Причины мещанской революции в России. Глава 1. Теоретическое осмысление понятия «место общества» (А. И. Нестеров, 2017)

1.1. Пространственная сущность места общества

Древнерусское (с XI в.) и более позднее старославянское слово «место» означает «вместилище, земля, время, должность»[5]. Оно характеризует пустоту или занятость определённого места прибытия или убытия чего-либо или кого-либо в пространстве. Из толкового словаря живого великорусского языка В. И. Даля мы узнаём, что русское слово «пространство» происходит от наречия «просто» – порожний, пустой, ничем не занятый, например: «Нет ли простой посудины? Руки не просты, полны (заняты). Закрома просты, простого места много»[6]. Если пространство занято в основном воздухом, то оно именуется воздушным; если степью – степным; если людьми – общественным; если сконцентрированными в определённых местах домами – городским и т. д. Если пространство Земли практически не занято, пусто, мы называем его пустыней, и то при этом пустыни бывают песчаными, каменистыми или снежными. Значит, место общества – это места нахождения общества, занимающего какое-то место в определённом пространстве. (См. Рис. 1)

Рис. 1. Место общества в физическом и социальном пространстве

Определяя место общества, укажем, что оно находится не только в физическом пространстве, но и в искусственно созданной человеком окружающей его среде, при этом среда пребывания людей может представлять не только физическое пространство, но и искусственно созданное людьми городское пространство, или информационное (социальное).

Для уяснения сущности места общества как занятого обществом местного пространства внимательно рассмотрим, что представляет философское понятие «пространство». Оно представлено как фундаментальная составляющая всеобщей формы бытия материи в физическом понимании и, одновременно с этим, служит основой для существования пространства социального. Но где же тогда находится место общества в этом пространстве? Место общества (мещанство) – это искусственно созданная в физическом пространстве среда обитания людей в виде домов, которая постоянно расширяется за счёт сокращения места естественной среды, что вызывает в последнее время огромную озабоченность учёных-экологов. Обратим внимание на то, что место общества представляет собой искусственно созданное людьми место материального пространства (дома), там находятся люди, проживающее в этом определённом месте.

Исследование понятия «пространство» уходит корнями в глубокое прошлое, как одна из основных категорий оно рассматривалось в период развития античной философии. С той поры и до наших дней это понятие является объектом пристального внимания со стороны учёных, что объясняется особой ролью пространства в структуре мироздания. Его часто объясняют исходя из трактовки термина «место». Такой философский взгляд на понятие «место» мы замечаем уже в античной философии. Так, обозначение материальных пространственных структур присутствовало ещё у Платона и Аристотеля. В сформулированном Платоном определении пространства фигурирует понятие «место», «…есть ещё один род, а именно пространство: оно вечно, не приемлет разрушения, дарует обитель всему рождающемуся, но само воспринимается вне ощущения, посредством некоего незаконного умозаключения, и поверить в него почти невозможно. Мы видим его как бы в грёзах и утверждаем, будто всякому бытию непременно должно быть где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на небесах, будто бы и не существует»[7]. Если применим это утверждение Платона к определению места общества, то убедимся, что существовать оно сможет, только находясь в определённом месте какого-то пространства. Значит, основное условие существования места общества, его сущность, заключается в обязательном занимании обществом определённого места пространства. Стало быть, общество и, соответственно, мещанство без пространства, без занятого обществом в нём места, существовать не может, в отличие от пространства как такового, которое может вообще-то существовать и без общества.

Следует отметить, что для древнегреческого народа характерно мифологическое восприятие пространства в качестве дискретных, особо поименованных мест. «Например, в трагедии Софокла «Эдип и колоне», в которой «местность» (священная роща – локус – место) выступает в виде архаической мифологемы «пространство-место», и её преломление в трагедии Софокла выделяет представление о «хозяевах» местности, а также понятие «силы места» в качестве одной из важнейших характеристик этого восприятия пространства. Он показывает неразрывную связь места жизни древних людей как участников такой жизни»[8]. Мифологическое восприятие пространства-места у древнегреческого народа постоянно воспроизводится в частях мест общества благодаря топонимике, т. е. в названии мест и различных объектов, так или иначе связанных с ним (города – Спарта, Афины). Традиция древнегреческого народа воспринимать пространства в качестве дискретных, особо поименованных мест находит своё применение и в наше время.

Мы и сегодня также, продолжая эту древнегреческую традицию, даём и в России свои названия особым местам общества нашего жизненного пространства. Отсюда происходят названия различным населённым пунктам (города – Москва, Ярославль, Казань и т. д.). Аналогичное присвоение названий мест общества отразилось и на территориально-пространственном заселении различных народов мира (Россия, Китай, Швеция, Германия, Франция, Англия и т. д.), ограничивших своё занимаемое геополитическое пространственное месторасположение от других заселённых иноземцами мест. Такое территориально-пространственное наименования мест определяет проживание там соответствующего этноса: Россия (местожительство и нахождение русского народа), Финляндия (местожительство и нахождение финского народа), Швеция (местожительство и нахождение шведского народа), и т. п. Для определения мещанства как проживания определённой части общества в конкретном специально назначенном месте так же существует название точного местопребывания. Оно находит своё проявление в местонахождении с условным наименованием мест – адресе в виде названий стран, городов, улиц, номеров домов и квартир.

У Аристотеля понятие «место» считается одной из десяти основных категорий, обозначающих пространство. В работе «Категории» пространство-место определяется Аристотелем как населённый пункт (город), который называется Ликей – это определённое место, занятое людьми, которые в нём находятся, оно представлено в виде поимённого места общества в пространстве. Где категория «место» обозначает у него нахождение в конкретном названии места общества в пространстве, например, «в Ликее, на лошади»[9]. В этом высказывании заметна не только пространственная связь нахождения людей, но и её образовательное пространственное заполнение, которое и определяет специфику названия пространственных систем.

Ещё мы часто сопоставляем понятие «место» с применением определений-указаний «тут» и «там». Слово «тут» уже как наречие говорит о своём давнем происхождении, связанном с глаголом «турить» – гнать, прогонять. Тур – это «1. Вымерший дикий бык. 2. Горный кавказский козёл»[10]. Отсюда турки, туркмены – потомки кочевников, погонщиков скота с места на место, находящиеся в постоянном движении то тут, то там, при переходе к организации своей скотоводческой стоянки на месте – стойбищу, обозначали своё местонахождение словом «тут». Отсюда понятие «тут» и сегодня в разговорном русском языке означает для нас определённое место: «В этом месте, здесь. Тут светло, а там темно. Остановимся тут. Деньги лежат тут же. И тут, и там; тут и там; то тут, то там (здесь и в другом месте)»[11]. Соответственно, наречие «там» имеет в нашем понимании те же, но более поздние исторические корни своего фонетического образования. Ведь оно обозначает: «В том месте, не здесь. Буду там только завтра. Ушёл в гости и там задержался. Быть там, где трудно. Жить там же (в том же месте)». Отсюда разговорное значение слова «тамошний» – «находящийся, имеющийся, живущий там, на том месте, в той местности, о которой говорится; не здешний. Тамошняя природа. Тамошние жители»[12]. Таким образом, мы выяснили, почему мещанство как часть общества всегда находится в строго указанном ему месте. Более того, оно обязательно должно находиться где-то в определённом пространстве и занимать его конкретную часть – место.

С этих позиций для нас будут интересны и рассуждения о местонахождении Т. Гоббса, который уточняет: «Тут, там, в городе и тому подобные имена, отвечающие на вопрос «где?», не являются именами самого места, о котором спрашивают, ибо здесь и там только тогда обозначают что-нибудь, если одновременно пальцем или как-нибудь иначе более точно указывается место. Но если взор ищущего направляется на искомую вещь, следуя движению пальца или какому-нибудь знаку, то место не определяется отвечающим, а отыскивается тем, кто ищет. Из указаний при помощи одних слов, которые даются, например, в тех случаях, когда говорят «в деревне» или «в городе», одни являются более, а другие менее широкими. Таковы указания: в деревне, в городе, в окрестностях города, в доме, в комнате, в кровати. Ибо эти имена всё ближе подводят ищущего к самому месту, но всё же не определяют последнего, а лишь замыкают его в более узкие пределы, указывая, что место заключается как часть в целом внутри известного, очерченного этими словами пространства. Все имена, служащие для ответа на вопрос «где?», являются видами родового понятия «где-то». Отсюда всё, существующее где-то, находится, в строгом смысле слова, в определённом месте. Это место есть часть обширного пространства, обозначаемого такими словами, как «в деревне», «в городе» и т. д.»[13]. Мы видим, что выводы, полученные Т. Гоббсом, находят своё полное подтверждение и относительно одного из главных признаков мещанства – проживания людей в определённом месте пространства.

В царской России проживание в определённом месте общества рассматривалось как его местонахождение – обозначение основного местожительства граждан. Подтверждение такового смыслового единства наглядно представлено у В. И. Даля на примере следующих вопросов и ответов, которые были обычными в XIX в.: «Где обываете теперя?» – «В город приписался, а тут наездом бываю»[14]. Связано оно с тем, что «полицейское государство того времени предполагало для каждого лица обязательное местожительство, место его приписки к тому или иному сословию, классу или занятию, отлучка из местожительства дозволялась только с разрешения начальства, по паспорту, в котором прописывалось место отлучки»[15]. Таким образом, «каждый человек имеет где-либо главное средоточие своих интересов и своего существования, и именно в этом месте его можно с наибольшей вероятностью отыскать в случае встретившейся надобности»[16]. Такое определённое местопребывание людей, получив юридический статус, стало официально их постоянным местожительством. Как постоянно проживающим в определённых местечках (местах) людям, такое местожительство было свойственно и местному обществу.

Местное общество (мещанство) – это люди, хоть и живущие постоянно в одном определённом месте, но в тоже время передвигающиеся в нём с одного свободного места на другое, занимая и освобождая своё домашнее пространство, т. е. люди, живущие в постоянном движении с места на место, бывающие то тут, то там. Согласно с этими данными, для местного общества характерен ещё один признак – обывательщина. Мещанин (местный житель) – это также «обыватель». Этот термин «происходит от смыслового значения глагола «бывать», точнее, «быть», то есть жить, существовать, проживать, обитать, существовать именно здесь, в этом месте; жить оседло, постоянно»[17]. «Обыватель – мещанин, житель на месте, всегдашний житель, поселённый прочно; владелец места или дома. Обыватели в этом смысле – это горожане, посадские люди, слобожане, жители местечка»[18]. Мы замечаем, что понятие «обыватель» возникло как наиболее удобная сокращённая разговорная форма значения «пребывающий», отражающая обывателя и обывательщину как местное пребывание или проживание людей. Отсюда мы выясняем, что мещанство – сложное пространственное территориально-общественное явление. Значение «мещане» и «мещанство» возникло как разговорная форма, отражающая быт обывателей в месте их постоянного проживания или пребывания – местечке, расположенном в определённом пространстве. Понятие «мещанство» возникло как наиболее удобная сокращённая разговорная форма, отражающая поведение людей местного общества – мещан-обывателей. Оно характеризуется как местное пребывание или проживание людей в определённом пространстве. Стало быть, понятие «место общества» есть местопребывание определённого общества на Земле, оно представляет собой известное пространство на земле, занятое людьми, и определяет такой его характерный признак, как его местожительство, т. е. пребывание, проживание определённой части общества в определённом месте.

Соответственно, такое местожительство определяет «округ или область, известное пространство земли, посад, селение в виде города, городка, местечка»[19], в связи с чем «жители местечек считаются мещанами»[20]. Следовательно, мещане – это жители, находящиеся в искусственно созданном пространстве общества – домах, определённых населённых пунктах – местечках, что и послужило для дачи им такого названия в России. «На практике не раз возникал вопрос о том, какого рода населённые места следует относить к числу местечек, ввиду того что по «Высочайше учреждённым временным правилам от 3-его мая 1882-ого года» (ст. 952 прил. IX о состоянии) евреям воспрещено на будущее время в губерниях их постоянной осёдлости селиться, приобретать и арендовать недвижимость в сёлах и деревнях. Правительственным сенатом дано по этому поводу разъяснение (11 августа 1894 г.) в том смысле, что единственным признаком местечек, отличающим его от села, является его официальное название таковым»[21]. Таким образом, была официально утрачена сущность изначального предназначения местечек как поселений только для еврейского народа. В мещанство (местечковое общество) уже стали входить и другие нации и народности, которые просто селились и проживали в этом месте пространства общества.

1.2. Появление места общества в физическом пространстве

Пространство, в котором существует общество, неразрывно связано с физическим пространством, оно берёт из него полезные для себя ископаемые ресурсы и продукты питания, наличие которых определяет его жизнеспособность. Если мы призадумаемся над этим утверждением, то определим, что пространство существовало всегда, а вот место в нём, занятое людьми, – нет. Материальное пространство практически вечно, а общество появилось в нём сравнительно недавно – вероятно, несколько миллионов лет тому назад. Человечество захватило своё «место под солнцем» у природного пространства и продолжает расширять его. Но как бы мы не хотели и не старались создать только искусственное пространство для жизни людей, всё равно без естественного пространства обойтись у нас пока никак не получается. Без окружающего нас природного пространства мы как общество просто не сможем существовать (выделено автором). При рассмотрении мещанства как местного общества приоритетное значение следует отдать категории «место», а не «общество», т. к. свободное место, не занятое обществом, существовать может, а вот общество без занимаемого места – нет! В связи с этим выводом, автор приходит к гипотезе, что человечество появилось в каком-то особом специфическом месте – ойкумене.

Некоторые современные учёные, называющие себя евразийцами, считают, что месторазвитием как явлением должна заниматься специальная наука геософия, синтетически соединяющая географию и историю. Они пользуются новыми понятиями и терминами, среди которых категория «месторазвитие»[22] призвана была свести воедино начало географии и истории. Как и дарвинисты, они так же считают, что на разновидность животного мира во многом влияет географическая среда обитания. Животные стараются приспособиться к своему месту жизни, а если в нём происходят изменения, то адаптироваться к переменам в окружающей среде. Наиболее наглядно такая способность выражена у хамелеона, который может быстро менять окраску кожи под влиянием внешних воздействий окружающей среды обитания. Возможность приспособиться к изменениям окружающей среды обитания даёт главный толчок для развития разнообразного животного мира в природе. Аналогичная, хоть и в меньшей степени, такая способность практически есть у всех видов животных, в том числе и у человекообразных обезьян.

Вероятно, такая ситуация возникла и в случае превращения обезьяны в человека, что позволяет нам более точно выяснить условия месторазвития, способствующие осуществлению такого преобразования. По мнению автора, на роль научности в обосновании антропогенеза по-прежнему претендуют пока не связанные между собой две знаменитые теории – это эволюционная теория Ч. Дарвина и трудовая теория К. Маркса. Автор предлагает объединить их, исходя из тех заключений, что Ч. Дарвин доказывает биологическую принадлежность человека к животному миру, а К. Маркс и Ф. Энгельс доказывают, что именно труд повлиял на физиологические изменения человекообразной обезьяны, превратив её в конечном итоге в современного человека. Объединение этих двух достоверных теорий мы можем представить с учётом изменения местных условий проживания человекообразных обезьян, повлиявших на их адаптацию в новом природном пространстве, которая проявилась в виде трудовой деятельности первобытного общества.

Согласно теории Ч. Дарвина, человек – это биологическое существо, которое образовалось в пространстве живой природы. Окружающая первобытного человека среда обитания во многом повлияла на формирование его как социума. Поэтому автор считает, что общество на Земле могло зародиться только в определённом месте при наличии в нём определённых условий. Он хочет представить на суд читателя свою гипотезу антропосоциогенеза[23]. Она представляет собой обоснование определённых условий, которые могли повлиять на возникновение в природном пространстве нового явления – социума, который впоследствии, захватывая жизненные территории у природы, стал представлять огромное современное социальное пространство. Дарвинизм как великая всеобъемлющая биологическая система в своём применении к социологии, в перенесении без всяких коррективов биологических построений в общественную жизнь, всё же подлежала осуждению. Сам Дарвин с большой осторожностью прилагал такие принципы к социологии, а дарвинисты более смело переложили его биологическую теорию в социологию. Дарвинистская социология вполне догматично перенесла основы дарвинизма из биологии в общественную жизнь, утверждая, что наследственность и приспособление вполне определяют индивидуальность, что борьба за существование и отбор неизбежно ведут к вымиранию неприспособленных людей. Критерий совершенства и заключается в эволюции – приспособление к среде обитания. Получается, что приспособленный индивид с биологической точки зрения совершеннее неприспособленного, таким образом, вымирание неприспособленных людей способствует общественному прогрессу. Такое переложение вызвало возмущение Н. Н. Михайловского.

С точки зрения Михайловского, признак приспособления в социологии в виде конформизма свойственен только буржуазной идеологии и мещанству[24]. В связи с чем, не только дарвинистская социология – идеология буржуазии, но и сам Дарвин – «гениальный буржуа-натуралист». По мнению Михайловского, и философия природы, по концепции дарвинизма, является почти сплошным мещанством, ибо «стёртость» личностей, отсутствие ярко выраженных индивидуальностей почти возводится в научный принцип. Мещанская «сплочённая посредственность» губит всё, что так или иначе выходит из понимания её нормы. В результате выживают не наиболее одарённые, а более практичные типы, и гибнут идеальные. В узко биологическом смысле «идеальный тип» человека есть тип политропный, многосторонний, а потому и не приспособившийся ни к каким специальным условиям и благодаря этому способный к дальнейшей эволюции. И наоборот, «практический тип» односторонен, а потому окончательно приспособлен к условиям жизни и вне их существовать не может, т. е. к дальнейшей эволюции не способен. Михайловский согласен принять эту схему как мифологический принцип. Когда этот принцип вводится как норма в социологические построения, когда признают, что приспособленный практический тип стоит выше неприспособленного идеального, то всё это вызывает отпор со стороны убеждённого и последовательного индивидуалиста Михайловского.

Он согласен, что «в природе бездна мещанского», что находит своё проявление и в местной среде обитания людей. Узкие, односторонние практические типы одерживают победу по всей линии над широкими, синтетическими, идеальными типами, тем не менее, существует много причин не переносить это в социологию. Михайловский не хочет мириться с мещанскими представителями практического типа – обывателями, заполнившими местную жизнь. Мещанин, по мнению Михайловского, – не личность, а «осколок личности», практичный тип, приспособляющийся «ко всякой обстановке, как бы она ни была узка и душна», в то время как идеальный тип является полным, многосторонним, выходящим из тесных местечковых рамок. «Практичный тип» как биологический термин в социологическом применении весьма удачно поясняет несколько расплывчатое понятие «мещанство», служит дальнейшему выяснению известных оснований развития человеческого общества. Несомненно, в доводах Михайловского имеется рациональное звено, связывающее человеческий прогресс не только с чисто потребительскими практичными изобретениями. Некоторые научные открытия, объясняющие ряд различных, например, природных явлений, даже того же происхождения человечества, далеко не всегда находят своё практическое применение, но тем не менее это не значит, что данные знания нам совсем не нужны.

Мы заметим, что процесс преобразования обезьяны в человека слишком стремительный с точки зрения применяемой к нему эволюционной теории Чарльза Дарвина. «Чтобы конкретно сориентироваться в длительности эволюционного процесса, – пишет Тейяр де Шарден, – мысленно перенесёмся в мир конца третичного периода. От Южной Африки до Южной Америки через Европу и Азию – раздольные степи и густые леса. И среди этой бесконечной зелени мириады антилоп и зубовидных лошадей, разнообразные стада хоботных, олени со всевозможными рогами, тигры, волки, лисицы, барсуки, совершенно похожие на нынешних. Эта природа настолько похожа на нашу, что мы усилием воли убеждаем себя в том, что нигде не поднимается дым лагеря или деревни (выделено автором). И вдруг, спустя «планетарный миг», примерно тысячу лет, мы обнаруживаем человека. Что же случилось между последними слоями плиоцена, где ещё нет человека, и следующим уровнем, где ошеломлённый геолог находит первые обтёсанные кварциты?»[25] – задаётся вопросом Тейяр де Шарден. Народная пословица гласит: «Дыма без огня не бывает». Может быть, огонь в виде «божественной силы» повлиял на превращение обезьяны в человека?

Мы знаем, что горение костра обычно сопровождается дымом. С глубокой древности являясь первым показателем родовой общины, «дым» долго был основной податной единицей в Закавказье, применявшейся там задолго до русского владычества. С дымов ханы распределяли денежную и хлебную подать по общинам, причём в дальнейшую раскладку податей органы ханского управления не вмешивались. Все подати и повинности на землю подданные хана собирали внутри общины. Дань с покорённых народов взималась именно с дыма. Летопись рассказывает, что поляки по требованию хазар платили им дань «вдоша отъ дыма мечь». Данные 859 г. говорят, что варяги имели дань из-за моря на чуди, славянах (Новгородской обл.), мери, веси и кривечах, а хозаре – на поляках, северянах и вятичах «по белой выверице от дыма»[26]. Мы видим, что понятие «дым» уже в глубокой древности обозначало отдельное домохозяйство. Это обстоятельство подтверждено следующими записями: «Большее или меньшее количество людей в дымном хозяйстве зависело от этнографических, религиозных и экономических условий. Так, у армян не редки семьи в 15–20 человек и более, составляющих одну хозяйственную единицу; у татар и вообще мусульман, вследствие их требования Корана – иметь для жены отдельный дом, дымные хозяйства распадаются и становятся малолюдны»[27]. С глубокой древности дым от костра определял человеческий род.

Какая же причина заставила первобытных людей использовать огонь костра для получения пищи и тепла? Почему первобытные люди стали использовать огонь для приготовления пищи? Из-за чего с человекообразной обезьяной произошли такие стремительные изменения, превратившие её в первобытного человека, когда за тот же период времени другие животные, даже те же шимпанзе, и до сегодняшнего дня остались практически неизменными? Тейяр де Шарден считает, что в превращении обезьяны в человека принимает участие какая-то сверхъестественная сила, и приписывает её богу. Автор, придерживаясь материалистических взглядов на мироздание, согласен с ним лишь частично в том, что для быстроты эволюционного перехода из обезьяны в человека понадобилась дополнительная сила, и этой силой, по его мнению, является огонь костра. Здесь у нас возникает вопрос – что заставило обезьяну начать использовать огонь для приготовления пищи, изменить привычный образ жизни и тем самым из обезьяны превратиться в человека прямоходящего? Автор предлагает своё решение данной гипотезы, выдвигая ряд условий, необходимых для этого перехода. Эти условия связаны со специфическим ландшафтом местности, где мог стихийно возникнуть лесной пожар, загнавший особь человекообразных обезьян в излучину реки. После лесного пожара изменившаяся среда обитания человекообразных обезьян могла стать основным условием для появления первого быта определённо уже человеческой особи, что впоследствии послужило началом её ускоренного физического преобразования в прямоходящих людей. (См. Рис. 2)

Рис. 2. Влияние условий местности при антропосоциогенезе

Автор думает, что первопричиной превращения обезьяны в человека могло послужить резкое изменение окружающей среды, вызванное лесным пожаром в районе излучины реки. Наиболее вероятно, что это место находится в центральной Африке, где и сегодня обитают стада диких обезьян шимпанзе, чьё ДНК идентично человеческому на 98 %. Пожар в этом месте и сегодня может произойти в случаях извержения вулкана или удара молнии. Естественно, что все животные обитатели леса в случае его возгорания стараются скрыться от огня. Они могут найти себе убежище в местах, не подверженных горению (вода, скальная пещера). Таким образом, после лесного пожара смогли уцелеть только те особи диких обезьян, которых огонь загнал в скальные пещеры или воду реки. Причём автор считает важным условием для данной ситуации то обстоятельство, что это место – ойкумена – излучина реки. Так как внутренний берег её является достаточно мелководным, обезьяны, плохо умеющие плавать, смогли бы не утонуть в реке, а, находясь на мелководье, переждать основой пожар. В тоже время противоположный берег был в виде утёса, на который трудно взобраться и до которого невозможно добраться вброд из-за глубины реки. Эти препятствия не позволяли обезьянам перебраться через реку, а заставляли находиться во время сильного горения прибрежного леса в реке, чтобы не утонуть, переждать основной пожар и так спасти свою жизнь.

Однако, даже уцелев после основного лесного пожара и выйдя из укрытий (воды и пещер) на прежнее место нахождения леса, обезьяны не могли обнаружить привычное место обитания. Вместо деревьев находились лишь догорающие костры. Бывший лес сгорел, новый на его месте мог вырасти нескоро. Отсутствие прежней растительности, на которой росли плоды – основной продукт их питания, заставляет животных искать еду, исходя из новых изменившихся условий обитания. В поисках съестного потребность биологического организма в пище (голод) заставляет животных подбирать с земли обугленные предметы, похожие на плоды. Так человекообразная обезьяна обнаруживает (открывает) для себя возможность употребления в пищу нового продукта питания – копчёное, зажаренное мясо диких животных, не сумевших спрятаться от огня. С тех пор и до нашего времени потребность в пище принуждает нас к использованию огня для приготовления такого продукта питания, как мясо. Заметим, что мы и сегодня, как много тысяч лет тому назад в первобытном обществе, используем огонь для приготовления пищи, жаря шашлыки.

Выжить в сложившихся условиях резко изменённой местности человекообразные обезьяны могли, только догадавшись обжаривать мясо на оставшихся от пожара кострах. Однако запасы нового продукта питания были ограничены, мясо лесных животных, полученное вследствие пожара, иссякло достаточно быстро. Привычной пищи в виде плодов деревьев не было и не могло быть ещё очень долго, так как деревьям, чтобы вырасти и начать плодоносить, требовалось несколько лет, а есть обезьянам хотелось сейчас. Но новая мясная пища, которую они стали употреблять, позволяла им лучше мыслить, что могло привести их к пониманию получения нового продукта питания при использовании огня. Находясь в реке, они видели, как обгорают другие животные, не успевшие спрятаться от огня, и при этом узнали, как происходит процесс приготовления новой пищи. Уменьшение приготовленной пожаром мясной пищи заставило человекообразных обезьян искать подобных животных для получения нового продукта питания при помощи термообработки. Здесь обезьяна могла вспомнить о нахождении животных в воде, не тронутой пожаром. Зайдя в воду реки, наши предки обнаруживали там рыбу, которую тогда можно было поймать руками в связи с её изобилием. Так, самой доступной добычей первобытных людей стали всевозможные моллюски и рыба.

Мы знаем по себе, что люди, как и обезьяны, обладают не достаточно сильной челюстью, чтобы прокусить чешую рыбы, но после термообработки они легко очищали её от чешуи и ели. Далее развитие человечества идёт согласно трудовой теории К. Маркса. Ф. Энгельс, который утверждает, что «…с введения рыбной пищи (куда мы относим также раков, моллюсков и других водных животных) и с применением огня. То и другое взаимно связано, так как рыбная пища делается вполне пригодной к употреблению лишь благодаря огню. Но с этой новой пищей люди стали независимы от климата и местности, следуя по течению рек и по морским берегам, они могли даже в диком состоянии расселиться на большей части земной поверхности»[28]. Применение огня для получения мясной пищи изменяет привычный образ жизни обезьян, превращает их в первобытных людей. Употребление в пищу мяса и особенно рыбы позволило первобытному человеку, использующему огонь для приготовления еды, развиваться далее как физически, так и умственно.

Мы заметим, что первобытные люди сразу не умели сами добывать огонь (такое открытие они сделают намного позже). Поэтому им приходилось постоянно поддерживать горящее пламя хоть и небольшого, но достаточного для приготовления новой пищи костра, который они перенесли с помощью факелов в скальные пещеры, чтобы защитить его от дождя и ветра. Нам надо отметить, что необходимость поддержания пламени заставляла первобытных людей постоянно передвигаться на задних конечностях, перенося в передних сучья и ветки для огня. Применение огня для приготовления животной пищи изменило ранее существующую физиологию человекообразной обезьяны. В результате этой первобытной трудовой деятельности она окончательно превращается в человека прямоходящего. Получение нового продукта питания заставляет её встать на задние конечности. Теперь человекообразная обезьяна была вынуждена, стоя на задних конечностях (ногах), ловить передними рыбу, носить её и деревянные палки для поддержания огня в костре, где она готовила новый продукт питания, ставший основной пищей первобытных людей. Если кто-то из нас занимался фитнесом, то он знает, что физические нагрузки могут изменить внешность человека. Физические нагрузки привели к тому, что нижние конечности обезьян стали походить на современные человеческие ноги. В конечном итоге, уже согласно трудовой теории К. Маркса, такая жизнедеятельность изменила физиологическое строение тела человекообразной обезьяны до современного человеческого вида. Таким образом, мы видим, как родовое стадо человекообразных обезьян могло измениться в качественно новое родоплеменное социальное образование.

Данная гипотеза может стать научно обоснованной при эмпирическом подтверждении вышеуказанных фактов, а именно наблюдения за поведением особи шимпанзе в местности, соответствующей изложенным выше условиям в период пожара. К сожалению, автор гипотезы не имеет материальную возможность для проведения этих опытов и представляет вышеизложенный материал только в виде гипотезы, которая кажется Нестерову А. И. наиболее вероятной из всех ранее рассмотренных версий антропосоциогенеза. Тем не менее, автор не ставит перед собой цель отрицания других менее правдоподобных концепций. В своём исследовании он просто предлагает свой вариант решения заданной проблемы. Насколько предложенная Нестеровым А. И. гипотеза окажется достоверной, покажет время и учёные, занимающиеся разработкой этой темы. Тем не менее, изложение данной гипотезы показывает нам важность пространственных изменений, как изменение местности (окружающей среды) может повлиять на образование нового вида пространственных систем. Тем не менее, выдвинутая автором гипотеза антропосоциогенеза чётко вписывается в его авторскую теорию пространства общества. Мы как первобытное общество обязательно должны были образоваться в определённом месте, а, стало быть, опять получается, что мы, как социум, образованный в определённом месте, являемся образованием местного общества, т. е. мы мещанство!

Далее человечество развивалось согласно трудовой теории К. Маркса, описанной всё в том же знаменитом произведении Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Новый способ производства пищи при помощи огня позволил первобытным людям не только обрести себя как разумным существам, но и расселиться в другие места обитания на поверхности Земли. «Заселение новых мест и постоянное деятельное стремление к поискам в соединении с обладанием огнём, добывавшимся трением, доставили новые средства питания: содержащие крахмал корни и клубни, испечённые в горячей золе или пекарных ямах (земляных печах), дичь, которая с изобретением первого оружия, дубины и копья, стала добавочной пищей, добываемой от случая к случаю. Огонь и каменный топор обычно дают возможность уже делать лодки из цельного дерева, а местами изготавливать брёвна и доски для постройки жилища»[29]. Таким образом, представленная автором гипотеза местного антропосоциогенеза вполне логично вписывается в соединение двух выдающихся теорий XIX века – в эволюционную теорию Ч. Дарвина и «трудовую» К. Макса.

Такой вывод находит своё подтверждение и при рассмотрении замены мещанства как местного сообщества местоимением «мы». Если мы предположим, что первобытному охотнику необходимо сообщить своим соплеменникам о местонахождении стада мамонтов или диких быков, которых не видно из-за высоких препятствий, например, из-за леса, то каким образом он может передать эту информацию своим соплеменникам? Вероятно, при помощи использования жестикуляций, показывая в сторону нахождения животного, и подражания звукам, им издаваемым, охотник мог объяснить соплеменникам о том месте, где он его заметил. Когда первобытный охотник обнаруживал место нахождения стада диких быков и бежал за помощью в своё племя, то он мог с одышкой сообщить своим сородичам, что видел животных, которые издают звук «Мы…», т. е. мычат. Что, наверно, означало потребность в помощи племени, всего родового сообщества, чтобы убить или поймать это крупное животное, которое в то время можно было добыть только всем вместе, сообща. Мы знаем, что такие действия были под силу только группе людей, определённому сообществу, которое получило название «мы». Наверно, с того времени и до наших дней местоимение «мы» в современном русском языке так же обозначает сообщество проживающих вместе людей. По своему смыслу, так же, как и местоимение «мы», термин «мещанство» обозначает местное сообщество, которое представляет собой группу людей, расположенных вместе, находящихся внутри определённого пространства, ограниченного от всего остального мира. Если рассматривать мещанство с точки зрения социально-пространственных структур, то оно так же обозначает определённую группу людей, живущих вместе. Таким образом, получается, что понятия «мы» и «мещанство» имеют одинаковый общий пространственный смысл, как сообщество, проживающее в месте, их можно определить как людей, живущих вместе, – совместное общество, или мещанство. Получается, что «МЫ МЕЩАНСТВО», т. е. люди, живущие вместе.

1.3. Местное общество как часть социального пространства и пространства общества

В предыдущем параграфе мы выяснили пространственную сущность места общества. В общем, нам и без объяснений было понятно, что без места в физическом пространстве общество существовать не может. Известно, что пространство есть объективная форма существования материи. Мир, в котором мы живём, устроен так, что куда бы мы ни посмотрели, везде будет находиться пространство. Всё, что нас окружает, – это единая система различных пространственных форм, связанная с её заполнением в определённых местах. Так мы получаем великое множество самых разнообразных пространственных образований: земное пространство, воздушное пространство, подводное пространство, межклеточное пространство, постсоветское пространство, информационное пространство и т. д. и т. п. Одним из видов подобных пространств является не только пространство общества, но и социальное пространство, т. е. пространство, определяющее общественное положение людей, их социальный статус (рабочие, студенты, спортсмены). Одновременно с ним существует и пространство общества, т. е. искусственно созданное людьми пространство, принадлежащее обществу, занятое людьми и их имуществом. Существует не только разграничение между людьми в размещении на поверхности Земли. Общество оказывается более многомерным. Место общества занимает в нём особое местонахождение как в физическом пространстве (ойкумена), так и в искусственно созданном для жизни людей пространстве общества – городе, так и в социальном пространстве, определяющим социальный статус находящихся в пространстве общества людей. Например, жители города – горожане, мещанское сословие. Таким образом, социальный статус «места общества» определяется положением места в социальной иерархии подразделений средневековых государств в зависимости от постоянного местонахождения горожан в месте общества, которое может видоизменяться в зависимости от создавшихся условий для его перемещений в этом пространстве. Мещанство не только включено в систему искусственно созданного людьми культурно-материального городского пространства общества, но также имеет своё место и в общественном положении политической системы государств, где по определённым признакам конкретно обозначает определённую часть-место социального пространства – социальное положение группы людей в самом обществе.

Чтобы мы смогли более чётко понять проблему необходимого теоретического обоснования мещанства как части занимаемого социального пространства в единой пространственной мировой структуре, нам необходимо уяснить, что собой представляет социальное пространство. Актуальность исследования социального пространства, его форм и внутренних процессов, в особенности развития сегодня обусловлена как фундаментальными теоретическими вопросами академической науки, так и задачами, выдвигаемыми конкретно-научным заказом для современных исследований социальных процессов и социальной практики. Современные представления о социальном пространстве представлены в разработке зарубежных теорий: Г. Зиммеля, П. Бурдье, Х. Эйхберга и др. В исследованиях российских учёных: диссертации Корчинской М. В. «Социальное пространство монопрофильного города Европейского Севера: проблема гуманизации» (2003); диссертации Петровой Т. Ю. «Социальное пространство как процесс» (2003); диссертации Тулигановой И. В. «Социокультурное пространство современного города» (2009); статье Филиппова А. Ф. Социология пространства: общий замысел и классическая разработка проблемы (2000); статье Чернявской О. С. «Социальное пространство: обзор теоретических интерпретаций» (2008) и др. В этих исследованиях происходит обобщение взглядов с выработкой единой теории как на категорию пространства в целом, так и на выделение конкретной его части – социального пространства. Стремительные изменения социального пространства на рубеже XXI века привели к тому, что современный обыватель всё чаще задаёт себе экзистенциальные вопросы о своём общественном состоянии, о смысле своей жизни для общества, о своём месте в обществе и т. д. Чтобы ответить на них, он пытается найти себя, выработать порядок, который обеспечил бы его существование, и обозначить рамки своего жизненного социального пространства в пространстве общества. (См. Рис. 1)

В сфере социального пространства сегодня ведутся исследования исторического и общефилософского характера, посвящённые множественности исторических форм пространства и времени. Как представляется, именно поэтому существовавший до недавних пор приоритет интереса к исследованию времени в современной социологии уступает место изучению мест пространства, в котором существует социум. Категория «пространство» выглядит наиболее фундаментальной в человеческом понимании, чем в присущем нам осознании пространства в единстве с категорией времени как хронотоп, пространственно-временной континуум, как охватывающую и включающую нас самих действительность. Здесь следует отметить приоритет пространственного понимания действительности от временной зависимости, изложенной автором более подробно в работе «Приоритет пространства от времени в социокультурном измерении». Время – это умозаключение людей для измерения изменений в пространстве, без этого учёта человечество существовать может, а вот без занимаемого людьми места в физическом пространстве или в пространстве общества – нет. Исследование категории «пространство» уходит корнями в глубокое прошлое, и с той поры эта категория является объектом пристального внимания со стороны учёных, что объясняется, прежде всего, особой ролью пространства в структуре мироздания. Заметим, что пространство практически всегда рассматривалось нами как «вместилище» тел, в том числе и человеческих. Пространство – это своеобразная арена, на которой развёртываются все события мирового действа, причём не только географические природные катаклизмы, но одновременно, как стало особенно очевидно в последнее время, и исторически-социальные. Исторически-социальная разновидность пространства общества – социальное пространство. Непосредственный участник этого социального действа в пространстве – мещанин, т. е. человек, живущий в нём, не просто занимая какое-то место, а определяющий его социально значимый ход.

Социальное пространство очень долго воспринималось как некоторая идеально «прозрачная» среда, по которой транслируются какие-то идеи, общественные «смыслы», под воздействием которых перемещаются человеческие тела. Но в 70-х годах XX века начинает преобладать трактовка социального пространства как сугубо социальной категории, определяемой человеческим опытом. Исходя из этого, главным субстратом социального пространства становятся индивиды, формы их социализации, способы организации социальной среды, формы отношений, коллективные представления. Исследование социального пространства включает в себя практически всё, что связано с функционированием социума. Изучение категории «социальное пространство» принимает интердисциплинарный характер, и для его исследования необходимо использовать опыт, накопленный в различных областях знания. Его изучение требует привлечения множества наук: истории, социальной философии, социальной экономики, социальной психологии, социологии и т. д. Следовательно, на пути познания столь сложной и многоаспектной категории как «социальное пространство» необходимо встать на путь междисциплинарного диалога.

Кроме этого, надо отметить, что проблема анализа категории социального пространства связана ещё и с тем, что эта категория никогда не является самостоятельной, она всегда шла в паре с другой ранее неизвестной философам категорией – местом общества. Для определения социального статуса футболиста необходим стадион; для школьников – школа; для студентов – институт; для семьи – дом. Всё более углубляющиеся исследования изменения пространства социума с местечковыми дифференциациями внутри его привели к рассмотрению частей социальных пространств, к стремлению выявить тот конкретный уровень занимаемого обществом пространства, который наиболее полно характеризует жизнь частей разделённого на социальные группы, страты и классы общества, к таковым можно отнести и буржуазию. Это обстоятельство обусловило стремление ряда учёных исследовать структуру подразделённого социального пространства.

Наибольшим вкладом в дело исследования социального пространства стала теория Социального пространства Пьера Бурдье[30]. «Социальное пространство» – термин, введённый Пьером Бурдье в работе «Физическое и социальное пространство» (1990) для обозначения абстрактного пространства, конституированного ансамблем подпространств или полей, которые обязаны своей структурой неравному распределению отдельных видов капитала. С. П. (социальное пространство, далее С. П.) в современном капиталистическом обществе может также восприниматься в форме структуры распределения различных видов капитала, функционирующей одновременно как инструменты и цели борьбы в различных полях. Реализованное физически С. П., по мнению П. Бурдье, представляет собой распределение в физическом пространстве различных видов благ и услуг, а также индивидуальных агентов и групп, локализованных физически и обладающих возможностями присвоения этих более или менее значительных благ и услуг. Распределения благ и услуг, соответствующих различным полям, накладываются друг на друга, следствием чего является концентрация наиболее дефицитных благ и услуг, а также их владельцев в определённых местах физического пространства и искусственного пространства общества, противостоящих во всех отношениях местам, объединяющим наиболее обездоленных. Причём места скопления дефицитных благ не могут рассматриваться иначе, как в соотношении с местами, лишёнными этих благ. Например, крупная буржуазия и пролетариат.

В созданной П. Бурдье теории Социального пространства оно представлено не как физическое пространство, но стремится реализоваться в нем более или менее точно и чётко, что без ввода определённой категории «места общества» сделать практически невозможно. Он считает, что то пространство, в котором мы обитаем и которое мы создаём, является социально обозначенным и сконструированным не только в мыслях, но и на практике, но это не совсем так. Социальное пространство может отображать лишь идею создания материальной конструкции. При воплощении этой идеи в жизнь на практике социальное пространство приобретает формы пространства общества. Например, футболисты нуждаются в определённом месте пространства для игры в футбол – стадионе. Построенный в городе стадион для них не может являться местом непосредственного физического пространства, каким может быть просто футбольное поле, но если это поле создано искусственно, оно не может относиться чисто к физическому пространству, оно должно относиться к пространству общества. Пространство общества – это искусственно созданная людьми социальная конструкция и проекция социального пространства, социальная структура в объективированном состоянии, объективация человеческих социальных отношений.

В отличие от предложенной автором теории Места общества, характеризующей нахождение людей не только в физическом, но и в искусственно ими созданном пространстве (домах, селениях, городах), П. Бурдье представляет места СП в виде так называемых социальных агентов. А предметы, обозначенные как собственность агентов, помещены у Бурдье в некое место С. П., которое может быть охарактеризовано через его позицию по отношению к другим местам и через дистанцию, отделяющую это место от других. Предложенное им С. П. стремится преобразоваться более или менее строгим образом в физическое пространство с помощью искоренения или депортации некоторых людей. Его С. П. вписано одновременно в объективные пространственные структуры и в субъективные структуры, которые являются отчасти продуктом инкорпорации объективированных структур. Места и площади присвоенного физического пространства обязаны своей дефицитностью тому, что они являются целями борьбы, происходящей в различных полях. Эта борьба может принимать как индивидуальные формы (пространственная мобильность, и внутри – межпоколенная мобильность), так и осуществляться на коллективном уровне.

В связи с развитием теории социального пространства П. Бурдье 90-е годы в России отмечены повышением интереса к объективной оценки теоретических концепций в конструировании отечественной социологии пространства. Ряд современных российских учёных (А. И. Аверин, В. В. Богдан, В. Н. Казанцев, Ю. Л. Качанов, В. Н. Макаревич, В. И. Патрушев, И. М. Слепенков, А. Ф. Филиппов и др.) с их стремлением использовать выводы зарубежных исследователей достаточно продуктивно используют инновационные методы освоения социального пространства. Они сосредоточенны в большей степени на его информатизации и создании новых технологий. Изучению структуры социального пространства также уделял внимание наш отечественный учёный В. И. Ильин. Проблемами формирования границ социального пространства в современной российской социологии занимаются: О. Е. Бредникова, В. М. Воронков, М. А. Рожанский. Изучением процессов формирования социального пространства заняты представители Новосибирского Академгородка: Е. Г. Водичев, В. А. Ламин, Н. А. Куперштох. Анализ причин возникновения поселений в России проводят: А. А. Болотова, А. И. Выговский, И. А. Гончаров, М. С. Тысячнюк, О. Д. Цепилова, О. Н. Яницкий и т. д. Процессы формирования Евросоюза рассматривают в своих работах: Д. И. Васильев, Р. Т. Гриффите, Л. Зидентоп. В целом анализ литературы о разработках в области социального пространства свидетельствует о возрастании научного интереса к проблемам его формирования. Что в свою очередь потребовало обращения к таким областям философского знания, как антропология, герменевтика, философия культуры, этика, эстетика и т. д. Вместе с тем, всестороннее теоретическое осмысление факторов и условий, позволяющих конструировать и структурировать мещанство как социальное пространство, в данных исследованиях практически отсутствует.

Современное представление о социальном пространстве можно рассматривать так, как это предлагает академик РАН Фролов И. Т. «Пространственные структуры, характеризующие общественную жизнь, не сводятся ни к пространству неживой природы, ни к биологическому пространству. Здесь возникает и исторически развивается особый тип пространственных отношений, в котором развивается человек как общественное существо. Социальное пространство, вписанное в пространство биосферы и космоса, обладает особым человеческим смыслом. Оно функционально расчленено на ряд подпространств, характер которых и взаимосвязь исторически меняются по мере развития обществ»[31]. Он поясняет, что уже на ранних стадиях человеческой истории формируются особые пространственные сферы жизнедеятельности людей, значимые для человека, именно к одной из таких сфер автор предлагает отнести и искусственно созданное людьми пространство общества.

Пространство общества функционально выделяется из окружающей природной среды и социального пространства, характеризуя непосредственное обитание (жилище) человека, территорию, искусственно созданную вокруг него, включающую особые зоны хозяйственных циклов. У племён, ведущих охотничье-собирательский образ жизни, эти зоны образуются в той экосистеме, в которую включено племя (ойкумены). Освоенное человеком, искусственное, и неосвоенное, естественное, пространство с точки зрения природных свойств не различаются, но в социальном плане их различие существенно. Оно определено отношениями человека к миру, исторически складывающимися особенностями воспроизводства способов человеческой деятельности и поведения. Например, с возникновением древних земледельческих обществ особое значение приобретают зоны плодоносных земель. Для жителей Древнего Египта зона по берегам Нила была особым жизненным пространством, имевшим решающее значение для судеб той цивилизации. Особым, ограниченным от других пространств, считается созданное человеком городское пространство общества, или мещанское социальное пространство. Тогда мещанство следует рассматривать здесь как часть городского коммунального хозяйства с одновременным учётом мещанского статуса социального пространства.

Специфические черты и характеристики социального пространства отражаются, хотя и не всегда адекватно, в мировоззрении человека соответствующей исторической эпохи. Напри-мер, в древних мифах ясно прослеживается представление о качественном различии частей пространства, противопоставление упорядоченного пространства человеческого бытия остальному пространству, в котором действуют недобрые и непонятные человеку силы. В этих представлениях в фантастической форме отражалось реальное различие между «очеловеченным» пространством и пространством природы, остающимся вне сферы человеческой деятельности. Каждое из них наделялось определённым символическим значением. Различался земной греховный мир и мир небесный – мир «чистых сущностей».

В средние века появление и развитие городов связано со стремлением горожан-мещан к отчуждённости от земельного пространства феодалов, на чьих землях изначально строились города. Практически всё средневековье города борются за независимость и свободу от своих земельных хозяев. Стало быть, уже средневековому мещанскому мышлению было свойственно рассматривать пространство как некоторую систему разнокачественных мест. Расцвет мещанского становления в качестве мировоззренческих ориентиров в европейской культуре происходит в эпоху капитализма, когда формирование рыночных отношений связано с ломкой мировоззренческих ориентаций, возникших в эпоху средневековья на основе владения земельной рентой.

И. Т. Фролов предлагает понимать особую природу социального пространства как объективно существующего, для этого важно выработать представление о целостной системе общественной жизни. Эта система включает в качестве своих компонентов предметный мир, который человек создаёт и обновляет в своей деятельности, самого человека и его отношения к другим людям, состояние человеческого сознания, регулирующее его деятельность. Всё это единое системное целое пространство, которое существует только благодаря взаимодействию составляющих его частей – мира вещей «второй природы» – пространства общества; мира идей и мира человеческих отношений – социального пространства. Организация этого целого мира пространственных мест усложняется и меняется в процессе исторического развития. Оно имеет свою особую пространственную архитектонику, которая не сводится только к отношениям материальных вещей, а включает их отношение к человеку, его социальные связи и те смыслы, которые фиксируются в системе общественно значимых идей. Мир вещей «второй природы», окружающих человека, их пространственная организация преобладает над природной пространственной средой, она находит своё отражение в местах общества, обладающих своими социально значимыми характеристиками. Пространственные формы технических устройств, упорядоченное пространство полей, садов, орошаемых земель, искусственно созданных водоёмов, архитектура городов – все это пространственно-социальные и социально-пространственные структуры человечества. Они не возникают сами по себе в природе, а формируются только благодаря деятельности людей и несут на себе печать социальных отношений, характерных для определённой исторической эпохи, выступая как культурно-значимые социально-пространственные формы, к которым относится и буржуазия.

Идея направленности времени и ориентация на будущее возникли в культуре уже давно. Но линейно направленное историческое время проявляется наиболее отчётливо в обществе эпохи формирования буржуазных отношений. Капиталистическая система производства по сравнению с предшествующими ей историческими формациями привела к резкому ускорению развития производительных сил и всей системы социальных процессов. Ещё в большей мере это ускорение свойственно современной эпохе, когда бурно развёртывается научно-техническая революция (НТР). В результате в мире социально-историческое время течёт неравномерно. Оно как бы уплотняется и ускоряется в местах общественного прогресса. В эпоху буржуазно-революционных преобразований это ускорение выглядит своеобразным прессованием исторического времени в Западной Европе, его насыщение социально значимыми историческими событиями происходит в значительно большей степени, чем в периоды относительно спокойного развития при феодализме. Особую важность здесь приобретают общественные механизмы изменения и развития динамики социально организованной материи, что своеобразно проявляется в месте индивидуальной жизни людей, мещан. В историко-философском плане понятие «мещанство» является одним из качественных параметров общества. Оно характеризует своим функциональным выражением меры реализации особых ценностей и принципов, способов и норм определения общественных мест в духовной и практической жизни. Становится процессом и результатом нормативно-оценочного подхода к измерению качественного состояния человеческих общественных отношений с позиций места и образа жизни социокультурных общностей как ценностной формы мировой цивилизации, является основой для исследования теории Места общества. От Аристотеля и до современных мыслителей философы, политики и другие общественные деятели разработали множество теорий и концепций, в которых в той или иной степени были отражены вопросы места жизнедеятельности людей. В современной трактовке они обобщены и характеризуют мещанство с позиций онтологического, социологического, аксиологического и других подходов. Предложенная автором теория Места общества должна объединить рассмотрение всех подходов, связанных с местом жизни людей.

Конец ознакомительного фрагмента.