Глава 6
О том, как нас с Озриэлем почти научили летать
Перерыв ещё не начался, и повсюду стояла торжественная тишина, нарушаемая лишь гулом учебного процесса за закрытыми дверями.
Ифрит остановился и встряхнул меня.
– Тебе как, лучше?
– Да… – выдавила я. – Кто Марсий такой?
– Наследный принц.
– Наследный кто?
– Сын короля.
– Хочешь сказать, будущий правитель Затерянного королевства?
– Именно.
– То есть он принц, который учится на принца?
– Ну, вообще-то никому не положено знать, кто он. Марсий здесь инкогнито.
– Но все об этом знают?
– Ага.
– Он отлично умеет не выделяться.
Мы двинулись дальше по коридору.
– По правде сказать, тут не только его вина: трудно не выделяться, когда к тебе приставлены телохранители, а под апартаменты отвели целый этаж.
– А что с его рукой?
– Руками, – поправил Озриэль. – Он превращает в чугун всё, к чему прикасается. У него даже прозвище есть – Чугунок. Только об этом тсс-с-с-с.
– Но оно всем известно?
– Точно.
– Чугун, значит… полезное свойство! И дворцовые кухарки всегда при кастрюльках. Хотела бы я такие ручки…
– Уверена?
Я взглянула вниз, на наши с Озриэлем переплетенные пальцы, и промолчала, а потом тихонько высвободилась.
Мы ещё немного прошагали в тишине.
– Что-нибудь почувствовала в аудитории? – спросил он, когда мы спустились на несколько этажей ниже.
Я покачала головой:
– Нет.
– Точно? Совсем-совсем ни к кому? – участливо осведомился ифрит.
– Точно.
– Жаль, – сказал Озриэль, и его лицо просветлело.
– Хотя нет, погоди, мой последний напарник…
– Это не то, – отмахнулся ифрит. – Я же предупреждал не приближаться к Сиду Туатскому.
– Да, только не сказал, который из них он!
– Я же показывал! – оправдывался Озриэль.
– Взмахи руками не считаются. Так кто Сид такой? Он обещал покатать меня на хрустальной ладье и искупать в неге.
– Так и сказал? – прыснул Озриэль.
– Смысл был примерно таким. Я, знаешь ли, точно не запоминала. В последнее время слишком много народа перебывало в моей голове. Пора опись проводить.
Я резко остановилась:
– Озриэль! Он знает, кто я.
– Не знает, – успокоил ифрит. – Сид не умеет читать мысли – только забираться в них. Считай его кем-то вроде фея.
– А откуда он?
– Описание страны было довольно точным.
Я сделала вид, что задумалась:
– Пиры, танцы, бессмертие… Может, ещё не поздно вернуться в аудиторию?
– Не вариант, – подхватил Озриэль. – Он только обещания раздаёт, но попасть туда могут лишь подобные ему.
– Я не много потеряла. Зачем мне парень, который пудрится?
В лекарскую башню мы, разумеется, не пошли. На этот раз я провела беседу с большей пользой, вызнав у Озриэля всё, что могла, про академию. По сути, она была чем-то вроде мужского аналога пансиона для благородных девиц. Тут студентов учили обращаться с оружием, вести себя в обществе, прививали знания в разных областях, с упором на те или иные предметы, в зависимости от выбранного направления. По официальной версии, Марсия сюда поместили именно с этой целью. По слухам же, случилось это после того, как его отец обзавёлся парком чугунных скульптур. Придворный маг потом несколько месяцев расхлебывал кашу, а его величество собственноручно рассылал письма с извинениями семьям аристократов и грозился лишить единственного сына права на престол в пользу дальнего родственника. Король, видимо, надеялся, что здесь отпрыска научат сдержанности. Я вспомнила гордый профиль с портрета на стене в лавке мадам Гортензии. Вроде не похож на наивного…
Как оказалось, помимо Марсия, здесь учились и другие принцы – те, что прибыли из других королевств и земель. Правда, среди них больше не было ни одного наследного, и монаршья кровь подчас исчислялась каплями. Например, Озриэль, в сущности, тоже являлся принцем с туманной перспективой стать когда-нибудь королем, в случае кончины остальных восьмидесяти двух претендентов на престол, включая его шестерых братьев и отца. Таким образом, часть поступающих в академию изначально являлись принцами по происхождению, другие – нет, но все без исключения выпускались отсюда с соответствующим титулом и дипломом. Что касается юношей королевских кровей, они учились в Принсфорде в основном из соображений престижа – чтобы завести полезные знакомства, ну и для отшлифовки светских навыков, но в целом заранее знали, что их будущее обеспечено. Им раскрывали гостеприимные объятия факультеты доблестных защитников и магической дипломатии.
К другой категории учащихся принадлежали юноши из простых семей, попавшие сюда за те или иные заслуги. На учебу их направляли власти родного королевства. Их куда охотнее принимали факультеты ученых мужей и ранимых романтиков. После выпуска их ждали две наиболее вероятные альтернативы: творческая стезя (от таких родители всё равно ничего путного не ждут) или женитьба на деньгах. Новообретенный титул позволял замахиваться даже на принцесс. Конечно, всегда можно было просто вернуться домой, положить диплом в сундук и снова взяться за мотыгу.
Существовал и третий вариант проникновения в эти стены: родиться в очень богатой семье. Но в итоге все вышеперечисленные категории учащихся получали одинаковые по ценности дипломы. То есть принцем можно стать как по факту рождения, так и в результате обучения, и академия очень гордилась тем, что не делала никаких различий между своими студентами. Разумеется, эту оплошность спешили исправить сами учащиеся. Плебеям не было доступа в компанию Марсия Фьерского и ему подобных.
И да, серьезным заклинаниям и чарам здесь не обучали. Так, волшебство по мелочи. За правонарушения нещадно исключали, а быть исключенным из Принсфорда – несмываемый позор. За всю историю едва ли набралось три таких случая. Конечно, никто не мешал брать уроки колдовства у практикующих магов, нанимая их в качестве частных учителей. Некоторые так и поступали. Но для публичного использования магии требовалось соответствующее разрешение. Мелкое колдовство не нарушало магический фон, а что-то посерьезнее оставляло отпечатки, по которым преступника и можно вычислить. Это не касалось природных свойств. К примеру, трюки Сида колдовством не считались, поскольку являлись частью его природы.
Рассказ Озриэля пролил свет на многое. Загадкой осталось лишь, как сюда попал Гарт.
– Он что, из богатой семьи?
– Нет, говорят, он на вступительных вместо ответа на вопрос затянул песню. Члены комиссии так расчувствовались, что сразу определили его в ранимые романтики, не зная, что эта песенка лесорубов – единственное, что он знает. В принципе, с тех пор ничего не изменилось.
Я снова вернулась мыслями к Магнусу: где он сейчас? Вдруг напуган? Или заперт в аудитории? Или кто-то прямо в этот момент заносит над ним башмак? Я высказала свои опасения Озриэлю. Он минутку подумал и сообщил:
– А знаешь, у меня есть идея, идём.
– Куда?
– К голосу нашей академии.
– Ты о привратнике? – догадалась я.
Озриэль кивнул, и мы направились к центральной лестнице.
Плащ волочился за мной по полу, а ещё мне казалось, что я тащу на плечах полуогра в придачу. Неприятно чувствовать, что ты в своём теле не один.
– Больше не могу, – пожаловалась я. – Хочу снять этот плащ.
Ифрит беспокойно заозирался:
– Нельзя, Ливи: если кто-нибудь тебя увидит, проблем не избежать. Плюс к тем, что уже имеются.
Видимо, вспомнил про недоразумение с «дебошем».
– Хочу тебе вмазать, – призналась я.
– Что? – Озриэль повернул ко мне изумленное лицо.
– То есть, конечно, не я, а Гарт.
– Аа… так и знал, что все эти его взгляды неспроста. А почему? – полюбопытствовал он.
Я прислушалась к жалобам полуогра.
– Ну, у тебя локоны такие… кудрявые. – Озриэль озадаченно дёрнул светлую прядку. – А ещё чистые. И сюртук хорошо сидит, а не лопается, как на мне. Всякие волшебные штуковины есть – вот как твой арбалет. Я тоже такие хочу.
– То есть хочешь сказать, что ты… то есть Гарт – что он мне завидует? – удивился ифрит.
– Не то слово!
– Ну и ну!
В этот момент мы снова оказались в полутемном вестибюле, где всё дышало строгой торжественностью. Привратник скучал под колпаком разноцветным дымком. При виде нас он снова обрёл плоть, если так можно выразиться.
– Озриэль, мой мальчик! Почему ты не на занятии? – Старичок тут же нахмурился: – Неужели снова взыскание? Два за один день – это уже…
– Нет-нет, Август. – Ифрит заторопился вниз по ступеням. – Произошёл инцидент с Марсием на этикете.
– А, ну, сир Фьерский выкрутится. В крайнем случае, его величество ещё пару башен к академии пристроит.
Последнее привратник произнёс шепотом и лишь убедившись, что поблизости больше никого нет. Тут он покосился на меня:
– Вы, как я вижу, сдружились.
– Не то чтобы… Но не волнуйся, Гарт никому не скажет.
Озриэль в любом случае был прав: для того, чтобы сказать, надо сперва запомнить.
Я подошла и встала рядом с ифритом. Господин Август скользнул по мне взглядом и хотел отвернуться, но внезапно нахмурился, протёр лорнет и всмотрелся внимательнее. Меня прошиб холодный пот. А что, если на него магия плаща не действует? Но тут он отстранился и слегка пожал плечами, как человек, которому что-то почудилось.
Ифрит тем временем легко вспрыгнул на постамент и, придвинувшись вплотную к стеклу, что-то зашептал. Привратник слушал, приставив к уху ладонь.
Едва Озриэль успел договорить, прогремели трубы и коридоры наполнились шумом и хлопаньем дверей.
Господин Август снова принял официальный вид, прочистил горло и поднёс ко рту рожок в оправе из черненого серебра, висевший у него на шее. Под сводами академии раздался магически усиленный голос, отражаясь от стен:
– Внимание всем учащимся и преподавателям Принсфорда! Сегодня из королевского зоопарка сбежал очень редкий паук, единственный в своём роде. Отличительные приметы: боевая пика на спинке и вздорный нрав. Всем, кто его видел, просьба сообщить привратнику о местоположении. Ни в коем случае не дотрагивайтесь до него, это может быть опасно! В случае если это слышит сам паук, пусть спустится в вестибюль.
Мы прождали весь перерыв, но Магнус так и не появился.
– Жаль, – сказал Озриэль, – надеялся, сработает.
– Что сейчас по расписанию? – вздохнула я. – Скоро придётся вернуться в цветочную лавку.
– Музицирование.
В отличие от этикета ухаживаний, музицирование было профильным предметом, поэтому здесь собрались учащиеся только одного факультета. Занятие вела молоденькая профессор Амфисбена, похожая на осу – возможно, из-за строгого желтого костюма в черную полоску и указки-жала. Узкий красный поясок делил её пополам, отгораживая пышные бедра от аккуратного верха. Две косы оборачивались вокруг головы, а по бокам торчали тщательно завитые золотистые кудряшки, которые подпрыгивали при ходьбе. Тоненький голосок становился ещё тоньше, когда поблизости оказывался Озриэль.
Каждый учащийся занимался на своём инструменте, но удивительным образом никто никому не мешал. Здесь наблюдалось всё многообразие – от ручного органа до рок-мандолины Индрика. Когда он перебирал низкие басы, у меня в груди гудело.
Озриэль выкатил из шкафа столик, уставленный рюмочками, стаканчиками и прочими стеклянными сосудами с разноцветными жидкостями.
– Что это?
– Музыкальные стаканчики, – пояснил он, отхлебывая морковный сок из синей пробирки. Отпив примерно треть, стукнул по ней металлическим прутиком и удовлетворенно кивнул: – Теперь не фальшивит. – Видя моё недоумение, добавил: – Звук зависит от сорта стекла, вида напитка, ну и, конечно, его количества. У меня есть клубничный компот, хочешь?
В этот момент к нам подошла профессор.
– Мне кажется, ваше «до» чуть-чуть не дотягивает, – сказала она и, перегнувшись через столик, подправила звучание сливовой настойки.
При этом она случайно пощекотала Озриэлю нос кудряшками.
– Вот теперь гораздо лучше, – улыбнулась она и выпрямилась, открыв моему взору пунцового ифрита. Он проводил её взглядом и прочистил горло.
Я тинькнула в крошечный серебряный треугольник – единственный инструмент, покорившийся Гарту.
– Думаю, тебе стоит пригласить её на стаканчик, – я окинула взглядом стол, – кофе.
– Что ты такое говоришь! – Озриэль вконец побагровел. – Профессору Амфисбене, наверное, двадцать три, не меньше. Она взрослая привлекательная женщина. Кто в двадцать три года обращает внимание на восемнадцатилетних ифритов? К тому же это было бы неэтично. Вот когда я закончу академию…
Он продолжал бормотать что-то ещё, пока я не ткнула его локтем в бок. Озриэль поднял глаза и увидел стоящую напротив профессора Амфисбену. В руках она держала пробирку.
– О, я заметила небольшую трещинку на третьем сосуде слева и решила, что было бы лучше… вернее, звучание стало бы чище… в общем, вот.
Она поставила пробирку на краешек стола и поспешила вернуться к остальным. Когда она отошла, Озриэль со стоном впечатался лбом в столик, отчего все рюмочки мелодично подпрыгнули.
Конец ознакомительного фрагмента.