Глава 8. Зю́кма, Илигде́ и странный поэт
Когда они летели, мимо них пронёсся оранжевый автолёт, за которым, как на буксире, тянулась большая серая туча. Девочки успели заметить, что и причёска у водителя похожа на маленькую тучку.
– Это наш химиво́л Зю́кма, – сказал Бартоша. – Химиво́л – это значит химик-волшебник. Он изобрёл искусственные тучи. Зависнет с тучей над нужным местом и включает дождь. Сейчас, наверно, летит к заказчику: что-нибудь поливать.
Девчонки спросили: а как же он привязал тучу? Бартоша пояснил:
– У него есть кра́юш – это волшебный буксировочный трос. Вы его не заметили.
– А этот химик знает алфавит? – спросила Ляля Тю.
– Наверное, – сказал Бартоша. – Я свяжусь с ним.
И мальчик стал нажимать кнопки на приборной панели. Раздался сердитый голос:
– Никаких заказов я пока не принимаю! Я вчера выгнал помощника, и теперь сам должен всё делать! Это не помощник, а вредитель! Вчера полил не то поле, потому что неправильно записал имя клиента. Был большой скандал! А ведь сколько раз я ему говорил: «Уточняй имя клиента по буквам. Не всегда пишется, как слышится». Вот болван!
– Да заткнись ты, Зюкма! – воскликнул Бартоша. – Дай мне сказать!
– Я уже говорил, что заказы на полив пока не принимаю!
– Мне не нужно ничего поливать! Мне нужен алфавит!
– Этого вещества у меня нет! Я ещё не придумал для него химическую формулу! – сообщил химивол и отключил связь.
Бартоша проворчал:
– Зюкма совсем одурел со своими формулами!
– А куда мы летим? – спросила Ляля Тю.
– К моему другу Илигде́. Он живёт неподалёку.
Пока они летели, Бартоша кое-что рассказал про своего приятеля.
– Когда Илигде́ был маленький, то каждый день требовал подарок и ныл, пока не получал игрушку. Потом, когда ему исполнилось девять лет, родители подарили ему компьютер. Больше он подарков не требовал.
– Почему? – спросила Ляля Эн.
– Потому что увлёкся компьютерными играми. А с ними обычные игрушки не сравнятся. И хорошо, что ему подарили компьютер, иначе…
– Что иначе?
– Сама поймёшь.
Они приземлились возле двухэтажного дома. Девчонки вместе с Бартошей зашли в дом… и ахнули! Всюду были игрушки! На стеллажах, на полу в кучах высотой до потолка. «Да, хорошо, что родители подарили ему компьютер, – подумала Ляля Эн. – Иначе игрушки завалили бы весь дом, и для людей не осталось бы места».
В комнате на первом этаже, в углу возле окна, за компьютером сидел паренёк лет четырнадцати.
– Привет, Илигде! Мы к тебе по делу, – сказал ему Бартоша.
Даже не взглянув на гостей, Илигде буркнул:
– Не вовремя!
– Это важное дело, – настаивал Бартоша.
– Надолго?
– На пару минут.
– Хорошо.
Сделав знак подождать, Илигде, не сводя взгляда с экрана, забарабанил по клавишам. Бартоша тихо сказал девочкам:
– Он классный компьютерщик. Даже сам программы пишет. Но есть у него одна странность: когда он погружён в работу, то, в основном, говорит наречия.
– На речке? – удивилась Ляля Эн.
– Не на речке, а наречия. Это слова такие – наречия, – которые обозначают признак действия или другого признака.
– Призрак призрака? Обалдеть можно!
– Ты опять не поняла. Ну, ладно, объясню проще. Наречия – это слова, которые отвечают на вопросы: где, куда, откуда, зачем, как…
– Быстро! – выпалил Илигде, повернувшись к гостям.
– Нам нужен алфавит, – сказал Бартоша.
Илигде озабоченно потёр лоб и сказал:
– Таких сведений в моей базе данных нет.
– И ты забыл? – поразился Бартоша. И попросил: – Тогда поищи в Маготро́нте.
– Где? – хором спросили девчонки.
– Маготро́нт – это маготро́нные сети, которые объединяют всё информационное пространство, – пояснил Бартоша.
– Понятно. Вроде нашего Интернета, – сказала Ляля Тю.
Однако в Маготронт не было доступа. Илигде сказал, что сбой в компьютерных сетях произошёл рано утром.
– А твоих родителей вызвали на комбинат, потому что там авария? – спросил Бартоша.
Илигде кивнул и снова уставился на монитор.
Дети вышли из дома. Но Бартоша направился не к автолёту, а к человеку, идущему по дороге. Одежда на нём была какая-то старомодная. Длинная рубаха-косоворотка, серые брюки, обвитые до колен верёвочками. На голове – соломенная шляпа. А на ногах – нелепые туфли. Такие Ляля Эн видела в книжке. Мама рассказала, что эту обувь люди носили давным-давно, и называлась она… как-то похоже на слово «лапша».
Бартоша крикнул:
– Подожди, Йохомо́л!
Человек в соломенной шляпе ответил:
– У меня нет времени на разговоры! Я очень занят!
– А куда ты идёшь?
– Искать себя!
Девочки изумлённо переглянулись. Как это можно искать себя?
А странный человек (забыв, что у него нет времени на разговоры) стал жаловаться:
– У меня творческий кризис! Никакого вдохновения. Чувствую себя, как выжатый лимон. Не хочу небо коптить, пойду лучше странствовать, мерить версты.
– Почему ты пешком, а не на автолёте? – спросил Бартоша.
Йохомол саркастически ухмыльнулся:
– Где ты видел странствующих поэтов на автолёте?
– Я вообще не видел странствующих поэтов, – сказал Бартоша. И попросил: – Погоди минутку. Скажи нам алфавит. Ты ведь помнишь его?
– Конечно, я же сам его сочинил! Старый алфавит был неинтересный, поэтому я даже не учил его, а придумал новый – поэтический.
– Нам не нужен твой поэтический алфавит! Нам нужен старый, обыкновенный! – с досадой воскликнул Бартоша.
Странствующий поэт обиделся:
– Нечего устраивать бурю в стакане воды! Какая муха тебя укусила? И что вы все на меня кидаетесь? Зюкма опять свинью подложил: трезвонит повсюду, что я звёзд с неба не хватаю. Сплетник!
Ляля Эн представила, как Зюкма несётся по небу на автолёте и тащит за собой на краюше свинью, чтобы сбросить её на поэта, который прыгает на вершине холма, пытаясь достать с неба звёзды. Это было так смешно, что она хихикнула.
– Над чем ты смеёшься, девочка? – сердито спросил Йохомол.
– Ни над чем, – испуганно пробормотала Ляля Эн, прячась за подругу.
А Ляля Тю, чтобы умилостивить разозлившегося поэта, робко попросила:
– Почитайте нам свои стихи.
Йохомол расцвёл и, кажется, даже забыл про творческий кризис.
– Я прочту вам главу из моей лучшей поэмы! – воскликнул он и закатил глаза к небу.
Бартоша торопливо зашагал к автолёту. Девочки подумали: это же невежливо. Но когда Йохомол начал декламировать стихи, стало ясно, почему Бартоша убежал. Поэт, который до стихов говорил нормальным тоном, теперь так громко кричал и завывал, что стоять рядом с ним было невмоготу. И девчонки стали пятиться от него. А потом со всех ног бросились к автолёту. Он уже взлетел, а Йохомол продолжал декламировать стихи. Кажется, он не заметил, что дети убежали.
– Почему он так странно говорит? – спросила Ляля Эн.
Бартоша ответил:
– Йохомол обожает фразеологизмы. Это выражения такие, где слова по отдельности значат одно, а все вместе – совсем другое.
– А что такое вёрсты? – спросила Ляля Тю. – Он говорил, что будет их мерить.
– Верста́ – это расстояние с километр. А мерить вёрсты – это фразеологизм – значит, далеко ходить.
– А ваш химивол Зюкма ещё и свиней разводит?
– Нет. С чего ты взяла?
– Ну, этот же поэт говорил, что Зюкма подложил ему свинью.
– И это фразеологизм. Такое выражение нельзя понимать буквально. Подложить свинью – значит сделать кому-нибудь пакость.
– А вы заметили, какие у него смешные туфли? – спросила Ляля Эн.
– Это лапти, – уточнил Бартоша. – Когда-то в древности их люди носили. Из древесной коры нарезали полоски и плели такие лапти. Сейчас их уже не носят. Но Йохомол любит оригинальничать – носить старинную одежду и обувь. А вообще-то, лапти – уже устаревшее слово. Так же, как вёрсты.
– А разве слова стареют? – удивилась Ляля Эн.
– Конечно. Одни устаревают. И, наоборот, появляются новые – неологи́змы.
– Я знаю! – воскликнула Ляля Тю. – Мне мама рассказывала. Когда люди полетели в космос, появилось много таких новых слов: космонавт, космодром, луноход. Потом к ним привыкли, и они превратились в обычные слова.
– Этих слов я не знаю, – сказал Бартоша. – А вы слышали такой неологизм – космоза́мок?
– Нет! А что это?
Бартоша кивком показал на цепь гор вдалеке. На вершине одной из них был старинный замок, а к нему примыкал стоящий на горе огромный белый купол.
– Это и есть космоза́мок, – пояснил мальчик. И предложил: – Летим туда!