Принцип чётности. Часть первая. Резервация (Станислав Гимадеев)

Часть первая. Резервация

Его разбудил шум снаружи. Открыв глаза, Сергей увидел потолок, покрытый облупленной краской, и прямо над собой – широкую пыльную полосу света, бившую из грязного оконца будки. Никого, кроме него, в будке не было. Он пошевелил затекшей шеей и прислушался к звукам. Кто-то что-то выкрикивал в отдалении, перемежая слова матом. Где-то совсем рядом надрывно, с интервалом в несколько секунд, сигналила машина.

Сергей взглянул на часы. Полдесятого утра. Опасаясь резких движений, он сел. Самочувствие на первый взгляд было ничего, не считая, конечно, сухости во рту и тупой толчкообразной боли в затылке. Он отметил, что могло бы быть и хуже. «Романтик хренов,» – буркнул он и стал растирать лицо ладонями.

За пределами будки произошло оживление. Кто-то смачно свистнул, а потом заорал: «Яшка, заводи шарманку!» Машина издала еще один протяжный гудок. Забухали шаги, и в будку заглянул какой-то небритый тип в засаленной кепке, брезентовой штормовке и с сигаретой в зубах.

– Яшка где?! – выпалил тип хрипло. – Отпускать машину-то надо!..

– Понятия не имею, – медленно проговорил Сергей и пожал плечами.

Тип сматерился, хотел, было выйти, но потом пристально посмотрел на Сергея, не переставая дымить сигаретой.

– А ты вообще кто? – почему-то спросил он с сомнением на лице. – Конторский, что ли?

– Я не конторский… – сказал Сергей, зевнув. – А почему…

– А кто? – перебил его тип. В этот момент машина снова засигналила. – Тьфу ты, мать твою!.. – выпалил он. – Куда Яшка-то подевался?! Почему этого гада нет на месте?!

Плюясь и ругаясь, он выскочил из будки. Было слышно, как он пытается кому-то что-то втолковать.

Забавно, подумал Сергей. Похоже, что парень, приютивший его, так и не появлялся. Он осмотрел свой наряд: брюки и плащ, разумеется, были измяты. Сергей извлек из внутреннего кармана плаща расческу и причесался. Пить хотелось все сильнее. Итак, первым делом надо добраться до гостиницы, привести себя в порядок, выпить таблеточку… Хватит рассиживаться, сказал он себе, встал, потянулся, хрустнув суставами, опять зевнул и вышел из будки.

В противовес нескольким последним серым и слякотным дням светило солнце. Ветер смилостивился и стих.

Выяснилось, что будка и транспортер располагались прямо у дороги, тянувшейся сюда с самого перекрестка. На противоположной стороне дороги, чуть поодаль сиротливо стояла крытая автобусная остановка, изготовленная из бетонных плит. Машин оказалось целых две. Одна – грузовик с открытым верхом – находилась совсем рядом, по эту сторону транспортера, перед самой будкой. Кабина ее с распахнутой дверцей пустовала, а задний борт был откинут. Точно таким же образом, только на противоположном конце транспортера, почти на перекрестке, стояла вторая машина. Это был грузовой фургон. Возле него скучали в ожидании две фигуры.

Сергей опять удивился, зачем это и кому это понадобилось создавать себе дополнительные проблемы и перегораживать металлической сеткой дорогу, по которой, без всякого сомнения, когда-то ездил городской транспорт. Высотный дом, который он приметил ночью, теперь, при дневном свете оказался жилым и, при всем желании, никак не походил на гостиницу. Это слегка огорчило Сергея. Утешало лишь то обстоятельство, что он не пошел к нему ночью. Вот был бы номер! Ну, и что теперь, родной, подумал Сергей озабоченно. Дальше-то что?

Он неторопливо приблизился к машине без водителя и обогнул ее. Метрах в пятидесяти стояло светло-желтое двухэтажное административное здание. В некотором отдалении от него находилось двое. Один из них, высокий молодой парень, был в милицейской форме, второй – тот самый небритый тип в штормовке, который заглядывал в будку. Тип в штормовке что-то эмоционально объяснял человеку в форме и по очереди показывал рукой то на будку, то на машину за ограждением. Сергей решил, что представитель правопорядка есть наилучший консультант в деле поиска гостиницы, и медленно направился к ним. Пока он приближался, тип в штормовке махнул рукой, отстал от милиционера и промчался мимо Сергея, бросив на него по пути подозрительный взгляд. Видок у меня, должно быть, что надо, подумал Сергей, ощупывая щетину и зевая.

Ростом милиционер оказался чуть выше Сергея; был он темноволосый, коротко стриженый, и на вид ему было около тридцати лет. На боку его висела кобура с пистолетом и рация, но почему-то не было никаких лычек на погонах серой форменной куртки.

– Здравствуйте… – сказал Сергей, останавливаясь перед ним.

Милиционер коротко кивнул в ответ. Он очень уж пристально стал осматривать его с ног до головы, отчего Сергей почувствовал себя немного неуютно.

– Не подскажете, как добраться до гостиницы? – осведомился он.

– До гостиницы? – слегка удивленно переспросил милиционер, приподняв брови. У него были живые карие глаза, и они смотрели на Сергея как-то странно.

– Я первый раз в вашем городе, – пояснил Сергей. – Понимаете… Мне бы в гостиницу надо.

– То-то я смотрю лицо незнакомое… – проговорил милиционер и задумчиво нахмурился.

– А вы знаете в лицо всех в городе? – осторожно поинтересовался Сергей.

Милиционер пропустил его вопрос мимо ушей. Он оглянулся по сторонам, затем снова вперил в Сергея внимательный взгляд. Лицо его уже не было хмурым, оно было серьезно-сосредоточенным.

– Ничего не понимаю, – произнес он медленно. – Как же вы проникли на нашу территорию?

– На какую это – вашу? – не понял Сергей. – В каком смысле?

– Вы попали на территорию резервации, – пояснил милиционер. – Вы что, сетку не видели? Вы сюда что, сквозь нее прошли?

– Почему – сквозь?.. По транспортеру, – озадаченно сказал Сергей. – Я же говорю, что я приезжий… Ночью искал гостиницу. Думал, может, этот вот дом и есть… Погодите… Какая еще резервация? – спросил он.

– Ах, по транспортеру, – удивился милиционер. – Невзирая, понимаешь, на ограждение. – Он сокрушенно покачал головой. – По транспортеру! – повторил он, вздохнув. – Это ж надо, а! Нарочно не придумаешь.

Сергею все это уже начинало не нравиться.

– Что значит «резервация»… – начал было он.

– Погодите, погодите, – поспешно перебил его милиционер. – Сначала расскажите все по порядку.

Сергей растерянно пожал плечами и стал рассказывать. Пока он говорил, лицо милиционера становилось все серьезнее и сумрачнее. Он уже глядел не на Сергея, а куда-то вдаль, в сторону перекрестка и все время покусывал нижнюю губу. Когда Сергей закончил, он снова вздохнул и произнес:

– Теперь все понятно.

– Что понятно? – спросил Сергей, – Мне вот, например, ничего непонятно.

– Да все понятно, – повторил милиционер и посмотрел на Сергея с сочувствием. – Даже прямо не знаю… Хоть смейся, хоть плачь. А почему вас никто не предупредил?

– О чем?

– О том, что в городе существует резервация?

– Не знаю… – протянул Сергей хмуро. – Постойте… Я понять не могу… Что значит – резервация?

– Вы в первый раз слышите о резервациях? – удивленно вскинул брови милиционер.

Возникла некоторая пауза. В голове Сергея торопливо заворочались мысли. Милиционер продолжал пристально изучать его.

– Это, о каких резервациях?.. – обмирая, вымолвил Сергей. – Это о которых писали…

– Да-да, – проговорил милиционер. – О них самых. Много писали в свое время. Вспомнили?

– Но как же… – ошеломленно выдохнул Сергей. – Погодите…

В памяти его лихорадочно стали всплывать обрывочные сведения прошлых лет на эту тему, полученные из газет, телевидения… Стремительно начало нарастать в груди волнение.

– Нет, я, конечно, помню… – пробормотал он. – Много шумихи тогда было… Но… Сейчас же… Сколько лет-то прошло! Все молчат…

– Сейчас, конечно, молчат, – кивнул милиционер. – Но резервации от этого, к сожалению, не исчезли. Просто про них забыли. Привыкли…

Сергей оторопело молчал.

– Вот видите, как получилось, – сказал милиционер, вздохнув. – Не думали, а угодили.

– Так… – сказал Сергей и умолк, пытаясь собраться с мыслями.

Это получалось плохо. Сердце стало гулко колотиться, где-то внутри разрастался мерзкий, противный холодок.

– Стало быть, я в резервации? – проговорил Сергей.

– Угу, – сказал милиционер.

– Стало быть, я не смогу отсюда выйти?

– Угу, – снова сказал он и на лице его опять возник оттенок сочувствия.

– Почему… не смогу?! – выдавил Сергей, пытаясь сохранять спокойствие.

– Такой, понимаешь, закон, – ответил милиционер, пожимая плечами. – Принцип четности, называется.

– Принцип четности… – повторил Сергей и облизнул губы. Во рту было сухо. – Как это понять – закон?

– Ну, правило такое. Понимаете?

– Правило… – пробормотал Сергей. – Ничего я не понимаю… Погодите!.. Ладно… А что мне может помешать? – взволнованно спросил он. – Ну, выйти отсюда… Или – кто?

– Оболочка не пропустит, – ответил милиционер невозмутимо.

– И где же она?.. Эта Оболочка…

– По периметру резервации, – ответил милиционер. – Где же она еще может быть?

– Она что, невидимая?

– Разумеется. Была б она видимой – на кой бы ляд тогда ограждение поставили? Логично?

– Логично, – упавшим голосом сказал Сергей, – Все равно ни черта не понимаю!.. Как я тогда сюда зашел? Нормально ведь зашел! Без всяких Оболочек!

– Сюда – да, – кивнул милиционер. – Сюда зайти проблем нет! А вот обратно… В этом и есть фокус-покус. На то она и резервация.

– Слушайте… Бред какой-то, – сказал Сергей.

Он стоял в полном ошеломлении. Он ничего не понимал. То, что он узнал, не умещалось в его голове. Никаким образом не укладывалось. Просто не хотело, не желало укладываться. Все у него внутри сопротивлялось этому, кричало и недоумевало. Милиционер извлек из кармана пачку сигарет, жестом предложил Сергею. Он отказался. Милиционер неторопливо закурил, задумчиво глядя в сторону транспортера, где продолжали ждать две машины. Затем он проговорил:

– Давно у нас такого не было. Чтобы кто-то вот так случайно попался… Ну, местные-то все знают, не первый год кувыркаемся… Специально сетки протянули, специально!.. Транспортер это вообще, по идее, единственное место, где можно зайти. Ведь надо же, а! Просто роковое стечение обстоятельств.

– Роковое стечение… роковое стечение… – зашептал Сергей. Он не знал, что делать. Его стало охватывать отчаяние. – Слушай! – Он схватил милиционера за рукав. – Ты это все серьезно? – От волнения он не заметил, что перешел на «ты». – Ты не шутишь?

– Тебя как звать?

– Сергей, – выдавил Сергей уныло.

– Меня Кирилл, – сказал милиционер. – Будем знакомы. – Он сделал паузу, потом сказал, опустив глаза: – Я не шучу, Сергей. Какие тут могут быть шутки? Многие в резервации хотели бы, чтобы это были шутки… Но, к сожалению, это горькая правда.

Видимо, на лице Сергея было написано сомнение, потому что Кирилл спросил:

– Не веришь?

Сергей не ответил. У него не было слов.

– Можешь проверить, – сказал Кирилл спокойно. – Все сомнения отпадут сразу. Хочешь проверить?

– Хочу, – сдавлено сказал Сергей.

– Тогда пошли на транспортер, – решительно сказал Кирилл. – Попробуй выйти обратно. Сам увидишь.

Сергей молча развернулся и решительно двинулся к транспортеру. Кирилл последовал за ним.

– Я только хочу предупредить, – торопливо говорил он, идя рядом. – Ты должен знать. Во-первых, ты не дойдешь до сетки. Это потому, что граница находится ближе, где-то посередине транспортера. Во-вторых, это будут очень неприятные ощущения… Слышишь?

Сергей хранил молчание. Лицо Кирилла приобрело очень серьезный вид.

– Слышишь меня, Сергей? – переспросил он. – Иди медленно и будь осторожен. Ты понял?

– Понял… – обронил Сергей. От этого деловито-рассудительного тона Кирилла на душе у него стало еще противнее.

Возле транспортера уже суетились трое мужиков, включая небритого типа в штормовке. Подойдя к ленте вплотную, Сергей ненадолго замешкался, оглянулся на Кирилла. Тот слегка кивнул. Сергей запрыгнул на поверхность транспортера. Конструкция, скрипнув, слегка качнулась под ногами.

– Эй-эй, ты чего?! – выпалил один из мужиков. – Сдурел, что ли?!

Не обращая на него внимания, Сергей сделал несколько шагов.

– Куда ты?! – полетело ему в спину. – Нажрался с утра?!

– Михалыч, это, вообще, кто такой?..

Послышались успокаивающие слова Кирилла, и через несколько мгновений мужики притихли.

На том конце транспортера, возле крытого фургона тоже молча и с любопытством наблюдали происходящее.

– Сергей, я рядом, – послышался участливый голос Кирилла. – Когда станет совсем плохо, сразу возвращайся, слышишь? С этим нельзя шутить!

Мелкими неторопливыми шагами Сергей продолжал идти по резиновой ленте, прогибающейся под каждым его шагом. Он почти уже достиг середины транспортера, но не чувствовал ничего необычного. Только на душе стало вдруг тревожно. Он хотел уже было обрадоваться, что ничего не происходит, что этот парень в милицейской форме ошибся, или, может, ему просто сейчас повезет, он дойдет до конца транспортера и спрыгнет… Но по мере продвижения вперед чувство тревоги вдруг странным образом переросло в ощущение печали, и с каждым шагом эта печаль разрасталась внутри Сергея как снежный ком. На секунду он, ничего не понимающий, объятый этим чувством, ошарашено замер. Потом робко сделал еще шаг и еще… Теперь это была уже не печаль, а безудержная тоска, хлынувшая в душу и заполонившая все его существо. Он почувствовал неимоверную тяжесть в груди, застонал, пошатнулся и застыл на полушаге… Ему стало плохо, ему стало отвратительно и гадостно на душе настолько, что захотелось изо всех сил взвыть, зареветь, заскулить, застонать… Это была не просто тоска, это была вселенская тоска, смертная и жуткая, на части раздиравшая душу и лишающая его воли. «Господи, что же это…» – еле смог прошептать он в отчаянии и схватился правой рукой за грудь. С усилием он заставил себя сделать еще шаг. Ему показалось, что сердце сейчас разорвется, ноги подкосились, и Сергей упал на одно колено, упершись в резину свободной левой рукой. К горлу подступил комок, дыхание перехватило, и на глаза навернулись слезы. Он уже ничего не видел и не слышал; ничего не существовало в мире кроме этой всепоглощающей тоски. Она заполнила каждую его клеточку, она рвалась наружу, она кричала в нем… Все вокруг было совершенно неважно и никчемно, и не хотелось жить с ней, с этой тоской, совсем не хотелось жить. Хотелось умереть, лишь бы избавиться от этого мучительного и невыносимого чувства… Он уже лежал, подтянув ноги к животу, обхватив руками голову, и стонал. Казалось, только тонкая неуловимая грань отделяет его от потери сознания. Как через ватное одеяло, словно из другого мира то пробивались, то вновь пропадали гулкие слова. Чей-то голос настойчиво повторял: «Назад… назад… назад…» Он плохо понимал потом, как ему удалось найти остатки сил, животных инстинктов, чтобы в полубессознательном состоянии каким-то образом откатиться, отползти на несколько шагов назад. Он смутно помнил, как затем его схватили за ноги и подтащили, и чьи-то руки сняли его с транспортера и не дали ему упасть на землю…

Когда он окончательно пришел в себя, то обнаружил, что сидит на скамейке, в полумраке заброшенной автобусной остановки. Напротив, через дорогу виднелась будка и грузовик. Там уже вовсю кипела работа. Транспортер скрежетал и тарахтел. По нему двигались какие-то большие, тяжелые деревянные ящики, и туда-сюда сновали фигуры грузчиков. Рядом сидел Кирилл и молча курил, наблюдая за их работой. Заметив, что Сергей пошевелился, Кирилл повернулся к нему и спросил:

– Ну ты как? Отошел?

Сергей ничего не ответил, подтянул ноги под скамейку и дотронулся ладонями до лица. Оно было мокрое от слез, и он стал размазывать их по щекам. Все кошмарные ощущения исчезли, осталось лишь чувство полнейшей опустошенности и легкой слабости внутри. Голова болела еще больше, чем раньше, и пить хотелось еще сильнее. На какое-то время им овладело чувство полного безразличия к себе и своей дальнейшей судьбе. Сейчас он был рад и тому, что кончился весь этот ужас, который он только что испытал.

– Скоро пройдет, – заверил Кирилл. – Потерпи еще немного.

Они молчали около минуты, потом Сергей сипло спросил, тяжело ворочая языком в пересохшем рту:

– Что это было, а?

– Оболочка, – ответил Кирилл. – Она тебя не пропустила, как я и предупреждал. Хорошо, что мы были рядом, а то провалялся бы там дольше – потом отлеживался бы день или два… А то и вообще мог бы концы отдать.

Сергей наклонился и закрыл лицо руками.

– За что мне это?.. – прошептал он.

– Тебе просто сильно не повезло, – сказал Кирилл сочувственно. – Чистая случайность.

Господи, думал отрешенно Сергей, ну чем я пред тобой провинился? Почему мне никто ничего не сказал? Ни одна сволочь вчера не сказала… Хотя… Сам же слинял по-английски, сам! Стало быть, сам и виноват. Они, может быть, только и ждали, когда ты пойдешь, чтоб начать предупреждать и объяснять, что туда ходи, сюда не ходи… Маразм. Идиотизм. Но Игорь-то! Неужели и он ничего не знал? Или тоже вылетело из головы?.. Под водочку, под джинчик, знаете ли, многое может вылететь… А, собственно, какая теперь разница, подумал он вяло, кто виноват, да почему так, а не эдак? Сейчас надо думать, что делать…

Он медленно отнял руки от лица и посмотрел на Кирилла. Тот затоптал окурок и поправил кепку.

– Скажи… э-э, Кирилл, – проговорил Сергей уныло. – Вот что мне теперь делать?

– Главное, ты успокойся, – ответил Кирилл. – Не пори, понимаешь, горячку. Теперь ты понял, что отсюда нет выхода? Понял. Это происходит, кстати, не только на транспортере. Это в любом месте, где ты попытаешься пройти через Оболочку. Картина везде одна и та же.

– Спасибо на добром слове, – хрипло обронил Сергей.

– У тебя был один-единственный шанс вернуться, – вдруг сказал Кирилл. – Это сразу же, как только ты вошел.

Сергей резко выпрямился и развернулся к нему.

– Это как? – спросил он хмуро.

– А так, – сказал Кирилл. – Тоже такое правило. Понимаешь, когда ты прошел оттуда через Оболочку, в ней образовался Проход. Временный, понимаешь? Ненадолго. Как дырка… Кто-то через него может выйти. Но один! Потом Проход закрывается. Если бы ты сразу вернулся, то ты бы вернулся и все! Ничего бы не было. Но через него ушел Яшка, Проход закрылся, а ты остался.

– Вот же сукин сын… – вымолвил Сергей мрачно.

– Яшка всегда был дерьмо, – сказал Кирилл. – Я давно его знаю. Теперь, наверное, считает себя самым везучим в мире. Говорил я им: уберите вы его, блин, от транспортера! Ведь дождетесь, что спорет какую-нибудь лажу… Вот и пожалуйста.

– Но почему так? – угрюмо спросил Сергей.

– Ты о чем?

– Почему только один может через Проход выйти?

– Ну, вот не знаю, – развел руками Кирилл. – Принцип четности, вот и все. Это не мы придумали. Только, ради бога, не спрашивай – кто! На это тебе никто не ответит.

– Да я и не спрашиваю… – тяжело вздохнул Сергей и откинулся на холодную каменную стену. – Я вот не знаю, что мне теперь делать и куда бежать.

– Бежать тебе, по идее, некуда, – заверил его Кирилл. – Тебе сейчас надо привыкнуть, обжиться и так далее… Ты здесь надолго, понимаешь?

– На сколько? – тихо вымолвил Сергей.

– Этого тоже никто не знает, – сказал Кирилл, помолчал и добавил: – Сергей, тут у нас в резервации очень много всяких дуростей… Мы сейчас знаешь как поступим? Я тебя сейчас в мэрию провожу, все равно тебе туда надо сперва. На учет встать и остальное… Вот она, – он показал пальцем через дорогу на желтое административное здание. – Это мэрия нашей резервации. Объяснишь, значит, там все, расскажешь про себя, ну и так далее… Ты как себя чувствуешь? Идти можешь уже?

– Могу… – Сергей поднялся. – Башка только болит, и пить хочется страшно.

– Тогда идем, – вскочил Кирилл.

Они вышли из недр остановки и, наискосок пересекая дорогу, зашагали к желтому зданию. Сергей нашарил в кармане плаща жевательную резинку и сунул в рот. Он еще не совсем отошел от шока и все происходящее воспринимал слегка отстранено. Главное для него сейчас было не замкнуться на собственных мыслях. И еще он боялся остаться наедине с собой, когда не замкнуться на них было бы очень сложно.

– Кирилл, а ты кто? – угрюмо поинтересовался он по дороге.

– Здешний полицейский, – ответил Кирилл.

– Полицейский? – повторил Сергей немного недоуменно. – Значит, у вас полиция? Странно…

– Не знаю. Так вот порешили когда-то, и все. Какая разница-то?

Они поднялись по выщербленным ступеням парадного входа и вошли в прохладное помещение, освещенное лампами дневного света. Из вестибюля влево и вправо уходили коридоры, в центре, напротив входа широкая лестница вела на второй этаж. Группа подростков с шумом сбежала по ней и, прошмыгнув мимо Сергея и Кирилла, выскочила на улицу. Кирилл увлек Сергея в левый коридор. Перед третьей или четвертой дверью с самодельной табличкой «Мэр» они остановились. Сергей вытащил жвачку изо рта и пробормотал:

– Я в таком виде…

– Ничего, я все ему объясню, – успокоил Кирилл. – Мэр у нас мужик, что надо. Ты подожди пока здесь минуту.

Он постучался и тут же скользнул в кабинет, закрыв за собой дверь. Оставшись в коридоре один, Сергей прислонился лбом к прохладной крашеной стене. Ужасно хотелось пить. Ведь это ж надо в такое дерьмо вляпаться, тоскливо подумал он. Уму ж непостижимо… Он попытался отогнать надвигающиеся черной тучей тяжелые мысли, решив переключить внимание на поиски воды. Он знал, что это временно, что эти думы еще овладеют им, и душевные муки еще впереди… Но только не сейчас, думал он, только не надо об этом сейчас… Сейчас бы только воды. Стакан, а лучше два или три… Такой тепловатой, хлорированной, пахнущей ржавчиной, но зато мокрой, очень мокрой, просто фантастически мокрой и фантастически жидкой воды… Сергей поплелся по коридору вглубь в надежде найти туалет, поглядывая на двери, оснащенные такими же, как на двери мэра самодельными табличками. «Отдел снабжения» гласила табличка на одной из дверей, на другой – «Кадровый отдел», еще дальше – «Транспортный отдел». Сергей почти дошел до окна в самом конце коридора, как за спиной раздался голос Кирилла:

– Иди сюда!

Сергей вернулся. Кирилл вышел в коридор, прикрыл дверь и торопливо заговорил:

– Значит, поговоришь с ним, расскажешь о себе… Я предварительно его ввел в курс. Он тебе объяснит, что делать. Мне надо срочно бежать, так что ты давай дальше сам… Не падай духом, ладно? – Кирилл заглянул ему в глаза. – Сергей, слышишь?

– Постараюсь, – хмуро ответил Сергей.

Кирилл почти бегом устремился по коридору и пропал. Сергей глубоко вздохнул и зашел в кабинет.

Большую его часть занимало несколько столов, классически расставленных буквой «Т», с аккуратно задвинутыми стульями. Несколько стульев стояло вдоль противоположной стены, в углу напротив находился отдельный столик с печатающей машинкой. Два окна занимали почти всю стену и щедро заливали комнату светом. Стены, окрашенные в голубой цвет, были пусты. Мэр, как и положено, сидел за центральным столом. Это был коренастый мужчина в черном костюме, лет пятидесяти, с седеющими, зачесанными назад густыми волосами и задумчивым взглядом. На столе, кроме огромного количества бумаг и папок, находились еще настольная лампа, телефон, перекидной календарь. С правой стороны от мэра, в углу кабинета стоял массивный металлический сейф зеленого цвета.

– Здравствуйте, – охрипшим голосом проговорил Сергей.

– Здравствуйте, – сказал мэр и указал рукой на место за столом перед собой. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Сергей прошел, сел за стол и сложил перед собой руки. Мэр несколько секунд изучающе осматривал его, а потом сказал:

– Давайте знакомиться. Меня зовут Илья Максимович Посаженов. Я являюсь здесь высшим должностным лицом. – Он сделал небольшую паузу. – Кирилл в общих чертах обрисовал вашу ситуацию. Расскажите поподробнее: кто вы и откуда.

Сергей облизнул пересохшие губы.

– Шепилов Сергей Иванович, – сказал он, и мэр тут же записал на календаре. – В ваш город приехал в командировку. Вчера утром. Мы с моим начальником остановились в гостинице… «Заря», кажется

И Сергей второй раз за сегодняшнее утро рассказал о своих приключениях, опустив только недавний эпизод с транспортером. Мэр внимательно слушал его и изредка кивал.

– Вы где живете?

– Далеко отсюда. Очень далеко.

– Семья есть?

– Есть жена и дочь, но я с ними сейчас не живу.

– А родители?

– Родители есть, оба на пенсии.

– Понятно, – задумчиво проговорил мэр, снова делая какие-то пометки на календаре. – Видите ли, мы должны сообщить о вас. Давайте я запишу адрес. Родителей или кого вы…

– Нет-нет! – поспешно сказал Сергей, – Ничего родителям сообщать не надо, я прошу. И жене тоже. Не надо. Только начальнику, он мой друг, я с ним переговорю и все. Этого будет достаточно. Только надо узнать телефон гостиницы или вашего парка культуры… Он сейчас уже должен быть там.

– Ничего не получится, – произнес мэр с сожалением. – С телефоном ничего не получится.

– В каком смысле? – не понял Сергей, – Почему?

– Телефонная связь не работает. Отсюда нельзя позвонить. И сюда тоже.

– И долго она не будет работать? – спросил Сергей.

– Нет, вы не поняли, Сергей Иванович, – сказал мэр. – Дело не в технике. Просто связи резервации с внешним миром по телефону не существует.

– Такие, в некотором роде, правила игры.

– Какие еще «правила игры»?! – недоуменно сказал Сергей. Снова возник неприятный холодок внутри. – Опять какие-то правила! Я ничего не понимаю. А зачем у вас телефон на столе тогда?

– Это внутренняя связь, – пояснил мэр, – В пределах резервации. Мы ее сами тянули, когда поняли, что внешняя не работает и никогда не заработает. Пришлось повозиться со всей этой коммутацией. Так что вот, Сергей Иванович, с внешним миром общение у нас только почтовое.

– Хорошенькое дело… – проговорил Сергей, – Становится все интереснее и интереснее.

– Вы человек у нас новый, – сказал мэр, – вам ко многому еще предстоит привыкнуть. У нас в резервации хватает, так сказать, местных особенностей и достопримечательностей.

– Это их вы называете правилами игры? – спросил Сергей.

– Не совсем так, – качнул головой мэр. – Правила – это то, что от нас не зависит, то что нам дадено, так сказать, изначально. Их, вообще говоря, немного. Но дело в том, что на основе этих немногих правил появился уклад жизни многих людей. Со многими и многими особенностями. Особенностей гораздо больше, чем правил. Понимаете?

Сергей не ответил. Он ничего не понимал и снова начал волноваться.

– Но кто это придумал такое идиотское правило, согласно которому я не могу покинуть вашу резервацию?

– Не только вы. Никто не может, к сожалению. Вы теперь всего лишь стали одним из всех.

– Но зачем?! – выпалил Сергей, – Зачем и кому это надо?! Вы можете ответить?

– Не могу, – сказал мэр, – Я ведь только мэр, а не господь бог. Я могу лишь помочь вам жить здесь. Могу помочь сделать вашу жизнь как можно более достойной на тот период, который вам отпущен. В рамках возможного, разумеется. Вот моя обязанность.

– А какой период мне отпущен? – тихо проговорил Сергей. – Насколько я тут застрял, а?!

– К сожалению, этого никто не знает, – сказал мэр, пожав плечами и грустно улыбнулся. – Я прекрасно понимаю ваше состояние. У вас сейчас масса вопросов. У меня мало времени, и я просто не смогу ответить даже на малую их часть. Давайте мы с вами решим насущные житейские проблемы. Итак, говорите координаты вашего начальника.

– Бортников Игорь Владимирович, – пробормотал Сергей. – Директор фирмы «Эола». Понимаете, мы должны начать монтаж игрового оборудования в центральном парке культуры и отдыха. Он сейчас должен быть там. Я не знаю, где именно, но найти через администрацию парка можно, наверное…

– Хорошо, хорошо, – сказал мэр. – Сегодня свяжемся. А родственникам, значит, не желаете?

– Ни к чему, – замотал головой Сергей.

– Как хотите, – сказал мэр, несколько секунд молча что-то обдумывал, затем сказал: – Значит, вам сейчас необходимо решить два основных вопроса. Первое – жилье, второе – трудоустройство. Без этого никак нельзя. Вы меня понимаете?

– Да… – не сразу ответил Сергей. Он тупо рассматривал царапины на полированной поверхности стола. Так и хотелось закричать: «Ни черта я не понимаю!!!»

– Сначала вам придется зарегистрироваться, – продолжил деловито мэр. – Такой у нас порядок. Подниметесь на второй этаж. Крыло на эту же сторону, не перепутайте – в противоположном у нас школа. Найдете «Отдел особого назначения». Начальника отдела зовут Кравец Владимир Николаевич. Он определит вас на жительство, поставит на учет, анкету заполните… Объяснит вам наши принципы. На вопросы ответит. Теперь с работой. Вам надо будет подойти к нашему кадровику, на этом же этаже, только чуть подальше. Вы кто по специальности?

– Инженер, – сдавленно ответил Сергей. – Технический уклон.

– Понятно, – кивнул мэр. – В общем, переговорите с ним и определитесь.

– Скажите, – сказал Сергей уныло, – у вас здесь существуют… э-э… товарно-денежные отношения?

– А как же? – поднял брови мэр. – Обязательно. Правда цены на некоторые категории товаров могут отличаться по сравнению, скажем, с ценами во внешнем мире, но… Уж такова местная специфика. Кстати, о деньгах… Раз уж вы в таком положении. Первое время придется туговато. – Он призадумался на мгновение. – Здесь поступим следующим образом. Я дам указание бухгалтерии, и вам выпишут материальную помощь. Это будет немного, но лучше, чем ничего. Договорились? Получите, видимо, только после обеда…

– Спасибо, – произнес отрешенно Сергей.

– Подойдете к кассе. Это в противоположном крыле. Больше, пожалуй, ничем помочь не смогу. – Мэр задумался ненадолго и добавил: – И не затягивайте с работой. В конце концов, это в ваших же интересах.

В кабинете наступила тишина. Мэр молчал и внимательно смотрел на Сергея. Из коридора доносились приглушенные детские возгласы. Сергей тяжело и медленно поднялся, и задвинул стул.

– Спасибо, – еще раз сказал он с вздохом. – Где тут туалет, не подскажете?

– В другом крыле, – ответил мэр, – Сразу вначале. Всего хорошего.

Выйдя в коридор и оставшись наедине со своими мыслями, Сергей снова чуть было не впал в беспросветное уныние. Лишь методичные тупые толчки боли в затылке да неимоверная сухость во рту как-то отвлекали от мрачных дум. Терпеть жажду больше не было никаких сил. Организм нещадно требовал воды, и Сергей поплелся в противоположное крыло, где, по словам мэра, находился туалет.

На этаже было тихо и безлюдно. Откуда-то сверху отдаленно доносился гомон детских голосов. Сергей ввалился в туалет, который он опознал по мужскому профилю на двери, и лихорадочно прильнул к корявой раковине у входа, моля бога, чтоб она работала. Ему повезло, немного поклокотав, кран стал выплевывать порциями воду, ту самую, о которой он мечтал: тепловатую, с привкусом ржавчины и чего-то еще. Отдуваясь и закрыв глаза, он подождал, когда утихомирится сердцебиение, потом сделал еще несколько глотков, ополоснул лицо и привалился спиной к стене.

Ну что, родной, сказал он себе. Что теперь делать будешь? Кому побежишь морду бить, на кого в суд будешь подавать, а? Похоже, что в такие командировки ты еще не ездил. Похоже, если и бывают на свете феноменальные невезения, так это одно из них… Ладно, еще рано выть, сказал он себе твердо. Еще ничего не известно, я ничего толком не знаю. Главное сейчас – это во всем разобраться… Не может быть, чтобы отсюда не было выхода! Раз эта сволочь Яшка вышел одним способом, значит вполне могут быть и другие!.. Должны быть, со злостью подумал он. Нет, так просто я вам не дамся. Я выберусь отсюда, черт подери!

Сергей выпрямился и вытер с лица капли воды.

– Ну что ж… – хрипло выговорил он, ощущая в себе зачатки решимости. – Едемте.

Он закрыл булькающий кран, вышел из туалета и направился на второй этаж. На лестнице его обогнали два пацана с тетрадями под мышкой. Левый коридор оказался заполнен детьми всех возрастов. Поначалу Сергей было удивился, но потом вспомнил, что мэр говорил что-то о школе. Он направился в правое крыло и сразу же наткнулся на нужную дверь. «Отдел особого назначения при мэрии» гласила надпись.

Этот кабинет был несколько меньше по размерам, чем у мэра, и содержал всего три стола. Все они были явно рабочими, но два из них пустовали. В кабинете сидел один человек, слева от двери, спиной к стене. Был он, под стать мэру, тоже лет пятидесяти, худощав и высок, что было заметно, несмотря на то, что человек сидел. Редкие седые волосы уже стали исчезать с макушки его головы.

– Проходите, молодой человек, садитесь, – произнес человек, глядя на Сергея поверх очков. – Владимир Николаевич, – представился он. – Фамилия Кравец.

– Мне нужно вам рассказывать о причинах моего появления? – осторожно поинтересовался Сергей. Ему очень не хотелось делать это в третий раз.

– Разумеется, – сказал Кравец. – Расскажете, потом я вам дам анкету. У нас каждый человек в резервации подлежит учету.

– Ради бога, – изрек Сергей. – Раз надо…

Он собрался с духом и в очередной раз поведал свою историю. Кравец очень внимательно слушал, поблескивая линзами, и иногда задавал вопросы уточняющего характера. Когда Сергей закончил, он произнес: «Хорошо», открыл один из ящиков стола и стал там рыться.

– Честно говоря, их еще надо найти… – прокряхтел он, склоняясь и заглядывая куда-то внутрь. – Давненько у меня никто анкет не заполнял. Вроде здесь были… Ага, вот, – Он вытащил какие-то бланки. – Возьмите, молодой человек. Пока вы заполняете, я посмотрю, куда бы вас поселить. М-м-да…

Сергей перебрался за стол рядом и рассмотрел бланк анкеты. Он назывался: «Анкета проживающего на территории резервации». Под заголовком стояла графа «Регистрационный номер», далее шли всевозможные вопросы: Ф.И.О., год и место рождения, прежнее место жительства, паспортные данные, подробное семейное положение, состояние здоровья, прежнее место работы, полный перечень родственников, их возрастов и мест проживания…

Сергей покосился на Кравца. Начальник отдела особого назначения внимательно изучал содержимое одной из папок на своем столе и при этом бубнил себе под нос: «Так, так, так…» Вопросы в анкете оказались далеко не шуточными. Видимо, отдел особого назначения – штука серьезная, подумал Сергей. Круто он берется за учет населения, с размахом… Вздохнув, он стал заполнять графы. Когда он дошел до серии вопросов: «Имеете ли вы тяжелые формы заболеваний?», «Имеет ли кто-либо из ваших родственников тяжелые формы заболеваний?», «Употребляете ли вы наркотики?», «Состояли ли вы на учете в наркодиспансере?», то перестал писать и слегка озадаченно спросил:

– Тут вот ряд вопросов медицинского характера. Про родственников зачем-то… На них обязательно отвечать?

– Отвечать обязательно на все вопросы, – с расстановкой сказал Кравец, не отрываясь от изучения содержимого папки. – Если вы в чем-то не уверены относительно родственников – пишите, как помните или знаете.

Сергей пожал плечами. Ладно, подумал он, напишем. Не имел… Насколько мне известно, никто из родни тоже… Не употреблял… Не состоял… Что там дальше у нас? «Имеете ли вы психические заболевания; состояли ли вы на учете в психдиспансере?», «Имеете ли вы склонность к насилию?», «Имеете ли вы склонность к самоубийству?» Сергей негромко хмыкнул. Однако, подумал он слегка удивленно. А впрочем, ваше дело спросить, наше дело ответить. Последними были вопросы о судимостях, связях с криминальными структурами, конфликтах с законом, пребывании за границей, а равно и в других городах России.

В самом конце анкеты была довольно обширная графа «Причины попадания на территорию резервации». Сергей коротко, в несколько фраз обрисовал свою историю, затем поставил дату и подпись.

– Пожалуйста, – сказал он, подходя к столу Кравца и протягивая ему бумагу.

С минуту тот молчаливо изучал ее содержимое, затем отложил анкету в сторону и воззрился на Сергея.

– Хорошо, – произнес он и в свою очередь протянул Сергею маленький блокнотный листок. – Возьмите, здесь адрес.

На листке было написано: «пер. Солдатова, 6 – 17, Галушко».

– Жить будете у них. Семья – трое человек. Двухкомнатная квартира. Они дадут вам одну комнату.

Сергей растерялся.

– А как же… – пробормотал он. – Я не понимаю…

– Да вы не переживайте, – успокаивающе заговорил Кравец. – Это все официально и в порядке вещей. Видите ли, молодой человек, в резервации очень много, таких как вы, поселенцев. То есть людей, которые квартируют. Поэтому ничего экстраординарного в вашем случае нет. Все об этом знают, все всё прекрасно понимают. Потому что людям надо где-то жить… Мы подселяем их по возможности к тем, у кого жилплощадь побольше. Это вынужденная мера, и они обязаны вас пустить. Никакой специальной бумаги для этого от меня не требуется. Я сегодня позвоню кому-нибудь из хозяев и предупрежу. Ну, вы и сами тоже объясните.

– Как все просто… – проронил Сергей.

– А в данном случае ничего усложнять не надо, – заверил Кравец. – Понимаете, молодой человек, резервация не такая уж большая, и все друг друга знают. Поэтому ненужных вопросов, как правило, не возникает. У Галушко вторая комната приличная, вы особо их не стесните. Они давно были кандидатами на подселение. Пока им везло, но теперь куда денешься? У нас ведь многие подселенцы живут по двое и трое в комнате. Сами понимаете, не ахти… Я Галушко в свое время предупреждал, чтобы были готовы. Так что здесь никаких проблем быть не должно. Все ясно с этим вопросом?

– Вполне, – ответил Сергей, кусая губу.

– Идем далее, – продолжил Кравец. – В ближайшие дни вы должны пройти полный и тщательный медосмотр в нашей больнице. Это строго обязательно для всех. Поэтому с медосмотром не тяните. Ну, и с работой, наверное, тоже. Вам Илья Максимович говорил?

– Да.

– Вы же должны зарабатывать себе на жизнь. Или, может, у вас есть снаружи кто-нибудь, кто может вас материально содержать?

– Где, где? – не понял Сергей.

– Во внешнем мире, – пояснил Кравец. – За пределами резервации.

– Нет никого, – вздохнул Сергей. – Да я и не привык ничего не делать.

– Тогда не оттягивайте. Зайдете к Губину. Это начальник кадрового отдела. Он куда-нибудь пристроит. Ну что, ясны ближайшие планы? – спросил Кравец.

– Планы-то ясны, – сказал Сергей, – зато ничего другого не ясно.

– Сейчас будем разбираться, – Кравец захлопнул одну из папок и убрал ее в стол. Потом он раскрыл какой-то журнал, пододвинул анкету Сергея и что-то списал с нее в журнал. Сергей также заметил, что Кравец в графе анкеты «Регистрационный номер» поставил число 312.

– Итак, м-м, Сергей Иванович Шепилов… – произнес он. – Данные ваши я занес в журнал учета. Ваш регистрационный номер – триста двенадцать. Запомните, или запишите.

– А что это за номер? – спросил Сергей.

– Об этом немного позже, – сказал Кравец. – Итак, вы что-нибудь знаете о нашей резервации? – осведомился он.

– Нет, – ответил Сергей. – Я приезжий.

– Понятно. – Кравец сделал небольшую паузу и посмотрел в окно.

– Почему я не могу выйти отсюда?! – не дожидаясь конца паузы, спросил Сергей. – Я только и слышу о каких-то правилах! Объясните, пожалуйста.

– Конечно, конечно, – Кравец снова повернул голову к Сергею. Авторучка вновь закрутилась в его тонких пальцах. – Скажите, раньше вы не интересовались темой резерваций? Ну, когда о них еще писали в газетах?

– Очень поверхностно, – замялся Сергей. – Можно сказать, что не интересовался.

– Видите ли, – начал Кравец, – любая резервация существует согласно своим собственным законам. Индивидуальным. Можно называть эти законы правилами, нормами или еще как угодно. Мы, например, привыкли называть их принципами. Их пять штук. Первый – принцип четности, – Он стал загибать пальцы у себя на руке. – Второй – принцип полупроводимости, третий…

– Постойте, постойте… – выпалил Сергей. – Я так не запомню. Все сразу…

– Хорошо, давайте я вам запишу, – произнес Кравец.

Он взял второй блокнотный листок и стал торопливо на нем писать. Затем он протянул листок Сергею. Там Сергей прочел следующее: « 1. Принцип четности. 2. Принцип полупроводимости. 3. Принцип перпендикулярности. 4. Принцип разумности. 5. Принцип однократности».

– Гм… – проговорил Сергей.

– Вы видите, что их пять. Замечу, – Кравец поднял вверх авторучку. – Пять известных нам на сегодняшний день принципов. Не исключено, что их больше, просто мы о них ничего не знаем. Так вот. Принципов пять, но главный один. Он – основа основ нашей жизни. Остальные являются как бы вспомогательными… А главный – принцип четности. Суть его, в общих чертах, заключается в том, что резервация сохраняет свою стабильность только при условии, что число людей на ее территории является четным. Это, так сказать, предопределяющий закон. Фундамент своего рода.

Кравец умолк, словно ожидая вопроса, или специально для того, чтобы Сергей смог осмыслить то, что он сказал.

– А зачем?

– Что? – не понял Кравец.

– Зачем это нужно, чтобы число людей в резервации было четным?

– Это такое условие. Оно должно выполняться для сохранения стабильности.

– Стабильность… А…

– Сейчас объясню, – поспешно сказал Кравец. – Вот, допустим, ваш же случай… До вашего появления здесь число человек в резервации было четным, а если точно – тысяча четыреста сорок два человека. С вашим появлением четность нарушилась, и ситуация стала нестабильна. Понимаете?

– Честно говоря, не очень.

– Ну, так заложено в основе принципа четности! Если четно, то стабильно. Все прекрасно, проблем нет. Как только число человек становится нечетным – стабильность исчезает.

– Почему?

– Давайте не будем спрашивать, почему так. Проще считать, что так хочется резервации…

– Ах, да, – сказал Сергей. – Такое правило игры.

– Конечно, – кивнул Кравец. – Это просто реальность, с которой мы вынуждены считаться. Нравится нам это или не нравится…

– Ну, ладно, – сказал Сергей. – Исчезла стабильность… Что из этого следует?

– Вы ведь уже слышали, наверное, о Проходе? Не могли не слышать.

– В общем, да… Ваш мил… э-э… полицейский говорил что-то…

– Появление Прохода как раз и связано со стабильностью. Что означает нестабильность любой системы? – спросил Кравец. – Из физики, вспомните… Что происходит, когда нарушается равновесие? Любая система в этом случае старается вернуться в равновесие, старается вернуть стабильность, понимаете мысль? То есть нестабильность в основе своей не может продолжаться долго. Это временное явление. Вот в чем вся штука.

– Стало быть, резервация сама вернет состояние четности? – предположил Сергей.

– Правильно понимаете, молодой человек, – сказал Кравец, вновь подняв вверх авторучку. – В этом все и дело! Резервация сама вернет состояние четности, – подчеркнул он. – И сделает она это довольно быстро. Несколько часов – и все.

– С помощью Прохода, да? – тут же спросил Сергей. – Резервация образует этот самый Проход, чтобы восстановить четность, я правильно понимаю? Она дает возможность кому-нибудь выйти?

– Не совсем так, – сказал Кравец. – Проход образует не резервация, а тот, кто в нее вошел. Вот вы вошли и нарушили четность резервации. При этом мы получили два явления. Первое: нестабильное состояние в резервации, второе: появление Прохода в Оболочке. Но резервация с помощью Прохода только всего-навсего дает нам шанс. Она, к сожалению, не может заставить никого выйти через Проход или каким-либо образом оповестить об этом.

– Не может?

– Или не хочет. Кто знает? Это нам неведомо.

– Значит, стоит только кому-то выйти через Проход, то он исчезает?

– Потому что восстанавливается четность?

– Конечно. Эти ситуации Оболочка отслеживает мгновенно. Еще ни разу никому не удавалось выйти через один Проход вдвоем.

– Кононов воспользовался вашим Проходом и ушел наружу, – продолжил Кравец. – Четность восстановилась, Проход закрылся, и все вернулось на круги своя. Понимаете?

– Кое-что… – пробормотал Сергей. – А если бы Кононов не ушел? Ну, не видел бы он меня, что тогда? Вы же говорите, что резервация восстановит четность… Тогда я не пойму – каким образом?

– Вот мы и подошли к самому тяжелому вопросу, – с вздохом произнес Кравец. Это и является самым худшим вариантом, когда резервация сама восстанавливает четность. Просто кто-нибудь в резервации умирает. Вот в чем дело, молодой человек.

– Просто умирает?.. – повторил Сергей недоуменно. – Вот так вот просто берет и умирает?!

– Именно так, – подтвердил Кравец. – Видите ли, принцип четности распространяется только на живых людей. Резервации, видимо, проще восстановить четность путем умерщвления кого-нибудь. Дешево и сердито. Вам, может быть, кажется странным, что я говорю об этом так спокойно? Мы привыкли к такому, это наша реальность. Вам тоже придется привыкнуть, и не только к этому, поверьте… Теперь вам ясно, чем плохо состояние нечетности? – спросил он. – Это для нас вопрос жизни и смерти. Для каждого из нас!

Сергей молчал в полном потрясении.

– То, что кто-то при этом умирает – это еще не вся беда, – сказал Кравец с грустью. – Страшно то, что резервация сама решает, кому предстоит умереть.

– Как это – сама?! – ошеломленно сказал Сергей. – Что это значит?..

– А вот так! – Кравец развел руками. – На свое усмотрение. Как она делает свой выбор, мы не знаем. Тайна сия великая есть…

– Что, еще одно правило?

– Скорее – еще одна данность… Это не правило, ибо мы не можем его исполнять. Здесь от нас ничего не зависит. Правило тут другое: не допускать нечетность! Чтоб тем самым не искушать резервацию. Вот и все.

– Хорошенькое дело… – выдавил Сергей.

– Причем, человек умирает без видимых причин, – продолжил Кравец. – Неожиданно и мгновенно. Перестает жить и все. Конечно, при определенной статистике, может быть, и можно было бы вычислить, каким критерием она руководствуется. Или же, наоборот, доказать, что это происходит абсолютно случайно. Но вы понимаете, мы же все-таки стараемся не допустить, чтобы такая статистика накапливалась. Все, что угодно, только не это! В этом и заключается главная задача, – значительным тоном заключил он, – в меру сил и возможностей самим контролировать свою четность, не дожидаясь, пока это сделает резервация. Я хотел бы, чтобы вы это хорошо уяснили. Потому что вам тоже предстоит жить в этих невеселых условиях.

Он замолчал, не переставая теребить свою авторучку. Сергей сидел в оцепенении. Вопросы несметным числом рвались из него, лезли друг на друга, мешали друг другу, и это только сбивало с толку. Он даже не мог сообразить, о чем узнать в первую очередь, и только рассеянно хлопал глазами.

– Поэтому, с одной стороны, – прервал молчание Кравец, – это даже хорошо, что транспортерщик оказался рядом и воспользовался случаем. По отношению к вам он поступил, разумеется, по-свински. Иначе, если бы ни он и ни вы не покинули резервацию, то кто-нибудь из резервистов наверняка не дожил бы до утра. А это было бы значительно хуже, как вы понимаете… Плюс ко всему получился бы серьезный скандал. Подобных случаев не было уже давненько. Все-таки не первый год живем. Вроде, более или менее, научились ситуацию контролировать. Теперь вы понимаете, почему так опасны в резервации всякого рода незапланированные гости?

– Теперь – да… – произнес Сергей. – Постойте, Владимир э-э… Николаевич, да?.. Вы хотите сказать… в смысле, получается так, что если я… Это чисто теоретически! – поспешно заметил он, – что если я возьму, к примеру, и кого-нибудь убью, да?.. то смогу выйти отсюда?

– Сможете, – не сразу ответил Кравец и пристально взглянул на Сергея. – Вы это действительно теоретически? – вдруг спросил он.

– А вы что, думаете, я серьезно?! – удивленно выпалил Сергей. – Разве вы могли такое подумать?

– А как вы считаете, мог я так подумать или нет, а? – неожиданно сказал Кравец и поглядел на него поверх очков.

Эта фраза сбила Сергея с толку, и он замялся в растерянности.

– Понимаете, дорогой мой, – произнес Кравец с оттенком грусти, – В анкете не зря есть вопросы про тяжелые заболевания, склонность к самоубийству, насилие и так далее. Вы должны четко уяснить для себя, что здесь смерть – это нечто большее, чем смерть. Любая смерть – это нарушение четности, нарушение стабильности со всеми вытекающими отсюда последствиями. И поэтому смерть здесь не принадлежит одному человеку – она принадлежит всей резервации. И отношение к смерти здесь уже иное. Вот в чем дело. Если бы у нашей резервации были входные врата, как у ада, и если бы это было в моей власти – я бы высек над ними надпись: «И жизнь твоя и смерть твоя принадлежат обществу».

– Но это же жутко!.. – сказал Сергей приглушенно. – Жестоко…

– Что поделаешь, – сказал Кравец и отложил, наконец, авторучку. – Кстати, это спорный вопрос: можно ли применять в данном случае нравственные категории. Мы имеем дело неизвестно с чем.

– Ну да… – поморщился Сергей. – Такие правила… Все время забываю.

– Ничего, привыкнете, – сказал Кравец. – Ну что, голова еще не идет кругом?

– Начинает, – признался Сергей.

– Хорошо, – сказал Кравец. – С принципом четности разобрались. Идем далее. Принцип полупроводимости. Его вы уже ощутили на своей, так сказать, шкуре. Суть в следующем. В резервацию зайти можно, обратно – нет. Принципом полупроводимости это явление назвал в свое время, кажется, кто-то из конторских. Видимо, по аналогии с электроникой. Называют его еще принципом «ниппеля». Кому как нравится.

– Я так понимаю, – сказал Сергей, – сюда могло хоть двое, хоть десять человек зайти, да?

– Хоть сто, – согласился Кравец, – Не имеет значения. Вы правы: войти сюда может хоть сколько человек. Это не существенно. Существенно лишь одно: четно число вошедших или нет. Если четно, стабильность не нарушится. В любом случае в резервации станет на сто несчастливцев больше. Только и всего.

– Но почему так? – сказал Сергей с вздохом. – Зачем?!

Кравец слегка недоуменно поднял брови.

– Вы так говорите, молодой человек, – сказал он, – словно это все я придумал.

– Извините, это непроизвольно… – проронил сдавленно Сергей.

– Это же не я согнал сюда ни в чем не повинных людей, – сдержанно продолжал Кравец. – Не я заставил их приспосабливаться к новым условиям жизни. Сам бы все отдал, чтоб узнать, зачем и кому все это надо.

Он вздохнул и сцепил пальцы рук в замок.

– Но не может же быть, чтоб из резервации никак нельзя было выбраться? – проговорил Сергей. – Неужели нет способов?

– Ну, один способ вы уже назвали, – медленно произнес Кравец.

– Я имею в виду приемлемые способы… Разве все так безнадежно?

– Стопроцентной безнадежности никогда не бывает, – ответил он. – И надежда, как известно, умирает последней. Ладно, не будем отвлекаться… Что там дальше?

– «Принцип перпендикулярности», – прочитал Сергей.

В этот момент неожиданно резко заверещал телефон на столе Кравца.

– Одну минуту, – сказал Кравец и снял трубку. – Да. Да… – Было слышно, как в трубке клокочет взволнованная и торопливая речь. Лицо Кравца постепенно приобретало все более озабоченный вид. – Хорошо, – сухо произнес он. – Разумеется, немедленно.

Послышались короткие гудки и Кравец бросил трубку.

– Прошу прощения, молодой человек, – деловым тоном сказал он, – я должен срочно уйти.

Он выскочил из-за стола, на ходу застегивая пиджак, прошел к шкафу с одеждой и стал надевать плащ. Сергей торопливо, с некоторым замешательством поднялся со стула.

– Давайте отложим на другой раз, – поспешно сказал Кравец. – Мне, к сожалению, сейчас некогда. И сегодня, вообще, вряд ли получится. Зайдите на днях. Завтра или послезавтра. Если еще будет необходимость… Суть вы уже знаете, а остальное и по ходу поймете. Среди людей ведь будете, они все расскажут. Но тем не менее, если что-то будет неясно, то приходите.

Вместе они быстро спустились по лестнице и вышли на улицу.

Недалеко от парадного входа, возле дороги Сергей увидел Кирилла и еще одного грузного пожилого мужчину с одуловатым лицом в такой же серой униформе. На ступенях Кравец торопливо сказал Сергею:

– Идите сейчас на квартиру, может кто-то есть дома. В общем, устраивайтесь и привыкайте. Желаю удачи.

Быстро спустившись по лестнице, он крикнул в сторону полицейских:

– Пойдемте, Алексей Петрович!

Грузный мужчина сдвинулся с места, они вместе с Кравцом быстро завернули за угол мэрии и исчезли из виду.

В некоторой растерянности Сергей стоял и держал в руке два листочка: с адресом и с перечнем принципов. Он беспомощно осмотрелся вокруг. Ничего не отличало эти места от любых других в городе. Те же дома, те же улицы и переулки, те же люди, снующие туда-сюда по своим делам… Со стороны перекрестка с транспортером выехал уже знакомый грузовик и свернул куда-то между ближайшими домами. То же солнце светило над головой, те же лужи сверкали отблесками – все было тем же самым. И от всего этого становилось совсем жутко, словно ты с головой окунулся в фантасмагорическое видение, в кошмарный сон, и никак не можешь проснуться… Решимость, возникшая было в нем в те минуты, пока он стоял в туалете, куда-то растворилась, вновь уступив место тупому отчаянию, начинавшему медленно, но верно, нарастать изнутри. Надо было что-то делать, куда-то идти, как-то отвлечься, чтоб не дать этому отчаянию завладеть собой. Сергей глубоко вздохнул, спустился по ступеням и подошел к Кириллу.

– Что-то ты бледный, – сказал Кирилл, внимательно оглядывая его. – Поговорил с Кравцом? Он тебе все растолковал?

– Вопросов больше, чем ответов, – невесело отозвался Сергей.

– Ничего, – сказал Кирилл. – Ответы – дело наживное. Разберешься. Это у тебя что? – Он взял у него листки. – А-а, Галушко… Пойдем, я провожу.

Он увлек за собой Сергея, и они стали пересекать дорогу.

– Стой, – вдруг сказал Кирилл, когда они были посередине дороги, и они остановились. – Ты же не знаешь границ резервации. Я тебе покажу, отсюда просто виднее…

– Показывай, – покорно сказал Сергей.

– Короче, – деловито сказал Кирилл. – Резервация – это почти квадрат. По идее, прямоугольник, но разница в сторонах небольшая… Вот смотри, его стороны… – Кирилл вытянул шею, озираясь. – Значит, первая сторона – вон она… – Он выбросил руку в сторону перекрестка. – Это улица Магистральная, ну по которой ты ночью шел, понял? Грань идет прямо вдоль этой улицы. Это юг. Южная сторона. Уяснил?

– Угу, – сказал Сергей.

– Дальше… Вторая грань идет вон там! – Кирилл махнул рукой в сторону домов, к которым они направлялись. – Параллельно южной. Это, значит, что? Северная сторона. Там у нас железная дорога. Оболочка идет вдоль полотна. Так теперь две другие стороны. За остановкой несколько трехэтажек видишь?

– Сразу за ними, чуть ли не под окнами и идет она, родимая. Видимо, потому что там тоже улица проходит.

– В смысле? – не понял Сергей. – Кто идет?

– Да Оболочка же!.. Проходит тоже вдоль улицы.

– Почему? – спросил Сергей. – Почему обязательно – вдоль улиц?..

– Слушай, – сказал Кирилл сокрушенно, – ты таких вопросов не задавай. Проходит и все. Хочется ей так! Ты на ус наматывай!

– Ладно, – проговорил Сергей. – Валяй дальше.

– Значит, восток у нас находится между Магистральной и железной дорогой, перпендикулярно им… – Сразу за домами, – кивнул Кирилл и развернулся. – Теперь запад. Тоже – между железной дорогой и улицей Магистральной, но подальше отсюда. Во-он там… – Он указал рукой в ту сторону, куда вела дорога, на которой они стояли. – Там сразу за Оболочкой – пустырь, за пустырем – лог. Вот тебе и вся картина… – Он повернулся к Сергею. – Резервация наша невелика по размерам, особенно не разгуляешься. А центр находится как раз там, где стоит вон то здание.

Он показал на серое трехэтажное здание метрах в ста от них и вытащил пачку сигарет.

– Ты, кажется, не куришь? – уточнил он. Сергей кивнул. Кирилл закурил и, глядя на серое здание, со значительностью произнес: – Это наша контора и есть.

– Какая контора?

– А тебе Кравец не рассказал?

– Не успел он…

– А-а… Ну, узнаешь еще. Пойдем, что ли?

Они перешли через дорогу и двинулись в сторону виднеющихся вдали домов, за которыми, по словам Кирилла, проходила железная дорога. По пути они обогнули приземистое одноэтажное строение, на стене которого висела выцветшая вывеска «Магазин».

– Это наш магазинчик, – сказал Кирилл и добавил: – Продуктовый.

За магазинчиком оказался крохотный переулок. На одной из сторон переулка стояло три дома: прямо – два пятиэтажных, и один, четырнадцатиэтажный, виднелся чуть дальше и левее. Они направились к пятиэтажкам.

– Здесь не заблудишься, – пояснил Кирилл. – Жилых домов всего семь штук, не считая частного сектора. А частный сектор там, ближе к логу, на западе.

– А что-за контора, все-таки? – осведомился Сергей.

– Какое-то конструкторское бюро. Ты думаешь, из-за чего все проблемы-то с этим подселением, расселением? Из-за нее миленькой, из-за конторы! Вот не повезло людям…

– Когда образовалась резервация, все это бюро и пролетело. Вместе со своими сотрудниками. Люди же здесь на работе были! Представляешь, такая куча народу без всего осталась? Без семей, без жилья, ну, без всего, по идее… Вот то-то и оно! Пришлось их тогда всех расселять, куда деваться – люди ведь. Они же не виноваты. Да им, прикинь, во много раз хуже, чем местным приходится. – Кирилл сделал паузу. – Так что вот такие дела, Сергей. Если подумать, так не окажись здесь конторы, то и половины наших проблем не было бы.

Они свернули во двор крайней слева пятиэтажки.

– Вот и пришли, – сказал Кирилл и выстрелил окурком в кусты. – А в этом доме я живу. – Он показал на соседний дом.

Они вошли в подъезд. Семнадцатая квартира оказалась на первом этаже. Им открыла невысокая, худая женщина в домашнем халатике не первой свежести. Далеко не юный возраст, зачесанные назад волосы с проседью, узкое бледное лицо.

– Квартира Галушко? – спросил Кирилл.

– Да, – Выражение лица женщины имело оттенок какой-то бесконечной усталости и покорности.

– Позволите войти

– Пожалуйста, – безразлично произнесла женщина и посторонилась, пропуская их в квартиру.

Они оказались в крохотной прихожей. Кирилл негромко прокашлялся и спросил ее:

– Как звать, хозяйка?

Она лишь на долю мгновения удивленно шевельнула бровями, а затем все так же безразлично и тихо ответила:

– Кира Семеновна.

– Очень хорошо, – сказал Кирилл, – Кира Семеновна, принимайте гостя.

– Вон оно что, – произнесла она, бросив мимолетный взгляд на Сергея. – На жительство?

Хозяйка снова посмотрела на Сергея, и он опустил взгляд. Ему хотелось провалиться сквозь пол.

– Что ж… – устало вздохнула женщина, – Значит, все-таки…

– Мы бы, может, вас, Кира Семеновна, не потревожили, – сказал Кирилл, – но случай, понимаешь, неординарный. Человек к нам попал по нелепой случайности.

– А я думаю: «временщик», что ли? – проговорила она после некоторого молчания. Голос у нее был какой-то бесцветный. – Значит, надолго.

– Так что, примите человека, хозяйка, – сказал Кирилл и ободряюще подмигнул Сергею. – Любите его и жалуйте. Он человек хороший. Зовут Сергеем.

– Ну что ж… – снова произнесла женщина с покорностью. – Проходите.

– Ты проходи, – сказал Кирилл Сергею, – а я побег. Дела, дела… Еще увидимся.

Когда дверь за ним закрылась, Сергей тяжело вздохнул и поднял на Киру Семеновну глаза.

– Вы пожалуйста, извините… – выдавил он из себя глухо. – Мне так неудобно перед вами… что вы… из-за меня…

– Чего уж там, – обронила Кира Семеновна. – Раздевайтесь. Проходите в комнату.

– Спасибо, – сказал Сергей и стал расстегивать плащ.

Она прошла в комнату, сильно сутулясь и шаркая ногами. Раздевшись, Сергей робко последовал за ней. Убранство большой комнаты оказалось небогатым. Старенький диван, стенка, телевизор, пара стульев и вытертый в нескольких местах палас на полу. Дверь во вторую комнату была прикрыта.

Сергей присел на край дивана и втянул голову в плечи. Он не знал, что сказать этой женщине. Спрашивать ее ни о чем не хотелось. Он стал тупо разглядывать цветастый узор на обоях.

– Мне сейчас нужно идти в больницу, – заговорила она. – Я вас тут одного оставлю. Потом к мужу на гаражи зайду, предупрежу и вообще… Вечером надо будет комнату освобождать, вещи уберем кое-какие. Раскладушка у нас есть, вы на это уж не тратьтесь, нам она все равно ни к чему. Надо будет только вам со Славкой кровать Сашкину вытащить из комнаты. Да стол еще письменный… Сам-то муж не раньше четырех придет с работы.

– Мне правда неловко, что так получилось… – начал было Сергей угрюмо.

– Ох, да не извиняйтесь уж вы! – негромко перебила его Кира Семеновна все тем же бесцветным тоном. – Вы то ведь тоже, небось, не виноваты… Как же вас к нам угораздило?

– Чистая случайность, – пробормотал он. – Ночью… темно… – Он вздохнул. – Сам до сих пор поверить не могу. По-дурацки все вышло…

– Я поначалу подумала, что вы по договору…

– Не понимаю, – сказал Сергей. – Это еще как?

Она не ответила, помолчала немного, затем, покачав головой, сказала:

– Я пойду переоденусь, мне в больницу сходить надо. Спина что-то опять разболелась.

Она стала собираться, снуя туда-сюда по квартире, периодически скрываясь за дверями второй комнаты. Сергей неподвижно сидел на диване. Рассматривать обои надоело, и он стал глядеть сквозь окно в небо. Голова раскалывалась.

Перед уходом Кира Семеновна разъяснила ему, где находится туалет, ванная, и холодильник. Можно, если хотите, включить телевизор, а если куда пойдете, то просто захлопните двери… Он поблагодарил ее и попросил таблетку анальгина.

Когда она ушла, Сергей подумал о том, что сегодня все, с кем он встречается, почему-то куда-то спешат и исчезают, словно связанные между собой неким тайным сговором. Будто бы все так и норовят оставить его наедине со своими томлениями и терзаниями. Настенные часы показывали пятнадцать минут двенадцатого. Время в это утро тянулось ужасно медленно.

Он потащился на кухню. Там он нашел в сушилке чашку, налил из чайника воды, поморщившись, разжевал таблетку, запил ее и приблизился к окну. Из него открывался вид на соседний дом, утопающий в зелени деревьев и кустов акации. Двор был пуст и тих. Сергей постоял немного у окна, глядя на шевелящуюся от легкого ветерка листву деревьев, затем побрел обратно в комнату.

С полчаса он приводил себя в порядок: погладил одежду, умылся. Очень не хватало зубной щетки и бритвы. Когда он выходил из ванной, во входной двери завозился ключ, замок клацнул, и кто-то бодро вбежал в квартиру.

– Ма-ам!.. – раздался высокий голосок.

Сергей вдруг подумал, что сейчас ребенок войдет и, увидев его, заорет от страха, и придется его успокаивать и объясняться и, может быть, снова извиняться. Но ничего этого не произошло. В комнату зашла худенькая сероглазая девчонка лет тринадцати-четырнадцати в джинсовом костюме. В руках она сжимала несколько тетрадок.

– А где мама? – спросила она после мимолетного разглядывания Сергея.

– В больницу ушла, кажется, – проговорил Сергей. – Полчаса часа назад.

– А-а… – протянула девчонка и положила тетради на стол. – Поня-ятно…

Она присела на стул возле стола и сложила перед собой руки.

– Тебя Сашей зовут? – спросил Сергей.

– Ага, – Она уставилась на него испытывающе. – Вы откуда знаете? Мама сказала?

– Мама, мама… – сказал он. – Видишь ли, Саша… Меня к вам, как бы это сказать, направили, что ли.

– Вы жить у нас будете?

– Ну… В общем, да.

– Поня-ятно… – снова сказала Саша. – А вы в этой… как ее… в конторе работаете?

– Нет, я сам по себе.

Она немного помолчала, хлопая большими черными ресницами, а потом спросила:

– А вы в моей комнате будете жить, да?

Сергей заерзал на диване.

– Наверное… – заставил себя произнести он.

– Понятно.

– Так получилось, Саша, – сказал он, чувствуя огромную неловкость.

Встав с дивана, он опять подошел к окну и снова стал разглядывать двор. Господи боже, думал он тоскливо. Ну, неужели это не сон?

– А у нас уже жил один, – сказала Саша. – Только это давно было. Еще в самом начале. Потом куда-то делся. Может, вышел – не знаю. Но я его не видела больше. А мама когда придет?

– Не знаю, – отозвался Сергей. – Она еще куда-то хотела зайти.

– А нас с математики раньше сегодня отпустили. К Николаю Олеговичу мама приехала. Завтра, наверное, он опять конфет принесет… Она всегда, как приезжает, всяких сладостей ему привозит, а он нас потом угощает.

– Подожди… – не понял Сергей и повернулся к ней. – Как – приезжает?

– Очень просто, – сказала Саша. – Как ко всем. К вам разве никто не приезжает?

– Ну, вообще-то, я тут только первый день…

– А-а… Ну, потом-то будут ведь приезжать! Вы же не один, наверное? Вас же будут папа с мамой навещать. Или жена… У вас есть жена?

– Есть, Саша, есть, – торопливо сказал Сергей. – Ты погоди… Объясни-ка, как они сюда попадают?

– Кто? – не поняла она.

– Ну те, кто приезжают… Которые навещают.

– Да они же не попадают… – слегка растерявшись, произнесла Саша. – А зачем им сюда попадать? Вы что?! Они же потом не выйдут!.. – Она даже приоткрыла рот и улыбнулась.

– Александра, ты уж извини, – сказал Сергей. – Я тут человек новый, и порядков ваших совсем не знаю. Ты не очень удивляйся, если я какую-нибудь глупость вдруг спрошу, ладно?

Она глядела на него и удивленно хлопала ресницами.

– Как же они встречаются? – спросил он. – Или я чего-то не понял?

– Ой, да не поняли, конечно! – воскликнула она. – Вы никогда разве не видели?.. А, вы же первый день – я забыла… Просто стоят и разговаривают! На улице. И плачут еще иногда. Женщины, особенно. Знаете, как жалко?

– А передачи, стало быть, через транспортер… – себе под нос проговорил Сергей.

– А? – не расслышала Саша.

Он не ответил.

– К нам тоже иногда Женя приходит, – продолжала Саша. – Это мой брат. В городе живет, совсем отсюда недалеко, возле театра. Знаете, такие там зеленые дома? Они там уже лет шесть живут. Мама тоже сначала все плакала, а потом привыкла. А вы зачем к нам попали? – вдруг спросила она. – Специально?

– Нет, Саша, не специально, – грустно ответил Сергей. – Я по глупости у вас очутился. Знаешь, бывают в жизни глупые-преглупые случаи. Вроде никто не виноват, а выходит такая ерунда… Хоть стой, хоть падай.

– А-а, знаю, – оживленно откликнулась она. – У нас тоже один глупый-преглупый случай недавно был! Мне Димка из нашего класса рассказывал… Ой! – неожиданно воскликнула Саша, посмотрев на часы. – Мне же в школу надо! Я на физику опоздаю! Я же у мамы только спросить хотела…

Она сорвалась со стула и упорхнула в коридор. Ну вот, еще одна убегает, подумал невесело Сергей.

– А скажете маме, что я после уроков к Кате зайду, ладно?! – крикнула Саша и, не дожидаясь ответа, выскочила за дверь.

В квартире снова наступила тишина. Сергей присел на подоконник и уперся лбом в стекло. Он видел, как вприпрыжку выбежала из подъезда Саша и умчалась по переулку. Перед домом, в песочнице объявилась молоденькая мама с мальчиком лет четырех. Малыш возился с песочными формочками и ведерками, а женщина сидела неподвижно и безразлично смотрела вдоль улицы, покручивая в руках совок. Все было тихо, мирно и спокойно. Господи, подумал Сергей, они же здесь все к этому привыкли! И никому из них не будет дела до моего положения, и тем более, до моего состояния. Так, не более чем праздный интерес… О, глядите: к нам попал новенький! Как же вы так, батенька, невнимательно? Как же вы так неуклюже? Ай-яй-яй… Не повезло вам, молодой человек, но не отчаивайтесь. А у нас тут вот видите как. Несладко, конечно, но жить можно. Видите, живем же, так сказать, плюхаемся – чего и вам желаем. Так что привыкайте, утрите нос, обсыхайте, обтекайте и плюхайтесь, молодой человек. Плюхайтесь с нами, плюхайтесь как мы, плюхайтесь лучше нас… «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться…» Так, что ли? Эх, Гамлет, Гамлет, твоя правда…

Откуда-то появилась муха и стала биться о стекло возле самого его уха. Она предпринимала героические попытки вырваться одну за другой, она отчаянно жужжала и неизменно, раз за разом, натыкалась на стеклянную, невидимую преграду. Сергею это показалось настолько символичным, что он криво ухмыльнулся. Неужели, это ты, родной, сказал он себе, слушая периодические мушиные взвизги и щелчки о стекло. Очень похоже, но ведь должна же, черт возьми, существовать разница! Я же, в конце концов, не муха! Этому глупому созданию не хватает чего-то в организме, чтоб подумать, отлететь, осмотреться… Она будет целую вечность долбиться башкой об это стекло, до самого своего конца, хотя открытая форточка совсем рядом. Но нет, она будет делать одно и то же, раз за разом, даже не пытаясь эту форточку искать и наивно полагая, что все изменится само собой в один прекрасный миг. Но ведь я же не муха, снова подумал он, и его вдруг на некоторое время охватила злость. Я же чем-то отличаюсь! Вернее, должен отличаться. Должен… Я пока почти ничего не знаю об этой вашей чертовой резервации, но я узнаю! Я все узнаю и выберусь отсюда. Я так просто не сдамся. Это они сдались, они смирились, они привыкли… Но только не я. Я буду бороться, буду… Я не верю, что отсюда нельзя выбраться. Это только мухам нельзя, а я – не муха! И я найду свою форточку, черт бы ее побрал! Где бы она ни находилась, и чего бы мне это не стоило… Потом злость схлынула, ушла. Постепенно Сергей впал в состояние прострации. Он отрешенно глядел на листву за окном, отключившись от мыслей. Он просто сидел и слушал похожие на удары метронома бесчисленные мушиные попытки пробить непробиваемое, а время медленно растворялось и теряло свой ход.

Около трех часов дня, посетив предварительно кассу мэрии, с пакетом в руках он вышел из промтоварного магазина, что находился на южной стороне резервации, в первом этаже дома, выходящего окнами прямо на улицу Магистральную. В пакете лежали комплект постельного белья, полотенце и прочие туалетные принадлежности. Настроение у него было унылое. Совсем недалеко отсюда располагался злополучный транспортер и будка.

Сергей стоял, и снова перед ним была она – эта треклятая сетка, простершаяся вдоль дороги всего в каких-то двух десятках метров от магазина. Она была всюду, и справа и слева, она будоражила своим присутствием, от нее нельзя было отмахнуться, про нее нельзя было забыть, казалось, она и стоит тут больше для того, чтоб постоянно напоминать здешним обитателям о навалившемся на них катаклизме. Неожиданно для самого себя Сергей вдруг двинулся прямо на сетку, стиснув зубы и кулаки. Может быть, где-то в глубине души он надеялся, что сейчас произойдет чудо, и дьявольская Оболочка исчезнет, чары развеются, и резервация выпустит его из своих объятий. Ну, вдруг что-нибудь такое там сработает, переключится, отменится… Вдруг… Но чуда не случилось. Примерно на полпути к проволочному ограждению его снова, как утром, охватила беспричинная тревога, очень быстро сменившаяся страхом. Сергей сжал в руках пакет с тряпьем и сделал еще пару шагов. И опять, словно в приоткрывшуюся дверь, мощным потоком хлынуло в душу щемящее уныние и стало быстро заполнять все его существо. Ноги задрожали, и он чуть не выронил свои покупки. Заскрежетав зубами, он медленно отступил на шаг. Потом еще на один. Жуткая волна схлынула, откатилась и затаилась, готовая в любой момент наброситься снова. Сердце гулко колотило в груди, в ушах шумело, а под коленками ощущалась противная слабость.

– Будь ты проклята!.. – прорычал бессильно Сергей и задрал голову к небу, словно ища там утешения или ответа.

Но в небе беспечно, будто издеваясь, светило майское солнце.

Как же, должно быть, паскудно жить вот в этом, к примеру, доме с окнами на сетку, мрачно думал он по дороге. По несколько раз в день видеть бьющую ключом чужую жизнь совсем рядом, в каких-то двух шагах, и понимать, что эта жизнь не для тебя, что она – это тот локоть, который никак не укусишь. Изо дня в день наблюдать окружающий мир через эту идиотскую проволоку. Они же здесь, в резервации, как звери в зоопарке. Только зверям гораздо лучше, звери не так разумны, а следовательно, не так страдают…

Эта его вторая встреча с Оболочкой, хотя и была кратковременной, все же оставила после себя след. Несмотря на то, что сердце успокоилось и дрожь в конечностях унялась, настроение полностью пропало. Он опять был раздавлен, размазан, одернут, посажен на место… Он брел совершенно машинально, опустив взгляд под ноги, не глядя по сторонам и не понимая, куда идет. Внимания хватало только на то, чтоб кое-как успевать поправлять под мышкой пакет, так и норовивший выскользнуть и шлепнуться в ближайшую лужицу. Когда он в очередной раз попытался вывалиться, и Сергей, пресекая эту попытку, едва не растянулся на асфальте, он, наконец, поднял глаза и обнаружил себя вблизи от какого-то заведения. Над его раскрытой дверью болталась вывеска «Бар «Мирок».

У входа никого не было. Из недр заведения доносилась приятная размеренная музыка. Бар располагался с торца старого трехэтажного кирпичного дома. Прямо через дорогу, метрах в ста виднелось здание мэрии. На этот раз на ступенях парадного входа мэрии и рядом переминалась, перекуривала и гомонила довольно разношерстная и значительная масса народу. Здесь были и люди в спецодежде, и люди без спецодежды, и какие-то чиновники, и очень много детей. Сергей пересек дорогу и приблизился к толпе.

Люди говорили о самом разном: о долгожданных переменах в погоде, о том, что в магазин привезли новую партию товаров, но с тем же самым осточертевшим ассортиментом, об очередном сворачивании какого-то заказа, о том, что кого-то ограбили на днях вечером у подъезда, и это не первый случай в этом году, о том, что введение какого-то нового налога ударит прежде всего по конторским, что бюджет резервации – не резиновый, как бы страстно этого кое-кому не хотелось, что некоторые фигуры в руководстве резервации очень прохладно относятся к предстоящим выборам, о том, что надо поднять вопрос о недопустимости входящей в моду в последнее время привычке отключать электроэнергию, во время показа фильма, о том, что пора бы столовским работникам перестать так явно и неприкрыто приворовывать, словно на них нет управы… и еще о многих, многих прочих вещах, часть из которых Сергей понимал не до конца, а некоторые – и вовсе. Он впрочем, особенно и не старался вникнуть в смысл того, что доносилось до его ушей, а слушал с некоторым безразличием, и все время в голове крутилась мысль: «Неужели все эти проблемы станут скоро моими? И я, так же как они, буду приходить сюда в обеденный перерыв, на эти ступени и перемывать кому-нибудь кости? Изо дня в день?..» Потом в голову вдруг пришла мысль о баре. Надраться, что ли, подумал он. От такого решения его останавливали последствия вчерашнего возлияния да то обстоятельство, что вечером еще предстоит утряска дел с семейством Галушко. Однако возвращаться на квартиру сейчас у него не было ни малейшего желания. Зайти подумал он, посидеть, музыку послушать… Музыка всегда помогала ему отвлечься от мрачных мыслей, и скоротать, бывало, часок-другой. Не выгонят небось… Будем считать это продолжением экскурсии.

В баре оказалось довольно уютно и ухожено. Сразу было видно, что здесь есть хозяин. По всей видимости, раньше тут располагались служебные помещения, но потом кто-то заботливо произвел тут перепланировку, сделал капремонт, переделал интерьер – словом, приложил руку. И это получилось у него очень даже недурно. Внутреннее убранство бара «Мирок» имело свой стиль и было исполнено со вкусом. Стены были отделаны панелями древесного цвета, с потолка свисали две люстры в деревянном обрамлении, в зале располагались несколько квадратных столиков, тоже в деревянном исполнении. Правда стулья возле столов были самые обычные, но их обивка была подобрана под цвет, и они не нарушали целостности картины. Напротив стены с окнами, выходившими на мэрию, простерлась длинная стойка, за которой находилось все то, что должно быть за стойкой. Бар оказался пустым. Даже за стойкой бармена никого не было. Медленно и негромко лилась откуда-то успокаивающая инструментальная музыка. Пахло выпечкой.

Сергей, озираясь, прошествовал через зал к одному из столиков в углу. Там он устало опустился на стул и запихнул под него пакет с бельем. Будем слушать музыку и созерцать интерьер, подумал он, а то так и с ума недолго сойти со всеми этими делами. Он облокотился на стол и стал рассматривать его коричневую, шероховатую поверхность. Через несколько минут, когда стихла мелодия и наступила пауза, он случайно поднял глаза. Из-за стойки за ним внимательно наблюдал человек.

– Добрый день, – тихо произнес Сергей, выпрямляясь на стуле.

Человек за стойкой слегка шевельнулся, затем вышел из-за стойки и приблизился к его столику. Это оказался высокий широкоплечий мужчина с аккуратной бородкой, усами и баками, тронутыми сединой. С виду ему было сорок с небольшим. Выпуклый лоб был густо изборожден морщинами, а светло-серые глаза смотрели не то с грустью, не то с усталостью. На нем были джинсы и белая трикотажная рубашка с короткими рукавами. Он отодвинул стул, сел напротив Сергея и положил перед собой увесистые кулаки. Когда он садился, Сергей заметил на его макушке легкую лысину.

– Меня зовут Сергей, – представился человек. – Фамилия – Барков. Но фамилия не нужна. Я хозяин этого заведения. Точнее, я и моя жена.

– Очень приятно, – отозвался Сергей. – Меня тоже.

– Что – тоже? – вскинул брови хозяин заведения.

– Зовут Сергеем.

– А-а… Это я одобряю, – произнес Барков значительно. У него был красивый баритон.

– Уютно тут у вас, – признался Сергей. – Только почему пусто?

– Вообще-то, в это время у нас мертвый час. Не так давно обед был… Хотя бывает народ и это время ходит. Ты давно в резервации? – вдруг спросил Барков.

– Совсем недавно, – начал Сергей с вздохом. – У меня к вам большая просьба…

– Нет-нет! – хозяин заведения покачал пальцем. – Не надо называть меня на «вы». Договорились, Сергей? Мы же тезки! Это, во-первых. А во-вторых, это у нас вообще не принято. Наверное, эффект замкнутого сообщества. Есть, правда, некоторые исключения, кое-какие люди, должности там… Но ко мне это не относится. Ну, что ты хотел? Говори.

– Значит, просьба такая, – сказал Сергей. – Не расспрашивай меня сейчас, ладно? Я от этих расспросов уже устал. У вас всего несколько часов, а только и объясняю всем… Тоже эффект замкнутого сообщества, видимо. Надоело.

– Ради бога, – согласился Барков. – Ты расскажешь о себе, когда сам того захочешь. Только по твоему потерянному виду я заключаю, что ты попал к нам не по своей воле.

Сергей с непониманием взглянул на него.

– Разве сюда можно попасть по своей воле? – недоуменно проговорил он.

– Сюда можно все, – заявил Барков, ухмыльнувшись в усы. – Итак, – объявил он после некоторой паузы. – Хочешь есть? Выпить? Тебе, как вновь прибывшему, да к тому же моему тезке – за счет заведения. Так как? Наверняка же голоден.

Сергей молча помотал головой.

– Ну, выпей.

– Да не полезет…

– Слушай, тезка, – участливо сказал Барков, – Я дам тебе совет. Бесплатно… Хочешь? Прощу прощения. – Он внезапно поднялся.

В баре появились двое посетителей. Хозяин заведения торопливо отправился к своей стойке. Посетители забубнили что-то про кофе, коньяк, пирожки и тому подобное. Один из них громко похохатывал и называл хозяина Сержем. Сам Барков деловито позвякивал чем-то за стойкой, тоже что-то бормотал, затем музыка стала звучать чуть громче. Запахло сигаретным дымом. Вскоре в заведение вошел еще один человек. Чтобы больше не ловить на себе надоевшие любопытствующие взгляды, Сергей опять облокотился на стол, уткнулся лицом в ладони и стал слушать музыку. Похоже было, что звучала какая-то насквозь музыкальная радиостанция. Мелодии поплыли друг за другом – одна, вторая, третья… Они сменяли друг друга без всяких пауз и объявлений. Сергей постарался расслабиться и раствориться в музыке. Благо, гомон посетителей был не так громок и не отвлекал. Музыка все-таки смогла увести его за собой на какое-то время, и они остались с ней одни – только он и звук… Он довольно давно выработал у себя эту способность отключаться от окружающего мира с помощью музыки, и она в очередной раз выручала его. Изредка он поглядывал на то, что происходило в баре, совсем впрочем, отстранено и безучастно. Кто-то приходил, гомонил, уходил, подсаживался к столикам, вставал из-за них, но лиц не существовало, как не существовало и голосов. Он даже не обратил бы внимания, если бы кто-то подсел к нему за столик – но этого не произошло. Так миновало, наверное, около часа. К действительности его вернул хозяин бара. Он возник рядом, похлопал Сергея по плечу и поинтересовался:

– Не спишь, братец? Медитируешь? На вот, возьми, – Барков поставил перед ним широкий и низкий бокал, в котором плескалась янтарная жидкость, а рядом выложил крупное желтое яблоко.

Сергей в раздумье перевел взгляд на бокал.

– Пей, – повелительно сказал Барков. – Это коньяк. Хороший. Только на пользу. Разглаживает морщины в душе.

Да и черт с ним, безразлично подумал Сергей. Стараясь не вдыхать запах, он в два глотка осушил бокал, потом откусил яблоко и стал медленно жевать. Жгучая теплота стала быстро спускаться по пищеводу. Барков удовлетворительно кивнул.

– Ты только музыку не выключай, – попросил Сергей. – И не меняй станцию… Очень хорошо идет. Ладно?

– Конечно, – понимающе произнес Барков в усы. – Главное – не отчаивайся, Серега. Сначала, естественно, тяжко… Но привыкнешь. Хочешь принесу пирожков? Я угощаю.

– Не надо пока…

Было в этом человеке что-то такое притягивающее. Он словно излучал волны доброжелательности.

– Гляди, – сказал Барков, пожимая плечами. – Если что – подходи.

Он снова удалился обслуживать посетителей. Из-за стойки он подмигнул Сергею и еще немного прибавил звук. Сергей отвернулся к окну и, доедая яблоко, стал смотреть на улицу. Там за стеклом была все та же мэрия, все та же дорога. Все тот же перекресток с транспортером виднелся невдалеке – все было то же самое. Какие-то люди изредка проходили по улице: кто неторопливо и задумчиво, кто спешно и суетливо; снова прогрохотала грузовая машина, несколько раз на крыльце мэрии мелькнули люди в полицейской форме, кто-то выходил на крыльцо покурить, периодически группками туда-сюда сновали дети… И это будет продолжаться и завтра, и послезавтра, думал он, и год, и два и вечность… Кто сказал, что это когда-нибудь закончится? Так что, родной, расслабься, привыкай, как тебе все советуют, и получай удовольствие. Какое-то время он тупо и безучастно созерцал происходящее за окном, затем прислонился к стене, прикрыл глаза и вновь отключился, ведомый музыкой. Так прошло еще довольно много времени. Пару раз кто-то невидимый и далекий, ощущаемый лишь по голосу, доносившемуся словно из другой комнаты, интересовался чем-то у Сергея, но он не реагировал и даже не открывал глаз. Справедливости ради, надо заметить, что назойливости ни с чьей стороны он не ощутил, даже чье-то участливое легкое прикосновение, также оставшееся без всякого внимания, немедленно растворилось в небытии. Но ничто не длится вечно, и в какой-то момент музыка стала заметно стихать, а гомон в баре – усиливаться. Тогда Сергей открыл глаза.

Посетителей прибавилось: их было уже около десятка, раскиданных мелкими кучками по столикам. Соответственно прибавилось работы у бармена. Теперь рядом с ним уже мелькала женщина средних лет. Помещение неумолимо заполнялось запахом табачного дыма и чего-то жареного. Сергей тяжело поднялся из-за столика. Пора было возвращаться в новообретенный дом. Он вытащил пакет с покупками и вышел на улицу.

Времени было около пяти. Не хотелось больше ничего ни у кого спрашивать и выяснять. По крайней мере, сегодня. Хотелось лишь. И еще очень хотелось очнуться вдруг, спустя некоторое время, без этого мерзкого ощущения безысходности и тоски, без этих парализующих разум эмоций, мешающих трезво мыслить и анализировать ситуацию непредвзято. Глубоко вздохнув, Сергей обхватил пакет, и, потупившись, побрел на улицу Солдатова, дом шесть, квартира семнадцать.

Хозяин семейства Галушко оказался таким же ссохшимся и маленьким, как его жена. Он предстал перед Сергеем в потрепанном трико и повидавшей виды рубашке, имел всклокоченный и небритый вид, к тому же от него здорово несло водкой и луком.

– Проходи мил человек, – сиплым голосом заговорил он, провожая Сергея в комнату, когда тот разделся. – Как звать-величать?

– Меня зовут Сергей, – ответил Сергей.

– А меня – Славка, – сказал Галушко. – А это моя супруга, Кира Семеновна. – Он махнул рукой в сторону кухни, откуда доносился шум воды.

– Мы уже знакомы, – сказал Сергей. – И с дочкой тоже.

– С Сашкой!? – почему-то изумился Галушко и всплеснул руками. – Сашка, ну-ка, поди сюда!

– Не трогай ее, Христа ради! – послышался из кухни голос Киры Семеновны. – Пусть она занимается, у нее завтра контрольная. Выносите лучше вещи.

– Цыть! – беззлобно прикрикнул Галушко. – Будешь указывать, женщина!.. Серега, ты садись на диван, чего встал?

Сергей сел, Галушко пристроился рядом. Саша сидела на противоположном конце дивана с учебником в руках и, казалось, была всецело поглощена подготовкой к занятиям.

– Серега, давай-ка это дело спрыснем, – проговорил Галушко, и у него в руках возникла невесть откуда взявшаяся бутылка водки.

– Извини, но я не хочу, – покачал головой Сергей. – Я очень устал.

– Да за знакомство-то грех не выпить! – Галушко закрутил тощей жилистой шеей и часто заморгал своими выцветшими невзрачными глазками.

– Не приставай ты к человеку, господи! – донеслось опять из кухни. – Ему отдохнуть надо, привыкнуть… А ты сразу с бутылкой лезешь! Не успеешь, что ли?

– Я сказал: цыть! – Галушко слегка притопнул ногой и посмотрел на Сергея. – Ну, погнали? По малой, ага?

– Нет, – твердо сказал Сергей.

– Вещи вынесите! – сквозь шум воды выкрикнула Кира Семеновна. – Пусть человек отдохнет. Ночью, что ли, таскать будете?

Галушко раздосадовано вздохнул и пожал плечами.

– Ну, давай выносить, елки зеленые… Вот бабы вечно лезут, когда их не просят.

Они стали выносить вещи. Из маленькой комнаты в большую перекочевали: детский письменный стол, кушетка, пара полуразвалившихся стульев, несколько пыльных коробок и мешков. Нетронутыми остались ковровая дорожка ядовито-зеленого цвета, книжная полка на стене, да трехстворчатый шифоньер у самой двери по причине своей фундаментальной громоздкости и отсутствия места во второй комнате.

– Вы уж нас поймите, – слегка сконфужено пояснила Кира Семеновна. – Если хотите, может, какую занавеску сделать, чтоб вас не беспокоить? Да мы, вообще-то, не часто в шифоньер-то лазаем… Сами видите – некуда его приткнуть.

– Пустяки, – проговорил Сергей. – Не обращайте на меня внимания.

Они стояли посередине опустевшей комнаты и молчали. После некоторого задумчивого оглядывания Кира Семеновна сказала:

– Славка, стул один оставим ему, наверное? Хоть будет на что одежду сложить, так ведь?

Галушко без колебаний согласился и тут же приволок один из стульев обратно. Затем Кира Семеновна загнала его в чулан, что находился где-то в прихожей, и он, некоторое время там чем-то громыхал и матерился, но, наконец, вернулся обратно с видом победителя и драной раскладушкой в руках.

– Во! – сказал он радостно. – Жить можно!

Потом они, кряхтя, долго передвигали и расставляли вынесенную мебель в другой комнате и распихивали по углам и закуткам хозяйское барахло. Во время этой церемонии Галушко предпринял еще две попытки подбить Сергея «пройтись по водовке», но тот был тверд как скала, что в немалой степени удивило хозяина. Когда они закончили, Сергей ушел теперь уже в свою комнату, прикрыл дверь, и разложил скрипучую и дряхлую раскладушку.

От всех этих перетаскиваний, сегодняшних переживаний, стрессов и ночи, проведенной не лучшим образом, он заметно устал. У него даже слегка засосало под ложечкой. Он подумал, что будет в состоянии, наверное, уснуть. Останавливало одно – уснув сейчас, он рисковал проснуться очень рано. Времени было восьмой час. Сергей прилег на захрустевшую раскладушку и прикрыл глаза. Давненько я не леживал на раскладушках, невесело подумал он. С полчаса его никто не беспокоил. Потом раздался робкий стук, и появилась хозяйка. К удовлетворению Сергея, она дала ему старенький матрац и подушку, очевидно, из того же чуланчика. От вещей здорово несло смесью чего-то залежалого и затхлого. Порывшись в шифоньере, Кира Семеновна нашла для него одеяльце, что практически снимало все первичные проблемы. Пока он разбирался с постельным бельем из магазина и застилал раскладушку, за спиной незаметно возник Галушко. Он сопел и в руках держал уже известную бутылку, на одну треть опустошенную, и небольшой граненый стаканчик. Один глаз его был наполовину хищно прикрыт. Сергей с вздохом присел на раскладушку и воззрился на Галушко. Хозяин дома громко причмокнул и произнес:

– Мне мужики в бригаде все говорили: чего это у тебя, Славик, подселенцев ни одного нет? Что ты, мол, лучше всех, что ли! Все чего-то недовольны…

Галушко сделал паузу, и Сергей подумал, что он ждет какого-нибудь ответа. Однако хозяин семейства продолжил, размахивая бутылкой перед его лицом:

– Не, ну на самом деле, Серега… Ты сам подумай, у нашенских, у всех почти что, кто-нибудь из конторских живет. У Витька только нет! Но ему-то еще куда, если они вчетвером… или впятером… не-не, вчетвером, вчетвером!.. в одной комнате живут. Ты сам подумай, ну куда ему?! А, да еще у Мишки нет… Точно. У него жена парализованная! Вот… А кто ее тут вылечит, скажи, мил человек? Этот доктор наш, что ли? Как у него фамилия-то, черт… На «у» вроде бы… Он же не знает ни фига, это же тебе не насморк, да и на кой ему это надо?! Дурак он разве пуп-то рвать, ежели он один на всю резервацию. А попробуй отправь ее, жену-то Мишкину, наружу, так такой хай подымут, не отмоешься ни в жизнь. Да, Мишка и сам не хочет. Кто за ней будет смотреть, ухаживать, горшки всякие, туда-сюда?.. Еще и неизвестно, вылечат – не вылечат. А у них, по-моему, и родных-то снаружи нету…

Он утих на миг, придвинул поближе стул и сел напротив Сергея.

– А они мне, короче, всю дорогу говорят, ты че, Славка, самый хитрый, да?! – Он развел руками так, что чуть не выплеснул содержимое бутылки. – А причем тут я, Серега?! Что я виноват, коли ко мне никого не подселили, а?! Не, сам подумай, я-то тут причем? Я им тоже постоянно говорю: «Мужики, причем тут я?» Я что, должен сам пойти и попросить, чтоб мне в квартиру кого-то подселили?! Нет, ну что, должен, что ли? Но теперь все железно! – заявил он значительно и даже выпятил грудь. – Кто теперь придерется? Никто! Да ты мужик-то вроде ничего, Серега… Только вот тебе надо выпить, елки зеленые!

Сделав такое резюме, он решительно налил чуть не полстакана водки и протянул Сергею. Сергей отрицательно помотал головой, но стакан продолжал парить перед лицом. Помня о том, что борьба с занудством тяжела и малоэффективна, он был уже почти склонен выпить эту водку, лишь бы Галушко отвязался. Но хозяин опередил его на несколько секунд.

– Гляди, я два раза не предлагаю… – сказал он поразительную фразу и махом осушил стакан.

Затем, посопев и отдышавшись, он произнес:

– Я вначале думал ты из конторских… а потом Кирка сказала, что ты не их, и вообще откуда-то снаружи! Я даже удивился сначала, во дела-то, думаю! Ладно, хоть не конторский… Если признаться, я их не люблю, Серега, – проговорил Галушко и поморщился. – Да их мало, кто любит! Дармоеды – одно слово… Слушай, а чего все молчишь? – неожиданно удивился он. – Устал, да? Понимаю, понимаю… Отдыхай, мил человек. Но мы все равно с тобой выпьем, – заявил он твердо. – Это даже не вопрос.

Галушко встал со стула и его качнуло. При этом взглядом он зацепил угол возле окна.

– О, чемодан! – изрек он многозначительно и сдвинул брови. – Чуть не забыли… Это ж мой…

Он поставил бутылку и стакан на пол, подошел к окну, наклонился, откинул штору и выволок на середину комнаты небольшой черный поцарапанный чемодан, покрытый толстым слоем пыли.

– Серега, это ж мой рыбацкий чемодан… – прокряхтел Галушко с гордостью. – Я, между прочим, рыбак, елки зеленые! Не хухры-мухры там… Глянь-ка.

Он почему-то стал расстегивать чемодан на весу, и это у него получилось неудачно. Содержимое высыпалось на пол, породив облако пыли и череду ругательств.

– Тьфу ты! – сказал Галушко, бросил чемодан на пол, присел рядом с кучей и стал собирать вывалившуюся утварь обратно.

Там была масса всевозможных рыболовных снастей; какие-то крючки, мотки, блесна, мормышки, баночки-скляночки и прочие причиндалы. Среди этой рыбацкой атрибутики почему-то лежала помятая, черная общая тетрадь, явно не вписывающаяся в стилистику чемодана. Галушко кряхтел и бормотал что-то под нос, укладывая рассыпавшиеся предметы, и ненадолго замирал над каждым, любовно покручивая его в руках, и вероятно, вспоминая при этом свое насыщенное красками жизни рыбацкое прошлое.

– Э-хе-хе… – ностальгически вздохнул он. – Серега, а ты не рыбак?

– Увы, – ответил Сергей.

– Жаль, – произнес Галушко. – Если б ты был рыбак, ты бы меня понял! Какие были времена, а!.. Вот ведь! До этой е… ой резервации, мать ее! Тут у нас такие места!.. Какие-то гады и сейчас по ним ходят, рыбачат, а мы здесь как «зеки» сидим!.. Нету слов, короче. Смотрю вот на свое хозяйство, и – как ножом по сердцу! Ты веришь – нет? Серега, я ж рыбак… А ты нет? Не рыбак, что ли?

Он вопросительно уставился на Сергея.

– Увы, – повторил Сергей.

– А зря…

Галушко умолк на некоторое время и продолжал складывать снасти, сердито сопя. Когда под руку ему попалась черная тетрадь, он вдруг хмыкнул и повернулся к Сергею.

– А это, вообще, интересный случай был, – сказал он и потряс тетрадью. – Я даже и сам забыл… Сейчас увидел и вспомнил. Это в самый последний год как раз было. Летом. Ага… Я тогда далеко заходил в лес, и реку вдоль и поперек излазил. Сутками пропадал, жена все ворчала… Даже на болота ползал, я же не только рыбак, но и ягодник, и грибник, во как! Ну и вот. Однажды тоже забурился куда-то далеко вниз по течению… Там уж совсем глухие места, между прочим! В одиночку-то хреново ходить, если мест не знаешь. Я-то ладно, а то некоторые бывает, хорохорятся, крутых строят из себя, так их и не находят после. С нашими лесами шутки шутить нельзя. Был у нас один такой, помню… Тоже все выпендривался, все в одиночку любил… Как же его звали, а? Вот память же стала! Да и фиг с ним. Я тебе не про то говорю-то. Короче, стою я, значит, рыбачу. Время уже под вечер было. И смотрю это я: под кустом, в водорослях, у самого берега то ли пакет, то ли кулек маячит. Ну, я его подцепил. А он веревкой привязан, значит, к бревну, чтоб не утонул и не перевернулся. А там в кульке эта тетрадка, ну, подмокла все равно кое-где малость… Прикидываешь? Ничего больше нет, только тетрадь. Ну, взял ее, домой принес, посмотрел. А она вся исписана, вон смотри…

Галушко раскрыл перед Сергеем тетрадь и листнул несколько страниц, исписанных убористым почерком.

– Я так и не понял, чего это за тетрадь, кто ее написал? Зачем? – Он пожал плечами, рыгнул и часто заморгал. – То ли это дневник какой-то, то ли еще какая-нибудь ерунда… Главное, ее ведь в кулек сунули, привязали… Будто этот… как его?.. А, этот! Робинзон Крузо, ага… Я думал, может, тоже кто-нибудь потерялся. Так записка была бы, короткая и ясная: помогите, мол! А тут… Я поначалу пытался читать, а потом плюнул. Сочинение какое-то да и все. Не поймешь… Не люблю я, когда от руки написано, чужие каракули разбирать… Может, кто-то просто дурью маялся! Вот так и валяется. Уж несколько лет. Слушай, Серега, возьми ее! Хоть ты ее прочитаешь, вдруг, у тебя терпения больше. Мне потом расскажешь, а! А вдруг там не ерунда, вдруг чего-нибудь серьезное… Возьмешь?

Сергей никак не прореагировал. Он подумал, что Галушко сейчас снова начнет занудствовать.

– Не, ты прочитай на досуге, – не унимался Галушко. – Вдруг появится желание. Я сначала-то хотел ее кому-нибудь отдать, да все не знал – кому. Не в милицию же, елки зеленые! Тут как раз эта заваруха с резервацией случилась, а там уж не того… Сам понимаешь. А потом и вовсе про эту тетрадку забыл. Она, видишь, у меня в чемодане лежит. А рыбалка-то с тех пор накрылась этой… ну, дамским местом накрылась… так я и не заглядывал в чемодан-то. Сам подумай, на фига мне – в него?.. А сейчас вот гляжу – вот те на! Слушай, ну не хочешь читать, так отдай кому-нибудь! – воскликнул Галушко. – Или отошли по почте. Видишь, мне неудобно, скажут чего столько лет тянул? Меня все-таки немножко совесть-то того… Вдруг там и впрямь что-нибудь важное… Кто-то же писал, пыжился. В кулек, одно что, засунул…

Он вопросительно глядел на Сергея и покачивался, даже сидя на корточках.

– Хорошо, оставь ее, – безразлично сказал Сергей, чтоб закрыть эту тему.

Галушко удовлетворительно крякнул и кинул черную тетрадь на подоконник. Потом он дособирал остатки содержимого чемодана, с трудом застегнул его, сунул под мышку и поднялся. Качка на борту усилилась.

– Серега, – проговорил Галушко, и уже оба глаза его хищно прищурились. – Ты не рыбак часом?

– Я же сказал: нет.

– А жаль, ты подумай… Мы б с тобой… Эх…

Он махнул свободной рукой, затем подцепил с пола бутылку и стакан и нетвердой походкой двинулся к двери.

– Я все равно с тобой выпью! – грозно пообещал Галушко в дверях и, издав финальный нечленораздельный звук, вышел из комнаты.

Сергей собрался раздеться, но опять появилась Кира Семеновна, извинилась и отдала ему ключ от квартиры, объяснила, что Славка завтра на работе сделает дубликат, пожелала хорошего отдыха и исчезла, плотно прикрыв за собой дверь.

Никаких шумов, кроме приглушенного звука телевизора из соседней комнаты, не доносилось. Несколько секунд Сергей прислушивался, потом разделся. Хватит с меня, кажется, на сегодня, подумал он решительно. Завтра. Все остальное завтра…

Раскладушка опять жалобно застонала, когда он забирался под одеяло. Ну вот, родной, сказал он себе. Вот так тебе, романтик. Похоже, что вторая ночь в этом городе ничуть не менее романтична, чем первая. Он еще несколько минут поиздевался над собой, потом глаза стали слипаться, и он провалился в пучину сна. День номер один, проведенный им в резервации, закончился.