Боевые руки
…Передо мной сидел мужчина, мой приятель. Его богатырские руки впервые для меня были неподвижны и лежали горными хребтами на небольшом канцелярском столе. Левой рукой он сжимал в кулаке мебельную стамеску. Правой ладонью поглаживал сжатый до белого кулак. И его большие, как у былинного богатыря, руки офицера были готовы нанести удар. Он плакал. Слезы стояли в глазах у этого богатыря, как капли берёзового сока в надрезах векового березового ствола. От тишины резало в ушах. На столе стояла бутылка водки и два стакана. Бутылка была открыта, но пить не хотелось. Сильные мужчины не напиваются, когда им плохо. Молчали станки. Никто не бегал из кабинета в цех. Чёрный экран компьютера и молчащий телефон говорили о том, что в этот дом пришла беда.
– Суки… – тихо произнес богатырь.
Став офицером запаса, он очень тяжело поднимал на ноги этот цех по производству мебели. Продал автомобиль – единственный купленный за всю службу, потом влез в кредит, теперь ещё и долги поставщикам. Всё это душило мозг, стучало по темечку, и хотелось выть от безысходности.
Два часа назад пришли те, кто имел право остановить его производство. Первый раз такое, что пришли сразу трое. И пришел даже тот, с кожаной папочкой и в туфлях от «Mario Bruni», который регулярно заглядывал и брал свой дежурный червонец. Они безжалостно и без эмоций опечатали все двери работающего цеха и ушли, не оглянувшись и не попрощавшись.
– Приезжай, – коротко услышал я в трубке те же два часа назад.
И приехал. Но было поздно. Они сделали своё дело очень быстро. Мне тоже не хотелось водки. Я сидел напротив этого связанного бедой богатыря, и мне было так обидно за него, за страну, за тех, кто это сделал, что я тоже начал глазами искать какой-нибудь предмет для нападения. Защищать было уже нечего. Мы оба понимали, что завтра к этому событию подключится суд, приставы, и молох государственной машины, как девятый вал, оставит моего приятеля на его собственном кресте умирать посреди океана несправедливости и кабинетной суеты.
– Суки… – опять тихо, сквозь зубы, выдавил он.
Ненавидящими глазами он смотрел мимо меня. Рука продолжала сжимать стамеску. В глазах его боролись добро и зло. На секунду в них мелькнула искра мести, и на лбу появились морщинки решительности. Голова слегка наклонилась. Так настраивали себя гладиаторы перед неминуемым кровавым сражением, так из-под каски начинал смотреть в сторону вражьих окопов солдат в траншее перед тем, как встать в полный рост. Таким я помнил его, когда он был ТАМ, на горных хребтах Афганистана и Чечни. Глаза его неожиданно высохли, напряглись желваки. Он встал и ушел в ночь, не закрыв дверь кабинета. Теперь кабинет ему был уже не нужен.
Всего сутки назад он решительно потребовал от должника, чтобы тот наконец-то рассчитался за отгруженную ранее какому-то начальнику мебель, сделанную его собственными руками. Боевыми руками…