Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности. Глава II. Т еоретико-правовые основания принципов уголовного права (В. В. Мальцев, 2004)

§ 1. Принципы уголовного права в российском законодательстве

Принципы уголовного права как его основные, исходные положения136 отражаются в законодательстве в трех основных формах: в нормах Особенной части УК; посредством понятий и институтов, закрепленных в нормах Общей части УК; непосредственно через нормы, специально им посвященные.

«Конечно, – писал М. И. Ковалев, – все исследователи знают, что принцип – это руководящее начало, фундамент права, но каждый из них по-разному оценивает, что считать этим началом»137. Это так. Вместе с тем следует обратить внимание на то, что этот фундамент уголовного права (как и оно само138) обусловливается социальным укладом общества, исходя из общественно опасного поведения людей и необходимости охраны от него наиболее важных общественных отношений.

Материалы первой главы настоящей работы дают основания к выводу о существовании в уголовном праве как минимум трех основополагающих принципов: справедливости, равенства граждан перед законом и гуманизма.

Первая форма их отражения в уголовном праве как раз и связана со всей множественностью установленных законодателем разновидностей конкретных преступлений. Через правосознание законодателя уравнивающая и распределяющая стороны справедливости оказывают существенное влияние на формирование содержания диспозиций и санкций всякой нормы Особенной части УК применительно к каждому виду общественно опасного и уголовно наказуемого поведения человека. Эту форму (как и соответствующую ей форму отражения общественно опасного поведения в уголовном праве139) можно условно назвать конкретно-юридической и охарактеризовать в качестве основной, имея в виду не только ее историческое первородство, но и фундаментальное значение для реализации других форм отражения принципов уголовного права.

Ведь именно отражаемые в нормах Особенной части УК масштаб и мера справедливости, охватывающие все многообразие наиболее общественно опасных поступков людей, выступают юридическим основанием признания этих поступков преступлениями определенного вида и назначения конкретного вида и размера наказания. Не надо забывать также, что в России на протяжении сотен лет (вплоть до середины ХIХ в.) в уголовном законодательстве отсутствовала Общая часть.

Общественно опасное поведение, выраженное в уголовном праве в составах конкретных преступлений, таким образом, как бы формирует конкретно-юридическое содержание уголовно-правовых принципов. Последнее не осталось незамеченным в юридической литературе. Так, Ю. А. Демидов писал, что «принципы уголовного права характеризуют прежде всего связь преступления с уголовной ответственностью»140, а Г. А. Кригер подчеркивал, что «в качестве специального принципа советского уголовного права следует указать принцип возможности уголовной ответственности лишь за общественно опасное деяние – преступление»141. О неразрывной связи между преступлением и наказанием, опосредуемой «требованиями закона, которые находят отражение в правовых принципах», пишет П. А. Фефелов142.

Вместе с тем принципы уголовного права (особенно те из них, о которых упоминалось выше), базирующиеся в конечном счете на общесоциальных ценностях самого высокого ранга, непосредственно воздействуют на процесс юридического отображение общественно опасного поведения в уголовном праве. И в этом аспекте вполне можно говорить об их приоритете над преступлением. Как отмечает М. С. Гринберг, «защита общества от преступлений, но не любой ценой, и, во всяком случае, не ценой разрушения общества, – таковы критерии культуры уголовного права, вписывающиеся в формулу “не далее и не более того”»143. Принципы уголовного законодательства, помимо всего прочего, следовательно, позволяют взглянуть на общественно опасное поведение сквозь призму существующих нравственно-культурных ценностей, наметить исходные параметры и опасности преступлений, и ответственности, наступающей за их совершение.

Принципы уголовного права, будучи элементом его достаточно высокой культуры, на этапах становления уголовного права могут непосредственно и не восприниматься законодателем. В таких ситуациях они влияют на законодателя как идеи, коренящиеся в общественном правосознании, которые он использует применительно к конкретным видам общественно опасного поведения. При этом необходимо только помнить, что понимание справедливости, равенства и гуманизма в разные исторические периоды не было одинаковым и в целом соответствовало уровню социально-экономического развития российского общества.

Так, самый ранний законодательный акт Древней Руси «Русская правда» (Краткая редакция)144 в большинстве из своих 43 статей содержал меру ответственности за совершение им запрещенных деяний. К примеру, очевидно, что справедливым считалось наказание в 40 гривен за убийство (ст. 1), в 12 – за оскорбление действием (ст. 3, 4, 8), в 3 – за укрывательство раба (ст. 11), завладение и похищение коня и скота (ст. 12, 13 15), похищение собаки, ястреба либо сокола (ст. 37), в 9 кун – за хищение голубя или куры (ст. 36), сена и дров (ст. 39). Эти немногие приведенные нормы, тем не менее, свидетельствуют о наличии весьма отчетливой тенденции, связанной с соблюдением соответствия меры наказания тяжести содеянного преступником, а значит, и приверженности древнерусского законодателя идеям справедливости в уголовном законе.

Понятно, что при социальном устройстве в Древней Руси (наличие князя и его слуг, свободных людей и холопов – по существу рабов) не могло быть полного равенства граждан перед законом. Например, за убийство княжеских слуг: тиуна (управляющего высшего звена) и конюха устанавливался двукратный 80-гривенный штраф (ст. 22, 23), под бóльшую защиту (чем имущество смерда) ставилось и имущество князя (ст. 28), а размер штрафа за похищение холопа значительно превышал размер штрафа за его убийство (соответственно 12 и 5 гривен – ст. 29, 26 Краткой редакции). Между тем само появление «Русской правды» уравнивало членов общества (отчасти в пределах соответствующих социальных групп) как по требованиям соблюдения определенных правил, к им обращенным, так и по единым основаниям ответственности, в ней сформулированным.

Хотя сегодня довольно трудно точно ответить на вопрос, какое наказание суровее: смертная казнь или продажа в холопы? Ее отсутствие, как и отсутствие в «Русской правде» членовредительских наказаний и лишения свободы, является «весьма убедительным аргументом» в пользу того, что данный нормативный акт обладал немалым гуманистическим потенциалом. Во всяком случае этот потенциал был на порядок выше гуманистической составляющей правового акта более поздней (казалось бы, и более «просвещенной») эпохи: Артикула воинского 1715 г.145, по которому наказания в виде смертной казни (путем четвертования, колесования, отсечения головы, сжигания, повешения, расстрела) и членовредительские наказания (путем отсечения руки, пальцев, ушей, носа, разрывания ноздрей, сечения шпицрутенами) содержались в 3/4 всех санкций.

Охрана личности по «Русской правде» имела приоритетное значение, что выражалось как в количестве и строгости норм, этому посвященных, так и месте, которое занимали в ней эти нормы. Из 32 статей Краткой редакции, описывавших конкретные виды преступлений (две статьи были посвящены соучастию и задержанию преступников – ст. 31, 38; девять – другим отраслям права), 20 предусматривали ответственность за деяния против личности: жизни, здоровья, чести и достоинства, телесной неприкосновенности и лишь 12 – за посягательства на собственность (кстати, и тогда бывшую одним из главных инструментов, обеспечивавших интересы личности). Причем 10 статей (за исключением ст. 2, регулировавшей процессуальные вопросы), которыми открывалась «Русская правда», как раз и были направлены на защиту личности. Самые суровые наказания согласно «Русской правде» назначались за убийства, телесные повреждения и оскорбления.

Приоритетная уголовно-правовая охрана личности – это еще один аспект, проявление гуманизма146 в уголовном праве. Н. И. Загородников и А. Б. Сахаров отмечали, что «принцип гуманизма обычно связывают лишь с наказанием: его целями, задачами, видами, размерами, правилами назначения и т. п. Между тем гуманизм уголовного права имеет более широкое и глубинное значение, предполагающее отношение к человеческой личности как к объекту не только уголовно-правового воздействия, но и уголовно-правовой охраны. К сожалению, в этом втором своем значении проблема гуманизма не получила у нас должного разрешения ни в теории, ни законодательстве»147.

Таким образом, и в плане уголовно-правовой охраны личности, заботы, уважительного отношения к человеческому достоинству пострадавших (т. е. оценки древнерусского уголовного права как социального института через призму охраны личности, благ человека) «Русская правда» опиралась на весьма основательный гуманистический фундамент.

Термины «принципы уголовного права» и «принципы уголовного законодательства» в узком смысле отличаются друг от друга. Это отличие основано на частичном несовпадении содержания понятий «уголовное право» и «уголовное законодательство», которое обусловлено более широким предметом уголовного права, нежели уголовного законодательства. Собственно говоря, уголовное законодательство – это лишь один из элементов предмета уголовного права, содержание которого формируется под воздействием других его элементов (предмета уголовно-правовой охраны и общественно опасного поведения) и социального уклада общества. Потому и принципы уголовного права, в отличие от принципов уголовного законодательства, отражают весь предмет уголовного права и по содержанию ближе к таким общесоциальным категориям, как справедливость, равенство, гуманизм.

С точки зрения их установления в законодательстве это могут быть только такие основные положения, исходные начала, фундаментальные идеи, влияние которых обнаруживается на всех без исключения этапах социальной эволюции уголовного права.

Поскольку право исторически и по содержанию – феномен, обусловленный общественной жизнью, оно сразу же с момента появления выполняло свое предназначение. Причем было бы наивным утверждать, что «Русская правда» обеспечивала меньшую защищенность общества, чем, допустим, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. с его 2043 статьями или Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. с нормами достаточно высокого уровня абстрагирования. Уголовное право не может быть выше («умнее») общества, его создавшего. Оно не может быть и «недоразвитым».

Между тем если исторически уголовное право как социальное явление едино (меняются лишь этапы и «техника» его законодательного выражения), если в обществе в целом сохраняется единое представление о социальной справедливости (на что уже обращалось внимание), то не могут не быть едиными и принципы уголовного права. Ибо непризнание единства этих принципов (напомним, «фундамента права» и т. п.) есть не что иное, как отрицание и существования уголовного права как социального явления. Конечно, на ранних этапах социального развития эти принципы могли не вполне осознаваться, но их воздействие на содержание уголовного законодательства (как только что было показано применительно к справедливости, равенству и гуманизму) через сферу общественного правосознания едва ли было меньшим, чем на новейшем этапе истории.

Однако вернемся к первому законодательному акту Древней Руси. Можно ли считать, что на содержание «Русской правды» оказали влияние кроме упоминавшихся и другие принципы уголовного права? Как в этом отношении быть с таким фундаментальным принципом современного уголовного права, как принцип вины?

В связи с этим В. О. Ключевский отмечал: «Правде, впрочем, не чужды и нравственные мотивы: она отличает убийство неумышленное, “в сваде” или “в обиду”, от совершенного с заранее обдуманным намерением, “в разбое”, преступление, обличающее злую волю, от правонарушения, совершенного по неведению, действие, причиняющее физический вред или угрожающее жизни, например, отсечение пальца, удар мечом, не сопровождавшийся смертью, хотя и причинивший рану, отличает от действия менее опасного, но оскорбительного для чести: от удара палкой, жердью, ладонью или если вырвут усы или бороду, и за последние действия наказывает пеней вчетверо дороже, чем за первые; она, наконец, совсем не вменяет действий, опасных для жизни, но совершенных в случае необходимой обороны или в раздражении оскорбленной чести, например, удара мечом, нанесенного в ответ на удар палкой, “не терпя противу тому”»148.

Понятно, что древнерусскому законодательству известны случаи объективного вменения.

Так, в ст. 7 «Русской правды» (Пространная редакция) было записано, что «за разбойника люди не платять, но выдадять и всего с женою и с детьми на поток и на разграбление»149. Жена и дети с позиций «нравственного мотива» ни преступления, ни гражданского правонарушения не совершали, однако в счет возмещения ущерба могли быть превращены в холопов, т. е., по сути, они рассматривались в качестве имущества разбойника.

Тем не менее «нравственный мотив» (если под ним понимать нынешние вину или ее степень) и помимо того, о чем писал В. О. Ключевский, в том законодательстве был достаточно хорошо представлен. Прежде всего он находил выражение в круге деяний, наказуемых по «Русской правде», большинство из которых предполагало отчетливое понимание социального значения. Так, человек в здравом уме и тогда ясно осознавал, что, ударяя другого батогом, мечом в ножнах, укрывая раба (ст. 3, 4, 11 Краткой редакции150) либо используя без спроса чужого коня, похищая зерно из закрытого помещения, поджигая гумно или двор (ст. 33, 43, 83 Пространной редакции151) и т. п., он тем самым причиняет ущерб потерпевшему и нарушает правила поведения в обществе, санкционированные князем.

В «Русской правде» вина получала и свое непосредственное выражение. Так, согласно ст. 54 Пространной редакции, невозвращение купцом долга являлось основанием уголовной ответственности лишь тогда, когда, говоря современным языком, банкротство наступило в результате его злоупотребления спиртным и т. п. действий. Невиновное причинение ущерба, однако, не исключало его гражданско-правовой ответственности152.

Разумеется, тогда законодатель вряд ли разбирался в нюансах разграничения форм и видов вины, не придавал такому разграничению должное (подчеркнем, лишь с позиций сегодняшнего дня) значение. Однако то, что называется содержанием вины153, т. е. выраженное в деянии отрицательное отношение к обществу (зачастую в лице потерпевшего), почти всегда составляло необходимый элемент уголовной ответственности по древнерусскому законодательству. Следовательно, есть все основания считать принцип вины одной из его исходных предпосылок.

То же самое можно сказать и в отношении принципа законности.

Законность в теории права определяют как «принцип, метод и режим строгого, неуклонного соблюдения, исполнения норм права всеми участниками общественных отношений»154, «систему реально действующего права»155. Поскольку такое многоаспектное понятие, как законность интересует нас лишь с точки зрения уголовноправового принципа, его отражения в «системе реально действующего» законодательства, для подтверждения высказанного предположения достаточно доказать наличие в древнерусском обществе и государстве правового законодательства156 применительно к двум исходным для уголовного права социально-юридическим явлениям: преступлению и наказанию.

Более чем 400-летнее (ХI – ХV вв.) применение «Русской правды» (имеются в виду обе редакции)157– неоспоримое свидетельство ее реального действия, а обусловленность «Русской правды» принципами справедливости, равенства, гуманизма и вины – не менее весомый аргумент в пользу ее правового характера. А то, что и принципы «Русской правды», и ее применение основывались почти исключительно на реалиях общественно опасного поведения (на конкретных видах преступлений) и социально адекватном воздействии158 на субъектов такого поведения (наказании), как раз и доказывает существование предпосылок законности в древнерусском уголовном праве.

Отражение принципов уголовного права в нормах Особенной части уголовного законодательства четко прослеживается на всех этапах развития российского государства и права159. В целом же значение этих принципов в разные эпохи возрастало при условии, если в обществе царили социальный мир и спокойствие, и, наоборот, их значение падало в периоды обострения социальных противоречий и конфликтов.

Вторая форма отражения уголовно-правовых принципов посредством норм Общей части начала складываться еще до того, как уголовное законодательство было разделено на две его части. Это прежде всего было обусловлено потребностями практики по отграничению виновных и невиновных (а следовательно, несправедливых) поступков людей. В связи с этим некоторые нормы, определявшие составы конкретных преступлений, дополнялись указаниями общего характера либо для этого создавались отдельные нормы.

К примеру, именно так в Соборном уложении 1649 г.160 проводилось разграничение между умыслом, неосторожностью и казусом в случаях уничтожения чужого имущества при пожаре (ст. 223–228 гл. Х)161.

Вот как описывались условия невиновного причинения смерти: «А будет кто, стреляючи ис пищали, или из лука по зверю, или по птице, или по примете, и стрела или пулька вспловет, и убъет кого за горою, или за городьбою, или кто каким-нибудь обычаем кого убъет до смерти деревом, или камнем, или чем-нибудь не нарочным же делом. А недружбы и никакия вражды напередь того у того, кто убъет, с тем, кого убъет, не бывало, и сыщется про то допряма, что такое убийство учинилось ненарочно, без умышления, и за такое убийство никого смертию не казнити, и в тюрьму не сажати потому, что такое дело учинится грешным делом без умышления» (ст. 20 гл. ХХII Соборного уложения)162.

В Артикуле воинском 1715 г. помимо принципа вины, получившего более глубокое, чем в Соборном уложении, отражение (см., например: артикулы 28, 37, 87, 91, 158, 159 и толкования к ним163), обозначены и другие принципы уголовного права.

Так, демонстрируется жесткий подход к невыполняющим требований Артикула независимо от сословных различий. Артикул 27 гласил: «Буде офицеру или солдату в его величества службе от начальника своего что управить повелено будет, а он того из злости или упрямства не учинит, но тому нарочно и с умыслом противиться будет, оный имеет хотя вышний, или нижний, всемерно живота лишен быть»164, а в толковании к Артикулу 101 указывалось: «Коль более чина и состояния преступитель есть, толь жесточае оной и накажется. Ибо оный долженствует другим добрый приклад подавать, и собою оказать, что оныя чинить имеют»165.

В редких нормах Артикула воинского отражалось и то, что в определенном смысле можно было бы назвать гуманностью: «Артикул 105. Такожде имеет женский пол, младенцы, священники и старыя люди пощажены быть, и отнюдь не убиты ниже обижены (разве что инако от фельтмаршала приказано будет) под смертною казнию»166.

Условием привлечения лица к ответственности за нарушение приказа и потому в известной мере проявлением законности выступало соблюдение положения о доведении приказа до сведения виновного: «Артикул 35. Все указы, которыя или в лагерях, или в крепостях, при трубах, барабанах или при пароле объявятся, имеет каждый необходимо исполнять»167.

Вместе с тем наиболее полное отражение в законодательстве принципов уголовного права в их второй (абстрактно-юридической) форме предполагает наличие в нем достаточного количества норм весьма высокого уровня абстрагирования, посредством которых и можно юридически выразить основные понятия и институты уголовного права. Поэтому Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. 168, его первый раздел («О преступлениях, проступках и наказаниях вообще»), фактически представляющий собой Общую часть Уложения, где как раз и были сформулированы исходные уголовно-правовые понятия, не могло не отразить на более высоком абстрактном уровне содержание основополагающих идей уголовного права.

В Уложении 1845 г. были даны содержательные определения преступления и проступка, согласно которым преступлением признавалось посягательство «на неприкосновенность прав власти верховной и установленных ею властей или же на права или безопасность общества или частных лиц» (ст. 1), а проступком – «нарушение правил, предписанных для охранения определенных законами прав и общественной или же личной безопасности или пользы» (ст. 2)169. Уголовная ответственность наступала «за преступления и проступки, по роду и мере важности оных» (ст. 30). А наказание определялось:

«1) по мере большей или меньшей умышленности в содеянии преступления;

2) по мере большей или меньшей близости к совершению оного, если преступление не вполне совершено;

3) по мере принятого подсудимым участия в содеянии преступления или покушении на оное;

наконец, 4) по особенным сопровождавшим содеяние преступления или покушения на оное обстоятельствам, более или менее увеличивающим или же уменьшающим вину преступника»170.

Законодательное определение понятия преступления, разграничение категорий преступления (преступление и проступок), обозначение социального свойства преступления: общественной опасности («безопасность общества» – ст. 1; «общественная безопасность» – ст. 2) и назначение наказания с учетом обстоятельств, влияющих на общественную опасность совершенного преступления, – это и есть при точно установленной и строго сбалансированной системе наказаний (Отделение первое «О родах, степенях и последствиях наказаний» гл. 2 «О наказаниях»171) не что иное, как более абстрактное (по сравнению с диспозицией и санкцией нормы Особенной части) выражение масштаба и меры справедливости в уголовном законодательстве.

Одновременно с формулированием указанных норм, отражающим подход законодателя к преступлению и наказанию как к единой мере равенства граждан в ответственности перед законом, в Уложении сужается сфера правового неравенства. После же исключения в 1866 г. из общего перечня наказаний телесных наказаний, которым кроме дворян не подвергались и некоторые другие лица, и отменой в 1885 г. возможности замены заключения в тюрьме или в рабочем доме сечением розгами 172 принцип равенства получил свое окончательное выражение. По Уложению о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1885 г. все граждане независимо от сословия были равны перед законом. Примечательно, что наказание преступника, наоборот, увеличивалось в соответствии с тем, «чем выше были его состояние, звание и степень образованности» (п. 2 ст. 105)173.

Уложение 1845 г. обладало значительным гуманистическим потенциалом. Принцип гуманизма в нем обеспечивался: системой и широким спектром видов наказаний, куда входили и наиболее гуманные из них – кратковременный арест, выговоры в присутствии суда, замечания и внушения от мест судебных или правительственных, денежные взыскания (ч. VI, VII ст. 34); особенностями наказания за преступления и проступки по службе, нередко дававшие возможность фактической замены уголовной ответственности мерами административно-дисциплинарного воздействия (ст. 67–71); весьма либеральными правилами замены более строгих наказаний менее строгими (ст. 72–95); общим порядком назначения наказания, включавшим в себя: определение причин, по которым содеянное не вменялось лицу в вину (ст. 98), и установление обстоятельств, смягчавших вину и наказание (ст. 140); правилами, регулировавшими смягчение и отмену наказаний (ст. 157–172)174.

Достаточно четкое воплощение в нормах Уложения 1845 г. получил и принцип вины. Преступления подразделялись в нем на умышленные и неумышленные (ст. 5), а умысел – «на две степени»: заранее обдуманный и «по внезапному побуждению без предумышления» (ст. 6). Давалось определение невиновного причинения вреда: «Зло, сделанное случайно, не только без намерения, но и без всякой со стороны учинившего оное неосторожности, не считается виною» (ст. 7).

Вид и размер конкретного наказания определялся «по мере большей или меньшей умышленности в содеянии преступления» (п. 1 ст. 110); вина и наказание увеличивались по мере того, «чем более было умысла и обдуманности в действиях преступника» (п. 1 ст. 135), и уменьшались, «если преступление учинено им по легкомыслию или же слабоумию, глупости и крайнему невежеству» (п. 4 ст. 140) либо «вследствие сильного раздражения, произведенного обидами, оскорблениями или иными поступками лица, коему он сделал или покусился сделать зло» (п. 5 ст. 140)175.

Поскольку преступлением признавалось «нарушение закона» (ст. 1) и оно включало в себя как «самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания уголовного или исправительного законом предписано» (ст. 4), а наказание за его совершение определялось «не иначе как на точном основании постановлений закона» (ст. 96)176, есть все основания утверждать, что Уложение о наказаниях уголовных и исправительных опиралось и на принцип законности.

Свое воздействие принципы уголовного права оказали и на содержание норм Общих частей Уголовного уложения 1903 г.177, УК РСФСР 1926 г.178 и УК РСФСР 1960 г.179

Между тем если применительно к Уложению 1903 г. и УК 1960 г. этот вывод может быть развит в плане их более яркого и более научного (чем в Уложении 1845 г.) воплощения в соответствующих уголовно-правовых нормах, то по отношению к УК 1926 г. он может быть поставлен под сомнение.

Для обоснования первого суждения достаточно указать на то, что в Уголовном уложении 1903 г. преступным признавалось «деяние, воспрещенное во время его учинения законом под страхом наказания» (ст. 1); преступления подразделялись на три категории: тяжкие преступления, преступления и проступки (ст. 3); четче были выражены невиновное причинение вреда, формы вины и особенности ответственности при покушении на преступление и приготовлении к нему, соучастии в преступлении (ст. 42, 43, 48–52)180. Достаточно обратить внимание на то, что в УК 1960 г. было дано содержательное понятие преступления (ст. 7), выделены формы и строго обозначены признаки видов вины (ст. 8–9), определено понятие невменяемости (ст. 11), наказание не имело «целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства» (ч. 2 ст. 20), что обеспечивалось гуманной и весьма гибкой системой наказаний (ст. 21–36), общими началами и специальными правилами назначения наказания (ст. 37–43)181.

Сомнения в значимости влияния принципов уголовного права на содержание УК 1926 г. обусловлены тем, что в данном Кодексе допускалась аналогия закона (ст. 16), понятие «наказание» было заменено термином «меры социальной защиты» (ст. 1), которые могли применяться и в отношении лиц, не совершивших общественно опасных деяний, по их связи «с преступной средой или по своей прошлой деятельности» (ст. 7)182. Следует отметить, что в период действия в России УК 1926 г. (с 1926 по 1960 г.) наблюдались массовые нарушения законности, были репрессированы миллионы людей.

По-видимому, можно говорить о том, что в большинстве случаев репрессии носили внесудебный характер, что, наряду с нормами УК 1926 г., параллельно действовали жестокие, несправедливые союзные уголовные законы (к примеру, постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»183). Вместе с тем, по миллионам уголовных дел, рассмотренных на основе УК 1926 г., выносились законные и справедливые приговоры. Ведь и в УК 1926 г. предусматривались такие гуманные меры социальной защиты, как общественное порицание, денежный штраф, предостережение, возложение обязанности загладить причиненный вред и другие (ст. 20), широк был перечень смягчающих ответственность обстоятельств (ст. 48), отнюдь не «мертворожденными» были и нормы об условном осуждении и условно-досрочном освобождении (разд. 6)184.

Однако факт остается фактом. Уголовное законодательство периода государства диктатуры пролетариата задумывалось, создавалось и использовалось в качестве крайне острого социального инструмента тоталитарного режима нашего не столь уж и далекого прошлого. В тех условиях, когда пером законодателя водил классовый интерес, утверждение которого в обществе к тому же повсеместно и социально неадекватно форсировалось, а общечеловеческие ценности были отодвинуты на второй план, влияние уголовноправовых принципов на законодательство было ослабленным.

Однако это влияние все же имело место и отразилось во многих нормах Общей и Особенной частей УК 1926 г., воплотилось в огромной массе справедливых приговоров того времени. Едва ли будет большим преувеличением и утверждение о том, что именно социальная потребность в соблюдении принципов уголовного права, наряду с другими социально-экономическими причинами перехода России от пролетарского этапа к этапу позднего социализма в результате и обусловили реформу уголовного законодательства конца 50-х – начала 60-х годов прошедшего столетия. Идеи справедливости, равенства и гуманизма, принципы законности и вины нашли достойное воплощение в нормах УК 1960 г.185

Необходимость третьей формы отражения принципов уголовного права, связанной с непосредственным выражением их содержания в нормах уголовного законодательства, обусловлена прежде всего возрастанием значения общечеловеческих ценностей в социуме, а следовательно, и для современного уголовного права, обязанностью государства в предоставлении максимальных уголовноправовых гарантий соблюдения прав и свобод человека и гражданина как высшей социальной ценности российского общества (ст. 2 Конституции Российской Федерации).

Поскольку эта форма отражения принципов уголовного права (находящихся в генетической зависимости от содержания категории «социальная справедливость») предполагает самый высокий уровень абстрагирования и влияния соответствующих норм на содержание уголовного законодательства в целом, она обладает несомненным социально-методологическим значением и потому может быть охарактеризована как абстрактно-социолого-правовая.

В российском уголовном законодательстве его принципы были впервые самостоятельно названы и определено содержание некоторых из них в Основах уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г.:

«Статья 2. Принципы уголовного законодательства

Уголовное законодательство Союза ССР и республик основывается на принципах законности, равенства граждан перед законом, неотвратимости, личной и виновной ответственности, справедливости, демократизма и гуманизма.

Лицо, совершившее преступление, подлежит уголовной ответственности независимо от происхождения, социального, должностного и имущественного положения, расовой и национальной принадлежности, политических убеждений, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств.

Никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом.

Никто не может дважды нести уголовную ответственность за одно и то же преступление»186.

В УК РФ 1996 г. указаны лишь пять принципов уголовного законодательства: законности (ст. 3), равенства граждан перед законом (ст. 4), вины (ст. 5), справедливости (ст. 6) и гуманизма (ст. 7), но при этом дается определение всем принципам.

При сопоставлении этих нормативных актов представляется характерным то, что и в Основах 1991 г., и в УК 1996 г. говорится именно о принципах законодательства (см.: гл. 1 «Задачи и принципы Уголовного кодекса Российской Федерации», что в обоих перечнях принципов указаны и наименования всех тех из них, которые ранее нами были отнесены к принципам уголовного права.

Таким образом, с одной стороны, проводится различие между принципами уголовного законодательства и принципами уголовного права, а с другой – принципы уголовного законодательства отграничиваются от иных, по содержанию менее широких уголовноправовых принципов (допустим, принципов уголовной ответственности или назначения наказания).

Совпадение наименований принципов разного уровня также вполне органично, ибо содержание принципов уголовного законодательства предопределяется содержанием принципов уголовного права (здесь имеет место опять-таки зависимость генетического порядка). Дело не в синонимичных названиях. Важно лишь не путать содержание этих принципов, выявлять сферу реализации, общие и специфические признаки каждого из принципов уголовного законодательства, строго исходя из содержания соответствующего принципа уголовного права.

Что касается упоминающихся в ч. 1 ст. 2 Основ 1991 г. принципов неотвратимости ответственности, личной ответственности и демократизма, то их соотношение с принципами уголовного права другое, нежели указанных (одноименных) принципов.

Принцип демократизма иногда рассматривался в качестве определяющего к принципу равенства граждан перед законом187. Не приходится сомневаться в наличии связи между этими понятиями. Однако именно равенство находится в основе демократизма, питает его, выступает его критерием, а не наоборот, так как уровень народовластия в конечном счете определяется тем, в какой мере соблюдаются права и законные интересы граждан и в какой степени в праве воплощены равные возможности всех членов общества. Исторически идея равенства, возникшая до появления права и государства, предшествует идее демократизма, отразившей форму организации государства.

Равенство как юридическое понятие шире по объему и богаче по социальному наполнению. Поэтому скорее демократизм есть выражение принципа равенства граждан перед законом (последний универсален для всех отраслей права), чем наоборот. Если к тому же учесть, что демократизм в уголовном праве даже в советский период имел значение лишь тогда, когда в «случаях, предусмотренных законом, к исправлению лиц, совершивших преступления, привлекаются трудовые коллективы и общественные организации по их ходатайству или с их согласия»188, то становится очевидным, что ни руководящей идеей, ни основополагающим принципом уголовного законодательства он считаться не может. Сфера проявления демократизма узка. К истокам и фундаментальным категориям уголовного права он прямого отношения не имеет.

Демократизм как правовая идея, следовательно, непосредственно не связан с принципами уголовного права. Его обозначение в Основах 1991 г. в качестве принципа уголовного законодательства во многом объясняется влиянием на правосознание союзного законодателя традиционных представлений теории социалистического уголовного права, ряд норм которого послужили поводом (на наш взгляд, все же без достаточного основания) к выводу о фундаментальной значимости демократизма для советского уголовного законодательства.

Принципы неотвратимости ответственности и личной ответственности, безусловно, связаны с принципами уголовного права. Однако эта связь лишь частично выражает характер того воздействия, которое оказывают принципы уголовного права на содержание уголовного законодательства. К тому же и это обусловленное уголовноправовыми принципами специфическое содержание понятий неотвратимости ответственности и личной ответственности весьма четко отражается в содержании принципов УК 1996 г. и помимо этих понятий.

Так, принцип неотвратимости ответственности (по Основам 1991 г.) сформулированный в литературе следующим образом: «Всякое лицо, в действиях или бездействии которого установлен состав преступления, подлежит наказанию или иным мерам воздействия, предусмотренным уголовным законом»189. Данный принцип является не только конкретизацией принципа равенства граждан перед законом (ст. 4 УК), но и как бы проекцией социального бытия последнего. На самом деле такое равенство лишь тогда полностью воплощается в действительность, когда абсолютное большинство преступлений раскрыто (о всех, по-видимому, можно говорить лишь в идеале), а лица, их совершившие, в строгом соответствии с законом привлечены к уголовной ответственности. Вместе с тем наличие институтов освобождения от уголовной ответственности, наказания отнюдь не противоречит принципу равенства граждан перед законом, а значит (что симптоматично), и неотвратимости ответственности, ибо суть проблемы – не в индивидуализации ответственности, а в единстве используемых при этом критериев оценки опасности деяний и лиц, их совершающих. Если при освобождении от уголовной ответственности такое единство достигнуто и оно соответствует реальным параметрам общественно опасного поведения, то не возникает и оснований для нарушения равенства граждан.

Хотя содержание понятия неотвратимости ответственности, таким образом, полностью охватывается содержанием принципа равенства граждан перед законом, по существу, является одной из форм его реализации, признание этого понятия в качестве принципа (особенно в плане обозначения одного из путей реализации Уголовного кодекса – ст. 2 УК) возможно и в немалой степени зависит от выбора законодателя.

Основным доводом в пользу такого выбора может стать следующее соображение. Определив преступление как «виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания» (ч. 1 ст. 14 УК) и посчитав тем самым наказуемость одним из его признаков, казалось бы, нелогично не признавать неотвратимость ответственности принципом Уголовного кодекса, поскольку в основании наказуемости преступления находится не что иное, как неотвратимость ответственности.

Главный же аргумент против – несоответствие этого понятия уровню принципов законодательства. Значение последних распространяется на все уголовное законодательство, а неотвратимости ответственности – лишь на ту его часть, которая определяет основания и пределы уголовной ответственности. Поэтому и как принцип неотвратимость ответственности по содержанию гораздо ближе к принципам, общим началам и т. п. назначения (индивидуализации) наказания, нежели к принципам уголовного законодательства.

Принцип личной ответственности – «Лицо, совершившее преступление, отвечает лишь за то, что было совершено им лично»190, – хотя и не назван среди принципов законодательства, представлен в нем с достаточной полнотой: ему фактически посвящена гл. 4 УК («Лица, подлежащие уголовной ответственности»).

Положение о личной ответственности органично связано со всеми принципами уголовного права. Так, принцип равенства граждан перед законом, предполагающий прежде всего единое основание уголовной ответственности (совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом), обусловливает личное участие (как минимум в качестве соучастника – ст. 33 УК) виновного в совершении преступления.

Вопрос о вине возникает лишь тогда, когда есть лицо, совершившее общественно опасное деяние. Более того, вина (психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию и его последствиям в форме умысла или неосторожности) вообще невозможна без субъекта, обладающего психикой и лишь в силу этого способного на психическое отношение к совершаемому им (своему) преступлению, а значит, немыслима без личной ответственности этого субъекта.

Только лично совершенное преступление может лежать в основе законного, справедливого и гуманного наказания.

Поэтому положение о личной ответственности – это скорее необходимый элемент (предпосылка) основания уголовной ответственности (ст. 8 УК), чем принцип уголовного законодательства.

В литературе последних лет предлагается расширить границы личной ответственности за счет установления уголовной ответственности юридических лиц, в первую очередь за совершение ими экологических и хозяйственно-экономических преступлений, считая, что от установления вины таких организаций, приостановления их деятельности, роспуска и запрета самих организаций в рамках уголовного процесса «проку было бы куда больше»191.

Между тем применение даже столь радикальных мер ответственности организаций за причинение, допустим, того же крупномасштабного экологического ущерба вполне укладывается в рамки гражданского судопроизводства, иных форм, да и, наверное, не исключается их применение (или определение о необходимости их применения, вынесенное в адрес компетентного органа) в уголовном процессе при рассмотрении дел по обвинению виновников экологических или хозяйственно-экономических преступлений. К тому же в этих случаях не надо питать слишком больших надежд по поводу преимущества уголовного закона над другими отраслями права; главное – не следует забывать, что в предотвращении подобного рода деяний важнейшую роль играют социально-экономические институты, общественный контроль.

Р. И. Михеев, А. Г. Корчагин и А. С. Шевченко пишут: «На наш взгляд, нет практической необходимости в конструировании особого субъекта уголовной ответственности – юридического лица. Мы считаем, во-первых, что для ответственности юридического лица достаточно довольно эффективных норм и санкций гражданского (и административного) законодательства. “Разбавление” же уголовного права нормами других отраслей права (гражданского, административного и др.), “растаскивание” его по частям, может привести к ликвидации уголовного права как самостоятельной отрасли права и законодательства, как научной и учебной дисциплины, превратить его в свод норм различных правовых дисциплин, труднодоступных для применения в борьбе с преступностью. Мы, во-вторых, исходим из того, что такой подход не только не повысит эффективность уголовно-правовых норм, а, напротив, серьезно снизит социальную ценность, действенность и эффективность гражданско-правовых норм в условиях становления рыночных отношений в российском обществе. Это подтверждает и практика зарубежных государств»192. Следует только добавить, что установление уголовной ответственности юридических лиц нарушает буквально все принципы уголовного права, размывает единое основание уголовной ответственности. Именно поэтому угроза подрыва фундамента уголовного права может оказаться реальной, привести к разрушению структурно-системной организации уголовного законодательства.

Если попытаться резюмировать все изложенное применительно к принципам уголовного права с позиций их социальнофилософских и юридических предпосылок, необходимо обратить внимание на следующее.

Принципы уголовного права имеют своим социолого-философским истоком одну из важнейших категорий общественного сознания – категорию социальной справедливости, глубоко и всесторонне исследованную великими философами прошлого (Платон, Аристотель, Гегель). Эти исследования в своих основных положениях сохраняют значение и в настоящее время, ибо и сейчас законы развития общества, содержание и механизм воздействия социальной справедливости на право в целом остались теми же, что и столетия назад.

Принципы уголовного права как его основополагающие идеи складываются при осознании обществом необходимости уголовноправовой охраны своих наиболее значимых интересов от общественно опасных деяний. Поскольку способы такой охраны определяются в сфере общественного сознания (а следовательно, и в сфере влияния категории «социальная справедливость») по отношению к предмету охраны и общественно опасному поведению людей, влияние справедливости на содержание уголовного законодательства имеет сквозной, всепроникающий характер.

Уравнивающая и распределяющая стороны справедливости предопределяют содержание соответственно таких принципов уголовного права, как равенство граждан перед законом и гуманизм. Первый из них включает в себя, по меньшей мере, три аспекта: равенство в правилах по отношению к предмету охраны; равенство в ответственности при совершении тождественных по общественной опасности преступлений; равенство в уголовно-правовой защищенности одинаково значимых социальных ценностей.

Второй принцип предполагает два главных момента: приоритетную защиту безопасности и основных прав и свобод человека; более снисходительное отношение к виновным лицам, диктуемое их индивидуальными особенностями (болезнь, возраст, тяжелое материальное положение и др.).

При этом не надо забывать, что идеи справедливости, равенства и гуманизма обусловливают и общий уровень требовательности и репрессивности уголовного законодательства.

Уравнивающая сторона справедливости и принцип равенства граждан перед законом как более значимый и содержательный в социальном плане и как, по-видимому, первичный в историческом аспекте обусловили (конечно, наряду с другими причинами) возникновение и содержание принципа вины. Социальная потребность в последнем порождена необходимостью в четком разграничении общественно опасного и преступного поведения от не общественно опасного и непреступного, градации по особенностям их субъективной (внутренней) стороны (форме, виду, степени вины и т. п.). Необходимость же такой градации вытекает из значения вины в формировании антисоциального (общественно опасного) свойства поступков людей. Без вины такие поступки могут быть лишь объективно вредными, но не общественно опасными и преступными. Степень вины определяет величину общественной опасности, а отсюда – и тяжесть преступления.

Именно потому, что вина обусловливает единый масштаб равенства в уголовном праве (общественно опасное поведение), она и выступает как одно из проявлений принципа равенства граждан перед законом.

Принцип законности как фундаментальная идея уголовного права связан с осознанием обществом того непреложного факта, что только закон и право могут обеспечить охрану социального уклада, интересов граждан от общественно опасных посягательств, гарантировать членам общества их личную неприкосновенность от репрессий государства в случаях соблюдения ими норм уголовного закона. С позиций справедливости, равенства, гуманизма и вины как принципов уголовного права принцип законности является необходимой предпосылкой (формой) их трансформации из идей общественного сознания и научных теорий в ткань реального уголовного законодательства. История права в России убедительно свидетельствует об этом.

Принципы уголовного права всегда существенно влияли на содержание уголовного законодательства. Причем наблюдается весьма отчетливая зависимость между степенью влияния гуманистических идей на социальное устройство общества и силой воздействия уголовно-правовых принципов на законодательство. Чем глубже укоренялись идеи справедливости, равенства и гуманизма в сознании конкретного общества (а значит, и в правосознании законодателя), тем в целом сильнее было это воздействие.

Развитие общества, усложнение характера существующих в нем социальных связей и как следствие этого – его правовой системы обусловливали адекватное уголовное законодательство. Возникнув в виде чуть более трех десятков норм в «Русской правде» (Краткая редакция), уголовное законодательство со временем превратилось в самостоятельную многоуровневую отрасль права. Влияние принципов уголовного права на содержание уголовного законодательства также стало осуществляться по нескольким направлениям, соответствующим формам их законодательного отражения (конкретно- и абстрактно-юридическим, абстрактно-социолого-правовой).

Таким образом, исходя из современных общественных реалий, когда «растет социальная роль права как сферы свободы и как минимума нравственности, как аккумулятора достижений разума, культуры и просвещения в вековечном стремлении народов к миру, свободе, справедливости, равенству, а важнейшим институтом современных правовых систем оказывается не только право собственности, но и Права Человека»193, когда воздействие принципов уголовного права на нормы уголовного законодательства приобрело глубокий и многоаспектный характер, значение исследования механизма этого воздействия на систему и содержание принципов уголовного законодательства едва ли можно преувеличивать.

§ 2. Система принципов уголовного права в теории уголовного права

Принципы уголовного права как его исходные, основополагающие, фундаментальные идеи естественным образом соотносятся с принципами права и его отдельных отраслей.

Это соотношение в юридической литературе выражалось поразному. Так, Н. И. Загородников выделял общие (социалистические демократизм, законность, гуманизм и интернационализм) и специальные (всемерная охрана завоеваний трудящихся, личная и виновная ответственность, участие представителей народа в применении и реализации норм уголовного закона, предупреждение преступлений, совпадение отрицательной уголовно-правовой и моральной оценки деяний, признаваемых преступными) принципы уголовного права194.

Г. Б. Виттенберг различал две группы основных принципов уголовного права: общеправовые и те, которые присущи только или главным образом уголовному праву как отрасли права. Основные принципы определялись им как «основные руководящие положения, на которых строится советское уголовное право»195.

Ю. А. Демидов таковыми считал «принципы, которые лежат в основе той или иной системы уголовного права, характеризуют его качественные особенности, социальную сущность». Он полагал, что основные принципы уголовного права должны отражать следующие моменты: «…задачей его является охрана социалистического правопорядка от преступных посягательств, преступность и наказуемость общественно опасных деяний определяется уголовным законом, средства уголовно-правового воздействия обращаются только против лица, совершившего преступление, и не должны сводиться лишь к каре, а служить вместе с тем задаче исправления и перевоспитания, общей и специальной превенции»196. По его мнению, к основным должны относиться следующие принципы: «уголовная ответственность только в отношении лиц, виновных в совершении преступления (принцип ответственности за вину); личный характер уголовной ответственности (персональность уголовной ответственности); соответствие уголовной ответственности опасности преступления и преступника; индивидуализация ответственности за совершение преступления; привлечение к уголовной ответственности лишь в случае, когда исправление и перевоспитание виновного и достижение целей общей превенции не могут быть обеспечены иным путем (“экономия” уголовной ответственности)»197.

Г. А. Кригер писал об общих принципах, определяющих «направления и основные черты организации правового регулирования всей системы социалистического права», и о межотраслевых и отраслевых (специальных) принципах, отражающих «специфику и конкретизирующих организацию правового регулирования в нескольких смежных отраслях и в каждой отдельной отрасли права»198.

Обращая внимание на сложность вопроса «о содержании тех идей, которые могут выступать в качестве принципов права», он выделял среди них: классовость и «принцип возможности юридической ответственности лишь за конкретное деяние – правонарушение», полагая при этом, что в уголовном праве «находят выражение непосредственно без конструирования специальных принципов такие общие принципы, как классовость, советский патриотизм и пролетарский интернационализм. Другие общие принципы, наряду с непосредственным влиянием на формирование и применение отдельных институтов и норм, получают конкретизацию с учетом специфики группы отраслей, регламентирующей борьбу с преступностью, вначале в специальных и межотраслевых принципах»199.

«Принцип законности, – подчеркивал Г. А. Кригер, – пронизывающий все право, в соответствии с требованиями которого закрепляются в законе и должны соблюдаться положения, вытекающие из всех принципов, преломляется, кроме того, в уголовном праве в специальном принципе неотвратимости уголовной ответственности за совершенное преступление. Таким образом, общеправовые, межотраслевые и специальные принципы, выступая как система и соотносясь как общее и особенное, взаимно дополняют друг друга и конкретизируют заложенные в них идеи, причем все они выступают в единстве. Только в таком случае эти принципы могут максимально способствовать развитию регулируемых ими социалистических общественных отношений»200.

А. В. Наумов к общим принципам уголовного права относит: принципы законности, демократизма, гуманизма и интернационализма; к межотраслевым – предупреждения преступлений, индивидуализации ответственности и наказания; к специальным – принцип личной ответственности только виновного (называя его также принципом субъективной ответственности)201.

П. А. Фефелов в систему уголовно-правовых принципов включает в качестве основных – неотвратность и индивидуализацию наказания; общеправовых – законность, гуманизм и демократизм; регулятивных – соответствие наказания тяжести совершенного преступления и принцип экономии репрессии202.

Разделение принципов уголовного права на общие и специальные; основные и неосновные; общеправовые (общие) и регулятивные, безусловно, способствует познанию структуры всей правовой системы, уяснению места в ней уголовного права, значения его принципов. Однако такие классификации (даже абстрагируясь от их иногда весьма произвольных оснований) носят преимущественно доктринальный, достаточно оторванный от законодательной практики характер и потому не могут быть непосредственно в ней использованы. Право в целом, его межотраслевые институты реальны лишь постольку, поскольку существуют отдельные отрасли права, закрепляющие и первое, и второе. Именно на базе отраслей права, отражающих реальности конкретных сфер общественной жизни – предмета их правового регулирования, возникает весь спектр принципов права, из которого затем в теории выделяются как общие, так и межотраслевые принципы. Поэтому уголовно-правовые принципы, скорее, не вытекают из общих принципов права, а «втекают» в них, не формируются, а формируют последние203.

Как отмечал Л. С. Явич, «чаще всего подчеркивается, что основные принципы права воплощаются в его отраслевых принципах. И это верно, если только не упускать из виду того, что сами основные принципы (как общее) есть в известном смысле наиболее абстрактное выражение отраслевых правовых принципов, не менее связанных с условиями реальной жизни, чем основные принципы, но в сравнительно ограниченной сфере юридического опосредования»204.

Сказанное не означает, что уточнение, корректировка уголовноправовых принципов с учетом общеправовых не нужна. Напротив, она полезна, но при непременном условии, что общеправовые принципы социально и научно обоснованы, а не идеологически заданы. Применительно к принципам уголовного права необходимо строже подходить и к их названиям, избегая не вполне понятных неспециалистам и не совсем удачных с точки зрения русского языка терминов типа: принцип «экономии репрессии (уголовной ответственности)» или «персональной ответственности» и т. д.

Нельзя в ущерб ясности и доходчивости закона заменять общепризнанные наименования уголовно-правовых принципов на менее понятные и более сложные только на том основании, что первые употребляются в других отраслях права, ибо никакая из отраслей, включая и конституционную, не имеет перед уголовным правом преимуществ на использование таких наименований. К тому же общие термины недвусмысленно указывают на принципиальное единство фундамента всей правовой системы.

Конкретное содержание принципов разных отраслей права, конечно, не может быть одинаковым. Однако уточнение их содержания должно происходить в четко очерченных рамках этого единства. В связи с этим следует согласиться с Н. И. Загородниковым и А. Б. Сахаровым, которые пишут: «Необходимо восстановить подлинное содержание и значение уголовного права, исходя из приоритета общечеловеческих ценностей, начал справедливости и милосердия, объективной оценки добра и зла»205.

Следует заметить, что до начала последней реформы уголовного законодательства в круг уголовно-правовых принципов теорией уголовного права в целом включались и те идеи, которые и сейчас (независимо от их отнесения в то время к разным классификационным группам) олицетворяют собой гуманизм, вину и законность, справедливость и равенство.

Напомним, что в этом аспекте назывались гуманизм, «экономия» уголовной ответственности (Н. И. Загородников, Ю. А. Демиров, А. В. Наумов, П. А. Фефелов) и вина: виновная ответственность, ответственность за вину, ответственность лишь за конкретное деяние – правонарушение, субъективная ответственность (Н. И. Загородников, Ю. А. Демиров, Г. А. Кригер, А. В. Наумов), законность (Н. И. Загородников, Г. А. Кригер, А. В. Наумов, П. А. Фефелов) и справедливость: совпадение отрицательной уголовно-правовой и моральной оценки деяний, признаваемых преступлениями, соответствие уголовной ответственности (наказания) опасности (тяжести) преступления, индивидуализации ответственности и наказания (Н. И. Загородников, Ю. А. Демиров, А. В. Наумов, П. А. Фефелов).

Хотя принцип равенства перед законом в процитированных высказываниях прямо не указывался, он, безусловно, в них предполагался либо как универсальный (находящийся за пределами системы уголовно-правовых принципов), либо как вытекающий из принципа демократизма, либо как во многом проявляющийся в принципах законности, вины и справедливости. Из упоминавшихся такие принципы, как классовость, интернационализм и патриотизм, отражали содержание советской эпохи и поэтому признавались основополагающими в уголовном праве того периода.

В начале подготовительного периода реформы советского уголовного законодательства С. Г. Келиной и В. Н. Кудрявцевым была предложена система «внутренне согласованных, взаимосвязанных» принципов, которая графически выглядит следующим образом (см. схему 2).

Схема 2. Взаимосвязь принципов советского уголовного права206.

По мнению указанных авторов, «названные принципы охватывают наиболее важные проблемы уголовного права. Сама последовательность изложения этих принципов в известной мере отражает также последовательность деятельности органов следствия, прокуратуры, суда в связи с расследованием преступления и привлечением виновного к ответственности. Первые из названных принципов формулируют руководящие идеи, касающиеся основания привлечения к уголовной ответственности, а последующие – основания назначения, исполнения и освобождения от уголовной ответственности и наказания»207.

Едва ли кто-нибудь возьмется оспаривать сказанное. Конечно, принципы уголовного права тесно связаны с его наиболее важными проблемами; имеет значение и изложение этих принципов в соответствии с основаниями и последовательностью деятельности правоохранительных органов по привлечению лиц, совершивших преступления, к уголовной ответственности с назначением или освобождением от уголовной ответственности или наказания.

Между тем гораздо большее значение и для разрешения проблем уголовного законодательства, и для деятельности правоохранительных органов имеют определение реальной структуры принципов уголовного права, выяснение механизма их влияния на законотворческий и правоприменительный процессы.

Представляется справедливым, что «в известном смысле нормы-принципы способны воздействовать и на позиции законодателя. Правда, Уголовный кодекс регулирует отношения между гражданами и государством в лице правоприменительных органов и не обращен к законодателю. Тем не менее при издании новых, изменении или отмене прежних уголовно-правовых предписаний законодатель всегда руководствуется не только объективными потребностями государства, общества, граждан, но и нравственными, этическими представлениями и правовыми взглядами советских людей, отраженными в принципах уголовного права. Принятие законодателем специальной нормы, статьи УК, закрепляющей тот или иной уголовно-правовой принцип, означало бы, что этим принципом он будет руководствоваться и в дальнейшем, в процессе разработки и принятия других уголовно-правовых норм. Представляется, что для законодателя особенное значение могли бы иметь такие закрепленные в нормах УК принципы, как принцип вины, гуманизма и справедливости»208.

Между тем, обращаясь к ст. 3 проекта Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик209, Ю. И. Ляпунов пишет, что «перечисленные в ч. 1 ст. 3 принципы расположены бессистемно, вне иерархических связей и соподчинения. В тексте статьи фундаментальные, основополагающие принципы социалистического общества – демократизм, законность, справедливость, гуманность – перемежаются с так называемыми общеправовыми принципами неотвратимости ответственности, личной и виновной ответственности. Вряд ли это удачно: по-видимому, авторы проекта руководствовались редакционными соображениями, а не существом дела»210.

«Можно, например, спорить о том, – отмечает П. А. Фефелов, – что является основой принципа неотвратимости наказания, хотя его непосредственная связь с принципом равенства граждан перед законом очевидна. Но правомерно ли полагать, что принципы гуманизма, демократизма, справедливости, ответственности основываются на принципах законности и равенства граждан перед законом? Скорее, наоборот, требования законности и равенства перед законом вытекают из идей справедливости, демократизма и гуманизма»211.

«Принципы есть основные начала, отражающие наиболее устойчивые связи; их нельзя ни модифицировать, ни ориентировать в том или ином направлении, – продолжает он далее. – Речь должна идти только о конкретизации или аккумуляции конституционных и общеправовых принципов в специфических принципах уголовного права. Индивидуализация наказания – специфический уголовноправовой принцип, поскольку он закрепляется лишь в нормах уголовного права. В других отраслях права он действует не в качестве отраслевого принципа, а как идея правосознания. Данная характеристика относится и к принципу неотвратимости ответственности. Что же касается принципа личной ответственности и принципа виновной ответственности, то они охватываются идеей индивидуализации наказания, а принцип равенства граждан перед законом конкретизируется в специфическом уголовно-правовом принципе неотвратимости наказания. Законность, гуманизм, демократизм выступают как общеправовые принципы, а принцип справедливости характерен не только для права, но и правосознания вообще, а также других форм общественного сознания. Поэтому он вряд ли может рассматриваться в качестве специфического принципа уголовного права. Справедливость ответственности в уголовном праве, так же как законность, демократизм и гуманизм, конкретизируются (аккумулируются) в конечном итоге в специфических принципах уголовного права»212.

Предложенная С. Г. Келиной и В. Н. Кудрявцевым содержательная классификация принципов уголовного права имеет важное значение. Однако такая классификация, конечно, должна точнее отражать «иерархические связи» между принципами, их соотношение по объему сферы реализации. Речь едва ли должна идти исключительно об «аккумуляции конституционных и общеправовых принципов в специфических принципах уголовного права», ибо такая постановка вопроса даже с позиций категорий «общее» и «особенное» не до конца верна, похожа на спор о терминах. Специфические принципы, как их понимает П. А. Фефелов, сравнимы с деталью без целого, отличительной особенностью без предмета, ее содержащего, с особенным без общего.

Тем не менее справедливость и гуманизм как содержательные принципы уголовного права не основываются на принципе законности, а определяет его, являясь содержанием последнего213. Верно и то, что роль принципа справедливости, характерного как для «правосознания вообще», так и для «других форм общественного сознания», не совсем такая, какой ее представляют авторы приведенной схемы. Если разговор идет о системе принципов уголовного права как «основной, «вечной»214 отрасли российского права (именно такая система наиболее продуктивна в законотворческом и правоприменительном отношении), то проблема ее выявления, по крайней мере, включает в себя следующие аспекты.

Это система действительно принципов уголовного права, а не названных таковыми принципов уголовного законодательства. Поэтому она должна отражать как минимум три уровня принципов: уголовного права, уголовного законодательства, отдельных категорий и институтов уголовного законодательства.

Эта система существует лишь в связи с предметом уголовного права, ибо в противном случае такие принципы (основополагающие начала) не будут обладать собственным уголовно-правовым содержанием и, значит, попросту не будут иметь прямого отношения к уголовному праву.

Поскольку система принципов уголовного права входит в структуру общественного и правового сознания, ее схема должна отражать не только внутреннюю структуру и содержание этих принципов, но и внешние связи между ними и указанными формами общественного сознания. Иначе не будет определено ее место как подсистемы правового сознания в общих системах правосознания и общественного сознания. Плодотворной может оказаться и попытка установления внешних связей с принципами других отраслей права. К сожалению, и в новейшей юридической литературе исследований системы принципов уголовного права через призму указанных аспектов фактически не проводится. Так, сохраняется подход к законности как к «важнейшему принципу УК»215. Осознается и обусловленность такой системы. По мнению А. И. Бойко, «требуются разнохарактерные принципы и разновеликие цели, нужна их система (курсив наш. – В. М.). Принципиальность, таким образом, необходима. Она означает внутреннее единство и взаимную дополняемость сформулированных правовых идей»216.

Различаются и категории принципов, находящихся в сфере уголовного права: уголовного права и кодификации в уголовном праве217. «Принципы уголовно-правового воздействия на преступность, – пишет Н. А. Лопашенко, – складываются из принципов уголовного права, выражающихся в законодательных принципах, и принципов самой деятельности по созданию и применению уголовного закона»218.

Обращается внимание, пусть и на значимые, но отдельные моменты в характеристике системы принципов уголовного права. «Задачи, стоящие перед уголовным правом, – подчеркивает А. В. Наумов, – решаются на основе его принципов, т. е. основных, исходных начал, в соответствии с которыми строится как его система, так в целом уголовно-правовое регулирование»219.

Система принципов уголовного права дополняется принципом неотвратимости ответственности220.

Модельный уголовный кодекс для стран – участниц СНГ (рекомендательный законодательный акт, принятый Межпарламентской ассамблеей СНГ в феврале 1996 г.) рассматривает «не только принципы Уголовного кодекса, но и принципы уголовной ответственности. Таких принципов он устанавливает семь: законности, равенства перед законом, неотвратимости ответственности, личной и виновной ответственности, справедливости и гуманизма»221.

Принципы уголовного права (с учетом того, что уже было сказано о них в предыдущем параграфе) отличаются от принципов уголовного законодательства в целом настолько, насколько отрасль права и отрасль законодательства не совпадают по своему содержанию.

Не вдаваясь в подробности сложнейшей (еще со времен Аристотеля) и до конца так и неразрешенной общетеоретической проблемы разграничения понятий «право» и «закон», приведем выдержку из одного из последних исследований на эту тему.

Так, А. В. Мицкевич пришел к выводу, что система права дает «доктринальное выражение закономерностей, общих связей содержания правовых велений, достаточных для познания внутренней формы права. Законодательство как главный источник права выступает внешней его официальной формой, необходимой для практического применения. Как уже отмечалось, такая точная официальная, а потому и защищенная государством форма – необходимое свойство позитивного права, т. е. законодательства и иных источников права (внешних форм установления, изменения или отмены правовых норм). Таково, на наш взгляд, соотношение системы права как его внутренней формы или структуры, выявляющей его закономерности, имманентные свойства, с одной стороны, и системы законодательства как внешней формы выражения позитивного права – с другой»222.

Между принципами уголовного права и принципами уголовного законодательства во многом и наблюдается соотношение по типу «содержание» и «форма». Содержание первых посредством как обычных норм законодательства, так и норм, специально посвященных последним, входит в ткань уголовного законодательства, становясь отражением его принципов. Принципы же уголовного законодательства, закрепленные в его нормах, придают принципам уголовного права официальную, обеспеченную государством юридическую форму.

Вместе с тем, в отличие от системы права, принципы уголовного права не являются только доктринальным отражением его основополагающих идей. Принципы уголовного права как идеи, близкие большинству членов общества (по крайней мере, значительной его части), могут даже законодателем осознаваться лишь на конкретном, практическом уровне. Тем не менее через сферу общественного правосознания они оказывают формирующее воздействие на содержание норм уголовного законодательства.

Поскольку «позитивное право обусловлено развитием общественных отношений (курсив наш. – В. М.), складывающихся в каждом конкретном обществе и государстве»223, постольку его внешняя, официальная форма (уголовное законодательство в том числе) не может не зависеть от отражения этой обусловленности в общественном сознании.

Частным проявлением такой зависимости как раз и выступает подчиненность принципов уголовного законодательства принципам уголовного права, ибо последние есть непосредственное отражение упомянутой обусловленности в общественном сознании, а первые – только ее опосредованный образ в уголовном законодательстве.

Поэтому нельзя отвергать справедливость как принцип уголовного права по той причине, что этот принцип характерен и для правосознания, и для других форм общественного сознания (П. А. Фефелов). Принципы уголовного права – это и есть принципы правосознания, ибо «правосознания вообще» не существует. Правосознание (подчеркнем, в обеих его формах – идеологии и психологии) формируется лишь на основе конкретных явлений общественной жизни. Среди таковых заботы и тревоги об охране от преступных посягательств личности, собственности, порядка в обществе и т. д. всегда занимали и занимают одно из первых мест (если не первое) для каждого человека. Соответственно этому огромно и значение уголовно-правового сознания для правосознания в целом, а принципов уголовного права – для принципов правосознания. Отсюда исключение принципов уголовного права из числа принципов правосознания означает не что иное, как лишение последних существенной части своего содержания.

Между тем не следует думать, что принципы отраслей права чисто арифметически входят в перечень принципов правосознания. При формировании содержания последних для общественного сознания характерен момент абстрагирования от принципов конкретных отраслей права. Однако данное обстоятельство не предполагает механического отрицания значения отраслевых принципов для принципов правосознания и, следовательно, такой постановки проблемы: принципы уголовного права – это принципы правосознания применительно в предмету уголовного права, иначе говоря, к преступлению и наказанию.

Уголовно-правовые принципы выступают принципами правосознания в той мере, в какой социальные реалии, находящиеся в сфере уголовного права, влияют на общественное правосознание. При этом принципами правосознания могут быть только такие принципы, которые имеют опору в реальных отраслях права.

«Было бы, однако, ошибочно полагать, – писал Л. С. Явич, – что принципы правосознания тождественны принципам права. И те и другие являются юридическими принципами, но первые не всегда и не в полном объеме могут воплощаться в объективном и субъективном праве. В то же время неверно считать, что основные принципы, не закрепленные в нормах права, нельзя относить к юридическим (правовым) принципам. Принципы правосознания тоже юридические принципы»224.

Это справедливо, если считать принципы законодательства одновременно и принципами права. При их разграничении принципы права если и не тождественны, то, во всяком случае, образуют социальный фундамент принципов правосознания. Без такого фундамента последние могут оказаться пустой абстракцией.

Принципы права «пронизывают (должны пронизывать) всю структуру права – правосознание, нормы, правоотношения, а также правоприменительную практику. Каждый принцип – это идея, т. е. мысль как продукт человеческого мышления об общем и наиболее существенном представлении о праве, правовом мировоззрении, о ценности права. Идеи-принципы дают представление о долженствующем в праве, каким оно должно быть. Таким образом, принципы права как идеи – категория правосознания»225.

Принципы уголовного права – справедливости, равенства, гуманизма, вины и законности, – как показывает история российского законотворчества, всегда находили свое отражение в законодательстве именно потому, что во все времена воспринимались как основополагающие идеи правосознания.

Социальная справедливость на самом деле одна из центральных категорий общественного сознания, но из этого вовсе не следует, что принцип справедливости не может рассматриваться «в качестве специфического принципа уголовного права» (П. А. Фефелов).

Сначала, правда, необходимо уточнение, ибо сама постановка вопроса о подразумевающемся одноуровневом характере справедливости и «специфических принципах уголовного права» неверна. Справедливость имеет несколько уровней: общесоциальный, правовой, законодательный, категорий и отдельных институтов уголовного законодательства. Лишь на последнем из названных уровней находится «индивидуализация наказания – специфический уголовноправовой» и «основной», по П. А. Фефелову, принцип. Однако может ли быть основным принципом уголовного права принцип, относящийся лишь к институту назначения наказания? Ответ очевиден: в силу недостаточного объема (действительной специфичности) ни принципом уголовного права, ни принципом уголовного законодательства он объявлен быть не может.

Принципы уголовного права как основные идеи правосознания обладают большим или меньшим значением для других отраслей права, но по своей сути, форме, тем более, по названиям, они в гораздо большей мере общие, нежели специфические226, сугубо уголовно-правовые, принципы права вообще.

Свою специфику при безусловном сохранении общего, отразив содержание предмета уголовного права и став его нормами, имеют принципы уголовного законодательства.

Вместе с тем наиболее специфичны принципы категорий и отдельных институтов уголовного права: ярко выраженные отличительные черты, особенности, своеобразие характера и т. п. Однако как раз поэтому они и не могут быть принципами уголовного законодательства и уголовного права.

Уяснение системы принципов уголовного права не будет полным без установления их соотношения с системами принципов других отраслей права. Исследование содержания и структуры таких правовых систем на основе российского законотворческого опыта, исходя из содержания и научных представлений о соответствующих отраслях права, в итоге позволяет не только сформулировать единые, действительно обусловленные социальной жизнью межотраслевые принципы права, но и взглянуть на уголовно-правовые принципы со стороны и этих единых, реальных принципов права, и принципов иных его отраслей.

Исследование уголовно-правовых принципов в связи с принципами других отраслей права расширяет возможности как уточнения содержания соответствующих правовых систем, так и определения степени их взаимопроникновения, влияния друг на друга. Поскольку, однако, исследований подобного рода (особенно в плане выявления правовых и законодательных принципов, их свойств и взаимосвязей) применительно к отдельным отраслям права в отечественной юриспруденции фактически не проводилось, а устранение пробела в таких исследованиях требует соединения усилий специалистов всех отраслей права, сегодня возможно только в общей форме с позиций уголовного права обозначить соотношение его принципов и принципов других отраслей права. При этом, думается, необходимо руководствоваться следующими основными положениями.

Первое. Системы принципов отраслей права в целом обусловлены одними и теми же социальными детерминантами, среди которых социальной справедливости принадлежит ведущее значение. Это и предопределяет единство таких систем. Их различие прежде всего связано с многообразием аспектов социальной справедливости, неодинаково проявляющихся в разных отраслях права, со спецификой предмета и метода его отраслей.

Второе. Принципы права и принципы законодательства – не одно и то же. Первые на уровне общественного правосознания непосредственно связаны с социальной справедливостью и предметом отраслей права, а вторые – их более или менее адекватное отражение в нормах законодательства, как правило, применительно к реальным и конкретным формам поведения людей.

Третье. Соотношение принципов отраслей права как их основообразующих идей не может не находиться в пределах соотношения существующих отраслей права. Поэтому и общие параметры соотношения уголовно-правовых принципов и принципов других отраслей права также не могут выходить за границы этой сферы.

Ранее автором настоящей работы уже предпринималась попытка определения места уголовного права в системе отраслей законодательства (см. схему 3)227.

Схема 3

Предлагаемая схема, несомненно, больше пригодна для обозначения общего соотношения принципов уголовного законодательства с принципами других отраслей законодательства, нежели для иллюстрации соотношения между принципами права в их узком смысле. Последние как идеи общественного правосознания не могут иметь в данной нематериальной сфере столь жесткое выражение. Вместе с тем общественное сознание, безусловно, отражает как содержание основополагающих для права идей, так и их иерархию, значение для общества. Все это, в конечном счете, и образует фундамент реальной правовой системы, фиксируется в соотношении между отраслями законодательства, а следовательно, и их принципами.

Принципы конституционного права именно потому и занимают в иерархии принципов права самое высокое положение, что в них отражается наиболее важный срез «практики как реальной общественной жизни»228, поскольку с учетом их содержания в конституционных нормах как раз и закрепляется система общественных отношений существующего общества.

В Конституции Российской Федерации «нашли свое признание и нормативное закрепление все три основных компонента (аспекта, характеристики и свойства) правовой государственности – гуманитарно-правовой (права и свободы человека и гражданина), нормативно-правовой (конституционно-правовая природа и требования ко всем источникам действующего права) и институциональноправовой (система разделения и взаимодействия властей)»229. Очевидно, что принятию Конституции РФ 1993 г., существенно обновившей, по сравнению с Конституцией РСФСР 1978 г., содержание этих трех компонентов государственности, предшествовали изменения в общественном сознании, связанные с утверждением в обществе новых приоритетов, среди которых идеи высшей ценности, незыблемости и всемерной защищенности прав и свобод человека и гражданина получили самое яркое воплощение.

Хотя УК 1996 г., без всякого преувеличения, создавался под многоаспектным и всепроникающим («сквозным») влиянием конституционных норм на его структуру и содержание, соотношение принципов уголовного права с принципами конституционного права отнюдь не является таким же однозначно подчиненным.

Принципы уголовного права во многом обусловлены теми же реальными социальными явлениями, что и принципы конституционного права. Поэтому их формирование на основе непосредственного воздействия этих явлений может происходить параллельно последним, а нередко и опережать возникновение принципов собственно конституционного права. Особенно это касается гуманитарно-правового компонента государственности, ибо охрана прав и свобод человека и гражданина (независимо от того, продекларированы ли они в Конституции, насколько полны с позиций сегодняшнего дня и какими словосочетаниями обозначены) от преступных посягательств всегда составляла и составляет сердцевину уголовного права.

Отсюда весьма убедительным выглядит предположение о том, что именно вокруг гуманитарно-социальных предпосылок уголовного права (включающих в себя социальную потребность в охране интересов пострадавших от преступлений и соблюдении гуманитарных прав преступников как членов общества) складывались не только его принципы, но и общие принципы (по крайней мере, их значительная часть) российского права. Во всяком случае конституционное право, возникшее позже уголовного (до начала ХХ в. Россия обходилась без Конституции), а значит, и его принципы, на эту роль претендовать не могут. Тем не менее принципы уголовного права в действующей, наиболее соответствующей общечеловеческим идеалам Конституции России представлены со всей скрупулезностью и полнотой, что как раз и свидетельствует об их общем для права характере.

Так, принцип равенства граждан перед законом и судом сформулирован в ст. 19 Конституции, разнообразие же его оттенков отражено и во множестве других ее норм (ст. 3, 5, 6, 8, 13, 14, 15, 32, 34 и др.). Принцип гуманизма, венчающий вершину закрепленных в Конституции социальных ценностей (ст. 2), представлен в ней очень широко (к примеру, см.: ст. 7, 17, 18, 20–44, 54). В Конституции определено также содержание принципов справедливости (ст. 50), вины (ст. 49) и законности (ст. 6, 15, 16, 22, 35, 47, 55).

Вместе с тем принципы конституционного права как самые общие и в то же время наиболее концентрированные идеи правосознания, отражающие, по существу, характер взаимоотношений личности, общества и государства, в значительной степени влияют и на содержание принципов уголовного права. Так, достаточно ясно, что идея приоритета личности над обществом и государством сначала возникла как идея конституционного права, была воплощена в нормах Конституции 1993 г.230, а лишь затем через сферу правосознания и посредством обратного воздействия на него измененного конституционного законодательства она обусловила появление новых аспектов в общественном представлении о содержании принципа гуманизма в отечественном уголовном праве.

Принципы административного права в силу того, что «предмет административно-правового регулирования широк, многообразен, полифоничен»231, и по причине меньшей выраженности его гуманитарно-социальной составляющей, чем в предмете уголовного права (лишь в том плане, что оно с позиций психологии охраняет менее значимые общественные ценности и (или) от причинения им меньшего ущерба, что в целом строгость административных взысканий на несколько порядков ниже, нежели уголовного наказания), представлены в общественном правосознании не столь ярко, как уголовно-правовые принципы.

Что уж говорить о степени отражения предмета административного права в правовой психологии, когда представители правовой идеологии вынуждены констатировать: «Долгие годы устойчивость принципов административного права в нашей стране объяснялась не только давней традицией, но и преобладанием команднобюрократических методов управления. Их критика в последнее время привела к явному охлаждению научного интереса к административному праву и его очевидной недооценке на практике. Отсюда – “метания” в поисках объема государственного управления и его регулирования, путей построения исполнительного аппарата. И, как следствие, отрасль административного законодательства стала “рассыпаться”»232.

Аморфный предмет «рассыпающейся» отрасли законодательства, нюансы административно-правового регулирования управленческой деятельности государства, взыскания за нарушения такой деятельности, которые из-за их незначительности едва ли вообще способны вызвать чувства восстановления социальной справедливости или глубокого сострадания к невиновным, конечно, меньше привлекают к себе общественное внимание, нежели преступления, посягающие на личность, общество или государство, чем судьбы злодеев либо, наоборот, невинных жертв уголовно-правового разбирательства.

На основе социальных явлений, пользующихся меньшим общественным спросом, естественно возникает и меньше идей как принципов общественного правосознания.

В числе «демократических установлений» в сфере административной ответственности называются: «1) закрепление принципа ответственности только при наличии вины; 2) нацеленность мер ответственности не на кару, а на профилактику правонарушений; 3) преодоление нигилизма в отношении необходимости детальной проработки процессуальных правил; 4) использование принципа «конкурирующего законодательства» при разграничении компетенции между Федерацией и ее субъектами; 5) сужение полномочий правительства и местных органов в формировании составов административных правонарушений; 6) создание предпосылок для усиления роли закона в регламентации административной ответственности»233.

Именно с «административно-деликтным правом», входящим в предмет административного права и устанавливающим «так называемые административно-деликтные (административно-юрисдикционные) отношения, т. е. отношения, которые возникают в процессе применения мер административного принуждения уполномоченными органами и должностными лицами к субъектам, нарушающим обязательные для всех правила поведения»234, прежде всего и соприкасается уголовное право.

Административное право в этой части имеет охранительный характер и по содержанию очень близко к уголовному праву. Их объединяет единство социального субстрата: общественно опасного поведения людей, правда, выражающего в зависимости от тяжести поразному: в уголовном праве в виде преступления, а в административном – проступка. Отсюда не может существенно отличаться и содержание идей, обусловленных таким поведением. Более того, они по своему характеру не могут не быть едиными, хотя степень их выраженности в общественном правосознании различна.

Вспомним, что Уложение о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1885 г. включало в себя и уголовно-правовые, и административно-правовые нормы. Иными словами, исторически в России одни и те же идеи правосознания определяли основания досоветского уголовного и административно-деликтного права. Симптоматично, что разъединение последних в советский период происходило в условиях крайнего умаления роли принципов уголовного права в формировании содержания законодательства государства диктатуры пролетариата.

Сегодня, когда высшим приоритетом стало соблюдение и защита прав и свобод личности, наконец, настала пора восстановить истинное значение идей справедливости, равенства и гуманизма, законности и виновной ответственности в законодательстве об административных правонарушениях. Ведь предлагаемый выше перечень «демократических установлений» – это лишь бледная и отнюдь неполная копия указанных конституционных идей, имеющих основополагающее и для законодательства в сфере административной ответственности значение.

Примечательно, что в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях 2001 г., хотя, по сравнению с УК 1996 г., в несколько смягченной форме, именно эти идеи-принципы и обозначены: принцип равенства перед законом (ст. 1.4), вины («Лицо подлежит административной ответственности только за те административные правонарушения, в отношении которых установлена его вина» – ч. 1 ст. 1.5), законности («Лицо, привлекаемое к административной ответственности, не может быть подвергнуто административному наказанию и мерам обеспечения производства по делу об административном правонарушении иначе как на основаниях и в порядке, установленном законом» – ч. 1 ст. 1.6), гуманизма («При применении мер административного принуждения не допускаются решения и действия (бездействие), унижающие человеческое достоинство» – ч. 3 ст. 1.6).

Поскольку в главе 1 КоАП РФ («Задачи и принципы законодательства об административных правонарушениях») прямо не говорится о принципе справедливости, казалось бы, можно сделать вывод о его игнорировании законодателем. Однако едва ли это так. Вопервых, как уже ранее отмечалось, принцип справедливости реализуется в законодательстве прежде всего по своим уравнивающей и распределяющей сторонам. Потому констатация принципов равенства (ст. 1.4) и гуманизма (ч. 3 ст. 1.6) может в целом оказаться достаточной и для обозначенности принципа справедливости в КоАП. Во-вторых, положение закона о том, что «при назначении административного наказания физическому лицу учитываются характер совершенного им административного правонарушения, личность виновного, его имущественное положение, обстоятельства, смягчающие административную ответственность, и обстоятельства, отягчающие административную ответственность» (ч. 2 ст. 4.1 КоАП), и его требование, что «никто не может нести административную ответственность дважды за одно и то же административное правонарушение» (ч. 5 ст. 4.1 КоАП), как раз в основном и образуют содержание принципа справедливости в сфере административной ответственности. В-третьих, все же не следует забывать, что вывод о мере реализации принципа справедливости в административном законодательстве в целом (как, впрочем, и принципов, указанных в главе 1 КоАП) возможен лишь после углубленного исследования содержания всей массы составов правонарушений, предусмотренных Особенной частью КоАП, ибо именно здесь соответствие административного наказания тяжести проступка и гуманизм к субъектам административно-правовых отношений обретают свое окончательное нормативное выражение. Понятно, что время для подведения итогов таких исследований еще не наступило.

В отличие от административно-деликтного гражданское право235, хотя и содержит весьма разветвленную систему мер, обеспечивающих гражданские права (см., например, ст. 12 ГК РФ «Способы защиты гражданских прав»), в общем не может быть охарактеризовано как охранительная отрасль права. Кроме связей, обусловленных единством общественно опасного поведения, в гораздо большей степени гражданское право связано с уголовным правом необходимостью уголовно-правовой охраны общественных отношений, составляющих предмет гражданско-правового регулирования. Это именно одна из тех «профилирующих»236, «базисных»237 отраслей права, предназначенных для уголовно-правовой охраны. Поэтому гражданскому праву здесь принадлежит определенный приоритет над уголовным правом. Между тем такой «содержательный» приоритет не перерастает в вертикальные отношения «подчинения», юридическая сила данных отраслей права равна.

Также в целом соотносятся принципы уголовного и гражданского права. «Гражданское законодательство, – записано в ч. 1 ст. 1 ГК РФ, – основывается на признании равенства участников регулируемых им отношений, неприкосновенности собственности, свободы договора, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимости беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты».

Следовательно, в основании принципов гражданского законодательства находится не только принцип социальной справедливости238 (равенство участников гражданско-правовых отношений), но и другой фундаментальный принцип социальной государственности – принцип свободы239 (неприкосновенность собственности, свобода договора, недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, беспрепятственное осуществление гражданских прав). «Правовое государство и воспринимается в качестве такового, – отмечает А. С. Мордовец, – в силу принципа ограничения воли реальными объективными отношениями, в основе которых, как известно, лежат свобода и равенство его участников. Тем самым принцип свободы и равенства прав человека определяет пределы законотворческой и правоприменительной деятельности органов государства. Одновременно обеспечение прав и демократических свобод является обязанностью последнего»240.

Если принципы гражданского права – это идеи правосознания, реализация которых в законодательстве обеспечивает формирование справедливого и свободного гражданского общества, то принципы уголовного права как идеи правосознания выступают основаниями законодательства, обеспечивающего справедливую охрану наиболее важных ценностей общества от наиболее опасных посягательств на них. Содержание принципов уголовного права, определяемое применительно к социальным ценностям существующего гражданского общества, структура и содержание отношений в котором складывается и под влиянием гражданско-правовых идей, таким образом, в конечном счете зависит и от принципов гражданского права.

Соотношение принципов уголовного права и принципов уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права241 во многом обусловливается тем обстоятельством, что уголовнопроцессуальное и уголовно-исполнительное право по существу являются формами реализации уголовного права. Отсюда и принципы этих отраслей права в своем большинстве по отношению к принципам уголовного (конечно, и конституционного) права имеют функциональное, подчиненное значение.

В Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации 2001 г. определены следующие принципы уголовного судопроизводства: законность при производстве по уголовному делу (ст. 7), осуществление правосудия только судом (ст. 8), уважение чести и достоинства личности (ст. 9), неприкосновенность личности (ст. 10), охрана прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве (ст. 11), неприкосновенность жилища (ст. 12), тайна переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ст. 13), презумпция невиновности (ст. 14), состязательность сторон (ст. 15), обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту (ст. 16), свобода оценки доказательств (ст. 17), язык уголовного судопроизводства (ст. 18), право на обжалование процессуальных действий и решений (ст. 19).

Хотя принципы уголовно-процессуального законодательства опираются на нормы Конституции Российской Федерации (см., к примеру: ст. 2–4, 6, 15, 16, 17–19, 21–32, 35, 45–55, 56, 118–126), на уровне общественного правосознания они представляют собой лишь отдельные проявления его наиболее глубоких общих идей.

Так, думается, что принцип законности вбирает в себя положения об осуществлении правосудия только судом, обеспечении подозреваемому и обвиняемому права на защиту, о свободе оценки доказательств и праве на обжалование процессуальных действий и решений.

Огромное значение принципа законности как раз и обусловливается содержанием и характером современного уголовного процесса. «Истинное лицо правовой системы, степень приближенности того или иного государства к идеалу правового, – подчеркивают С. А. Колосович и И. А. Кузнецов, – определяется не количеством закрепленных в законодательстве прав и свобод личности, а реальностью, степенью надежности демократического механизма их осуществления. Без анализа юридического процесса, правил юридической процедуры, процессуального права в целом невозможно объективно оценивать реальное состояние механизма правового регулирования, так как очевидно, что в обществе, в котором человек, его права и свободы объявляются высшей ценностью, демократическое процессуальное право, опосредуя взаимоотношения государства и индивида, является гарантом защиты прав и свобод личности, важным средством координации частного и публичного интереса»242.

Современное уголовно-процессуальное право как реальный и надежный демократический механизм, средство координации частного и публичного интереса, право юридической процедуры (в самом высоком конституционном смысле) именно потому и является гарантом защиты прав и свобод личности, что основано на неуклонном и строгом соблюдении принципа законности, подробнейших правил юридической процедуры. По существу это право процедурное, право формы и ее приоритета во имя соблюдения прав и свобод граждан над правом материальным, содержательным – уголовным правом.

Однако этот приоритет ограничен рамками обеспечения презумпции невиновности, законного и, подчеркнем, справедливого отношения к виновным лицам, когда наказание, пусть и не выходит за пределы, предусмотренные соответствующим уголовным законом, но по своему размеру не является «несправедливым как вследствие чрезвычайной мягкости, так и вследствие чрезвычайной суровости». Как отмечает И. Я. Козаченко, «в трактовке философской науки о праве связь уголовного (материального) и уголовно-процессуального права подчинена диалектике соотношения содержания и формы. Уголовно-процессуальное право – это своеобразная форма установления виновности лица в совершенном преступлении»243.

Презумпция невиновности: «Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда» (ч. 1 ст. 49 Конституции), следовательно, помимо всего прочего выступает способом установления невиновного или виновного отношения лица к общественно опасному деянию, запрещенному УК под страхом наказания. Поскольку определение невиновного причинения вреда (ст. 28 УК), форм (ст. 24 УК) и видов вины (ст. 25–27 УК), а также установление круга деяний, содержащих все признаки состава преступления (ст. 8 УК), осуществляются исключительно на основании норм федерального уголовного закона (УК РФ), принцип вины (ст. 5 УК) выступает определяющим по отношению к содержанию презумпции невиновности как принципу уголовного процесса.

Отдельные аспекты принципа равенства граждан перед уголовно-процессуальным законом отражают положения об осуществлении правосудия на началах равенства граждан перед законом и судом; использовании государственного языка Российской Федерации и государственных языков республик в качестве языка уголовного судопроизводства; осуществлении судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (ст. 15, 18 УПК РФ). Между тем и здесь данные положения – прежде всего наиболее эффективный способ установления невиновности или вины лица в общественно опасном деянии, а в конечном счете, и реализации принципа равенства граждан в уголовном праве.

Положения об уважении чести и достоинства личности, об охране прав и свобод человека и гражданина, о неприкосновенности жилища, тайне переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений – не что иное, как проявления принципа гуманизма в уголовно-процессуальном праве. При этом опять-таки его содержание тесно связано с уголовно-правовым пониманием принципа гуманизма, в соответствии с которым уголовное законодательство обеспечивает безопасность человека, а наказание не может иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства (ст. 7 УК).

Очевидно единство принципов уголовного права и принципов уголовно-исполнительного законодательства, поскольку среди последних прямо перечислены законность, гуманизм и равенство осужденных перед законом (ст. 8 УИК РФ 1996 г.). Вполне объяснимо и отсутствие в их перечне принципа вины, ибо назначение наказания лицу, совершившему преступление, с учетом общих начал и специальных правил его назначения (ст. 60–72 УК) предполагает обязательную оценку содержания, формы, вида и степени вины в мере наказания, определяемого осужденному. Возникновение же после вступления приговора в законную силу уголовно-исполнительных отношений переводит подсудимого (обвиняемого) в разряд отбывающих наказание, а следовательно, в претерпевающих, несущих (как бы «гасящих») свою вину осужденных. Государству уже не надо доказывать вину осужденных, оно обязано лишь обеспечить соответствующие закону условия отбывания наказания (а значит, и меры вины) по обвинительному приговору суда.

Как отмечается в юридической литературе, «принцип дифференциации и индивидуализации исполнения наказаний является производным от принципа справедливости ответственности и наказания (ст. 4 УК)»244.

Очень близок по содержанию к принципам справедливости и гуманизма принцип рационального применения принудительных средств и стимулирования правопослушного поведения, ибо «это “стороны одной медали”», так как усиление карательных принудительных мер воздействия неизбежно снижает меры позитивного стимулирования осужденных, и наоборот»245. Различие, пожалуй, заключается лишь в основаниях реализации этих принципов. В уголовном праве лицо, совершившее тяжкое или особо тяжкое преступление, подвергается строгому, но справедливому наказанию, а совершившее преступление небольшой или средней тяжести – менее строгому и, следовательно, более гуманному. В уголовно-исполнительном праве к осужденным, исполняющим свои обязанности (ст. 11 УИК), применяются гуманные меры стимулирования их правопослушного поведения, а к их нарушающим их – справедливые и рациональные принудительные средства.

Принципы демократизма и соединения наказания с исправительным воздействием в уголовно-исполнительном праве органически сочетаются соответственно с уголовно-правовыми принципами равенства и справедливости.

Первый, связанный с установлением правовых основ и закреплением гарантий участия общественных формирований в реализации такой специфической государственной функции, как исполнение уголовного наказания246, одновременно отражает и тенденцию к расширению возможностей в осуществлении этой функции других общественных субъектов (следовательно, и их определенное уравнивание со специальными органами государства), к максимально возможному уменьшению ограничений для участия осужденных в социальной жизни страны (значит, и к все большему нивелированию общественного неравенства между подвергнувшимися наказанию лицами и другими гражданами).

Второй, основными средствами реализации которого являются: «установленный порядок исполнения и отбывания наказания (режим), воспитательная работа, общественно полезный труд, получение общего образования, профессиональная подготовка и общественное воздействие» (ч. 2 ст. 9 УИК), фактически и представляет собой частичное восстановление социальной справедливости как цели наказания (ч. 2 ст. 43 УК).

Резюмируя сказанное о системе принципов уголовного права, попытаемся графически отобразить ее структуру и связи с обусловливающими принципы социальными явлениями (см. схему 4).

Содержание социальной справедливости как одной из центральных категорий общественного сознания в конечном счете зависит от конкретных социальных условий реального общества (как раньше говорили, от его экономического базиса), поведения людей и тех социальных (духовных и материальных) ценностей, которые создаются таким поведением, отношений членов общества между собой и по поводу указанных ценностей. Иными словами, содержание категории социальная справедливость обусловливается социальными ценностями и поведением людей реального общества.

Поэтому и содержание справедливости как принципа уголовного права (правосознания) обусловливается содержанием категории «социальная справедливость» применительно к предмету уголовного права: предмету уголовно-правовой охраны и общественно опасному поведению, ибо последние являются не чем иным, как наиболее важными социальными ценностями и разновидностью поведения людей реального общества.

Схема 4

Поэтому и принцип справедливости – наиболее насыщенный и широкий в социальном плане – по своим уравнивающей и распределяющей сторонам предопределяет содержание принципов равенства и гуманизма. Принцип равенства, в свою очередь, обусловливает основания принципа вины. Ведь последний есть не что иное, как субъективное (внутреннее, психологическое) основание равенства граждан в уголовном праве. Поскольку уголовно-правовое содержание справедливости (как и принцип равенства по отношению к принципу вины) может быть не исчерпанным в принципах равенства и гуманизма, не исключается и прямое влияние справедливости (конечно, и принципа равенства) на принцип законности. Между тем, так или иначе (прямо или опосредованно), все содержательные принципы уголовного права (справедливости, равенства, вины и гуманизма) воздействуют на содержание уголовного законодательства только посредством формального (служебного, функционального) принципа законности. Чтобы выступать основными, фундаментальными идеями уголовного законодательства, принципы уголовного права как минимум должны получить в нем свое отражение. Следовательно, без предусмотренности, закрепления в уголовном законе (что и образует сущность принципа законности) принципы уголовного права попросту не могут состояться как принципы уголовного законодательства.

Создаваемое для охраны наиболее важных общественных отношений (предмета уголовно-правовой охраны) от общественно опасного поведения людей уголовное законодательство именно поэтому и вбирает в себя содержание этих двух социальных феноменов. Вместе с тем формирование содержания уголовного законодательства происходит при безусловном влиянии на этот процесс идей общественного правосознания: справедливости, равенства и гуманизма, вины и законности. Следовательно, принципы уголовного законодательства не могут не отражать содержания указанных идей применительно к предмету уголовно-правовой охраны и общественно опасному поведению. Не могут они также находиться и вне границ уголовного законодательства.

Таким образом, исследование указанных принципов следует осуществлять строго на основе действующего уголовного законодательства с непременным учетом нынешнего состояния предмета уголовно-правовой охраны и криминогенных реалий современного периода. Поскольку же исследованию идей социальной справедливости и справедливости в уголовном праве отведено значительное место в первой и второй главах настоящей работы, а свое влияние на уголовное законодательство принцип справедливости оказывает в первую очередь через принципы равенства и гуманизма, анализ принципов уголовного законодательства целесообразнее начать с принципа равенства граждан перед законом.