ГЛАВА 2
На несколько месяцев я забыл о том происшествии. Работы навалилось столько, что иногда приходилось даже ночевать в Приказе. Обитатели нашего Мира чуть ли не толпами норовили прорваться по Тропе в Пограничье. Ладно бы еще простой люд, так нет! Гномы, тролли, вурдалаки, упыри, русалки (и эти туда же со своими хвостами!), мавки, лешие, призраки, домовые – все стремились покинуть Мир магии и перебраться в Пограничье. Большинство задерживали на Тропе, но некоторым все же удавалось проскочить. Приходилось отправлять за ними летучие дружины оборотней, дабы те вертали взад нарушителей. Спросите, почему в Пограничье нет такой же службы, как в Мирах? Да не нужна она. И мы, и научники имеем право задерживать своих перебежчиков, которых доселе было всего ничего, в Пограничье, а держать там целую службу – накладное дело. Как-никак, закордон, а там и жалованье должно быть больше, и блага иные, в общем, накладно, да и смысла не было. Ну, есть там парочка наших соглядатаев. В основном, это служители Божьи разных, как они сами говорят, концессий, но работали они за совесть, а не за злато. Так было до последнего времени. А как ударился простой люд в бега, а за ним пошли легендарные, тут уж стало не до жиру. Ну кто ж устоит перед большим златом? И стали наши соглядатаи не ловить, а помогать перебежчикам: кого утаили, кого пристроили в дальние села, а то и вовсе в леса да джунгли отправили аль в пустыни там какие. Некоторые, польстившись на крохи магических знаний, стали помогать легендарным. Право, тяжело скрыть от глаз людских тролля или вурдалака, но за хорошую мзду чего не сделаешь? Добро, коль сидели б они тихо да мирно, однако сущность свою не переборешь! Нет надзора – гуляй душа. Пришлось Абдулле на ковер-самолет самого Хоттабыча идти. В каких тонах был разговор – не ведаю, однако, судя по состоянию дэва, был он сурьезный, ибо вернулся начальник наш в обличье жабы бородавчатой. Вам смешно? Мне нет, особливо, если учесть, что стоишь ты перед ним на вытяжку и смотришь, как некогда почти трехметровый дэв с громовым голосом, от которого весь кабинет ходуном ходил, теперь прыгает по столу да писклявым тоном извергает проклятия. В общем, лишили нашего Абдуллу за не лепое выполнение службы своего обличия на месяц. А тот, в свою очередь, отыгрался на оборотнях, да нам, людям служивым, твердое порицание вынес: кого на дальние заставы сослал, кого обличия да голоса лишил, а у кого жалованье отнял. Мне повезло. В тот день я во владениях Кальяныча застрял. Чаи гоняли да грамоты разные древние поднимали. По приказу того же Абдуллы, между прочим.
В общем, в Пограничье я теперь, как к себе домой хаживаю. Нет, не скажу, что жизнь там хуже или лучше нашей, но все такое…чужое, что ли. И люди те же, и говор знакомый, и блага разные, а вот нет того раздолья да свободы души, как у нас, у магов. Люди здесь ходят, как зомбаки какие, честное слово: злато, работа, работа, злато, кутежи, машины вонючие, шубы, злато. Нет, не скажу, что бы у нас такого не было. Есть, конечно, любители покутить аль ограбить, аль на шее посидеть, однако мы – живые. Мы чувствуем, как растет травинка, о чем думает букашка там разная, как солнечный зайчик по цветам прыгает да с росой разговаривает, о чем вещает ветер да звезды соблазняет чем. У нас все – живое, и имеет место быть. А что в Пограничье? Мертвый воздух, земля под ногами неживая, асфальтом называется, реки такие загаженные, что даже рыба дохнет, зверье перепуганное по лесам бегает, разве что не заикается, трава чахлая, как Кощей в конце рабочего дня. Куда не глянь – везде люди бродят с такими глазами, словно и не они это вовсе, в мысли свои погруженные и на чем-то заторможенные. Да что взрослые! Детишки ихние сиднями цельный день за компьютерами да приставками сидят. То ли дело наши сорванцы, за которыми и на ковре-самолете не угонишься! Потому и беглецов быстро сыскиваем, ибо живыми они смотрятся на фоне всего этого царства сонного, выделяются уж больно. Тут уж какую личину не надевай, а натуры своей не скрыть.
В тот день доставил я в Приказ Кузьму Прыткого. Ох и прытким он оказался, даром что одноногий! Ему бы на Олимпийских играх в Пограничье выступать да злато зарабатывать. Цельное звено оборотней два дня его загоняли, загнать не могли. Пришлось мне, горемычному, метлу седлать да с воздуха сеть набрасывать. А как зельем сонным Кузьму опоили, так и назад воротили. В общем, проспался он в застенке, а там и на допрос ко мне привели.
– Ну, что, Кузьма, добегался? – спросил я, заходя в допросную.
Тот развалился на стуле, ногу единственную на стол забросил, на меня так нагло зырит. Ишь, насмотрелся зомбоящика и теперь, как говорят в Пограничье, под крутого косит.
– А ты, начальник, полегче, – это он мне говорит. – Я свои права знаю. Без адвоката ни слова не скажу.
Ишь ты, «без адвоката»! Будет тебе сейчас адвокат. Ногу его я одним ударом со стола сбросил, так что Кузьма ко мне спиной перекрутился, а потом ударил его волной воздушной меж лопаток. Бедный Кузьма личиком своим небритым так к стеночке шершавой и прилип. Он еще немного покочевряжился насчет своих правов и моих обязанностей, но не долго. Когда я его снова на стул усадил, был Прыткий ниже воды, тише травы. Спесь его да гонор куда и делись! Сел я напротив, посмотрел на него, да пожалел о содеянном. Испуганно теперь таращился на меня Кузьма, глазенки бегают, губы безмолвно шевелятся.
– Сказать чего хочешь? – спросил я.
Беглец токмо плечами пожал да голову опустил.
– Тогда я скажу, – я облокотился на стол, придвинулся к его голове. – Острог по тебе плачет, Кузьма, лет эдак на пять. Коль скажешь, по что в Пограничье подался, глядишь, порицанием да штрафом отделаешься, а нет – прямо отсюда и загремишь цепями.
Обычно я не занимаюсь беглецами. Мое дело – сыскать да на место доставить, но тут особый случай. Кузьма этот – фискал, доносчик, на наш отдел уже несколько лет работает. И коль скоро даже он лыжу навострил в Пограничье, знать, беда и впрямь надвигается не шуточная. Но, что страшнее всего – молчат, как он, абсолютно все, кого у Тропы задержали да назад вернули. Ни слова от них не добиться.
– Кузьма, пораскинь мозгами, – попросил я доверительно. – Что с тобой будет, коль в остроге узнают, кто ты есть на самом деле?
Угроза возымела действие. Прыткий вздрогнул, посмотрел на меня, как на прокаженного, снова опустил голову, и плечи его мелко затряслись. Плачет, что ли?
Оказалось, дрожал наш фискал. Когда он снова поднял голову, в глазах плескался такой страх, что я едва сдержался, дабы не отпрянуть.
– Ты не понимаешь, Алексич, – прошептал Кузьма. – И все вы здесь не понимаете. Грядет беда, большая беда. Ангелы уже заслали своего дружинника в Миры, грядет большой Передел.
– Ты что, ведьминого зелья опился? – холодея в душе, я попытался схохмить, но получилось, если честно, не очень.
– А ты почитай, почитай! – голос беглеца начал повышаться до истерических ноток. – Ключ потерян, границы стираются. Скоро Миры столкнутся, и тогда наступит Хаос. Только в Пограничье есть шанс укрыться всем, кто жить хочет! Только там!!!
– Ты что несешь? – попытался я его успокоить, но он меня не слушал, тараторил свое:
– Хранитель пытался Ключ собрать, да не поспел вовремя. А ты его еще и восвояси выставил. Три месяца – цельных три месяца потеряно! Время уходит. Еще немного – и начнется Передел.
– Постой-постой, – встрепенулся я, даже вскочил на ноги. – Что ты только что сказал?
– Мы все обречены. Спасение – только в Пограничье. Большой Передел не затронет его.
Кузьма замолк, но губы его продолжали шевелиться, словно он продолжал говорить. Информация, как говорят в Пограничье, стоила определенного внимания. Ее нужно было осмыслить, подтвердить, и только потом донести дэву.
Я приказал отвести задержанного в лечебницу, дабы наша ведомственная Яга привела его в чувство, а сам направился к Кальянычу. Из головы не шли слова Кузьмы. Он был слишком напуган, дабы врать сказку на допросе. Допустим, что он врет правду. Как сказал Кузьма? Хранитель попытался Ключ собрать, но его выставили. Мы или научники? Три месяца. Кто пересекал Тропу в тот час? Кого задержали мы и кого упустили? Был ли подобный случай у научников? Нужно дотошно перечитать Пророчество, до последней буквы, до последней точки, завитушки. Тревога в моей душе возрастала. Откуда Кузьма узнал о грядущем Переделе и Ангеле, засланном в Миры?
Кальяныча я сыскал без труда. В его отделе было тихо, токмо летописи шуршали, перелетая с места на место по указаниям подьячих, да перья скрипели. Вообще-то, бывший кощей – молодец. Подобрал себе таких работников, от которых шума – мало, а вот толку – хоть ведрами черпай и дна не видно. Все делается быстро, слаженно, а главное – в полной тишине. Любую, даже самую малую, ведомость тебе доставят в считанные мгновения, ничего не перепутают, а потом уложат все на места. Мне бы так научиться, а то даже в компьютере моем такой беспорядок, что любой черт оба копыта сломает.
По тонкой полоске песка я понял, что Кальяныч недавно куда-то выходил, но вскоре вернулся. Ага, так и есть. Сидит себе за столом возле самовара да, по обычаю, чаи гоняет. Любитель, знаете ли, в воздухе погонять несколько сортов чаев, смешать их, понюхать, а потом снова смешать, и лишь после этого заварить из них напиток. Впрочем, у каждого свои мухи в голове.
Раздался противный скрип. Это Кальяныч повернул голову, меня заприметил. Тоненькая струйка песка тут же осыпалась на пол и дополнила довольно приличную горку. Ясно, Матвеевны с самого утра не было.
– Чую, чую дух богатырский, – проскрипел Кальяныч, заканчивая гонять чаи.
– И тебе привет, кощей, – я без спроса подсел к его столу. – Как жизнь молодая? Смертушку твою еще не находили?
– В былые времена за такие разговоры я бы тебя в подземелье заточил да лет двести на цепи продержал, а теперь чего уж… Хороша жизнь. Недавно вот Айболит зубы новые мне вставил, старые-то стерлись.
– Так они у тебя железные были?
– Железные – не вечные. Говори, богатырь, зачем пожаловал, пока я добрый.
Ну, это он наговаривает на себя. Если честно, не припомню ни одного случая, когда бы он злым был. На прежней работе – да, случалось: и в подземелье людей упрятывал, и красавиц похищал за выкуп, и – чего уж греха таить – кушал царевичей да дураков разных. Но только в меру, согласно лицензии и не превышая лимита. Зато после работы – милейшей души злодей! С ним и про жизнь поговорить можно было, и помощь какую получить, ежели настроение есть. Я тех времен не помню, однако слухами, что земля полнится, до меня кое-какая информация доходила. Давно то было, одним словом. А теперь кощей вообще перестал злодействовать. Не по чину, говорит, да и душа не лежит. Говаривают даже, что вегетарианцем стал, мяса на дух не переносит, мол, на прежней работе аллергия выработалась. Чего не ведаю – того не знаю. А только за долгие годы работы сложились у нас отношения добрые, если не дружеские. Почему да как – ведать не ведаю.
– Тревога у меня, – сказал я напрямки, следя, как Кальяныч разливает чай.
– Говори, – кощей махнул рукой, и невидимая стена глухоты отделила нас от его дьяков и подьячих.
Потому, видать, и отношения промеж нас такие, что понимаем друг друга без слов. Отхлебывая чудесный чай, я рассказал ему все, ничего не утаил. И про перебежчика Калинина, и про беглецов, коих в последнее время чей-то слишком стало, и про Кузьму Прыткого. Кальяныч слушал меня внимательно. Мне даже показалось, что в какой-то момент в его глазах мелькнул страх. А как закончил я говорить, он еще помолчал с минуту, потом сказал:
– Да, дела. Чего же ты от меня хочешь, богатырь?
– Ну, перво-наперво, Пророчество почитать, – ответил я, откладывая в сторону чашку.
– Ну, тут я не нужон. В каждом отделе есть по свитку. Мог бы не отвлекать меня по таким пустякам.
– В отделах – копии, а мне нужен оригинал. Мало ли, а вдруг чего нового, не замеченного ранее, найду?
– Да ты пьян, богатырь, аль не в своем уме? Столько лет его изучали вдоль и поперек, а ты надеешься найти чего?
– Я такой.
Кальяныч посмотрел на меня, снял глухоту, проскрипел суставами по отделу. Со стороны это могло бы показаться странным: зачем кощею самому ходить, когда можно колдануть, ну, в крайнем случае, подьячим приказать, и свиток через минуту окажется на столе? Но нужно знать Кальяныча, чтобы понимать: так он в форме старается себя держать. Правда, Матвеевна ругается с ним по этому поводу, как-никак работы добавляется, но то дело привычное. Они свои, помирятся. А я разве не говорил, что бывшие кощей и Яга – родственники?
Тем временем Кальяныч притаранил древний свиток. Он бросил его на стол, словно вещь ненужную, коротко разрешил:
– Гляди. Может, и впрямь чего найдешь.
Я развернул пергамент. Буквы писаные кровью, потемнели, временами истерлись, но после последней реставрации текст и рисунки полностью восстановили. Я принялся за работу.
В текст я особо не вчитывался, зная пророчество почти наизусть. Ничего особенного в нем не было. Мол, будут Миры существовать в мире да покое до тех пор, пока в один прекрасный момент не захочет один из Ангелов занять место Творца не по чину и заслугам своим. Тогда восстанет он, похитит Ключ, закрывающий двери меж Мирами, откроет двери, и сойдутся два Мира в поединке, дабы доказать свое главенство. А состоится битва на Земле. Множество люди погибнет, но множество выживет. Миры превратятся в Хаос, Творец перестанет черпать из них свою Силу, и восставший Ангел построит свой, новый Мир, изгнав из него Творца. Правда, была одна оговорочка. Все так и случится, ежели другой Ангел не противостоит своему собрату и не предотвратит битву. Тогда придет Творец, низвергнет восставшего Ангела в Темницу и восстановит статус-кво. В общем, все будут счастливы.
Я внимательно изучал пергамент, анализировал каждую букву, завиток, рисунок, пока не дошел до последнего. Вот он-то как раз и привлек мое внимание больше всего, потому как изображал Ключ. Я долго разглядывал его, пытаясь сообразить, что же такого знакомого в нем увидел. Нет, не могу. Не могу вспомнить, где я уже видел эти камни и завитки, такие живые, словно и не камни это были вовсе, а…
– Не может быть!? – прошептал я и бросился вон из отдела.
Кальяныч что-то проскрипел мне вслед, но было не до него. Я влетел в свою келью, буквально вывернул содержимое шухляд на стол и судорожно начал искать. Столь малый предмет мог затеряться где угодно, но я верил, что он все еще на месте.
Мои надежды оправдались. Серебряная цепочка с кулоном оказалась на самом дне кучи, образовавшейся на столе. Намеренно она переместилась туда аль нет – не суть. Главное, что теперь эту вещицу я ни за что не выпущу. Зажав украшение в руке, я сделал было первый шаг к двери, но вдруг сознание мое пошатнулось, пол резко накренился, очертания предметов поплыли, расползлись кашей, завертелись юлой. Тело на мгновение вышло из повиновения, словно не мое было вовсе.
Кто-то квакнул из дверей. Я мгновенно пришел в себя, словно ничего и не стряслось, обернулся, как пойманный на горячем школяр. Мой начальник сидел на пороге, пристально глядя на меня.
– Что потерял? – сказал дэв противным жабьим голосом.
– Не сейчас, – я вылетел из кельи, едва не затоптав руководство.
– Немедленно ко мне в келью! – послышалось за спиной, но я игнорировал приказ. Ничего, потерпит.
Кальяныч все так же спокойно пил чай, словно ничего не произошло. Как только я сел на стул, он снова поставил стену глухоты, после чего придвинулся ко мне вплотную и заговорил почти шепотом:
– Чего сигаешь, аки молодей жеребец? Аль действительно нашел чего?
Я протянул ему кулон, показав пальцем на рисунок в пергаменте. Кальяныч немного вытащил из глазницы свой правый глаз, слегка подкорректировал его на манер объектива в фотоаппарате у научников, вставил на место. Наблюдать такое, доложу вам, дело не очень приятное, но в тот момент мне было не до этикета. Мы вдвоем, склонившись голова к голове, внимательно сверяли украшение с рисунком.
– Это еще ничего не значит, – отстранился, наконец, кощей, вправляя глаз на место и возвращая мне кулон.
– Но ведь схожесть – один в один! – возразил я.
– И что? У тебя в руках – только седьмая часть Ключа, и еще неведомо, настоящая аль подделка.
– Да ты посмотри, как камень играет! Даже не на солнце, при свечах. И теплый, словно живой.
– Давай рассмотрим оба варианта, – Кальяныч подлил чайку, невзначай взмахнул рукой, отводя глаза всем, кто находится в отделе. – Предположим, что кулон – подделка. Что из всего это следует?
– Тот, кто его сделал, видел ежели не весь Ключ, то часть его – наверняка. И этот человек знаком с моим перебежчиком.
– Как, говоришь, его звали?
– Юрий Калинин.
– Ну, твой Калинин мог и не знать того, кто сделал подделку. Кулон мог какое-то время переходить из рук в руки, а Калинин купил его на каком-то базаре за полушку.
– Ага, и сразу метнулся в наш Мир прятать!
– А кто говорит, что прятать? Ты ведь так и не вытянул из него, почто он явился к нам, верно?
Пришлось согласиться.
– В таком случае нужно найти Калинина и от него по цепочке выйти на владельца оригинала. Теперь предположим, что в руках у тебя – настоящая часть Ключа. Что мы имеем в этом случае?
– Да, практически, то же самое. Либо весь Ключ у Калинина, либо по цепочке дойти до Хранителя.
– Молодец, богатырь, растешь!
– А то!
– Напоследок скажу тебе то, о чем в Пророчестве не говорится ни слова. Ни один человек не в силах разделить Ключ на части что у нас, что у Научников. На это способен только Творец и Ангелы. Аль ребенок-несмышленыш. И коль скоро разделение все же произошло – делай выводы.
– Интересно, а собрать Ключ Ангелы могут?
– Попробуй, выведай. Я так понимаю, что ты от этого дела уже не отступишься, потому будь осторожен. Началась такая игра, в которой головы сложат многие. Не стань одним из них.
– Ты за меня переживаешь? – я был тронут словами кощея.
– Да не особо, – пожал плечами тот. – Просто чаи гонять будет не с кем, а у тебя это хорошо получается.
Вот же ж вражина! И сказал-то так равнодушно, мол, много вас тут таких, а в глазах все же горел уголек беспокойства. Ну не может Кальяныч без того, чтобы больно не сделать, хоть ты лопни! В крови это у него, что ли?
Я хлопнул его в ответ по плечу так, что рука из сустава выскочила, кивнул и отправился восвояси, слушая с удовольствием, как кряхтит старик, пытаясь вставить руку на место. Моя маленькая месть.
По пути в свой отдел я подумывал, как буду докладывать дэву о своем открытии и что мне за это будет. Коль скоро дело приобретает такой оборот, вряд ли он меня в острог заточит или превратит в кого-либо, но по шее я точно получу. С Абдуллы станется найти для меня такое наказание, от которого мне пусто станет. Впрочем, на фоне последних событий это не имело значения. Если Пророчество начинает сбываться – нам всем скоро пусто будет.
В келью я вошел, как ни в чем не бывало, держа в руке свиток Пророчества, прихваченном по дороге со стола Варвары-красы. Она работала помощницей дэва. В Пограничье эта должность называется, кажется, секретарь.
– Докладывай, что стряслось, – потребовал Абдулла, поймав при этом языком муху и смачно прожевав ее. – Почто ты едва меня не затоптал своими ножищами?
Такими темпами скоро он всех мух из отдела повыведет, даже колдовать не придется.
Я уже не раз восхищался умением моего начальства читать подчиненных, будто книгу открытую. Может, именно поэтому он – начальник, а я – дурак. Впрочем, дурак я по жизни. Нет, не в том смысле, что вы подумали. Просто меня угораздило родиться самым младшим в нашей семье, а младшеньких испокон веков называли дураками, потому и в сказках наших главный герой – Иван-дурак. Младшенький, значит.
Я без утайки доложил все, что знал, в доказательство предоставив пред ясны выпучены очи начальства кулон и свиток Пророчества. Абдулла сосредоточенно попрыгал по свитку, сверяя кулон с рисунком, при этом его язык от усердия частенько лизал то украшение, то пергамент. Фу! Не забыть бы потом кулон отмыть. Наконец, приняв какое-то решение, дэв заполз на подушку, которую заботливая Варвара уложила на столе, как только он превратился в жабу, и проквакал, кивая мне кулон:
– Вот что, Алексич. В другорядь я бы тебя наказал примерно, дабы никому впредь неповадно было, да недосуг сейчас, – видя, что я украдкой облегченно вздохнул, продолжил: – Хотя, одно другому не помеха.
Мне иногда тяжело угадать ход мыслей начальства, потому я стоял и ждал продолжения, вперившись в него взглядом преданным и придурковатым, как записано в уложениях Приказа.
– Это дело будешь вести ты, – продолжал Абдулла, внимательно глядя на меня. – И не потому, что достоин. Сам знаешь, что в отделе много других богатырей, нечета тебе. Просто ты дело начал, тебе и завершать – такой мой принцип. Скажу больше: от тебя, твоих способностей и упорства теперь зависит: сбудется Пророчество аль нет. Это есть первая часть твоего наказания.
Говори-говори, подумал я, мысленно улыбаясь. Мы ведь тоже не лыком шиты. Оба мы знаем, уважаемый начальник, что лучше меня только былинные богатыри да Степка Проныра. Этот куда хочешь залезет, даже без мыла. Но манера работы такая у дэва: о хорошем подчиненный и сам знает, а вот недостатки нужно подчеркнуть и извести. Что самое интересное – чем лучше работает подчиненный, тем больше ему достается от начальника, дабы тот нос не задирал. Поэтому хуже меня, если верить Абдулле, и ленивее на всем белом свете не сыщешь.
Мысль мелькнула и исчезла, потому как в следующий миг я услышал приговор.
– А чтобы ты не расслаблялся, возьмешь в помощники послушника, – продолжал вещать дэв, с удовольствием наблюдая, как выветриваются из моей головы радужные мысли. – Варвара, пригласите.
Голосовая нить, связывающая помощницу и Абдуллу, вопреки моим чаяниям, не порвалась. Более того, Варвара весьма резво выполнила поручение. Не успел еще дэв договорить, как дверь кельи открылась, и на пороге возник молодец в форменном кафтане школы Соловьев-разбойников. Нет, это когда-то Соловей слыл именитым злодеем, токмо потом за ум взялся, школу вот свою организовал, отроков искусству боевого свиста обучает, а после окончания выпускников кого на кордон, с оборотнями службу нести, кого в дружину богатырскую, кого в сыск посылает, а этого, видать, к нам прислали, в отдел безопасности. Обмельчал нынче послушник, мысленно вздохнул я, оглядывая новичка. Неказистый он какой-то оказался. Худ, невысок, простоватое лицо, да еще с веснушками, черные волосы под горшок стрижены, усы и борода едва проклевываются. Ни силушки, ни навыков. Хорошо бы, дабы взглядом таким он только на начальство смотрел согласно уложениям, а то не хватало мне еще с несмышленышем возиться. Сколько их через меня прошло – и не счесть. И знает ведь Абдулла, что не люблю – ой не люблю я! – с новичками дело иметь, а таки нашел мне наказание. Впрочем, он – начальник, а я…
– Знакомьтесь, – проквакал ехидно дэв, глядя на мою скисшую физиономию. – Егор, пока еще послушник, но вскоре выпустится из школы Соловьев-разбойников. Между прочим – лучший на курсе, гордость Соловья VIII.
– При всем моем уважении, многоуважаемый Абдулла, но вы же знаете, что я… – но дэв не дал мне договорить:
– Это не обсуждается. Вводи в курс дела, составьте план сыска, потом зайдете, обсудим. Да, и загляни в секретный отдел, получи допуски для обоих и закрытую сказку по Пророчеству. Я сейчас договорюсь. Свободны.
– Идем, – буркнул я, направляясь к двери.
День явно не задался.