Глава первая
На кухне
“Хорошо тому, кто родился Гонцом, Оружейником или Меченосцем… – мрачно думал Бублик, стоя с ножом в руке. – Если твой отец Меченосец и дед был Меченосцем и прадед, то ты, конечно, можешь стать Вышивателем Знамён, если захочешь, но зачем быть кем-то ещё, когда можно стать Меченосцем?…
А если отец повар, и дед повар, и прадед, и прапрадед… И мама, и бабушка, и прабабушка, и прапрабабушка… И дяди, и тёти и все, буквально все родственники – повара и поварихи…”
– Тот начинает свой путь с поварёнка, – вздохнув, вслух сказал он.
Но из-за гомона, стоящего на Замковой Кухне, его никто не услышал.
Шкворчали толстодонные чугунные сковороды, бурлили пузатые, похожие на бочки, кастрюли, глухо стучали ножами повара, разделывающие мясо, птицу и рыбу.
Бублик ещё раз вздохнул и понес нарезанный репчатый лук (целую гору лука в глубокой миске) Главному Повару, который, словно полководец битвой, командовал приготовлением жаркого.
Обычно Бублик смотрел на жизнь веселее, но когда режешь лук, трудно не прийти в плаксивое настроение. Да и не только в луке было дело…
В последнее время Бублику на Замковой Кухне приходилось несладко. А временами – так и вовсе горько. Примерно, как сейчас.
К своему удивлению миску с луком до Главного Повара Бублик донёс благополучно.
Главный Повар одобрительно нахмурился, (посторонний человек подумал бы, что он страшно разозлился) и белые кусочки лавиной посыпались в глубокую сковороду с кипящим золотисто-зелёным маслом, где они сразу покрылись пузырьками, зашипели и запротестовали, превращаясь из белых сначала в прозрачные, а потом в золотые квадратики.
Бублик понёс обратно опустевшую миску.
Он шагал по длинному проходу между двумя рядами разделочных столов, за которыми повара и поварята резали, лепили, смешивали, размешивали и делали ещё тысячу с лишним дел, превращая продукты в еду.
Бублик старался идти прямо и независимо, держа голову высоко поднятой. Поэтому не заметил, как из-под одного стола высунулась длинная ручка поварёшки, загнутая на конце. Высокий черноволосый поварёнок, действуя ручкой, как крюком, поймал Бублика за ногу и резко дёрнул.
Поддетый за щиколотку Бублик упал плашмя, металлическая миска с грохотом заскакала по каменному полу Замковой Кухни, перекрывая своим шумом даже гомон, царящий вокруг.
Высокий поваренок радостно усмехнулся, вернул поварёшку на место и принялся деятельно чистить яблоки для пирога, словно он и не отрывался от этого занятия.
Бублик в кровь разбил коленку о каменный пол и сильно прикусил язык. Он с трудом встал и, хромая, догнал миску.
Все кругом смеялись. Никому и в голову не пришло, что Бублика даже тошнит от боли. И все были уверены, что он растянулся на полу из-за собственной неуклюжести.
Бублик добрался до своего места и опустился на трехногий деревянный табурет. Колено отчаянно ныло, язык во рту неудержимо увеличивался, как увеличивается тесто в кипящем масле, раздуваясь из тонких лепестков в пухлые подушки. Казалось, язык не просто распухает, но и раскаляется.
Вчера, когда поварята сдавали еженедельный летний экзамен, компот Бублика оказался солёным, а суп – отвратительно сладким. Главный Повар, лично принимавший супы и компоты, ничего не сказал, лишь пошевелил бровями и поставил жирный минус в зачётную книжку.
Бублик знал, что в суп насыпали сахару, а компот посолили Перец и Батончик. И подножку сейчас подставил тоже Перец. И в тёмной кладовой его позавчера толкнули в ларь с мукой они же. И табурет сиропом вымазали поза-позавчера.
И Бублик прекрасно знал, почему они это делают. Из зависти.
Когда для поварят с Замковой Кухни закончились каникулы, и началась обычная кухонная жизнь, Бублик рассказал другим поварятам, каким захватывающим у него получилось начало лета, когда он вместе со своими друзьями, юными Гонцами и внуком Оружейника, искал в Лабиринте похитителя людей.
Рассказ страшно разозлил Перца и Батончика – стерпеть, что кто-то из поварят провёл лето лучше, чем они, эти двое не смогли. И начали исподтишка изводить Бублика всем, чем только можно.
Силы, как водится, были неравны, – Перец был выше Бублика на голову, а Батончик не только выше, но ещё и толще в два раза.
И они никогда не сталкивались с Бубликом в открытую, делая мелкие и крупные пакости за спиной, нападая в темноте кладовых и подвалов Кухни или портя его работу.
Если бы об этом узнал кто-нибудь из друзей Бублика, грустить пришлось бы Перцу и Батончику. Но Бублику гордость не позволяла признаться, что его обижают. А пока он думал, как же самому справиться с обидчиками, росло количество синяков и шишек на его теле. Сегодня список пополнился коленкой и языком.
А язык между тем так распух, что во рту уже не осталось свободного места. И отчаянно болел.
– Сходи-ка ты до лекаря! – вдруг услышал Бублик над своим ухом бас Главного Повара. – А то сидишь, как вертел проглотил. Тётушка Гирошима сегодня здесь, в Аптекарском Огороде ковыряется. Понял?
– Да… – с трудом выдавил шёпотом Бублик, слез с табурета и пошёл из кухни, мечтая превратиться во что-нибудь, у чего нет языка, а значит и нечему болеть.
Почему-то на ум первым приходил медный колокол, хотя у колокола-то как раз язык имеется, и немаленький.
Тётушка Гирошима, самая искусная травница и костоправка в Акватике, делала ревизию на грядках, разбитых в закутке между Замком и стеной Цитадели и (попутно) с удовольствием наводила ужас на Смотрителя этих грядок.
С незапамятных времен, на случай войны и осады, в Цитадели был разбит Аптекарский огород, где на грядках и клумбах вместо капусты и морковки росли целебные травки, из чьих цветов, листьев, стеблей и кореньев можно было сделать лекарства.
Тётушка Гирошима по просьбе Короля изредка заглядывала в Аптекарский огород, чтобы проверить, всё ли там в порядке.
И каждый раз, по мнению тётушки Гирошимы, порядка в огороде не было.
Вот и сейчас она безжалостно перечисляла недостатки.
– Мало света, много зданий, мало места!!!
– Да-да, – покорно кивал головой унылый Смотритель. – Но что же делать… Стена мешает, – мы же в крепости.
– Убрать, раз мешает! – категорично махнула рукой тётушка Гирошима. – Будь я Смотрителем… – с нажимом в голосе добавила она.
Смотритель и так не сомневался, что окажись завтра на его месте решительная лекарша, каменную крепостную стену, окружавшую Цитадель, со всеми её зубцами, бойницами и переходами безропотно бы сломали и построили новую на таком расстоянии, которое не мешало бы расти травкам на опекаемых тётушкой Гирошимой грядках.
Он с тоской озирался по сторонам, прикидывая, как бы сбежать и спрятаться, и первым увидел тихонько бредущего к огороду Бублика.
– Госпожа Гирошима! – обрадовался Смотритель. – К вам пациент!
Тётушка Гирошима оторвалась от грядок и из-под ладони посмотрела туда, куда он показывал.
Вот кто даже издали понял, что Бублику плохо. Она бросила лопатку, которой подкапывала растения, и поспешила ему навстречу. Подхватила под руку и помогла дойти.
Посадив поварёнка на каменную скамью у источника, из которого поливали Аптекарский огород, тётушка Гирошима, наскоро сполоснув руки, сразу же занялась сбитой коленкой.
Промыла ранку, сорвала прямо с грядки какое-то растение, приложила к ссадине его длинные тёмно-зеленые листья и забинтовала выуженным из украшенной оборками цветастой сумки полотняным бинтом.
– Рот открой! – скомандовала она.
Бублик послушно, хоть и с трудом, открыл рот, – и даже у тётушки Гирошимы, много повидавшей в жизни болячек, глаза удивлённо округлились:
– Великий Торакатум! Скажи “а-а-а-а”.
Бублику очень хотелось, чтобы “а-а-а-а-а” за него сказал Великий Торакатум, потому что вместо “а-а-а-а” у него получилось непонятное “ы-ы-ы-ы-ы”.
– Всё ясно, – мрачно произнесла тётушка Гирошима, повернулась и пошла между грядок, отыскивая нужную ей травку.
Споласкивая блестящие зёленые листья в струйке воды, которая вытекала изо рта каменной рыбки и падала в выложенную разноцветной галькой чашу, она сказала:
– С таким “а” тебе придётся помолчать недели две-три. А то и четыре, если не пять. Пока отёк не спадёт. Подойдёшь вечером ко мне домой, я дам тебе настойку, будешь полоскать рот. А пока держи во рту эти листья, – будет не так больно. На.
Бублик неохотно положил на раскаленный язык крохотные шершавые листики. Они пахли зимним утренним ветром и на вкус были холодные, как льдинки. Во рту тоже стало прохладно, и боль утихла.
– Пойдём-ка, я скажу пару слов вашему Главному, – повела Бублика обратно на кухню тётушка Гирошима.
– Ну и что? – равнодушно сказал Главный Повар, когда услышал, что Бублик не сможет говорить почти месяц. – Руки-то у него остались. А еду, слава Великому Торакатуму, не языком готовят. До конца его смены ещё час, так что он вполне успеет почистить горох для рагу.
Бублик пошёл к своему столу, где его уже ждала горка зелёных стручков, из которых надо было извлечь горошины.
В глазах наблюдавших за ним и перемигивающихся при этом Перца и Батончика плескалось затаенное, но полное удовлетворение.