Глава 2
Родственники считали, что мистеру Арнольду Гисборну, недавнему выпускнику Куинз-колледжа[7] в Кембридже, очень повезло в том, что он сумел заполучить место секретаря при графе Руле. Сам он тоже был доволен этим, хотя и не совсем: работа в благородном доме была заметной ступенькой на пути к карьере общественного деятеля, но, будучи серьезным молодым человеком, он предпочел бы службу, более тесно связанную с государственными делами. Милорд Рул, когда его удавалось уговорить, время от времени появлялся на своем месте в Верхней палате[8], подавая свой приятный, с ленцой голос в поддержку какого-либо запроса или предложения, но министерской должности у него не имелось, и он не выражал ни малейшего желания заниматься политикой. Если Рулу предстояло выступление, мистер Гисборн получал просьбу подготовить речь, что досточтимый секретарь проделывал с энергией и энтузиазмом, мысленно вслушиваясь в слова, которые проговаривал в своем воображении собственным бодрым голосом. Милорд проглядывал стопку листов, исписанных четким почерком секретаря, и ронял:
– Превосходно, мой дорогой Арнольд, просто превосходно. Но не совсем в моем стиле, вы не находите? – И мистер Гисборн с сожалением наблюдал за тем, как ухоженная рука его светлости вычеркивает пером наиболее удачные пассажи.
Милорд же, прекрасно зная об этой скорби, поднимал голову и произносил с одной из своих редких очаровательных улыбок:
– Сочувствую вам, Арнольд, поверьте, очень сочувствую. Но я претенциозный хлыщ, как вам, должно быть, известно. Лорды будут повергнуты в шок, если услышат, как я тут ударился в сантименты. А это уже никуда не годится.
– Милорд, будет ли мне дозволено сказать, что вам нравится, когда вас считают претенциозным хлыщом? – со строгостью, смягченной уважением, спросил мистер Гисборн.
– Разумеется, Арнольд. Можете говорить все, что вам заблагорассудится, – дружелюбно ответствовал его светлость.
Несмотря на разрешение, мистер Гисборн ничего не добавил. Это было бы напрасной тратой времени. Милорд мог запросто осадить кого угодно, сохраняя при этом выражение легкого изумления в своих утомленных серых глазах, и самым что ни на есть благовоспитанным образом. Мистер Гисборн удовлетворялся тем, что представлял себе собственное будущее, содержа дела своего патрона в безукоризненном порядке. Он не одобрял образа жизни графа, поскольку сам был сыном настоятеля собора и воспитывался в строгости. Тот же факт, что милорд предпочитал занимать себя такими порочными образчиками женской красоты, как оперная певичка La Franciola или некая леди Мэссей, вызывали у него неодобрение, поначалу смешанное с презрением, которое потом, после двенадцати месяцев службы у милорда секретарем, сменилось сожалением.
Впервые увидев графа, он и представить себе не мог, что сможет когда-либо не то что любить, а хотя бы терпеть этого ленивого, неуловимо насмешливого денди, но в конце концов оказалось, что он без труда способен и на то, и на другое. Уже к концу первого месяца он обнаружил, что украшенные кружевами, надушенные наряды его светлости скрывают чрезвычайно сильное и физически развитое тело, а его ленивый взгляд из-под тяжелых век может стать столь же острым, сколь и неафиширующий себя ум.
Вот так он и пал жертвой обаяния милорда, научившись принимать его капризы если не с одобрением, то, по крайней мере, с терпимостью.
Но намерение графа стать женатым человеком застало его врасплох. Он и не подозревал о наличии у своего патрона таких устремлений до тех пор, пока два дня назад его светлость не нанес визит леди Уинвуд на Саут-стрит. И вот, когда он сидел за своим столом в библиотеке, туда после позднего завтрака небрежной походкой вошел Рул и, завидев в руке своего верного секретаря перо, пожаловался:
– Вы всегда так чертовски заняты, Арнольд. Неужели я нагружаю вас таким количеством работы?
Мистер Гисборн поднялся со своего места за столом:
– Вовсе нет, сэр. Скорее, ее недостаточно.
– Вы ненасытны, мой дорогой мальчик. – Заметив пачку бумаг в руках мистера Гисборна, милорд вздохнул. – Что теперь? – с отвращением осведомился он.
– Я полагал, сэр, что вы захотите взглянуть на эти отчеты из Миринга, – предположил мистер Гисборн.
– Ни в малейшей степени, – ответствовал его светлость, прислонясь широким плечом к камину.
– Очень хорошо, сэр. – Мистер Гисборн отложил бумаги в сторону и неуверенно продолжил: – Вы не забыли, что сегодня в парламенте состоятся дебаты, в которых вы примете участие?
Казалось, его светлость не обратил на эти слова никакого внимания: он с сосредоточенным видом созерцал в монокль, подвешенный на длинной ленте, один из своих ботфортов (поскольку был одет для верховой езды), но уже в следующий миг с легким изумлением поинтересовался:
– В которых я приму что, Арнольд?
– Я побеспокоился о том, чтобы вы приняли участие в них, милорд, – сказал ему мистер Гисборн, защищаясь.
– Боюсь, вы перебрали накануне, дорогой мой. А теперь скажите-ка, не обманывают ли меня глаза: на лодыжке появился первый намек – совсем ничтожный – на то, что, боюсь, называется провисанием?
Мистер Гисборн весьма поверхностно оглядел сверкающий ботфорт его светлости.
– Ничего не вижу, сэр.
– Ну же, Арнольд, перестаньте! – мягко сказал граф. – Уделите мне толику своего внимания, умоляю вас!
Мистер Гисборн уловил насмешку в глазах милорда и невольно улыбнулся.
– Сэр, я полагаю, вам следует пойти. Дело важное! В Нижней палате…[9]
– Иногда я испытываю легкое неудобство, – задумчиво пробормотал граф, по-прежнему разглядывая собственную ногу. – Решено: придется вновь менять сапожника. – Он выпустил из рук монокль, закачавшийся на ленте, и повернулся, чтобы теперь обозреть в зеркале свой шейный платок. – Кстати! Напомните мне, Арнольд, что в три пополудни я должен быть у леди Уинвуд. Это довольно важно.
На лице мистера Арнольда не дрогнул ни один мускул.
– Слушаюсь, сэр!
– Да, довольно важно. Думаю, подойдет новый наряд – двубортный сюртук красновато-коричневого цвета. Не слишком мрачно для такого случая? Знаете, голубой бархат кажется мне более подходящим. И парик «лисий хвост»?[10] Помню, вы предпочитаете catogan[11], но вы ошибаетесь, мой дорогой мальчик, несомненно ошибаетесь. Волосы, уложенные волнами спереди, придают ощущение тяжести. А я уверен, вам бы не хотелось, чтобы я выглядел тяжеловесно. – И он щелчком встряхнул пену кружев у себя на запястье. – Кстати, я ведь ничего вам не сообщил, не так ли? Так вот, Арнольд, знайте, что я рассматриваю возможность сочетаться браком.
Мистер Гисборн застыл как громом пораженный.
– Вы, сэр? – тупо переспросил он.
– А почему бы и нет? – осведомился его светлость. – Или у вас имеются возражения?
– Возражения, сэр? У меня? Я всего лишь удивлен.
– Моя сестра, – счел своим долгом пояснить его светлость, – считает, что мне пора обзавестись супругой.
Мистер Гисборн питал большое уважение к сестре графа, но ему еще предстояло уяснить, что наконец хоть какой-то из ее советов был принят им во внимание.
– Действительно, сэр, – сказал он и неуверенно добавил: – Это мисс Уинвуд?
– Мисс Уинвуд, – милостиво согласился граф. – Теперь вы понимаете, почему так важно, чтобы я не забыл явиться на Саут-стрит к… я сказал к трем часам?
– Непременно напомню вам об этом, сэр, – сухо откликнулся мистер Гисборн.
Дверь отворилась, и вошел привратник в голубой ливрее.
– Милорд, вас желает видеть дама, – неуверенно произнес он.
Мистер Гисборн обернулся и уставился на слугу с немым удивлением, потому что, сколь бы обширны ни были способы развлечения Рула, его inamoratas[12] никогда не навещали его на Гросвенор-сквер.
Граф приподнял брови:
– Боюсь, очень боюсь, что вы – как бы это сказать деликатнее? – совершили маленькую глупость, друг мой. Но, быть может, вы все-таки ответили, что меня нет дома?
На лакея жалко было смотреть, но он собрался с духом и выпалил:
– Дама поручила мне передать вашей светлости, что мисс Уинвуд просит уделить ей несколько минут вашего времени.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Мистер Гисборн с некоторым трудом сдержал уже готовое сорваться с губ восклицание, а сейчас старательно делал вид, будто приводит в порядок бумаги на столе.
Глаза его светлости, совсем недавно, к вящему ужасу привратника, напоминавшие узкие бойницы, вновь стали пустыми и невыразительными.
– Вот как! – заметил он. – И где же сейчас находится мисс Уинвуд?
– В малой гостиной, милорд.
– Очень хорошо, – произнес его светлость. – Вы можете идти.
Лакей поклонился и вышел. Милорд вперил задумчивый взгляд в профиль мистера Гисборна.
– Арнольд, – негромко окликнул он его.
Мистер Гисборн поднял голову.
– Вы умеете молчать, Арнольд? – осведомился его светлость.
Почтенный секретарь, не дрогнув, встретил его взгляд.
– Да, сэр. Разумеется.
– Я никогда в вас не сомневался, – заметил граф. – Быть может, вы даже иногда страдаете глухотой?
Уголки губ мистера Гисборна дрогнули.
– Иногда случаются приступы полной глухоты, сэр.
– Можно было и не спрашивать, – отозвался граф. – Вы – король секретарей, дорогой мой.
– Вы очень любезны, сэр. Но вам действительно можно было не спрашивать.
– Мне очень неловко за свою бестактность, – пробормотал его светлость и вышел.
Он пересек широкий, выложенный мраморными плитами холл, мимоходом отметив, что на краешке прямого стула сидит молодая женщина, явно служанка, испуганно сжимая в руках ридикюль. Выходит, мисс Уинвуд пожаловала к нему с соблюдением некоторых правил приличия.
Один из лакеев поспешно распахнул перед ним массивную дверь красного дерева, и милорд вошел в малую гостиную.
Спиной к двери стояла дама, совсем не такая высокая, как он ожидал, и, похоже, рассматривала картину маслом, висевшую на дальней стене. На звук его шагов она быстро обернулась, продемонстрировав ему лицо, явно не принадлежащее мисс Уинвуд. Он замер на мгновение, с некоторым удивлением глядя на нее.
На лице под соломенной шляпкой, в свою очередь, тоже отразилось изумление.
– Вы и есть л‑лорд Р‑Рул? – осведомилась дама.
Удивление перешло в изумление.
– До сих пор я полагал себя таковым, – ответил он.
– А я‑то д‑думала, что вы старик! – бесхитростно сообщила ему незнакомка.
– Это, – заявил его светлость, старательно сохраняя на лице прежнюю серьезность, – было очень нелюбезно с вашей стороны. Вы пожаловали ко мне, дабы… э‑э… удовлетворить свое любопытство относительно моей внешности?
Дама залилась жарким румянцем до корней волос.
– П‑простите м‑меня! – ужасно заикаясь, взмолилась она. – С м‑моей с‑стороны это б‑было очень г‑грубо, но, к‑как в‑вы с‑сами в‑видели, р‑растерялась я лишь на м‑мгновение.
– Если вы, мадемуазель, и впрямь растерялись, то мне остается лишь почувствовать себя глубоко польщенным, – заявил граф. – Но если вы пришли не для того, чтобы взглянуть на меня, то, быть может, сумеете сообщить мне, чем я могу служить вам?
Блестящие, ясные глаза девушки решительно уставились на него.
– Р‑разумеется, вы не знаете, кто я такая, – сообщила незваная гостья. – Б‑боюсь, мне пришлось прибегнуть к невинному обману. Я опасалась, что вы, поняв, что я не Л‑Лиззи, не примете меня. Но в том, что я назвалась м‑мисс Уинвуд, никакой лжи нет, – взволнованно добавила она. – Потому что я т‑тоже Уинвуд. Меня зовут Хорри Уинвуд.
– Хорри? – повторил он.
– Горация, – пояснила девушка. – Ужасное имя, не правда ли? Меня назвали так в ч‑честь мистера Уолпола[13]. Он мой крестный.
– Прекрасно, – заметил его светлость. – Простите мне мое слабоумие, но – вы не поверите! – я до сих пор пребываю в полном неведении.
Горация поспешно отвела глаза.
– Все… остальное объяснить вам не так-то легко, – призналась она. – Полагаю, вы ужасно шокированы. Но я привела с собой с‑служанку, сэр.
– Что ж, от этого положение становится куда менее шокирующим, – одобрительно заметил его светлость. – Но не будет ли вам легче объяснить мне этот ужасно запутанный вопрос, если вы присядете? Позвольте принять у вас накидку.
– Б‑благодарю вас, – сказала Горация, сбрасывая ее с плеч, и одарила хозяина дружелюбной улыбкой. – Впрочем, на самом д‑деле все не так трудно, как я думала поначалу. Но перед т‑тем, как вы вошли, я совсем пала духом. Понимаете, моя мать даже не п‑подозревает о том, что я здесь. Но ничего иного я придумать не смогла. – Она сцепила руки и сделала глубокий вздох. – Все из‑за Л‑Лиззи – моей сестры. Вы сделали ей предложение, верно?
Застигнутый врасплох, граф поклонился, а Горация поспешно выпалила:
– Н‑не могли бы вы… вы не очень в‑возражали бы против того… чтобы ж‑жениться на мне?
Граф сидел в кресле напротив, рассеянно помахивая моноклем, и с выражением вежливой скуки смотрел на нее. Но вдруг монокль перестал вращаться и упал. Горация, с тревогой глядевшая на него, заметила в его глазах ошеломленное недовольство и поспешила пояснить:
– Р‑разумеется, я понимаю, что это должна быть Шарлотта, поскольку она – средняя, но она заявила, что ничто на свете не заставит ее в‑выйти за вас.
Уголки его губ дрогнули.
– В таком случае, – заметил он, – мне очень повезло, что я не искал руки мисс Шарлотты в браке.
– Да, – согласилась Горация. – Мне очень жаль говорить такие вещи, но, как мне представляется, Шарлотта п‑приходит в ужас от того, чтобы п‑пойти на такую жертву даже ради Л‑Лиззи.
Плечи его светлости вздрогнули.
– Я с‑сказала что-нибудь н‑не то? – с сомнением осведомилась Горация.
– Напротив, – ответил он. – Беседа с вами действует на меня самым благотворным образом, мисс Уинвуд.
– Вы смеетесь надо мной, – обвиняющим тоном заявила Горация. – Осмелюсь п‑предположить, что вы полагаете меня г‑глупой, сэр, хотя д‑дело очень серьезное.
– Я думаю, вы восхитительны, – сказал Рул. – Но, очевидно, здесь происходит какое-то недоразумение: у меня сложилось впечатление, что мисс Уинвуд была… э‑э… склонна принять мои ухаживания.
– Да, – согласилась Горация. – Она склонна, разумеется, но это делает ее глубоко несчастной. В‑вот почему я и пришла. Надеюсь, вы не в‑возражаете.
– Ничуть, – сказал его светлость. – Но могу ли я узнать: перед всеми ли членами вашей семьи я предстаю в столь невыгодном свете?
– О нет! – пылко вскричала Горация. – М‑мама чрезвычайно вами довольна, да и я сама не нахожу вас ни в малейшей степени неприятным. А если в‑вы еще согласитесь сделать предложение м‑мне вместо Лиззи, я вообще полюблю вас.
– Но почему, – спросил граф, – вы хотите, чтобы я сделал предложение вам?
Брови Горации сошлись в одну линию над переносицей.
– Мне все это представляется весьма странным, – призналась она. – Видите ли, Лиззи должна в‑выйти за Эдварда Херона. Вероятно, вы его не знаете?
– Полагаю, что не имею такого удовольствия, – ответил граф.
– С‑словом, он наш старинный и добрый друг и очень любит Л‑Лиззи. Вот только вам наверняка известно, как это бывает с младшими сыновьями, а бедный Эдвард еще даже не стал капитаном.
– Должен ли я понимать вас так, что мистер Херон служит в армии? – осведомился его светлость.
– О да, в Десятом пехотном полку. И, не с‑сделай вы предложение Л‑Лиззи, я уверена, что м‑мама в конце концов дала бы согласие на их брак.
– Достойно сожаления с моей стороны, – мужественно признал граф. – Но, по крайней мере, я могу исправить ошибку.
Горация с нетерпением воскликнула:
– Значит, вы женитесь на м‑мне?
– Нет, – со слабой улыбкой ответил Рул. – Я этого не сделаю. Но не стану жениться и на вашей сестре. Не стоит предлагать мне замену, мое бедное дитя.
– С‑стоит! – с горячностью вскричала Горация. – Одна из н‑нас обязательно должна в‑выйти за вас!
Несколько мгновений граф молча смотрел на нее, а затем в своей небрежно-изящной манере поднялся на ноги и оперся о спинку кресла.
– Полагаю, вы должны объяснить мне все, – сказал он наконец. – Похоже, сегодня утром я глупее обыкновенного.
Горация нахмурилась, отчего брови вновь сошлись у нее на переносице.
– Что ж, я п‑попытаюсь, – сказала она. – Понимаете, мы ужасающе бедны. Шарлотта говорит, что во всем виноват П‑Пелхэм, и я склонна согласиться с нею, но его винить бесполезно, п‑потому что он ничего не может с собой поделать. Азартные игры! Вы играете?
– Иногда, – ответил его светлость.
Серые глаза сверкнули.
– Я тоже, – неожиданно провозгласила она. – Н‑не по-настоящему, разумеется, а с Пелхэмом. Он научил меня. Шарлотта говорит, что это неправильно. Понимаете, она т‑такая, она очень р‑резка с бедным П‑Пелом. Д‑должна признать, что сегодня и я была резка на его счет, особенно когда поняла, что придется пожертвовать Лиззи. Маме тоже очень жаль, н‑но она г‑говорит, что мы все должны б‑быть благодарны. – Горация покраснела и неожиданно резко добавила: – Это вульгарно – обсуждать брачный договор, но вы ведь очень богаты, верно?
– Очень, – невозмутимо согласился его светлость.
– Да, – кивнула Горация. – Т‑теперь п‑понимаете?
– Понимаю, – согласился граф. – И теперь этим жертвенным агнцем должны стать вы?
Она застенчиво взглянула на него:
– Для в‑вас ведь н‑нет никакой разницы, не так ли? Разве что я не такая красавица, как Л‑Лиззи. Зато у меня есть фамильный нос, сэр.
Граф внимательно осмотрел вышеозначенный объект.
– Вне всякого сомнения, он у вас имеется, – подтвердил он.
Очевидно, Горация одним махом решила признаться во всех своих недостатках:
– Б‑быть может, вы сможете привыкнуть и к моим бровям?
В глазах у графа заплясали смешинки.
– Думаю, это будет довольно легко.
Она сказала с грустью:
– Изгибаться ведь они уже не будут. И еще я должна сказать вам, что мы уже потеряли надежду на то, что я подрасту.
– Будет очень жаль, если это случится, – сказал его светлость.
– В‑вы так думаете? – Горация изрядно удивилась. – Для меня рост – сущее наказание, уверяю вас. – Сделав глубокий вдох, она с трудом продолжила: – И еще в‑вы м‑могли з‑заметить, что я… заикаюсь.
– Да, заметил, – мягко ответил граф.
– Если вы с‑сочтете, что для вас это слишком, я пойму, сэр, – еле слышным голосом добавила Горация.
– Оно мне нравится, – сказал граф.
– Что очень странно с вашей стороны, – неуверенно заявила Горация. – Вероятно, в‑вы г‑говорите это для того, чтобы успокоить м‑меня?
– Нет, – возразил граф. – Я сказал так потому, что это правда. Вы скажете мне, сколько вам лет?
– Это имеет з‑значение? – тревожно спросила Горация.
– Да, думаю, имеет, – ответил его светлость.
– Этого я и б‑боялась, – призналась она. – М‑мне исполнилось с‑семнадцать.
– Исполнилось семнадцать! – повторил его светлость. – Моя дорогая, я не могу этого сделать.
– Я еще молода?
– Вы еще слишком молоды, дитя мое.
Горация с мужеством отчаяния задрала подбородок.
– Я ведь стану старше, – отважно заявила девушка. – Н‑не хочу оказывать д‑давление на вас, но меня находят вполне благоразумной.
– А вы знаете, сколько лет мне? – поинтересовался граф.
– Н‑нет, но моя кузина, миссис М‑Молфри, говорит, что вы ни на д‑день не старше тридцати пяти.
– А вам я разве не кажусь слишком старым? – предположил он.
– Немножко д‑да, но, г‑глядя на вас, этого не скажешь, – любезно сообщила ему Горация.
Он коротко рассмеялся в ответ на ее слова:
– Благодарю вас, – и поклонился. – Но мне кажется, что тридцатипятилетний мужчина будет очень неподходящим мужем для семнадцатилетней девушки.
– П‑прошу вас, не д‑думайте об этом! – искренне взмолилась Горация. – Уверяю вас, что д‑для м‑меня это не имеет никакого значения. С‑собственно говоря, т‑теперь мне кажется, что я бы с удовольствием вышла за вас.
– Неужели? – удивился он. – Вы оказываете мне большую честь, мадемуазель. – Он подошел к ней, и она встала. Граф взял ее руку и на мгновение поднес к своим губам. – Так чего же вы все-таки от меня хотите?
– Есть одна очень важная вещь, – призналась Горация. – Я бы не с‑стала просить вас о ней, но ведь мы с вами з‑заключили сделку, разве нет?
– В самом деле? – осведомился его светлость.
– Но ведь так оно и есть! – воскликнула Горация. – Вы же х‑хотите через ж‑женитьбу войти в нашу семью, не так ли?
– Я начинаю думать, что хочу, – заметил его светлость.
Горация нахмурилась:
– Но, насколько я поняла, именно ради этого вы и сделали предложение Л‑Лиззи.
– Вы совершенно правы, – заверил он ее.
Девушка выглядела удовлетворенной.
– И вы не х‑хотите, чтобы жена вмешивалась в ваши д‑дела. Так в‑вот, я могу пообещать, что н‑не буду.
Его светлость вперил в собеседницу загадочный взгляд.
– А что взамен?
Она придвинулась ближе.
– Не м‑могли бы вы с‑сделать что-нибудь для Эдварда? – взмолилась она. – Я решила, что с‑спасти его может только одна вещь – п‑покровитель!
– И я… э‑э… должен буду им стать? – полюбопытствовал его светлость.
– А в‑вам этого очень н‑не х‑хотелось бы?
У графа вновь чуть приподнялись уголки губ, но лишь легкая дрожь в голосе выдавала его истинные чувства:
– Я буду счастлив помочь вам, мадемуазель, насколько это в моих скромных силах.
– Б‑большое вам с‑спасибо, – совершенно серьезно ответила Горация. – Понимаете, тогда они с Лиззи смогут п‑пожениться. А маме вы скажете, что предпочитаете взять в жены меня, не так ли?
– Быть может, не в таких выражениях, – сказал граф, – но я постараюсь донести до нее эту мысль. Но я пока не вижу, как могу предложить такой обмен, не раскрыв факта вашего визита ко мне.
– О, об этом м‑можно не б‑беспокоиться! – жизнерадостно воскликнула Горация. – Я с‑сама ей обо всем расскажу. Но с‑сейчас мне пора уходить. Никто не знает, где я, и они могут н‑начать беспокоиться.
– Но сначала мы должны выпить за нашу сделку, вы не находите? – сказал граф, поднял маленький позолоченный колокольчик и позвонил в него.
В ответ на призыв вошел лакей.
– Принесите мне… – граф скосил взгляд на Горацию, – миндального ликера и два бокала, – сказал он. – И мой экипаж пусть ждет у дверей через десять минут.
– Если… если экипаж д‑для меня, – сказала Горация, – то отсюда до Саут-стрит рукой подать, сэр.
– Но я бы предпочел, чтобы вы позволили мне сопровождать вас, – сказал его светлость.
Дворецкий лично принес миндальный ликер и поставил тяжелый серебряный поднос на стол. Его отпустили коротким кивком, и он с сожалением ушел. А ему так хотелось собственными глазами увидеть, как милорд выпьет бокал миндального ликера.
Граф наполнил два бокала и протянул один девушке.
– За нашу сделку! – провозгласил он и сделал героический глоток.
Глаза Горации озорно блеснули.
– У м‑меня такое ч‑чувство, будто мы здорово п‑поладим! – ответила она и поднесла бокал к губам.
Пять минут спустя его светлость вновь вошел в библиотеку.
– А, Арнольд, – сказал он. – Я тут нашел для вас кое-что.
– Да, сэр? – вставая, произнес мистер Гисборн.
– Вы должны приобрести для меня капитанский чин, – сказал граф. – Капитанский чин… в Десятом пехотном полку, по-моему, но я уверен, что вы разберетесь.
– Капитанский чин в Десятом пехотном? – эхом откликнулся мистер Гисборн. – Но для кого, сэр?
– Как же его зовут? – задумался его светлость. – Ястреб… Выпь… Нет, Херон![14] Да, именно так – Херон. Для мистера Эдварда Херона. Вы знакомы с мистером Эдвардом Хероном?
– Нет, сэр, не знаком.
– Увы, – вздохнул граф, – я тоже. Для нас все выглядит неловко, но я твердо верю в вас, Арнольд! Вы разузнаете все об этом Эдварде Хероне.
– Я постараюсь, сэр, – ответил мистер Гисборн.
– Боюсь, что доставил вам массу хлопот, – повинился его светлость, уже готовясь уходить. У самой двери он оглянулся. – Кстати, Арнольд, полагаю, вы пребываете в некотором заблуждении. Честь принять мое предложение руки и сердца мне оказывает младшая мисс Уинвуд.
Мистер Гисборн был поражен и не стал этого скрывать:
– Мисс Шарлотта Уинвуд, сэр? Младшая же мисс Уинвуд, насколько мне известно, едва успела закончить пансион для девочек.
– Совершенно определенно это не мисс Шарлотта Уинвуд, – заявил граф. – Из первых уст мне доподлинно известно, что ничто на свете не заставит мисс Шарлотту выйти за меня замуж.
– Господи помилуй, милорд! – только и смог пробормотать окончательно сбитый с толку мистер Гисборн.
– Благодарю вас, Арнольд. Вы меня утешили, – отозвался его светлость и вышел из комнаты.