12
Беседка – лёгкий навес на четырёх опорах с парой плетёных кресел и висящим между ними диском – располагалась у самой кромки воды. Водная поверхность, покрытая мелкой рябью, и в самом деле притягивала взор, успокаивала и даже убаюкивала монотонным небесно-глубинным спокойствием. Однако меня в который раз посетило недоумение при виде парящего между кресел деревянного диска, напоминавшего выбитое из пивной бочки днище. Диск в этом странном мире был обычным столиком, не имеющим привычных для моего сознания ножек. К сожалению, недоумение не сопровождалось хотя бы толикой анализа. Усаживаясь в предложенное Оскаром кресло, я ткнул пальцем в парящее бочковое дно. То без сопротивления отплыло на полметра и замерло, в ожидании иных козней со стороны идиота без памяти. Это я так про себя, любимого.
Оскар не обратил внимания на проведённый эксперимент. Или не подал виду. Он взял из моих рук накидку-тунику, несколько раз встряхнул её и она, я это видел своими глазами, вдруг уменьшилась до полного исчезновения. Причём уползающий «хвостик» туники не просто так исчез, а вполз в ромбик на браслете, словно чья-то рука втянула его внутрь.
Нет, конечно же, в детстве я читал наших и зарубежных фантастов и искренне удивлялся их придумкам, балансирующим на грани между знакомым нам реальным миром и мирами из волшебных сказок. Но тут, если это не сон, происходило нечто умопомрачительное.
– Хорошо. Если у тебя нет вопросов, малыш, – сказал Оскар, усаживаясь в другое кресло, – то спрашивать буду я. – Он улыбнулся, поправил обеими руками волосы – откинул влажный ворох кудрей за спину – и подтянул диск к себе. – Не хочешь ли выпить воды?
– Да, очень хочется попить, – сказал я и оглянулся в надежде обнаружить где-то рядом в прибрежной траве кран с водой. Но вода возникла на диске сама собой, незнамо откуда, в двух высоких хрустальных бокалах. Рядом же проявилась массивная пепельница, а следом – открытый портсигар с длинными коричневыми сигаретами.
Вода, прохладная, с лёгким йодистым запахом, несколько успокоила мозговое напряжение. Я выпил больше половины бокала. К портсигару ни первое, ни второе «Я» руки не протянули. Видимо не курили мы оба в прошлом. И Оскар не стал предлагать, а сам затеплил тоненькую сигаретку от огонька, вспыхнувшего из ромба волшебного браслета. Никогда не сравнивал амбре от сигарет «Дымок» и «Прима» с ароматами от «Мальборо» или «Парламент». Яд есть яд, как его не назови. От коричневой же палочки Оскара на меня повеяло чем-то пиратским, зовущим в далёкое путешествие с невероятными приключениями. И ещё, осыпало дурманящим ознобом романтики с полнейшим «пофигизмом» перед лицом ещё не опознанной опасности…
Кстати, насчёт витающей над моей головушкой возможной опасности. Например, в виде чётко воспринимаемого фантастического бреда, исполняемого каким-то там центром в одном из полушарий мозга, после употребления порции лекарства полученного от медбрата психиатрической лечебницы…
…Лежу я, значит, привязанный вафельными полотенцами к железной койке, пускаю слюни и фантазирую…
…И вот в этом фантастическом, но выглядящим весьма правдоподобно, прекрасном мире, у меня, как у лягушки, вылезшей из родного прудика на зачумлённую выхлопными газами загородную автостраду, и без романтического окуривания образуется в голове этот «пофигизм». Странный такой, невозмутимый, напоминающий полуобморочное состояние. Другой бы, тот, который нормальный, в штаны бы наложил. А мне – всё пофигу.
– Начнём со знакомства, малыш. Моё полное имя – Оскар Арчибальд Лотар. Потомственный лорд, член Палаты лордов Камелота. Председатель коллегии «Ипсилон адвокатуры». Профессор медицины. Серьёзно занимаюсь психиатрией. Конкретно – посттравматическими синдромами. Изучаю процессы, происходящие у больных, пребывающих в коматозном состоянии, и методы преодоления амнезии после восстановления жизнедеятельности мозга, получившего механическую контузию или биохимическое отравление. В настоящее время работаю над твоими проблемами, малыш. Теперь рассказывай всё, что ты знаешь о себе. О том, что ты вспомнил сегодня после пробуждения о своём прошлом. Как твоё имя, малыш?
Бред это или не бред – мне пока до лампочки. А присутствие психиатра настораживает. Я представился:
– Майкл… Возможно, у меня было другое имя. Скорее всего – другое. Потому что у русских таких имён нет. Но так меня называла леди Гамильтон. Затем донна Роза и Серафим…
– Ну, Розу и Серафима мы опустим из нашей беседы. Они всего лишь бионы и говорят только то, что им дозволено. А доктор Гамильтон – моя ассистентка. Это она пробудила твоё сознание, малыш. Продолжай.
И я, словно двоечник у классной доски с неудовлетворительно выученным стихотворением, начал сбивчивый рассказ с «непроницаемой тьмы» в красной пустыне. Упомянул серёжку в мочке правого уха, похотливое и, как выяснил потом, нежелательное для противоположных половых «объектов» ухаживание, сначала за доктором Гамильтон, а потом и за донной Розой. Подозрение на раздвоение личности описал почти в философическом духе, как единство и борьбу противоположностей. Озвучил кадры со стрижкой волос, водным марафоном, завтраком и впечатлениями, оставленными от созерцания летающих предметов, необычной травы и невиданных мной доселе баобабов. Закончил устное изложение рассуждением о моём, возможно русском, происхождении. И, не прерывая монотонного чтения «стихотворения в прозе» о «воспоминаниях», спросил члена Палаты лордов Камелота, возможно соседа по палате в психушке, о том, как называется «эта лечебница» и как мы сюда попали. И не снится ли мне всё это…