Новая жизнь
Как ехала в аэропорт на дне темного рюкзака, как летела в самолете, ничего этого не помнила Пипита. Утомленная суетой и, взбудораженная волнениями, она, то спала, то просыпалась. Когда самолет приземлился, она заметалась: «Кажется, Италия». Но это было еще не все. Рюкзак снова начал покачиваться, как на верблюжьих горбах – его хозяйка куда-то шла. Убаюканная качкой, Пипита снова задремала. Очнулась путешественница в полной тишине и, не понимая сначала, куда ее принесло, начала шустро выбираться из рюкзака. Наконец мышка покинула свою полотняную пещеру и огляделась: она находилась в просторной светлой комнате, в углу которой заметила небольшую дыру. Словно что-то подтолкнуло Пипиту, и она, не задумываясь, шмыгнула прямо в нее. Снова наступила темнота, только слышно было, как по каменному полу подполья (а это было именно подполье) стучат ее коготки, да переговариваются невидимые сверчки.
– Падре, падре, – трещали самые младшие сыновья мудрого сверчка Лючано, – ке шуршаре?
– Мышани, – ворчал Лучано, – мышани.
Мимо Пипиты, словно добрый дух этого подполья, пролетела почтенная летучая мышь – старушка Лючия в черной шали. Она прижимала к себе мешочек с едой. Протопала супружеская пара Лаурита и Карло – местный образчик семейного благополучия. Держа за лапу одну из своих дочерей, спешила в нору мамаша Беатриче. Она была крайне плодовита, и уже в десятый раз у нее намечалось брюшко. Со скоростью ветра друг за другом пронеслись синьор Марко и синьор Матео. Синьор Марко был чем-то очень рассержен и старался как можно быстрее уйти от своего преследователя. «Амико, амико!», – надрывался синьор Матео, еле поспевая за обиженным. Имена всех жителей подполья Пипита узнала гораздо позже. Теперь же она видела множество своих собратьев, спешащих по своим делам. От такой суеты и шума у нее зазвенело в ушах. Пипита присела на узелок и задумалась: «Кот его знает, куда здесь идти. И спросить-то не у кого – все по-своему лопочут». От растерянности и страха она даже вспомнила, как дед рассказывал, что во время гражданской войны их белые противники выкапывали на пути разведчиков Бермудские норы, и почти все серые воины, отправлявшиеся на задание, исчезали там навсегда. Пипита тряхнула головой: «Да что это я? Сейчас не война и Бермудских нор нет». Вдруг густой бас заставил ее подпрыгнуть до потолка: «О, любиче, любиче сыринье дольче!», – раздалось как будто из-под мышиных лап. Тут же Пипита ощутила знакомый сладковатый запах сыра. Сразу нахлынули воспоминания – бабушкины сырные лепешки, сырная подливка. Но новоявленная итальянка не стала предаваться воспоминаниям и уже смелее потопала на голос. Через некоторое время она оказалась около небольшой норы; вход был без двери, мышка затаилась и стала наблюдать за происходящим. Было ясно – хозяева ужинают. На полу вокруг ящика, который, по-видимому, служил столом, сидело восемь мышей. Шкуры их были темны, сами они казались больше почтенного дедушки Пика. Особенно огромными показались Пипите две взрослые мыши. «Может быть, это крысы? – подумала она, – тогда я пропала».
– Карро, сыринье добавлинье? Густо? – сказала миловидная синьора-мышь, по-видимому, жена хозяина. Пипита не услышала, что ответил синьор – от пыли у нее засвербило в носу, и она оглушительно чихнула.
– Мамма! Мамма! Кошани! – всполошились испуганные мышата.
– О, мама миа! – вскричал отец. – Проклято кошано! О!
Он бросился к выходу, но наткнулся на Пипиту. Долгое время они, молча, разглядывали друг друга. Дети бросили еду. Робкие прижались к матери, а те, кто посмелее, повскакали со своих мест и, перешептываясь, стали с любопытством рассматривать нежданную гостью.
– Пиколло…, мышано…, сериньо…, – ловила она обрывки фраз.
– Синьорина? – наконец недоуменно спросил хозяин.
Пипита молчала. Она сама невольно засмотрелась на хозяев: их темные шкуры отливали синевой, глаза были огромны как маслины, уши, точно китайские веера, поражали своей прозрачностью и округлостью. Даже в испуганных детях уже виделись грация и благородство.
– Синьорина? – вновь повторил сеньор мышь, – ке? Ке случито?
– Я заблудито, – в тон ему ответила Пипита, и сама удивилась, что так легко понимает чужой мышиный язык. Многие слова были похожи, отличаясь только окончаниями.
– О, мио мадре! – занервничал отец семейства, – проходире, проходире. Нон боязиньо, – попытался успокоить он свою семью.
Когда мышка вошла, один из самых смелых отпрысков подбежал к ней и пребольно дернул за хвост. «Пиетро! – нахмурилась мать, – седире, седире, сеньорина, – хозяйка старалась улыбаться, но в ее глазах по-прежнему была тревога. Пипита аккуратно присела вдалеке. От приветствия Пиетро хвост заныл.
– Близито, близито, – хозяин подвинулся, чтобы пропустить ее.
– Нон, нон близито, – попыталась возразить хозяйка, – синьорина болиньо?
– Чесира! – сердито шепнул муж.
– Нон болиньо, – не растерялась Пипита, – я – руссо, руссо мышано. Мы просто серые и маленькие, – закончила она про себя.
На новом месте Пипита долго не могла заснуть. Пол здесь был жестковат, и разные мысли бродили в ее беспокойной голове: «Странные они какие-то: ростом с крысу, глаза гораздо больше моих… Я маленькая, серая, драная и совсем не похожа на них». Раздалось шуршание и испуганный писк – это среднему, Пиколлино, привиделась во сне кошачья лапа. Ему часто снились кошмары.
– Все-таки хорошо, что я их понимаю, – довольно потянулась мышка, начала зевать и не заметила, как уснула.