Глава 3
Если вас подозревают в убийстве психоаналитика, прикиньтесь дурочкой – иногда этот прием работает
P.S. Только не перестарайтесь
С утра в квартире царило нервное напряжение – Оля готовилась к разговору со следователем. Полагая, что тот явится при погонах, она с волнением наблюдала за аркой, ведущей во двор. Ирочка время от времени дежурила в коридоре, прислушиваясь к жужжащему лифту.
– А может, он все же не придет? – с надеждой в голосе спросила Оля, хватая с полки пузырек с валерьянкой. – Что, у него дел других нет, как только шляться по квартирам и мучить безвинных женщин своими вопросами.
– Насколько я знаю, – пожала плечами Ирочка, – других дел у него действительно нет. Ему преступника искать надо, а ты самая подходящая кандидатура.
Следователя Ольга не узнала. Маленький, щуплый, лысый мужичок, вылезший из припорошенного пылью бирюзового «жигуленка», вообще не привлек ее внимания. Он был похож на случайного прохожего, а не на ловкого и мозговитого сыщика, способного противостоять криминальному миру.
Голосистое пение дверного звонка на миг парализовало Ольгу. Через пару секунд она медленно поднялась со стула и на негнущихся ногах сделала несколько шагов в сторону коридора.
– Я открою, – влетела в комнату Ирочка. Увидев бледную родственницу, всплеснула руками, усадила ее обратно на стул и затараторила: – Возьми себя в руки, ты что, в тюрьму хочешь? В камерах крысы и уголовники, и, уж поверь мне, никаких психоаналитиков там нет. Вспомни, о чем мы договаривались. Вспомни, как мы вчера репетировали, – ты болезная, слабая женщина, у которой голова немного набекрень. Не можешь жить без Самаринского, и для тебя его смерть настоящий траур. Ты должна отвести от себя подозрение. Поняла?
– Поняла, – выдохнула Оля, чувствуя, как в душе зарождается буря. Где этот следователь?! Сейчас она блестяще сыграет свою роль!
– Помни, твоя судьба в твоих руках, – четко произнесла Ирочка и бросилась к двери.
Весь вечер они размышляли, как же лучше поступить. Ольга вцепилась в идею представить все так, будто она не ходила на прием к Самаринскому, и уже ни о чем другом слышать не хотела. Ей казалось – это единственный шанс на спасение. Помимо следователя, она еще до ужаса боялась убийцу, который все же мог посчитать ее свидетельницей, а умирать по-прежнему не хотелось. Ирочка утешала как могла, но этого было недостаточно. Чтобы сгладить нервозную ситуацию, девушки провели несколько репетиций будущего допроса. Ольга изображала недалекую дамочку, витавшую в мире грез и кошмаров, а Ирочка сурового следователя, ехидно задающего каверзные вопросы. К двенадцати часам ночи Оля немного пришла в себя, вжилась в роль и уже не подскакивала от страха каждые пять минут. И вот – репетиции позади, пора выходить на сцену…
– Васечкин Борис Яковлевич, – представился тощий мужчина и протянул вперед раскрытое удостоверение.
– Оля, к нам следователь, – лучась удивлением, сказала Ирочка, выглядывая из-за спины Васечкина. – Ты вызывала его?
Борис Яковлевич выдал «хе-хе» и уселся в огромное кресло. Он был таким миниатюрным, что почти потерялся между подлокотниками.
– Нет, я не вызывала следователя… – задумчиво выдала Оля и, вспомнив слова Ирочки: «Помни, твоя судьба в твоих руках», мило улыбнулась. Пригладила волны каштановых волос, выставила вперед ножку в голубой махровой тапке и кокетливо вздернула бровь. Такой наглой смелости она и сама от себя не ожидала – вот что значит жажда жизни… – А вы по какому вопросу?
– Вы знакомы с Самаринским Ильей Петровичем? – раздался первый вопрос. Васечкин дернул острым носиком и почесал за ухом. Уши у него оказались приличных размеров, пожалуй, он был вправе ими гордиться.
– Конечно. – Ольга попыталась изобразить на лице волшебное состояние нирваны. – Это мой самый любимый психоаналитик на свете. Мы с ним одно целое. Вот уже два года он помогает мне оправиться после смерти мужа. Я, знаете ли, вдова… – Оля тяжело вздохнула и провела пальчиками по листочкам фикуса.
– Вашим мужем был Поливанов Денис, известный в определенных кругах под кличкой Острый?
Оля почувствовала, как нервы вновь разбредаются в разные стороны, – а следователь-то подготовился к их встрече… Теперь на нее точно повесят убийство Самаринского, ведь бывший муж зарабатывал на жизнь не совсем честным трудом, значит, и ей доверия не будет… Когда замуж выходила, не знала, а потом как-то все закрутилось… а потом его пристрелили. Можно сказать, замужество даже прочувствовать не успела.
– По какой кличке? – выкатывая глаза якобы от удивления, спросила Оля.
Ирочка прислонилась к стене – таких подробностей она не знала. Похоже, дело осложняется…
– Острый, – едко ответил Борис Яковлевич. – Его так прозвали, потому что больше всего на свете он уважал финки.
– Финки – это что? – заинтересованно спросила Оля, вспоминая, как в гроб ее супруга бывшие дружки торжественно положили три плоских ящика с коллекцией холодного оружия.
– Давайте вернемся к вашему психоаналитику, – улыбнулся Васечкин, покосившись на Ирочку.
– Может, чайку? – вежливо предложила та и расплылась в радушной улыбке.
– Пожалуй, – одобрил следователь, и девушка заспешила на кухню.
– Самаринский Илья Петрович был убит вчера. Застрелен, – выдержав паузу, сообщил Борис Яковлевич. – Вам что-нибудь известно по этому поводу?
Следующую сцену Ольге даже не пришлось играть, скорбь от потери родного до боли психоаналитика была искренней и естественной.
– Этого не может быть, – замотала она головой, и в глазах заблестели слезы. – Но как же так?.. Вы уверены? Скажите, прошу вас, скажите, что вы ошибаетесь?! – Оля прижала руки к груди и с мольбой посмотрела на Васечкина. – Он и Ирочка – это все, что у меня есть на этом свете. Я не смогу без него, просто не смогу! – Она издала стон, прикрыла рот ладошкой и качественно изобразила помутнение рассудка.
Видя, что хозяйка квартиры побелела как мел, следователь ловко вскочил с кресла и бросился на помощь.
– Давайте я провожу вас до дивана, – сказал он, заботливо придерживая Олю за локоть.
– Я любила его, я его так любила… как человека, как психоаналитика и как… – она махнула рукой, – боюсь, вы этого не поймете.
«Помни, твоя судьба в твоих руках» – слова вновь всплыли в голове, и Ольга принялась всхлипывать в два раза громче. Села на диван и сложила руки на коленях.
– Он всегда меня так слушал… помогал добрым словом… возвращал меня к жизни после смерти мужа… это ужасно. А когда похороны? Я хочу проститься с Ильей Петровичем.
– О похоронах мы вам сообщим, а пока, пожалуйста, ответьте на мои вопросы. Вы вчера встречались с Самаринским?
– Увы, нет. Если бы я знала, что его убьют, обязательно бы сходила посмотреть на него в последний раз.
– По расписанию вы должны были прийти на прием в два часа дня, убили Самаринского приблизительно с часу до двух…
– Вы что хотите сказать, – перебила Оля, – что это я его убила?.. Да как вы можете?.. – Она застонала и закрыла лицо руками.
– Скажите, где вы были в это время и почему не пришли на прием?
– А вот и чай, – вплыла в комнату Ирочка. В руках поднос, на лице бесконечное дружелюбие. – Я еще прихватила печенье и виноград. Прошу за стол, так вам будет удобнее.
Васечкин устремился к столу, а Ольга, оторвав ладони от лица, запричитала:
– Ира, Илью Петровича убили, я тебе о нем рассказывала – чудесный человек. Ты представляешь? И случилось это как раз вчера. Подумать только, если бы я не отправилась на вокзал встречать тебя, он бы, возможно, был сейчас жив.
Сказав это, Ольга мысленно перекрестилась, обратилась к богу с мольбой о понимании и прощении и пообещала в дальнейшем врать только в редких случаях, когда другого выхода просто не будет.
Васечкин, хлебнув чая, отправив в рот крупную виноградину, оживился и детально изучил алиби. Ирочке пришлось принести билет, а Ольге подробно рассказать о том, как она встречала единственную родственницу, как радовалась, увидев ее, и как даже не подозревала, что в это самое время замечательного человека Илью Петровича шпигуют пулями.
Оля очень боялась, что секретарша Лидочка или кто-то другой все же видели ее, но, несмотря на это, все же врала и молилась, молилась и врала.
– А могу ли я осведомиться, – налегая на печенье, спросил Васечкин, – с какими именно проблемами вы обращались к Самаринскому? Что вас беспокоит, кроме смерти мужа?
– У меня страхи, – дрожащим голосом выдала Оля. – Понимаете, я боюсь всего… Бактерии, микробы, крысы, ведьмы, лишаи, змеи… Их так много, а я одна…
Борис Яковлевич оторвался от голубой узорчатой чашки и уставился на хозяйку квартиры.
– …еще меня беспокоят озоновые дыры, красная кнопка в чемоданчике президента, снежный человек, инопланетяне, угри, которые могут перерасти в опухоли, звуки из труб по ночам, плохие замки на клетках в зоопарке… а еще… – Оля понизила голос и прошептала: – А еще я боюсь, что в канализации живут мутанты, которые раз в месяц выползают на поверхность…
– А почему же только раз в месяц? – ошарашенно спросил Васечкин.
– Это я себя так утешаю, – всхлипнула Оля, – не хочется думать, что они это делают чаще.
Борис Яковлевич покосился на Ирочку, та пожала плечами – мол, что вы хотите, моя дальняя родственница – слабонервная дама, остро нуждается в общении с горячо любимым психоаналитиком. Теперь-то вы понимаете, дорогой следователь, что она не могла убить Самаринского, потому что без него просто пропадет.
– Илья Петрович, родненький, – запричитала Оля, – на кого же вы меня покинули…
– Глотни чайку, – заботливо предложила ей Ирочка. – Тебе необходимо сейчас отвлечься. Борис Яковлевич, нельзя ли отложить этот разговор? Вы же видите, Оля очень переживает…
– Да, да, – закивал Васечкин, опасливо глядя на хозяйку квартиры. Положил на стол небольшой листок бумаги, исписанный мелким почерком, и добавил: – Прошу вас завтра зайти ко мне, адрес здесь. У вас возьмут отпечатки пальцев, и, возможно, мы с вами побеседуем еще раз.
Оля пробормотала: «Хорошо», всхлипнула и попросила Иру проводить гостя. Когда дверь за Борисом Яковлевичем захлопнулась, девушки бросились на кухню и принялись шумно обсуждать состоявшуюся беседу.
– Я думала – умру! – воскликнула Оля, разливая по рюмкам кофейный ликер. – Ты видела, как он смотрел на меня… Кошмар!
– Очень даже неплохо все прошло, – похрустывая яблоком, ответила Ирочка.
– Мне тоже так показалось.
– Подаришь им завтра свои отпечатки, ответишь на пару вопросов и будешь спать спокойно до конца своих дней.
Последние слова явно были лишними, Ольга живо себе представила гроб и плавную музыку.
– Мне нужны успокоительные и просто необходим новый живой психоаналитик! – Оля добавила в ликер оставшуюся валерьянку и выпила все залпом. – Да! Мне нужен новый психоаналитик! Найди его!
Ирочка пребывала в замешательстве. Где водятся целители душ, она не знала, а в том, что один из них нужен срочно, сомнений не было. Оля наливала уже четвертую рюмку ликера и, тряся над ней пустой склянкой от травяной настойки, слезно просила:
– Ну давай, миленькая, еще хотя бы одну капельку.
Шаг к выздоровлению уже был сделан, но результат требовалось закрепить.
Старенькие часы с помутневшим стеклом и одной погнутой стрелкой настойчиво тикали, намекая Егору Васильевичу, что пора бы уже откланяться. Целую неделю он гостил у своей зазнобы, забросив балконное приусадебное хозяйство вместе со всеми прочими обязанностями.
– А скажи-ка, моя дорогая Любовь Григорьевна, что этой молодежи надо? – зевая, спросил Егор Васильевич, почесывая при этом заросший подбородок.
– Ремня, – выдала многовековой рецепт налаживания отношений с подрастающим поколением Любовь Григорьевна. Одернула передник и подложила на тарелку любимого еще один пухлый, перемазанный сметаной сырник. – Кушай, Егор, больно удались в этот раз.
Егор Васильевич отодвинул тарелку в сторону. На душе последние два дня было неспокойно – какой уж тут аппетит.
– Загостился я что-то, – поднимаясь со стула, сказал он. – Пора домой.
– Да ты что, только неделю и побыл. Деваха твоя большая уже, справится. – Любовь Григорьевна поджала губы и распахнула холодильник – чем бы еще умаслить любимого?
– Одна она у меня… Пойду, а то мало ли чего опять учудила.
Егор Васильевич с ранней молодости был большим любителем женщин и, дожив до шестидесяти пяти лет, не утратил интереса к прекрасному полу. Он бы с радостью погостил у зазнобы еще пару дней, но дома ждала внучка. Натянув кепку, давно потерявшую цвет, он притянул к себе недовольную Любовь Григорьевну, запечатлел на ее мягкой щеке смачный поцелуй и, пообещав заглянуть через пару-тройку дней, вышел из квартиры.
Вернувшись домой, Егор Васильевич сразу же почувствовал неладное – в шкафу нет рюкзака, а вязаная кофта Ирочки не болтается на вешалке.
– Убегла! – хлопнул себя ладонями по бокам Егор Васильевич. – Ах, негодница! Неужто к актеру своему подалась?!
Он поспешил в комнату Ирочки. Комод пуст, а на столе записка:
«Дедушка, я знаю, что ты будешь ругаться, но иначе не могла. Я люблю его – он моя судьба. Напишу, как только смогу.
Не волнуйся, все будет хорошо.
Ира»
– Ну стервец, я до тебя доберусь! – заорал Егор Васильевич, грозя кулаком огромной фотографии Андрея Ларионова, висевшей на стене. – Найду и убью паршивца! Задурил девке голову и думаешь, тебе это с рук сойдет! Только попробуй тронь ее! Убью!
Егор Васильевич резко выдвинул ящик стола – где-то здесь хранилась новогодняя открытка родственников из Москвы. Только к ним могла отправиться Ирочка, больше не к кому.
– Вот ты, голубушка, – вертя в руках глянцевую карточку с Дедом Морозом, процедил Егор Васильевич и опять обернулся к фотографии Ларионова. – Я тебя сам к загсу притащу, ты и опомниться не успеешь.
Полив на балконе кабачок, торчавший из ведра, Егор Васильевич Зайцев отправился на вокзал.