Приз лотереи счастья. Часть 1. Эрик. (Апрель-ноябрь 2003 г.) (Илана Кузьмина)

Глава 1

Всю последнюю неделю апрель старался радовать Москву ясной и тёплой погодой. И это ему, надо сказать, удалось. Растаявший снег напитал почву живительной влагой, и благодарная травка потянулась изо всех силёнок к солнышку, украсив землю, где не регулярно ступает нога человека, пушистым, зелёным ковром. Деревья проснулись после зимнего сна и стыдливо прикрыли наготу тончайшим покрывалом из молодых клейких листочков.

Но всего этого Эрик не замечал, торопливо двигаясь в сторону метро и застёгивая на ходу ветровку. Высокий, длинноногий, худенький, но с хорошо развитым плечевым поясом от регулярного плавания в течение многих лет парёнек думал сейчас только о том, как бы не опоздать, и постепенно просыпался. Он любил по воскресеньям поспать подольше, и сегодня, услышав звон будильника, Эрик решил поваляться в постели ещё пять минут, затем ещё, а потом он проснулся и с ужасом осознал, что времени почти нет. Времени ровно столько, чтобы умыться, быстро одеться и выбежать из дома.

Восемнадцатая весна в жизни Эрика Крафта была особенной: в этом году он оканчивал школу. Расставание с учителями и одноклассниками его не особенно печалило: друзей у него в школе не было, их парню заменяли книги, компьютер, игровая приставка Play Station II и бассейн, но факт скорого прощания с детством не мог не волновать. Учился он почти на «отлично» и не сомневался, что летом станет студентом, и для него начнётся новая, студенческая, жизнь.

В то воскресенье в вузе, куда собирался поступать Эрик, был День открытых дверей. Он сидел в актовом зале, а на сцене выступали один за другим ректор, деканы, заведующие кафедрами и соловьями заливались, убеждая юношей и девушек, как важно им поступить именно в этот институт, как им будет интересно учиться в нём и как они потом не пожалеют о своем выборе.

Вначале Эрик с интересом слушал выступающих, убеждаясь, что сделал правильный выбор, а потом заскучал и в поисках развлечения стал озираться вокруг. Парень, стоявший у двери, почему-то сразу привлёк его внимание – среднего роста, крепкого телосложения блондин с умными глазами и ямочкой на подбородке. Судя по виду, не абитуриент, а студент. Он негромко разговаривал с каким-то старичком в тёмно-синем костюме, затем открыл и вежливо подержал дверь, пока пожилой человек выходил, опираясь на палочку, потом студент опять застыл у входа. Эрик отвел глаза, а затем вновь посмотрел на парня у двери, но тот глядел на сцену, и лица его не было видно. Эрик не мог объяснить самому себе, что его так привлекло в этом парне, но он понимал, что не хочет потерять его из вида.

«Посмотри на меня!» – мысленно попросил он, и незнакомый парень у входа тут же обернулся в его сторону, скользнул глазами по рядам и, встретившись взглядом с Эриком, широко и открыто улыбнулся, как давнему приятелю. Парнишка смутился и опустил глаза, но сразу же взмахнул ресницами и снова взглянул на блондина, тоже улыбнувшись. Так они и переглядывались…

Наконец, мероприятие закончилось, и люди пошли к выходу. Эрик отчаянно боялся потерять в толпе своего незнакомца, но парень стоял на том же самом месте и высматривал кого-то среди выходящих. Увидев Эрика, он расцвёл и помахал рукой. Радостно и смущённо улыбаясь, Эрик подошёл и произнёс:

– Эрик, Эрик Крафт, – и протянул руку, которую блондин пожал и, усмехнувшись, так же церемонно представился:

– Дмитрий Ястребов, можно просто Дима, – и оба рассмеялись.

Эрик не любил находиться в обществе незнакомых людей. Если в компании был хотя бы один незнакомый человек, парень чувствовал себя неуютно и неловко. Он, чтобы сойтись с кем-то ближе, начать считать «своим», долго присматривался к человеку, постепенно привыкая, а тут как-то сразу почувствовал себя с Дмитрием легко и свободно, будто встретил старого друга после долгой разлуки.

Эрик поведал новому знакомому, куда он хочет поступать, Дмитрий одобрил его выбор, рассказал много смешного и интересного из своей студенческой жизни, показывая ему институт. Сам он оканчивал четвёртый курс. Выйдя на улицу, Дмитрий взглянул на приятеля и спросил:

– Послушай, Эрик, я утром только бутербродик с сыром съел, а мероприятие затянулось, честно говоря, есть очень хочется. А ты не проголодался? – Эрик кивнул, смущённо улыбаясь, его желудок тут же любезно напомнил, что завтрака сегодня не получил. – Тут недалеко есть неплохое кафе, там такие курочки гриль вкусные. Давай зайдём – поедим, поболтаем, а то разбежимся и всё, а жаль, ты интересный парень.

Эрик сразу погрустнел и несчастным голосом ответил:

– Не получится, у меня денег только на метро.

– Да брось ты, я угощаю, – Дмитрий весело похлопал нового знакомого по плечу, парнишка расцвёл, и они бодро зашагали, болтая обо всём и ни о чём.

Кафе было небольшое, но уютное, посетителей было немного. Парни выбрали столик в глубине зала, в небольшой нише.

– Ты садись, я сейчас всё принесу. Ты чего пить будешь – чай, кофе, сок, пепси? – поинтересовался Дмитрий.

– Лучше кофе, – пробормотал Эрик. Парень был возбужден необычностью происходящего и чуть-чуть боялся, как бы не сказать что лишнее, не разочаровать нового друга.

Всё это очень походило на свидание, что делало ситуацию ещё более пикантной и притягательной. Положа руку на сердце, у Эрика ещё не было в жизни ни одного свидания, он ещё ни с кем ни разу не целовался, в чём он даже под пыткой не признался бы никому – засмеют.

Дмитрий взял по полкурицы гриль каждому, Эрику – кофе, себе – томатный сок. Позже, когда от курочек остались лишь косточки, Дмитрий принёс мороженое с шоколадом и орехами. Они ели, разговаривали, перепрыгивая с темы на тему.

Позже, выйдя из кафе, парни не спеша шли по улице. Апрельский день был в разгаре: ярко светило солнце, тёплый ветерок овевал молодые ярко-зелёные листочки и распространял их одурманивающий аромат повсюду, будоража носы и носики прохожих и лишний раз напоминая, что весна пришла, а не за горами – лето, так что жизнь прекрасна! Домой идти не хотелось, парни завернули в небольшой скверик и сели на скамейку рядом с каким-то памятником.

Эрику казалось, что он знаком с Димой много-много лет. У него никогда не было друга. Были приятели, одноклассники, но друга, которому можно рассказать обо всём, что волнует, беспокоит и радует, не было. С братом они никогда не находили общий язык – слишком разными они были. Эрик уже не стеснялся Дмитрия и не боялся сказать какую-нибудь глупость. Парнишка говорил и говорил, обретя наконец благодарного слушателя, а Дима смотрел, улыбаясь, на этого красивого, совсем молодого парня и чувствовал, что Эрик ему всё больше и больше нравится – интересный, умный, доброжелательный паренёк. И очень красивый, по крайней мере, на его вкус.

– А ты книги про Гарри Поттера1 читал? – вдруг спросил Эрик, смущённо улыбаясь и сияя глазами. – Мне очень нравится! Я все четыре книги прочёл. Забавно, жанр романов – не фантастика, а фэнтази, то есть сказка, а читать интересно. У нас в школе все носились с этим Гарри Поттером, когда появилась первая книга «Гарри Поттер и Философский камень», – ох да ах, так интересно, то да сё. А я из принципа не стал читать – какая-то детская сказочка про мальчика-волшебника, очень надо. Все знакомые закатывали глаза, узнав, что я не читал ни одного романа Поттерианы. В кино на «Философский камень» я пошёл за компанию – весь класс отправился на премьеру. Однако я был в полном восторге от фильма: волшебство, оборотни, кентавры, философский камень, волшебные палочки и много чего ещё. Согласись, все мы в душе жаждем чуда, хотим быть особенным человеком, не как все. А фильм снят так, что под конец ты даже не сомневаешься, что магия существует, что чудеса возможны, что, может быть, и ты сам не так прост, как думаешь. На следующий же день я купил все три книги Роулинг и упивался чтением, получая огромное удовольствие. Потом с нетерпением ждал четвёртый том, теперь вот жду пятый. А ты книги про Гарри Поттера читал? – повторил вопрос Эрик.

– Читал, – смеясь, ответил Дмитрий, – перечитывать не стану, но прочитал с удовольствием. Удивительная женщина эта Роулинг, почти все её главные герои – дети, но читаешь романы, не как детские книжки, а как полноценные романы для взрослых. И читаешь на одном дыхании. Правда, и ляпов там хватает. Взять хотя бы очки Гарри Поттера. Кости удалить из руки и снова их отрастить за ночь с помощью волшебных палочек и заклинаний волшебники могут, а исправить близорукость – никак. Ну, да это мелочи. А я недавно братьев Стругацких2 для себя открыл. У нас дома десятитомное собрание сочинений стоит в книжном шкафу несколько лет, отцу кто-то подарил, но у меня почему-то ни малейшего желания не возникало почитать, хотя я фантастику очень уважаю, а тут недавно взял первый том в руки и всё, пропал. Теперь вот уже седьмой том дочитываю. Я в таком восторге! Читаешь на одном дыхании, а сколько умных мыслей, неожиданных идей!

– Да, я тоже очень люблю братьев Стругацких, – горячо согласился с Дмитрием Эрик, – только порой они меня бесят. Понимаешь, они замечательные мастера раскручивать интригу. Читаешь запоем, напряжение растёт, кажется вот сейчас, вот-вот тайна раскроется… Ага, сейчас! Ты со всего разбега натыкаешься на конец романа или повести, бьёшься об него головой, как о бетонную стену. Тайна так и осталась тайной! Чувствуешь себя неудовлетворённым, обманутым, будто тебя заманили в ловушку и бросили на произвол судьбы. Вот хоть «Малыша»3 взять или «Жука в муравейнике»4.

– Нет, Эрик, ты неправ, – задумчиво проговорил Дмитрий, – читаешь взахлеб, забывая про еду и сон, это да, но в результате чувствуешь себя не обманутым, а озадаченным. Ответов Стругацкие не дают. Даже намёков на ответы. Хотя нет, как раз намёки и дают, а остальное уж ты, читатель, сам додумай. Я полагаю, научная фантастика как жанр литературы является стартовой площадкой для полёта мысли, фантазии. Писатель назначает тему, ставит вопросы и даёт направление, в котором следует размышлять. После прочтения повести «Малыш» я долго размышлял о том, насколько сильна адаптация маленьких детей, как далеко она может увести от первоначально задуманного плана человеческих детёнышей; могут ли разумные существа небелкового строения понимать нас и, вообще, понять, что мы разумные.

За разговорами парни вернулись к зданию института, где стояла машина Дмитрия.

– Эрик, тебя подбросить до дома? Ты где живёшь?

– Да нет, не надо, если только до метро, – ответил Эрик. Дмитрий довёз нового приятеля до станции метрополитена, и они расстались.

Юноша всю оставшуюся дорогу до дома улыбался глуповатой улыбкой счастливого человека и, как ни старался, стереть её с лица не мог. Внутри него летали бабочки и пели… хотя нет, пел кто-то другой, но неважно. Что-то изменилось, но что? Внутри организма тоже происходило доселе небывалое и непонятное: то сердце периодически начинало колотиться, то обволакивала какая-то истома, и тело наливалось приятной теплотой. Эрик мысленно перебирал все сказанные слова, вспоминал жесты, улыбки Дмитрия и не верил сам себе, не верил, что знакомство с Димой – не его фантазия, что проведённые вместе полдня действительно были.

Эрик неожиданно понял, что изменилось – солнце светило ярче и веселее, молодые листочки пахли сильнее и ароматнее, трава была зеленее и пушистее, чем сегодняшним утром. Но главное – все прохожие, попадающие в его поле зрения, были на удивление милыми и симпатичными людьми. Ни перекошенных от злобы лиц, ни понуро опущенных плеч, ни сутулых спин, ни тоскливых глаз и скорбно опущенных вниз уголков губ не наблюдалось. Уже подходя к дому, Эрику вдруг безумно захотелось крикнуть во весь голос: «Жизнь прекрасна! Люди, я люблю вас! Да здравствует весна!».

Дома он отчаянно старался вести себя как обычно, но старший брат Максим заметил прорывающиеся счастливую улыбку и блеск глаз.

– Батюшки, да наш красавчик сияет, как медный таз на солнышке, никак влюбился, – Эрик густо покраснел и сердито взглянул на брата, тот только рассмеялся. – Да ты не стесняйся, дело молодое, здоровое… Да и пора…

Тут мать прикрикнула на Максима, и он, схватив куртку, смеясь, открыл входную дверь:

– Ладно, мама, я пошёл. Пока братишка…

Весь вечер Эрик пытался делать уроки, но перед глазами стояло, в общем-то, простое, но милое лицо Дмитрия – блондина с умными и ласковыми глазами, в голове звучал его голос. Проснувшись сегодня утром, Эрик даже не подозревал, какой чудесный день подарит ему жизнь!

Уже ложась спать, он вдруг вспомнил, что они не обменялись телефонами. Как же теперь?! Эрика словно окатило ледяным душем: если Дмитрий не дал номер своего телефона и не спросил его, значит, парень не собирался в дальнейшем общаться с ним. Да, я для него неинтересен… Он такой взрослый, умный, а я… От радости и счастья, переполнявших Эрика через край, не осталось и следа. Их место заняли отчаяние и тоска.

Всю следующую неделю парнишка изнывал от тоски и ждал чуда: вдруг Дима где-нибудь найдёт его, Эрика, телефон и позвонит; вдруг они случайно встретятся на улице… Уроки в школе тянулись бесконечно долго, им не было конца. Эрик сидел и делал вид, что внимательно слушает учителей, но мысли были далеко. Всё казалось каким-то серым, скучным и неинтересным. На переменах он, молча, смотрел в окно и тосковал, отвечая невпопад на вопросы одноклассников. И было неважно, кто что про него подумает. Вечерами Эрик ждал с нетерпением ночи: может быть, завтра всё будет по-другому, завтра жестокий и равнодушный к нему мир чудесным образом изменится, сделает ему сюрприз – и он наконец встретится с Дмитрием… Но чуда так и не произошло. Жизнь начала потихоньку входить в свое привычное русло, но тоска в душе застряла, как заноза.

Прошла ещё неделя. Однажды Эрик плавал в бассейне, почти заканчивал свою норму. Вдруг что-то произошло, какая-то волна тепла пробежала по телу. Парень остановился, поднял глаза, и его обдало жаром: у бортика стоял Дмитрий и смотрел на него смеющимися глазами.

– Привет, Эрик! – весело поздоровался Дмитрий и помахал рукой. У Эрика сбилось дыхание. Он вышел из воды и поспешил к другу.

– Привет, – Эрик смотрел на парня широко распахнутыми глазами цвета мокрого асфальта, не веря, что Бог всё-таки услышал его и помог. – Ты как здесь оказался?

«Боже, что я несу! Ничего оригинальнее придумать-то не смог? Что за косноязычие и скудоумие! Что Дима подумает обо мне?» – пронеслось у него в голове.

– Как все, – насмешливо ответил Дима, – поплавать пришел.

– Ну, в смысле, я никогда тебя здесь не видел, – добавил, смутившись, Эрик.

– А я здесь сегодня впервые. Мы квартиру недавно купили в этом районе, так что… – ответил Дмитрий и, заметив тень, пробежавшую по лицу парня, быстро пояснил: – Мы – это мои отец и мама, я с родителями живу.

У Эрика отлегло от сердца: Дмитрий взрослый парень, мог быть и женатым.

– Можно, я подожду тебя в фойе, пока ты будешь плавать? – робко спросил парнишка.

– Не понял… Зачем?

– М-м-м… – смешался Эрик и залился таким румянцем, что даже слёзы выступили на глазах. Он готов был провалиться сквозь землю от стыда и отчаяния.

«Что я творю! Нет бы посидеть, подождать и потом как бы невзначай встретиться… Дима совсем взрослый, нужен я ему… Большой ему интерес общаться с таким идиотом, как я. Господи, ну кто меня за язык-то дернул! Теперь всё, конец. Сам виноват…»

– Ты меня не понял, – делая вид, что не заметил смущения Эрика, быстро пояснил Дмитрий. – Зачем ждать? Я что-то передумал сегодня лезть в воду. Пойдём одеваться.

Эрик смотрел на парня сверху вниз (он был почти на голову выше Димы) и какое-то время соображал, правильно ли он понял слова друга, а потом расплылся в довольной улыбке.

– Ага, пойдём.

Дмитрий сидел на скамейке и зашнуровывал кроссовки, когда они остались в раздевалке одни.

– Как-то мы тогда быстро простились с тобой, я даже забыл взять твой номер телефона… А жаль. Нечасто встречаешь людей, с которыми ты на одной волне. Ты согласен? – парень закончил обуваться, встал и обернулся к Эрику. Взгляд его был открытым, добрым и вопрошающим.

– Я скучал… – тихо проговорил Эрик, не отводя глаз от лица Дмитрия, и подошёл к нему чуть не вплотную.

И столько робкой надежды на то, что тебя поймут, и столько мучительного страха, что не поймут, было в этих глазах и в этих двух словах… Дмитрий всмотрелся в него долгим внимательным взглядом, потом опустил глаза и снова вопрошающе глянул на Эрика, как бы говоря: «Я правильно тебя понял?» Похоже, правильно…

– Я тоже, – сдавленно ответил Дмитрий.

Губы Эрика дрогнули, казалось, он вот-вот заплачет, но нет – глаза засияли. Он притянул к себе Дмитрия, обняв обеими руками за шею, и уткнулся лбом в лоб друга. Дмитрий погладил его по руке и прошептал:

– Пошли отсюда, в любой момент может кто-нибудь войти.

Уже в машине Дмитрий повернулся лицом к Эрику и спросил:

– У тебя был парень? – Эрик отрицательно помотал головой.

– А девушки были? – ответ тот же. – Ты девственник, что ли?

Дмитрий глубоко вдохнул и шумно выдохнул:

– Фу-у-у… – он помолчал и добавил: – Ты же еще, малыш, и несовершеннолетний, поди? – Эрик смотрел на него широко открытыми, какими-то щенячьими глазами, испуганно и восторженно.

Отъехав в ближайший лесопарк, подняв тонированные стекла и включив кондиционер, Дмитрий подвинулся к парню. Он с восхищением, даже с умилением рассматривал лицо друга, осторожно кончиками пальцев поглаживая его, потом обеими руками нежно отвел волосы назад и за уши, открывая лоб. Эрик с обожанием смотрел на Дмитрия затуманенными глазами, слегка закинув голову, затем потерся щекой об его руку, слегка изогнулся и легонько поцеловал её.

– Господи, что ты делаешь со мной… – глухо прошептал Дмитрий и осторожно прикоснулся губами к пульсирующей жилке на виске Эрика. Тот вздрогнул всем телом, как от удара током, прикрыл глаза и тяжело задышал… Его волнение и возбуждение передались и Дмитрию.

Он махнул рукой на всё – посадят за растление малолетних, так посадят – и, запустив руки в шелковистые волосы Эрика, стал ласково и нежно целовать это красивое личико, еле уловимо пахнущее хлоркой воды из бассейна, эти безумно красивые глаза цвета мокрого асфальта, точёный нос… Наконец, он добрался до губ, мягких, тёплых, податливых. Дмитрий тихонько застонал и впился в губы Эрика, будто хотел вобрать в себя всю его свежесть и нежность. Юноша, обняв Дмитрия, ласкал руками шею и спину, всё сильнее и сильнее прижимаясь к нему.

Дмитрий наконец оторвался от губ Эрика, чтобы дух перевести и, тяжело дыша, жарко прошептал парню в ухо:

– Я мечтал об этом, мечтал все эти две недели… Места себе не находил… Эрик… – Дмитрий стал покусывать его за ушко, всё больше распаляясь, отчего тело Эрика выгнулось дугой, лицо откинулось… Осыпая поцелуями шею парнишки и спускаясь дорожкой ниже, Дмитрий быстро и бережно расстегнул его рубашку и, нежно покусывая и лаская языком соски, довёл Эрика до полного изнеможения. По телу мальчишки пробежала сладкая судорога, он застонал и обмяк.

– Ты что, всё, что ли? – мягко улыбаясь, спросил Дмитрий, поправляя прядку волос, прилипшую к взмокшей щеке Эрика. – Чёрт, до чего же ты красивый… – добавил он, любуясь другом.

Эрик ласково, но с искорками в глазах, посмотрел на Дмитрия и промолвил своим тихим с хрипотцой, но таким волнующим голосом:

– Продолжим?..

…Дима высадил его из машины, не доезжая до дома Эрика, мало ли кто их может увидеть – им ни к чему лишние глаза и вопросы. Подходя к своему подъезду, Эрик молил Бога о том, чтобы Максима не было дома – ему необходимо было осмыслить то, что случилось сегодня, пережить ещё раз каждое мгновение, а для этого свидетели ему были не нужны. Но нет, Максим был дома и, конечно же, заметил мелькнувшие разочарование и недовольство на лице брата, которые Эрик не смог скрыть.

– Эй, ты чего? Что-то случилось? – встревожено спросил Максим.

– Ничего не случилось, – буркнул недовольно Эрик, – с чего ты взял? Всё нормально.

– А я не вижу, да?

– Слушай, отстань. Голова у меня болит, ты ещё лезешь… – раздражённо ответил Эрик и поспешил в ванную, услышав вослед:

– Тебе воды в бассейне мало показалось?

Раздевшись в ванной, Эрик вдруг почувствовал на себе еле уловимый запах Димы, и всё недовольство от несбывшихся чаяний на одиночество этим вечером куда-то улетучилось. Всё это стало казаться таким несущественным, пустым. Главное – в его жизнь вошёл он, Дмитрий, в его жизнь пришла нежданно-негаданно любовь со всем спектром душевных, эмоциональных и телесных переживаний. Лицо Эрика растянулось в счастливой улыбке, дыхание слегка участилось, всё тело заволокло приятной истомой. Чуть-чуть вносила некий диссонанс небольшая тянущая и саднящая боль. Эрик стоял под струями тёплой воды и вспоминал сегодняшнюю близость, первую в его жизни, почти физически ощущая на себе ловкие и ласковые руки друга, нежные и горячие поцелуи… Ни испуга – что я наделал, ни сожаления – не дай Бог, кто узнает, не было.

Душа и тело парнишки были охвачены волнующим возбуждением от первого опыта физической близости, а то, что его сексуальный партнёр оказался не девушкой, а парнем, воспринималось вполне естественно. С начала подросткового возраста Эрика удивляло повышенное внимание, даже восхищение одноклассников-мальчишек набухающими грудками одноклассниц, формирующимися девичьими фигурками. Даже рассматривая обнажённую женскую плоть в журналах в угоду приятелям, которые жаждали поделиться радостью и с Эриком, он искренне не понимал, от чего они вдруг начинали краснеть, учащённо дышать, блестеть глазами и, вообще, походить на павианов. Парня эта реакция сверстников только смешила. Эрик, конечно, понимал, что рано или поздно гормоны возьмут своё, и он влюбится в какую-нибудь девушку, но очень смутно себе это представлял. Эрик был очень красивым высоким парнем, и многие девчонки в школе хотели ему понравиться и стать его девушкой. До парня доходили слухи, что юные прелестницы даже ставки делали, кому всё же удастся его очаровать. Эрик и сам удивлялся своему равнодушию к девушкам, объясняя себе это тем, что ещё не пришло его время.

Лет с пятнадцати он время от времени видел по ночам сны, в которых его обнимал, ласкал и целовал незнакомый парень. Это было безумно приятно! Просыпаясь, Эрик ощущал во всём теле почти физическую боль от возбуждения, сердце неистово колотилось о грудную клетку, и он вновь и вновь вспоминал до последних мелочей увиденное и прочувственное ночью, смакуя и сожалея о том, что это всего лишь сон. Но до чего же приятный и сладкий сон! Смотря на жалкие потуги девушек привлечь его внимание, Эрик мечтал о том незнакомом парне из его сладостных и волнующих снов. И вот свершилось! Незнакомый молодой человек из снов, наконец, обрёл плоть и кровь – трансформировался в чудесного парня по имени Дмитрий Ястребов. Незнакомец получил Димино лицо, его голос, его тело, его улыбку, его имя – Дмитрий, Дима…

Глава 2

В мае Эрик с Дмитрием встречались в бассейне и, поплавав, уезжали куда-нибудь от людских глаз. Это было сказкой! Первая любовь, как цунами, накрыла Эрика с головой и сделала самым счастливым человеком на земле. Не только секс связывал этих парней. Они и впрямь были настроены на одну волну: они читали одни и те же книги, им нравилась одна и та же музыка, они болели за одни и те же команды. Занимаясь любовью, они каким-то шестым чувством понимали друг друга без слов, исполняя каждое желание партнёра.

Потом у Эрика начались выпускные экзамены в школе, а у Дмитрия – сессия. Видеться они стали реже, но телефонные разговоры поддерживали их, а редкие встречи стали ещё более приятными и сладостными.

Экзамены окончились, и времени стало намного больше. Друзья старались быть вместе как можно чаще. Родители Дмитрия были рады их дружбе: Эрик – мальчик из хорошей семьи, воспитанный, образованный. Им и в голову не приходило, что парни – не просто друзья, но ещё и страстные любовники. Всё лето родители обоих парней жили на дачах, не уезжая в этом году в дальние страны на отдых. Димины предки привезли больную бабушку из провинции, мать матери Дмитрия, её нельзя было оставить одну. А Крафты собирались осенью ехать на юбилей дяди Эрика по отцу в Гамбург, да и у Эрика были сначала выпускные, потом – вступительные экзамены.

Парни частенько созванивались и уезжали в Москву, но у Эрика дома была постоянная помеха в лице старшего брата Максима. Когда родители Димы оставались на даче, юноши могли любить друг друга в комфортной обстановке у Дмитрия дома, отдаваясь друг другу без остатка. Как же было приятно лежать рядом уставшими, но счастливыми и удовлетворёнными, и болтать о чём-нибудь! Ложкой дёгтя в бочке мёда был страх, что вдруг Димин отец решит заночевать после работы в городской квартире или матери захочется вернуться домой. К сожалению, спать Эрик всегда уходил домой, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания и не вызывать у родителей, а главное, у Максима лишних вопросов.

***

Дима дышал свежим воздухом, а не гремучей смесью выхлопных газов, раскалённой пыли и испаряющегося асфальта, исправно ел ягоды, фрукты и овощи, пил парное молоко, то есть вкушал все радости подмосковной деревенской жизни, к вящему удовольствию матери, но отчаянно скучал по Эрику. Мать посматривала на него, опасаясь, как бы сынок опять не сбежал в эту пыльную и душную Москву. Хоть ягодок поел бы вволю, сезон их созревания так быстро проходит, а потом жди опять целый год. Однажды её осенило:

– Дима, сынок, тебе скучно, я же вижу. Ты позови к нам погостить Эрика, вы вроде бы неплохо ладите друг с другом, он хороший мальчик. Всё тебе повеселее будет, места хватит. На озеро будете вместе ходить купаться и загорать, да и так – болтать, музыку слушать… Позвони Эрику, пригласи к нам!

Дима тут же воспользовался советом матери и позвонил другу. Эрик побежал к матери отпрашиваться, сказав, что его приглашает пожить на даче на несколько дней бывший одноклассник. Мать сначала мялась, не хотела отпускать сына: дачных прелестей у самих хватало с избытком – и свежий воздух, и ягоды, и фрукты. Однако известие о том, что у друга загородный дом расположен на берегу озера, а Эрик очень любит плавать и, вообще, воду, а у них только лес, а вода лишь в виде душа, сделало своё дело. Да и видела мать, что сыну скучно. Что же, пусть поживет у друга. Однако Наталья Максимовна перебросилась по телефону парой фраз с Диминой матерью, убедившись на всякий случай, что мальчики будут под приглядом взрослых.

Эрик со спортивной сумкой, с которой ходил в бассейн, вышел к шоссе, где его уже поджидал Дмитрий. Парнишка расцвел, увидев друга, кинул сумку на заднее сидение, сам сел на переднее и воскликнул:

– Димка, привет, как я соскучился! – Дмитрий обнял его за шею, чмокнул в щёку и повернул его лицо к себе, взяв за подбородок:

– Привет, рад видеть твою славную мордашку. Сразу отправимся к нам или заедем во лесок?

– Издеваешься?! – засмеялся Эрик и тут же серьёзно добавил: – Дима, у вас мы только друзья, без каких-либо глупостей, а то ещё спалимся5 – повсюду есть вездесущие и любопытные уши и глаза.

– Слушаюсь и повинуюсь. Как скажете, мой господин, – шутливо ответил Дмитрий. – Но… ты не представляешь, как тяжело быть с тобой только другом. Когда ты рядом, у меня мысли путаются в голове. Однако ты прав, нужно быть осторожными. Ты рядом, уже хорошо.

Вечером они сидели под абажуром на веранде, вокруг которой стеной стояла тьма. Пели цикады, свиристели какие-то птицы, стайка мошек играла с лампочкой в Икара6, наивно принимая ее за Солнце.

– А мне кажется, самое сильное чувство – не любовь, а страх, – возразил Дмитрий на слова Эрика. – Любовь детей к родителям – страх погибнуть от голода, холода и так далее. Любовь родителей к детям – страх их потерять. Любовь вообще – страх одиночества. Страх бедности заставляет учиться, работать, крутиться и вертеться в жизни, чтобы достичь благополучия и успеха. Страх быть непонятым приводит к тому, что люди убивают в себе зачатки тех талантов, которыми их наделила судьба. Например, мальчика тянет танцевать, но он боится, что над ним будут смеяться, и вот – погиб гениальный танцовщик.

– Это верно. Я считаю, что каждый человек рождается для чего-то. Я имею в виду то, что каждый должен заниматься тем, к чему больше всего лежит душа, к чему его тянет, что доставляет ему радость. Тогда бы все работали с удовольствием и с полной отдачей. Когда-нибудь человечество научится выявлять склонности и таланты у детей с раннего возраста и будет воспитывать ребят в соответствии с их предназначением. Ведь, по сути, любой труд почётен и должен оцениваться одинаково. Чем, например, хирург лучше пекаря? Если уборщица не будет мыть полы в подъезде, дворник – убирать мусор и снег вокруг дома, пекарь – печь хлеб, педагоги – учить его детей, энергетики – вырабатывать электроэнергию, повар – готовить вкусный обед в столовой, хорошо этому хирургу будет жить, комфортно? Сможет он быть счастливым, сможет успешно и с удовольствием лечить людей? Нет, не сможет. Так что неправильно это, что есть престижные и не престижные работы. Мыть лестницы в подъездах не престижно? Но ведь ты не хочешь этим заниматься, так уважай и цени людей, которые берутся за эту тяжёлую и грязную работу. И получать за свой труд все должны примерно одинаково. Ты долго учился? Поэтому сейчас ты и занимаешься более чистой и творческой, а не тяжёлой и грязной работой. Неправильный у нас мир, – со вздохом закончил пламенную речь Эрик.

Дмитрий слушал и смотрел на него, улыбаясь. Парень был сейчас красив, как никогда – глаза горят, щёки раскраснелись. Ему хотелось крепко-крепко прижать Эрика к груди, уткнуться лицом в его волосы и чувствовать его жаркое дыхание на своей шее. И вот так вот сидеть бы, обнявшись, долго-долго, можно вечно. Дима слушал друга, а сам мысленно опровергал сам себя:

«Нет, самое сильное и самое загадочное чувство – всё же любовь. Ещё полгода назад я даже не знал этого паренька, а сейчас готов, не раздумывая, отдать жизнь за Эрика, если бы ему грозила беда, а он, Дмитрий, мог помочь. Ни секунды бы не думал, и дело не в сексе, тут что-то другое».

– Мальчики, пора спать, – позёвывая, проговорила мать Димы, выглядывая на веранду. – Эрик, тебе в Диминой комнате на диванчике постелить или здесь, на свежем воздухе? Гостевая у нас занята, там моя мама…

– Лучше здесь, на веранде. Тут не так жарко и душно, да и диван подлиннее, – ответил Эрик и наткнулся на недоумённый взгляд Дмитрия.

– Ну, и хорошо, сейчас принесу постель.

Когда мать ушла, Дима в один прыжок оказался рядом с другом и зашипел:

– Ты чего, обиделся на что?

– Что ты, Дима, я просто боюсь. Я ведь не удержусь и полезу к тебе… – извиняюще зашептал Эрик в ответ. – Вдруг кому-нибудь захочется в туалет или водички попить, услышат нас, засекут. Или усну с тобой вместе, а утром твоя мама поймает нас с поличным. Тепленьких, в одной постели. Представляешь, что начнётся? Лучше не рисковать. Не обижайся, так лучше.

– Умница ты моя.

На другой день друзья отправились на озеро. Эрик, с детства любивший воду, плавал и резвился в озере, как дельфин. Дмитрий сидел на большом полотенце, на котором красовалось изображённое семейство волков, и наблюдал за другом с гордостью и восхищением. Так смотрят родители на своего ребенка, читающего у ёлки стишок Деду Морозу. Эрик наконец выбрался из воды. Он шёл по песку к Диме, отжимая волосы, – высокий, красивый, с блестевшим от воды телом. У Дмитрия сладко заныло внизу живота, он отвёл глаза в сторону и наткнулся на двух девушек в розовых купальниках, расположившихся невдалеке, которые тоже с восхищением наблюдали за Эриком. Это не понравилось Дмитрию – Эрик его и только его. Но Дима зря волновался, его друг смотрел только на него.

– Вода – класс! Я душеньку наконец отвёл, давно не плавал. А ты чего так быстро вышел из воды?

– Да мне хватило, – Дмитрий кинул стоящему Эрику полотенце, чтобы тот посушил мокрые волосы. Ему вдруг безумно захотелось медленно и нежно слизывать с желанного тела друга капельки воды, сверкающие на солнце бриллиантами, слушать сладкие стоны Эрика и ощущать руками, как это красивая и гибкая плоть тает, словно восковая свеча. Чёрт, это пытка какая-то! Парень лёг на живот и подвинулся в сторону, освобождая место для Эрика. – Ложись уже, хватит красоваться, я не железный.

Парнишка растянулся на полотенце и подставил лицо солнышку. По голубому небу плыли белые облачка, весьма напоминавшие очертаниями овечек. Эрик хихикнул:

– Посмотри на небо. Раз овечка, два овечка…

Дима запрокинул голову и усмехнулся:

– Тут вон на земле две овечки с тебя глаз не спускают.

– На здоровье, – равнодушно ответил Эрик, даже не пытаясь выяснить, что это за «овечки», чем пролил бальзам на душу любовника, и вдруг неожиданно спросил: – Дима, а ты в Бога веришь?

Дмитрий удивленно взглянул на друга.

– Плавные у тебя переходы…

– Нормальные, – улыбнулся Эрик. – Небо – облачка – овечки – агнец Божий – Бог. Вполне логичная цепочка ассоциаций. Так всё-таки, ты веришь в Бога?

– Не знаю. Я верю в высшую разумную силу, можно называть её и Богом, но она, эта сила, чисто физическая по своей природе и ничего общего не имеет с этим мистическим бредом, что несут разные шаманы, ведьмы, да и попы тоже. Церковь и священников я не признаю, ни христианских, ни мусульманских, ни буддийских – никаких. Церковь – это бизнес, просто бизнес, не более того. Мне кажется, с Богом можно общаться только напрямую. Каяться и просить нужно, обращаясь непосредственно к Богу, попы тут не нужны.

– А рай и ад существуют? – не унимался Эрик.

– Солнце, лето, вода, девушки, наконец, а тебя понесло в серьёзные разговоры, – ухмыльнулся Дмитрий. – Откуда я знаю, я ТАМ не был. Не хотелось бы, чтобы они были: мы с тобой точно в ад попадём.

– Это почему? – возмущённо воскликнул Эрик.

– По кочану… Гомосексуализм – грех во всех религиях, – тихо ответил Дмитрий.

– Ну, может, Там поумнее существа обитают, – задумчиво, с надеждой в голосе произнёс Эрик.

– Да ты чего, умирать собрался, о потустороннем мире заговорил?

– Я сегодня проснулся утром, лежу на веранде, наслаждаюсь многоголосым хоровым пением птичек, и мне почему-то вспомнился давний сон. Однажды, мне тогда года четыре было, мне приснился очень странный сон. Сам-то я, конечно, не помню его – мама рассказывала.

…Я на детской площадке катался с металлической горки. В очередной раз съезжая, я чем-то зацепился за что-то и упал на землю, больно ударившись головой о камень. Вдруг боль прошла, а я, как перышко, взлетел и увидел себя, лежащего на земле без движения, как бы спящего, но с открытыми глазами. Мне стало так страшно, я закричал во весь голос: «Почему я летаю, вдруг я упаду? Почему меня два?» Я подлетел к маме, которая разговаривала с какой-то женщиной, сидя на лавочке у подъезда.

– Мама, мама! Посмотри, что со мной! Сними меня скорее с воздуха, я не хочу летать! Почему второй я лежит? Соедини нас, мама! Пожалуйста, – умолял я маму, но она меня не слышала и не видела.

Тут меня куда-то понесло: темно, тело сдавило со всех сторон, как будто меня засосало в пылесос. Потом я оказался в конце длинной очереди. Никто не разговаривает, не смеется. За мной тут же встал какой-то дядька, за ним женщина с девочкой, за ними – дедушка. То и дело к очереди подлетала стайка высоких, худых и очень страшных существ в черных балахонах. Каждый из них хватал кого-то из очереди и исчезал вместе с жертвой.

В конце концов, я добрался до стола, к которому все и стояли. За абсолютно пустым столом сидел мужчина в белом одеянии и раздавал билеты. Он и мне дал квадратик белой бумаги, на котором не было ничего ни написано, ни нарисовано – просто чистый листок белой бумаги. Я огляделся, отойдя от стола. Люди подходили к большим красивым воротам, отдавали билеты высокому дяденьке с кудрявой бородой, одетого в белый балахон. Он открывал ворота и пропускал их внутрь. Значит, мне тоже туда. Я подошёл к воротам, протянул мужчине листок. Он взял его, повертел в руках, посмотрел на меня сверху вниз (я ему едва до колена доставал) и проговорил:

Иди, малыш, домой, к маме.

Но у меня же есть билетик, – попытался я спорить, очень уж мне было интересно, что там за воротами.

Нет, малыш, рано тебе сюда, – усмехнулся дядечка в белом. – Иди к маме, потом придёшь.

Тут я вдруг оказываюсь лежащим на земле возле металлической горки, с которой упал. Мама плачет, меня кладут на носилки и везут в больницу…

– На этом я проснулся. Мама тогда сильно испугалась. Похоже, я той ночью пережил клиническую смерть, – закончил Эрик рассказ.

– Но почему? Ты серьёзно болел в то время?

– Да нет, я здоров был. Отец у меня врач, он говорит, что у детей до пяти лет иногда случается, что сердце само по себе останавливается. Это так называемый синдром внезапной детской смерти.

Дмитрию стало страшно: если бы четырёхлетнего Эрика не отпустили назад, а сердце его так бы и не завелось, то он, Дима, никогда бы с ним не встретился. У него даже мурашки пробежали по телу, несмотря на жару. Он с нежностью взглянул на Эрика и искренне поблагодарил про себя небеса: «Спасибо тебе, Господи, за Эрика! Если что, забирай меня…»

Эрик повернулся лицом к Диме, подперев голову рукой.

– Мама уверяет, что никто со мной ни про Бога, ни про рай, ни про ад беседы не вёл. Однако я видел во сне демонов, уносящих грешников в ад, видел врата рая и апостола Петра, открывающего их перед праведниками. Неужели, правда, рай и ад существуют? Ты как думаешь, Дима?

Но ответа он получить не успел: друзей отвлёк шум. На пляже все стояли, смотрели в сторону озера и галдели. Эрик вскочил, увидел вдалеке от берега тонущего человека и помчался к озеру. Дима подбежал к кромке воды и с тревогой следил за плывущим Эриком. Тонущий парень ушёл в очередной раз под воду и больше не показывался. На берегу все ахнули и ещё громче вразнобой зашумели. Больше всех волновались девушки в розовых купальниках и их сразу протрезвевшие приятели. Дима сделал вывод, что тонет кто-то из их компании.

– Здесь очень много родников. Похоже, ваш приятель попал в струю ледяной воды, и у него свело судорогой ноги, – предположил Дмитрий, девушки закивали в знак согласия. Обе были перепуганы и плакали.

Эрик подплыл к месту, где в последний раз был виден утопающий, нырнул, и наблюдатели на берегу вдруг как по команде замолчали в томительном ожидании. Время будто остановилось, Дмитрий до рези в глазах всматривался, не моргая, в даль озера. Казалось, что кто-то поставил изображение на «Пауза» и выключил звук, и только внутри его головы жужжал, как пчела, страх. Страх потерять Эрика. У него похолодело внутри, а вдруг… Он не мог представить себе жизнь, свою дальнейшую жизнь, если в ней не будет Эрика. Когда тот был рядом, окружающий мир радовал глаз сочными красками, волнующими звуками, наполнялся тайным смыслом. Когда в его жизнь вошёл Эрик, Дмитрий перманентно чувствовал себя счастливой и гармоничной частицей мироздания, созданной по образу и подобию Божьему. Ему очень хотелось всегда быть рядом с другом, чтобы любоваться им, слушать и познавать его внутренний мир, оберегать друга от всех и вся. Дмитрий чувствовал, что под влиянием Эрика, всё плохое в нём, все дурные привычки, мысли и желания постепенно исчезли из его души, а оставшиеся – бесславно забились в самые дальние её закоулки.

Дмитрий со страхом вглядывался в воду и не знал, что делать. Тревога перерастала в панику. Он уже с трудом сдерживался, чтобы не завыть раненным животным от леденящего ужаса, который постепенно скручивал внутренности в тугой узел. Дмитрий не осознавал, сколько времени прошло – секунды, минуты или часы. Слава Богу, над водой показались две головы. Дмитрий и стоящие на берегу люди в едином порыве выдохнули с облегчением. Толпа многоголосо зашумела, на лицах зрителей заиграли радостные улыбки. Вот наконец Эрик доплыл до берега, положил бесчувственную ношу на мокрый песок и почти упал рядышком, пытаясь отдышаться. Дима метнулся к нему и помог выбраться на сухой песок.

– Тяжёлый, как кабан, – просипел Эрик и посмотрел в сторону спасённого, вокруг которого столпились зрители. Утопающий лежал без сознания. Все шумели, причитали, ахали и охали, суетились, но помощь оказывать никто и не пытался.

Эрик со стоном встал, растолкал толпу около парня, лежащего без сознания, и своим тихим, но неожиданно властным голосом произнёс:

– Тихо! Все посмотрите на меня. Все смотрят мне в глаза.

Эрик пробежал взглядом по лицам стоящих вокруг него людей, кроме Дмитрия.

– Всё хорошо, все успокоились, ничего особенного не произошло. Вы – звоните в «скорую», – парень указал на девушек в розовых купальниках.

– Вы – помогаете мне, – приказал Эрик друзьям тонувшего парня. – Остальные расходятся по местам и продолжают заниматься тем, что делали раньше. Всё хорошо, ничего не произошло.

Дмитрий изумлённо смотрел, как толпа быстро рассосалась. Все разбрелись по своим лежанкам. Кто продолжил играть в волейбол, кто – строить куличики из песка, кто – читать, кто – играть в карты, как будто ничего не случилось.

Девчонки достали из кармана джинсов одного из парней телефон и вызвали «скорую», а Эрик пощупал у парня пульс. Пульса не было, дыхания – тоже. Он запрокинул голову утопающего и, крикнув его приятелям, чтобы принесли, чем укутать их товарища, стал делать искусственное дыхание «рот в рот», а Дима – массировать грудную клетку. Вскоре лежащий парень судорожно вздохнул, и изо рта потекла вода. Эрик быстро повернул его голову, чтобы тот не захлебнулся.

– Всё, я пошёл, дальше сами. Парня нужно согреть, так что укутайте его и кто-нибудь сбегайте до ближайшего дома, попросите стакан горячего сладкого чая. Да, обязательно дождитесь врачей, ему может стать хуже, – устало дал наставления Эрик и пошёл с Димой к своей лежанке.

Дмитрий быстро накинул на сидящего друга сухое полотенце и сам стал вытирать его волосы маленьким полотенчиком. Эрик тяжело дышал и был бледен. Дима присел перед ним и с тревогой заглянул в глаза.

– Ты как, зайка? Как себя чувствуешь, очень худо тебе?

– Не очень, но хорошего мало, – слабо улыбнулся Эрик. – Да не переживай ты, сейчас я отойду.

– Эрик, а что это сейчас было?

– Это гипноз, внушение. Есть у меня такая способность, но я редко ей пользуюсь – очень много энергии уходит, а сегодня столько людей было, что я сейчас, как выжатый лимон. Парень – без сознания, а они бессмысленно толпились возле него, весь кислород съедали, и только путались бы под ногами, мешая реанимировать утопающего. А так, все тихо-мирно разошлись.

– Я не устаю восхищаться тобой, Эрик, и очень горжусь тобой, – Дима нежно ласкал друга глазами.

Вскоре подъехала неотложка, один из парней уехал вместе с несостоявшимся утопленником, другой пошёл относить хозяевам бокал из-под чая и одеяло, что он брал в соседнем доме, чтобы согреть пострадавшего, как велел Эрик. К Дмитрию и Эрику подошли девушки в розовых купальниках. Обе не скрывали восхищения, смотря на Эрика широко распахнутыми глазами. Он и, правда, сейчас был очень хорош.

– Привет, мальчики. Меня Настей зовут. А это Юля. А вас как зовут? – произнесла одна из девушек, парни представились.

– Ой, Эрик, ты настоящий герой. Ты же Владу жизнь спас! Все видели, как он утонул, а ты… – защебетали девчонки в два голоса, – ты его вытащил из воды уже без чувств и потом оживил. Мы такое только в кино видели. Ребята, вы здесь где-то на даче живёте? А где? Влад захочет лично сказать вам спасибо за спасение, отблагодарить как-то.

– Девочки, Эрик устал, ему нужно отдохнуть, – довольно сухо ответил Дмитрий, Эрик улыбался. – Давайте всё перенесём на завтра. Встретимся завтра «на том же месте в тот же час» – познакомимся поближе, пообщаемся. Хорошо?

– Хорошо, договорились. Завтра здесь встречаемся. Эрик, до завтра. Дима, пока, – девушки смущённо потоптались и ушли.

Когда девушки отошли подальше, Эрик прыснул и прошептал:

– Ревнуешь? Девочки познакомиться хотели, а ты…

– Так, всё, пришёл в себя – пошли отсюда. На девочек его потянуло, – Дмитрий шутливо боднул головой приятеля в плечо. – В самом деле, пошли домой. Тебе отдохнуть надо, переодеться в сухое, полежать.

– И сладкого чего-нибудь съесть, – добавил Эрик, вставая, и стал натягивать шорты.

Когда ребята шли через небольшой реденький лесок, Дмитрий бегло осмотрелся, обнял друга за плечи и, наклонив слегка к себе, крепко поцеловал.

– А ты ведь действительно герой, Эрик. Ты реально спас тому парню жизнь. Я так волновался за тебя. Когда ты нырнул, я так испугался! Вдруг ты больше не покажешься из воды. Вдруг тебя утопающий схватит в панике и случайно утопит. Вдруг ты попадёшь в струю холодной воды. Слава Богу, всё обошлось, – Дима вдруг посерьёзнел и твёрдым голосом заявил: – Больше мы на озеро не ходим.

– Дима, это же случайность. Чего ты так всполошился?

– Случайность… Я чуть не поседел. А если у тебя от ледяной воды ноги судорогой сведёт или сердце остановится? Нет, даже и не заикайся, ты мне нужен живой и здоровый, – прошипел Дмитрий.

– Хорошо, договорились, – покорно согласился Эрик. Ему были приятны волнение и забота друга, хотя и несколько смешны.

Больше они на озеро не ходили. Через пять дней утром Дмитрий повёз Эрика домой, через Москву, и привёз только под вечер…

Глава 3

На день рождения Эрика парни решили устроить себе настоящий праздник. Они сочинили для родителей сказочки, каждый свою, захватили продукты и днём уехали на дачу Крафтов. В новогодние каникулы родители Эрика вместе с сыновьями и приглашёнными гостями жили в загородном доме, но сейчас, в середине ноября, друзьям здесь никто не помешает. Около суток они будут одни, и, главное, впереди их ждёт первая совместная ночь и первый завтрак вдвоём.

Приехав на место, друзья, не раздеваясь, занялись делами. Дмитрий спустился в подвал, чтобы включить отопление, а потом перетаскал из багажника машины продукты. Эрик вытер пыль в спальне родителей (только там была двуспальная кровать), постелил чистое постельное белье и принёс из бывшей детской ночник (он не мог спать в темноте). Пока они накрывали стол под музыку немецкой пауэр-металлической рок-группы Helloween7, за окном стемнело, в комнате стало тепло, и парни сняли куртки и зашторили окна. Они весело болтали и смеялись, раскладывая салатики по тарелкам, нарезая овощи и хлеб. Эрик помыл фрукты, разлил вино по фужерам. Дима достал из сумки-холодильника, которая в данном случае выполняла прямо противоположную функцию, горячие шашлыки, и парни поняли, что они жутко проголодались.

Подняв фужер с вином, Дмитрий несколько мгновений смотрел на ярко-рубиновые вспышки в бокале, а затем произнёс:

– Эрик, дорогой Эрик, поздравляю… А кстати, ты когда родился? Ну, в смысле, во сколько?

– Мама говорила, в начале девятого утра.

– А, так ты у нас с завтрашнего утра будешь уже взрослый человек. Так вот, Эрик, поздравляю тебя с совершеннолетием! Будь здоров и счастлив! А заодно хочу и себя поздравить, – насмешливо добавил он. – Наконец-то я вздохну спокойно: больше мне тюрьма за растление малолетних грозить не будет. А вообще, – уже совершенно серьёзно произнёс Дима, – я очень благодарен Богу ли, случаю ли, судьбе ли – не знаю – за то, что в моей жизни появился ты…

– Так, всё, – одёрнул себя Дмитрий, немного помолчал, шумно выдохнул и, смеясь, закончил свою речь. – Всё. Давай-ка отложим поздравления и подарки на попозже. Не смотри на меня так, я и без того весь на гормоны исхожу. А то, как говорится, «возбудюсь» – не убежишь.

– Да я вроде бегать-то не собираюсь.

– Ты на меня своими лукавыми глазёнками не сияй. Я, между прочим, сегодня утром не успел позавтракать, так что есть хочу, как стая волков, а шашлычок та-а-ак пахнет… Короче, поздравлять я тебя буду потом, а сейчас давай поедим. К тому же я тебе обещал сказочную ночь? Обещал, так что силы мне понадобятся.

Михаэль Киске8 пел, улетая голосом в поднебесье, про мир будущего, про орла, парящего свободным… Разгорячённые горячими шашлыками, вином и ощущением полной свободы, парни ели, смеялись и говорили, говорили…

– А теперь наступило время для подарков, – Дмитрий встал и пошёл к вешалке, где висели их куртки. – Э, не смотри…

Эрик сидел и смущённо улыбался в предвкушении сюрприза. Всем приятно получать подарки, особенно когда присутствует интрига – ты не знаешь заранее, чем тебя собираются удивить. Эрик был большим фанатом группы Helloween, и Дмитрий особо не напрягался, решая, что подарить другу.

– Не оборачивайся, – Дима подошёл к Эрику сзади и положил локти ему на плечи, протянув руки вперёд, в ладонях у него находилась небольшая коробка. Эрик повернулся и вопросительно заглянул в глаза другу:

– Что это?

– Открой и сам увидишь, – Дмитрия загадочно улыбался, глаза его горели от нетерпения. – Ну, открывай скорее!

Эрик разорвал обёртку и чуть не задохнулся от радости: в его руках находились два альбома Тыквоголовых9: «Treasure chest» на трёх (!) дисках, тридцать девять (!) песен – и новых композиций, и старых хитов, и «Rabbit don’t come easy» – самый последний альбом его любимой группы. Он радовался, как ребёнок, чем доставил большое удовольствие другу. Приятно получать подарки, но дарить и угадать подарок, попасть, так сказать, в яблочко – на порядок приятней.

– Дима, ты… Ты как достал? – только и смог произнести Эрик, внятно выражать словами свои эмоции он был явно не в состоянии. – Я не знаю, как тебя отблагодарить…

– Зато я знаю, – тихо прошептал Дмитрий прямо в ухо Эрику, – но это чуть позже, это будет третий подарок. А сейчас – второй… Ты как-то проговорился, что хотел бы… – и он застегнул на левом запястье парня серебряный браслет, звенья которого составляли буквы, образовывающие надпись «POWER-METAL-ROCK», – … иметь такой браслет. Так вот, мечты сбываются…

– Дима, – только и смог произнести именинник и потёрся щекой о руку Дмитрия, тот дотронулся губами до уха Эрика и севшим от желания голосом произнёс:

– А теперь третий подарок… Обещаю, тебя ждёт волшебная ночь – каждая клеточка твоего тела будет млеть от удовольствия… Эрик, я люблю тебя…

…Дмитрий сдержал своё слово. Его ловкие и нетерпеливые руки одновременно и раздевали, и ласкали тело именинника, а потом к рукам присоединились губы, язык, и… время для Эрика перестало существовать. Сначала он чувствовал одновременно каждую клетку своего тела, его бросало то в жар, то в холод, а потом тело растворилось в море наслаждения. Однако слегка отдышавшись, он со всем пылом молодости очень быстро снова привёл друга в боевую готовность. И опять Эрик жадно и страстно отвечал на ласки друга, интуитивно угадывая, что нужно делать именно в это мгновение. Ему хотелось кричать во весь голос, но он почти задохнулся от всё нарастающего удовольствия и из горла вылетали только сдавленные хрипы. Казалось, он больше не выдержит, но вот тело взорвалось фейерверком, его затопило такой волной наслаждения, что Эрик чуть не потерял сознание.

Он был нежным и неутомимым, податливым и жадным до ласк, и вновь завёл взмокшего приятеля с пол-оборота. В один момент Дмитрий почти потерял над собой контроль, и только услышав болезненный вскрик Эрика, опомнился и сбавил темп и напор.

– Прости, – прошептал он испуганно, бережно, но неминуемо поднимая обоих на вершину блаженства, доведя себя и Эрика почти до исступления.

Даже юность с её гормональным недержанием и необузданностью не всесильна. Проваливаясь в четвёртый раз в море удовольствия, невыносимо сладкого и болезненного, Эрик не выдержал и застонал, почти закричал. Его тело выгнулось дугой, кулаки сжались до ломоты, он как рыба хватал ртом воздух, но дыхание перехватило, и вдруг… всё куда-то исчезло. Он покачивался на волнах тёплого и ласкового моря. Глаза слепило белоснежно-белое сверкающее сияние солнечного света. Или это мягкое и пушистое облако обволакивало всего его? Так приятно! Да нет, это он сам и есть море, солнце, облако. Точно, это я – море, я – облако, я – всё. Откуда-то издалека донёсся голос Димы, и реальность начала понемногу принимать свои привычные очертания.

Дмитрий, подтянувшись слегка на руках, лег лицом на блестевший от пота живот друга и старался отдышаться. Не отрывая головы от своей «подушки», он лишь откинулся назад и взглянул на Эрика:

– Эй, там, наверху! Ты живой?

– Почти…

Дмитрий усмехнулся.

– Ну, а кто говорил, что будет легко… – насмешливо добавил он и чмокнул Эрика в живот. – Я-то лично как выжатый лимон сейчас.

Дима накинул одеяло, укрыв себя по плечи, а друга до талии. Немного придя в себя, он снова задрал голову:

– Эрик, хочешь, кофе сварю?

– Хорошо бы, но, боюсь, у нас тут и растворимого-то не найдёшь, – ещё тяжело дыша, ответил парень.

– Обижаешь. Я все предусмотрел, прихватил и кофе. Сейчас вот встану и сварю.

Эрик ласково потрепал волосы на голове друга:

– Поднимайся уже повыше, на подушку, варильщик, отдохни немного.

Дима улёгся рядом, опершись локтем на подушку, убрал несколько мокрых прядок волос, прилипших к лицу Эрика, и внимательно смотрел на него с нежностью и каким-то умилением. Этот высокий хрупкий парень, почти мальчик, напоминал ему сейчас большую, безумно красивую тряпичную куклу с утомлённой, но такой счастливой улыбкой на лице, смотрящую на него слегка затуманенными глазами с восхищением и обожанием.

– Спасибо тебе… За всё… Я люблю тебя, – прошептал Дмитрий, потом наклонился и, прикрыв глаза, глубоко вдохнул такой пьянящий аромат этого почти до физической боли любимого и заласканного им тела. Он потёрся носом о нос и легонько поцеловал Эрика в губы, как бы впитывая тихий шелест долетевшего: «Я тоже люблю тебя».

Перегнувшись через Эрика, Дима достал с прикроватной тумбочки пачку сигарет и зажигалку и с жадностью закурил, затягиваясь с явно огромным удовольствием. Эрик сам не курил, но запах дыма любил. Докурив, Дима чмокнул друга в плечико и сказал:

– Я пошёл варить кофе, а ты отдыхай, – укутав Эрика по шею одеялом, парень отправился на кухню.

– Погоди, ты же не знаешь, где что лежит. Я сейчас приду, – крикнул вдогонку Эрик.

В проёме двери показался Дмитрий.

– Лежи уже. А то я на кухне заблужусь! – ответил он насмешливо и вновь исчез.

Эрик лежал на спине, закрыв глаза, закинув руки за голову, и блаженно улыбался. Эта глуповатая улыбка никак не хотела уходить с лица. Тело его пело, ещё не забыв жаркие ласки Димы, душа переполнялась любовью и нежностью к этому ставшему родным и близким парню. Эрику казалось, что пространство и время сошлись в одной точке – здесь и сейчас, что больше нет ни холодной осенней Москвы, ни родных, ни друзей, ни знакомых, никого и ничего. Казалось, что всё, что было с ним даже сегодня утром, было давным-давно. Из почти семимиллиардного населения планеты остались только двое – он и Дима, здесь, на даче. И это будет продолжаться бесконечно долго. И пусть это продолжается вечно! Он стал задрёмывать, почти заснул, но вдруг урчание в животе вывело его из забытья. Вот дела, недавно ведь ели…

– Есть хочешь? – спросил Дмитрий, открывая ногой дверь, так как в руках нёс поднос, на котором дымились две большие чашки кофе, стояли две пиалушки с мясным салатом, тарелочка с нарезанным хлебом и небольшая прозрачная упаковка с пирожными.

– Ты просто читаешь мои мысли, – засмеялся Эрик, садясь. – Только что подумал об этом. Недавно же наелись, как бобики, а опять есть хочется.

– На, питайся, – насмешливо сказал Дима, протягивая другу мисочку с салатом и хлеб.

Позже, уплетая за обе щёки пирожное, Эрик вспомнил о подарке номер один.

– Слушай, Дима, спасибо тебе за диски, – сейчас он напоминал ребёнка, которому купили любимую и давно желанную игрушку. – Про этот «Rabbit…» столько всего болтают – кто хвалит, кто ругает. Говорят, уход Грапова10 и Куша11 сильно ударил по группе. Интересно будет послушать… Я лично одну новую песню из альбома слышал «Nothing to say». Мне о-о-очень понравилось! Энди12 в этой композиции поёт таким вкрадчивым и сексуальным голосом…

– Ой, не смеши мои тапочки! Голос. Какой у Энди голос? У него никогда его не было, – насмешливо возразил Дмитрий.

– Нет, Дима, ты не прав. Я знаю, что тебе нравится Киске. У того, конечно, голос, да ещё какой – три с половиной октавы, но он не метал-вокалист и не фронтмен. Вернее, был прекрасным пауэр-рок-певцом, но потом его куда-то понесло в совершенно другую сторону. А Дерис вернул группу в нужное русло. Да и для рокера у него нормальный голос, не хуже, чем у других вокалистов, – Эрик чуть не умоляюще взглянул на друга. – Дима, ну, согласись, студийные его песни хороши. Тебе ведь очень нравятся композиции «Power», «Forever аnd оne».

– Во-во, студийные, но на живых концертах… Полный отстой! Один мой приятель был в Лужниках, когда они выступали недавно. Ты чего напрягся? – взглянув на Эрика, удивлённо поинтересовался Дмитрий. – Просто приятель, одногруппник, и рассказывал он не мне одному и не в интимной обстановке, а всем парням на перемене, – и насмешливо добавил: – Не ревнуй, зайка… Мне кроме тебя никто не нужен…

Зайка смущённо потупился, а потом расплылся в довольной улыбке. Подростки с трудом переносят ласковые имена и прозвища даже от матерей, но Эрику очень нравилось, когда друг и любовник называл его зайкой. Это редко случалось, но ему всегда становилось так тепло и уютно. Быть зайкой в руках такого сильного и нежного друга – более чем приятно.

– Так вот, – продолжил Дмитрий, – этот твой Энди скакал по сцене козлом, развлекая разговорами публику и строя глазки. Пел мало, в ноты порой не попадал конкретно, а уж когда Кискины песни пытался перепевать, так вообще… Испортил всё! Лучше бы не позорился. Да не смотри ты на меня так! Правду говорю.

– Не знаю… Я от многих слышал обратное, что концерт был прекрасный. Все присутствующие были в восторге от Энди, и пел он превосходно, а Вайкат13 был просто в ударе. Может, твой приятель ничего не смыслит в металле? Или не в настроении был. Как я хотел побывать на их концерте, а если удастся, то и лично познакомится со всеми, особенно с Энди и Вайки! С моим немецким мы могли бы прекрасно поболтать.

– Помню я, как ты переживал из-за того, что не сможешь на концерт попасть…

– Да уж, – с не отболевшей ещё обидой в голосе подхватил Эрик, – ирония судьбы: немецкая группа приезжает в Россию, а я улетаю именно в эту неделю в Германию. Я так хотел вживую увидеть Дериса, – он в сердцах взмахнул рукой, чуть не расплескав кофе.

– Тише ты, не кипятись… Разошелся… – усмехнулся Дмитрий и ворчливо добавил: – Увидеть он хотел… И хорошо, что не попал на глаза своему кумиру. Поговаривают, этот герр Дерис большой любитель таких парней, как ты.

– Каких таких? – насупился Эрик.

– Молодых, красивых и мужественных. Не тех, кто кривляются и жеманничают, изображая девушек, а нормальных парней. Вот ты – высокий, широкоплечий, узкобедрый, красивый до неприличия – наверняка в его вкусе. А эта твоя смущённая и одновременно лукавая улыбка кого угодно сведёт с ума.

– А, ладно тебе, кому я нужен… – смущённо потупился Эрик. – Да нет, не может быть. Что, если мужчина красив, то обязательно гей? У него жена есть, сыну лет десять уже, – возразил он, но особой уверенности в голосе не слышалось.

– И когда это кому мешало? Он мужик крепкий, его здоровья хватит и на жену, и на парней. Впрочем, я свечку не держал, да и не наше это дело. Ну, ладно-ладно, согласен, скорее всего, действительно, зря болтают. Просто он очень обаятельный мужчина, харизматичный фронтмен, блестящий шоумен, неплохие песни пишет, вот и привлекает к себе внимание людей и разные толки. Хотя, если он на самом деле бисексуал, это ничуть не умаляет его достоинств ни как рок-музыканта, ни как личность. Но всё-таки вокалист он так себе. Певцом его назвать у меня лично язык не поворачивается. Согласись?

– Ну… – промямлил именинник, не желая соглашаться.

– Не будем ссориться, – примирительно улыбнулся Дмитрий и погладил Эрика по руке. – Я за Helloween периода Киске, ты за Helloween периода Дериса, но… мы оба фанаты Helloween. Ура!

Допив кофе, он перелез через Эрика, сел рядом, вытянув ноги под одеялом и подложив под спину подушку, и закурил.

– Эрик, я что-то забыл уже, а что вас понесло в октябре в Германию? – поинтересовался Дима.

– Старший брат отца, мой дядя, лет десять уже живёт с семьёй в Германии, в Гамбурге, и зовет нас туда на ПМЖ14. Врач-уролог папиной квалификации там нужен, немецкий язык для всех нас родной, как и русский. К тому же и отец, и мать – чистокровные немцы, так что проблем с переездом не будет.

Дмитрий побледнел и уставился испуганными глазами на друга. Улыбка сползла с его лица.

– Ты что, уезжать в Германию собираешься? Навсегда? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Да нет! Я и раньше не хотел ехать. Я так и сказал отцу. Мама отговорила его, мол, мальчику нужно окончить институт, а там видно будет. Она тоже не хочет в Германию ехать. Это у нас отец с Максимом рвутся. А ездили мы на дядин юбилей – ему шестьдесят лет исполнилось. – Эрик обнял друга, поцеловал в шею и, щекоча носом его ухо, прошептал: – Куда я от тебя уеду? Тем более теперь… Я люблю тебя…

– Когда я поступил в институт, родители подарили мне машину. Весной к окончанию института отец обещал презентовать квартиру, а слово он держит. Пусть твоя семья тогда едет в свою Германию, ты ко мне переберёшься, – с волнением в голосе сказал Дмитрий. – Повод будет, не вызывая удивления и пересудов, жить вместе, под одной крышей.

– Эрик… – закончил он, тяжело дыша, и поцеловал в губы, которые были сладкими от пирожных и с готовностью ответили.

Дмитрий, не отрываясь от этих сладких во всех смыслах губ, уложил любовника ниже подушек. Немного погодя, оторвавшись, чтоб вздохнуть, он некоторое время томно и восхищённо любовался лицом Эрика, как бы пытаясь запомнить каждую его черточку, а потом, прикрыв глаза, ткнулся носом в основание шеи, шумно вдыхая чудный запах, от которого его голова всегда шла кругом, а тело начинало изнывать от желания. Эрик немного развернул друга, и его руки и губы ласкали и целовали, введя любовника в состояние такого возбуждения, что дыхание Димы порой почти останавливалось на вдохе, а выдохи сопровождались сдавленными стонами. Наконец Дмитрий не мог уже больше терпеть и быстро, но бережно перевернул Эрика на живот и провел напряженным кончиком языка по позвоночнику от лопаток до поясницы, лаская каждый позвонок. Тот охнул, выгнулся дугой, а почувствовав обжигающие, как калёное железо, поцелуи на упругих ягодицах, задохнулся от жаркой волны, прокатившейся по всему телу, и стал медленно, но верно проваливаться в болезненно сладкое небытие…

…Укрыв плечи Дмитрия одеялом, который прижался к его левому боку и положил голову на его грудь вместо подушки, Эрик, уже засыпая, сонным голосом проговорил:

– Дима, этот день рождения я не забуду никогда. Спасибо тебе.

– Да перестань ты, – донёсся тихий ответ, и Эрик почувствовал ниже грудины лёгкий поцелуй. Дмитрий чуть повозился, укладываясь поудобнее, и затих. Стал проваливаться в царство Морфея15 и Эрик.

Глава 4

Тот день с утра не задался. Накануне вечером Инга, его девушка, куда-то подевалась: дома её не было, на звонки она не отвечала, подруги тоже ничего вразумительного сказать не могли. Ведь договорились вчера встретиться сегодня в шесть вечера! Все места, где она могла быть, Максим обежал – нигде девушки не было. Как в воду канула! Он снова пошёл к ней домой. Матушка Инги на вопрос, не вернулась ли её дочь домой, только гаденько хихикнула, обдав парня перегаром, и ничего путного сказать не смогла. Накушалась от души, так что на ногах еле стояла.

– Кто ж её знает, где она шатается. Ты же её парень, ты и следи за ней. И вообще… У тебя выпить нету? – выпятив губы и кокетливо подмигнув, поинтересовалась пьяная тётка, уверенная почему-то в своей неотразимости.

Максим ничего не ответил, просто развернулся и ушёл. Он всей душой понимал стремление Инги быть от мамаши подальше, очень тесно и очень нежно дружившей с зелёным змием последние года. Он не понимал, как у этой недалекой, некрасивой алкоголички могла вырасти такая дочь – красивая, умная, изящная. Несмотря ни на что Инга сумела-таки очень хорошо окончить школу и поступить в университет. Деньги на одежду и всякие там девичьи мелочи ей давал отец, тайком от матери. Он давно жил с другой семьёй, но дочь нежно любил и баловал, как мог.

Девушка не раз говорила Максиму, что главная цель для неё сейчас, пока она молода и красива, – получить образование и удачно выйти замуж. Образование – необходимая вещь для того, чтобы использовать мужчин по максимуму и оставаться при этом независимой. Да, дурочки больше нравятся мужчинам, рядом с ними любой тупица считает себя Энштейном16, даже если и фамилии-то такой не слышал. Но чтобы казаться наивной глупышкой и привязать мужчину надолго, а не просто – повстречались и разбежались, – нужно быть очень умной, очень. Максима несколько коробила циничная философия подружки и то, что она при нём развивала тему, как раскручивать недалёких мужчин и извлекать из них пользу по максимуму, учитывая, что он сам мужчина. Но Максим спокойно выслушивал ее разглагольствования по поводу как бы удачно выйти замуж, полагая наивно, что Инга уже нашла достойного спутника жизни, и это он, Максим.

Парень и сам не мог себе объяснить, с чего так завёлся. Мало ли куда могла девчонка пойти, а телефон разрядился, но сердце болело, чувствуя беду. Но ведь можно позвонить, не в степи живём! Тем более договорились! Весь вечер он прометался, как волк по клетке. Что-то случилось! С ней что-то стряслось!

Это было вчера, а сегодня Максим не выдержал: кое-как отсидел пять пар в университете, сбежал с последней и пошёл встречать Ингу. Всё время, пока ехал, Максим убеждал себя: сейчас он встретится с Ингой, она улыбнётся, извинится и всё объяснит, а он немного, чисто для приличия, подуется и простит её. И этот кошмар закончится! Приехав на место, он вышел из машины, прислонился к дереву и стал ждать.

Был ясный ноябрьский день. Две недели стояли морозы до десяти градусов, но снег выпал только вчера. Он не успел еще ни растаять, ни посереть, и теперь ослепительно-белые снежинки искрились под ногами, на ветках деревьев, на лавочках, как в сказке. Сейчас выйдет Инга, они обнимутся, поцелуются, и жизнь снова заиграет радужными красками. Максим поёжился, передёрнул плечами и засунул озябшие руки в карманы куртки. Расписание подружки он знал, как своё, – сейчас она должна появиться.

Вот и народ повалил. А вот и его Инга, его красавица. Слава Богу, жива и здорова! Максим метнулся было к ней, но его опередил какой-то незнакомый рослый парень. Не понял, что за дела? Они с Ингой обнялись, поцеловались и пошли. И всё это непринужденно и, судя по всему, привычно. Это означало только одно – ветвистые рога на глупой его голове растут и кустятся уже давно. Этот непонятно откуда нарисовавшийся клоун по-хозяйски обнимал ЕГО ДЕВУШКУ за плечи, что-то игриво бормотал ей на ушко, а эта похотливая курица хихикала! Максим был вспыльчивый, как порох, и сейчас от обиды и унижения мгновенно налился злобой под завязку. Ну всё, сейчас я этой сладкой парочке покажу, где раки зимуют! Но… пока он приходил в себя от изумления, Инга с парнем сели в его машину – да какую, Максим о такой и мечтать не смел – и тронулись. Не успел!

В нём всё клокотало, сердце бешено билось в груди, стало вдруг нестерпимо жарко. В ушах шумело и, казалось, ещё немного и его тело просто взорвётся. Вдруг обманутый влюблённый почувствовал сильную боль в руках: это он колотил со всей силы кулаками по шершавой коре дерева, у которого стоял. Тяжело дыша, Максим добрёл до своей машины, сел и застыл, глядя перед собой невидящими глазами. Как же больно! Парню казалось, будто его сердце вытащили, и вместо него в груди осталась рваная, истекающая кровью рана, которая болела так, что мутилось сознание.

Были у него девушки, и красивые, и не очень, но Инга была особенной. Она была королевой, богиней. Максим сжал до боли кулаки и тихонько застонал. Девка она продажная, а не богиня, дрянь похотливая! Его распирало от злости и отчаяния. Ведь он же любил Ингу, по-настоящему любил. Конечно, нашёлся богатенький Буратино, а мне теперь полная отставка. Даже сообщить не удосужилась – мол, полюбила страстно; объяснить – мол, жить без него не могу, это выше меня; извиниться – прости, но это любовь, с ней не поспоришь. Дрянь, дрянь!!!

Дома он долго лежал в своей комнате, глядя в потолок. В голове рисовались картины того, что он сделает с Ингой, как отомстит. Картины – одна страшней другой. Мать звала обедать, он отказался, сказав, что в универе17 поел. Однако часов в пять мать постучалась и всё-таки вошла к нему, не обращая внимания на перекошенное от радости лицо сына. У младшего брата Максима, Эрика, завтра день рождения, но отмечать его совершеннолетие будут в субботу. Мать любила устраивать праздники, весёлые и шумные, с конкурсами и представлениями. Оставалось всего несколько дней до торжества, а сделать надо было ещё много чего. Не замечая состояния сына, мать дала ему список того, что он должен сделать, подробно объяснив каждый пункт списка и наконец ушла. Вот только праздника с песнями и плясками ему не хватает… для полного счастья!

В конце концов Максим пошёл в клуб «Пирамида», чтобы отвлечься и расслабиться, там встретил приятеля Лёху Нерослова, с которым не виделся с окончания школы, и напился с ним в лоскуты. Однако легче не стало, на душе было так погано, что хотелось или на луну завыть по-волчьи, или поругаться с кем-нибудь, или набить кому-нибудь морду. По мере опьянения злость на всех и вся только росла. К ним подошла, посасывая коктейль, пьяненькая деваха и кокетливо начала было:

– Мальчики, вам не скучно без…

– Пошла ты, …, подальше, – вызверился Максим на ошалевшую от такой беспричинной ярости девушку.

– Сам пошёл, придурок, – опасливо огрызнулась девица и быстренько ретировалась.

– Макс, ты чего? – недоумённо спросил Лёха.

– Надоело всё! Пошли отсюда, достало уже на эти весёлые рожи смотреть.

– А пошли, – легко согласился Лёха.

На улице было по-зимнему холодно: шла вторая половина ноября. Подняв воротник куртки и напялив шапку почти на глаза, Максим подставил лицо колючему ветру – стало полегче.

– Ну что, пошли пройдемся или тачку возьмём? – спросил Леха весело: сейчас его смешило всё и тянуло на подвиги.

Немного отойдя от клуба, они вдруг с огромной радостью увидели идущую навстречу им парочку «понаехавших». Это был подарок судьбы: можно душу отвести по полной программе. Девушка испуганно прижималась к парню, но тот был напуган не меньше. В глазах противников он видел слепую ненависть и радостное возбуждение от желания унизить и покалечить.

– О, совсем страх потеряли эти нацмены, ходят, блин18, как у себя дома, – процедил сквозь зубы Максим, дружок его гаденько хихикнул:

– Смотри, какая краля. Хочешь, Макс, телочку19? Восточная женщина удовлетворит все ваши сокровенные желания, молча и беспрекословно, – закончил Лёха тоном ведущего передачи «Магазин на диване».

– Нужна мне эта черномазая, – брезгливо откликнулся Максим и добавил, обращаясь к девушке: – А ну, мотай отсюда. Пошла, говорю!

– Э, ты чего? Тебе не надо, а я бы не отказался, чего добру-то пропадать, – обиделся Лёха.

Его приятель зло рыкнул:

– Не понятно? Пошла отсюда, говорю, – сказано это было таким тоном, что и Лёха спорить не посмел, а таджикский паренёк оттолкнул девушку в сторону и что-то крикнул ей по-своему. Та резво убежала. Далеко ли? Может милицию привести. Да неважно, шут с ней!

Оставшись один на один с очень нетрезвыми подонками, таджик испуганно смотрел на пьяных парней и уже, наверное, прощался с жизнью: их холодные волчьи глаза и глумливые улыбки не предвещали ничего хорошего.

Били они долго и упорно. Для Лёхи какое-никакое развлечение, а Максим вымещал на совершенно невинном человеке всю свою боль от предательства любимой девушки, войдя в раж от несопротивления жертвы.

– Макс, Макс, остановись… Хватит… Ты убьешь его, – откуда-то издалека доходили до его сознания причитания приятеля, но Максим остервенело избивал не незнакомого паренька-прохожего, а того клоуна, который покусился на его Ингу.

Лёхе наконец удалось оттолкнуть Максима от лежащего на тротуаре бесчувственного парня.

– Макс, ты убьёшь его. Валим отсюда20!

Максим вдруг моментально успокоился, как будто кто-то нажал на его теле неведомую кнопку. Он устало и несколько удивлённо посмотрел на лежащее тело, наклонился, пощупал пульс на сонной артерии – пульс почти не прощупывался. А если он умрёт?! По телу прошла волна страха, стало трудно дышать, его затошнило. Максим с трудом поднялся, ноги плохо слушались, и испуганно посмотрел на приятеля. Тот по его глазам понял, что пора рвать когти.

– Не-е, я пошёл, не впутывай меня в это дело, – пробормотал Лёха, пятясь назад. – Я тебя не видел, и ты меня не знаешь, – добавил он. – Лучше нам на какое-то время исчезнуть из города, на всякий случай. Вдруг этот умрет, а если нас кто-то видел… Ну, я пошёл…

Максим по-прежнему молчал, Лёха потоптался чуть-чуть и растворился в ночи. До Максима тоже дошло, что стоять рядом с почти трупом – верх неосторожности. Хмель испарился начисто, голова стала вдруг ясная и работала четко, как часы. Нужно пешком пройти несколько кварталов, поймать такси, дома взять ключи от машины, кое-чего из вещей и махнуть на пару дней загород, пока все не утихнет.

По дороге Максим проанализировал ситуацию. Он был без машины, так что по её номеру его вычислить нельзя; драка была в другом месте – с клубом «Пирамида» её никто не свяжет; на нём шапка была почти на глазах, было темно – если кто и видел случайно, всё равно толком лица не разглядел. А Лёха не сдаст – сам по уши в дерьме, зачем ему. Максим немного успокоился. Но всё-таки до субботы желательно в городе не появляться. Матери он завтра позвонит и что-нибудь сочинит.

Подъезжая к даче, он вдруг похолодел – у дома стояла чужая машина и к входной двери шли цепочки следов туда-обратно. Первой реакцией было желание бежать, бежать без оглядки. Взяв себя в руки, он попытался рассуждать здраво. Сейчас глухая ночь. Неужели милиция успела найти труп, если тот парень-таджик всё-таки умер, вычислить его, Максима, приехать сюда и засесть в засаду, оставив на виду машину. Да ну нет, полный бред!

А, это, наверное, малыш Эрик приехал сюда с какой-нибудь тёлочкой! Ай да красавчик, вырос мальчик! А что, давно пора. Судя по недешевой машине, у братишки роман с богатенькой девицей, а может и со взрослой тёткой. Это ничего, первый сексуальный контакт у парней часто случается с опытными и намного старше их женщинами. Слава тебе Господи, наш красавчик стал мужчиной! А то уж старший брат волноваться начинал: восемнадцать лет парню доходит, а девушки нет.

Где-то в начале лета Максим понял, что Эрик потерял свою, так сказать, девственность. У брата изменился взгляд – стал более открытым, мягким и загадочным, как будто Эрик знает что-то не ведомое никому, кроме него, и ему безумно жаль людей за их неведение. Изменилось поведение – застенчивость исчезла, на смену ей пришли спокойная уверенность в себе и некая снисходительность, мол, живёте вы, глупые людишки, и ничего-то вы не знаете. Другими словами, активно шёл процесс взросления, в результате которого Эрик за какие-то три-четыре месяца превратился из смазливого мальчика в чертовски красивого парня с загадочным взглядом и сексуальной хрипотцой в голосе. Ух, слабый пол таких любит!

Посмеиваясь про себя, Максим поднялся на крыльцо, осторожно, чтобы не шуметь, открыл ключом входную дверь и вошёл в дом. Было тепло и тихо. В гостиной на столе скучали пустая бутылка из-под вина, тарелки с остатками еды и два бокала, пахло свежесваренным кофе. Ну, точно, красавчик Эрик праздновал день рождения. Выпили, закусили и в постельку… Ай, молодец!

***

Они с братом были совершенно разными людьми, как будто Бог в своё время решил распределить таланты, достоинства и пороки поровну между ними. Максим Крафт вырос высоким, крепким, по-своему красивым парнем с квадратной челюстью, со светлыми прямыми волосами, которые он очень коротко стриг, и со светло-серыми глазами. Типичный немец. Оба их родителя были из саратовских немцев. Эрик Крафт же был черноволосым, с глазами цвета мокрого асфальта, с тонкими чертами лица и треугольным подбородком. Он тоже был высоким парнем – уже сейчас, в восемнадцать лет, был выше брата на полголовы, – но каким-то хрупким что ли, утонченным. Максим был взрывным, легко выходящим из себя парнем, склонным к агрессии. Правда, и отходил он быстро, не пестовал годами обиды в душе. Эрик же был спокойным, сдержанным, мягким.

Из музыки младший Крафт предпочитал металлический рок, в особенности пауэр-метал21. Из спортивных дисциплин ему были близки шахматы и плавание. Вот плавать Эрик умел и любил. В школе на стенде «Наша спортивная гордость» висела и его фотография с медалями, но пойти в большой спорт, как не уговаривали его тренеры, отказывался наотрез. Максим же не вылезал из тренажёрного зала, качался и качался без устали, любил рэп, шансон, а классическая музыка была ему также далека, как и рок. Однако у него был приличный голос, бархатный и волнующий тенор, и петь он любил, жаль редко пел что-то душевное и красивое. Мать сетовала, этот голос скорее подошёл бы Эрику, большому любителю красивой музыки, но совершенно безголосому, хотя на гитаре играл вполне прилично.

Говорил Эрик тихо и немного с хрипотцой, но был так красив, что порой просто бесил этим Максима. Может, он просто завидовал ему. У брутального, накаченного Максима недостатка женского внимания не было, однако все, буквально все девушки, впервые увидев Эрика, менялись в лице и начинали отчаянно «подавать свой товар лицом». Но его братец мило улыбался, отшучивался и под шумок исчезал, оставляя девушек с носом. Никто не видел его избранницу, но многие девицы ей завидовали. Сколько Максим не пытался разузнать поподробнее о его зазнобе, Эрик только улыбался и советовал не совать нос куда не следует. Тайны, блин!

Максим по-своему любил брата, хотя зачастую не понимал и не принимал его пристрастий и увлечений, слишком разные они были, но всё-таки любил. В детстве он готов был избить любого, кто хоть словом, хоть взглядом, хоть делом обидит младшего братишку. Когда тот подрос, к удивлению Максима, в защите брата Эрик перестал нуждаться: несмотря на его хрупкость и интеллигентность братишку не задевали даже последние хулиганы в школе. Эрик как-то умел договариваться со всеми.

Может, права была бабушка, утверждавшая, что младший Крафт обладает гипнозом. Максим и сам поверил в это, когда однажды мускулистый рыжий питбуль с квадратными челюстями, сбежавший вместе с поводком от зазевавшегося хозяина, помчался на девятилетнего Эрика. Все, кто наблюдали эту сцену, включая хозяина собаки, застыли от ужаса. Эрик же стоял как вкопанный и не сводил взгляда с собаки. Смотрел он на неё спокойно, даже более чем – с лёгкой улыбкой на лице. Максим своим глазам не поверил, когда увидел: пёс, радостно виляя хвостом, ткнулся носом в грудь мальчика, Эрик, счастливо улыбаясь, гладил собаку по голове и за ухом, а та пыталась лизнуть ласкавшую её ручонку. Даже хозяин псины был в шоке.

Единственное, что по-настоящему бесило Максима в брате, это его длинные волосы. Он сам и его друзья всегда стриглись очень коротко и считали причёску Эрика «бабьей». Сколько раз Максим говорил ему: «Что ты как девица, волосы чуть не по плечам висят», – но брат только улыбался и отшучивался. Он фанател от металлического рока, а там все мужчины – с волосами ниже плеч. Эрик, учась в школе, совсем длинные отрастить, понятно, не мог, но шея была хорошо закрыта волосами.

Максим был похож на отца, а Эрик – на маму, и был её любимчиком. Мать с раннего детства младшего сына как не слышала просьбы и настояния воспитателей, учителей и родного мужа сделать ребёнку нормальную короткую стрижку, как и подобает мальчику. У Эрика такие красивые волосы: густые, слегка волнистые, цвет замечательный – пепельно-черный. И эту-то красоту срезать, нет! Тем более волосики всегда чистые и причесанные, головка аккуратная, какие претензии? И все отступали перед яростным наступлением любящей матери. Мой маленький принц, называла она Эрика, с умилением любуясь сыном. Принц вырос, и Максим смирился с его смазливым личиком и волосами, к тому же, слава Богу, никто брата гомиком не обзывал, и маменькиным сыночком – тоже.

***

Разные они были, и всё же Максим любил Эрика и был сейчас искренне рад за младшего брата – празднует своё совершеннолетие с любимой девушкой, как настоящий взрослый мужчина.

В доме кроме холла-гостиной, было ещё три комнаты: родительская спальня, гостевая и комната мальчиков, бывшая детская. Из-под двери родительской спальни просачивался жиденький свет – Эрик не мог спать в темноте. Где бы он ни ночевал, в комнате всю ночь светился ночник или горела настольная лампа. Максим хотел было пройти в гостевую спальню и наконец завалиться в кровать, было уже около трёх часов ночи. Он валился с ног от усталости, но решил всё-таки заглянуть в комнату брата, посмотреть на последствия сексуальных ристалищ и увидеть его так долго скрываемую девушку. Или даму.

Он тихонько открыл дверь, на кровати спали двое. В комнате работал обогреватель, было очень тепло, и парочка почивала по пояс голая. Максим подошёл поближе и остолбенел. Сердце его ухнуло вниз и, поднявшись, бешено заколотилось. На кровати спал Эрик… Он лежал, как обычно, на спине, закинув обе руки за голову, и счастливо улыбался во сне, а слева от него, положив руку на живот брата и уткнувшись в его бок лицом, спал незнакомый парень лет двадцати пяти, примерно ровесник Максима. ПАРЕНЬ!!!

– Твою дивизию… – бесшумно, одними губами выдохнул Максим. Он стоял и смотрел квадратными глазами на спящие тела. Дыхание у него перехватило, голова налилась кровью, и теперь она бурлила и больно колотилась внутри черепа, как бы рвясь на волю; сердце неистово билось о грудную клетку, грозясь разнести ее в клочья.

Парень был на грани обморока: за один день его предала любимая девушка, нашла ему замену – и он стал рогоносцем; он сам предал заповедь «Не убий!» – и стал убийцей или почти убийцей; его предал родной брат – и Максим стал близким родственником гомика!!!

С безграничным презрением и какой-то звериной ненавистью и он, и его друзья относились к гомосексуалистам. Они считали геев отбросами общества, при одном упоминании о которых у всех начинали играть желваки на щеках, как будто само существование гомосексуалистов унижало и пачкало их, нормальных парней. Да если друзья узнают, что его брат – гей, Максима с грязью смешают, ему же руки никто не подаст! Ну, Эрик, ну, браток, нашёл приключений на свой зад, а на его, Максима, голову несмываемый позор. Ну, удружил…

Максим не выдержал и судорожно вдохнул, чуть не со всхлипом. На шум брат, не просыпаясь, немного заворочался, а его любовничек нежно погладил Эрика рукой по животу, чмокнул чуть ниже соска, и оба снова затихли, продолжая спать. Этого вынести парень не мог. Это было уже слишком!

– Это что за гомосятина22!!! – взревел Максим, как раненое животное.

Парень просто озверел: с диким рыком он в два прыжка оказался у кровати и отбросил брата, как котёнка, куда-то в сторону. Эрик, ударившись головой о комод, упал на пол и лежал без сознания, как тряпичная кукла, под волосами образовалась небольшая лужица крови. Но Максим не смотрел в его сторону, он снова впал в состояние дикой ярости и зверски избивал незнакомого бой-френда брата. Тот валялся на полу обнаженный и представлял собой уже не красивое молодое тело, а просто окровавленную плоть, которую продолжали со всей силы избивать ногами, обутыми в ботинки сорок третьего размера.

Глава 5

Когда в три часа ночи позвонил Максим и бессвязно стал орать в трубку, отец, холодный и рассудительный человек, оборвал его на полуслове:

– Не кричи, Максим, а спокойно и внятно сообщи, что случилось.

Александр Викторович Крафт не терял головы и душевного хладнокровия никогда, однако услышав короткий рассказ сына, лицо его пошло пятнами, губы сжались в ниточку, он глубоко вдохнул, медленно выдохнул и сказал:

– Ничего до меня не делай, хотя… одень Эрика и того… Прибери в комнате, кровать заправь, чтобы никаких намеков на это… не осталось. Вы допоздна засиделись и… Ладно, сейчас буду, – отключив телефон, Александр Викторович взглянув на жену, пожиравшую его вопрошающим взглядом, и хмуро добавил уже для супруги: – Максим застал на даче Эрика с каким-то парнем голыми в одной постели и избил обоих.

Жена застыла на месте, а супруг быстро одевался. Зная взрывной характер и склонность к агрессии старшего сына, она глухо спросила:

– Эрик жив?

– Да жив твой Эрик, жив, голубок… – брезгливо ответил Александр Викторович и впервые грязно выругался при жене.

– Я с тобой, – спохватилась вдруг Наталья Максимовна.

– Нет! Сиди дома, я позвоню.

– Но…

– Нет, – отрезал Александр Викторович, схватил барсетку и хлопнул дверью.

Смотря перед собой широко раскрытыми глазами, Наталья Максимовна на ощупь села и пыталась собрать мысли в кучку. Эрик сейчас на даче лежит избитый, нуждающийся в её заботе и помощи, а она тут… Женщина заметалась по комнате, потом снова села и с надеждой посмотрела на телефон, понимая, что он зазвонит ещё не скоро.

Что он там ещё говорил про какого-то парня? Тут Наталья Максимовна четко вспомнила слова мужа и похолодела: Эрик, значит, нетрадиционной ориентации, а муж даже слышать спокойно не может о гомосексуалистах. Господи, бедный мой мальчик! Женщина тихо заплакала. Что же делать! В голове заметались мысли, рисуя страшные картины того, что сейчас происходит на даче и что будет потом. Эрик, сынок, как же тебя угораздило! Столько девочек вокруг, молодых, красивых…

Нет, надо ехать, взять такси и ехать! Наталья Максимовна быстренько оделась, взяла в руки телефон, чтобы вызвать такси, и… остановилась. Нет, Саша сказал, оставаться дома. Вот уже двадцать шесть лет их совместной супружеской жизни Александр Викторович был для женщины непререкаемым авторитетом. Она любила и уважала мужа, а потому его слово было законом. Наталья Максимовна сняла пальто и сапоги, прошла в комнату и снова посмотрела на телефон. Тут лицо её просветлело: надо позвонить Ирине. Точно, как же она сразу не сообразила! Несчастная мать даже не вспомнила, что часы показывают четвёртый час ночи, ей необходимо было разделить с кем-нибудь свою тревогу.

Ирина Николаевна была родной тётей Натальи Максимовны. Её мать так и не оправилась после родов и умерла, когда маленькой Наташе было всего два месяца от роду. Отец её сначала сильно запил, затем сошёлся с какой-то девицей легкой поведения и большой любительницей горячительных напитков, а потом и вовсе куда-то сгинул. Девочку забрала к себе бабушка, мамина мама. Она была сердечницей и страдала сахарным диабетом, а потому только числилась опекуншей, на самом деле Наташу взялась воспитывать младшая сестра покойной матери – пятнадцатилетняя Ирина. Девушка успевала и учиться на отлично, и окончить школу с золотой медалью, и поступить на физико-математический факультет, и растить племянницу, которую считала своим родным ребёнком. Наташа тоже звала тётю мамой. Когда девочка выросла и превратилась в стройную и миловидную девушку, как-то само собой получилось, что она стала частенько называть Ирину по имени. Та была только рада. Ирина выглядела моложе своих лет, была худощава и всегда безупречно одета и причёсана, а потому при разнице в пятнадцать лет тётя с племянницей смотрелись скорее сёстрами.

Ирина рано поняла, что особым умом дочка не блещет, но у неё явно были способности к языкам, и женщина не жалела денег на репетиторов. В результате их общих усилий Наташа к восемнадцати годам знала в совершенстве английский, немецкий и итальянский языки и собиралась поступать в МГУ на филфак. Но жизнь внесла свои коррективы: вскоре после выпускного школьного бала девушка познакомилась с Александром Крафтом, симпатичным крепким парнем, оканчивающим мединститут, и через три месяца вышла за него замуж. О чём, впрочем, ни разу не пожалела. Наталья Максимовна была безмерно счастлива в браке: она обожала мужа, преуспевающего врача-уролога, радовалась и гордилась сыновьями – оба высокие, красивые, умные, спортивные. Женщина жила, как в раю. До этой ночи.

Несмотря на то что её подняли с постели в четыре ночи или утра, не разберёшь, Ирина Николаевна быстро поняла из перемежающихся всхлипываниями слов, что произошло, задав дополнительно лишь пару вопросов.

– Я сейчас приеду, – только и произнесла она и бросила трубку.

В свои шестьдесят пять лет Ирина Николаевна, доктор физико-математических наук, профессор, продолжала работать: заведовала кафедрой высшей математики в одном из московских вузов. Замуж она долго не выходила. Когда-то давным-давно Ирина чуть было не стала женой одногруппника Бориса Файнбурга, но вмешалась его мама, вставшая мощной грудью на защиту единственного сыночка от какой-то там «профурсетки с ребёнком». Боря не посмел перечить матушке и очень скоро стал законным супругом «хорошей девочки из приличной еврейской семьи». Шли годы…

Когда Наташа стала женой Крафта, Ирина Николаевна решила, что пора заняться устройством своей личной жизни, и вскоре вышла замуж. Жили они с мужем в любви и согласии, основанных на крепкой дружбе. Одно было плохо, детей у них не было, так что Наташа всегда была желанным гостем в доме матери и её мужа, единственной и любимой дочкой.

Два года назад супруг Ирины Николаевны скончался, а около года назад умерла жена Бориса Файнбурга, да и матушка его давно уже отошла в мир иной, так что их многолетние отношения перешли на новый уровень, прекрасный уровень зрелой любви. Того пыла юношеской влюблённости, как в молодости, конечно, не было и в помине, но они были вместе, и им нравилось быть вместе. Жизнь наполнилась нежностью, заботой и взаимопониманием. Они были счастливы.

***

Открыв входную дверь, Наталья Максимовна бросилась на грудь матери и в который уже раз расплакалась.

– Ну-ну, успокойся, Наташа, – бережно отстранилась Ирина Николаевна от дочери, – я с мороза, холодная, простудишься еще.

Мать разделась, а Наталья смотрела на неё с надеждой и ожиданием чуда, как будто всерьёз надеялась, что Ирина достанет сейчас из сумочки волшебную палочку, взмахнёт ею, и всё будет, как раньше: ночного кошмара не было, мальчики весёлые и здоровые дома, мирно спят в своих постелях.

Наталья Максимовна сбивчиво повторила матери то же, что сообщила ей по телефону. Новой информации не было, муж не звонил. По настоянию Ирины Николаевны они пошли на кухню, сделали себе по чашке крепкого сладкого чая и по паре бутербродов с сыром.

– Съешь, Наташа, тебе силы ещё пригодятся, день сегодня будет длинный – вон, в три часа утра начался, – уговаривала женщина дочь, – да и время скоротаем. Я думаю, Александр долго ещё не приедет.

Перекусив и умывшись ледяной водой, обе женщины долго молча сидели на диване в гостиной и прислушивались к каждому шороху. Иногда они вполголоса говорили о чём-то, но потом тишина снова водворялась в комнате полноправной хозяйкой, как будто это была ночь бдения у гроба покойника. Обеих женщин тяготило это ощущение – мать сидела с прямой спиной и сжатыми в ниточку губами и тяжело вздыхала время от времени, а дочь не могла усидеть на одном месте, то и дело вскакивала и начинала мерить комнату шагами.

Начало светать, Ирину Николаевну всё-таки сморило – сказывался возраст. Она пошла в комнату мальчиков и прилегла.

Проснулась она от какого-то шума. Голова была тяжёлая, и женщина не сразу сориентировалась, где она находится и что здесь делает. Ирина Николаевна снова умылась холодной водой. Наталью женщина нашла на кухне. Дочь стояла у окна и смотрела на жиденькое ноябрьское утро, комкая в руках носовой платочек. Ирина Николаевна обняла дочку за плечи и развернула к себе, щёки у Наташи блестели от слёз.

– Ты чего ревёшь? – спросила она, боясь услышать страшное. – Что с мальчиками?

Вместо ответа Наталья лишь поднесла платочек к лицу и чуть не в полный голос заплакала.

– Ну-ну, успокойся, дочка, – Ирина Николаевна прижала к себе дочь и, поглаживая её по спине, все-таки попыталась хоть что-то выяснить: – Наташа, как мальчики? Да не молчи ты!

– Макса арестовали, а Эрик в больнице… – и снова поток слёз.

Поняв, что ничего путного узнать у несчастной матери не удастся, Ирина Николаевна оставила дочь в покое. Уж лучше от первоисточника услышать новости.

– Где Александр?

Наташа кивнула на закрытую дверь в гостиную. Ирина Николаевна вошла в комнату. На диване, согнувшись и опершись локтями на колени, сидел Александр Крафт и баюкал голову, уткнувшись ею в ладони. Он только на секунду приподнял голову, кивнул вошедшей женщине и снова прикрыл лицо руками. Ирина Николаевна подошла к несчастному отцу, легонько похлопала по плечу и, чуть подвинув стул, села напротив дивана.

– Саша, что случилось? Только подробнее и без эмоций.

Ирина Николаевна была женщиной умной, властной и сильной – такую не пошлёшь. Выслушав Александра Викторовича, она вздохнула, немного помолчала и спросила:

– Где сейчас мальчики?

– Мальчики… Пороть их надо было обоих, как сидорову козу… Эрик в больнице, – мужчина брезгливо поморщился. – Я поговорил с врачами – ничего особо серьезного у него нет. Максима полиция задержала. Врачи вызвали полицию и родителей того парня, а те написали заявление на Максима.

– А что с этим парнем, другом Эрика, что-то серьёзное? – встревожено поинтересовалась Ирина Николаевна.

– Да уж, постарался Максим на славу. Он просто озверел, когда увидел мирно спящих голых парней в одной постели, – у мужчины заиграли желваки на щеках. – Этой зазнобе Эрика повезло меньше, чем ему самому: помимо перелома голени, двух сломанных рёбер, разрыва селезёнки и отбитой печени, еще и тяжёлая черепно-мозговая травма. В сознание он ещё не приходил. Когда я уезжал из больницы, его увозили в операционную.

Александр Викторович замолчал, невольно вспомнив картину, которую увидел, приехав на дачу. Узнав о том, что случилось, отец врезал как следует сыночку в ухо.

– Ты что, идиот, наделал? – зашипел он на Максима. – Хоть бы «неотложку» вызвал…

– Да вызвал я. Сказали, как смогут – приедут…

Пока ехала «скорая помощь», отец втолковывал сынку сочинённую им историю, в которой не было и намёка на гомосексуализм: братья Крафты и Дмитрий Ястребов отмечали день рождение Эрика, в ходе застолья Дмитрий похвастался, что познакомился с классной девчонкой, которая оказалась девушкой Максима. Слово за слово разразился скандал, перешедший в драку, в которой и Эрику тоже досталось, потому как полез разнимать бойцов. Как говорится, двое дерутся – третий не встревай.

Ирина Николаевна встала, поставила стул на место и равнодушно произнесла:

– Ну, за Максима я не переживаю. И не удивлена. Он с детства был бешеный. Наймёшь ему хорошего адвоката… Обойдётся.

– Да нет, – устало возразил Александр Викторович, – папашка того парня не из простых. Они, конечно, согласились с версией драки из-за девушки – кому же хочется во весь голос заявить, что твой сынок – гомосексуалист, но жаждут отмщения.

Александр Викторович и родители этого любителя мальчиков (гнусный извращенец!) страшно боялись, как бы кто не узнал, что на самом деле произошло на даче, что их сыновья – геи. Этого позора они бы не перенесли. Отцы – и тот, и другой – обвиняли в совращении своего сына противоположную сторону, переругались, люто возненавидели друг друга и чуть не подрались. Да подрались бы, все были взвинчены до предела, если бы не вмешалась мать Дмитрия. Женщинам как-то проще смириться с тем, что сын – гомосексуалист. Для любящей матери главное, чтобы ребёнок был счастлив, ну а уж с кем… Отцы же, напротив, даже самые сдержанные и хладнокровные, от одной только мысли, что их сын – гей, превращаются в племенных быков с серьгою в ухе и налитыми кровью глазами, роящих копытом землю.

Ирина Николаевна засобиралась в больницу к Эрику. Она снова вошла в гостиную, где Александр по-прежнему «нянчил» свою голову. Вслед за матерью в комнату бесшумно проскользнула Наталья и встала у двери, переводя взгляд с неё на мужа.

– Саша, в какую больницу «скорая» увезла Эрика? – услышав ответ, Ирина Николаевна повернулась к дочери и произнесла: – Наташа, иди собирайся, сейчас поедем.

Наталья метнула испуганный взор на мужа. Тот вскочил и гневно взглянул на тёщу, сверкая глазами и играя желваками.

– Ты меня глазами-то не пепели и успокойся. Чего беснуешься? Слава Богу, все живы. Наташа мать и сейчас её место рядом с сыном. Максиму мы пока ничем помочь не можем, а Эрику сейчас нужны любовь, забота и уход, – осадила мужчину Ирина Николаевна и добавила, обращаясь уже к дочери: – Чего стоишь? Иди одевайся.

Глава 6

Перед входом в палату, где лежал Эрик, Ирина Николаевна задержала Наталью и попросила:

– Наташенька, держи себя в руках. Слышала, что врач сказал: Эрику нужен покой, так что постарайся обойтись без истерик, и уж никаких воспитательных бесед, конечно.

Несчастная, измученная мать кивнула и поспешила к двери. Войдя в палату, она метнулась к сыну.

– Здравствуй, мама, – явно обрадовался парень. Мать, увидев его, с трудом сдерживала слезы. Сейчас Эрик казался ей таким маленьким и беспомощным, как в детстве. А эти бинты… На голове сына – повязка с красным кровяным пятном, левые плечо и рука перевязаны, красные и воспаленные глаза запали, под ними – тёмные круги, лицо осунулось… Бедный малыш!

– Эрик, сыночек, всё хорошо, врач сказал, что у тебя ничего страшного нет. Ключица сломана, но осколков нет, смещения тоже, так что с месяц поносишь фиксирующую повязку и всё, – бодрым голосом зачастила Наталья Максимовна, потом села на койку, погладила сына по голове и взяла за руку. Она смотрела на него, ласково улыбаясь, осматривая всего. – Детонька моя, всё обойдется. С головой тоже ничего страшного. У тебя там какие-то рефлексы, что ли, немного изменены из-за ушиба мозга, так что нужно полежать в больнице под наблюдением врачей. На рану головы швы наложили, но череп целый, слава Богу.

Мать, не переставая, то тут, то там трогала, гладила Эрика, что-то поправляла, почти не отрывая взгляда от его глаз, как бы пытаясь подпитать сына своей любовью. Эрик устало улыбался матери, ласково поглаживая её здоровой рукой. Он любил маму и сейчас был очень доволен её приходом. С бабушкой они были большими друзьями, а потому Эрик, заметив Ирину Николаевну, радостно поздоровался:

– Привет, бабуля.

– Здравствуй, Эрик, неплохо выглядишь, – усмехнулась Ирина Николаевна, оглядев палату, добавила: – Миленько тут у тебя, чистенько, телевизор, холодильник и много что ещё. Живи – не хочу. Молодец, папаша. Постарался.

– А как же, конечно VIP23-палата, – изумилась Наталья Максимовна, – неужели мальчик с черепно-мозговой травмой будет лежать в общей палате, ему нужен покой.

Женщина не выдержала и заплакала.

– Сыночек, бедный ты мой, – мать поднесла руку сына к своему лицу и поцеловала. Затем осторожно поправила его растрепавшиеся волосы и стала целовать парня, как в детстве: в обе щёчки, в лобик и, наконец, в носик.

– Ну, мама, – смущённо протянул Эрик.

– Что, сынок, больно? – испугалась Наталья Максимовна, поняв сына по-своему. – Всё-всё, не буду, лежи, отдыхай, – она опять поправила одеяло, погладила руку Эрика, не сводя с парнишки любящего взгляда.

Парень смотрел на мать с бабушкой, переводя взгляд с одной на другую, пытаясь понять, что они знают и в каком объёме. Что им рассказал отец?

– Так, мать, насмотрелась на сыночка и будет, – решительно прервала идиллию Ирина Николаевна, доставая из сумочки блокнот и ручку, – давайте-ка вместе составим список вещей, которые нужно привезти сюда. Мы обе так растерялись, что ничего не взяли с собой, кроме сока и минералки, даже стакан.

– Вот, Наташа, держи список и поезжай домой. Пусть Александр сходит на рынок и купит домашнюю курочку, грецких орехов, гранатов и винограда: у Эрика большая кровопотеря, ему необходимо кровь восстанавливать. Собери дома нужные вещи, свари куриный бульончик, а я посижу с мальчиком.

Взяв листок, Наталья Максимовна встала и пошла к двери, оглядываясь. Очень ей не хотелось уходить, но женщина понимала, что надо.

– Я быстренько, сынок.

Мать ушла, а Ирина Николаевна подсела к внуку, налила во взятый в пищеблоке стакан виноградный сок и подала Эрику. Тот сразу же выпил всё до дна, бабушка налила ещё и поставила на тумбочку рядом с ним.

– Кушать ты вряд ли хочешь? – полуутвердительно спросила женщина.

– Нет, бабуля, есть я совсем не хочу, только пить. Мутит меня.

Некоторое время они молчали, Ирина Николаевна похлопывала и поглаживала внука по ладони и смотрела на него устало и внимательно. Эрик всеми силами старался смотреть на бабушку спокойно и непринужденно, но под её тяжелым взглядом ему стало не по себе. Парнишка прикрыл глаза, а когда снова посмотрел на бабушку, взгляд Эрика был измученным и молящим.

– Бабуля, ради бога скажи, что с тем парнем, с которым нас сюда привезли? – в его тихом и севшем голосе было столько боли и страха услышать самое плохое, что у женщины защемило сердце.

– Он жив, Эрик, – Лицо внука посветлело и немного расслабилось, – но он в тяжёлом состоянии…

Эрик снова почернел, он тихонько заскулил и попытался сесть, но Ирина Николаевна решительно пресекла его порыв.

– Тихо-тихо-тихо… – ласково прошептала женщина, – успокойся, солнышко, угрозы летального исхода нет, врачи делают всё, что нужно. Парня прооперировали, да и его отец материально простимулировал эскулапов, так что… всё будет в порядке. К тому же с ним сейчас родители, тебя всё равно не пустили бы… всё образуется… А тебе сейчас нужно лежать, чтобы быстрее восстановиться.

Немного помолчав, Ирина Николаевна начала несколько щепетильный, но необходимый для полноты картины разговор:

– Эрик, этот парень… Дима, кажется? – Внук утвердительно кивнул, и на мгновение его мордашка осветилась изнутри, будто солнышко вышло из-за тучки. Господи, да он любит, что ли, этого паренька, мысленно изумилась Ирина Николаевна и продолжила: – Эрик, мы всегда были с тобой откровенны. Давай и сейчас поговорим начистоту, пока мамы нет. Этот Дима – случайный партнёр для случайного секса?

– Да ты что, бабуля! – задохнулся от возмущения парень.

– Ну-ну, успокойся, мой хороший. Извини, если обидела. Я, честно говоря, плохо разбираюсь в этой теме. Просто как-то всегда это представляют как некий закрытый, для избранных, гей-клуб, где парни выпивают, договариваются, ну и… пошли.

– Бабуля, ты за кого меня принимаешь? – обиделся Эрик. – Мы с Димой уже полгода вместе, познакомились на Дне открытых дверей: он показывал нам, абитуриентам, институт. Он учится на последнем курсе в вузе, куда я поступил. – Парень помолчал немного и продолжил: – Потом мы встретились в бассейне, разговорились и… стали дружить. Бабуля, мне никогда девушки не нравились в… ну, в сексуальном отношении… А в Диму я влюбился по уши, по-настоящему. Он… такой умный – на красный диплом идет. Он добрый, он необыкновенный… он…

Эрик замолк, не находя нужных слов, чтобы описать свои чувства. Бабушка нежно и аккуратно заправила прядку волос под повязку на его голове, ласково провела тыльной стороной ладони по его щеке. В её глазах заблестели слезы, губы предательски задрожали – сказывались волнение и почти бессонная ночь.

– Бедный ты мой ребёнок. Кстати, с днём рождения тебя, солнышко! Значит, вы с этим пареньком праздновали твое совершеннолетие, а Максим… как всегда всё испортил. Превратил праздник в кошмар, – Эрик жевал губы, пытаясь сдержать слёзы, но измученный полубессонной прошлой ночью и побоями организм предал его, и парнишка беззвучно заплакал.

Немного выждав, бабушка промокнула носовым платочком глаза и щёки Эрика.

– Ну что, полегче стало? Вот и славно. А слёз ты не стыдись, мужчины тоже плачут, а ты ещё почти мальчик. Всё будет хорошо, – ласково обнадежила внука Ирина Николаевна. – Я понимаю, что гомосексуальные отношения противоестественны. Бог ли, природа ли придумали два пола для создания семей, для продления рода человеческого… Фу, какую пафосную чушь я несу. Короче, я не приветствую гомосексуализм, но уверена на сто процентов в том, что кого любит человек, с кем живёт – это его личное дело, лишь бы без насилия и не с кем попало. Грязь я не выношу. Ну, любишь парня, и люби себе на здоровье, – Эрик изумлённо глянул на нее. – Я математик, малыш, и хорошо знаю, что на каждое правило и на каждый закон всегда есть исключения, ничего тут не попишешь. Се ля ви24… Отец твой, правда, не разделяет моих убеждений, но… дай ему время… перебесится, остынет.

– Такого дня рождения у меня больше не будет, всё было так хорошо, слишком хорошо, как в сказке… – вздохнул Эрик.

– Такого точно не будет, но будут другие – и лучше, и хуже, – усмехнулась бабушка. – Понимаешь, детка, в юности все чувства обострены до предела, мир ослепляет буйством красок и искрится миллиардами оттенков, со временем краски притухают, но мир не становится серым, просто полутона становятся мягче, но вместе с тем как-то сочнее и глубже. Первая любовь не забывается никогда, потому что она первая. Первое свидание, первый поцелуй, первое прикосновение к любимому телу… О Господи, куда это меня понесло! Ты поправишься, Дима тоже подлечится, всё будет хорошо. А теперь, на вот, попей сочку и поспи, детка.

Она чмокнула Эрика в щёчку, улыбнулась и ласково прошептала:

– Спи, солнышко, отдыхай, – и, придвинув стул к окну, начала читать прихваченную из дома книгу.

Парень закрыл глаза, и мысли его понеслись в тот апрельский день, когда он познакомился с Дмитрием. Кажется, это было только вчера. Вспоминая последние полгода, заполненные до краев любовью, нежностью и общением с Димой, Эрик отчётливо понял, как же он был счастлив!

Глава 7

От чарующих воспоминаний Эрика охватило такой волной отчаяния, что он до крови закусил нижнюю губу, чтобы не завыть. Он пытался успокоить себя, что ничего совсем страшного не произошло – Дима жив, он обязательно поправиться. То, что и его родители, и Димины теперь в курсе их отношений, не особо беспокоило парня. Главное сейчас – здоровье Димы. Как себя не убеждал Эрик, душа его нестерпимо болела, чуя беду. Господи, ведь всё было так хорошо! Слишком хорошо, как во сне, в жизни такого не бывает. Но ведь было, было!

Эрик всё-таки не выдержал и застонал. Ирина Николаевна тут же подбежала к нему.

– Эрик, детка, тебе плохо? Где болит? – испуганно набросилась она на внука.

– Бабуля, всё было так хорошо, как в сказке. За что?! Что мы кому сделали плохого, если любим друг друга? За что Максим избил Диму? – Эрик схватил здоровой рукой Ирину Николаевну за запястье, его всего трясло, в глазах блестели слезы. – Бабуля, а если Дима умрёт, я не переживу этого!

– Да что ты такое говоришь, Господь с тобой! Жив твой Дима, и будет жить, угрозы жизни нет, – воскликнула женщина, садясь на постель рядом с Эриком. Она налила в стакан минеральной воды. – На, попей и успокойся, не накручивай себя. Что случилось, то случилось, а теперь вам обоим нужно быстрее поправляться, а для этого необходимо, в первую очередь, успокоиться, поскольку Диме тоже твоё волнение передается, а ему нельзя нервничать, твоему другу сильнее досталось, тебя-то Максим пожалел. Ты полежи минутку, я сейчас вернусь, – добавила Ирина Николаевна, вставая, и вышла из палаты.

Вскоре она вернулась с высокой пожилой медсестрой, которая ловко сделала парню укол в предплечье, приговаривая:

– Вот так, сейчас нервишки успокоятся, и ты поспишь. При сотрясении мозга всё кажется в чёрном цвете, это нормально, а завтра всё будет видеться по-другому. Парень ты молодой, крепкий – быстро поправишься.

Когда медсестра вышла из палаты, Эрик вскоре успокоился: то ли лекарство быстро подействовало, то ли просто вспышка отчаяния прошла. Он лежал усталый, изможденный, избитый, но не жалкий. Ирина Николаевна смотрела на него и поймала себя на мысли, что видит перед собой не беспомощного мальчика, а мужчину. Страдающего, с разрывающейся от отчаяния и боли душой, но сильного духом мужчину.

Эрик своим от природы тихим, с хрипотцой голосом рассказал бабушке о том, какой праздник устроил для него Дмитрий. Про шашлыки, про диски, даже про кофе с пирожными… Про сексуальные подвиги он, конечно, умолчал, но Ирина Николаевна не первый десяток живёт, всё поняла и так.

– Вот, смотри, какой он мне браслет подарил, – Эрик поднял руку и помахал кистью, довольно улыбаясь. – Дима ни разу ни словом, ни делом меня не обидел. Наоборот… Представляешь, бабуля, меня иногда даже смущало, что он обращается со мной, как с маленьким ребёнком или как с хрупкой фарфоровой куклой, – бережно и нежно, как будто может ненароком сломать. Я как-то спросил его, почему, а он ответил…

– …потому что любит тебя, – закончила Ирина Николаевна. Эрик удивлённо вскинул глаза на неё и улыбнулся.

– Да, он так и сказал, – парень задумался о чём-то своем, потом прикрыл глаза и, похоже, уснул-таки – дыхание стало ровным и тихим.

«Вот и славно, поспи, детка, намаялся ты сегодня», – подумала женщина и снова вернулась к окну, где её поджидала оставленная книга.

Спустя некоторое время, Ирина Николаевна встала, чтобы немного размяться, и бесшумно вышла в коридор. Увидев врача, она поспешила ему навстречу и справилась о состоянии здоровья Дмитрия. Парень пришёл в сознание, но ничего не видит, ослеп. Насколько это серьёзно и как долго продлиться слепота, врачи сейчас не могут сказать – обследование ещё не закончилось. Женщина расстроилась ещё больше: что будет с Эриком, когда он узнает? Да и просто жалко Диму, похоже, хороший парнишка…

Глава 8

Врачи поставили Дмитрию Ястребову неутешительный, да просто страшный диагноз – пожизненная слепота. Небольшая надежда на то, что парень сможет видеть, была, но никто из врачей не согласился взяться за операцию – слишком велик был риск и чересчур мала вероятность успеха. Его отчаявшиеся родители созвонились с одной клиникой в Израиле, где согласились принять больного и после тщательного обследования сделать заключение о возможности проведения операции.

Накануне отъезда Ястребовых в Израиль, после обеда, в дверь палаты, в которой лежал Эрик, негромко постучали, дверь приоткрылась и в неё просунулась голова матери Дмитрия. Она кивнула, вызывая Ирину Николаевну выйти в коридор. Бабушка Эрика недавно сменила дочь у постели внука, отпустив Наталью Максимовну домой отдохнуть. Парнишку скоро должны были выписать из больницы. Легкий ушиб мозга обошёлся без серьезных последствий.

Эрик рвался к Дмитрию, но родители парня даже слышать не хотели о том, чтобы пустить его к сыну. Этот маленький извращенец… Этот интеллигентный с виду мальчик, как думалось, из хорошей семьи, оказался на деле грязным развратником, опозорившим их сына, их семью. Не дай Бог, кто узнает – позора не оберёшься! А они так радовались, что у сына появился друг, а то Дима всё сидел один в своей комнате с компьютером на пару, ни друга, ни девушки…

Выйдя в коридор, Ирина Николаевна сухо поздоровалась и внимательно взглянула на мать Димы.

– Ирина Николаевна, Дима наотрез отказывается ехать, не поговорив с Эриком, – с отчаянием в голосе начала женщина. – Муж сейчас уехал по делам, его нет, так что… пока его нет… может, Эрик поговорит с Димочкой. Медсестра разрешила.

Она умоляюще смотрела на пожилую женщину, как будто это Эрик отказывался навестить друга. Ирина Николаевна понимающе кивнула, зашла в палату и обрадовала внука.

– Эрик, детка, Дима завтра уезжает в Израиль и хочет увидеться с тобой.

Парнишка широко распахнул глаза от удивления. Он знал о завтрашнем отъезде друга и ломал голову, как бы повидать Диму, а тут… Да, мечты сбываются. Господи, спасибо тебе! Он как мог быстро поднялся, причесался и зачем-то поддерживаемый бабушкой за локоток пошёл. Эрик не видел друга с той сказочной ночи, и сейчас его сердце так колотилось, что голова закружилась, и снова стало подташнивать.

Перед дверью в палату Димы их ждала его мать, Эрик потупился и тихо поздоровался. На пороге он чуть тормознул, чтобы собраться с чувствами, женщины хотели было зайти вместе с ним, но парень обернулся и так посмотрел на них, что дамы отступили снова в коридор. Они прикрыли дверь, но не полностью, оставалась щель, в которую хорошо было видно Диму.

Эрик чуть не бегом приблизился к кровати, на которой лежал он, самый близкий и родной для него человек.

– Дима, – он задохнулся, чуть отдышавшись, осторожно сел на краешек койки, оглядел его забинтованную голову и только повторял: – Дима… Дима…

– Эрик, как я рад, что ты пришёл, – обрадовался Дмитрий. – Ну, как ты, как себя чувствуешь?

– Да нормально, завтра, наверное, выпишут домой, – ответил Эрик, разглядывая друга. Глаза, глаза изменились… Глаза Димы, его добрые и ласковые глаза, смотрели вроде бы и на Эрика, но и куда-то вдаль…

– Отлично, – искренне обрадовался Дмитрий. – Плечо не сильно болит? Не тошнит?

– Так, иногда мутит, да это ничего, – отмахнулся Эрик и добавил: – Ты-то как?

– Всё нормально, только вот операцию надо сделать, а наши врачи не берутся. Операция-то так себе, пустяковая, просто специальный прибор нужен, а у нас в стране его нет, – Дима так легко и непринуждённо, так убедительно лгал, что у Эрика отлегло от сердца. Что, право, он себя накручивает. Скоро они оба поправятся, скоро всё будет хорошо.

– Я не мог уехать, не повидав тебя, – Дмитрий смешался и добавил: – Ну, в смысле, хотел поговорить с тобой, я пока ещё не вижу.

По лицу Эрика прошла болезненная судорога. Сердце снова заныло. Он взял Димину руку в свою, поднёс её к губам и поцеловал. Эрик как мог боролся с собой, чтобы не заплакать, но проиграл битву. Дмитрий, почувствовав рукой влагу, забеспокоился:

– Ты что, Эрик, плачешь, что ли? Не смей, тебе нельзя волноваться. Всё хорошо, эта моя слепота – временное явление, скоро это пройдет, – без зазрения совести лгал Дима, пытаясь успокоить друга. – В Израиле мне сделают операцию, я вернусь, и мы будем вместе. Всё будет хорошо, даже лучше, чем раньше. Со мной всё нормально, главное – ты поскорей поправляйся, а за меня не беспокойся – на мне, как на собаке, всё быстро зарастает.

– Наклонись ко мне, пожалуйста… – тихо попросил Дмитрий, немного помолчав.

Эрик подвинулся поближе к другу и нагнулся. Дима принялся осторожно ощупывать и поглаживать кончиками пальцев лицо друга.

– Как я соскучился по тебе, – сдавленным голосом наконец проговорил он очень тихо. – Я бы всё отдал, чтобы ещё раз увидеть тебя…

– Вот вернёшься из Израиля… – начал было Эрик, но Дмитрий его прервал поцелуем в губы. Его друг с готовностью ответил, но Дима заставил себя оторваться от этих сладких и податливых губ и мягко, но настойчиво отстранил Эрика от себя.

– Хватит, зайка, не заводи меня, я сейчас несколько не в форме, – прошептал Дмитрий.

– Да я… – смутился Эрик.

– Я шучу… Ты не представляешь, как мне невыносимо хочется обнять тебя. Одного взгляда на тебя, только запаха твоих волос и тела хватало, чтобы заставить меня напрячься, тело изнывало от желания, а в голову лезли всякие там непристойные мысли… – тихо-тихо произнёс Дима, уверенный, что их подслушивают.

– Ладно, Эрик, не будем испытывать и далее терпение наших женщин, что притаились за дверью, – усмехнулся Дмитрий и уже обычным голосом продолжил: – А теперь серьёзно. Я что хотел сказать тебе… Кто бы что бы тебе ни сказал про меня, про тебя – никому и ничему не верь. Знай, ТЫ ни в чём не виноват, ТЫ ничего плохого не сделал, Я ни о чём не жалею, – и уже тихо добавил: – Я люблю тебя, Эрик.

Его глаза предательски увлажнились, губы дрогнули, по лицу пробежала болезненная судорога, но оно снова ласково засветилось от услышанного:

– Я тоже тебя люблю, Дима. Я буду ждать тебя, – у Эрика перехватило горло, он прокашлился и добавил дрогнувшим голосом совсем по-детски: – Возвращайся скорее, пожалуйста…

– Эрик, тебе нельзя волноваться. Всё, возьми себя в руки. Я скоро вернусь. ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.

Женщины, следившие за молодёжью в щёлочку, изумлённо смотрели на друзей и не верили своим глазам. Эти два почти мальчика действительно нежно любили друг друга. Ирина Николаевна промокнула платочком глаза, по лицу Диминой матери тоже текли слёзы. Она была потрясена тем, как её сын, которого они с мужем считали ещё легкомысленным и по-юношески глупым и безответственным, разговаривал с этим мальчиком – ласково, по-доброму, заботливо, как зрелый мужчина-отец со своим ребёнком-несмышленышем, оберегая его и забывая о себе. Господи, сынок-то вырос! Ну, как тебя, Димочка, угораздило влюбиться в парня, да ещё в такого юного… Тут в груди женщины шевельнулась змеёй ревность: с ней, с родной матерью, Дима никогда не был таким ласковым и заботливым. От этого не очень доброго чувства мать Дмитрия как будто вышла из оцепенения, глубоко вздохнула и решительно распахнула дверь.

– Всё, Эрик, Дима устал, ему пора отдохнуть, да и тебе нужно лежать, – сухо приказала мать Дмитрия, выпроваживая парнишку вон из палаты.

У двери он, обернулся:

– Пока, Дима, скоро увидимся.

– До свидания, Эрик, – улыбаясь, проговорил Дмитрий, и тихо, почти одними губами прошептал: – Прощай, зайка!

Глава 9

Вернувшись из больницы домой, Эрик не находил себе места ни днём, ни ночью. Душа болела так нестерпимо, что хотелось выть. Он чувствовал каждой клеточкой своего тела, что Диме очень плохо. За окном серели тоскливые ноябрьские дни, похожие один на другой, как близнецы, что тоже не прибавляло оптимизма и радости.

Днём, когда отца не было дома, Эрик то бесцельно ходил туда-сюда по квартире, то часами сидел, глядя в окно. Иногда включал телевизор и пытался вникнуть в то, что там показывали, но всё увиденное или раздражало, или вызывало презрение. Одна дурь, чушь и бессмыслица! Пытался он и читать, но глаза скользили по страницам, и порой до сознания доходили отдельные слова, но смысла написанного он понять не мог, как ни пытался. Махнул рукой и на книги.

Он ждал звонка. Ирина Николаевна убедила маму Дмитрия позвонить, когда станет известно, как прошла операция. Израильские врачи решились провести операцию, не гарантируя, тем не менее, стопроцентное исцеление, но Дмитрий был решительно настроен использовать любую возможность обрести зрение. В конце концов, он ничего не терял. Эрику так и не сказали, насколько серьезно стоит вопрос, не хотели раньше времени травмировать, вдруг да всё обойдется. Но Эрик чувствовал: что-то не так… Когда становилось невмоготу, он тыкался лицом в подушку и скулил, как волчонок, кусая пальцы.

Все мы – и верующие, и атеисты – в минуту, когда особенно тяжело и надеяться можно только на чудо и волеизъявление высшего существа, начинаем обращаться с мольбой о помощи к Богу. Вот и Эрик, время от времени с неистовством и фанатизмом первых христиан-мучеников молил Бога: «Господи, помоги моему другу Дмитрию Ястребову вернуть себе зрение! Господи, он хороший, умный и добрый парень, помоги ему! Ты же сам призывал людей жить в любви, с добром в сердце. Не наказывай его, Боже, за то, что он любит меня, пожалуйста, прояви милосердие. Если Тебе непременно нужно кого-то наказать, то накажи меня… Господи, хоть бы Дима поправился!.. Господи, прости его за все грехи вольные и невольные, ведомые и неведомые. Прости Диму за грешные мысли, слова и поступки. Накажи меня, Боже, убей меня, если хочешь, но помоги ему стать снова здоровым и верни ему зрение». И так без конца. Нет, Эрик не уверовал в Бога. Он по-прежнему не верил во все эти сказки, что придумала церковь. Он по-прежнему считал попов и священников просто бизнесменами. И потому ему не нужны были ни иконы, ни посещение церкви, ни тем более попы. Он обращался к высшей силе, к Богу напрямую не как «раб божий», а как равный к более сильному, более мудрому и более милосердному существу.

Конец ознакомительного фрагмента.