Глава 5
Свадьба графа Рула и мисс Горации Уинвуд прошла вполне пристойно, даже обыденно, и не сопровождалась шумными скандалами, как-то: арестом брата невесты за долги, сценой, устроенной любовницей жениха (на что надеялись самые рьяные), или чем-либо подобным. Граф прибыл вовремя, чем изрядно удивил всех, включая своего вымотанного до предела секретаря; невеста, похоже, пребывала в прекрасном расположении духа. Немедленно отыскались злые языки, утверждавшие, что ее настроение было даже слишком радужным для столь торжественного события. Внимательные наблюдатели не заметили, чтобы она пролила хотя бы слезинку. Однако подобный недостаток чувствительности с лихвой компенсировало поведение леди Уинвуд. Весь ее облик в точности соответствовал самым строгим правилам приличия. Опираясь на руку сына, она проплакала всю церемонию. Старшая мисс Уинвуд и мисс Шарлотта в роли подружек невесты выглядели восхитительно и вели себя соответственно; острые глазки мистера Уолпола не пропускали ни единой мелочи; леди Луиза Куэйн держалась с большим достоинством, но обратилась за помощью к своему носовому платочку, когда милорд взял руку Горации в свою; мистер Дрелинкурт надел новый парик, и на лице у него было написано смирение и покорность судьбе; виконт же сыграл свою роль с непринужденным изяществом.
Было решено, что после нескольких дней, проведенных в деревне, новобрачные отправятся в Париж – выбор места назначения в свадебном путешествии принадлежал невесте. Элизабет сочла его весьма странным для медового месяца, но Горация заявила:
– Фи! Мы совсем не похожи на тебя с Эдвардом и не с‑собираемся заниматься любовью ц‑целыми д‑днями напролет! Я хочу посмотреть город, побывать в В‑Версале и к‑купить себе н‑наряды п‑получше тех, что носит Тереза Молфри!
По крайней мере, эта часть ее программы была выполнена в точности. Спустя шесть недель свежеиспеченная пара вернулась в Лондон, и один только багаж новобрачной, по слухам, занимал целый экипаж.
Бракосочетание младшей дочери стало чересчур тяжелым испытанием для хрупкой леди Уинвуд. Сильные эмоции и переживания вызвали у нее череду обмороков, а осознание того, что ее сын отпраздновал свадьбу сестры, поставив пятьдесят фунтов на гусиные бега в Гайд-парке, стало последней каплей, окончательно подорвавшей ее здоровье. В сопровождении двух оставшихся дочерей (с одной из которых, увы, ей вскоре тоже предстояло расстаться) она удалилась в родовое поместье Уинвудов, где и принялась укреплять расшатанное здоровье диетой из яиц, взбитых сливок и камфарной настойки опия, а также созерцанием брачного контракта.
Шарлотта, которая уже в самом начале жизни убедилась в бренности мирских удовольствий, заявила, что вполне удовлетворена сложившимся положением, а вот Элизабет, хотя и подумать не смела, чтобы противоречить бедной больной мамочке, предпочла бы оказаться в Лондоне к моменту возвращения Хорри из свадебного путешествия. И это при том, что мистер Херон, не слишком обремененный воинскими обязанностями, с удовольствием проводил бóльшую часть своего времени в родном доме, расположенном неподалеку от поместья Уинвудов.
Разумеется, Хорри приехала в Гемпшир, дабы навестить их, но она прибыла одна, без графа, каковое обстоятельство лишь усугубило беспокойство Элизабет. Она прикатила в собственной карете, подрессоренном экипаже с огромными колесами и роскошной обивкой голубого бархата; ее сопровождали горничная, два форейтора и несколько верховых грумов. Поначалу сестрам даже показалось, что она изменилась до неузнаваемости.
Очевидно, дни скромного муслина и дешевых шляпок безвозвратно канули в прошлое, потому что небесное создание, сидевшее в карете, было облачено в платье полосатого плетеного атласа поверх огромного обруча, а шляпу, лихо сидящую на темных кудрях, уложенных в прическу «а ля каприз», украшал пышный плюмаж.
– Боже милосердный, неужели это наша Хорри? – ахнула Шарлотта, неуверенно отступая на шаг.
Но вскоре стало ясно, что перемены, происшедшие с Хорри, коснулись лишь ее нарядов. Она едва дождалась, пока форейтор опустит ей лесенку, чтобы сойти на землю из кареты, и с разбегу бросилась в объятия Элизабет, не обращая ни малейшего внимания на безжалостно сминающийся жесткий шелк платья или сбитую на затылок невообразимую шляпу. Отпустив Элизабет, она тепло обняла Шарлотту, захлебываясь словами от восторга. О да, перед ними была прежняя Хорри, теперь в этом не было сомнения.
В поместье новобрачная провела всего одну ночь, что, как заметила Шарлотта, пришлось очень кстати для мамы, состояние здоровья которой все еще внушало слишком большие опасения, чтобы она могла легко переносить шум и суету.
Как прошел медовый месяц? О, просто великолепно! Только представьте, она побывала в Версале, где разговаривала с самой королевой, о которой говорят чистую правду, что она потрясающе красива и элегантна и потому задает тон моде. Видите, сейчас на ней туфельки cheveux à la Reine![42] А кого еще она там видела? О, да всех на свете! А какие там рауты, вечерние приемы и фейерверки на балу в Тюильри!
И только когда они улеглись в постели, у Элизабет появилась возможность пошептаться с сестрой наедине. Едва Горация увидела входящую в комнату сестру, как она отправила горничную восвояси, забралась с ногами на софу и, свернувшись клубочком, прижалась к Элизабет.
– Я так р‑рада, что ты п‑пришла, Л‑Лиззи, – доверчиво пробормотала она. – Шарлотта ужасно не одобряет ни моего п‑поведения, ни вида, верно?
Элизабет улыбнулась:
– Я уверена, что тебе в высшей степени все равно, одобряет она тебя или нет, Хорри.
– Ну, в общем, д‑да. Зато мне очень хочется, чтобы ты поскорее в‑вышла замуж, Л‑Лиззи. Ты даже не п‑представляешь, как это здорово!
– Мы надеемся, что теперь уже скоро. Но мама чувствует себя неважно, и я пока не загадываю наперед. А ты… ты-то счастлива, милая?
Горация энергично затрясла головой.
– О да! Вот только иногда я не могу отделаться от ч‑чувства, будто украла М‑Маркуса у тебя, Лиззи. Но ведь ты по-прежнему предпочитаешь Эдварда, не так ли?
– Да, – смеясь, ответила Элизабет. – Ты считаешь, что у меня дурной вкус?
– Что ж, п‑признаюсь, я не п‑понимаю тебя, – откровенно заявила Горация. – Но, п‑пожалуй, это оттого, что ты не настолько любишь светский шик, к‑как я. Л‑Лиззи, пусть это дурно с м‑моей стороны, но должна сказать тебе, что это очень здорово, когда можешь иметь все, что захочешь, и п‑поступать соответственно.
– Пожалуй, – с некоторым сомнением согласилась мисс Уинвуд. – Наверное, ты права. – Она искоса взглянула на профиль Горации. – Лорд Рул… разве не мог он сопровождать тебя в этой поездке?
– Если н‑на то п‑пошло, – призналась Горация, – он бы поехал, вот только я х‑хотела побыть с вами наедине, поэтому он и отказался от этой идеи.
– Понимаю, – сказала Элизабет. – Но разве тебе не кажется, милая, что вам было бы лучше приехать вдвоем?
– О нет, что ты, – уверила ее Горация. – Он все понимает. И, как мне представляется, муж с женой, если они светские люди, почти ничего не делают вместе.
– Хорри, милая, – с трудом подбирая слова, заговорила мисс Уинвуд, – не хочу уподобляться Шарлотте, но я слыхала, что когда… когда их жены чрезмерно увлекаются светской жизнью… джентльмены иногда начинают искать развлечения на стороне.
– Я знаю, – с умудренным видом кивнула Горация. – Но, видишь ли, я пообещала, что не стану вмешиваться в дела Рула.
Беспокойство Элизабет ничуть не уменьшилось, но она не стала более говорить ничего. На следующий день Горация вернулась в город, и известия о ней Уинвуды получали посредством почты и «Лондон газетт». Письма ее, однако же, были не слишком содержательными, но было очевидно, что она от всей души наслаждается жизнью, полной светских событий и увеселений.
Элизабет получила более подробную весточку о сестре от мистера Херона, когда тому случилось в очередной раз навестить ее.
– Хорри? – переспросил мистер Херон. – Ну да, я видел ее, но уже довольно давно, любовь моя. Она прислала мне приглашение на прием у нее дома, который состоялся во вторник на прошлой неделе. Все было просто великолепно, но ты же знаешь, что я не любитель шумных празднеств. Тем не менее я побывал там, – добавил он. – Мне показалось, что Хорри была в ударе.
– Счастлива? – взволнованно поинтересовалась Элизабет.
– Вне всякого сомнения! Милорд тоже буквально лучился дружелюбием.
– Он выглядел… по нему было видно, что он увлечен ею? – продолжала расспросы Элизабет.
– Любовь моя, – рассудительно заметил мистер Херон, – вряд ли можно было ожидать, чтобы он открыто проявлял свои чувства на людях. Он был таким, как всегда. Разве что улыбался чуточку больше обычного, как мне показалось. Видишь ли, Хорри, похоже, произвела в городе настоящий фурор.
– О боже! – воскликнула мисс Уинвуд, обуреваемая самыми дурными предчувствиями. – Только бы она не натворила чего-нибудь! – Бросив взгляд на лицо мистера Херона, она вскричала: – Эдвард, ты что-то слышал! Умоляю, расскажи мне немедленно!
Мистер Херон поспешил успокоить ее:
– Нет-нет, ничего особенного, любовь моя. Просто до меня дошли слухи, что Хорри, кажется, унаследовала роковую страсть к игре. Но сейчас играют почти все, сама знаешь, – он пожал плечами с самым равнодушным видом.
Но мисс Уинвуд ничуть не успокоилась, да и неожиданный визит миссис Молфри, которая явилась в гости на следующей неделе, не развеял ее опасений.
Миссис Молфри остановилась в Басингстоке вместе со свекровью, а к Уинвудам прикатила утром, дабы засвидетельствовать свое почтение. И она изъяснялась куда как откровеннее мистера Херона. В гостиной она уселась в кресло лицом к софе, на которой возлежала леди Уинвуд, и, как впоследствии отметила Шарлотта, тому, что с нею не случилось припадка, мама была обязана собственной силе духа, а не заботе и предупредительности, каковые должна была проявить гостья.
Вскоре стало ясно, что визит миссис Молфри имел совершенно конкретную цель. Шарлотта, неизменно старавшаяся сохранять объективность, сказала:
– Готова биться об заклад, что Тереза попыталась взять Хорри под свое крылышко. Вы знаете, что она всегда действует исподтишка. Откровенно говоря, у меня язык не поворачивается винить Хорри за то, что она осадила ее, хотя я далека от того, чтобы оправдывать излишества Хорри. Горация, такое впечатление, стала притчей во языцех для Лондона.
Леди Уинвуд, услыхав об этом, самодовольно припомнила те дни, когда сама была некоронованной королевой высшего света.
– Королевой! – вскричала миссис Молфри. – Да, тетя, и в этом нет ничего удивительного, но Хорри далеко не красавица, и если она королева, о чем я еще не слышала, то совсем иного рода.
– Мы, например, считаем Хорри очень милой, Тереза, – с мягким укором заметила мисс Уинвуд.
– Конечно, милочка, но вы лица заинтересованные, как и я, кстати. Никто не любит Хорри больше меня, а я списываю ее поведение на детскую незрелость, можете не сомневаться.
– Мы прекрасно знаем, – заявила Шарлотта, напряженно сидевшая в кресле, словно аршин проглотила, – что наша Хорри совсем еще ребенок, но нам трудно поверить, что ее поведение может быть настолько достойным порицания, чтобы прибегать к оправданиям подобного рода.
Пристыженно выслушав столь суровую отповедь, миссис Молфри принялась бесцельно перебирать завязки своего ридикюля, после чего с неуверенным смешком заметила:
– О, конечно, дорогая моя! Но я собственными глазами видела, как Хорри сорвала с руки браслет во время вечеринки с картами у леди Доллаби – жемчуга и бриллианты, потрясающая штучка! – и швырнула его на стол, чтобы сделать ставку, потому что все деньги к тому времени она уже проиграла. Только представьте себе: джентльмены, вечно такие безрассудные, да к тому же несколько человек принялись подзадоривать ее, ставя перстни и заколки для волос против ее браслета, и все остальное в том же духе.
– Пожалуй, Хорри поступила не слишком умно, – сказала Элизабет. – Но я не думаю, что случилось нечто столь уж из ряда вон выходящее.
– Должна заметить, – заявила Шарлотта, – что питаю глубочайшее отвращение к азартным играм в любом их виде.
Совершенно неожиданно в разговор вступила леди Уинвуд.
– Азартные игры всегда были нашим слабым местом, – заметила она. – Ваш отец питал к ним нездоровое пристрастие в любом виде. Да и сама я, когда здоровье позволяет, с большим удовольствием играю в карты. У меня сохранились самые теплые воспоминания о тех чудесных вечерах в Ганнерсбери, когда мы играли в серебряного фараона с принцессой. И мистер Уолпол тоже был с нами! Мне не нравится твое предубеждение, Шарлотта: это невежливо по отношению к памяти вашего отца, вот что я тебе скажу. А сейчас азартные игры снова в моде, к чему я отношусь вполне одобрительно. Но я должна сказать, что удача никогда не была на стороне Уинвудов. И не говори мне, что это злой рок теперь преследует мою маленькую Горацию, Тереза! Она проиграла браслет?
Конец ознакомительного фрагмента.