонным полотенцем.
Няня вскочила:
– Извините, миссис Кертис… я…
– Все нормально, – холодно произнесла Сэм, возвращая Ники ложку. Потом выключила телевизор.
– Но во-о-от! – застонал мальчик.
Хелен села, залившись краской.
– Ники слишком много смотрит телевизор, Хелен. И уж за едой этого точно делать не нужно.
Она улыбнулась няне, чтобы слегка смягчить резкость тона.
– Извините, – снова сказала та.
Сэм села за стол, налила себе фруктового сока. Ники недовольно смотрел на мать.
– Что у тебя сегодня в школе, Тигренок?
Реклама «Эссо» сильно повлияла на Ники. В четыре года он стал Тигренком. Бегал на четырех лапах. Прыгал. Прятался в шкафах, высовывая для подсказки тигриный хвост. «Тигр здесь! Тигр здесь!»
Он протянул руку, схватил пакет с сухими завтраками и небрежно вывалил себе в тарелку добавку, рассыпав половину вокруг. Даже не налив молока, мальчик отправил ложку хлопьев в рот.
– Ты сегодня чем-то недоволен? – спросила Сэм.
– Я плохо спал.
– Мама тоже толком не отдохнула.
«Мама чувствует себя как выжатый лимон».
– Вы вчера шумели, – пожаловался Ники.
– Мы мешали тебе спать? Извини.
Он отправил в рот еще ложку овсяных хлопьев и принялся жевать их с открытым ртом.
– Я думала, ты Тигренок, а не Мистер Верблюд.
Мальчик закрыл рот и продолжил жевать, потом взял стакан и запил овсянку соком.
– Бэтмена, – сказал он. – Хочу смотреть Бэтмена.
– Слишком много смотреть телевизор вредно.
– Ты же сама делаешь кино для телевизора.
– Только рекламу.
– Реклама – гадость. Ты делала рекламу для этой новой овсянки. А она такая противная, фу! На вкус как собачьи какашки.
– Можно подумать, что ты пробовал собачьи какашки!
– Не пробовал, но знаю, что они – гадость.
Сэм перевела взгляд на Хелен. Няня смотрела на нее испуганно, словно школьница на строгого учителя. Сэм допила сок. На часах было четверть девятого.
– Ладно, мама уже опаздывает. Мне пора.
Она прошла в гостиную, чтобы включить автоответчик, и с какой-то непонятной тревогой оглядела просторную комнату. На столе еще оставались кофейные чашки, бокалы, переполненные пепельницы, масленки и разбросанные салфетки. На двух полупустых бутылках «Перье» не было крышек, Сэм подошла к столу, поискала их глазами. Нашла пробку от портвейна, заткнула одну бутылку. В открытой солонке сверкнул осколок стекла. Она настороженно взглянула на люстру. Из патрона все еще торчал неровный осколок. Остальные лампочки были в полном порядке и до сих пор горели. Сэм щелкнула выключателем.
Серый свет тяжело повис в комнате, где витали застоявшиеся запахи табака и алкоголя; этот серый свет проникал Сэм под кожу, словно влага, грозил насквозь пропитать ее одежду и волосы, если она задержится здесь. Сэм осмотрела комнату: в углу стол – Ричарда с выдвижной крышкой; рядом – компьютер и рояль со старинным набором для курения опиума на крышке; в дальнем конце – два дивана у телевизора и камин с газовой горелкой. Геральдические щиты на голых кирпичных стенах, мечи, средневековые артефакты, громадный медный черпак для разливки плавящегося золота – Ричард купил его, когда сносили Королевский монетный двор. Вещи Ричарда, реликвии кровавого прошлого его семьи, портреты умерших предков, свитки с толстыми красными печатями. Голый кирпич и дуб. Квартира мужчины. Всегда ею была и останется такой же впредь. Сэм услышала рев вертолета, темной тенью пролетевшего мимо окна.
– Пока, Тигренок.
Она стояла у входной двери, надевая пальто.
– Пока, – бесстрастно ответил сын и пошел в свою комнату.
– Эй, Тигренок!
Он остановился, повернулся.
– А поцелуй на прощание я так и не получу?
Ники помедлил секунду, потом засеменил к матери.
– Ладно, – сказал он. – Я тебя прощаю. На сей раз.
– А если ты будешь себя хорошо вести, то и я тебя прощу.
– За что это?
– За то, что был невежлив с мамочкой.
Ники надулся, потом поцеловал ее, обвил руками шею.
– Извини, мамуля. – Он чмокнул ее еще раз и побежал прочь.
– Удачного дня в школе.
– Сегодня уже пятница! Ура!
Сэм открыла дверь, подобрала с коврика «Дейли мейл». Отыскала в газете свой гороскоп. «Ну-ка, что ждет Рыб?»
«Путешествие может обернуться неожиданностями. Сегодня на работе избегайте споров, как бы вас ни провоцировали коллеги. Выходные будут беспокойными и могут полностью исчерпать ваши внутренние ресурсы».
«Спасибо на добром слове. И вам тоже всех благ». Сэм сунула газету в дипломат, закрыла дверь и пошла по темному коридору. Их квартира располагалась на пятом этаже холодного каменного здания, которое по сегодняшним меркам находилось у черта на рогах. Но пройдет еще несколько лет, вокруг забурлит жизнь, и район станет считаться вполне престижным. А пока их дом смотрелся одиноко: все вокруг снесли, и неизвестно еще, что построят взамен.
Сэм вышла на улицу, в серый свет, который теперь приобрел более яркий оттенок, навстречу запахам дизельного топлива, горящей смолы и реки. Она чувствовала вкус пыли вперемешку с песчинками, слышала стук поезда вдалеке, шипение пневматических шин и грохот бетономешалки.
Гороскопы. Кого в наше время волнуют гороскопы? Кого интересуют сны? Или внезапно перегоревшие лампочки?
Ее «ягуар» покрылся налетом пыли, осевшей со вчерашнего вечера, а их стоявший рядом старенький «рейнджровер» практически сменил из-за этого налета свой цвет. Сэм села в машину, вставила ключ в замок зажигания. Появился красный предупреждающий огонек, лихорадочно застучал топливный насос. Она ткнула вверх рукоятку дросселя и нажала кнопку стартера.
Двигатель после нескольких оборотов завелся, застонал, закашлял, потом раздался резкий хлопок, и он окончательно ожил. Стрелка тахометра бешено запрыгала, затем успокоилась. Она включила стеклоочиститель и «дворники», поставила рукоятку переключения передач на первую скорость, опустила ручник, после чего ухватилась за тонкий, в деревянной оправе руль и тронулась с места, прислушиваясь к двигателю: тот чмокал и покряхтывал, словно старик, которого неожиданно разбудили. Три маленьких «дворника» перемалывали соль с пылью в прозрачную пленку, и Сэм еще раз брызнула на лобовое стекло жидкостью из стеклоочистителя.
Она вывернула руль, чтобы объехать припаркованный грузовик и попасть на Уэппинг-Хай-стрит, потом отпустила баранку, и та крутанулась обратно с такой сумасшедшей скоростью, что чуть ли не обожгла ей руки. Ретро. Кен был просто помешан на ретро. Он покупал для компании только старые машины. Оригинальный имидж, неплохое вложение капитала. Сэм притормозила перед поворотом на главную дорогу в ожидании возможности влиться в поток машин. Перед нею остановился автобус, загородив выезд. Она укоризненно посмотрела на водителя, который не отрывал взгляд от дороги впереди. «Ну прямо как зашоренная лошадь», – сердито подумала Сэм.
Потом она увидела на боку автобуса рекламный плакат. Он словно бы насмехался над нею – серебряный самолет, застывший в прыжке голубой тигр и жирные красивые буквы:
МАЛЕНЬКАЯ КОМПАНИЯ – БОЛЬШИЕ ВОЗМОЖНОСТИ! ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ «ЧАРТЭЙР»!