Глава 2
НЕОЖИДАННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Директриса Харриет Эпплтон, надменно выпрямившись, сидела за своим столом – огромным деревянным монстром. По мнению Мистаи, единственное его предназначение заключалось в том, чтобы заставить студентов, оказавшихся в сей гнусной обители, почувствовать себя ничтожными, крохотными созданиями. Стол ярко блестел слоями полировки – по всей видимости, так отрабатывали свои провинности девочки, которые либо плохо себя вели, либо просто оказались в немилости у власть имущих. Такие недоразумения не были редкостью в подобных учреждениях, где понятия «честность» и «справедливость» давно стали старомодными словами, вышедшими из употребления.
– Входи, Мисти, – пригласила мисс Эпплтон. – Присаживайся.
«Сказала кошка мышке», – подумала Мистая.
Больше всего на свете ей сейчас хотелось, не стесняясь в выражениях, пояснить, что эта милая женщина может сделать со своим предложением. Тем не менее Мистая закрыла дверь и подошла к двум стульям, стоявшим у стола. Она помедлила немного, выбирая, какой лучше, и наконец опустилась на сиденье.
Из окна кабинета виднелся студенческий городок, деревья с облетевшими листьями, земля, покрытая утренним инеем, а также каменные и походившие на крепости кирпичные здания, которые, казалось, съежились на декабрьском морозе. Новая Англия в это время года была не самым приятным местом для теплокровных существ, и, судя по всему, строениям такая погода тоже не по вкусу. Хотя сложно сказать наверняка.
– Мисти, – начала между тем директриса, вновь обратив на себя внимание посетительницы. Мисс Эпплтон спокойно положила руки на стол, твердо глядя на девушку. – Полагаю, нам нужно побеседовать наедине. Только в этот раз разговор будет отличаться от всех предыдущих.
С этими словами она взяла папку – единственный предмет, лежавший на почти пустом столе, помимо телефона, статуэтки совы и стаканчика с ручками и карандашами. Ах да, еще здесь стояла рамка, но фотографию Мистая не видела. Ей, конечно, хотелось узнать, кто запечатлен на снимке, но для этого пришлось бы обойти стол и встать за спиной директрисы, а на это девушка не осмелилась бы ни при каких обстоятельствах.
Мисс Эпплтон открыла папку и нарочито медленно принялась пролистывать страницы, хотя Мистая была уверена, что она читала их столько раз, что могла бы уже выучить наизусть. Директриса изрядно ее раздражала, но была отнюдь не глупа.
– Ты оказалась в моем кабинете уже в третий раз за последние три месяца, – спокойно произнесла Харриет Эпплтон, намеренно понизив голос. Мистая полагала, что директриса таким образом пытается донести до нерадивой ученицы всю серьезность ситуации. – К сожалению, ни один из этих визитов не был таким приятным, как мне бы хотелось. И, что меня еще больше расстраивает, наши беседы ни к чему не привели.
Мисс Эпплтон сделала небольшую паузу, но Мистая молчала, не сводя взгляда с лица своей собеседницы – резкими, острыми чертами оно чем-то напоминало физиономию Круэллы Девилль из фильма про собак. Неужели в американских школах не бывает симпатичных директрис?
– Ты впервые оказалась здесь, – наконец продолжила женщина, – за подстрекательство к беспорядкам. Скандал с нашими садовниками, если я правильно помню. Ты заявила, что у них нет никакого права срубать дерево, хотя это было особое распоряжение совета попечителей. Если выразиться точнее, ты организовала акцию протеста, в которой приняли участие сотни школьниц. Занятия были сорваны на три дня.
Мистая кивнула:
– У деревьев тоже есть сознание и душа. То, о котором вы упомянули, жило уже двести лет и знало все глубинные основы нашего мира, оно было почтенным и гордым представителем своего вида. Но никто не захотел вступиться за него, так что это сделала я.
Директриса улыбнулась:
– Да, тогда ты говорила то же самое. Но, думаю, ты вспомнишь, что я предложила сначала обговаривать подобные вопросы либо с вашим куратором, либо со мной. И желательно до того, как в следующий раз организуешь школьный бунт. Это помогло бы избежать последующего дисциплинарного взыскания.
– Оно того стоило, – упрямо заявила Мистая, воинственно подняв голову.
Харриет Эпплтон вздохнула:
– Я рада, что ты так считаешь. Однако, похоже, урока из этого происшествия ты не извлекла. В следующий раз ты оказалась в моем кабинете по той же самой причине. Ты не пришла сначала ко мне, как я предложила. Взяла все в свои руки. Насколько я помню, речь шла о ритуальном рубцевании. Ты организовала новый клуб – не получив разрешения администрации и даже не побеседовав об этом с учителями, – касавшийся какой-то программы единения с природой. Вместо того чтобы раздавать его членам нашивки или значки в качестве знаков отличия, ты отдала предпочтение рубцеванию. Судя по твоим словам, это какой-то вид африканского искусства, хотя я так и не поняла, каким образом это затрагивает нас. Больше двадцати учениц получили эти отличительные шрамы, прежде чем об этом стало известно куратору и мне.
Мистая ничего не ответила. Что тут скажешь? Конечно, мисс Эпплтон была права, хотя при этом не имела ни малейшего представления о том, что составляло основу мироздания. Если нет времени на то, чтобы сформировать прочные связи с живыми существами вокруг тебя – а не только с другими учениками, – ты рискуешь причинить природе непоправимый вред. Данное правило она твердо усвоила в Заземелье, однако жители этой страны – вернее, этого мира – ничего не знали. Мистая была поражена до глубины души, выяснив, что ученицы частной Кэррингтонской школы для девочек не имели ни малейшего представления о таких элементарных вещах. Она решила помочь им усвоить необходимые вещи в форме игры. Вступаешь в клуб – получаешь возможность изменить мир. Шрам должен был стать символом искренности членов ее маленькой организации, напоминанием о перенесенной боли – страданий человечества, взращенных на почве невежества. Более того, порезы наносились острыми концами сломленных ветвей деревьев, бывших частью живого мира, который каждый новый участник клуба клялся защищать. Для Мистаи все это казалось вполне разумным.
Кроме того, шрамы наносились на те участки тела, которые обычно были скрыты от посторонних глаз.
– Я не видела никакого смысла в том, чтобы утруждать других решением этого вопроса, – привела она довольно слабый довод в качестве объяснения. – Все, кто хотел участвовать в деятельности клуба, присоединялись добровольно.
– А вот их родители были совершенно иного мнения, стоило им узнать об этом. Я не знаю, что тебе дома разрешают мама и папа, но сейчас ты в Кэррингтоне, поэтому обязана придерживаться наших правил, которые гласят, что для организации клуба или кружка на территории школы требуется разрешение. Эти ученицы еще несовершеннолетние, Мисти. Как и ты сама. Тебе ведь всего пятнадцать!
Возможно, в каком-то смысле – если судить по тому, как Мистая выглядела. Настоящий возраст девочки был предметом вечных споров даже у нее дома. Есть уровень развития физического и развития умственного, которые могут не соответствовать друг другу. Есть число прожитых лет и порог, которого достиг ушедший вперед разум. Если вы родились из ростка, вскормленного почвой страны, в которой магия реальна и является частью каждого, то не все законы природы работают в вашем случае. Впрочем, нет особого смысла думать об этом сейчас. Мисс Харриет Бестолковая не смогла бы понять этих простых вещей, даже если бы Мистая потратила остаток года на объяснения.
– Что и приводит нас к настоящему, точнее, к цели твоего третьего визита, – продолжила директриса, покачав головой, чтобы придать большую значимость своим словам. – Даже я не могла предположить, что ты проигнорируешь мое второе предупреждение и рискнешь разбираться с проблемами на свой страх и риск. Я ведь ясно объяснила, что ни при каких обстоятельствах не потерплю самодеятельности. О чем ты только думала?
– Так все это касается Ронды Мастерсон? – не веря своим ушам, спросила Мистая.
– Да, речь идет о Ронде. Именно о Ронде. У нее началась истерика! Медсестра была вынуждена дать ей успокоительное! И теперь я должна сообщить об этом ее родителям. Не знаю даже, что им сказать. Что ты травмировала психику девочки, угрожая ей? Ты так ее перепугала, что об этом судачит вся школа! Я просто потрясена, Мисти. И очень рассержена.
Об этом Мистая и сама догадалась. Правда, она так и не поняла, в чем, собственно, заключается проблема.
– Ронда меня оскорбила, перед всей школой, и сделала это специально, надеясь меня разозлить, и ей это удалось. Она получила то, чего заслуживает.
– Ронда тебя оскорбила? И что же она сказала?
Мистая сжала губы:
– Я не могу это повторить. И не стану.
– Хорошо, но что такого ты ей наговорила, что у Ронды началась истерика?
Что ж, это было трудно объяснить, и Мистая знала, что лучше даже не пытаться, если она хотела сохранить тайну своего происхождения. Принцесса Заземелья, дочь человека из этого мира и сильфиды, которая регулярно превращалась в дерево… Как прикажете это объяснять? Даже речи не может быть о том, чтобы поведать правду об отце. Конечно, если рассказать все о матери, то можно объяснить стремление защитить деревья, но это поставит под сомнение здравость ее рассудка. Начни она сейчас рассказывать о том, что ее настоящий дом находится не в Мэриленде, как все считали, а в королевстве Заземелья, то есть в совершенно другом мире, Мистаю посадят под замок до уточнения диагноза. Выбора не оставалось.
Придется импровизировать.
Девушка вздохнула:
– Я сказала Ронде, что, если она продолжит в том же духе, я до нее доберусь. Вот и все.
Но Харриет Эпплтон только покачала головой, явно не удовлетворившись этим ответом.
– Эти слова не могли так сильно перепугать бедную девочку. Ты что-то шепнула ей на ухо, а потом – по крайней мере, так мне сказали другие ученицы – сделала с ней что-то странное.
«Другие ученицы». Наверняка те прихвостни Ронды, высокородные сопливые девицы с Восточного побережья – денег много, мозгов мало. Они прицепились к Мистае в тот же день, когда она приехала в Кэррингтон, не упуская шанса посмеяться над ней, подразнить, поиздеваться. Одним словом, сделать жизнь девочки в этой школе совершенно невыносимой. Но в этот раз Ронда и ее подружки зашли слишком далеко. Мистая разозлилась и прибегла к магии, хотя это было строжайше запрещено при любых обстоятельствах. Она колдовала не в полную силу, но этого хватило, чтобы насторожить и даже напугать других. Мистая призвала образ одного существа, жившего в Заземелье. Этим девицам нужно молиться о том, чтобы никогда не встретить его во плоти.
Она показала им Страбона. Вблизи и во всей красе. Особенно не повезло Ронде, ощутившей его жаркое, зловонное дыхание.
– И что, по их мнению, я сделала? – спросила Мистая, надеясь повернуть разговор в нужное русло.
– Девочки сказали, что ты заставила дракона появиться прямо под носом у Ронды.
Мистая изобразила изумление:
– Я заставила дракона появиться? И каким образом, по-вашему, я могла это сделать? Мановением волшебной палочки?
Мисс Эпплтон нахмурилась:
– Я не знаю, Мисти. Но, по моему мнению, ты вполне способна на это. Ты ведь очень необычная юная леди. Ты уже продемонстрировала, что можешь совершать поступки, на которые не способны другие ученицы. У тебя все задатки прирожденного лидера, ты очень решительна – временами доходя до безрассудства – и готова защищать то, во что веришь. Стоит определиться с задачей, и тебя ничто не может остановить. Мисти, ты очень одаренная девочка, прекрасная ученица. Получаешь высшие оценки. Если кто-то и мог убедить Ронду в том, что она видела дракона, то только ты.
Директриса наклонилась вперед:
– Вот в чем и заключается проблема: ты сделала нечто такое, что совершенно перепугало бедную девочку. Уже не впервые ты нарушаешь школьные правила, и я уверена, что если продолжишь в том же духе, то случай с Рондой будет далеко не последним. Я не потерплю такого пренебрежения уставом. Пойми, ты находишься в учреждении, в котором ученики получают прекрасное образование. Для этого процесс обучения должен проходить так, как положено, студенты обязаны следовать определенным правилам поведения и поступать соответственно. Мне не нравится использовать такую формулировку, но студенты должны приспосабливаться. Однако, похоже, ты не считаешь это обязательным.
– Вы правы, не считаю, – спокойно согласилась Мистая. – Я думаю, что мы здесь для того, чтобы развиваться, познавать самих себя. Тогда мы сможем сделать в своей жизни что-то по-настоящему важное. Я не считаю, что главная цель – приспособиться, скорее, наоборот, выделиться. Мы не должны стремиться стать такими, как все.
Директриса со вздохом кивнула:
– Да, когда ты станешь старше, так оно и будет. Но сейчас ты учишься в частной школе, цель которой заключается в том, чтобы подготовить вас всех к колледжу. Кэррингтон дает своим ученицам шанс научиться всему, что нужно во взрослой жизни. Это не класс химии, где ставят эксперименты. Особенно твоими методами.
С этими словами мисс Эпплтон вынула из кармашка папки конверт и вручила его Мистае:
– С этого момента ты на время отстранена от занятий в Кэррингтонской школе для девочек, Мисти. Подробное описание причин ты найдешь в этом конверте. Внимательно прочти это письмо. Его копия была отправлена твоим родителям. Я пыталась связаться с ними, но никто не берет трубку. Полагаю, они снова путешествуют. Зато мне удалось поговорить с неким мистером Майлзом Беннетом, адвокатом твоего отца, и он обещал передать им мое сообщение. Но, думаю, будет гораздо лучше, если они обо всем узнают от тебя. Ты можешь остаться здесь до конца следующей недели, уедешь, когда закончатся занятия и начнутся рождественские каникулы.
– Мои родители… – начала было Мистая, но потом осознала смысл сказанного и замолчала. Она отстранена от занятий? За то, что Ронде Мастерсон померещился дракон? Какая глупость!
– Я хочу, чтобы ты отправилась домой и как следует обдумала нашу беседу, – продолжала Харриет Эпплтон, закрыв папку и снова сложив руки перед собой на столе. – Я жду, что ты попытаешься немного пересмотреть свои взгляды и стать, наконец, разумной девушкой, чье поведение будет соответствовать нормам Кэррингтонской школы. Надеюсь, ты сумеешь доказать мне, что можешь быть одной из наших образцовых учениц. В этом случае я обдумаю вопрос об отмене своего решения. – Директриса помолчала. – В противном случае, боюсь, тебе придется искать другую школу. Мне очень жаль, Мисти. Мне действительно жаль.
Мистая поднялась, не оправившись толком от потрясения.
– Я понимаю, – отозвалась она. – Но не думаю, что это справедливо.
– В этом я не сомневаюсь, – согласилась мисс Эпплтон. – Поезжай домой и подумай об этом. После этого ты, возможно, придешь к другому выводу. Я, по крайней мере, всем сердцем на это надеюсь. Мне бы очень не хотелось потерять такую прекрасную ученицу.
Мистая повернулась и вышла из кабинета. Сейчас она могла думать только о том, как рассердится отец, когда обо всем узнает.
Она вышла из здания и окунулась в утреннюю прохладу, перебирая подробности очередной «беседы» с директрисой и чувствуя, как медленно, но верно усиливается раздражение. В общем-то до «временного отстранения» ей не было никакого дела. По правде говоря (хотя Мистая ни за что не призналась бы в этом вслух), девушке было бы все равно, даже если бы ее сразу исключили из школы. Она ненавидела Кэррингтон, терпеть не могла большинство учениц и весь этот мир, который был родным для отца, но не для нее самой. И все же ей пришлось, по его настоянию, отправиться сюда. У кого из них еще странный ход мыслей…
«Пришла пора тебе узнать больше об иных мирах, Мистая. Тебе нужно проводить время с другими девочками твоего возраста. Нельзя забывать о ценности образования, полученного в ином месте. Совершенно необходимо расширять кругозор с помощью путешествий и новых впечатлений. Советник и Абернети сделали все, что было в их силах, но теперь…»
И так далее и тому подобное. Ее отец. Иногда он бывал таким тугодумом… Все, что ей действительно было нужно, осталось в Заземелье, и уж точно Мистая могла бы с легкостью обойтись без сложностей, сопряженных с жизнью в другом мире, где никогда не происходило ничего нового и интересного. Она терпеть не могла здешние запахи, вкусы – словом, все, что ее окружало. Мисти ненавидела уроки, оказавшиеся скучными и малоинформативными. Кто вообще выбирал эти предметы? Разве был среди них хоть один урок, посвященный тому, как чувствовать и укреплять свою связь с природой? Разве предлагался им материал, посвященный приметам и классификации мифических существ? Разве у них был хоть один учебник, в котором монархия считалась бы адекватной формой правления, где говорилось бы о чем-то, кроме казней и прелюбодеяний?
И все же ничего подобного не произошло бы, если бы она сумела вовремя взять себя в руки. Ситуацию ничуть не улучшил тот факт, что одно из зданий на территории школы было названо в честь одного из предков Ронды Мастерсон – уже четыре поколения девушки из ее семьи учились здесь. В Кэррингтоне больше всего ценилась подобная преданность в сочетании с богатством. И то и другое в семье Мастерсон имелось в избытке. А у Мистаи, напротив, не было ни того ни другого. По крайней мере, в этом мире. Она была принцессой – но только в Заземелье, в стране, о которой здесь никто не имел ни малейшего представления. Она не обладала прочным положением в обществе – в отличие от Ронды Мастерсон. Мистая была просто девчонкой, которую в любой момент можно вышвырнуть вон.
В ту же секунду принцесса приняла решение. Если директриса хочет, чтобы Мистая Холидей уехала, – что ж, прекрасно, так она и поступит. Но девочка не собиралась ждать конца следующей недели. Нет, она уедет прямо сейчас и отправится в Заземелье. В свой настоящий далекий дом.
Мистая направлялась в одно из дальних зданий на урок английской литературы, но теперь резко развернулась и пошла в сторону общежития. Несколько учениц прошли мимо по дороге на занятия, бросив на девушку несколько косых взглядов, но ни одна не сказала ни слова. Мистая отправилась в свою комнату, многократно возросшая решимость отразилась на лице – несмотря на то, что будет ждать ее дома. Девочка прекрасно представляла себе, что скажет отец. Но что он сможет сделать? Ее отстранили от занятий, велели отправляться домой – что ж, Мистая послушалась. Отцу придется с этим смириться.
В комнате никого не оказалось. Соседка Мистаи, Бекки, отправилась домой на выходные. Это была высокая, крепкая, прекрасно сложенная девушка, которая получала стипендию за свои успехи в баскетболе. Она старалась как можно чаще возвращаться домой, в Нью-Йорк, к своей семье. Это вполне устраивало обеих соседок. Бекки нравилась Мистае. По крайней мере, она никогда не притворялась, не лицемерила и не боялась выразить свое мнение. Бекки участвовала во всех нарушениях, организованных Мистаей с момента ее появления здесь, вкладывая много сил в каждый проект, но ни разу не попала в беду, не была за это наказана. Она знала, как становиться частью какого-либо движения, не выделяясь при этом. Умела смешиваться с толпой – чему Мистае только предстояло научиться.
Девушка вздохнула. Мисс Эпплтон то и дело с гордостью ставила Бекки в пример. Мол, такой должна быть образцовая ученица. Мистая понимала только одно: директриса не имела ни малейшего представления о внутреннем мире Бекки и особенно об имевшемся в ней разрушительном начале.
Мистая начала упаковывать вещи – одежду, книги, личные принадлежности, а потом посреди приготовлений бросила все и замерла на месте. Какой смысл? Все, что ей было действительно дорого, осталось в Заземелье. Поэтому девушка оставила все свои вещи в комнате и вызвала такси. Ожидая прибытия машины, Мистая оставила Бекки короткую записку, объясняя, что в этой школе все для нее чужое, поэтому она больше не вернется. Принцесса Заземелья предложила своей соседке забрать все, что приглянется из ее вещей, и выбросить остальное.
После этого Мистая направилась по коридору к выходу и решила подождать такси, стоя на крыльце. Вдруг она поняла, что улыбается. Не может не улыбаться. Девочку переполняла радость: она возвращается домой! Причина не имеет значения. Достаточно уже того, что она вообще есть.
Мистая отправилась на такси в аэропорт, успела на самолет до Далласа, оттуда – на короткий рейс до Вейнсборо. Деньги – не проблема, если ты принцесса Заземелья. В дороге она снова и снова размышляла о своей жизни, соизмеряя уже пройденный путь с тем, который только предстоит одолеть. Это нелегко, если ты – наполовину волшебное создание. Ее непохожесть на других девочек было бы трудно переоценить. Ничто в жизни Мистаи не шло так, как обычно, как принято. Она никогда не росла так, как обычные дети, даже по стандартам Заземелья, продвигаясь огромными скачками от младенчества до девичества. В два она уже говорила. В три ходила. В четыре научилась плавать. Месяцев, а не лет. Затем наступила пауза, продлившаяся почти год – это был один из периодов покоя, когда почти ничто не менялось. То же самое Мистая переживала сейчас, все ее существо словно замерло в ожидании. Тело соответствовало пятнадцати годам, разум – двадцати двум. Эмоциональное развитие задержалось где-то между двумя возрастами. Девочка не могла точно описать, что с ней происходит, не могла дать название странному ощущению. Она чувствовала что-то. Это напоминало зуд, который продолжался, сколь долго и с какой бы силой она ни чесалась. Мистая не находила себе места, была всем недовольна и жаждала того, чего у нее не было и чему она не могла дать названия.
Возможно, возвращение домой поможет Мистае выяснить, что с ней происходит. В Кэррингтоне девушке так и не удалось понять это. Все эти приключения с деревьями, природой и Рондой лишь помогали ей чем-то себя занять. Предметы, которые приходилось изучать, были слишком легкими и скучными. Мистая мыслила и работала на уровне колледжа, поэтому не могла узнать много нового в частной средней школе, что бы ни думал ее отец по этому поводу.
Девушке пришло в голову, что по большей части она научилась бунтовать и доставлять другим неприятности. Мистая открыла множество новых и интересных способов нарушать школьные правила и доводить учителей и администрацию до безумия.
Мистая улыбнулась. Что ж, по крайней мере, это было весело.
Когда самолет наконец приземлился, она позвонила в частную службу перевозок и заказала машину, чтобы добраться до гор Блю-Ридж, что тянулись вдоль шоссе Скайлайн-Драйв. День выдался ясным и солнечным, но при этом холодным, температура поднялась чуть выше нуля, поэтому в машине был включен обогрев, и Мистая на время поездки сняла свое тяжелое пальто. Ее путешествие закончилось через двадцать миль у поворота к Национальному парку имени Джорджа Вашингтона, к югу от Вейнсборо. Маленький зеленый указатель с цифрой тринадцать, написанной черной краской, небольшая хижина – убежище от непогоды – и телефонная будка обозначили нужное место. Мисти попросила водителя остановиться неподалеку, надела свое теплое пальто и выбралась из автомобиля. Водитель неуверенно покосился на свою пассажирку, но девушка заверила его, что с ней все будет в порядке и ее здесь обязательно встретят. Мужчина пожал плечами и уехал.
Мистая подождала немного, пока его машина окончательно не скрылась из вида, потом еще чуть-чуть – на всякий случай – и направилась вверх по дорожке, ведущей по склону в лес. Девушка вдыхала резкий и колючий холодный воздух, чувствуя себя обновленной и до странного живой. Она многое ненавидела в мире своего отца, но только не горы. Прямо перед ней ледяной поток нес свои воды к подножию, но он почти весь покрылся льдом, и слышалось звенящее, музыкальное журчание. Мистая поймала себя на том, что пытается угадать, какая сейчас погода в Заземелье. Наверняка там тепло и солнечно. Иногда, конечно, бывали и грозы с ливнем и ветром, серые, мрачные тучи, порой даже выпадал снег, но по большей части в ее родном мире сияло яркое солнце на голубом небосклоне. Именно это принцесса ожидала увидеть сегодня. Правда, девушка не знала, как ей придется добираться до замка, встретит ли она там того, кто сможет отвезти ее, или же придется идти пешком.
Неожиданно Мистая вспомнила о Стойсвисте, своем земляном щенке, и задумалась, будет ли он ждать ее, чтобы поприветствовать.
От одной мысли, что земляной щенок может не объявиться, Мистае стало очень тоскливо. Она была вынуждена оставить его в Заземелье, не смогла забрать с собой в Кэррингтон – обитатели Заземелья (как люди, так и иные создания) не могли пройти сквозь туманы фей. Ее отец был единственным исключением, но только потому, что являлся владельцем медальона королей Заземелья, позволявшего путешествовать куда угодно.
Мистая, в свою очередь, могла свободно перемещаться между мирами, поскольку это было заложено в самой ее природе. Тело девушки было средоточием элементов трех столь разных земель.
Что делало ее не похожей на всех остальных.
Мистая кисло ухмыльнулась. Может быть, отец примет это во внимание, когда услышит про исключение своей дочери из школы?