Провалы во внешней политике России. От Венского конгресса до Минских соглашений. Провалы во внешней политике России (С. В. Платонов, 2018)

Корни и крона

Как я уже отмечал, первая и последующие наши встречи проходили в Ассоциации российских дипломатов на Смоленской-Сенной площади рядом с МИДом. Соседство которого как бы осеняло и питало наши беседы. Диалог, который на самом деле больше походил на его монолог, я начал с прямого, то есть без политесов, вопроса:

– Как часто возраст и состояние здоровья позволят нам встречаться?

– Именно из-за этих факторов не стоит откладывать. Предлагаю приступить немедленно и встречаться каждый день. И еще… Я должен сказать для большей ясности в наших отношениях об одном обстоятельстве. Кроме Министерства иностранных дел мне пришлось послужить в Комитете государственной безопасности. И в Киевском КГБ тоже.

Я принял сказанное к сведению и с азартом исследователя, так скоро «добывшего» существенную новость о собеседнике, и задал вопрос-заготовку:

– Еще в Горячем Ключе вы сказали, что в вашем роду мужчины издавна предпочитали заниматься дипломатией. Кто положил начало династии?

– Я отвечу на ваш вопрос, но начнем с того, как наши предки относились к профессии дипломата. Так вот, среди ста двадцати девяти великих деятелей на памятнике 1000-летию Руси (1862 год) в Великом Новгороде увековечены имена шести дипломатов: Афанасия Ордин-Нащокина, Артамона Матвеева, Бориса Шереметева, Александра Безбородко, Виктора Кочубея, Александра Грибоедова (писатель-дипломат). Отсюда вывод: с дальних времен в России профессия дипломата была почитаемой и заметной.

Первый и второй персонажи жили и служили России в XVII – начале XVIII века. Их славные деяния уже покрыты патиной древности. Потому и подробному разбору нами, недостойными, не подлежат. Приравняем присутствие их имен на великом памятнике к зачислению в сонм святых. Отметим только, что они возглавляли внешние дела при великих правителях – царе Алексее Михайловиче и императоре Петре Первом. И еще вспомним, что Артамон Матвеев положил начало успешной московской политике по воссоединению с Малороссией, а Борис Шереметев, будучи ближайшим сподвижником Петра Великого, как полководец руководил войсками в Крымских и Азовских походах, в Северной войне, а затем вместе с Василием Голицыным в качестве главы дипломатической миссии вел переговоры и заключил «Вечный мир» с Польшей. И действительно вечный – следующая война с поляками началась через сто лет.

– Простите, что перебиваю, вопрос по ходу: почему памятник 1000-летия Руси предки наши поставили в Великом Новгороде, а не в Киеве? Сколько помню, изначально Киевской Русью мы себя называли, а Киев – «матерью городов русских».

– Вы, как и многие, путаете время образования государства с крещением. Между этими датами более века. Официальное начало государственности связано с Новгородской землей, а крещение – с киевским князем Владимиром. Так что памятник поставлен там, где надо.

Отвечаю на вопрос об истоках нашего рода. Свое начало мы ведем от Александра Безбородко. Того самого, что отмечен предками на памятнике в числе героев российской истории. Он первенствовал в Коллегии иностранных дел Российской империи при дворе Екатерины Великой. Начинал писарем в Малороссийской коллегии в Глухове, а завершил в званиях канцлера и светлейшего князя. Все прежние главы дипломатии происходили из родовитых великорусских семей. И только он – из казацкой старшины. Вот такой взлет! Виктор Кочубей – племянник Безбородко. Видимо, без дядиной протекции не обошлось. О них мы еще поговорим.

– Еще вопрос в связи с памятником. Представим, что наши современники решили бы добавить к этому славному списку деятелей, живших позже. Кого бы из дипломатов вы включили в их число?

– Точно Чичерина, Молотова, Вышинского и, возможно, Громыко.

– За что Чичерина?

– Под его умелым руководством дипломатам молодой Советской России в короткий срок удалось прорвать политическую и торговую блокаду. Сначала на азиатском, а потом и европейском направлениях: договоры с Афганистаном, Ираном и Турцией; договор в Рапалло с Германией; блестящее руководство советскими делегациями на Генуэзской и Лозаннской мирных конференциях. Хотя на его же счету и подписание похабного Брест-Литовского сепаратного мирного договора. В связи с этим замечу, что во внешних делах не делать ошибок невозможно в принципе. Так, председателем правительства Булганиным и министром Шепиловым была подписана Декларация о принципах отношений с Японией в 1956 году. В ней мы опрометчиво обещали передать японцам часть Курильских островов. Так что история мировой дипломатии не знает безупречных правителей и министров иностранных дел. Дело в балансе успехов и неудач.

– А князь Горчаков?

– Скорее нет, чем да. Дело, как я сказал, в балансе.

– Но почему? Его так почитают в МИДе России. Посмотрите речь министра Примакова на юбилейном заседании в честь 200-летнего юбилея со дня рождения князя. Там такие дифирамбы! А с Вышинским вы не хватили через край? Мало кто с вами согласится. И еще – вы даже не упомянули о таких фигурах недавнего прошлого и современности, как министры Шеварднадзе, Козырев, Иванов, ныне действующий Лавров. О них что, нечего сказать? Или тот же посол-долгожитель Добрынин?

– Это непростая тема на грани классики о «светочах» и «злодеях». Те же Горчаков и Вышинский – очень показательные фигуры в качестве исторической пары антагонистов. Вспоминается краткая, но емкая характеристика молодого князя из архивов III отделения императорской канцелярии: «Горчаков не без способностей, но не любит Россию». И действительно, он часто бывал как бы отстраненным от чисто российских интересов и проблем и все больше уповал на мнение «концерта» западных держав. Нередко казалось, что Европа в целом и особенно французы с немцами были ему ближе. Не случайно в начале карьеры он во всем поддерживал Пруссию, а потом Германию. На пике карьеры стал, по выражению Бисмарка, совсем французистым. Последние пять лет он жил в Ницце и Баден-Бадене, где и умер. В целом он больше нарцисс и созерцатель, чем деятель. Горчаков не был силен в конкретных переговорах, тяготился дипломатической рутиной и потому тщеславно жаждал конференций и конгрессов, где можно блеснуть. Хотя активно и, по его собственному признанию, бездарно участвовал в работе только одного – Берлинского 1878 года конгресса по итогам Русско-турецкой войны, когда из-за почтенного возраста и болезней вынужден был предпочитать упорным практическим действиям громкие фразы и дипломатический флер. Будучи после этого конгресса фактически отстраненным от дел, он еще три года цеплялся за должность министра. Но Горчаков, по мнению поборников европейских ценностей и правозащитной ереси, велик!

Антипод князю – Вышинский, умнейший и преданный интересам СССР ученый-юрист и дипломат-государственник, выдающийся трудоголик, прекрасный оратор, активный участник двух самых успешных международных конференций (Ялтинская и Потсдамская), творец Нюрнбергского трибунала, один из создателей ООН, умерший в расцвете карьеры на посту, – наоборот, «не того». И в стратегическом плане крупных ошибок за ним не водилось. Но его имя стерто со страниц истории потомками тех, против кого он боролся, защищая интересы страны и простых людей.

– Очень интересно и неожиданно. Мы сможем более подробно поговорить об этих двух деятелях?

– Постараюсь. Думаю, еще не раз вспомним о них. А вот еще интересная пара – Шеварднадзе и Козырев. Один – полный профан, другой – профессионал. Но и при одном и другом здание МИДа на Смоленке называли московским филиалом Государственного департамента США. Видимо, не зря после ухода с поста министра Шеварднадзе сбежал в Грузию, а Козырев уехал на жительство в США и продолжает вредить стране издалека. Эта парочка тоже достойна отдельного разговора.

И все же… Не ведаю, как скоро продолжатся наши встречи. Знаете, возраст, болезни и все такое… Поэтому давайте сразу о моем самом наболевшем. Какой самый главный недостаток нашей внешней политики, знаете? Нет? Так вот, кроется он в нашем российском характере и называется излишней открытостью и доверчивостью, которые для дипломатии противопоказаны по определению. Мы очень часто пытаемся в международных делах быть добренькими, справедливыми, идем на уступки и ждем этого же в ответ. Но получаем одни удары. Нужны примеры? Да возьмите хотя бы историю наших отношений с Францией, США, Германией, Болгарией или с Грузией. То же самое с Польшей или последние два десятилетия с Украиной. Так происходит не одно столетие.

Совещание по безопасности в Хельсинки в 1975 году, проведенное по нашей инициативе, – из этого же ряда. Именно после него нас стали мордовать по теме прав человека. К ослаблению нашей безопасности привели и все попытки сближения с Европой и США за счет наших уступок по выводу войск с Кубы, из Европы, Монголии и Афганистана, уничтожения арсенала ракет малой и средней дальности. Кто нам мог помешать оставить часть Западной и Северной групп войск в виде военных баз в Германии, Польше и Прибалтике как условие вывода контингента? Да никто. Потом удивляемся, что в Европе растет поколение, считающее, что Гитлера победили американцы. И тому есть основания. Причем наглядные.

Представьте молодого немца, который, проходя, проезжая мимо военной базы США где-нибудь в Баварии, спрашивает: почему они здесь? И слышит в ответ: они освободили нас от фашистов. А наших баз он не увидит. Мы ушли. Мы добренькие – пожалели немцев, чтобы они не страдали от разделения на ГДР и ФРГ. Поэтому о нас не спросят и забудут. И уже забывают. Вот так банально! А в итоге через десяток лет получим новый поход немцев на Восток!

Также бездумно мы отказались от наследия революции с уникальной социалистической идеологией и в результате потеряли столько союзников на всех континентах. А ведь в Китае, Вьетнаме, на Кубе и в ряде других стран до сей поры компартии у власти. Сколько усилий и средств мы вкладывали в формирование дружественных нам режимов, и все напрасно. К этому нас довели политики и дипломаты типа Горбачева, Шеварднадзе, Ельцина, Козырева и им подобные, не знающие, что такое историческая память и ответственность перед прошлыми и грядущими поколениями. Они в лучшем случае добивались нулевого результата. Только за итоги Крымской и Потсдамской конференций 1945 года не стыдно. Но это заслуга деятелей другого типа – Сталина, Молотова и Вышинского.

Вот такие коврижки, хотя есть и те, кто утверждает, что мягкость нашей внешней политики, если считать в долгой перспективе, есть одновременно и наша сила. Как в старину говорили: «Сила в правде». Но наши противники все больше действуют из принципа «Сила есть – ума не надо». И только по выгоде. Уверен, к этой теме мы вернемся еще не раз.

– Может, мы во внешней политике частим с инициативами, то есть слишком активны и не можем их переварить? Как говорится, довести до ума.

– По-разному, когда активны, когда пассивны. Тут много причин. Корень в косности МИДа. Мы слишком держимся за форму и упускаем суть процесса. Нам очень нравится, когда нам говорят приятные слова. И за это мы готовы давать кредиты, оружие. Причем без реальной отдачи. Мы привыкли не руководить процессом, а участвовать в нем. То есть когда нас привлекают, подключают. Но при этом скрытно, иногда открыто отказывают в реальном сотрудничестве. И мы это проглатываем. Мол, мы же не мелочные, а большие и добрые. Такая ситуация по Корее, Ирану, израильско-арабскому конфликту, когда нас взяли в «квартет», а потом, использовав, тихо отодвинули в сторону. По Украине – проявили инициативу с Минским соглашением по перемирию, а потом оказались в крайних, да еще и под санкциями.

– Из вашего монолога следует, что в истории нашей внешней политики светлых страниц до обидного мало. Так?

– Не совсем так, были светлые и даже золотые страницы. Вспомните Великое посольство в Европу Петра Великого, когда он добивался и получил от влиятельных правителей карт-бланш на ослабление не в меру возросшей Швеции и с блеском решил эту задачу в ходе Северной войны, венцом которой была Полтавская битва. То же самое и с Турцией. Или время золотого века Елизаветы и Екатерины II, когда в основном демонстрацией военной силы в ходе кратких, но успешных баталий и дипломатическими маневрами России удалось возвыситься так, что очень многие государства искали с нами дружбы. А времена Венского и последующих конгрессов после разгрома Наполеона, когда наш Александр I в течение десяти лет фактически правил Европой. Или времена русско-турецкого противоборства, завершившиеся освобождением балканских христиан, а также прорыв внешней блокады молодой советской дипломатией, а потом блестящие результаты на конференциях в Тегеране, в Крыму и Потсдаме. Венец такого списка – создание ООН, политика мирного сосуществования вплоть до Совещания в Хельсинки. И конечно, немало страниц дипломатии Путина. Не все, но многие. Например, создание таких организаций, как ЕАЭС, ШОС и БРИКС. В них вошли настоящие и будущие мировые лидеры, которые составляют костяк грядущей действительно общемировой цивилизации, идущей на смену дряхлеющей евроатлантической системе. Замечу, что в агонии она уже делает и еще будет делать немало глупостей. И потому меня напрягает наша пассивность по развитию деятельности БРИКС. И то, что мы никак не расстаемся, хотя бы и мысленно, с чуждой нам группой стран G-7.

Впрочем, продолжим рассказ о династии. Первым и самым известным дипломатом в нашем роду был уже упомянутый мной Безбородко Александр Андреевич.

– Неужели это тот, который на склоне лет сказал своим молодым коллегам: «Не знаю, как будет при вас, а в наше время ни одна пушка в Европе без соизволения России выстрелить не могла»? Так, я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь… и насчет «европейских пушек» верно. Его слова. Служил он при Екатерине II и Павле I. Был очень даровитым. Повторюсь, сначала состоял секретарем при генерал-губернаторе Малороссии Румянцеве, потом при самой императрице. Руководил императорской канцелярией по подготовке проектов законов и указов, а в сорок лет возглавил дипломатическую службу России. Император Павел присвоил ему титул светлейшего князя и звание канцлера (по Табели о рангах равное военному «фельдмаршал»). Это он от имени России возглавлял делегацию на переговорах с Турцией и подписал Ясский мирный договор (1791), по которому она окончательно признала провозглашенное нами в 1783 году присоединение Крыма к России и обязалась более не нападать на территорию севернее реки Кубань. После этого и началось освоение Крыма и Прикубанья.

Из семейных разговоров и архивных источников мне известно, что Александр Андреевич много размышлял об искусстве внешней политики, ее тайнах и считал, что стремление в буквальном смысле управлять международными делами с целью сохранения однажды завоеванных позиций или сложившихся отношений (статус-кво) вообще очень пагубно. Да и невозможно. Это не поместье, не фабрика и тем более не армия. Хотя международные отношения – это более или менее постоянный набор подобных историй и их повтор. Но личный фактор и время на все накладывают свой неповторимый отпечаток. То есть дело в лицах – правителей, министров, послов. В их сочетании, или, вернее, комбинации. В их страстях. И особенностях времени. Такое суждение безуспешно пытались опровергнуть на практике многие наши и зарубежные правители и дипломаты. Именно таким образом пытались действовать австриец Меттерних, наши императоры Александр I, Александр II и главы МИДа Нессельроде и Горчаков в Центральной Европе и на Балканах. Позже, хотя и успешнее, – советский министр Громыко. Бывали исключения. Железный канцлер Германии Бисмарк относился к внешней политике как фельдфебель к роте на плацу и в кратком периоде весьма преуспел в своих действиях. Однако в долгосрочной перспективе это привело Германию к развязыванию двух мировых войн с целью превращения в плац всего мирового пространства. То, что мы считаем новым, уже бывало в прошлом. И будет в будущем. К сожалению, войны тоже. Люди и человечество, по сути, не меняются. С течением времени меняется только антураж и обстоятельства, по-крупному все то же: Жизнь – это рождение, а далее опасное путешествие между Добром и Злом до самого смертного часа.

Также Безбородко считал полезными только такие союзы, которые заключаются не против кого-то, а для развития отношений между его участниками. Стремление управлять внешней политикой единолично или с помощью стран-союзников ведет к монополии одного государства на ведение международных дел и всегда оканчивается попыткой установить региональное или мировое господство. Естественно, единственным доступным средством – силовым путем. Либо грубым военным захватом, либо, как в современной жизни, «мягкой силой», например, путем размещения военных баз на территории других государств через навязывание кабальных соглашений, либо сочетанием первого и второго способов – как это делают после Второй мировой США. Нормально сотрудничать мешает непрерывная политическая и экономическая конкуренция между государствами. Здесь требуется разумная умеренность или золотая середина, которой обладают редкие политики. Среди наших такими были Екатерина II, Иосиф Сталин, из иностранных – прежде всего американец Франклин Рузвельт. Начиная с середины XX века таким качеством удивительно безупречно обладают коммунистические руководители Китая. Причем практически все, начиная с председателя Мао. У них не грех и поучиться.

– Простите, перебью. Кто из деятелей современной России так же разумны? А потом возвратимся к родословной.

– В сегодняшней России – разумно, осторожно действует наш президент Путин. Хотя и сверхосторожность нередка. Тяжела шапка Мономаха. Недавно прочитал его оценку в мемуарах одной близкой к дипломатии американки. Я сделал выписку. Вот, послушайте.

«С советскими лидерами у меня встреч не было, – вспоминает дама, – но в начале 90-х в Санкт-Петербурге я встретилась с будущим президентом Путиным, у нас была очень интересная беседа. У меня вызвало уважение то, как организованно, безлично и по-доброму он выведывал информацию, которая ему была необходима, чтобы оценить, может ли он дать разрешение на мой проект. После часового опроса разрешение он дать не смог. Особенно меня впечатлило, что он сказал правду: на тот момент проект не соответствовал закону и он не мог его завизировать. Другие советские бюрократы в аналогичных ситуациях не волновались, законно то, что их просят, или нет. Для Путина это был идеальный вариант попросить взятку, но, очевидно, у него такого намерения не было. Потом, на улице, я сказала своему другу и переводчику: «Это был первый советский чиновник, который не попросил у нас ничего ценного».

Сегодня, на мой взгляд, – продолжает американка, – президент Путин – все тот же прямолинейный человек, которым он был, пока не стал всемирно известным. Я слежу за его действиями, как ястреб, и изучаю его речи. Он очень предсказуемый человек, за действиями которого, по-видимому, есть благородная стратегия. В Мюнхене он единственный из мировых политиков, говоря о политике США, назвал вещи своими именами. Он избегает войны, находит яркие решения, вроде помощи в уничтожении сирийского биологического (химического. – С. П.) оружия. И он говорит правду, так, как ее видит. Не случайно американские журналы «Тайм» и «Форбс» дважды выбирали его самым влиятельным человеком в мире. Я бы его самым влиятельным не назвала, но самым осторожным, умным и дальновидным на сегодняшний день – да. Он очень похож на других россиян, с кем я познакомилась за двадцать – тридцать лет. Им можно доверять, они искренние, работящие, если верят в свое дело, отличные семьянины. И у них особая любовь к искусству, истории и культуре, что меня восхищает».

Очень лестные оценки. Добавлю от себя, что Европа и Америка – это протестантская и католическая тяга к накопительству и потребительству, а Россия – это православные умеренность и бескорыстие. Например, американцы и европейцы могут часами стоять в безумных очередях на распродажах товаров. Наши православные тоже часами стоят в огромных очередях в храмы, чтобы прикоснуться к святыням. Эти принципы, привычки и традиции отражают фундаментальное различие двух общественных укладов и культурных кодов. И еще – мы рассматриваем международное право как автоматический регулятор внешней политики, американцы – как право сильного, хотя тщательно это маскируют путем создания разного рода временных коалиций. К сожалению, они ближе к истине. Действительно, международное право еще больше чем внутреннее опирается на силу. Причем, как уже отмечалось, на военную. А мы все еще продолжаем верить в добрые намерения «партнеров».

И еще о противоречивости «родимых пятен» русского человека, влияющих на наши дела. Во-первых, это способность организовать работу в самых трудных условиях (например, беспримерная эвакуация заводов в 1941 году) и ленная расслабленность в условиях комфортных (застой в брежневскую эпоху); во-вторых, умение удовлетворять интересы других людей и народов (входить в их положение) и отсутствие претензий на их подчинение; в-третьих, все та же доверчивость – самая русская черта характера. В этом смысле Путин очень русский человек. Он как-то признался, что вплоть до 2007 года очень доверял «друзьям» американцам и британцам. Пока они не натравили на нас безумного грузинского лидера Саакашвили. Видите, меня и тут занесло в современность. Так естественно и постоянно она давит на наше сознание.

– Совсем недавно я слышал схожую оценку Путина от нашего весьма почтенного деятеля. Он назвал поведение Путина во внешней политике как «умную осторожность». Знатоки древней истории такой стиль именуют «фабианским» по имени известного своими победами и тактическими маневрами древнеримского полководца Фабия. Но возвратимся к Безбородко – этой действительно легендарной личности. О нем как дипломате написано вагон и маленькая тележка. Но есть и пробелы, например, о личной жизни почти ничего нет. Была ли у него частная жизнь? Известно, что он не был женат и не оставил потомства. Поэтому расскажите, от кого тогда ваш род, и особенно подробно о тех, кто ближе к нашему времени и кого вы знали лично. Еще есть желание, чтобы вы рассказали о своей дипломатической карьере. И как случилось, что вы успели послужить и в МИДе, и в Комитете государственной безопасности. Мне кажется, что это не очень совместимо и могло повлиять на авторитет дипслужбы. Разве не говорится в верительной грамоте послов, что правительство посылающей страны просит верить всему, что сообщает посол? А тут такая неправда с первого шага! И были ли еще подобные случаи в дипломатической практике нашей и других стран? Или ситуация с вами – это исключение? Может быть, подробнее расскажете о вашем сыне?

– Хорошо, продолжу рассказ о родословной. Потом поговорим о второй части вопроса. Итак, продолжился наш род сыном сестры Безбородко графом Виктором Кочубеем. По отцу его прадедом был известный полковник Василий Кочубей, которого предатель Мазепа казнил за верность императору Петру Великому. Прах Кочубея покоится в Киево-Печерской лавре рядом с прахом Столыпина. Теперь в пробандеровской Украине Мазепа стал национальным героем, и я боюсь за их могилы. Вся надежда только на монастырскую братию.

Я уже отметил, что россияне имя Виктора Кочубея тоже поместили на памятнике 1000-летия. Отец его рано умер, и воспитывался он дядей. Это и был Безбородко. Учился Виктор азам грамоты сначала дома, затем в частном пансионе. Образование получил в Женеве. Потом служил в дипломатических миссиях в Стокгольме, Лондоне, посланником в Константинополе. Но однажды блестящая карьера дала сбой. За отказ взять в жены Анну Лопухину, фаворитку Павла I, оказался в опале. Но правление Павла, как известно, было насильственно прервано в результате дворцового заговора и потому продлилось недолго. При Александре I молодой граф Кочубей опять попал в любимчики, был членом Негласного комитета и Госсовета, министром. Неоднократно выполнял ответственные задачи на поприще дипломатии. Пока Николай I не поручил ему возглавить правительство. Под руководством Кочубея комиссия Михаила Сперанского выполнила работу по подготовке первого Свода законов России. За это Виктор Павлович и получил титулы князя и канцлера. «Мой девиз во внешней политике, – неустанно повторял он, – таков: все должны искать дружбы с Россией, как при матушке Екатерине». Умер скоропостижно в 1834 году, оставив жену, княжну Марию Васильчикову, с дочерью и четырьмя сыновьями. Никто из них не стал дипломатом. Но правнук Виктора Павловича сначала подался в революционеры и даже был соратником Ленина, а потом по инициативе Сталина направляется на дипломатическую службу. Это был мой отец.

– Можете рассказать о его встречах с Лениным и Сталиным?

– Много не знаю, но кое-что смогу. И тот и другой бывали у отца в Вене, когда он там жил как политэмигрант.

Гость от Ленина

– Хорошо помню, как сын приехал ко мне в Вену, где я тогда служил, и попросил показать дом, в котором в начале XX века жили мой отец и его первая жена. Они оба были, как я уже говорил, революционерами и политэмигрантами.

Перед посещением дома я рассказал ему все, что было мне известно об этом периоде, вообще о жизни моих родителей. И как они в 1913 году принимали будущего вождя СССР, а тогда малоизвестного революционера Джугашвили-Сталина, которого впоследствии не кто-либо, а легендарный британский премьер Черчилль назвал «самым выдающимся руководителем государства всех времен и народов».

– Как-то прочитал, что Сталин никогда не бывал за границей России и не знал, как там устроена жизнь. Мол, как же он мог заниматься внешней политикой? Значит, это неправда?

– Это миф. Он бывал в Англии, Польше, Швеции, Финляндии и Австрии. В войну посетил Иран. После войны – Германию. Причем, в отличие от некоторых теперешних правителей, все поездки были по делу, а не для знакомства с другими странами и их правителями. Кстати, в его биографии пребывание в Австрии и Польше почему-то не указывается. Сталин был поглощен ежедневными заботами по управлению громадной, сложной страной и поэтому не позволял себе увлекаться пустыми вояжами. Это не Горбачев, который мотался с женой по всему миру, а страна в это время разваливалась.

Начало XX века. До Первой мировой – полтора года. Вена. В квартире политэмигранта из России по имени Александр раздался звонок. Открыв дверь, хозяин увидел молодого худощавого мужчину кавказской внешности.

– Иосиф… Иосиф Джугашвили, – с заметным акцентом представился он.

– Александр… Прошу, проходите. Ильич о вас говорил и писал.

– Холод собачий, как в Сибири. Не ожидал, что такое бывает в Австрии.

– Сейчас чайком согреетесь. Потом отдохнете с дороги. Комната готова.

За чаем хозяин спросил о самочувствии Ильича и Надежды Константиновны.

– Оба в полном здравии. Климат Кракова им очень подходит. Правда, перед отъездом я испортил Ильичу настроение.

– Что, сильно поспорили? Он это любит.

– Нет, в спорах ему равных нет. Он проиграл мне в шахматы. Семь партий подряд. Вот и расстроился.

Так, в общем-то обыденно, состоялось знакомство моего отца с Иосифом Сталиным. Друзьями они не стали, но взаимное уважение сохранили на долгие годы.

На другой день после завтрака поговорили о деле. Обсудили, как лучше выполнить задание Ленина – подготовить в партийный журнал статью, которая должна стать основой для партийной дискуссии по будущей национальной программе РСДРП. Решили, что называться она будет «Марксизм и национальный вопрос».

Пять недель прожил кавказский гость в семье моего отца Александра. Иногда к ним заходил живший в Вене Николай Бухарин. Приносил книги по национальным отношениям. Делал переводы необходимых фрагментов. К непростой работе привлекали и хозяина квартиры. И тогда дело продвигалось быстрее. Александр имел военное, физико-математическое и юридическое образование, немалый теоретической и практический опыт партийной работы. По происхождению был литовско-польско-русским дворянином. Его подготовка и жизненный опыт служили хорошим подспорьем в работе по такому сложнейшему вопросу. После неудачи первой русской революции в РСДРП наступила пора отчаяния. Поэтому свою статью Сталин решил начать так: «Верили в светлое будущее, – и люди боролись вместе, независимо от национальности… Закралось в душу сомнение, – и люди начали расходиться по национальным квартирам». Просто и как будто на все времена сказано. Если перефразировать применительно к будущему периоду развала СССР, то и получается: «Пока верили в коммунизм и дружбу народов, все пятнадцать национальных республик были вместе. Убили эту веру горбачевисты-ельцинисты, – и разбежались республики в разные стороны». А ведь обстановка, в которой создавался и формировался СССР, была идеальной. Большинство народов будущих советских стран в царской России государственности не имели. То есть это не были «яйца уже сваренные вкрутую», как, например, государства, входящие в теперешний Евросоюз. Потому так сравнительно легко и получился «омлет» под названием СССР, который был бы и теперь, если бы в конце XX века под флагом обновления его не разрушили предатели Горбачев и Ельцин.

Статью Сталин готовил увлеченно, тщательно, и после ее публикации, а также лестного отзыва Ленина в партии заговорили о еще одном теоретике. В середине февраля он уехал в Петербург, где через неделю был арестован (по наводке депутата Госдумы, члена ЦК РСДРП, агента царской охранки по совместительству Романа Малиновского) и выслан в Туруханский край. О своем предстоящем приезде Сталин написал Малиновскому из Вены 2 февраля.

Там же в Вене жизнь впервые свела Сталина с Троцким. Уже после высылки из СССР Троцкий рассказывал, как он впервые увидел Сталина в Вене у политэмигранта Матвея Скобелева – в будущем министра труда Временного правительства. Но тогда знакомство не состоялось: «Мы сидели у Скобелева и пили душистый русский чай. Неожиданно открылась дверь соседней комнаты. К нам вошел невысокий, худой, смуглый кавказец с пустым стаканом в руке, произнес что-то вроде приветствия, налил из самовара кипятка и вышел. Я спросил, кто это. Скобелев ответил, что это его знакомый по Баку Джугашвили. Он теперь в ЦК большевиков».

В перерывах между работой гость посещал эмигрантов из России, знакомился с Веной. Нередко брал с собой дочь хозяев, гулял с ней по паркам, особенно любил сады дворца Шёнбрунн, где угощал маленькую Галю мороженым. Потом она станет женой члена политбюро и председателя Госплана Куйбышева. За немужское поведение к жене Галине (оставит ее заболевшую) Куйбышеву крепко влетит от Сталина.

В декабре 1949 года на доме по улице Шёнбруннер, 30, где пребывал Сталин, власти Вены установили памятную доску с текстом и его бронзовым барельефом. Текст гласит: «В этом доме в январе 1913 года жил И.В. Сталин. Здесь он написал свой выдающийся труд «Марксизм и национальный вопрос». Дом и доска сохранились до настоящего времени. Видите, Гитлеру – уроженцу Вены такой чести не оказали. Это я для тех, что никак не могут уняться в сравнениях политических режимов этих деятелей.

– Хороший аргумент. Вы, как я понял, к Сталину относитесь с симпатией?

– Да, правитель и дипломат он был выдающийся. Думаю, есть смысл поговорить об этом подробнее, но позже, когда, надеюсь, будем обсуждать становление и состояние дипломатии советского периода. Замечу только, что, по моему убеждению, плюсы в его деятельности многократно перевешивают минусы. Но многие из нас, еще более грешных, чем он, пытаются судить эту величину по обычным меркам, забывая, что он уже давно подсуден только двум высшим судам: историческому и божьему.

– Согласен. Уверен, мы еще не раз обратимся к этой исторической фигуре, которая до сей поры не позволяет о ней забыть и даже непосредственно влияет на многие стороны жизни и общества, и государства. Теперь, пока не забыл, хотелось бы услышать ваш ответ насчет дипломатов-разведчиков.

Резиденты. Кто они?

– Насчет дипломатов-разведчиков. Их чаще называют резидентами. Например, резидентом в Константинополе в 1752 году был назначен Алексей Обресков. Когда турки его арестовали, он умудрялся посылать донесения из тюрьмы через подкупленного стражника. Резидентом в Персии был Александр Грибоедов. Не исключено, что его гибель была следствием тайной стороны службы. В разные годы разведслужбу и дипломатию совмещали некоторые наши послы в Китае, США и Финляндии. Мне самому не один раз приходилось совмещать эту работу. Не зря говорят, что разведчик и дипломат – это соседние профессии.

Как это случается? Здесь надо обратиться к истокам возникновения фигур резидентов и послов. Вообще существует известный подход к пониманию исторических явлений. Чтобы их понять, надо изучить, как они возникли, как развивались и во что превратились. Так вот, вначале всех послов вообще называли резидентами. Они объединяли в одном лице и дипломата, и разведчика. И только с середины XVIII века их функции стали разделять. Появились чистые послы, а резидентами продолжали называть разведчиков, действующих, как правило, под прикрытием советников посла. Однако продолжались и совмещения.

В 1918 году англичанин Локкарт был резидентом и послом в Москве. И даже возглавил заговор иностранных послов против советского правительства.

С 1939 по 1945 год посольство СССР и главную резидентуру внешней разведки (12 резидентур стран Юго-Восточной Азии) в Китае возглавлял генерал Александр Панюшкин. Он же с 1947 по 1953 год руководил посольством и резидентурой в США.

В эти же годы сотрудник Главного разведывательного управления Минобороны генерал-лейтенант И.И. Ильичев возглавлял посольство СССР в Австрии, а потом в Дании. Во второй половине прошлого века с 1964 по 1970 год резидентом КГБ в Хельсинки был В.С. Степанов. И он же с 1973 по 1980 год возглавлял посольство в Финляндии.

В истории спецслужбы он оставил след как разведчик, установивший беспрецедентно доверительные отношения с президентом страны Урхо Кекконеном, который не представлял отдыха, рыбалки и охоты без участия Степанова. Среди дипломатов его знают как участника разработки Заключительного акта совещания в Хельсинки по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года. А начинал свою трудовую деятельность этот весьма неординарный человек и выпускник МГИМО в сфере очень далекой от разведки и дипломатии – председателем колхоза (!) в Карельской ССР.

Рецидивы совмещения посольской и резидентской работы случались и позже. Уверен, такое происходит и теперь. Это все очень индивидуально. Зависит от обстановки в стране и личности нашего представителя.

Было и такое время, когда всякое посольство направлялось к иностранным дворам с определенными (конкретными) задачами. В том числе с целью разведки. После их выполнения дипломаты-разведчики возвращались на родину. И только с XV века появились постоянные представительства при иностранных дворах. Возможно, и теперь целесообразно возвратиться к целевым миссиям. Уж очень дорого обходится содержание постоянных.

Конечно, карьерные дипломаты от подобных предложений не в восторге. Представьте, только в посольстве России в Вашингтоне работают около двух сотен дипломатических сотрудников. В посольстве США в Москве их не меньше. Здесь действует квотное правило взаимности. Также известно, что под прикрытием дипломатов работают сотрудники политических и военных разведок. Некоторые страны злоупотребляют такой возможностью. И тогда в составе посольства разведчиков больше, чем дипломатов. Кстати, знаете, почему разведчиков под «крышей» дипломатов делят на две категории: «ближние» и «дальние»? Молчите, значит, вам это неизвестно. Так послушайте.

До 1953 года Наркомат, а потом Министерство иностранных дел располагалось на Кузнецком Мосту. Рядом, то есть вблизи с Лубянкой, где квартировала внешняя разведка НКВД – МГБ – КГБ. Поэтому ее сотрудников дипломаты называли «ближними». Теперь это анахронизм, так как Служба внешней разведки давно перебралась в лес за МКАД. Но привычка остается. Главное разведывательное управление (ГРУ) Генштаба, сотрудники которого также работают в посольских резидентурах под прикрытием дипломатов, располагалось раньше и находится теперь вдали от МИДа, и потому их называли и называют «дальними». Еще одна деталь. Когда дипломаты в разговоре хотят упомянуть о «ближних» или «дальних», они хлопают себя по плечу, давая понять собеседнику, что имеются в виду коллеги в погонах.

– Расскажите о начале своего пути в дипломатию. Как это происходило? Неужели не хотелось стать пожарным, врачом, военным, наконец?

– Хотелось многого, но, видимо, все решило раннее познание английского языка и одно случайное знакомство.

Разведка

Сам я вырос в семье советского дипломата в Вашингтоне. Посольскую «кухню» знаю с детства. Там же учился в колледже и поэтому совершенно свободно говорю на английском. В Москву возвратились перед войной. Во время войны по пути в эвакуацию попал под бомбежку. Был контужен и оказался в необычном детском доме в Иванове. В нем воспитывались в основном дети преследуемых в своих странах руководящих деятелей коммунистических партий. Он просуществовал восемьдесят лет, и через него прошло более двух тысяч воспитанников. Потом учился в МГИМО по «сталинскому призыву». Как понимать «сталинский призыв», расскажу подробнее позже. После окончания был зачислен на службу в Первое главное управление МГБ. Это внешняя разведка. Но для приобретения надежной «крыши» был отправлен на работу в МИД на Кузнецкий Мост. Женился на однокурснице – дочери руководителя военно-промышленной комиссии при правительстве. За рубежом начинал службу в качестве атташе в постоянном представительстве СССР при Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, продолжил в Лондоне в посольстве. Но из-за обвинения тестя во вредительстве был отозван в Москву и уволен из МИДа. После реабилитации тестя поработал в органах КГБ в Сочи и Краснодаре. Потом опять МИД – в представительстве ООН в Вене и Москве в качестве советника Управления по планированию внешнеполитических мероприятий и в кадровом аппарате офицером действующего резерва КГБ. Неожиданная командировка забросила в Киев. Карьеру «в поле» завершил из-за развала СССР и возвратился в Москву. Спасибо ректору родного института международных отношений: взял на преподавательскую работу. Так что я нетипичный дипломат. И поэтому в послы не выбился, но генералом стал.

Когда я завершал, профессия дипломата у нас стала непопулярной. Одно дело – когда ты представляешь одну из сверхдержав. Но тогда Россия опустилась до региональной державы. Зарплата сотрудника МИДа в Москве стала меньше ста долларов. Во время пребывания за рубежом, конечно, гораздо больше, но по сравнению с разведчиками под дипломатической «крышей» и дипломатами других стран это был мизер. Вот и разбегались выпускники МГИМО по разным конторам, а в посольствах годами не заполнялись вакансии. Иногда кроме посла в их составе служили одни разведчики. Казалось, что «чистой» дипломатии приходит конец. Особенно много разведчиков в посольствах США по всему миру.

– Давайте поговорим об истории российско-американских отношений. Считается, что политический климат на планете зависит от их состояния. Можете сказать, что это так?

Первый посол

– Официальные контакты с североамериканскими колониями начались в 1698 году при Петре Великом. Но дипломатические отношения с независимым государством были установлены только в 1807 году Александром I. Долгие годы отношения были дружественными, но вялыми. В Первую мировую мы были союзниками, однако в Гражданскую войну Штаты в форме прямой военной интервенции выступили на стороне прежнего царского режима. И прежде всего из-за желания обеспечить возврат Россией немалых кредитов, полученных от Вашингтона на ведение войны. Потому отношения с победившей Советской республикой долго не складывались. Дипломатические отношения тоже были прерваны.

– Известно еще из школы, что советское правительство Ленина отказалось платить по царским долгам. Многие страны смирились, другие соглашались на отсрочку. Америка потребовала заплатить строго в соответствии с долговыми обязательствами по заключенным кредитным соглашениям. Я читал, что переговоры велись долго, из-за отсутствия дипломатических отношений через посредников и безрезультатно. Дело кончилось тем, что США отказались возвращать отозванного ранее посла и принять у себя нового советского представителя. Отношения надолго «заморозились». И все же в 1933 году Рузвельт пошел на попятную, несмотря на то что долги так и не были уплачены. Что произошло?

– Отвечу так. Во-первых, для выхода из Великой депрессии американским производителям товаров понадобился необъятный российский рынок, и они надавили на правительство США. Во-вторых, боязнь остаться без союзников в условиях реальной японо-германской угрозы тоже толкала к возобновлению отношений.

До Первой мировой войны грандом мировой политики считалась Великобритания, и потому первым в российской посольской иерархии считался Лондон. В том же Вашингтоне Россия долгое время держала всего лишь посланника. Но когда США выдвинулись в мировые лидеры, роли поменялись. Соответственно повысился как уровень отношений, так и уровень аккредитованных представительств. Как только в ноябре 1933 года между СССР и США были установлены дипломатические отношения, представительство в Вашингтоне в ранге посла (полпреда по-советски) возглавил близкий Сталину политик и государственный деятель. Это был Александр Воронцов-Трояновский – мой отец и тот самый хозяин венской квартиры, где Джугашвили-Сталин написал свое сочинение по национальному вопросу.

Отец был соратником Ленина и издателем марксистского журнала «Рассвет». Родился в Калуге. Окончил кадетский корпус в Воронеже, а затем престижное Михайловское артиллерийское училище в Петербурге. Участвовал в Русско-японской войне. В связи с роспуском первой Госдумы и угрозой нарастания правительственной реакции подал императору демонстративно-вызывающее по содержанию прошение об отставке с военной службы: «В настоящих условиях нельзя исключить применения армии против народа. Считая унизительным для своего достоинства находиться в ее рядах, прошу уволить меня от службы». Через предание офицерскому суду, с репутацией неблагонадежного и лишением всех прав отставного офицера отец был уволен.

Вскоре протестное настроение привело его в ряды Российской социал-демократической рабочей партии, и он активно включился в возрождение разгромленного в 1905 году революционного движения. Аресты. Ссылка. Бегство за границу. Знакомство в 1909 году в Париже с Лениным. Они сблизились, и однажды два дня Ленин с женой тоже гостили у отца в Вене в 1913 году по пути из польского Поронина в швейцарский Берн. Тогда же прозвучало пророчество Ленина: «Да, вы – настоящий дипломат», как реакция на то, насколько умело отец сумел договориться с меценатом о деньгах на издание партийного журнала. Очень вероятно, что впереди его ждала блестящая партийная карьера, но случился разлад с Лениным и, как следствие, также разрыв с верным ленинцем Сталиным, на почве несовпадения оценок Первой мировой войны. Ленин – пораженец, отец – оборонец. Ленин, Сталин и многие их сторонники выступали с непостижимым для любого человека дворянского происхождения лозунгом «поражения российского правительства в несправедливой империалистической войне». Бывший офицер хотя и был противником монархии, но оставался патриотом. Он, как и другие оборонцы, считал недопустимым желать такого поражения, так как «разделение» Отечества и правительства в такой ситуации считал невозможным.

Поэтому отец переходит к меньшевикам (социал-демократам). Они были оборонцами. Становится членом ЦК социал-демократов. Избирается депутатом Учредительного собрания по списку меньшевиков. В непростые времена двух революций и создания государства новой формации был несколько раз арестован. И снова разлад. На этот раз с руководителем меньшевиков Мартовым по вопросам партийной стратегии.

– Он что, не понимал, что такая черта характера, как нетерпимость к авторитетам, а тем более вождям, – качество в политике противопоказанное?

– Да, вы правы, отец был очень независимым человеком и явно чуждым карьеризму. Поэтому он никак не мог вписаться в советский режим. Работал простым бухгалтером. Но однажды все изменилось. Случайно на улице Ильинке в Москве встретил Сталина. Тогда вожди еще ходили как и все. Даже без охраны. Правда, недолго, до покушения на Ленина.

Разговорились, и нарком Сталин приглашает его на руководящую работу в Народном комиссариате рабоче-крестьянской инспекции. На съезде РКП(б) в 1923 году по рекомендации Сталина отец возвращается в партию большевиков. Известно, что Сталин дал всего две рекомендации на вступление в партию: отцу, а также будущему прокурору и дипломату и тоже меньшевику Вышинскому. Во время участия в выработке новой экономической политики именно отец разработал концепцию замены продовольственной разверстки на продналог. После Наркомата РКИ в течение четырех лет руководил Госторгом (экспорт-импорт) Наркомата внешней торговли, который возглавлял известный большевик Микоян, заметивший в своих воспоминаниях, что «руководитель Госторга в делах внешней торговли был на голову выше меня, наркома».

Жизнь отца в очередной раз круто изменилась в связи с установлением дипломатических отношений с Японией. По рекомендации Сталина политбюро направляет отца первым постпредом в Японию (1928–1933). По завершении миссии в Токио недолгое пребывание в Москве и новое назначение – также первым советским послом в США (1933–1938). В это время об отце стали поговаривать как о будущем наркоме иностранных дел. Но не случилось. Болезнь, инвалидность, отставка, посильная работа в Дипломатической академии и Совинформбюро. И в Токио, и в Вашингтоне я и его вторая жена, моя мама, были с отцом. За время пребывания в США мне удалось в совершенстве овладеть английским и наблюдать за работой и нравами посольства с близкого расстояния. Вплоть до курьезов. Например, когда сотрудники посольства в разговорах употребляли слово «послиха», я не сразу понимал, что речь идет о жене посла, то есть моей матери. Или что коллектив посольства – это не сплоченное товарищество дипломатов, а змеиный клубок карьеристов-честолюбцев, да еще усугубленный антагонизмом между чистыми дипломатами и разведчиками, между дипломатами и административным персоналом. Что посол львиную долю времени тратит на разбор этих противоречий, доходящих нередко до склок между не занятыми работой женами сотрудников.

Что-то похожее происходит в современной Европе, когда все сильнее проявляются противоречия между старыми и новыми членами ЕС. Между бюрократией Брюсселя и национальными элитами. Своего рода дедовщина…

Странная Европа

– Особенно необычной для традиционной политики картину представляют сегодня бесконечные сходки лидеров Евросоюза. Они, как малые дети, без конца обнимаются, целуются и фотографируются. А ведь еще недавно вся Европа потешалась над лобызаньями советских лидеров. На людях они вроде едины, а по отдельности – «кто в лес, а кто по дрова». Что их ждет?

– Давайте поразмышляем. Большинство современных лидеров Брюсселя и стран ЕС – это политические карлики или откровенные лузеры. Особенно правители Прибалтики и государств из бывшего Варшавского блока. Наследие СССР «пришло» в евроатлантическую семью не только с очень неравномерно развитыми территориями, но и с проблемным населением, жаждущим всего и сразу. Очень скоро управляемость таким неоднородным конгломератом легла на новых владельцев, как когда-то на СССР, тяжким бременем. Положение усугубляется волнами мигрантов из Африки. Возникла реальная угроза развала самого Евросоюза. Желать этого небезопасного последствиями варианта несерьезно, но и возражать бессмысленно. Тем более что это зависит от США. Как только американцы, руководящие Евросоюзом через НАТО, ослабнут, так ЕС и развалится. И чтобы не попасть под его обломки, Россия должна «удалиться» на безопасное расстояние. То есть минимизировать с этими странами все отношения. Наш новый вектор – Восток. Триста лет мы пытались стать в Европе своими. Не получилось. Кто виноват? Да никто. Ведь география и история – это приговор.

И все же. Ситуация с начала XXI века стала меняться. Сыграл свою роль фактор личности. Второй президент Путин начал выводить Россию из тени США и в Мюнхенской речи объявил о формировании независимого курса. В решающей степени это произошло благодаря трем обстоятельствам: возрастание российской экономической мощи, укрепление военной силы и сближение с Китаем. США не смирились и в 2014 году попытались дать России решительный и, как они надеялись, последний бой с использованием нацистских сил Украины. Но просчитались. Потому что не на тех поставили и уж совсем не учли прочность исторической памяти, извечной стойкости россиян, а также быстро возрастающие возможности путинской России. К тому же заблаговременно обратившей взоры на близкий по духу Китай.

Естественно, возникает вопрос, насколько долгим и счастливым будет роман с Китаем. И не является ли мифом «историческое миролюбие» Китая? Разве не он сорок лет назад нападал на соседний Вьетнам? Не повторится ли американский вариант? Ответ таков: уверен, результат будет иным, чем в случае с США, с которыми на самом деле мы были в суровый четырехлетний период Второй мировой лишь военными попутчиками. Другое дело – отношения с Китаем. Потому что они совсем не похожи на роман «курортный», а являют собой уже довольно долгий, почти в сто лет период (с разрывом в двадцать пять лет), брак по обоюдному расчету – прочный и успешный по определению. Объективности ради надо вспомнить, что во время разрыва доходило до локальных стычек на амурской границе в районе острова Даманский. Но для границы в шесть тысяч километров один конфликт за много десятилетий – это мизер. И надо признать, нашей вины в этом конфликте больше. Это были последствия неправильной демаркации линии границы по Амуру и Уссури еще при Горчакове и царях и бестактности в отношениях с китайцами со стороны советских лидеров Хрущева и Брежнева.

– Еще раз о границе с Китаем по рекам. Мне непонятно, отчего сыр-бор?

– Согласно нормам международного права, граница на пограничных реках, как правило, должна проходить по главному фарватеру. Либо как договорятся сопредельные страны. В XVIII веке при слабом Китае мы вынудили их подписать пограничное соглашение с границей по их берегу. При сильном Китае это привело к спорам. Вышел китаец на берег – и уже нарушитель границы. Абсурд!

– Итак, получается, что отношения с соседними странами – главный приоритет дипломатии. Но мы часто идем за океан, а под носом беспорядок. Почему?

– Увлекаемся масштабами, а с соседями возиться мало желающих. Посмотрите, у нас с ними как раз и главные проблемы. Вспомните, как впопыхах мы выводили войска из соседних стран. А надо было по-другому.

Например, спрашивает президент Ельцин министра Козырева:

– Вы пригласили послов из Германии, Польши и стран Прибалтики?

– Да, господин президент.

– Тогда пусть заходят.

В зал заседаний коллегии МИДа гуськом входят четыре мужчины и дама – высокий худощавый немец, гоноровый на вид поляк, неопределенного типа латыш, суетливый литовец из бывших актеров и невозмутимая дама, посол Эстонии.

– Я знаю, – с кривой ухмылкой-улыбкой без приветствий начал Ельцин, – что вы все настаиваете на скорейшем выводе наших войск из ваших стран. Россия готова это сделать. Но давайте, понимашь… представим, что будет после нашего ухода… А будет то, что бывает в таких случаях всегда, – на наше место придут другие. Например, те же американцы. Но мы помним и учитываем, что граница Эстонии в ста километрах от Санкт-Петербурга. Я решил, мы основные силы выведем. Даже досрочно, но… но оставим базы. Ваши правительства перед Второй мировой вели себя очень предательски. И сейчас ведете себя как провокаторы. Задираетесь, в НАТО проситесь. Так и передайте правительствам: мы уйдем, но базы оставим. Все, решение окончательное!

Кто-то из послов пытался то ли спросить, то ли возразить, но только привел президента в еще большее возбуждение.

– Козырев, направьте ноту украинцам! – Ельцин вспомнил, что мэр Москвы Лужков опять настаивал на возвращении Крыма. – Напишите, что, если расстаемся, Крым придется возвратить. И не только. Новороссию – тоже. И еще, хочу объявить о новой концепции военной доктрины России. Она включает компонент активной обороны. Это означает, что при опасной концентрации войск на наших границах мы нанесем по ним упреждающий удар. Трагические уроки первого периода 1941 года нами не забыты. Вот так. Теперь все. Вас слушать не хочу.

Эта картинка выдуманная. При таких горе-правителях, как неуемный до опасных перегибов Хрущев, исторически безответственный болтун и предатель Горбачев или тот же редко бывавший трезвым самодур Ельцин, она не могла быть вероятной. Мы ушли, а баз, конечно, не оставили. Теперь в бывших советских воинских городках, на полигонах и аэродромах разместились подразделения НАТО. На Севастополь и Одессу нацелились американцы и даже сейчас не теряют надежды на реализацию своих планов. Потому и требуют возвратить Крым. Лучшие бухты для базы ВМС еще поискать.

Историческая справедливость и здравый смысл вопиют, когда сегодня в Эстонии войска стран НАТО проводят угрожающие нам учения. К нашему стыду, такие правители доказали, что в современном мире от великого до трагичного НЕТ И ШАГА. Были среди них люди одаренные, посредственные и совсем никчемные. Но великих политиков и дипломатов не было. А правитель без этих качеств – это профан и простофиля. Или политический клоун.

– И каков же выход из этой дурной, извините, ситуации? Так и будем терпеть оскорбления и угрозы от соседей?

– Есть в международных отношениях такие инструменты отказа от ранее заключенных договоров, как аннулирование и денонсация, то есть односторонний выход из договора, если он существенно нарушается контрагентом и перестает соответствовать национальным интересам заключившей его стороны. Учитывая ситуацию, пора это сделать. Надо выходить из системы двусторонних послевоенных договоров, заключенных после Крымской и Потсдамской конференций. Тот же мирный договор с ФРГ 1970 года и договор с объединенной Германией 1992 года. И таким образом мы возобновим действие Декларации о поражении Германии и других соглашений между СССР, США, Великобританией и Франции о послевоенном устройстве Европы. В том числе и в первую очередь по контролю над Германией. Разве не против реваншизма ее политиков они были направлены? И поскольку он опять поднимает голову, надо принимать превентивные меры. Вплоть до возвращения наших войск на ее территорию.

– Но это опасная игра, кто на это пойдет?

– Рано или позже найдутся такие политики. Может, и Путин созреет для такого шага. И не следует преувеличивать его опасность. Бездействие хуже.

Дипломатия войны

– Я думаю, что военная дипломатия – это дипломатические шаги перед войной, во время войны и после войны. И по сути это и есть главные задачи дипломатии. Или нет? Теперь много говорят о роли дипломатии в развитии внешних экономических связей, туризма, культурных обменов. Но для этого есть специальные ведомства. Разве это не от лукавого? И мой вопрос такой: почему так быстро забылись страдания и потери Первой мировой и случилась еще более тяжкая Вторая мировая? Почему дипломатия ничего не сделала, чтобы не допустить этих трагедий? Разве роль дипломатии действительно состоит в том, чтобы подготовить мир к очередной войне, а не в том, чтобы ее предотвратить? Слава богу, Крымская, а после Потсдамская конференции усилиями грандов политики и дипломатии смогли подвести итог Второй мировой и установить правила общежития народов, которые пока, хотя и со скрипом, действуют. Но как все начиналось? И насколько война была неотвратимой?

– Да, всего пятнадцать лет прошло после потрясений, вызванных Первой мировой войной и Великой революцией в России, как мир опять напрягся. И снова из-за Германии. И не только. Джозеф Дэвис, посол США в СССР, 1 марта 1938 года предсказал: «Несмотря на готовность России присоединиться к Франции и Англии в борьбе против Гитлера, ей будет в этом отказано Западом. А в конечном итоге и Англии, и России будет противостоять Европа во главе с Гитлером». Невероятно, но прогноз на сто процентов был верным и уже через три года реализовался. И произошло это оттого, что дипломаты Запада предали забвению один из главных постулатов дипломатии. «Сверхзадачами дипломатии являются: превращать врагов в нейтралов, нейтралов – в партнеров, а партнеров – в друзей». Ничего этого не было сделано.

В январе 1933 года к власти в Германии вполне парламентским путем пришла национал-социалистическая реваншистская партия. Рейхсканцлером становится ее лидер Адольф Гитлер. Стремительно формируется фашистская диктатура. После смерти президента Гинденбурга законом о верховном главе Германской империи должность президента упраздняется. Адольф Гитлер объявляется «вождем (фюрером)». Он тут же заявляет о приготовлениях к германскому военному походу за территориями. «Благопристойные» немцы в восторге от захватывающих перспектив. В надежде поживиться чужими землями и имуществом в союз с Германией вступают Италия и Япония. За ними подтянулись Венгрия и Румыния. Сначала в Европе, а потом и за океаном политики забеспокоились. Реакция США – вынужденное установление дипломатических отношений с СССР. Цель – создание антифашистского блока. Но, желая скрыть истинный мотив этого шага в сторону Москвы, президент Рузвельт умело запускает в политический обиход легенду о белом пятне на политической карте в американской школе. Мол, «моя жена Элеонора с попечительской целью посетила школу и увидела на стене класса политическую карту мира с огромным белым пятном на месте России. Директор объяснила, что издатели карт таким способом напоминают о непризнании СССР американским правительством. Во время ее рассказа мне подумалось, что как нельзя жить в нарисованном на бумаге доме, так и нельзя делать вид, что не существует страны-гиганта из-за того, что вместо ее изображения на карте будет оставаться белое пятно. И я тут же дал поручение Государственному секретарю начать работу по скорейшему установлению с Москвой дипломатических отношений».

Забавная история, но не больше чем легенда в качестве прикрытия чисто американского прагматичного шага по поиску вероятных участников будущей антигитлеровской коалиции в условиях явных приготовлений гитлеровского союзника Японии к нападению на США. Временный и вынужденный характер отношений США с СССР неоднократно подтвердился заявлениями президентов и конгресса США, причем вопреки обязательствам, принятым на Крымской конференции, о желании расторгнуть с СССР дипломатические отношения. А потом и приготовления к ядерному удару по СССР. Петух клюнул – давайте дружить. Опасность миновала – до свидания! Причем с плевками и угрозами вслед. Такой подход не меняется и теперь: сотрудничество в Афганистане против талибов и исламского террористического государства в Сирии и одновременно – враждебные санкции из-за разногласий по Украине.

Нередко возникает мысль, что на самом деле американцы с британцами открыли второй фронт не против Гитлера, а чтобы остановить наступление Красной армии в Западной Европе.

Ведь и тогда, и сейчас подобная «политика» – полная противоположность тому, о чем Черчилль, Рузвельт и Сталин еще в феврале 1945 года на весь мир торжественно заявили: «Совещание в Крыму вновь подтвердило нашу общую решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство целей и действий, которое сделало в современной войне победу возможной». И далее особо подчеркнули, что «только при продолжающемся и растущем сотрудничестве и взаимопонимании между нашими тремя странами и между всеми миролюбивыми народами может быть реализовано высшее стремление человечества – прочный и длительный мир… и для этого нами учреждается Организация Объединенных Наций». Но именно в это же время главный вашингтонский идеолог жесткого противостояния с СССР, советник по политическим вопросам американского посла в Москве, профессиональный антисоветчик и по недоразумению дипломат Джордж Кеннан направил в Ялту телеграмму, в которой заклинал Рузвельта и Черчилля: «Не ведите себя с русскими дружелюбно, не говорите с ними об общности целей, которых в действительности не существует. Я вполне осознаю реальности этой войны, а также тот факт, что МЫ СЛИШКОМ СЛАБЫ (выделено мною. – С. П.), чтобы выиграть ее без сотрудничества с Россией. Но идея ООН должна быть похоронена как можно быстрее, иначе мы будем вынуждены защищать русскую сферу влияния в Европе». Несколько позже он отправит в Госдепартамент многостраничную шифровку (вошедшую в историю дипломатии под названием «длинная телеграмма»), в которой снова заклинал не верить русским и высказал суждение об истоках агрессивности советского поведения, а также прогноз, по какой причине и когда СССР прекратит существование как форма власти и геополитическое образование. Этот мистер не сменил антисоветской риторики и в период следующего пребывания в СССР на должности посла. Он ее только усилил. За что в 1952 году, по предложению министра иностранных дел Вышинского, был объявлен персоной нон грата. Попросту говоря, выслан из СССР за деятельность не совместимую со статусом посла. Уместно вспомнить, что этот самый Кеннан положил начало моде принимать в американском посольстве недовольных советским режимом. Это к нему, младшему советнику, в 1934–1937 годах бегали на посиделки в посольство Бухарин, Радек и другие деятели оппозиции. А задолго до этого времени, в 1901 году, за антиправительственную пропаганду из России был выслан Джордж Кеннан-старший, корреспондент американской газеты и дед Кеннана. Как видим, и в таких ситуациях закон парных случаев работает безупречно.

Пятилетняя горячая война завершилась не только разгромом фашистской Германии, но и последующим разделом Европы. В 1949 году начался раздел Германии на ФРГ и ГДР, был создан блок НАТО, а позже в ответ сформирован Варшавский восточноевропейский блок в 1955 году – все это положило начало длительной холодной войне.

Продолжалась она более сорока лет (в 1991 году закончилась объединением ФРГ с ГДР и роспуском Варшавского блока).

Третьей мировой за этот период, слава богу, не случилось. Но локальных военных конфликтов было множество. Десятилетиями продолжалось «холодное» противостояние как минимум с двумя опасными кризисами: берлинским 1961 года с возведением стены и кубинским, ракетным 1962 года. Были Вьетнам, Афганистан и бомбардировка Югославии натовской авиацией. Возникает вопрос: кто из крымской тройки не сдержал торжественного обязательства о послевоенном единстве? Ответ ясен как божий день – только не Сталин и его соратники, которые до последней возможности пытались сохранить союзнические отношения с «партнерами» по антигитлеровской коалиции, не соглашались на раздел Германии и включение Западного Берлина в состав ФРГ. Рузвельт тоже не поддавался антисоветской паранойе Кеннана, а вот следующий президент США Трумэн и Черчилль взяли его постулаты на вооружение.

– Итак, подобно курортному роману, отношения стран-союзников, а тем более стран – военных попутчиков не порождают последствий в виде долговременных обязательств. Как только сблизившие их обстоятельства проходят, так сразу или несколько позже, но практически всегда изменяются, а то и прекращаются прежние «любовные» отношения. Чаще навсегда. Но иногда продолжаются и принимают характер до прямо противоположных. Этому много примеров. Так произошло между СССР и США после окончания Второй мировой войны. Мы вместе разгромили Германию и Японию. Немецких военных преступников в Нюрнберге судили тоже вместе. И тут же начали конфликтовать, а потом и враждовать, пытаясь расширять и расширять сферы влияния. Прямых военных столкновений избегали благодаря умелым дипломатическим усилиям. Балансируя в локальных конфликтах, на поддержке, в том числе военными средствами, противоположных сторон (Корея, Вьетнам, Куба, Ангола, Афганистан, Грузия, Ливия, Сирия и др.). Так продолжалось почти семьдесят лет. Все правильно?

– Да, вы поняли все правильно. После объединения Германии, роспуска Варшавского блока и развала СССР холодная война на время (примерно на десять лет) прекратилась. Но потом опять «похолодало». В 1999 году распад Югославии, казалось, привел мир на грань третьей мировой. Мы уже вспоминали, как НАТО почти два месяца бомбил Сербию. Но Россия, из-за зависимости от США, не вмешалась, и конфликт продолжал развиваться. Правда, не выходя за пределы сербских границ. С 2007 года начался второй этап охлаждения, временами переходящий в военную фазу: агрессия США и союзников против Ирака, Ливии, Сирии. А после воссоединения Крыма с Россией он вступил в активную фазу санкций. США и союзники обвинили Россию в нарушении принципа нерушимости границ. Мы в свою очередь обвинили Евроатлантический союз в нарушении не менее фундаментального принципа невмешательства во внутренние дела других государств, за подготовку и совершение неприкрытого государственного переворота на Украине и в создании новых угроз нашей безопасности.

В обоснование особых отношений с американцами в 2007 году выступила глава правительства Украины Юлия Тимошенко. Она «разразилась» претендующей на концептуальность статьей «Сдержать Россию». В ней звучала фарисейская забота о поддержке России, когда она стремится к демократии, и откровенный призыв коллективно препятствовать ее имперским амбициям. Вскоре премьерша угодила в тюрьму за злоупотребление властью, но ее русофобские идеи подхватили соратники – Турчинов, Яценюк и примкнувший к ним давний противник Тимошенко олигарх Порошенко. В качестве силового инструмента явно проамериканской политики они использовали правых радикалов Яроша. Конфликт между коалицией Запада с Киевом, с одной стороны, и Россией – с другой, усугублялся и привел к обмену торгово-финансовыми санкциями, введению запретов на въезд в США и Европу российских политиков и близких к ним деятелей культуры и лидеров бизнеса. А позже – к геноциду русскоязычного населения Донбасса американскими ставленниками из Киева во главе с Порошенко. Дипотношения России с оппонентами-противниками сохранились, но межгосударственные контакты стали минимальными. И все-таки изоляции России не произошло. Большая группа государств во главе с Китаем заявили о поддержке политики Москвы.

В таком состоянии президент Путин предложил план мирного разрешения украинского конфликта из семи пунктов, впоследствии ставших основой комплекса мер, названных Минским протоколом. О том, как рождался мирный план, он рассказал журналистам: «Я, когда летел сюда – из Благовещенска в Улан-Батор, – в самолете набросал некоторые соображения и план действий, он у меня от руки пока, правда, изложен». Может, и поэтому немало тех, кто называл и называет их скороспелыми, невнятными, противоречивыми, непоследовательными и настолько запутанными, что их исполнение практически невозможно. Тем более что как стороны соглашения, так и его гаранты сами настроены к нему несерьезно и лукаво, с фигой в кармане. К этому могу добавить, что план, может, и не так плох, да не вовремя. Ведь ополченцы были у ворот Мариуполя. Хотя, конечно, из Монголии этого не видно (!). Думаю, да не то что думаю, уверен, при Сталине все было бы по-другому. Например, как в 1940 году с Финляндией. Или с Японией на полях Монголии. Угрозы необходимо купировать на ранней стадии.

Встреча с вождем

– Вы обещали поговорить о Сталине. Вам приходилось его наблюдать, видеть, а может, и слышать?

– Мне очень повезло. Я с ним дважды общался. В первый раз дело было так. Крымская конференция антигитлеровской коалиции в Ливадии подходила к завершению. Поселок Алупка. Временная резиденция британского премьера Черчилля – Воронцовский дворец. На встречу с премьером приехал Сталин. Я тысячу раз видел его на портретах и потому узнал сразу. На посту у входа нас было двое: сидевший за столиком англичанин и застывший в стойке «смирно» рослый красноармеец. Это был я. Сталин почти прошел мимо, но потом повернулся в мою сторону и негромко спросил:

– Ты кто такой, гренадер?

– Рядовой Воронцов, товарищ маршал.

– Вот как… так ты что, свой дворец охраняешь?

– Никак нет. Дворец народный.

– Правильно говоришь… посол Воронцов не твой родственник? И не называй меня маршалом. Лучше – товарищ Сталин.

– Есть, товарищ Сталин. Посол Воронцов – мой отец, товарищ Сталин.

– Это он тебя в тыловую часть устроил?

– Никак нет. Я работал на оборонном заводе. Но хотел воевать. Попросился на фронт, а меня – в роту почетного караула. Говорят, ростом подхожу. Обидно, но место службы не выбирают. Может, вы поможете с фронтом, товарищ Сталин?

– А чего не помочь, помогу. Как думаете, товарищ Вышинский? – как бы ища поддержки, проговорил вождь, повернувшись к седовласому, небольшого роста, широкоплечему спутнику с узкой полоской усов над губами в ниточку и в очках с круглыми стеклами. Это был давний соратник Сталина и первый заместитель министра иностранных дел. И, не ожидая его реакции, продолжил: – Пошлем его на фронт. Только дипломатический. Война идет к концу. Там управятся и без него. Конференция показала, что нам очень не хватает образованных молодых дипломатов. Думаю, у тебя получится, если в отца пошел. Как твое имя?

– Сергей, товарищ Сталин.

– Товарищ Вышинский, отправьте Сергея учиться в институт международных отношений. И хорошо бы подобрать таких ребят в воинских частях и на оборонных заводах. Человек двести. Пусть это будет сталинским дипломатическим призывом. А ты, солдат, отцу от товарища Сталина привет передай. Редкого ума и гостеприимства твой родитель. – И добавил, обращаясь к Вышинскому: – Слышал, болеет он. Позвоните и узнайте – не надо ли какой помощи?

Так этот случайный эпизод на всю оставшуюся жизнь определил мою судьбу. В будущем будет еще одна встреча. Вот как это было.

Девять дней с вождем

– Вторая моя встреча с вождем случилась совсем в другой, чем в Крыму, обстановке. Уже на старших курсах меня использовали в качестве переводчика высокого уровня. После окончания МГИМО без проблем зачислили на службу в МИД. Однажды пришлось в срочном порядке заменить постоянного переводчика министра. Строгий педант Молотов работой остался весьма доволен. Вскоре возникла необходимость направления переводчика на встречу Сталина с делегацией английских лейбористов – членов парламента. Чтобы переводить Сталину, требовался отличный уровень знания языка и навыки перевода на высшем уровне. Но Молотов без опасений направил проверенного им лично молодого дипломата на эту встречу. Она проходила на кавказской даче Холодная Речка. После отъезда англичан Сталин поблагодарил меня за хорошую работу и неожиданно для окружающих оставил на даче погостить. Видимо, это был ответный жест на венское гостеприимство отца. Девять дней я был личным гостем вождя. Вряд ли кому в мире из молодых людей того времени удавалось наблюдать так близко и как бы изнутри обыденную жизнь и политическую «кухню» одного из великих деятелей сего мира. Например, я наблюдал, как Сталин общался с тогдашними руководителями Украины Хрущевым и Кагановичем. И как после их отъезда сказал: «Хорошие ребята, но вместе им тесно. Могут поссориться. Надо их развести». И забрал Кагановича в Москву. Пришлось участвовать во встречах Сталина с деятелями культуры, и я поразился его познаниям в мировой литературе.

Особенно свободному цитированию «Венецианского купца» Шекспира и «Левиафана» Томаса Гоббса. Фактически это были девять дней в школе гения власти. На всю жизнь усвоил я совет Сталина о том, что знание мировой литературы, истории и умение общаться с самыми разными людьми – это главные качества политиков и дипломатов. По этому же поводу как-то за обедом Сталин заметил: «Изучать мировую историю лучше по германским источникам. Немцы глубоко роют».

Великодушие и гостеприимство Сталина были очень искренними. Я был им очарован настолько, что даже оспин на лице вождя не заметил. Например, поэт Мандельштам видел только усищи на рябом лице тирана. Громыко, как посол и министр, десятки раз общался с главой советского правительства и по этому поводу написал: «Говорят, что лицо Сталина было в следах от оспы, но я их не замечал». Очевидно, что могучий интеллект личностей подобных Сталину и искусство того самого общения способны скрывать от непредвзятых окружающих даже их физические недостатки. Нет ни одного письменного свидетельства современников Кутузова, которые упоминали бы о повязке на его лице. Кто сегодня вспоминает картавость Ленина или тот очевидный факт, что президент США Рузвельт полжизни провел в инвалидной коляске? Разве кто-то считал это препятствием для занятия ими высших постов? А ведь в американской истории только Рузвельт добился невиданного результата – четырежды подряд избирался президентом страны. Да и Ленин навсегда останется в мировой истории как создатель первого и пока последнего государства советского (весьма необычного) типа.

После второй встречи с вождем и возвращения в Москву я женился на дочери важного кремлевского чиновника. И, конечно, моя карьера ускорилась. Я участвую в работе нескольких международных совещаний. Еду в Швейцарию на международную конференцию, посвященную разработке конвенций по защите гражданских лиц во время войны. После ее успешного завершения меня, молодого дипломата, направляют для работы в Нью-Йорк. Но однажды из Москвы поступает распоряжение о моем отзыве на родину. По приезде в кадровом аппарате сообщили, что из-за ареста отца жены за вредительство подлежу увольнению из МИДа. Тесть был членом Военно-промышленной комиссии и, скорее всего, по халатности подписал документы о готовности для передачи в армию то ли недоработанной, то ли бракованной новой зенитной автоматической системы. Попытка обратиться за помощью к Сталину успеха не принесла. Вождь четко отделял служебные отношения от личных. Но вскоре вождя не стало. В условиях «потепления» политического режима суд оправдал тестя. Я возвратился в МИД и был направлен в ООН. Там из-за совершенно курьезного случая попадаю в помощники к постоянному представителю в ООН опальному Вышинскому. Очень быстро постпред делает меня старшим помощником. Через год шеф скоропостижно умирает. И снова отстранение от службы из-за моей «близости» к покойному. Около двух лет пришлось поработать заместителем главного редактора в издательстве иностранной литературы. Но время продолжало меняться, и опять в мою пользу. И как-то знакомый куратор издательства из Комитета госбезопасности сказал, что может помочь мне с зачислением в органы. И как ни странно – получилось. Видимо, сработало редкое тогда знание английского языка. За шесть лет, проведенных с родителями в Вашингтоне, годы учебы в институте и службы в МИДе я овладел им в совершенстве. В дипломаты без высшего образования и знания одного-двух языков вообще не принимали. А в Министерстве госбезопасности того времени образованных сотрудников со знанием иностранных языков были единицы. К тому же после того, как Хрущев расправился с Берией, в органах прошли массовые увольнения, что привело к острому дефициту кадров. Так дипломат стал сотрудником спецслужбы.

Челночная дипломатия

– Хочу для разрядки и в качестве комплимента тем читателям, которые продолжают оставаться с нами, перевести разговор на другую тему. Вчера прочитал в журнале «Международная жизнь» о том, что теперь в моду входят новые методы дипломатии: личная, челночная дипломатия, дипломатия без галстуков. Можете пояснить, что это такое?

– Дипломатию без галстуков ввели наши деятели – Горбачев и Ельцин. Нарцисс Горбачев называл этот метод «встречей умов» один на один, без галстуков, без обязательств выработки какого-либо итогового документа. В таких встречах обычно ставилась задача узнать планы визави, насколько это возможно. Это безответственная попытка ввести в дипломатию высшего уровня элементы панибратства, так сказать общение накоротке. И таким образом добиться как можно большего личного сближения. Хотя общение на короткой дистанции дано не каждому. Это было под силу только таким виртуозам дипломатии, как Молотов, Вышинский, Громыко, Воронцов, Квицинский.

Из этой же оперы новая привычка при общении лидеров называть визави «другом» – друг Майкл, друг Рю, друг Билл, друг Борис и т. д. Это от лукавого и ничего общего с дипломатией не имеет. В политике, а тем более высшего порядка, не может быть ничего личного по определению. А дружба – это личное. Такое общение скорее можно назвать дипломатическим туризмом высшего уровня.

«Отцом» челночной дипломатии считается американский политический деятель и дипломат Генри Киссинджер. Послушайте анекдот о челночной дипломатии.

Однажды у Генри Киссинджера спросили:

– Что такое челночная дипломатия?

Киссинджер ответил:

– О! Это универсальный еврейский метод! Поясню на примере, как при помощи такого метода выдать дочь Рокфеллера замуж за простого парня из сибирской деревни.

– Каким образом?

– Очень просто. Я еду в сибирскую деревню, нахожу там простого здорового парня и спрашиваю:

– Хочешь жениться на американской еврейке?

Он мне:

– На хрена! У нас своих девчонок хватает.

Я ему:

– Да, но она дочь миллиардера.

Он:

– О! Это меняет дело…

Тогда я еду в Швейцарию, прихожу в банк и спрашиваю акционеров:

– Вы хотите иметь президентом банка сибирского парня?

– Фу, – говорят в банке.

– А если он зять Рокфеллера?

– О! Это меняет дело.

Я еду в Америку к Рокфеллеру и спрашиваю:

– Вы хотите иметь зятем простого сибирского парня?

– Нет, у нас в семье все финансисты.

– А если он президент швейцарского банка?

– О! Это меняет дело. Сюзи, подойди сюда, господин Киссинджер предлагает жениха – президента швейцарского банка.

– Фи, они все слабаки и гомики.

– Но он здоровый сибирский парень.

– О! Это меняет дело.

Говорят, что этот древний метод общения политиков и правителей придумали еще евреи, но в современной внешней политике его более часто и умело используют американские дипломаты. Возможно, потому, что многие из них тоже евреи. К примеру, тот же Киссинджер.

Мифы дипломатии

– Спасибо за смачный анекдот. Продолжим дальше. Как и в любой сфере деятельности, в дипломатии есть легенды и мифы. Крупнейший современный исследователь проблем дипломатии, все тот же Генри Киссинджер, к легендам мировой внешней политики и дипломатии относит всего три фигуры: французского министра конца XVIII – начала XIX века Талейрана, австрийского министра того же времени Меттерниха и прусского министра, а потом германского канцлера второй половины XIX века Бисмарка. Первого – за то, что он умудрился служить одновременно двум императорам: Наполеону Бонапарту и Александру I. Второго – за решающий вклад в устройство Венской системы международных отношений в Европе после Наполеоновских войн. Третьего – за умелое объединение Германии под флагом Пруссии. Наших дипломатов среди легенд нет. Американец не включил в их число даже своего великого президента Рузвельта. Хотя он и Сталин по своим деяниям как дипломаты высшего уровня превосходят всех других.

Теперь о мифах. Пишут, что Горбачев во время переговоров на любой вопрос кивал головой. Поэтому оппоненты вынуждены были спрашивать, как понимать кивки – как согласие или раздумье? Нередко и после этого он повторял кивки. Так якобы он «прокивал» целый класс новейших ракет «Ока» на переговорах по уничтожению ракет малой и средней дальности в Европе, которые в переговорный пакет не входили, и американцы только хотели уточнить их судьбу. После второго кивка эти ракеты тоже включили в список на уничтожение. И прокатило, как сказал бы мой внук.

Есть утверждения, что министр Громыко на всякие, особенно неожидаемые, предложения оппонентов сразу отвечал прямым или косвенным отказом. Наверное, чтобы подумать. Поэтому получил прозвище Мистер Нет. Молотова называли «каменной задницей» из-за якобы небывалого терпения и выносливости на переговорах. В отношении Вышинского до сих пор в МИДе ходит молва о его небывалой жесткости на грани грубости в общении с подчиненными и даже иностранными дипломатами, из-за чего за глаза его безобидное отчество Януарьевич произносили как зловещее Ягуарьевич. Мы уже говорили, что в истории российской дипломатии министр Горчаков считается наиболее выдающимся руководителем ведомства внешней политики. И что он мог только искусно составленной нотой решить сложную международную проблему. Иногда даже говорят, что министр Горчаков велик. Но в чем? Припоминают прежде всего реальное, но ставшее давным-давно мифом его крылатое выражение «Россия сосредотачивается». Хотя самые красивые афоризмы в практическом плане чаще всего бесполезны. Пожалуй, горчаковский – тоже. Тем более он каждый раз повторял его как оправдание самых черных дней своей карьеры. Есть миф, что он трижды грозил отставкой из-за несогласия с кандидатурами послов. Может, и грозил, но не ушел! Однако достоверно известно другое, что он не протестовал, а скорее содействовал нелепой и антигосударственной продаже владений в Северной Америке (Аляски и других земель общей площадью 518 800 кв. км). Не только не протестовал, но даже советовал Александру II, как ловчее эту сделку провернуть (письмо Александру II от 10 января 1858 года), чтобы не продешевить и не вызвать общественного негодования из-за торговли российскими землями (1867 год).

– Так кем же на самом деле был светлейший князь?

– Тщательное изучение практической деятельности Горчакова показывает, что чаще он отдавал предпочтение не действиям, а риторике. Да и российское общество его времени деятельность министра оценивало по-разному. В период польского кризиса (1863) одни сравнивали действия Горчакова с «отсыревшим фейерверком» или действиями «говоруна, который уступал Европе, когда должен был наступать». Другие восхищались, как виртуозно, посредством только дипломатической переписки, он отвел очередную опасность со стороны Европы во главе с Францией. Хотя была ли она реальной, эта опасность, достоверно известно не было.

Встречаются и такие свидетельства. Вспомним слова Б.Н. Чичерина (1863), профессора государственного права, городского головы Москвы и дяди будущего наркома иностранных дел СССР Г.В. Чичерина.

«Я спросил Горчакова:

– Мы готовы ответить европейским державам отказом на их притязания по польскому вопросу?

– Это дело импровизации, – к моему удивлению, ответил Горчаков».

Как видим, есть и такие свидетельства:

«Бесспорно, Горчаков как логик и стилист в составлении документов был первоклассным: простота, логичность и изящество стиля, помноженные на энергию слога (слов), плюс вежливая ирония приносили (создавали) большую славу таланту дипломата».

«Горчаков никогда не ввязывался в газетную полемику из-за опасения, что журналисты, исказив мысль, приведут к еще большему обострению ситуации».

Споры одного из лучших в истории России военного министра Д.А. Милютина и Горчакова на тему «Что лучше ограждает интересы России – война или депеши дипломатов» были бесконечными. При этом Милютина очень удивляло и странное нежелание Горчакова вникнуть в соображения военных».

Дипломатии Горчакова характерны частые колебания: «Война неизбежна, но наша задача – ее ограничить». Такой подход вылился в неудачу во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов и участия Горчакова в Берлинском мирном конгрессе по ее итогам. Сам Горчаков писал царю: «Этот конгресс – самая черная страница в моей карьере».

Так что дипломатия (внешняя политика) колебаний и полумер – это тоже Горчаков. Может, и поэтому козни противников в те годы нередко заставали нас врасплох.

О пагубных колебаниях Горчакова свидетельствует и его ближайший советник Александр Жомини, писатель, основатель Русского исторического общества, по существу изготовитель депеш и циркуляров А. Горчакова (об этом красноречивом обстоятельстве свидетельствует дипломат Михаил Константинович Ону – зять барона Жомини). Однажды Жомини вынужден был обратиться к военному министру Д.А. Милютину с просьбой: «побудить Горчакова действовать энергичнее в преддверии неизбежной Русско-турецкой войны». Об особенностях таких дипломатов, как Горчаков, – дипломатов ради дипломатии, – писал Лев Толстой: «Он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было все равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги его ценились, кроме письменных работ, еще и по искусству обращаться и говорить в высших сферах». Есть и сейчас дипломаты, для которых искусно составленная нота, депеша и т. п. есть сама по себе цель. Основателем этой «традиции» можно уверенно назвать князя Горчакова.

Замечено, что многие дипломаты, будучи умными, не обладают, однако, нужной для дипломата самоуверенностью и апломбом. А вот у Горчакова, по свидетельствам современников, апломба и тщеславия было «выше крыши». Конечно, сказывались княжеское происхождение, близость с императорской семьей и с самим Пушкиным.

Спектр оценок Горчакова современниками: скептицизм – восхищение – осуждение. Все вперемешку.

Считается, что в том же польском кризисе 1863 года Горчаков проявил себя блестяще как чистый дипломат – не допустил вмешательства Западной Европы в «спор славян» одними депешами. Впервые в истории дипломатии газеты России и Европы печатали их на первых полосах как образцы дипломатического стиля высшей пробы. Хотя есть основания предполагать, что намерения о вмешательстве были не очень реальными. Ну и совсем забываются жесткие и оперативные действия военных во главе с генерал-губернатором царства Польского графом М. Муравьевым по подавлению восстания польских сепаратистов.

Играть в международных делах по правилам, которые уже никто не соблюдает, бессмысленно и себе дороже. Но так нередко поступал Горчаков. Подобным образом поступают и до сего времени его последователи. Из высотки на Смоленской площади можно услышать, мол, мы будем поступать по правде, добросовестно и нашим оппонентам станет неудобно быть вероломными. «Простота хуже воровства», – говорят в таких ситуациях. Тут одно из двух: или не садитесь играть с дьяволом, или играйте по его правилам. Жизнь подсказывает, что играть нужно только с выгодой для себя.

Игра без правил – путь к войне. Конечно, нередко война – это часто результат действий с непреднамеренными последствиями. Но сюда не относятся войны Германии во времена Бисмарка и Гитлера. Это войны по плану. Иногда это фанатичное следование за национальной идеей. Например, войны России с Турцией начинались под предлогом защиты христиан Востока от басурманов. При этом подспудным желанием (той самой национальной идеей) было стремление вытеснить Турцию из Европы и лишить ее возможности безраздельного контроля черноморских проливов. Дважды в XIX веке и дважды в XX веке мы были близки к этой цели (в 1829 и 1878 годах; в 1916 и 1945, 1953 годах). И каждый раз с подачи Англии турок спасали европейские державы. Только в 1953 году Хрущев сам отказался от размещения военной базы на ДАРДАНЕЛЛАХ. И лишь потому, что это было связано с решением Сталина. Теперь в XXI веке ситуация иная. И она побуждает нас дружить с Турцией.

– Нет ничего интереснее, чем разбирать поступки замечательных личностей прошлого. Но вы упомянули о взглядах Путина на внешнюю политику нашего времени, и мне интересно узнать – как на этом фоне смотрятся современные деятели российской дипломатии. Недавние министры Козырев, Примаков, Иванов. Ну и, конечно, действующий министр Лавров. И, может быть, в сравнении со своими именитыми предшественниками?

– О Козыреве предлагаю поговорить отдельно и позже. О Примакове сказать особо нечего. Это лишь краткий эпизод с «авиационным» уклоном в нашей дипломатии. Я имею в виду его бессмысленный, хотя и эффектный, разворот над Атлантикой по пути в Вашингтон в знак протеста против бомбежки Югославии. И этот «разворот над океаном» уже на нашей памяти тоже превращают в миф, как событие, положившее начало новому этапу в российской внешней политике.

Иванов – замечательный человек из суворовцев. Но, по-крупному, он не министр, а всего лишь управляющий министерством. Очень организованный и добросовестный. И не больше. Потому в грузинских событиях при замене Шеварднадзе на Саакашвили и потом в острой обстановке вокруг Аджарии повел себя очень недальновидно, если не примитивно.

Что касается Лаврова, то вы меня ставите в сложное положение, помните у Козьмы Пруткова: «О ближних мы лучше умолчим». Ведь мой внук – продолжатель династии и еще только начинает дипломатическую службу. А вы просите его деда дать оценку действующему министру – начальнику внука. И все же! Сначала поставим себе вопрос: кто такой любой министр, а тем более иностранных дел? Политик или управляющий? Я утверждаю, что это политик. Например, есть страны, где нет МИДа, а подобные учреждения называются Политическим департаментом. Исходя из этого, все упомянутые выше деятели, кроме Примакова, больше похожи на управляющих. Не замеченные в политической деятельности, они стали министрами, пройдя все ступеньки по карьерной дипломатической лестнице. Отсюда и привычка смотреть «в рот президенту», да хорошо, если своему. Тот же министр Козырев все больше исполнял отмашки президента и госсекретаря США. На Иванове и Лаврове лежит грех за провальную внешнюю политику в отношении Грузии и Украины. Это же надо было так сподобиться, чтобы из вполне терпимых соседей они превратились во враждебные государства. Ни тот ни другой не поднялись до понимания того, что историческая Россия никогда не отбирает «чужое». Она попросту обязана возвращать «свое». Вместо этого они твердили и продолжают твердить об уважении территориальной целостности Украины – этого государства-химеры. Забывая, что речь идет об исконно российской территории. Не понимая, что государство Украина – еще тот миф. Ведь странное дело. Мы отреклись от всего ленинского наследия, как противоречащего национальным интересам. А перед самым нелепым «творением» ленинизма – Советской Украиной и ее преемницей снимаем шляпу. Очевидно, это у них от благоговения перед горчаковской дипломатией и полным игнорированием опыта Безбородко, Молотова, Вышинского и Громыко. Даже за возвращение Крыма мы должны благодарить не наш МИД, а крымский народ, российских военных и кубанских казаков, которые вопреки нашей невнятной внешней политике совершили этот исторический подвиг. Думаю, что «горчаковская» излишняя осторожность Лаврова в отношении ситуации с Новороссией еще выйдет нам боком. НАТО именно с этой территории набросится на наш Крым при первой возможности. То же самое можно сказать и в отношении действий Лаврова, а вернее, как он сам выразился, «бесплодных посиделок с американцами» в сирийском конфликте. Пока вот так кратко. Остальное отдадим на суд истории. Хотя я обещал еще поговорить о Козыреве – министре-неудачнике. Называют его и министром-предателем, мнившим себя великим дипломатом. Но это потом. Хотя, если откровенно, фигура мерзкая – и вспоминать противно. Хуже только Аркадий Шевченко – дипломат-перебежчик. Был такой заместитель Генерального секретаря ООН по квоте СССР и близкий к министру Громыко человек. Любил выпить и женщин. Американцы именно на этом его и подловили. Если вам будет интересно, эту историю можно почитать в Интернете.

– Хорошо, будет время – посмотрю сам. Вы как-то затронули непростую и вечную тему о соотношении силы и морали. Чему, например, отдавал предпочтение все тот же «первейший дипломат» князь Горчаков?

– Он исповедовал такие взгляды. Мол, во внешней политике есть три определяющих фактора: соотношение сил основных центров влияния; национальные интересы и общественное настроение; политические страсти лидеров.

В одном из циркуляров Горчаков писал: «Я всегда утверждал, что материальная сила должна быть поддержана моральной акцией и это необходимо показывать Европе». Горчаков избегал употребления слова «война» и называл это явление «материальной силой». Причем, как видно, первенство он отдавал моральной силе. Так сила или мораль? Действительно, что главнее в международных отношениях? Сравним с известной сентенцией Бисмарка: «Не речами и постановлениями большинства решаются великие вопросы времени… а железом и кровью». И он внедрил этот лозунг в войнах с Австрией в 1870–1871 годах за превращение рыхлого Германского союза в империю и лидерство в ней Пруссии. Это тогда, в XIX веке. А что сейчас, в веке XXI? То же самое.

Бывший премьер Украины русофобка Юлия Тимошенко утверждает: «Сила дипломатии в военной мощи государства».

И еще. Следует ли нашим дипломатам так безоглядно доверяться партнерам, как это делал Горчаков или в наше время Лавров? Журналист и писатель Слонимский так отзывался о Горчакове: «Решившись следовать прусской политике, он предпочел отдаться ей с доверием, без сомнений и тревог». А представитель министра Лаврова по поводу наших современных отношений с Америкой заявила: «Мы были с Государственным департаментом США в отношениях по сирийскому конфликту слишком дипломатичными». В переводе на обычный язык это означает одно: мы слишком много делали уступок.

По мнению Бисмарка, отношения с Россией начали портиться в 1875 году из-за «неуместного заступничества Горчакова за Францию». Окончательно связи с Пруссией расстроились в 1878 году после Берлинского конгресса, на котором Бисмарк в отместку за нашу позицию в 1875 году по Франции демонстративно устранился от поддержки российских притязаний по результатам Русско-турецкой войны, зафиксированных в Сан-Стефанском договоре о перемирии (прелиминарном). Получилась великая глупость: российское заступничество за Францию от притязаний Германии привело к утрате плодов блестящей военной победы России над Турцией. Вот что такое сплетение интересов в международных делах. Горчаков явно опасался считать силу важнейшим фактором. Он постоянно пытался склонять Александра II обходиться без военных нажимов. Только силой морали и бесконечных комбинаций с влиятельными странами или их блоками. И до того мы увлекались этим методом, что теряли за ним то, ради чего плелись сети. Тогда как предыдущий опыт Екатерины Великой и канцлера Безбородко указывал, как сочетанием мягкой и жесткой дипломатии и демонстрацией военной угрозы они достигали впечатляющих результатов. Именно таким образом они отжали Крым у турок.

– Через семьдесят лет турки с помощью Англии, Франции и Сардинии попытались Крым возвратить. Но не вышло. Россия в одиночку, без единого союзника, смогла отбить эту попытку. Однако до сих пор этот эпизод нашей истории, кроме героической обороны Севастополя, рисуется в черных красках. Почему? Для ответа на этот непростой вопрос сначала обратимся к иностранным источникам.

Позорный или почетный?

– Итак, первому дадим слово Гельмуту фон Мольтке, главе Генерального штаба Германии, который на коронации Александра II заявил: «Россия войну не проиграла (о Восточной войне). Россия не смогла одержать победу из-за отсутствия рельсов к причерноморским курортам». Действительно, многие наши историки пишут о Крымской войне (по-западному – Восточной) как российском национальном позоре. Есть и другие оценки. Но их ничтожно мало. Например, академик Тарле Е.В. написал: «Россия отделалась сравнительно ничтожными уступками». Он имел в виду клочок Южной Бессарабии на левом берегу Дуная.

Французский посол в Вене и участник послевоенных мирных переговоров в Вене и Париже барон де Буркэнэ так оценил Парижский мирный трактат от 30 марта 1856 года по итогам Восточной войны. Под ним стоит и его подпись: «Никак нельзя сообразить, ознакомившись с этим документом, кто же тут победитель, а кто побежденный». Мы же с легкой руки российских либеральных историков и журналистов и, как ни странно, дипломатов того и позднего времени безоговорочно оценили Парижский трактат как позорный и унизительный. Так что же произошло на самом деле? Хотелось бы услышать ваше мнение о Крымской войне. Нет, не так. О Крымской кампании в ходе Восточной войны 1854–1856 годов и войне в целом.

– Да, триумфальных побед, как до этого над Наполеоном или над Турцией в 1829 году, в Восточной войне мы не достигли. Однако Россия и армия вели достойную и даже героическую борьбу. Но беда не столько в отсутствии «рельсовой дороги» в Крым из центра России, а в том, что командование Крымской армией император поручил неумелым и пассивным воинским начальникам, которые и довели дело до сдачи части побережья Крыма и южной части Севастополя. И речь не о героических морских начальниках Нахимове, Корнилове, Истомине. Всей кампанией руководили не они, а командующие Крымской армией, сначала генерал князь Александр Меншиков, а потом князь Михаил Горчаков. Винить всю Россию в неспособности отстоять базу молодого Черноморского флота нет оснований. И совсем напрасно писали горячие головы тогда и позже о вине прогнившего царского режима. Вот уж воистину «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Повторяю, надо говорить и писать о конкретных ошибках императора Николая I, доверившего защиту Крыма и Севастополя сначала князю Александру Меншикову, а затем князю Михаилу Горчакову. Оба не оправдали надежд императора. А если оставаться на позиции обвинения режима в целом, то как тогда объяснить бесспорные победы российского воинства в той же Восточной войне на других направлениях и прежде всего на южном, Кавказском фронте.

Какова была цель Восточной войны вообще и Крымской кампании в планах противников России и прежде всего Турции? Ответ почти на поверхности: для Турции это возврат Крыма, утраченного за полвека до этого события. Известный конфликт Турции и России вокруг святых мест в Иерусалиме – только повод для начала боевых действий. Для Франции участие в этой войне – месть России за свое поражение в войне 1812–1814 годов. Для Англии – не дать России прорваться к проливам Босфор и Дарданеллы и через оказание помощи Турции еще больше подчинить ее своим интересам. Для Сардинии – получить от Турции, Франции и Англии поддержку в борьбе с Австрией за Ломбардию. И что? Турция получила Крым? Нет!

Поэтому есть все основания утверждать, что итог Восточной войны был для России почетным. Даже с учетом демилитаризации Черного моря (временный запрет для России и Турции иметь в его акватории военные флота). И сегодня вызывает недоумение, почему российские политики, большинство историков и общество оценили ее итог тяжким, унизительным и даже ПОЗОРНЫМ. По-моему, он весьма ПОЧЕТНЫЙ!!! Так как против нас вела войну коалиция самых мощных на то время европейских держав и вряд ли какая другая страна смогла бы выстоять, как Россия. При этом ни одна из воюющих сторон не получила реальных выгод, а нейтрализация Черного моря тогда была даже благом. Нам не надо было содержать флот против Турции. К тому же перед войной Нахимов их флот уничтожил в Синопской битве. А мы свой при подходе флота союзников затопили на входе в бухту Севастополя. То есть в итоге флотов к этому времени и не было. К тому же наши противники Англия, Франция и Сардиния плюс формально нейтральные Австрия и Пруссия, как ни парадоксально это выглядит, выступили гарантами такой нейтральности. Но самое главное – Крым остался за Россией. Причем навсегда! Поэтому для Турции война была бесполезной. Для других участников, кроме Англии, – нелепой тратой людских сил и средств. Да, самые большие выгоды получила Англия. Она в очередной раз укрепила свое влияние в районе проливов и вообще на Востоке. Для России, повторимся, результат был почетным, потому что она отстояла Крым (кроме временной, на полгода, утраты южной части Севастополя). Она также успешно отразила попытки войск союзников захватить другие российские территории на востоке, севере и Балтике. И тем самым лишила их командование возможности двинуть войска вглубь России. Но в то же время на Кавказском направлении российская армия оккупировала большую территорию Турции с крупным городом-крепостью Карс.

Подведем баланс. Крымская кампания была проиграна, но Крым отстояли. При этом армия, несмотря на тяжелые потери, не подверглась разгрому. Кавказская, наоборот, – выиграна с подавляющим преимуществом. В итоге Восточная война закончилась вничью. Поэтому и не мог понять французский дипломат барон де Буркэнэ – «кто в ней победитель, а кто побежденный».

После договора от 2 декабря 1854 года Австрии с Англией и Францией о возможном вступлении Вены в войну на стороне антироссийской коалиции светоч нашей дипломатии Горчаков напугал Николая I Австрией, а себя Крымской войной! Крымский синдром в дипломатии Горчакова был очень стойким и наложил негативный отпечаток на его деятельность до конца карьеры. Можно сказать, он его надломил. Отсюда таким невнятным и был Парижский мирный трактат 1856 года. Четырнадцать лет потребовалось ему, чтобы оправиться от пораженческих настроений и заявить, что «Россия выходит из того положения сдержанности, которое она считала для себя обязательным после Крымской войны». Но в связи с неблагоприятными для России решениями Берлинской конференции по итогам Русско-турецкой войны 1877–1878 годов синдром пораженчества к Горчакову возвращается, и он пишет Александру II: «Нам придется снова возвратиться к режиму сдержанности».

– Рассказ о Горчакове вы начали с напоминания его известного афоризма, который так «пленил» российских политиков и дипломатов, что и по прошествии ста пятидесяти лет кандидат в президенты России Путин свою программу внешней политики на 2012–2018 годы назвал: «Россия сосредотачивается – вызовы, на которые мы должны ответить». По-моему, пора из этого добровольного и мифического горчаковского «плена-сосредоточения», позже это назвали изоляционизмом, освобождаться.

– Спасибо, смелые оценки и, как мне кажется, верные. Сейчас предлагаю перебросить мостик через столетие – от Крымской кампании к Крымской конференции 1945 года. Тем более что вы хотя и не участник, но очевидец этого величайшего события российской и международной политики и дипломатии. А затем предлагаю поговорить о состоянии дипломатии после Крыма.

– Согласен, мы уже говорили о достижениях и просчетах российско-советско-российской внешней политики и дипломатии. Уверен, будем к этому вопросу возвращаться неоднократно. Как международные дела, так и состояние государств-участников проходят через стадии взлетов и падений. Иногда дух захватывает от солидарных действий основных мировых игроков. Но чаще накатывает состояние стыда от лицемерия и вероломства их лидеров. В таких ситуациях государства ведут себя как самые недобрые люди. Почему так? Были же и Крымская, и Потсдамская конференции, была блестящая история создания ООН. А вот создание ОБСЕ и вступление России в Совет Европы – это, по моему мнению, роковые ходы. Или еще можно отыграть назад? Это что, провал дипломатии или просчет политиков? И еще. Мне кажется, что после названных великих событий мировая, а с ней и наша дипломатия с середины 80-х годов прошлого века вошли в стадию глубокого общего кризиса. Что впереди? Хаос и война как извечное средство его разрешения? Попробуем разобраться.

Курортный роман

– Более семидесяти лет прошло со времени великого события в политической истории XX века, всемирной и советско-российской дипломатии – Крымской конференции глав антигитлеровской коалиции. Поэтому еще на прошлой встрече мы договорились посвятить этому событию как можно больше времени. Я специально посмотрел источники и освежил в памяти и то, что наблюдал сам, и то, что происходило за закрытыми дверьми. Почитайте мои наброски на эту тему под названием «Курортный роман».

«Итак, кто автор идеи о проведении конференции? Почему в Крыму? Каковы заслуги ее основных участников – глав государств? Какова ее роль в контексте внешней политики России?

Прежде всего следует отметить такое обстоятельство: в истории международной политики и дипломатии ни до этого события, ни после него не было случая, чтобы для решения судеб мира собрались деятели такого калибра. И Сталин, и Рузвельт, и Черчилль были величайшими государственными деятелями всех времен и народов. Так распорядилось время! Именно поэтому принятые ими решения до настоящих дней являются определяющими для мироустройства. А теперь о самой конференции.

В феврале 1945 года из крымской Ливадии от имени трех держав антигитлеровской коалиции на весь мир прозвучали многообещающие слова их лидеров:

«Совещание в Крыму вновь подтвердило нашу общую решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство целей и действий, которое сделало в современной войне победу возможной… Только при продолжающемся и растущем сотрудничестве и взаимопонимании между нашими тремя странами… может быть реализовано высшее стремление человечества – прочный и длительный мир…»

Уинстон Черчилль, Франклин Д. Рузвельт,

Иосиф Сталин

Приведенное выше торжественное обязательство Великобритании, США и СССР о стремлении к прочному и длительному послевоенному миру зафиксировано в тексте Заявления о результатах работы Крымской конференции под названием «Единство в организации мира, как и в ведении войны». Конечно, в прямом смысле его нельзя назвать клятвой. Но по существу это есть самое настоящее официальное обещание хранить и укреплять мир, завоеванный в общей борьбе с фашизмом, и после окончания войны.

Войну выиграли! Но клятву сохранить единство, к великому сожалению, вскоре, увы, забыли…

Теперь на Западе нередки попытки переписать военную историю, а также случаи осквернения и уничтожения памятников воинам, на крови которых клялись их вожди. Более того, современные лидеры США и Великобритании (двух членов коалиции, которая, как следует из текста Заявления, заключалась бессрочно) на днях не менее громогласно заявили о стремлении нанести как можно больший вред внешнеполитическим позициям и экономике России, пообещав «разорвать ее в клочья». Вот такое единство!

При этом политические карлики делают вид (или действительно не понимают), что таким образом они не только угрожают безопасности третьего члена коалиции, но провоцируют опасный международный конфликт и проявляют черную неблагодарность к потомкам тех миллионов советских воинов, которые жертвенно спасли их предков, да и народы всей планеты от фашизма – коричневой чумы XX века.

От Тегерана к Крыму

По окончании Тегеранской конференции 1943 года лидеры стран антигитлеровской коалиции договорились встретиться снова, как только потребует обстановка.

К осени 1944 года Сталину и Рузвельту стало понятно, что для координации усилий по нанесению решающих ударов по противнику и определения послевоенного устройства Германии такая встреча чрезвычайно необходима. Однако британский премьер Черчилль тянул, надеясь, что теперь они обойдутся и без Сталина. Больше того, он все больше склонялся к мысли о сдерживании Красной армии путем заключения сепаратного мира с внутренними противниками Гитлера в самой Германии.

Голубой мечтой британца был план совместно с немцами отбросить нас назад к границам СССР. Другого мнения был Рузвельт. Для США с разгромом Германии война, увы, не оканчивалась. Оставалась Япония. И президент понимал, что без помощи СССР война на Тихом океане может затянуться надолго, с непредсказуемым концом. Поэтому-то у Черчилля не было шансов реализовать свой коварный план без согласия Рузвельта. Также Рузвельт задумал идти на четвертый президентский срок, и поэтому требовалось наглядно продемонстрировать избирателям, что он хорошо понимает, с кем и как привести страну к полной победе.

В связи с этим обстоятельством Рузвельт в июле 1944 года откровенно писал Сталину: «Мы приближаемся ко времени принятия дальнейших стратегических решений, и такая встреча помогла бы мне во внутренних делах». Какие такие внутренние дела не мог решить президент США без помощи Сталина? А такие – впервые в политической истории США и вопреки стойкой традиции ограничения президентского служения двумя сроками Рузвельт, заканчивая третий (!) срок, решил идти на четвертые выборы. И для успеха на них ему необходима была яркая демонстрация военного триумфа. Встреча «тройки», как ничто другое, могла послужить этой цели. Однако принятие окончательного решения о ее проведении постоянно откладывалось…

К январю 1945 года СССР достиг такой военной силы и развил такой темп наступления, что мог без посторонней помощи одолеть гитлеровскую военную машину. По данным Генштаба Красной армии, за вторую половину января наши войска на фронте от Балтики до Карпат более чем в 700 километров с боями продвинулись на 500 километров и ступили на территорию Германии. Парадокс, но первым от таких темпов запаниковал Черчилль. По этой же причине несколько раньше произошло событие, которое коренным образом повлияло на политическую позицию союзников на завершающем этапе войны. И, собственно, окончательно предопределило необходимость крымской встречи.

В конце 1944 года Гитлер дал указание войскам, удерживая фронт на Востоке, провести крупную наступательную операцию на Западном фронте. Он надеялся добиться успеха и заставить Лондон и Вашингтон сесть за стол переговоров о сепаратном мире и таким образом спасти свою шкуру. «Переговоры можно вести только с благоприятных военных позиций… Западные державы будут более сговорчивыми… Черчилль ненавидит большевиков почти так же, как я сам, и это военное поражение дало бы премьер-министру повод вступить с Германией в переговоры», – заявил он на совещании с высшим военным командованием.

В результате успешного наступления по линии Арденны – Антверпен в Бельгии, а потом южнее под Страсбургом немцам удалось создать угрозу поворота ситуации в пользу Германии. Но Черчилль с Рузвельтом поступили не так, как рассчитывал Гитлер. Вместо предложения о мире они обратились за помощью к Сталину: «Можем ли мы надеяться на крупное русское наступление на фронте Вислы в течение января? Мы считаем это дело срочным».

Сталин ответил немедленно: «Можете не сомневаться, что мы сделаем все возможное для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам». Далее он добавляет, что запланированное на 20 января наступление он дал приказ начать раньше по всему центральному фронту в направлении Берлина. Уже 8 января Гитлер был вынужден остановить западное наступление и приступить к переброске 8 дивизий и 500 танков на Восток. Союзные войска были спасены от… разгрома. А мы от очень вероятного сепаратного мира.

Понимая и используя этот интерес, Сталин в свою очередь в письме Черчиллю предлагал провести конференцию в освобожденном полгода назад Крыму, чтобы партнеры своими глазами увидели и прочувствовали масштаб бедствий от германской оккупации. В это же время он сообщал Рузвельту, что на предстоящем совещании он хотел бы обсудить условия сделанного им в Тегеране предложения о вступлении СССР в войну с Японией. Не следует забывать, что с апреля 1941 года между СССР и Японией действовал договор о ненападении. И, строго говоря, наше возможное участие в войне с Токио попахивало международным вероломством. Для того чтобы Сталин смог преодолеть этот барьер, требовался сильный стимул. Таковым являлся территориальный «пирог» – претензии Сталина на возврат в лоно СССР Южного Сахалина и Курильских островов.

Сталин, к сведению, не согласился с предложением партнеров о проведении совещания в Египте и настоял на Крыме. Для этого, писал он Рузвельту, есть три причины: во-первых, его проведение на территории СССР будет знаком признания членами коалиции победоносных заслуг воинов Красной армии и жертв советского народа в общей борьбе; во-вторых, это даст возможность лидерам США и Великобритании лично убедиться в масштабах разрушений, причиненных народному хозяйству немецкой оккупацией; в-третьих, из-за необходимости ежедневного внимания Верховного главнокомандующего к событиям на фронтах в условиях широкомасштабного наступления, а также настойчивой рекомендации врачей не совершать ему лично длительных поездок. Зная заинтересованность Рузвельта в проведении конференции, Сталин использовал в этом вопросе его влияние на Черчилля…

Конец ознакомительного фрагмента.