Глава II
Дюжина волков с окровавленными мордами нехотя прервала свой пир и удалилась прочь при виде подъехавших всадников. Коршуны вились над трупами, но опуститься боялись; вообще-то они очень алчны, но при этом и крайне трусливы.
В нескольких шагах от фуры возле потухшего костра лежало шесть обезображенных трупов. Видимо, люди были застигнуты врасплох, когда сидели у костра и ужинали. На них напали сзади. Все шестеро были оскальпированы; их черепа представляли сплошную окровавленную поверхность. Лица были изгрызены волками и имели ужасный вид.
Полковник передвинул табачную жвачку справа налево, кашлянул, сплюнул шага на четыре перед собой и проворчал глухим голосом.
– Ву God[3]! Как они обработали моих товарищей!.. Но и те хороши, а еще уэстенеры[4]: дать себя захватить врасплох и перерезать как телят! Где же седьмой? А! Так. Он стоял на часах. Вон его труп, в пятнадцати шагах. На подбородке остался клочок рыжих волос, прочее все съели волки. Узнаю по этому клочку моего товарища, полковника Джима. Хороший человек был покойник, очень любил виски. Не удивлюсь, если окажется, что в ваше отсутствие он добрался до ваших личных запасов и забыл, что напиваться допьяна, находясь на часах вблизи резервации, по меньшей мере неосторожно. Ну что, джентльмены? Не прав ли я был, уложив насмерть того негодяя?
– А вы думаете, что между ними был сговор?
– Между этими негодяями всегда сговор.
– Я полагал, что мирные индейцы никогда зря не нападают, а поначалу хотя бы объявляют войну.
– Так было раньше. Теперь они стали умнее и нападают где только и когда только можно. Правда, и мы сами охулки на руку не кладем.
– Значит, на Дальнем Западе почти все время война?
– Все время, джентльмены. И она не прекратится до тех пор, пока краснокожая раса не будет совершенно уничтожена или не сольется с белой.
– Кто же те, которые так подло убили наших товарищей?
– Полагаю, мародеры, которых мы встретили около Уэтсбурга. Они уверяли, что принадлежат к племени Просверленных Носов, на самом же деле не принадлежат ни к какому и живут на границе резерваций около факторий, устроенных пионерами.
– Так что, искать управы на них у краснокожих вождей – пустое дело?
Американец грубо расхохотался. Этот хохот показался особенно циничным рядом с изуродованными трупами.
– Сразу видно, что вы французы, – сказал он с иронией, – чего захотели! Управы! Вот она здесь, наша управа – винтовка, если ты силен, – он хлопнул рукой по своему винчестеру, – а коли не силен, так удирай со всех ног и во все лопатки, иначе будешь оскальпирован.
– Для нас будет очень обидно покинуть эти места, так и не поохотившись, – перебил Фрикэ. – Может быть, стоит защищаться? Фура цела.
– И это меня удивляет, – сказал Андрэ.
– А меня ничуть, – возразил американец. – Они взяли лошадей, сбрую, оружие и огнестрельные припасы из патронташей. А вы хотели бы, чтобы они унесли с собой эти громадные ящики с провизией и запасным оружием? Взломать их нельзя, ведь они у вас дубовые, окованные железными гвоздями, их и топор-то не берет.
– Из фуры можно бы было сделать настоящую крепость, – заметил Фрикэ.
– В которой из нас коптили бы окороков на манер чикагских. Ву God, мистер Фрикэ, вы совсем не знаете, что такое война в прерии. Для нас сейчас единственное средство спасения – быстрые ноги наших коней. Негодяи, вот увидите, не преминут поджечь траву… И это будет очень жалко, потому что трава чудная, настоящий бизоний корм. Тут есть отчего разбогатеть десятерым рэнчменам. Впрочем, об этом я подумаю после. А пока… Ну, наши лошади, кажется, отдохнули немного. Отправимся в резервацию индейского племени плоскоголовых.
– Это далеко отсюда?
– Тридцать пять миль.
– Шестнадцать французских, то есть шестьдесят тысяч восемьсот метров.
– А наши лошади выдержат?
– Это я вам скажу завтра, если до тех пор не буду оскальпирован.
Даже не взглянув на убитых товарищей, полковник дал шпоры коню и, сопровождаемый французами, поспешил затеряться в безбрежных просторах прерий.
После часового галопа по высокой траве Фрикэ спросил:
– Уверены ли вы, полковник, что за нами гонятся?
– Безусловно, уверен, капитан… то бишь мистер Фрикэ. И даже полагаю, что число преследователей увеличилось вдвое. Слишком уж я насолил им в разное время, они ни за что не упустят случая снять с меня скальп. Но только мы еще посмотрим… Черт возьми! – вдруг прибавил он, тревожно сдерживая коня.
– Что случилось?
– Господа, вы не чувствуете – пахнет гарью или нет?
– Ничего не чувствуем, – разом ответили оба француза, старательно принюхавшись к воздуху.
– Сразу видно, что вы не прожили, как я, десять лет на открытом воздухе. Тут обоняние поневоле становится утонченным.
– И что же теперь говорит ваше утонченное обоняние? – с некоторой насмешкой спросил Фрикэ. – Можно узнать?
– Разумеется, можно, мистер Фрикэ. – Я еще не утверждаю этого, но опасаюсь, что бизонья трава подожжена недалеко отсюда и что нам грозит опасность сперва задохнуться в дыму, а потом сгореть заживо.
– Если только…
– Если только мы не попадем в лапы краснокожих.
– Ах, да!.. Знаю! Столб пыток… Читал об этом в книгах.
– Не смейтесь, молодой человек, – серьезным тоном заметил ковбой. – Я видел сам, как моих товарищей подвешивали над угольями и жарили на медленном огне, а женщины выдергивали из суставов пальцы и вырезали из кожи узкие ремешки. Воины в это время горланили боевые песни.
– Если они при этом фальшивили, то мучения делались еще нестерпимее.
Полковник покосился на Фрикэ, но не сказал ничего.
– Из ваших слов я делаю вывод, – продолжал невозмутимый парижанин, – что здешние индейцы весьма талантливы на подобные ухищрения, но ни малейшего понятия не имеют о правилах хорошего тона. Отчего бы их не поучить хоть немного? Отчего бы не ввести среди них всеобщего обязательного обучения и притом бесплатного?
– Ладно, ладно! Посмотрим, как вы будете веселиться, когда наше с вами дело примет серьезный оборот.
– Вас, я вижу, сердят мои шутки? Для нас они обычны. Мы шутливо храбры, а вы храбры ворчливо. У каждого своя манера. Не правда ли, monsieur Андрэ?
Андрэ улыбнулся, привстал на стременах, послюнявил палец и поднял кверху, как делают моряки, когда хотят узнать направление ветра.
– По-моему, полковник прав, – сказал он вместо ответа. – Бизонья трава несомненно горит, хотя огня и не видно, и горит от нас по ветру. Пожар, по-моему, находится впереди. Что вы скажете, полковник?
– Скажу, что вы правы, майор. Впереди – пожар, сзади – краснокожие. Недурненькое положеньице.
– Что же теперь делать?
– Во что бы то ни стало нужно доскакать вон до той голубоватой полосы в четырех милях от нас. Я полагаю, что это лес на берегу Пэлуз-Райвера.
Вдруг над прерией, между беглецами и голубой полосой, поднялись тонкие столбики беловатого дыма, и послышался шум, похожий на гул прилива. Через десять минут в том же направлении уже было до тридцати таких столбов. Все они загорались на одной линии и скоро должны были слиться в один сплошной костер. Тогда путь к Пэлуз-Райверу будет отрезан.
– Ну-с, мистер Фрикэ, что вы теперь скажете?
– Скажу, что индейцы зажгли траву, чтобы не подпустить нас к реке, а сами полукругом скачут за нами.
– Совершенно верно. Только их теперь не двадцать человек, а не меньше двухсот, и они окружают нас тремя отрядами с разных сторон. Попробуем сначала проскочить справа.
Три всадника поскакали вправо и через десять минут достигли кургана, с которого увидели полсотни индейцев, издававших яростные крики при виде беглецов.
– Так и есть, – проворчал американец. – С этой стороны путь отрезан.
Полковник быстро остановил коня, схватил винтовку и выстрелил с расстояния четырехсот метров.
Чудный белый конь взвился на дыбы и упал, придавив всадника.
– Черт знает что! – вскричал ковбой.
– Вы не довольны? – удивился Фрикэ. – А по-моему, замечательный выстрел.
– На что мне лошадь, я хотел свалить всадника. Браво, майор! Хорошо!.. Капитан, великолепно!
Андрэ и Фрикэ также сделали по выстрелу. Тот, в кого целился Андрэ, упал с коня на землю, а в кого Фрикэ, – рухнул на круп своего коня.
Индейцы, сами довольно плохие стрелки, что бы там о них ни говорили, стали осторожнее и попрятались за лошадей.
– Конечно, мы тут не пробьемся, об этом и думать нечего, – сказал Андрэ, заменяя пустой патрон новым.
– Попробуем налево, – предложил ковбой, круто развернув коня.
Они проскакали триста метров и увидали перед собой новый отряд.
Индейцы были, видимо, уверены в успехе и спокойно окружали белых, тесня их к огню.
Положение становилось критическим.
Американец бесстрастно жевал табак и с восхищением поглядывал на французов, дивясь их неустрашимости.
Фрикэ насвистывал свою любимую арию господина Дюмолле, а Андрэ разглядывал в бинокль огненную полосу, из которой все чаще и все слышнее раздавался треск.
Три линии индейцев медленно сближались.
– Ну, полковник? – спросил Андрэ.
– Гм!
– Ваше мнение?
– Я нахожу, что дела наших аховые, и не поставил бы и одного доллара против всех трех наших скальпов.
– И все-таки надо отсюда выбираться.
– Я нахожу, что дела наши аховые, и не поставил бы убивать их как можно больше – никуда не годится. Они перестреляют наших лошадей, а нас схватят и привяжут к столбу.
– А не прорваться ли нам через огонь?
– Попробуем.
– Полковник, я на одну минуту приму на себя командование.
– С тем, чтобы каждый спасался как сумеет?
– Хорошо. Но все же советую последовать моему плану. Право же, он хорош. Фрикэ, быстро – с коня и проворнее отвяжи наши три одеяла. Вы, полковник, следите за правой стороной, а я буду следить за противоположной. Мех с водой у тебя полон?
– В нем восемь литров воды, monsieur Андрэ.
– Разложи одеяла на траве и полей их хорошенько. А вы, полковник, уложите-ка мне вон того, на пегом коне. Чего он там гарцует… Браво! А я вот этого.
Раздались два выстрела. Упали двое. Индейцы сомкнули ряды, но не отвечали. Они были уверены, что захватят врагов живыми.
– Ты кончил, Фрикэ?
– Готово, monsieur Андрэ.
– Хорошо.
Он выстрелил опять и продолжал:
– Разрежь все одеяла пополам… Полковник, ну-ка вот вы в того, который высунулся из рядов… Да вы превосходный стрелок. Ну, Фрикэ?
– Одеяла разрезаны.
– Тремя половинками полностью закутай лошадям головы, глаза, морды, а также грудь.
– Monsieur Андрэ, пламя приближается.
– Я вижу. Готово?
– Готово.
– На коня, мальчуган. Теперь подай половину одеяла полковнику и мне, а третью оставь себе. Прикроем себе голову и грудь.
– Браво, генерал! – в восторге вскричал ковбой. – Я понял.
Полоса огня была всего лишь в ста метрах. А позади, не дальше трехсот метров, надвигались соединившиеся в одну толпу три отряда индейцев.
Белые повернули лошадей лицом к пожару, который те, закутанные в мокрые одеяла, видеть не могли.
– Вперед! – громко скомандовал Андрэ, давая шпоры коню и низко нагибаясь под своей половинкой одеяла.
– Вперед! – крикнули его товарищи, делая то же. Все трое ринулись в пламя.
Индейцы увидали, что добыча ушла от них, и подняли яростный крик.