Глава 1. Как мы дошли до жизни такой
Жили мы себе, не тужили. Были мы сперва тихим, мирными йогами, вегетарианцами. Пели себе свои мантры о том что «все есть любовь», занимались благотворительностью по мере сил, в политику никакую не лезли. Мы всегда были небезразличны к другим людям. Вместе с нашими друзьями-йогами помогали деткам из детских домов и приютов. Андрей участвовал в организации праздников для сирот, выступал в качестве актёра в спектаклях для них. Мы покупали подгузники и средства гигиены для крошечных отказников, относили их в детское отделение нашей местной больницы. Варили горячие обеды для бездомных.
Общаясь с нуждающимися мы начали осознавать, что наше общество больно. Мы думали над тем, почему люди спиваются и опускаются до такой жизни. Как такое возможно, что многие работающие люди живут за чертой бедности? От безысходности многие начинают пить, от этого все больше деградируют, вплоть до того, что оказываются на улице. Это один из симптомов болезни общества. Когда человек заболевает, он обычно пытается излечиться, а если это невозможно, то хотя-бы заглушить неприятные симптомы. И мы поняли, что то, чем мы занимались, это как раз «симптоматическое лечение болезни». Без этого никак, это полезно и нужно делать, но лучше все таки постараться избавиться от самой болезни.
Все началось в 2011 году. Когда даже самые далекие от политики россияне поняли, что их обманули на выборах в Государственную Думу. Когда появились сотни свидетельств грубых фальсификаций. Тогда в декабре в нашем городе произошёл первый митинг за честные выборы. Он был самым многочисленным. Все, что были позже, собирали гораздо меньше народа. Тогда же организовалась ячейка активистов, которые назвали себя «декабристы». Они носили на одежде белые ленточки в знак протеста против фальсификаций и пытались участвовать в политической жизни общества: были наблюдателями на выборах, организовывали митинги и пикеты. Мой Андрей стал одним из этих «декабристов». Позже, когда нам пришлось бежать от политического преследования, мы с подружками грустно шутили в интернете, что я прям настоящая жена декабриста: муж в ссылку – и я за ним.
Поначалу пыталась мужа предостеречь от ввязывания в политику. Говорила, что митингами и пикетами ничего не изменишь, что им там в правительстве наплевать на наше мнение. И когда я в очередной раз его пилила, он повалил меня на матрас лицом вниз, сел сверху и отшлепал. И вот так, сидя на мне, он начал объяснять свою позицию. С таким чувством он говорил о том, что если не мы, то кто? «Нужно попытаться! А вдруг получится! Вдруг нас услышат!» И я прониклась: «Ну ладно, он мужик, ему виднее». И с этого дня стала помогать ему, рисовала плакаты для его пикетов, ходила вместе с ним на митинги.
Мы выступали против фальсификаций на выборах (Андрей был наблюдателем на выборах 10 раз), против политических преследований российскими властями оппозиции и эко-активистов (в частности, экипажа гринписовского судна «Arctic Sunrise»), против запрета на усыновление российских сирот иностранными гражданами и т. д. Андрей был организатором нескольких протестных акций, несмотря на давление со стороны властей. В том числе митингов за честные выборы, против коррупции. Выходил с одиночным пикетом в поддержку Украины, против аннексии Крыма. Власти не раз угрожали Андрею, штрафовали в рамках административного законодательства. Однако предъявить ничего конкретного Андрею было невозможно, он всегда был принципиально законопослушен. Но угрозами и штрафами все не ограничилось. Мне казалось, что ФСБ только и ждет от Андрея промаха, чтобы пресечь его общественную активность.
19 февраля 2014 года Андрей на своей странице «В контакте» перепостил чей-то пост с «Двача» (анонимного форума) под названием «Русофобии пост», в котором в очень грубой форме критиковались россияне, которые призывали к силовому разгону Майдана. Пост являл собой эмоциональный порыв и был написан, когда произошли первые убийства активистов Майдана. Он возымел большой резонанс, к нему огромное количество комментариев лайков и репостов. Но и не меньше россиян оскорбились его грубостью, приняв на свой счет.
Один из таких людей Алексей – коллега Андрея по наблюдениям за выборами, практически однопартиец. Он просил Андрея удалить «Русофобии пост», но Андрей его просьбу проигнорировал и ответил: «В полку униженных и оскорблённых прибыло?», а так же процитировал знаменитую фразу В. В. Путина: «Идите в суд». Алексей не заставил себя долго ждать и написал заявление в прокуратуру. Кстати, что примечательно, оскорбленный патриот в это время находился на стажировке в США и отправил заявление через сайт Генпрокуратуры.
Я тоже просила Андрея удалить этот пост, я знала, что многие из-за его грубости не поймут основного смысла. Но Андрей очень упрямый, как и большинство мужчин.
В итоге 17 апреля 2014 года к нам в квартиру вломились полицейские в масках и с ордером на обыск. Они сообщили, что в отношении Андрея возбуждено уголовное дело в связи с его публикацией в соцсети текста под названием «Русофобии пост» (уголовная статья, которую вменяли Андрею, предусматривала до 5 лет тюрьмы). Это было похоже на сцену из дешевого сериала, не верилось, что такое бывает на самом деле. А от этого было весело и почти не страшно. Вот на нашем пороге стоят люди в черных балаклавах. Маски-шоу какое-то. Пришли за «опасным преступником», просто смешно. Мой муж в то утро, как обычно, вышел из дома направляясь на работу. В руке пакет мусора, который он хотел выбросить по дороге. Тут они его и взяли, такого опасного, под белы рученьки. Так пакет с мусором до бака и не донес. Совестно перед бабулями из нашего подъезда, кому-то из них пришлось наш мусор убирать. Они такие, наши бабульки, золотые. Дворника мы в глаза ни разу не видели, жильцы дома сами о прилегающей территории заботились. Вообще подъезд у нас был из ряда вон, образцово-показательный. Мы, когда пришли первый раз смотреть перед покупкой свою малосемейку, были очень приятно удивлены, увидев на лестничных площадках стулья для отдыха, а на подоконниках цветы в горшочках, вместо окурков и бутылок. На тех стульчиках наши бабули сидели и беседовали, когда погода не позволяла сидеть на лавочке у подъезда.
В тот роковой день с утра я, заспанная, лохматая, проводила мужа и хотела еще вздремнуть. Наша полуторагодовалая малышка Лесана еще спала. Вдруг послышался шум в коридоре, Андрей прокричал мне, что его арестовывают. Я в шоке, как была в ночнушке, так дверь и распахнула: «Что здесь происходит?!» Тут они и ввалились. Первая мысль: «Ого, что творится, надо сфотать, а то никто ведь не поверит». Что я и сделала. Один смазанный кадрик, но щёлкнула на нашу старенькую мыльницу. Один из полицейских сказал, что фотографировать нельзя, попросил достать и отдать карту памяти. Но, я то не лыком шита, незаметно поменяла карту, отдала другую, а ту, что со снимком, спрятала Лесане в подгуз. Потом сижу я на матрасе в уголке с Лесаной на руках и думаю: «Хоть бы она не пописала сейчас, а то ведь карточка-то может кирдыкнуться. Как я потом кому докажу, что мужа задержали? В наши времена могут человека увезти куда-нибудь, и потом пропадают люди без вести».
Тем временем полицейские в штатском проводили обыск, а те что в балаклавах блокировали выход из квартиры. Очень тщательно стражи порядка искали в нашей квартире экстремизм. Разворачивали листы ватмана, на которых Лесана любила возить пальчиковыми красками. Достали из шкафа мои блокнотики, где я в детстве коллекционировала наклейки с «Sailor Moon». Бедные. И тут удача! Книга «Приморские партизаны», ее мужу подарил его знакомый Ростислав (он же и автор книги), когда они вместе были наблюдателями на очередных выборах. Книгу Андрей так и не прочитал. Зато полицейские очень обрадовались, это уже вроде как-то более-менее похоже на экстремизм.
Мы с Андреем бодрились, переглядывались, улыбались друг другу. Я надавила себе на нос и тихонько похрюкала, намекая на поросенка Петра. Андрей меня понял и заговорщически хихикнул.
После того как полицейские перевернули нашу квартиру вверх дном, они забрали наш совсем новенький компьютер, мой нетбук, рабочий ноутбук Андрея, все флешки и диски, смартфон Андрея, а его самого увезли на допрос. Вот тут-то я запаниковала. Не понятно ведь, на сколько увезли, а вдруг запрут сейчас и уже не выпустят? Написала «В контакте» с телефона пост про обыск. Мой телефон только и остался из всей цифровой техники, да ещё фотоаппарат. Кстати, карточку от фотика Лесана не намочила, умница дочка. Потом та памятная фотка долго стояла у Андрея на аватарке «В контакте».
Я написала в личку всем знакомым, которые были близки к политике и, по моему мнению, могли помочь. После этого я немного успокоилась и принялась за уборку. Тем временем Андрея отвезли в отдел по борьбе с экстремизмом и пытались «беседовать» без протокола. Следователь ФСБ, который должен был допрашивать Андрея, был занят, поэтому моего мужа пока отпустили домой. Он купил по дороге на работу самый недорогой телефон и позвонил мне, чтобы я не волновалась. Оказалось, что на работе тоже был обыск, пытались изъять сервера, но коллегам Андрея удалось их «отбить» и откупиться информацией о том, когда и по каким адресам Андрей выходил в интернет с рабочего компьютера в тот день, когда был опубликован злополучный пост. Иначе, если бы сервера изъяли, остановилась бы работа целой торговой сети.
Вечером, когда Андрей вернулся домой, на семейном совете мы решили «стырить сраный трактор».