Мнения
О главном
Не так давно болтал с другом по телефону. Мы обсудили все самые насущные вопросы, пошутили над собственными родителями, в который раз обменялись полуправдивыми институтскими байками, и наша беседа перешла в обычное русло.
– Ну, как на работе? – спросил он.
Для тех, кто не знает: я зарабатываю на жизнь, обучая навыкам лидерства и помогая людям быть успешными в мире американских корпораций. Впрочем, по словам жены, это всего лишь такое прикрытие, чтобы я мог выступать перед большими аудиториями и травить байки.
На этот простой дружеский вопрос я ответил обычным образом:
– Господь благословил: прошлый год стал лучшим для бизнеса, и дел в этом году, кажется меньше не станет.
Эти слова соскочили с языка без всяких размышлений. Как будто бы я повторял заученные куплеты американского гимна или делал привычный заказ в «Макдональдс».
Но это было далеко от истины.
Не подумайте, дела у нас действительно идут хорошо. Конечно, еще свежи воспоминания о моем прошлогоднем приключении, когда я дал обещание прожить двенадцать месяцев без покупок. У тех, кто следит за моей судьбой, может сложиться впечатление, что наша семья еле сводит концы с концами, живет на лапше «Ролтон» и бесплатных чипсах с сальсой из мексиканского ресторана за углом. Не беспокойтесь, мы далеко не бедствуем.
Прошлый год, действительно, стал лучшим для моего бизнеса. И в 2014-м работы уже предостаточно. Но это не Божье благословение.
Я заметил сомнительную тенденцию среди христиан – и у себя тоже. Механически мы реагируем на получение материальных благ тем, что считаем себя благословенными. Это как будто сказать «аминь» в конце молитвы.
– Моя новая машина настоящее благословение.
– Наконец-то, выкупил свой дом. Господь благословил.
– Только вернулся из миссионерской поездки и понял, как Господь заботиться о нас в Америке.
На поверхности фраза кажется совсем безобидной, более того, выражением нашей веры. Почему бы мне не воздать славу Богу за все, что у меня есть? Разве это неправильно?
Нет.
Я стал размышлять над своим «Господь благословил», и два соображения пришли на ум. Конечно, я невольно ввязываю вас в обсуждение лингвистических тонкостей, но потерпите немного, я уверен, что это исключительно важно. Это одна из тех вещей, которая настолько укоренилась в нашей культуре, что стала уже нормой.
Но этому надо положить конец. И вот почему.
Во-первых, когда я говорю, что мое материальное благосостояние является результатом Божественного благословения, это низводит Всемогущего до этакой небесной исполняющей желания феи, которая проводит свои дни в раздаче машин и денег верующим. Не могу не поделиться личным опытом: я давал своим малышам конфеты, если им удавалось придерживаться моих инструкций относительно того, что лучше бы ходить на горшок, а не в штаны. Конечно же, Господь хочет, чтобы мы постоянно соблюдали Его волю, и нам же самим это вряд ли повредит. Но материальное поощрение за выполнение Его воли?
Богу нет дела до поведенческой психологии.
Во-вторых, что еще важнее, – сказать, что я благословен по причине материального богатства попросту неверно. Для начала это прозвучит довольно оскорбительно для сотен миллионов христиан во всем мире, которые живут меньше, чем на 10 долларов в день. Да-да. Сотни миллионов людей, которые получают мизерное Божественное «благословение» в день.
В первый же год нашей жизни в Гватемале мы с женой на собственной шкуре почувствовали тот урон, который наносит «богословие благоденствия». Это когда людям, которым с трудом удавалась прокормить свои семьи, говорят, что, видимо, они недостаточно верующие. Вот, если бы они истинно веровали, Господь бы их вытащил из кромешного кошмара. Просто делай все возможное, и Господь обязательно покажет Свою милость.
В чем проблема? Нигде в Писании нам не обещана легкость земного бытия в обмен на нашу веру. На самом деле, самые преданные библейские святые обычно умирали в нищете, отправляясь без всякой надежды в тюрьму или подвергаясь смертельным пыткам.
Других объяснений божественному благословению, что ли, нет?
Если мы хотим услышать определение «благословения», Иисус четко нам его излагает (Матф. 5,1–12):
Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря:
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.
Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.
У меня смутное впечатление, что продолжение 12-го стиха по разным причинам не вошло в канонический текст Евангелия. Это там, где ученики отвечают Христу:
«Погоди же одну минуту, Господь. А как же: блаженны вы, пребывающие в комфорте, или блаженны имеющие престижную работу, достойные дома в элитных районах и годовой отпуск на лучших пляжах Флориды? Иисус же отвечал им: Не серчайте, братья, но эти ребята не в числе избранных».
Так вот в чем дело. Черным по белому написано. Ясно как день. Но даже несмотря на это, мы игнорируем Его слова, как будто бы взяли себе в заложники слово «благословение», чтобы приспособить его для наших современных американских идеалов, создав своеобразную космическую лотерею, где каждая искренняя молитва – это еще один потенциально выигрышный билетик. Но что еще страшнее, в этой бесконечной гонке мы сильно рискуем отпугнуть тех, кто и правда пытается разобраться в вопросах веры.
И нам бы пора уже перестать играть в эту игру.
По правде, понятия не имею, почему я родился там, где я родился, или почему у меня есть те или иные возможности. Это за пределами понимания. Но уж конечно, я не верю, что Бог избрал меня по причине упорности молитвы или глубины моей веры. И все же, если я воспользуюсь своими преимуществами и возможностями, которые мне представлены, я могу добиться комфортной жизни. Никаких гарантий. Но так может случиться, и сильно сомневаюсь, что Иисус из-за этого назовет меня благословенным.
Он назовет меня «обремененным».
Он спросит:
– Что ты сделаешь со всем этим? Используешь только для себя? Используешь ли, чтобы помочь другим? Будешь ли трястись над этим для защиты своего комфорта? Поделишься ли всем этим?
Вот такой непростой выбор по всем пунктам. И на это нет легких ответов.
Поэтому я молюсь сегодня о том, чтобы понять, в чем мое настоящее «благословение». Это явно не мой дом, или моя работа, или мой уровень жизни.
Нет.
Мое благословение такое. Я знаю Бога, Который дает надежду безнадежным. Я знаю Бога, Который любит нелюбимых. Я знаю Бога, Который утешает печалящихся. И я знаю Бога, Который наделил меня возможностью давать то же самое другим людям. И всех нас наделил.
А вот для этого благословения, пусть наш ответ всегда будет таким:
– К службе готов.
Так вот, с той дружеской беседы моя реакция на все материальные блага, которые я получаю, такая – «я благодарен». А как отвечаете вы?
Взгляд со стороны
О нападении, которое произошло в 50 м от храма священномученика Климента, и своих отношениях с Богом
Я бы все-таки хотел уточнить, что нападение произошло рядом с моим домом, просто дом стоит рядом с храмом… Другое дело, что каждый раз, снимая квартиру, я стараюсь искать дом рядом с каким-нибудь храмом, есть такая вредная или полезная привычка, чтобы был «свой прокуренный угол, фонарь в окне, купол с крестом».
Не готов говорить, что мои отношения с Богом могли как-то измениться по вине тех преступников, которые пытались меня убить – было бы даже обидно, если бы те люди могли на это повлиять. И уж точно я не готов в общем возмущаться несоответствием любви Божией и теми бедами, которые с нами происходят; я искренне и давно считаю, что каждый получает то, чего он хочет сам, а Бог нужен совсем не для того, чтобы сваливать на Него вину за то, что происходит с нами. У человека такого права все-таки нет. Вообще я не думаю, что с Богом стоит спорить, не думаю, что у кого-то из нас есть такое право.
О Русской Церкви за границей
Объединение двух церквей кажется мне чуть ли не единственным реальным, а не пиаровским достижением Владимира Путина, то есть это такая вещь, о которой гарантированно будут писать в учебниках вне зависимости от того, как сложится политическая конъюнктура. Я много разговаривал на эту тему с людьми из старых эмигрантских семей, и все мои собеседники, даже те, которые с энтузиазмом относились к объединению, теперь говорят о нем если не с сожалением, то крайне обескураженно – церкви оказались все-таки слишком разными, может быть, критически разными.
Причина мне кажется вполне объективной – у эмигрантов была возможность развивать религиозную философию и вообще вести свое служение, не отвлекаясь на вопросы выживания, а по советскую сторону границы было слишком много препятствий к тому, чтобы сохранить и церковь, и веру, и, даже понимая, что это отчасти преувеличение, я все-таки скажу, что мне жаль, что в прошлом году никто не отпраздновал эту дату – 70-летие Русской православной церкви в ее нынешнем виде, церкви, фактически созданной Сталиным и занимающей подчиненное положение по отношению к советскому и теперь постсоветскому государству. Интеллектуальные различия меня смущают не очень – в конце концов, у меня у самого, чего уж там, вполне советский интеллект. Наверное, стоит все-таки говорить именно о духовных различиях.
О взгляде на «голубой» скандал из-за границы
Не буду говорить от имени толерантной Европы, я все-таки человек, принадлежащий к российскому обществу, где бы я ни жил, и именно с точки зрения человека российского общества активность о. Андрея Кураева воспринимается однозначно – да, наверняка, все, что он пишет – это правда, но мы понимаем, что пишет он это в ответ на то, что патриархия начала оказывать на него давление, лишила должности в академии и так далее, то есть он ведет такую информационную войну, использует политические технологии, и может с их помощью или выправить, или усугубить свое положение. И это мне кажется не меньшей проблемой, чем «голубое лобби» среди епископов – почему наши священнослужители ведут себя как депутаты Государственной думы? О. Всеволод Чаплин ведет себя как Володин из Кремля, но зачем нам два Володина? Вот это мне кажется более серьезной проблемой – церковь как политический субъект в современной, то есть циничной и уродливой российской политике.
Если говорить о проблеме гомосексуальности в церкви вообще, я не интересовался позицией Западной церкви по этому поводу и вполне готов поверить, что она полностью осуждает гомосексуализм. Но я не вижу ничего, что ставило бы гомосексуалиста вне человеческого общества, в том числе общества верующего, религиозного. Нет и не может быть разделения по этому признаку, и если церковь готова утверждать обратное, я бы посоветовал ей провести ребрендинг и добавить к своему имени в скобочках букву «б», то есть «большевиков». Нетерпимость к тем, кто не похож на тебя – это большевизм, а не христианство.
Реформа Церкви
Недавно я спорил на эту тему с одним французом, он протестант по вере, а по профессии – филолог-славист, хорошо знает Россию, часто в ней бывает, и в ответ на мои какие-то жесткие слова о нынешней Русской церкви он стал возражать – вы неправы, вот я знаю такой-то приход в таком-то городе, там очень хороший настоятель, очень хорошая атмосфера. И еще в одном городе я знаю другой хороший приход.
Это именно аргументация протестанта – человека, для которого конечной инстанцией церкви всегда будет конкретный настоятель, и которому и в страшном сне не придет в голову интересоваться, что и по какому поводу сегодня заявил отдел внешних церковных сношений. Может быть, мое предложение прозвучит несколько наивно, но я полагаю, что первым шагом к решению проблем как в государстве, так и в церкви должно стать избавление от этого капээсэсовского «демократического централизма», который у нас принято называть вертикалью. Настоятель не должен бояться, что завтра он станет неугоден, и завтра позвонят из Москвы, и от его прихода не останется камня на камне.
В 2005 году, когда Ходорковского перевели в колонию в Краснокаменск, я поехал туда и был первым журналистом, который поговорил с отцом Сергием, настоятелем местной церкви и человеком, который первый встретился с Ходорковским в колонии по его просьбе. Отец Сергий – взрослый человек с советским опытом, человек, сам страдавший и за веру, и, между прочим, за общение с диссидентами, врагами советской власти, очень тепло отзывался о Ходорковском, и я еще думал – какой смелый священник, побольше бы таких. Увы, его первые интервью оказались и последними – узнав о его существовании и о его взглядах, церковная вертикаль поспешила избавиться от него, он лишился прихода, а потом и сана. Я уверен, что такие истории лежат в основе всех церковных проблем, и административная, совсем не христианская практика – это первое, от чего стоит избавиться Русской церкви.
История
Фрагмент сборника статей священника Георгия Митрофанова «Русская Православная Церковь на историческом перепутье XX века»
Прославление Собора Новомучеников и Исповедников Российских на Архиерейском Соборе русской Православной Церкви в 2000 г. явилось одним из наиболее значимых событий в русской церковной жизни последних десятилетий. Значение этого события обусловливалось не только тем, что русским православным христианам был явлен сонм тех подвижников, молитвенным предстательством которых стало возможным сохранение и возрождение гонимой Православной Церкви в России, но и тем, что их замечательное духовное наследие должно было стать после совершившейся канонизации предметом пристального и благоговейного изучения со стороны современной церковно-исторической науки.
Одной из важнейших тем жизни, деятельности, а во многих случаях и эпистолярного творчества новомучеников была тема сохранения Православной Церкви в условиях наступивших в коммунистической России гонений на христианство. И с этой точки зрения проблема определения своей позиции по отношению к политике, проводившейся Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским), в особенности после опубликования им Декларации 1927 г., оказывалась основополагающей практически для всех новомучеников, которые осуществляли в это время свое служение в архиерейском сане. Весьма примечательно, что среди прославленных к настоящему времени 6З архиереев-новомучеников, которые осуществляли свое служение после 1927 г., не менее 12 оказались в последовательной оппозиции к политике митрополита Сергия. При этом оппозиционность этих архиереев-новомучеников проявлялась не только в периодической критике действий митрополита Сергия, как это имело место, например, со стороны Патриаршего Местоблюстителя св. митрополита Петра (Полянского). Некоторые из этих новомучеников, подобно св. митрополиту Агафангелу (Преображенскому), временно прерывали канонические отношения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя и отказывали ему в безусловном административном подчинении, другие, подобно св. митрополиту Кириллу (Смирнову), переставали поддерживать с митрополитом Сергием каноническое и евхаристическое общение, не ставя, впрочем, под сомнение благодатность таинств, которые совершало сергианское духовенство, наконец, третьи, подобно св. епископу Виктору (Островидову), рассматривали митрополита Сергия как еретика, а канонически подчинявшееся ему духовенство считали безблагодатным. Значение этой оппозиции новомучеников-архиереев увеличивалось еще и тем обстоятельством, что в ее ряды входили два назначенных свт Патриархом Тихоном Патриарших Местоблюстителя, св. митрополиты Кирилл и Агафангел (а первый, безусловно, являлся на рубеже 1920–1930-х гг. самым авторитетным иерархом среди русского епископата, что подтвердилось в ходе опроса более чем 70 архиереев осенью 1926 г.), и некоторые другие известные церковные иерархи, подобные Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Иосифу (Петровых), вопрос о канонизации которого, возможно, будет вскоре рассматриваться в нашей Церкви, свв. архиепископу Серафиму (Самойловичу), епископам Афанасию (Сахарову), Дамаскину (Цедрику), Серафиму (Звездинскому). Значительно уступая в количестве сторонникам митрополита Сергия как среди духовенства, так и среди епископата, представители оппозиции часто объединяли в своих рядах многих наиболее активных, нравственно авторитетных и образованных священнослужителей.
Прославив многих из них в Соборе Новомучеников и Исповедников Российских, Русская Православная Церковь поставила перед церковными историками вопросы об исследовании причин, побудивших столь многих новомучеников отказать в доверии митрополиту Сергию, взглядов этих новомучеников, во многом отличных от взглядов 3аместителя Патриаршего Местоблюстителя, на перспективу развития церковной жизни в условиях коммунистических гонений. Распространенная в церковно-исторической науке на протяжении почти полувека в значительной степени под влиянием внешних обстоятельств точка зрения на безальтернативность и безусловное положительное значение для церковной жизни политики митрополита Сергия теперь уже не может считаться не подлежащей критике и не требующей существенного переосмысления.
В рамках данного сообщения будет предпринята попытка предложить хотя бы предварительный вариант ответа на поставленные выше вопросы, основываясь при этом на мнениях тех новомучеников-архиереев, которые смогли наиболее четко сформулировать точку зрения на политику митрополита Сергия, разделявшуюся всей церковной оппозицией.
Первым по времени своего появления документом церковной оппозиции, в котором содержалось достаточно четкое изложение причин, побуждавших некоторых представителей церковной иерархии прервать каноническое общение с митрополитом Сергием, стало обращение к нему группы ленинградского духовенства во главе с епископом Димитрием (Любимовым), составленное 24 ноября 1927 г. Однако учитывая, что среди его составителей отсутствовали канонизированные к настоящему времени новомученики-архиереи, это обращение не будет рассматриваться нами в рамках данного сообщения.
Вторым по времени и не менее конкретным в своих формулировках среди документов церковной оппозиции следует признать обращение к митрополиту Сергию группы ярославских архиереев от 6 февраля 1928 г., среди составителей которого были такие выдающиеся деятели русской церковной иерархии как Патриарший Местоблюститель св. митрополит Агафангел и св. архиепископ Серафим. Характеризуя свое видение положения во главе русского епископата Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, авторы обращения подчеркивали: «Хотя ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 1917–1918 гг. далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего управления нашею отечественною Церковью, мы, нижеподписавшиеся епископы ярославской церковной области, ради блага и мира церковного считали долгом своей совести быть в единении с Вами и в иерархическом Вам подчинении». Действительно, не предусмотренный не только церковной канонической традицией, но и постановлениями Поместного Собора 1917–1918 гг. статус 3аместителя Патриаршего Местоблюстителя делал вполне естественным восприятие полномочий митрополита Сергия как отнюдь не являющихся тождественными полномочиям предстоятеля Церкви. Впрочем, неоднократно предпринимавшиеся митрополитом Сергием еще в 1926 г. попытки выступать в качестве полноправного предстоятеля Церкви, как это имело место 29 января при наложении прещений на архиепископа Григория (Яцковского) и единомысленных с ним епископов или 23 мая при смещении с кафедры св. митрополита Агафангела, находили поддержку значительной части церковной иерархии. Опираясь на подобную, впрочем, никакими формальными каноническими решениями не выражавшуюся поддержку, митрополит Сергий был готов и в своих дальнейших действиях выступать в качестве полноправного главы всей русской церковной иерархии, не сомневавшегося в готовности русского епископата подчиняться ему как предстоятелю Церкви.
Однако действия митрополита Сергия, имевшие место после его освобождения из-под ареста весной 1927 г., в течение полугода привели к потере им доверия со стороны значительной части епископов и побудили многих из них прервать каноническое общение с 3аместителем Патриаршего Местоблюстителя. Авторы упомянутого обращения следующим образом характеризовали перечень действий митрополита Сергия, вынудивших их выйти из административно-канонического подчинения 3амеаителю Патриаршего Местоблюстителя. «Сознавая всю незаконность своего единоличного управления Церковью, управления, никаким соборным актом не санкционированного, Вы организуете при себе Патриарший Синод. Но ни порядок организации этого Синода, Вами единолично учрежденного и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся… не могут быть квалифицированы иначе, как только явления определенно противоканонические… В своем обращении к чадам православной Церкви 29.07.1927 г. [н. ст.] Вы в категорической форме объявляете такую программу Вашей будущей руководящей деятельности, осуществление которой неминуемо принесло бы Церкви новые бедствия… По личному своему усмотрению Вы практикуете бесцельное, ничем не оправдываемое перемещение епископов, часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам епископов в священнослужении и т. п… Мы, епископы Ярославской церковной области… отныне отделяемся от Вас и отказываемся признавать за Вами и за Вашим Синодом право на высшее управление Церковью. При этом добавляем, что мы остаемся во всем верными и послушными чадами Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, неизменно пребываем в иерархическом подчинении Местоблюстителю Патриаршего Престола Высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому, и через него сохраняем каноническое и молитвенное общение со всеми Восточными Православными Церквами».
Во многом созвучной с содержащейся в обращении группы ярославских архиереев точкой зрения на канонические злоупотребления в деятельности митрополита Сергия оказывалась позиция самого авторитетного иерарха Русской Православной Церкви этого периода Патриаршего Местоблюстителя св. митрополита Кирилла, которая была представлена им в письме митрополиту Сергию от 15 мая 1929 г. «Для меня лично – не подлежит никакому сомнению, – писал св. митрополит Кирилл, – что никакой заместитель по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его. Заместитель назначается для распоряжения текущими делами, порядок решения которых точно определен действующими правилами, предшествующей практикой и личными указаниями замещаемого. Никаких, так сказать, учредительных прав вроде реформы существующих служебных учреждений, открытия новых должностей и т. п. заместителю не может быть предоставлено без предварительного испрошения и указаний замещаемого. Коренное же изменение самой системы церковного управления, на что отважился митрополит Сергий, превышает компетенцию и самого местоблюстителя патриаршего престола… Посему до тех пор, пока митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению. Такое отношение к митрополиту Сергию и его. Синоду я не понимаю как отделение от руководимой митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью Церкви – православно-догматического учения, но я глубоко скорблю, что среди единомысленных митрополиту Сергию архипастырей в нарушение братской любви уже применяется по отношению к несогласным и обличающим их неправоту кличка отщепенцев-раскольников… Воздерживаюсь от братского общения с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня другого способа обличать согрешающего брата. Известные мне неоднократные попытки личных и письменных братских увещаний, обращенных к митрополиту Сергию со стороны почившего ныне митрополита Агафангела, митрополита Иосифа с двумя его викариями, архиепископом Углическим Серафимом [Самойловичем], епископом Вятским Виктором [Островидовым], не могли вернуть митрополита Сергия на надлежащее место и к подобающему образу действий. Повторять этот опыт было бы бесполезно».
Следует подчеркнуть, что перечень действий, вынудивших отделиться от митрополита Сергия как канонизованных, так и еще не канонизованных к настоящему времени новомучеников-епископов из числа «непоминающих», не сводился лишь к перечисленным в двух вышеприведенных документах решениям. Не меньшее возмущение в их среде вызывали содержание Декларации 29 июля 1927 г., указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя № 549 от 21 октября 1927 г., предписывавший определенную формулу поминовения властей и запрещавший поминовение за богослужением епархиальных архиереев, находившихся в заключении. Однако одним из наиболее существенных оснований для отделения от митрополита Сергия его оппонентов из числа епископов следует признать распространившееся в их среде убеждение, что Заместитель Патриаршего Местоблюстителя решился полностью подчинить свою церковно-административную деятельность, в том числе и в области кадровой церковной политики, распоряжениям органов государственной власти. Это убеждение неоднократно высказывалось «непоминающими» епископами из числа новомучеников не только в письмах друг к другу, но и в обращениях, направлявшихся непосредственно к митрополиту Сергию.
«По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному, – писали в уже упоминавшемся обращении ярославские архиереи, – во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество «внешним», не оставляющее места для важного условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия – свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее – Церкви… Мы… всегда были, есть и будем истинными и добросовестными гражданами родной страны, но это, полагаем, не имеет ничего общего с навязываемым Вами политиканством и заигрыванием и не обязывает чад Церкви к добровольному отказу от тех прав свободного устроения внутренней религиозной жизни церковного общества, которые даны нам самою же гражданской властью».
Разделявший характерное для многих «непоминающих» епископов представление о том, что отличительной чертой обновленчества являлось не столько самочинное проведение литургических и канонических реформ, сколько крайний сервилизм, который побуждал обновленцев идти на любые формы сотрудничества с богоборческим большевистским режимом, св. митрополит Кирилл писал за несколько месяцев до своего расстрела 20 ноября 1937 г.: «Ожидания, что м[итрополит] Сергий исправит свои ошибки, не оправдались… и оч[ень] многие разобрались и поняли, что м[итрополит] С[ерг]-ий отходит от той Православной Церкви, какую завещал нам хранить св. Патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства». При этом св. митрополит Кирилл подчеркивал, что первым иерархом, указавшим на пагубность для Церкви сервилистской политики 3аместителя Патриаршего Местоблюстителя, оказался другой 3аместитель Патриаршего Местоблюстителя, митрополит Иосиф, с чьего «именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи м[итрополита] Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности».
В качестве единственной альтернативы той системе высшего церковного управления, которую предлагал Русской Православной Церкви митрополит Сергий, отождествлявший свои полномочия 3аместителя Патриаршего Местоблюстителя с полномочиями предстоятеля Церкви, «непоминающие» новомученики-архиереи видели организацию церковного управления на основании указа св. Патриарха Тихона Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7(20) ноября 1920 г., предполагавшего самостоятельное управление епархий правящими архиереями в условиях отсутствия канонического центра высшего церковного управления или отсутствия с ним связей. «Его (митрополита Сергия. – Г. М.) грех – в превышении власти, – писал св. митрополит Кирилл в 1934 г., – и православный епископат не должен был признавать такую его власть и, убедившись, что митрополит Сергий правит Церковью без руководства митрополита Петра, должен был управляться по силе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г., готовясь дать отчет в своей деятельности митрополиту Петру или Собору… иерархи, признающие своим первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми – единицами, какие признают их своими архипастырями, а не выгнанные – руководя духовной жизнью всей своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение».
Конец ознакомительного фрагмента.