Глава третья
Когда мы приехали, я попросил кучера показать мне лучшую гостиницу. Он ответил, что лучше всех гостиница «Голубые Столбы», в которой мичманы оставляют свои чемоданы, заказывают чай и жаркое и забывают иногда платить за завтраки. Говоря это, он улыбался, и я подумал, что он шутит, но он указал мне пальцем на два огромных голубых столба у дверей, находившихся недалеко от конюшни, и сказал, что все мичманы останавливаются в этой гостинице. В заключение он попросил меня не забыть кучера.
На этот раз я понял, что мне нужно дать ему шиллинг; исполнив это, я отправился в гостиницу. Кофейная была наполнена мичманами, и так как я опасался за свой сундук, то спросил одного из них, известно ли ему, когда приедет карета.
– Не ожидаете ли вы вашей матушки? – спросил он.
– О нет! Я ожидаю свое форменное платье; в этой одежде я хожу только, пока оно прибудет.
– Скажите, пожалуйста, на какой корабль вы намерены поступить?
– Он называется по-французски, как-то вроде «Даймед», капитан Томас Керкуол Савидж.
– «Диомед»… Робинсон, не тот ли это фрегат, на котором мичманы получили по четыре дюжины палок за то, что не сдали своих еженедельных отчетов к субботе?
– Тот самый, – ответил другой. – Да что там! Капитан на днях задал пять дюжин палок одному юнге за то, что тот стоял на часах в красной ленте.
– Это величайший варвар на службе, – продолжал третий, – во время последней своей крейсерской операции он пересек всю вахту штирборта, потому что корабль делал только девять узлов на булине.
– Ах, Боже мой, – воскликнул я, – какое несчастье, что я должен поступать к нему!
– Я сердечно жалею вас; он забьет вас до смерти. У него сейчас только три мичмана на корабле, остальные сбежали. Не так ли, Робинсон?
– Пет, сейчас у него только два; несчастный Майкл умер от усталости. Он работал ежедневно, каждую ночь, в течение шести недель стоял на вахте, и в одно утро был найден мертвым на своем сундуке.
– Помилуй Бог! – воскликнул я. – Однако, говорят, на берегу он очень ласков со своими мичманами.
– Да, – подтвердил Робинсон, – он везде распространяет этот слух. Заметьте, когда он в первый раз позовет вас к себе и вы станете рапортовать, что приехали служить на его корабль, он скажет, что очень рад видеть вас и надеется что ваша семья в добром здравии; потом посоветует идти на борт и учиться службе. После этого будьте настороже. Помните, что я сказал, и скоро удостоверитесь, что это правда. Садитесь-ка лучше с нами, да выпейте стакан грогу; это придаст бодрости вашему духу.
Эти мичманы столько наговорили мне о моем капитане и о страшных жестокостях, которые он позволял себе, что я подумал, не лучше ли воротиться домой. Когда я спросил их мнение об этом, они сказали, что если я это сделаю, то буду схвачен и повешен, как дезертир, и что лучший план – просить капитана принять несколько галлонов рому, потому что он очень любит грог, и, может быть, я буду в милости у него, пока не выйдет весь ром.
Я с сожалением должен признаться, что мичманы напоили меня в этот вечер.
Не помню, как они положили меня в постель, но на следующее утро я проснулся со страшной головной болью и смутно сознавал, что происходило вчера. Мне было очень совестно, что я так скоро забыл наставления своих родителей, и я давал про себя обет никогда не делать таких глупостей, когда вошел мичман, поступивший так ласково со мной в прошедшую ночь.
– Ну, мистер Зеленое Стекло, – закричал он, намекая, как я полагаю, на цвет моей одежды, – вставайте и завтракайте. Вас дожидается внизу командир судна, сопровождающего корабль. Его прислал капитан. Клянусь чертом, вы порядочно покутили вчера.
Вчера ночью! – воскликнул я с удивлением. – Разве капитан знает, что я был пьян?
– Вы в театре дьявольски старались обратить на это его внимание.
– В театре! Разве я был в театре?
– Конечно, были. Вы непременно хотели идти, хотя страшно были пьяны – и делали там все, от чего мы старались отговорить вас. Ваш капитан был там с дочерьми адмирала. Вы называли его тираном и ткнули в него пальцем. Как, вы не помните этого? Вы сказали ему, что вам на него плевать.
– Ах, Боже мой! Ах, Боже мой! Что мне делать? Что мне делать? – вскрикнул я. – Матушка моя предостерегала меня от пьянства и дурного общества.
– Дурное общество! Ах ты, щенок! Что ты хочешь этим сказать?
– Я не говорю именно про вас.
– Надеюсь. Итак, я, как друг, советую вам отправиться как можно скорее в гостиницу «Джордж» и повидаться с вашим капитаном, потому что чем больше вы станете думать, тем хуже. Во всяком случае, еще неизвестно, примет он вас или нет. Ваше счастье, что вы еще не записаны в корабельную книгу. Ну же, поторапливайтесь, а то командир судна так и ушел, не дождавшись вас.
– Не записан в корабельную книгу! – отозвался я печально. – Теперь я припоминаю: капитан писал моему отцу, что он уже записал меня.
– Клянусь честью, мне жаль вас, право, жаль, – вздохнул мичман и вышел из комнаты с таким печальным видом, как будто бы несчастье касалось его самого.
Я встал с тяжелой головой и еще более тяжелым сердцем, оделся и попросил показать мне дорогу в гостиницу «Джордж». Я взял с собой рекомендательное письмо, хотя и боялся, что оно принесет мне мало пользы. Придя туда, я спросил дрожащим голосом, не здесь ли остановился мистер Томас Керкуол Савидж, капитан его королевского величества корабля «Диомед». Слуга отвечал, что он завтракает с капитаном Кортнеи, но что он доложит обо мне. Я сказал свое имя; через несколько минут он вернулся и просил меня подняться наверх. О, как билось мое сердце! Я никогда не чувствовал такого страха и думал, что упаду на лестнице. Дважды решался я было войти в комнату, и каждый раз ноги подкашивались подо мной; наконец, я отер пот с лица и, сделав над собой отчаянное усилие, вошел.
– Мистер Симпл, я очень рад видеть вас, – сказал кто-то.
Боясь взглянуть на него, я опустил голову; но голос был так ласков, что я собрал всю свою смелость и, подняв голову, увидел, в мундире с эполетами и саблей на боку, того самого пассажира в шотландском плаще, который хотел распечатать мое письмо и которому я сказал в глаза, что он не джентльмен.
Мне казалось, что я вот так и умру здесь, подобно тому мичману, которого нашли мертвым на сундуке. Я уже готов был упасть на колени и просить прощения, как капитан, заметив мое смущение, разразился смехом и сказал:
– Так вы узнали меня, мистер Симпл? Успокойтесь, вы исполняли свою обязанность, не позволив мне распечатать письмо, так как вы предполагали, что я не тот, кому оно адресовано. И потому вы имели право сказать, что я не джентльмен; я прощаю вам. Теперь не угодно ли вам сесть и позавтракать? Капитан Кортнеи, – обратился он к другому капитану, сидевшему за столом, – это один из юношей, недавно поступивший на службу. Мы были вчера пассажирами в одной и той же карете.
Потом он рассказал ему о случившемся, чему оба чистосердечно смеялись.
Я немного ободрился, но меня все еще беспокоило произошедшее в театре, и я думал, что он, может быть, не узнал меня. Другой капитан вскоре освободил меня и от этого страха.
– Вы были прошлой ночью в театре, Савидж? – спросил он.
– Нет, я обедал у адмирала. Невозможно расстаться с этими девочками; они так забавны.
– А я думаю, что вас любовь приковывает к этому дому.
– Вовсе нет, честное слово! Это могло случиться, если бы у меня было время определить, которую я больше люблю. Сейчас моя жена – корабль, и это единственная жена, которую я буду иметь, пока не сяду на мель. «Хорошо, – подумал я, – если он не был в театре, то, значит, я обидел не его. Теперь мне остается только дать ему рому и сделать таким образом своим другом».
– Скажите, мистер Симпл, как поживают ваш батюшка и ваша матушка? – спросил капитан.
– Слава Богу, покорно вас благодарю, сэр; они просят кланяться вам.
– Очень благодарен им. Теперь, я думаю, чем скорее вы подниметесь на борт и начнете приучаться к службе, тем лучше.
«Совершенно то, что говорил мне мичман, – те же самые слова, – думал я. – Так, стало быть, все это правда!» И я снова почувствовал дрожь.
– Я хочу дать вам небольшой совет, – продолжал капитан. – Во-первых, повинуйтесь своему начальству беспрекословно; мое, а не ваше дело судить, справедливо ли приказание, или нет; во-вторых, никогда не бранитесь и не пейте крепких напитков. Первое безнравственно и недостойно джентльмена, второе – низкая привычка, которая со временем очень усиливается. Я сам никогда не прикасался к вину и надеюсь, что мои джентльмены будут также от него воздерживаться. Теперь ступайте и, как только привезут вам форменное платье, извольте явиться на борт. А пока, так как во время нашего путешествия я имел случай познакомиться с вашим характером, позвольте посоветовать вам не быть слишком откровенным с людьми, которых вы видите в первый раз, иначе вы легко можете совершить неблагоразумный поступок. Прощайте.
Я вышел из комнаты с низким поклоном, радуясь, что так легко преодолел то, что казалось мне морем затруднений, но голова все еще была занята тем, что мне наговорили мичманы и что так несообразно было со словами и поступками капитана.
Придя в гостиницу «Голубые Столбы», я застал мичманов по-прежнему в кофейной и рассказал им обо всем случившемся. Когда я закончил, они разразились смехом и сказали, что пошутили со мной.
– Хорошо, – сказал я, обращаясь к тому из них, который приходил будить меня утром, – вы можете называть это шуткой, но я называю это ложью.
– Скажите, мистер Зеленое Стекло, это вы мне говорите?
– Точно так, – подтвердил я.
– В таком случае, сэр, как джентльмен, я требую удовлетворения. Черт возьми! Лучше смерть, нежели бесчестье.
– Я не откажусь удовлетворить вас, – парировал я, – хотя и не желаю дуэли. Батюшка советовал мне избегать ее, потому что этим мы оскорбляем нашего Творца; но так как он знал, что я должен поддерживать достоинство офицера, то позволил мне поступать по желанию в тех случаях, когда я подвергнусь этой несчастной необходимости.
– Мы после успеем наслушаться проповедей вашего батюшки, – возразил мичман (я успел уже сказать, что мой отец принадлежал к духовенству), – теперь главный вопрос: хотите вы драться или нет?
– Нельзя ли дело уладить иначе? – вмешался другой. – Не захочет ли мистер Зеленое Стекло отказаться от своих слов?
– Мое имя Симпл, сэр, а не Зеленая Пачка, – возразил я, – так как он солгал, то я не возьму своих слов назад.
– Ну, так дуэль должна состояться, – сказал мичман. – Робинсон, вы обяжете меня, если согласитесь быть моим секундантом.
– Это неприятная обязанность, – заметил тот, – вы так искусно стреляете; но так как вы просите, то я не могу отказать. Мистер Симпл, кажется, не имеет здесь друга?
– Нет, имеет, – возразил другой мичман. – Он горячий парень, и я хочу быть его секундантом.
Решили, что мы на следующее утро будем стреляться. Я рассудил, что, как офицеру и джентльмену, мне неприлично отказаться; но это было мне очень не по сердцу. Не прошло еще и трех дней, как я предоставлен самому себе, и я уже успел напиться и должен теперь драться на дуэли. Я удалился в свою комнату и написал матушке длинное письмо, в которое вложил прядь своих волос. Слезы полились у меня из глаз при мысли, как будет горевать она, если меня убьют; я попросил Библию у трактирного слуги и читал ее весь остальной день.