ГЛАВА IV
Но «зацепиться» нам у Плавска и Черни не пришлось. 15 октября был получен приказ всем истребительным батальонам отойти в Тулу. В Плавск за нами пришел эшелон. Туда же подтянулись все подразделения, разбросанные на возможных направлениях ударов врага. Однако встретиться с ним наш черед не настал. Весь день 16 октября мы были в дороге.
Бомбежки, бомбежки, бомбежки… Чем ближе подходила к нашим врагам линия фронта, тем ожесточенней они становились, тем чаще звучала команда «воздух».
– А у эвакуированных и команду-то некому подавать было, – говорит политрук роты железнодорожников Тюрин. Он едет в нашем вагоне. Все эти дни он со своими бойцами восстанавливал разрушенное полотно, путевое хозяйство. – Женщины хватают детишек да в кювет и в лес. А то и в чистое поле. А они, гады, из пулеметов по ним…
Тюрин замолчал, глядя в окно. Молчали и мы.
– Вот и сейчас место проезжать будем, – привстал вдруг политрук. – Детдомовцев разбомбили. Два прямых попадания. Пацаны-то даже из вагонов не успели выскочить… Маленькие такие лежали, будто уснули… А многих – в клочья разнесло. Подъем пути здесь. Машинист снижает скорость. Вот и подстерегли…
Наш эшелон пошел медленней, тяжелей.
– Вот она, их братская могила, – сказал Тюрин, и я увидел свежий холм земли между двумя обгоревшими вагонами. На крыше одного из них угадывался красный крест.
– Пособирали ручки, ножки, да и закопали…
– Не трави ты душу, политрук, – сквозь зубы процедил Васильев. – И без тебя тошно.
– Злей воевать будешь, – тихо сказал Тюрин.
Невеселым оказалось наше возвращение. И все же, что ни говори, мы вернулись домой. Шахтеры получили обещанные двое суток увольнения и тут же уехали. Остальные батальоны, по распоряжению обкома партии переведенные на казарменное положение, также получили сутки отдыха. Отдав необходимые распоряжения, я поехал в обком партии. Вместе со мной был и командир косогорцев Николай Петрович Ведерников. Принял нас второй секретарь Александр Владимирович Калиновский. Объяснить себе, откуда этот невысокий, худощавый человек брал жизненные силы, энергию, я не мог. Он поспевал везде, иногда мне казалось, что ему удавалось одновременно появляться в совершенно разных концах области. Когда он спал, ел, бывал дома, я не знал. Он все время работал.
– Садитесь, друзья, – Калиновский быстро пошел нам навстречу, едва мы заглянули в дверь кабинета, энергично пожал руки, усадил. Он похудел за те дни, что мы не виделись, глаза, и так глубоко посаженные, ввалились еще больше. Значит, и он не двужильный, подумал я. Значит, тоже устает.
– Что разглядываешь, Анатолий Петрович? – засмеялся он, уловив мой оценивающий взгляд, – и так красавцем никогда не был, а тут… – он махнул рукой. – Рассказывайте.
Я доложил о проделанной работе, назвал потери – трое убитых, восемнадцать раненых.
– Для двадцати фугасных бомб, пятисот зажигалок, для десятков обстрелов с воздуха вы еще дешево отделались, – сказал Калиновский. – И все же жаль людей. А в ваше отсутствие здесь много событий произошло.
Вот что рассказал нам Калиновский.
6 октября соединения гитлеровцев заняли Карачев и Брянск. Для того чтобы остановить продвижение противника к Москве, Ставкой Верховного Главнокомандования по воздуху в район Мценска в течение трех суток из резерва был переброшен корпус под командованием генерала Лелюшенко. Совместным решением командующего войсками Московского военного округа генерала Артемьева и бюро Тульского обкома партии по тревоге подняли 3,5 тысячи бойцов истребительных батальонов и 2 тысячи курсантов оружейно-технического училища и направили в корпус Лелюшенко.
– Так что почти все твои бойцы уже побывали в деле, – я выжидательно глянул на Калиновского. Он понял мой немой вопрос. – Отзывы хорошие. Туляки стоят крепко.
13
ктября пала Калуга, за ней, 17 октября, – Калинин.
– 13 октября начались ожесточенные бои на Московском направлении, – продолжал Александр Владимирович, – не считаясь с потерями, враг рвется к Москве. Наши войска в районе Мценска пока прикрывают Тулу. Вчера состоялось собрание городского партактива.
– Читайте, – Калиновский протянул нам по листу бумаги. Читаю: «О текущем моменте и задачах парторганизации.
Решение Тульского городского партийного актива от 16 октября 1941 года.
Фашистские захватчики, неукротимые в своей бешеной злобе и ненависти к нашей Родине, бросают в бой все новые банды озверевших гитлеровских разбойников… – быстро пробегаю глазами текст. – За оружие, товарищи коммунисты!
Собрание партийного актива требует от всех коммунистов и комсомольцев встать каждому, кто способен носить оружие, в ряды бойцов и вместе с доблестной Красной Армией оборонять наш город, защищать нашу свободу и честь, жизнь наших семей…
Победа будет за нами».
– Вот тебе два экземпляра резолюции, – Калиновский протягивает мне листы, – прочтете в батальонах.
В городе должен быть революционный порядок, железная дисциплина – ответственность за это ложится на всех и на твои батальоны.
– К тебе, Николай Петрович, разговор особый,– повернулся Калиновский к Ведерникову, – мы решили на твой батальон возложить охрану Косогорского металлургического завода. Ты назначен начальником обороны объекта. Трусов, паникеров, провокаторов – обезвреживайте всеми силами. Помогите директору завода Попову в организации эвакуации. Кстати, как он, позаботился о вас?
– Пожалуй, лучше всех, – ответил за Ведерникова я. – Одел в телогрейки, выдал ватные брюки, обул. Цех ширпотреба патронные сумки изготовил на тысячу патронов… Где-то армейские ремни раздобыл. Так что косогорцам многие могут позавидовать.
– Вот и отработаете директору за его заботу, – улыбнулся Калиновский. – Задача ясна?
– Понял, Александр Владимирович, – сказал Ведерников.
– А тебя, Горшков, уже ждут в управлении. Наводи порядок в своем хозяйстве, сейчас это – главное. Твоих людей отдали Лелюшенко. Побывай в райкомах. Все батальоны – на казарменное положение. Вооружать, обучать, комплектовать столько, сколько успеешь! На твоих орлов большая надежда. Паника кое-где, мародерство начинается… Организуешь круглосуточное дежурство, график завтра к тринадцати ноль-ноль мне на стол. Идите! – и Калиновский попрощался с нами.
У обкома мы с Ведерниковым расстались.
У меня чудом сохранились воспоминания бойцов Тульского рабочего полка, написанные по моей просьбе после того, как фашистов погнали от Тулы. Чудом, потому что после обороны Тулы были Брянские леса, Белоруссия, Югославия… Я привожу эти воспоминания почти полностью. Думаю, что они помогут читателю глубже окунуться в обстановку тех тревожных дней.
«Майору т. Горшкову А. П.
от бойца Тульского рабочего полка Александра Тимофеевича Алексеева.
22 января 1942 года.
В воскресенье, 22 июня 1941 года, должен был состояться очередной тур розыгрыша первенства области по футболу, и мы всеми пятью зачетными командами (детская, подростковая, юношеская, вторая и первая взрослая – всего человек шестьдесят) в самую рань, заняв целый вагон поезда на узкоколейке, отправились на металлокомбинат. До стадиона добрались быстро и весело, там еще никого не было, и мы ломали головы, как «убить» время до 10 часов, когда начинали игру детские команды. Вдруг послышались громкие восклицания – это подошли несколько человек из «Металлурга», и они очень удивились, что мы приехали всем составом в такое время. Мы напомнили, что сегодня игровой день, металлурговцы переглянулись и сказали одно слово: «Война?»
Что же делать? Конечно, в Красную Армию, кому вышел возраст. На обратном пути младшие ребята смотрели на нас с завистью – они-то, мол, в военкомат, а нам каково? Не доросли.
Война нам казалась лишь поводом для совершения подвигов. Но кто-то из пассажиров охладил: глупый, мол, народ, война – это вам не игрушка. Это — горе народное. В это не верилось и не хотелось верить. Как хороши были парадные войны в кино! Кровь и горе? Конечно, не без этого, но где-то там, за экраном. Но на фронт нас не взяли, и поехали мы, добровольцы-студенты Тульского механического института и школьники старших классов, под Дорогобуж на строительство оборонительных сооружений.
На месте выяснилось, что будем рыть противотанковый ров. И не было ему конца и края. Казалось, что, начинаясь от Балтики, он проходил через Дорогобуж до самого Черного моря. Танки здесь не пройдут. Разве через этакие ямины можно пройти? Такая уверенность удесятеряла силы. Норм не признавали, работали от зари до зари.
В конце июля под вечер подошли красноармейцы без строя и песен. Все запыленные, в выцветших, белых от соленого пота гимнастерках, усталые. Многие с грязными повязками в бурых пятнах. Один из красноармейцев сказал, что надо уходить — фашист-то под Вязьмой. Может, и успеем выскочить, если быстро доберемся до Баскаковки. Шли без отдыха больше двух суток. Красноармейцы ободряли, поддерживали. И мы вышли ночью к Баскаковке. Нашли состав из платформ. Паровоз под парами. Красноармейцы остались, объединившись с теми, что находились на станции, а мы, не успев даже попрощаться с ними, — на платформу и спать. Спали не меньше суток, благо не было дождей. Возвращение к бытию было не очень приятным. Казалось, нет такой косточки, которая не треснула, нет мышцы, которая бы не болела.
Мы шли босиком по песчаной Смоленщине, в ботинках идти невозможно, потому что набивался песок. С удивлением глядели на подошвы босых своих ног, сплошь покрытых толстым слоем омертвевшей кожи.
Добрались до Тулы. И снова вопрос: что же делать?
В военкомате отвечали одно: призовут, когда понадобимся. На базе военно-морского клуба, что на Менделеевской, организовали что-то вроде истребительного батальона. Пошел и я. Набралось человек с полсотни. Нам выделили трех инструкторов Осоавиахима. Получили противогазы, штук двадцать учебных винтовок со штыками и три или четыре боевых. Старший инструктор объявил выход на учения в район Косой Горы. С собой взять двухнедельный запас продовольствия или деньги для его покупки. Утром пошли и к обеду были у цели.
Построили шалаш из веток, пол устлали сеном. На ночь выставляли караульных, днем – дневальных. Учились ходить строем, штыковому бою и стрельбе.
В начале октября старший инструктор доставил нас в Тулу. Двух других отозвали еще раньше. Распрощался он с нами — мобилизация! – оставил противогазы и учебные винтовки без штыков. Несколько дней собирались в клубе. Состав нашего отряда заметно уменьшался, и в конце концов я ушел из клуба, никого не дождавшись, хотя и ждал допоздна…»
17 октября, утром, я, наконец, вернулся в свой кабинет в управлении НКВД. В папке лежали донесения с мест:
«Бойцами истребительного батальона в с. Дедилово эвакуированы деньги и облигации из Дедиловской районной сберкассы».
Конец ознакомительного фрагмента.