Глава II
Многие записные охотники, рассказывая про свои охоты и про диких зверей, не заботятся о правдивости, а руководствуются исключительно тщеславием. Им хочется порисоваться, увлечь хорошенько слушателей, чтобы те внимали им, разинув рты.
Ради этого они всегда все преувеличивают и про свирепость диких зверей наговаривают много лишнего.
И то сказать: кто станет их опровергать, уличать во лжи? Подвигов их никто не видал, а звери опротестовать не могут. Тут действует правило: не любо, не слушай…
Риск на подобной охоте вовсе не так уж велик, если не считать возможности схватить простуду – лихорадку, ревматизм, воспаление легких. Зверь становится опасен, начиная лишь с того момента, как охотник берет ружье, прицеливается и нажимает курок.
То, что мы сейчас утверждаем, настоящая правда. Святая истина.
Возможно, что лев, тигр или пантера увидали или услыхали врага. У кошачьей породы слух тонкий, глаза видят ночью, как днем, обоняние тоже прекрасное. Если они не успели скрыться раньше при малейшем шорохе, то в них можно смело целиться: они и не подумают нападать сами, чтобы предупредить действия противника.
Стоит охотнику тихонько свистнуть – и зверь сейчас же пускается наутек. Если он опустит ружье и не сделает выстрела, «свирепый» хищник скроется, никого не тронув.
Никогда хищный зверь не нападает первый на человека, только разве что самки поступают так, и то, когда они с детенышами.
Но раненый зверь становится страшен и грозен и защищается отчаянно. Ранить хищника опасно, надобно уложить его сразу или уж не стрелять вовсе. Впрочем, даже и это не является непреложным правилом, чтобы раненый зверь бросался на человека, иногда даже раненный он старается убежать.
Известный Жюль Жерар, охотник и писатель, стяжавший себе имя «истребителя львов», в особенности не стеснялся рассказывать небылицы и больше всех содействовал формированию общественного мнения, будто бы дикие звери нападают на человека первые.
Мы не оспариваем заслуг и подвигов Жерара. Не оспариваем его титула. Но думаем, что этот титул все же не следовало бы указывать на визитных карточках.
Жерар был первым французом, охотившимся на львов. Он мог бы и не преувеличивать, мог бы описать одну правду, тем более, что из его утверждений многое было опровергнуто людьми знающими еще при его жизни, что было ударом по его самолюбию.
Нет. Решительно – нет. Ни лев, ни тигр, ни пантера не нападают на человека, если не ранены им. Не было случая, чтобы охотник был убит, не бывши зачинщиком схватки.
И трудность не в том, чтобы послать в зверя пулю, а в том, чтобы его настичь, когда он убегает, скрывается и когда приходится отыскивать его ночей пятнадцать подряд, а иногда и двадцать, и тридцать.
Публика любит все страшное, любит всяческие преувеличения. Поэтому здравый взгляд на вещи еще только начинает вытеснять предрассудки, привитые Жераром.
Из правдивых охотников-писателей назовем генерала Маргерита, Жака Шассэна, Гордона Кумминга, Вильяма Балдина, Константина Шеро, Ипполита Бетуля и Пертюизе. Последний с глазу на глаз оставался со львом и в своей книге, полной юмора, интересно описывает волнение и в особенности неудачи африканского охотника.
Бетуль в своей замечательной статье, напечатанной в журнале «Chasse Illustree» за 1875 год, говорит: «Очень жаль, что подобные вещи написаны таким охотником, как Жюль Жерар, потому что его мнение, будто лев нападает на человека, разделяется всею публикой. Если бы это было так, то Жерару не пришлось бы долго охотиться: не первый, так второй лев растерзал бы его, потому что ведь у животных слух и зрение развиты лучше, чем у человека, и, следовательно, зверь всегда имел бы больше шансов застичь человека врасплох, чем наоборот».
Но тогда, – справедливо возразит читатель, – как же в таком случае объяснить подвиги Людоеда? Тут большое противоречие.
Да, но это противоречие только кажущееся. Бывают исключительные случаи, но они крайне редки и только подтверждают правило.
Состарившись, тигр перестал находить себе пищу в джунглях, где он раньше ловил животных. Голод заставил его приблизиться к человеческому жилью. Однажды у источника он встретил женщину и решился на нее напасть.
И, поверьте, он сделал это после очень долгих колебаний и лишь принужденный крайностью обстоятельства.
Голод ему удалось утолить. Не имея по старости лет больше сил для того, чтобы гоняться за сернами и антилопами или напасть на буйвола, он стал частенько возвращаться за дичью, которую так нетрудно было отыскивать и оказалось так легко схватить.
Одним словом, тигр нападает на человека в крайней надобности, и то только на слабого, безоружного. И утверждать, что у него появляется пристрастие к человеческому мясу, тоже нет основания. Он питается им только потому, что другого достать себе не в силах, а безоружный человек слабее всякого животного.
К своим жертвам тигр подкрадывается так же коварно, как делал это прежде в джунглях, охотясь на животных, и спешит убежать, схватив добычу, чтобы съесть ее на свободе и в безопасности. Нападает он преимущественно на детей и женщин или на безоружных мужчин, бросаясь на них внезапно из какой-нибудь засады.
Но когда появляются английские офицеры шумной охотничьей ватагой, свирепый Людоед спешит укрыться куда-нибудь подальше и терпит голод все время, пока его ищут.
После тревог, причиненных ему охотниками, после всех этих петард и ракет наш тигр запрятался так далеко, что не показывался недели две. Все это время он жил впроголодь, как затравленный волк, питаясь крысами, ящерицами и лягушками.
Жители деревни уже думали, что избавились от него совсем, как вдруг его добычей сделалась мать Ясы.
Итак, услыхав хруст разгрызаемых костей, Фрикэ стал ожидать немедленного нападения.
Но осторожный зверь, чувствуя, что его преследуют, хотел только одного – скрыться. С этого начинается встреча с человеком любого зверя, кто бы он ни был – от слона и до последней маленькой зверюшки в джунглях или в лесу.
Потревоженный в своей берлоге приближением человека, тигр удалился в чащу, утащив с собой кусок, который он грыз в это время. Это отступление вовсе не понравилось Фрикэ, который приготовился к борьбе один на один и хотел непременно довести ее до конца. А между тем дальше двигаться было нельзя – путь преграждала непролазная чаща из перепутанных лиан, ветвей и колючек. Тигр мог, при необходимости, проползти под ними, но человеку, в одежде и вооружении, пробраться тут было немыслимо.
Безумно отважный парижанин решил раздразнить чем-нибудь тигра, лишь бы вызвать его на бой, спровоцированный нападением. Он взял камень и изо всех сил бросил его в ту сторону, откуда доносился хруст костей и сердитое рычание. Он рассчитывал, что зверь сейчас же выбежит из чащи, разыскивая дерзкого оскорбителя, но вместо того хруст и рычание разом умолкли. Вместо них послышался шорох быстро раздвигаемых ветвей, потом все стихло.
Отступление Людоеда было очевидным.
Фрикэ вернулся к своим совершенно разачарованный и сбитый с толку. Негр и индус стояли на том самом месте, где он их оставил. Оба были смертельно напуганы.
– Хозяин! – вскричал дрожащим голосом черный слуга. – Мой боится. Мой никогда тигра не видал. Мой рад, что гадкий зверь убежал от вас.
– Это правда, – сказал велеречивый индус. – Тигр обратился в бегство, сударь. Вас, сударь, этот страшный зверь испугался.
– Что толку? Я все-таки остался с носом. Это не особенно приятно. Я не хочу, чтобы здешние желтолицые куклы смеялись надо мной, когда я вернусь… Что нужно мальчику? Что он хочет мне сказать?
Мальчик, видя, что его новый друг очень расстроен, принялся что-то говорить необыкновенно быстро.
– Что он говорит? Переведи, – обратился Фрикэ к толмачу.
– Он говорит, сударь, что нужно воротиться к источнику, потому что тигр придет туда непременно.
– Кто же его выманит на открытое пространство?
– Мальчик сам обещал это сделать. Вы останетесь с ним вдвоем, и он выступит в роли приманки.
– Смелый мальчуган! Ну что же, будем ловить тигра вдвоем. Я ручаюсь, что не позволю ему тебя съесть.
Они пошли обратно по руслу, той же дорогой, как шли раньше, не заботясь о тигре, который, вероятно, после их ухода вернулся в свое вонючее логово. Они сделали привал под тамариндом и по-товарищески закусили сухарями и консервами. Тут они дождались заката солнца.
Мальчик встал первым и сделал знак, что пора идти.
Фрикэ велел обоим своим слугам идти в деревню и не появляться у источника пока не раздастся выстрел.
Они были счастливы избавиться от опасной службы и сейчас же собрались, но мальчик задержал индуса. У переводчика, по индусскому обычаю, было множество браслетов на руках и на ногах, и эти украшения все время производили металлическое позвякивание. Яса попросил себе несколько браслетов – для успеха дела пояснил он.
Индус не понимал. Яса пояснил:
– Те, кого тигр съел, все носили браслеты. Они звенели: дзинь-дзинь-дзинь! Я тоже буду бренчать ими, Людоед придет меня есть, а белый сделает «бум!» – и убьет его.
– Великолепный план! – весело вскричал Фрикэ, когда индус перевел ему слова мальчика. – Он очень прост и уже только поэтому должен удасться. Отдай ему свои побрякушки и уходи. Минуты дороги, надо спешить.
Индус и негр исчезли через пять минут с невероятной быстротой. Парижанин и ребенок остались вдвоем дожидаться тигра.
У людей бывают предчувствия как удачи, так и неудачи. Фрикэ почему-то непоколебимо верил, что день еще не успеет кончиться, а тигр уже будет мертв.
Чутко прислушиваясь и зорко приглядываясь, оба старались уловить малейший шум в окрестностях источника. Вдруг Фрикэ увидел, что высокая трава джунглей слегка волнуется шагах в двадцати от него.
«Тигр!» – мелькнуло у него в голове.
Повинуясь инстинкту, он отпрянул в сторону метров на пять или шесть, увлекая за собой и мальчика, который прекратил свою музыку. Это спасло обоих, потому что едва они успели отскочить, как из джунглей выпрыгнул огромнейший тигр и как раз на то место, где они только что стояли.
Изумленный тем, что под его когтями не оказалось добычи, на которую он рассчитывал, тигр присел на задние лапы, готовясь к новому прыжку.
Момент был самый благоприятный. Парижанин его не упустил.
В один миг приклад винтовки лег на его плечо, и грянул выстрел, раскатившийся наподобие грома.
Тигр в этот момент совершил прыжок.
Сраженный в тот самый миг, когда все его четыре лапы только что вытянулись, он перевернулся, точно кролик, и упал навзничь.
– В самую точку! – вскричал парижанин, к которому сразу вернулась вся его шутливость.
Выстрел был прямо фантастический. Редко случается, чтобы тигра убивали сразу наповал одной пулей.
Ребенок до сих пор держался спокойно, но тут с него разом соскочила невозмутимость, столь несвойственная его возрасту.
Он пронзительно вскрикнул, точно молодой зверек, и бросился к тигру, еще дергавшему конвульсивно лапами.
Фрикэ едва успел удержать его за руку.
– Постой ты, малыш. Погоди, когда он перестанет дрыгаться. Эти звери невероятно живучи, и недалеко до беды. Однако, в тебе сидит бес.
Мальчик высвободил свою руку, проворно схватил камень и изо всех силенок швырнул его в хищника.
Камень упал тигру на грудь. Зверь не пошевелился.
– Вот тебе, свинья! – крикнул своим пронзительным, звонким голосом мальчик.
Фрикэ подошел к Людоеду и стал разглядывать нанесенную ему рану.
Разрывная пуля из винтовки «Экспресс» вошла в череп немного ниже уха и произвела страшное действие. Вся эта часть головы была снесена, растерзана в клочья. В широкое отверстие виднелась окровавленная масса.
– Вот она, разрывная пуля, – проговорил Фрикэ. – Я и сам не ожидал такого действия.
…Между тем выстрел переполошил всю деревню. Исполняя приказание, индус и негр прибежали со всех ног в сопровождении некоторых жителей.
Счастливый охотник стоял, опираясь на винтовку, и хладнокровно разглядывал свою добычу.
Восторженные поздравления бирманцев он принял больше, чем холодно, почти презрительно.
– Ну да, хорошо. Я знаю, так всегда бывает, когда человеку повезет. На что мне ваши поздравления? Вы лучше возьмите-ка вот тигра да перенесите в деревню. Только уговор: когтей, усов, ушей не трогать. Мне нужна целая шкура. Ну-ка, ты, «сударь», объясни им это на их жаргоне.
– Слушаю, сударь.
– А ты, храбрый мальчик, – продолжал парижанин, обращаясь к ребенку. – Можешь идти ко мне, если тебе скучно с этими шалопутами. Знаешь, я тебя уже полюбил, потому что ты здесь единственный мужчина.