Мария Гамильтон
Сожжены мосты, оборваны нити,
Плачет ангел-хранитель.
[43]
Метресса Петра I, первая красавица его двора Мария Гамильтон, происходила из ветви шотландского рода Гамильтонов, основатель которой Томас Гамильтон приехал в Россию еще при Иване Грозном.
Мария Гамильтон появилась при дворе в 1713 году и почти сразу стала любовницей царя. По свидетельству личного токаря Петра Алексеевича Андрея Нартова[44]: «Впущена была к его величеству в токарную присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон, которую, обняв, потрепал рукою по плечу, сказал: „Любить девок хорошо, да не всегда, инако, Андрей, забудем ремесло“. После сел и начал точить»[45].
По всей видимости, связь была недолгой, да и ни о какой романтической привязанности речь не шла. Когда же Мария поняла, что императору она более не интересна и он продолжает звать ее к себе, не испытывая никаких чувств, она завела роман с царским денщиком Иваном Михайловичем Орловым. Но и тот вскоре изменил ей с другой метрессой императора, Авдотьей Чернышевой[46]. Не зная, как вернуть себе Ивана, Мария начала воровать у Петра Алексеевича и Екатерины Алексеевны деньги и мелкие вещицы, которыми и одаривала неверного любовника. В 1715 году Мария забеременела. По свидетельству ее горничной, это была третья беременность, первые две она успешно вытравила. Но на этот раз то ли снадобья не помогли, то ли принимать их она стала слишком поздно.
Ей пришлось прятать беременность и после тайно рожать в своих комнатах, не пользуясь услугами врачей и повитух. С Марией была только ее горничная Катерина Екимовна Терповская:
«Сперва пришла Мария в свою палату, где она жила, и притворила себя больною, и сперва легла на кровать, а потом вскоре велела мне запереть двери и стала к родинам мучиться; и вскоре, встав с кровати, села на судно и, сидя, младенца опустила в судно. А я тогда стояла близ нее и услышала, что в судно стукнуло и младенец вскричал… Потом, став и оборотясь к судну, Мария младенца в том же судне руками своими, засунув тому младенцу палец в рот, стала давить, и приподняла младенца, и придавила».
Убив таким образом своего сына, Мария Гамильтон позвала мужа горничной, конюха Василия Семенова, и отдала ему труп, чтобы тот его где-нибудь зарыл. Но тот просто завернул тельце в салфетку и выбросил в дворцовый нужник.
Разоблачение неверности Гамильтон и убийства младенца произошло совершенно случайно: вскоре после того, как Мария родила и удавила собственного ребенка, Орлов подал его императорскому величеству донос на очередных заговорщиков (у мнительных государей их обычно с избытком). Занятый другими делами царь сунул бумагу в карман, а после не смог его отыскать, так как бумага провалилась за подкладку.
Вспыльчивый Петр решил, что Орлов смалодушничал и забрал документ, и, вызвав его к себе, приказал сознаваться в содеянном.
Не зная, в чем его, собственно, обвиняют, Орлов упал на колени перед государем и покаялся в трехгодичной связи с Гамильтон, указав среди прочего, что за время их общения она вытравила двух младенцев и одного совсем недавно родила и убила.
Петр знал, что при чистке выгребной ямы действительно был обнаружен труп младенца, завернутый в дворцовую салфетку. Началось следствие, получившее название «Дело о девке Гамонтовой». Гамильтон и Орлова перевезли из Москвы в Петербург и заключили в Петропавловскую крепость. При допросе оба были биты кнутом[47]. Мария призналась и в воровстве, и в убийстве, выгородив лишь своего любовника, который, по словам Гамильтон, ничего не знал.
Изучавший материалы давнего дела историк Михаил Иванович Семевский[48] по-другому истолковывает момент задержания Гамильтон.
Мария ревновала Орлова к Авдотье Чернышевой и в один прекрасный день, решила ее скомпрометировать, рассказав по секрету Орлову, будто бы Чернышева распространяет сплетни о государыне, что та ест воск и оттого у нее на лице угри. После она рассказала придворным дамам ту же историю, добавив, будто Чернышева говорила об этом не с кем иным, как с Орловым.
Узнав, что о нем сплетничают и слухи вот-вот дойдут до ушей императрицы, Орлов простодушно решил просить защиты у нее самой. Екатерина, которая до этого ничего подобного не слышала, призвала к ответу Гамильтон, которая сначала отнекивалась, что пустила слух, потом, когда «ее побили», призналась в содеянном. Марию заключили в тюрьму, а в ее комнатах был произведен обыск и среди прочего обнаружены украденные «алмазные и прочие вещи ее величества», например, одежда, которую она носила сама[49].
27 ноября 1718 года был вынесен приговор: «Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея великия и малыя, и белыя России самодержец, будучи в канцелярии Тайных Розыскных дел, слушав вышеописанные дела и выписки, указав по именному своему великого государя указу: девку Марью Гамонтову, что она с Иваном Орловым жила блудно и была от него брюхата трижды и двух ребенков лекарствами из себя вытравила, а третьего удавила и отбросила, за такое душегубство, также она же у царицы государыни Екатерины Алексеевны крала алмазные вещи и золотые (червонцы), в чем она с двух розысков повинилась, казнить смертию. А Ивана Орлова освободить, понеже он о том, что девка Мария Гамонтова была от него брюхата и вышеписанное душегубство детям своим чинила, и как алмазные вещи и золотые крала, не ведал – о чем она, девка, с розыску показала имянно».
В то время Петр занимался расследованием дела царевича Алексея, и, скорее всего, удар, связанный с тремя младенцами, поразил его в самое больное место: шутка ли сказать, вдруг Гамильтон извела его собственных детей!
Несмотря на то, что за Гамильтон заступались и Екатерина Алексеевна, и вдовствующая царица Прасковья Федоровна[50], царь поначалу не желал смягчать наказание фрейлине. По закону детоубийцу положено было живой «закапывать в землю по титьки, с руками вместе и отоптывать ногами». Давшая показания против своей госпожи служанка была приговорена к битью кнутом и ссылке на прядильный двор за то, что не донесла раньше о детоубийстве.
Мария же была обезглавлена 14 марта 1719 года на Троицкой площади. Должно быть, в последний момент Петр все-таки пожалел бывшую фаворитку и отменил закапывание в землю. Мария пошла на плаху, как рассказывал Иоганн Бенедикт Шерер[51], «в белом платье, украшенном черными лентами». Для этой казни впервые в России был применен меч вместо топора. Говорили, будто бы в самом начале их связи Петр пообещал любовнице, что никогда и ни при каких обстоятельствах палач к ней не прикоснется. Что же, надо признать, у Петра Алексеевича был своеобразный юмор. После казни царь поднял отрубленную голову и поцеловал ее.
После чего, продолжая держать кровоточащую голову в руках, он объяснил присутствующим ее анатомическое строение, поцеловал Гамильтон в последний раз, бросил голову на землю и уехал. «Когда топор сделал свое дело, царь возвратился, поднял упавшую в грязь окровавленную голову и спокойно начал читать лекцию по анатомии, называя присутствовавшим все затронутые топором органы и настаивая на рассечении позвоночника. Окончив, он прикоснулся губами к побледневшим устам, которые некогда покрывал совсем иными поцелуями, бросил голову Марии, перекрестился и удалился»[52].
Тело Гамильтон было похоронено без головы, голову же положили в спирт, в таком виде она хранилась в Академии наук.
Говоря о жестокости и непреклонности Петра I, невозможно обойти стороной его участие в расследовании дела царевича Алексея. Он присутствовал на допросах и пытках собственного сына в Трубецком бастионе.
Один из главных участников заговора царевича Алексея майор Глебов[53] подвергся посажению на кол. Была высечена кнутом знатная дама из фамилии Троекуровых, замешанная в заговоре царевича. По этому же делу дочь старого князя Прозоровского, супругу князя Голицына, разложили на пыточном дворе в Преображенском, обнажили ей спину, окружили сотней солдат и били батогами.