ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПЛЕНЕНИЕ АНГЕЛОВ
АВАРИЯ
– Товарищ капитан! – послышалось в трубку, – тут такое твориться, такое…
– Ну, что ты, Сергеев, как баба? Ну, что там еще у вас? – и не давая высказаться, перекрывая его встревоженный голос, сам навалился…
– Вы, хоть, когда-нибудь дадите мне спокойно на дежурстве отдохнуть? Ну, что там снова стряслось у вас, докладывай…
– Так! И машина тоже? А бензовоз, что? – спрашивал, а сам уже кивал cвоему помощнику, мол, набирай начальство, там что-то срочное и важное… Помощник стал набирать начальство по линии МВД.
– Товарищ капитан, подполковник Садовый на проводе! – почти сразу же доложил помощник.
– Да, товарищ подполковник, ДТП с тяжелыми последствиями… легковая… Да, сейчас выясняем номер, товарищ подполковник… Там все пылает! Нет, пока что не докладывали, но полагаю, что никто не выжил… Не знаем, пока еще…
А сам, отстранившись, от трубки телефона начальства, своему помощнику…
– Быстро мне, номер! Номер машины и чья там иномарка…
– Да, товарищ подполковник, это машина…. – говорил, а сам смотрел на каракули, что появлялись из-под руки помощника на обрывке, вырванного наспех, листа тетради в клеточку… – Да, вот тут мне доложили, что это номер…
И снова, отстраняясь от телефона начальства, шипит зло и нетерпеливо на своего помощника по дежурству:
– Номер – чей?! Быстро пробей!
– Да, товарищ, подполковник! Уточняю и вот, слушайте… вот, вот… этот номер. Он принадлежит, – тянет, как может, время, а потом, с какой-то глупой радостью… – Этот номер числится за Калюжным, товарищ, подполковник. Да, того самого, Балетмейстера, если так, можно сказать… Так, что… Нет! Никаких надежд нет! Все сгорели и водитель бензовоза тоже! Мне доложили, что с Калюжным ехали жена и его дети… Их на пятом километре приветствовали наши постовые… Да! Жалко, конечно… Слушаюсь! Есть! Я сам туда немедленно выезжаю и тут же, как только прибуду на место, с вами свяжусь, товарищ подполковник! Есть! Выезжаю!
Будьте здоровы, товарищ, подполковник! Да, вам и вашей милой супруге… – но на том конце провода, начальственный телефон уже пренебрежительно отложили…
– Ну, что ты стоишь, как вкопанный! Принимай дежурство, а я выезжаю на место ДТП…
И, глубоко надвигая фуражку до самых глаз почти прохрипел, то ли ему, то ли себе самому…
– Эх, черт! Глядская жизнь! – матюгнулся привычно, – бегаешь, бегаешь, крутишься, крутишься, а в любой момент можешь… Ну, что? Машина готова? Ну, тогда едем!
И поехал в темноту, освещаемую далекими всполохами пожара на седьмом километре и всего того, что осталось от двух автомобилей: бензовоза и такой, до боли знакомой ему иномарки директора дома культуры МВД города…
И пока менты, потрясенные данным дорожным происшествием, пытались хоть в чем-то разобраться.… А менты ведь тоже люди и даже они не могут спокойно на такое реагировать… Шутка ли сказать: муж, жена и дети, все сгорели заживо в адском пламени… Правда, они все еще пытались уточнить, так, сколько же было людей в иномарке? Кости жертв так раскидались и перемешались.…А все потому, что иномарка в лобовом столкновении врезалась под колеса бензовоза, а у того слетела цистерна, не выдержали старые крепления и все они, кто находились в обеих кабинах, вылетели навстречу друг другу и напоследок, перемешались и, как оказалось – своими костями…
К тому же они, вовсе не знали, что перед этим Колька, разухабистый ухарь, шофер бензовоза подсадил к себе пассажирку все еще не совершеннолетнюю, шестнадцатилетнюю Машеньку, милую девочку, начинающую проститутку с окружной и уже загодя, предвкушая барыши от перевозки партии левого бензина, решил все обставить заблаговременно…
Это именно ее косточки, юной блудницы, как в божьем суровом наказании, смешавшись с останками остальных бедолаг, и потому позволили экспертам сделать такое нелепое и утвердительное заключение…
Сгорели все! – безапелляционно вывели они.
И Балетмейстер, как называли главу семьи Калюжных и его красавица жена, Ниночка – балериночка, милая и прекрасной души женщина и обе их дочери, одна младшенькая, а другая, у которой косточки были такими более длинными и такие еще были тоненькие, что была постарше…
А ведь произошла чудовищная ментовская ошибка!
Эх, мало ли и сколько их бывало?
Бывает, что и живого принимают за убиенного и невинного осуждают за несовершенные им убийства и преступления! Вот, почему, дорогие мои почитатели, надо придерживаться моратория на смертную казнь! Нельзя брать такой грех божий – государству на душу!
Итак, уж случилось и на этот раз, ее, еще тепленькую и живую, с таким нежным и беззаботным личиком молоденькой и красивой женщины, ошибочно признали погибшей…
А она об этом еще ничего и не знала, и пока что дома одна наслаждалась самой прекрасной жизнью взрослеющей девочки-женщины…
Итак, мы с вами застали одну из героинь моих рассказов живой и здоровой, полной сил и желаний в то время, как о ней думали, что она со всеми вместе погибла. И это спасение ее от неминуемой гибели можно смело принять за небесное проведение. Наверное, не обошлось без участия ангелов. Да она и сама, красивой и чистой душой напоминала ангела. И как часто бывает по жизни от спасения всего один шаг до погибели, так и у нее, еще все впереди, все ее испытания… Прямо жаль мне ее!
Но что же поделать, раз взялась я рассказывать про нее то позвольте продолжить…
Ну и где же все это с ее близкими произошло?
А может быть, это было…. А что, похоже…
Ну, тогда, пусть так все и остается! И вот, я снова стою на том самом седьмом километре, и ищу глазами – то самое страшное место… Место, вон там вон, где тот обвешавший и некрасивый, забытый венок, так и висит одиноко, на столбике дорожного ограждения, как в назидании о бренности тела и жизни… Видимо, это, то самое место…
Подошла, постояла, присела и даже рукой провела, по новому покрытию дорожного полотна… Старое-то покрытье сгорело вместе и машинами и ими, моими такими для нас всех родными и близкими по духу – но героями во плоти и моего повествования тоже. Ну, что же? Отдадим им должное, и в память о том несправедливом лишении их всех – жизни я не очень-то буду с негативными описаниями об их доченьке-дочке…
Ну, что, мои милые? Полетели за ней и моими фантазиями… А было то, не было, то вам мои дорогие решать! А ведь все дело в ваших фантазиях…
АРХАНГЕЛЫ
Я пригрелась и сидела себе на скамеечке, кушала спокойно мороженное. День выдался классный и мое настроение… Эх, да что там говорить! Мое настроение тоже было просто прекрасным!
Красота, свобода и я!
– Привет! – говорит неопрятно и грязно одетая девка, которая, пока я все это вспоминала, выползла из-под каких-то кустов, рядом с моей скамейкой.
– Слушай, а у тебя ничего нет пожрать? – спрашивает, присаживаясь с краю и жадно проглатывая слюну, поглядывая на мое мороженое.
– Может, бутерброд? – говорю, вспоминая о нем и шелестя пакетом, протягиваю ей. А я ведь, сегодня как встала с утра, так сразу же из дома! Никаких сегодня занятий! Гулять! Только и успела, что прихватила вот этот бутерброд. Жалко, конечно, но тут товарищ голодный…
Она налетела и жадно, откусывая большие куски крепкими и белыми зубами, смачно и аппетитно жует…
– А у тебя, – еле поняла, о чем это она, – нет сигаретки?
– Нет. Я не курю…
– Жаль! – говорит, вытягивая свои длинные ноги перед лавочкой. При этом я вижу у нее на ногах какие-то стоптанные и заплесневевшие кроссовки.
– Постой! – вспомнила, – есть сигарета! Ты Мальборо куришь?
И отдала ей сигарету, которую приготовила для…
Ну, раз я сегодня прогуливаю уроки, то и сигарету ей я не передам. Потому, пусть уж этот грязный человечек…
Посмотрела на нее… Нет, вовсе никакой не человечек, а вполне взрослая девушка хотя и запущенная, да и довольно грязная… Вон, волосы какие спутанные…
– А может, тебе бутерброд? —говорю и протягиваю голодной девочке.
. – Что? – спрашивает, самодовольно и довольно нагло, – не нравлюсь? И не давая мне высказать, сама. – Я и самой себе такой не нравлюсь! А что делать? Жить как-то надо! Хотя, какая это жизнь… Хочется сдохнуть!
– Жить надо всегда, – поправляю ее, – и, даже когда жить вовсе не хочется… – почему-то начинаю с ней умничать
– Ты так считаешь? – спрашивает и поворачивает ко мне свое замызганное, но довольно красивое личико.
Я смотрю смело, разглядываю ее лицо почему-то беззастенчиво и нагло… А потом… Видимо, меня заедает совесть, я ей.
– Лиза! Меня зовут Лиза!
– Очень приятно, Лизка! А меня, прости… Шушера!
– То, есть…
– Нет! Шушера и все!
– И что никак по-другому? Ну а раньше-то как?
– А, что раньше? Главное, как сейчас! Сама же сказала, что жить надо всегда! Вот и живу, как могу и лишь бы к ментам не попадать в их грязные лапы.
– А чего так? При чем тут менты?
– Знаешь, Лизка, как люди говорят, от сумы, да…
– От суммы и от тюрьмы… А ты, что же – сидела?
– Слушай! Пойду я уже… Спасибо тебе за сигарету… – встает, намереваясь уйти.
– А ты можешь посидеть еще со мной и поговорить? – прошу ее неожиданно, убоявшись своего непонятного одиночества. Видимо, я все же что-то такое почувствовала к ней родственное…
– А что? Тебе это надо? Тебе хочется с шалашовкой какой-то побазикать?
– Ну, зачем же ты так? Просто с нормальной девчонкой, с такой же, как я… А что, с тобой уже и поговорить нельзя?
А дальше мы начали, как она сказала – базикать…
Разговор, поначалу, перескакивал с одного на другое. О своих родных она не стала говорить, а я рассказала. Уж больно хотелось мне в нашем разговоре почувствовать какое-то свое превосходство над какой-то бездомной нищенкой. Но к моему удивлению, ничего подобного не происходит. Она стойко и безвозвратно овладела разговором, и даже ее откровенье о сексе, мне показалось чем-то похожим на преимущество. Если так можно было об этом выразиться… И потому я, сгорая от нетерпения и всякой ответственности, стала расспрашивать ее именно о том, что так волновало меня…
Секс, секс и все о нем… Оно в меня просто впитывалось тогда неизмеримыми порциями! И вот сейчас я пытала ее своими бестактными вопросами и была рада таким ее откровенным сентенциям.
Казалось, она знала об этом все! И я, забыв, обо всем на свете пытала и расспрашивала ее, поглощая все сведения и усваивая ее опыт, как мне казалось поначалу, продажной женщины… Но о ее продажности, которую я сразу же в ней признавала, мне вскоре пришлось отменить и все взгляды относительно ее пересмотреть. Из ее разговора выходило, что это с ней все происходило помимо ее воли и в большинстве случаев – ее просто насиловали!
Я еще тому удивлялась. Как это? Как могут меня, к примеру, насиловать, если я не хочу? И я ей такую выдала реплику, в оправдание своей правоты.
– Нет! Как говорится, сучка не захочет, кобель не заскочит! Так, кажется, говорят?
– Слушай, – распалялась она, явно не разделяя мою точку зрения, а это она, так свою распущенности оправдывает, говорила себе я, – ты вообще, ничего не понимаешь…
– Да все я прекрасно понимаю! Просто ты пытаешься передо мной оправдаться!
– Ты так считаешь?
– Да, я так считаю, и я просто уверена, что если я не захочу, то меня никто не заставит этим заниматься!
– Да, тебе хорошо рассуждать, когда ты еще ни разу с этим не сталкивалась…
И не успела она закончить фразу, как вся напряглась, а потом…
– Слышишь, сюда менты на козле едут!
– Что? На каком еще козле? Сама ты коза! Ну, что ты вскочила, сиди! Вот увидишь, ничего они ни тебе и мне не сделают! – сказала и крепко схватила ее за руку…
Она дернулась и попыталась вырваться, но я ее сгребла и даже повалила на скамейку, прижимая к сиденью всем телом, и со смехом ей пригрозила.
– Лежи и не дергайся! – победоносно воскликнула, все сильнее прижимая к сиденью.
– Дура! Господи, как же ты еще дура! Пусти! – заорала она, но я, так и продолжала…
Ментовский Газик выскочил внезапно из-за кустов и встал перед нами как вкопанный.
– Так, что это тут у нас? – говорил высокий и довольно упитанный милиционер, выбираясь из машины. – Петро, ты посмотри, что происходит? Бабы совсем обнаглели и уже среди бела дня и прямо на лавке, в общественном парке, ты посмотри, чем они тут занимаются… – А следом, грязно ругнулся, давая определение тому, что, по его мнению, происходило между мной и бомжихой…
Естественно, я тут же выпустила руки бомжихи.
Кстати, довольно грязные, брезгливо отметила, и еще от нее исходил какой-то довольно неприятный запах…
И как только я отпустила ей руки, так она вывернулась ящеркой и попыталась скрыться, перепрыгивая с одного маха через спинку скамейки… Ну и прыть! – только успела подумать о ней пренебрежительно…
– Стой, Шушера! – заорал на нее сержант, а здоровяк, успел – таки, буквально за два прыжка догнать ее и повалить наземь – ударом ноги, словно бы как футболист на поле, подкатом, так, кажется, у мужчин этот прием в футболе называется?
Она с размаха шлепнулась на землю и тут же взвыла!
– Я ничего ей не делала! Ничего!
И пока на нее наваливался милиционер, скручивая назад руки, она все твердила…
– Мы просто сидели и разговаривали! Просто! Поняли вы, козлы?!
– Смотри – ка, Петро, как Шушера заговорила? Да и кто бы подумал, из нормальных людей, что такая вот городская будет просто так трепаться с какой вонючей бомжихой… – А потом, оборачиваясь ко мне…
– Документы, девушка, приготовьте!
– Какие еще документы, – пытаюсь оправдаться, – все мои документы – дома!
– Вот как? Ну а адрес, позвольте узнать…
– Ничего им не говори! Молчи! Не давай им… – но глухой звук удара заставил меня вздрогнуть, а ее замолчать на некоторое время.
– Так, тащи сюда Шушеру. Сейчас мы очную ставку вам обеим устроим… – говорил второй и как я поняла, это его начальник, с сержантскими полосками на погонах.
– Что, значит, устроим, – все еще соблюдая видимое спокойствие, пытаюсь нормально с ними поговорить. – Какую еще очную ставку. Мы и так едва с ней знакомы…
А ее уже подтянули и плюхнули на скамейку, при этом ей уже и руки скрутили за спиной. Она лежит и тупо, как-то совсем безразлично, запуганно и отрешенно смотрит на меня.
Теперь все сосредотачивается на мне, как я поняла…
– Так, ну и что же это все обозначает… – как-то теперь и совсем не по-доброму тянет сержант, присаживаясь рядом со мной и нагло меня разглядывая… – Вроде бы приличная барышня,… а сама, значит, с Шушерой… И где? На нашем участке!
Я попыталась что-то сказать, но упитанный гад сблизился и, не слушая, неожиданно заорал на меня матом…
– Что глядь? Попалась? Что я тебе говорил, Коля? Кто эта Шушера? А ты мне все нет, нет, она не такая… Я же говорил тебе, что она и мужикам дает и бабам!
– Нет! Никаким бабам!
– Замолчи лесбиянка! И опять очень мерзко и грязно матюгнулся.
– Ну, а ты… – теперь уже в его словах я услышала самую настоящую угрозу… – Ты кто? Какого …., назвал мужской орган, – ты лезешь к ней? Тебе что, других глядей мало? На бездомных баб потянуло? Ну, говори, кто такая, откуда сюда прикатила?!
– У сука, убью! – внезапно закричал упитанный, подскакивая ко мне…
Я и опомниться не успела, как моя голова внезапно дернулась и сильно откинулась назад.
Удар был не так силен, как я оказалась к нему не готова. И потому у меня… Что называется, шарики за ролики и я… Все! Мелькнуло, это конец, а следом боль…
А между тем события принимали нешуточный разворот….
Все попытки привести в сознание девушку не увенчивались успехом и только после того, как сержант, прислушался к ее сердцебиению, он наконец-то опомнился и заорал…
– Петренко, глядь! Сколько раз я тебе говорил – не ширяйся, не ширяйся ты перед дежурствами! Ну и что я сейчас должен делать? Ну и что ты молчишь, урод?
– А, может, ей скорую, – промямлил Петренко.
– Скорую, скорую… А, что потом? Что ты станешь объяснять родителям и начальству? Что ты не хотел, и она сама, случайно, нарвалась на твои кулаки? Наверняка у нее есть и мать, и отец… И одета она прилично… Слушай, Шушера, а может, ты ее знаешь? Кто она, где живет, подскажи, милая…
Но Шушера зло молчала… А потом как опомнилась и стала им орать…
– Так, вам и надо дебилы! Вы только и можете, что свои хвосты мне под нос подносить, на большее вы уже неспособны! А как дело запахло жаренным, так вы ко мне… Нет, гады! Вы, как были ментами, так и остались – козлами! Так навеки и останетесь и пусть вас сажают… Нет, таких как вы не сажают… Теперь вы сами выпутывайтесь и я вам ничего не скажу!
– Петренко, дай ты ей денег!
– Какие деньги, товарищ сержант, ведь мы только-только как выехали на дежурство…
– Не возьму я никаких ваших денег! – снова орала Шушера, – да, чтобы вы – издохли, сволочи, чтобы ишаки в любовниках появились у ваших жен, чтобы…
Петренко и на этот раз тихо и нежно приложился к ней и она замолчала…
– Так, Петренко! Ты совсем спятил? Нет, таких, как ты, надо гнать из наших органов поганой метлой! Ну, что ты делаешь, что ты делаешь… Мало тебе одной жертвы так ты…
– А может вызвать архангелов? – сказал Петренко и как-то по-идиотски застенчиво улыбнулся, пожимая плечами… Мол, мы уже ничем ситуацию не поправим.
– Каких, нафиг архангелов? – грязно матюгается сержант. – Где ты видишь тут жмуриков? Это же девочки, Петренко, девочки!
– Нет, товарищ сержант я все понимаю, что у вас свои дочки… Но это же человеческие отбросы? Это же лесбиянки, а они хуже глядей! Нет, как хочешь, Коля, а я вызываю архангелов и потом… – оглянулся, как будто – бы кто их еще мог видеть и слышать, и продолжил, подойдя к сержанту вплотную…
– Ну, Коля… Давай, уже… Не сс….! Не впервой же! Ты помнишь, как мы ту дурочку сдали и ничего, заработали неплохо… Давай, не писай! За них мы получим штуку – на двоих и будет у тебя, наконец, мотоцикл, а мне хватит на месяц настоящих глядей… Ну, я вызываю…
– Только, при чем тут Шушера?
– Как это? А зачем нам лишний свидетель?
– Ладно, давай!
И Петренко по рации из Газика стал связываться сначала с дежурным по РОВД, а потом ждать звонка от самих архангелов…
И они, эти их архангелы, вскоре объявились…
Катафалк подскочил быстро, но не торопливые служители, заспорив на какое-то время с Петренко, торгуюясь… А затем, по деловому и не спеша засунули в гроб, все еще бесчувственную Лизочку, а рядом на скамеечке и надежно придерживая руками, рядом с собой усадили, полной страха в глазах, Шушеру…
Так, они и уехали, эти архангелы, увозя, словно на небеса и туда – откуда, хотя и живые, но девочки долго не возвращаются… Долго не возвращаются…
А ведь и вправду они, милые наши героини хотя еще пили и что-то жевали, когда им хоть что-то перепадало, но все равно, ведь они оставались, как не живые! Хотя и дышали и слышали, как над ними намеревались, да потом, так над ними поиздевались…
Ну вот и дождались архангелов…
Стоит добавить, что вскоре Петренко и Коля, – ментовский сержант, получили неожиданно крупную сумму за тех самых девочек и пока они ехали радостно, то ему, своему сержанту, Петренко нехотя признался.
– А я, ведь знал, что та, которая красивее была, что она все еще девочка!
– Да? И когда ты успел, сукин – сын? А ведь рядом стоял и все мы делали вместе с тобой… Ну кобель, ну кобель… Ну и чем же ты ей?
– А на что нам ментам голова…
Да, и, правда? На, что им она?
ПЛЕНЁННЫЕ АНГЕЛЫ
– Лежи тихо, – первое, что я слышу. – Ну, а будешь орать…
– А что там за вопли? – спрашиваю, потому что они меня раздражают, как и все вокруг…
– Ты хочешь посмотреть?
– А где Шушера?
– Там она, с моими архангелами развлекается…
– Что?!
– Ну а будешь орать, я тебя живьем закопаю… Прямо так, не вынимая из гроба… А если хочешь жить, то лежи тихо, тебя скоро покормят…
– А я где? Почему так темно?
– Ты в моем гараже, ангел мой…
– А ты кто?
– Я? Я для тебя, сейчас, главный на сегодня охранник, потому я, – архангел Михаил, деточка… И ты не рвись, не поймут тебя мои гаврики и враз… Вжик и спустят кровку твою целомудренную…
– У тебя холодные руки… Не трогай меня…
– Я же говорил кто я, потому и такая рука…
– Ты недобрый!
– Что ты, что ты, я для тебя – сама доброта…
– Ой! Зачем ты колешь меня? Мне же больно!
– Сейчас, моя радость, оно все отпустит тебя…
И уже сквозь сон ему, своему недоброму архангелу Михаилу…
– Мне жестко, мне тесно… Вытащи отсюда меня!
– Вытащу, вытащу, радость моя… А теперь спи, набирайся сил… – и я проваливаюсь, и куда-то лечу, и лечу…
После беспамятного безмолвия…
– Ну что, ты очухалась, наконец-то? – говорит рядом Шушера.
– А куда это мы едем? – спрашиваю оттого, что меня ежесекундно трясет и швыряет куда-то по голому полу какого-то микроавтобуса без сидений вообще… Кстати, рядом со мной, на грязном полу, также сидят, поджав ноги, несколько каких-то хмурых девчонок… Сажусь, с удовольствием расправляя затекающие конечности… За окном мелькаю какие-то поля и солнце, которое так бьет по глазам, что я невольно прищуриваюсь… Тепло!
– А куда мы едем? – спрашиваю, все еще не соображая, что со мной происходит. – Кто нас везет и куда?
– А хто жь его бачив? – отвечает одна из девушек, кто на меня смотрит и, как мне кажется, она мне улыбается. А вот все остальные.. зловеще молчат… Почему-то?
– А ты кто? Ты что, с Украины?
– А як же шь!
– Ну и что ты у нас делаешь? – задаю ей этот вопрос, а сама уже ни черта не понимаю…
– И хде?
– И где, и где, – говорит еще одна из красивых девчонок, а везде, вот где! – грязно ругается, обзывая наш орган.
– Не ссорьтесь девчонки! – говорит Шушера, – этим вы ничего не исправите, а только себе жизни последние капли испортите…
– Капли? Какие еще капли?
– А ти, шо? Трахнутая шо, ли? – спокойно так, с задиристым матюгом, спрашивает украинка. В том смысле, что потеряла рассудок, это я вам с переводом…
– Что, что? – переспрашиваю у нее, хотя я все прекрасно поняла и без перевода.
– Ну, все, закончили! – снова вмешивается Шушера. – А ты, тоже…
– А что я? Это она! Я ведь просто спросила?
– Слышь ты, целкая, а ну ка заткнись, наконец-то и без тебя тошно! – вмешивается довольно взрослая и крупная девушка…
– Может, запоем? – спрашиваю.
– Ага, – отвечает за всех та же взрослая, – как приедем, так мы там, так запоем!
– Ну, хватит! Достали уже! – вмешивается еще какая-то смазливая и растрепанная девица. – вы что, не видите, что она уже слегка умом тронулась? Грохнулась. она, ей богу!
– Кто, я?
– Да, заткнитесь вы, все! Все! Все и пошли вы все…
– Ну вот и поговорили… А то, что с ней произошло, так каждая бы, на ее месте бзикнулась!
– Нет, девки! Мы все тут немножечко бзикнгутые…
– Ага, бзикнутые и перебзикнутые!
– Ну, все? Успокоились? Лучше, давайте держаться все вместе и не ссориться… – примирительно говорит Шушера. —Хотя бы часик!
– А будет ли этот самый часик?
– Будет, девочки, будет! И мы еще им всем, у кого эти хвосты и кто к нам… Нам мешал жить спокойно и кто нас, кого силой, а кого обманом… И мы им, если все вместе….
– Вот, вот нас так и …выедали всех вместе! Уже который день и все едут, и едут… Господи, когда же все это закончится? Жить не хочется! Скорей бы уже умереть!
– Нет, девочки, – говорю им, все еще не соображая, – вы, как хотите, но нам надо еще жить и жить…
– Нет, девочки, а нам еще жить и жить… – говорю им лежа на полу какого-то пикапа.
– Заладила! Ты хотя бы до завтра доживи, хорошо?
– И доживу, вот увидите!
– Эх, какой там жить, мне бы пописать! Нет уже терпежу!
– И мне! – И мне тоже так и подмывает… – раздалось сразу же несколько голосов.
– Ну а что мне делать? Мне что, прямо тут можно по большому сходить?!
– Нет! Нет, – шумят на нее, – как хочешь, а терпи!
– И долго мы должны еще все это терпеть?
– А зачем нам терпеть? Давайте попросим, и пусть нам остановят! – предлагаю я. И стала пробираться вперед кабины к перегородке, где начинаю стучать…
– Остановите, остановите!
И неожиданно наш пикап начинает тормозить, а потом… Потом все как уже было…
После того как с ней разобрались, и она снова отошла от беспамятства…
– Ну что, ты очухалась, – снова говорит Шушера.
– А чем это они так?
– Да, пластиковой бутылкой с водой! Бьют, а синяков никаких не остается… Болит?
– Еще как…
– Ну, это хорошо…
– Почему хорошо?
– А потому что я думала, что ты и правда свихнулась. А если тебе больно, и ты боль чувствуешь, значит, все с мозгами в прядке, пока что!
– Ночь, это время нашей новой с тобой работы… – доверительно говорила ей, Шушера
– А почему так все тихо? Где девочки?
– Всех забрали наверх и увели…
– Куда увели? Ночь же?
– Да, ночь! Теперь это время нашей новой с тобой работы…
– Работы? Какой еще работы? Я ничего не умею…
– Ничего, этому тут быстро научат…
– Ты думаешь?
– Знаю! И потому тебя сразу же предупреждаю! У тебя, как и у меня, как и у всех нас нет ни малейшего шанса…
– И что, меня обязательно кто-то… Ну, что ты киваешь? Я не хочу, я убегу…
– Знаешь, я видела многих девочек, которые пытались бежать и, к сожалению, многих из них я уже никогда больше не видела…
– Что ты этим хочешь сказать? Что они… Их убили? Ну, не молчи, говори! Значит, и у меня нет никаких шансов… Ну, тогда я лучше сразу умру!
– Знаешь, не говори глупостей! Умрет она? Пока что от этого еще не умирают и многие на это надеются, потому и работают по ночам. А некоторые…
– Что некоторые, говори, не смей мне молчать!
– Ты давай не ори на меня, я ведь хочу тебя подготовить заранее. Ну, лишат тебя этой девственности, и кто о ней потом вспомнит? Я, например, потеряла девственность в тринадцать лет и, как видишь, я до сих пор живая…
– В тринадцать? Как это?
– А вот, так! Даже не хочу вспоминать, потому что все это блекнет перед тем, если ты тут заупрямишься.
– А без этого мне как-то нельзя обойтись? Нет? Что, никак? Нет… Ну а потом что? Лежать под ними, этими скотами и все им в себе позволять? Но это же …рабство, какое-то?
– Да… Самое настоящее сексуальное рабство… А еще, некоторые умники все это называют проституцией! Посмотрела бы я на них, если бы их, как нас, да по пятнадцать раз за ночь…
– Пятнадцать?! Ты шутишь? Как это – пятнадцать. Не верю!
– А вот, тридцать раз – за день, не хочешь?
– Неужели такое возможно… И это когда? Когда, время современное, когда дома мои родные…
– Так! Только не хныкать! Нельзя о родных тут вспоминать, понятно я тебе объясняю? Все! Теперь, главное, пока не забыла и все еще могу тебе передать. Ты помнишь украинку, ну, ту самую, с которой ты спорила в микроавтобусе? Так вот, она мне передала, что тут украинские миротворцы… Ты представляешь? Рядом, можно сказать, наши! А мы ничего не можем!
– Да, обидно, до чертиков. И что же, мы как-то с ними не можем связаться?
– Не знаю… Мне вчера один полицай из КФОР в любви признавался, и я, пока он пыхтел на мне, я у него все хотела расспросить, где тут наши?
– Что? Ты вчера была… Постой, а кто это такие, как их ты так интересно назвала? КФОР какой-то…
– КФОР, значит, Косовские силы, военная полиция НАТО в Сербии.
– Где, где? Где мы?! В это трудно поверить… Я в Югославии… мамочка! Ну и заехала, ну и закатилась, это надо же? – потом слушаю, что она мне горит.
– Как в гробу? В каком? А почему ты мне об этом не говорила? Что? Я была не в том состоянии… Я что же, больная? Я умалишенная? Так, что ли? А почему меня до сих пор не попетрушили? Что? Я особо ценная? Как, это? Объясни…
И пока Шушера ей объясняет, как она, вместе с ней попадает на трафикиннинг… то мы с вами, познакомимся с Екатериной Петровной. Ее тоже потом…
А, впрочем, не будем забегать наперед и, пожалуй, начнем о ней издалека…
Итак, город, где она когда-то жила и где преподавала в институте… Вы знаете, вот пишу, а самой даже не вериться!
Я сама не могу поверить, что она, когда – то была просто женщиной молодой, умной, успешной, преподавала науки в своем институте и уже успела побывать замужем. Так вот, послушайте, как все с ней было и до чего ее жизнь довела… А, впрочем, во всем, что потом с ней приключилось, как оказалась, она была виновата сама! И, как говорили ранее, не зарекайтесь, от тюрьмы и от суммы, так и мы…
Не зарекайтесь, от сексуального рабства этой чумы – для всех нас, женщин!