Онлайн книга Призови имя мое. Беседа вторая. Продолжение беседы о деятельной Иисусовой молитве: о способах обучения этой молитве, о трудностях, недоумениях и неправильностях, возникающих при этой молитве, и о молитве благодатной, самодвижной ( Коллектив...

Призови имя мое ( Коллектив авторов, 2009)

Беседа вторая

Продолжение беседы о деятельной Иисусовой молитве: о способах обучения этой молитве, о трудностях, недоумениях и неправильностях, возникающих при этой молитве, и о молитве благодатной, самодвижной

Инок. Благословясь, продолжим нашу беседу.

Иерей. Простите, отче, я хочу напомнить вам ваше обещание подробно разъяснить различие степеней Иисусовой молитвы в соответствии с духовным возрастом и преуспеянием проходящих эту молитву.

Инок. Вы интересуетесь этим вопросом теоре тически или потому, что опытом узнали начальные шаги этого молитвенного делания и ищете дальнейших указаний? Если этот вопрос интересует вас теоретически, то ответ на него, будучи достоянием только вашего ума и памяти, не принесет вам существенной пользы.

Я припоминаю случай, когда один послушник жаловался своему старцу, что при чтении книги преп. Иоанна Лествичника[10] у него ничего не осталось в памяти. Старец ответил: «Эта книга запоминается деланием». Вспоминается также и другой случай с преп. Павлом Препростым[11], который просил преп. Антония Великого[12] научить его Псалтири. И когда Антоний произнес первые слова: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», то преп. Павел остановил его и сказал: «Подожди. Дальнейшее ты мне скажешь, когда я научусь исполнять сказанное тобою».

Из этих примеров вы видите, что наука духовной жизни изучается не теоретически, усвоением памятью, а практически, опытом жизни.

Иерей. Благодарю вас, отче, за это разъяснение, но все же я хотел бы, прежде чем приступить к опытному деланию Иисусовой молитвы, иметь о ней возможно более полное понятие, чтобы яснее представлять себе свой духовный возраст и то место, на котором я стою духовно, и весь предлежащий путь молитвы – и через это сознательнее, спокойнее и увереннее идти по этому пути.

Инок. Ну, хорошо, пусть будет по-вашему. Вы помните – в прошлый раз мы говорили о том, что называется Иисусовой молитвой, какое значение имеет в нашей духовной жизни упражнение этою молитвою, какие условия необходимы для ее благотворного действия и какие плоды она приносит в нашей душе. Настоящая наша беседа будет отчасти восполнением недосказанного тогда, отчасти продолжением предыдущей беседы: мы будем говорить о том, как нужно навыкать Иисусовой молитве и какие бывают при этом трудности, недоумения и неправильности, а после того скажем и о молитве благодатной.

Как было уже сказано в прошлый раз, в делании Иисусовой молитвы очень важно строгое соблюдение порядка и последовательности. Всякая поспешность, нетерпеливость, забегание вперед, желание поскорее достигнуть последних результатов молитвы, не пройдя предварительного медленного и болезненного пути, не только не совместимы с чувством благоговейного отношения к молитве, но и обрекают делателя на полную безуспешность и бесплодие его труда, и даже являются источником само обольщения и прелести, доводящей и до повреждения в уме. Да сохранит Господь делателей Иисусовой молитвы от такого ложного и пагубного пути! Поэтому наставники этого делания и требуют от своих учеников не порываться самочинно вперед, но с возможным вниманием, благоговением, покаянным чувством и неустанным трудом выполнять начальное делание молитвы, терпеливо ожидая, пока Сам Господь, когда найдет это нужным, возведет их на следующую ступень. Таков единственный правильный порядок молитвенного преуспеяния. Подходить к этому деланию нужно как можно проще, искреннее, не напрягаясь и не усиливаясь выжимать из себя те или иные чувства, предоставляя все это воле Божией. Нельзя думать, что начинаешь какое-то особенное, великое дело, которым выделяешься из ряда других людей. – Одно только нужно – сознавать себя пред лицом Божиим грешником, ищущим спасения и упорядочения своей души и жизни деланием священной Иисусовой молитвы. Нужно иметь в сердце своем искреннюю, хотя бы и малую, наподобие горчичного зерна, веру в то что Господь наш Иисус Христос, Сын Божий и Истин ный Бог – есть, действительно, наш Спаситель, обетованный Богом Избавитель мира, Который один только может воскресить и мою душу и возжечь в ней подлинную жизнь, чистую и святую. Без такой веры сама молитва становится невозможной. Она делается праздным и бесплодным пусто словием. Но по мере прохождения Иисусовой молитвы наша слабая вера будет крепнуть и разгораться и, наконец, займет в сердце первое и главенствующее место. Далее – нужно усиливаться исполнять все то, что Господь Иисус Христос заповедал нам творить во Святом Евангелии: делами свидетельствовать свою веру, иметь нелицемерную любовь к ближнему, считать себя худшим всей твари, и болезненным и сокрушенным сердцем чувствовать грехи свои. От делания Иисусовой молитвы все эти чувствования и расположения духа будут укрепляться, внимание будет сосредоточиваться, мысли не будут разбегаться, пустые и нечистые помыслы потеряют свою назойливость.

* * *

Приводим ниже советы епископа Феофана, касающиеся вообще молитвы и молитвы Иисусовой в частности.

Для молитвы вообще:

1. Избери молитвенное правило – утреннее, дневное и вечернее.

2. Правило небольшое сначала, чтобы не отвратить непривыкшего к сему деланию и труду духа.

3. Совершать его должно всегда со страхом (с благоговением), тщанием (старанием) и вниманием.

4. Здесь требуются стояние, поклоны, коленопреклонения, крестное знамение, чтение, иногда пение.

5. Чем чаще становиться на такую молитву, тем лучше… немного, но чаще.

6. Какие читать молитвы, это указано в молитвенниках. Но хорошо навыкнуть к какой-либо одной, чтобы, начав ее, тотчас загорался дух.

7. Правило молитвословия просто: став на молитву, со страхом и трепетом (с благоговением) говори ее, как в уши Божии, сопровождая крестом, поклонами и падением ниц, соответственно движению духа.

8. Принятое правило непременно всегда исполнять должно; но это не препятствует, по требованию сердца, и прибавлять.

9. Чтение и пение вслух, или шепотом, или молча – все одно, ибо Господь близ. Но иногда лучше тем, иногда другим способом совершать все молитвословие.

10. Твердо должно содержать в мысли предел молитвы (ее последнюю цель). Та молитва хороша, которая оканчивается припадением к Богу с чувством: имиже веси судьбами, спаси мя.

11. Есть степени молитвы. Первая степень – молитва телесная, более в читании, стоянии, поклонах. Внимание отбегает, сердце не чувствует, охоты нет; тут терпение, труд. Несмотря, однако же, на то, положи пределы и делай молитву. Это делательная молитва. Вторая степень – молитва внимательная: ум привыкает собираться в час молитвы и всю ее проговорить с сознанием без расхищения. Внимание срастворяется с словом писанным и говорит, как свое. Третья степень – молитва чувства; от внимания согревается сердце, и что там в мысли, то здесь становится чувством. Там – слово сокрушительное, а здесь – сокрушение; там – прошение, а здесь – чувство нужды и потребность. Кто перешел к чувству, тот без слова молится, ибо Бог есть Бог сердца. Потому это и есть предел молитвенного воспитания – став на молитву, переходить от чувства к чувству.

12. Как бы, впрочем, ни полагал себя кто усовершенствовавшимся в молитве, правила молитвенного оставлять никогда не должно, а творить его, как указано, и всегда начинать с молитвы делательной. С нею должна быть умная, а за ними придет и сердечная. Без этого растеряются сии последние, и человек будет думать, что молится, а на деле этого не будет.

13. Когда молитвенное чувство взойдет до непрерывности, тогда начинается молитва духовная, которая есть дар Духа Божия, молящегося за нас, – последняя степень молитвы постигаемой. Но есть, говорят, еще и непостигаемая умом молитва, или заходящая за пределы сознания.

* * *

Таков порядок общего молитвенного делания. Многие из указанных епископом Феофаном правил для общей молитвы, утренней или вечерней, применимы и для молитвы Иисусовой, как это легко может видеть каждый. Но сказанное здесь епископ Феофан дополняет еще и другими советами, относящимися непосредственно к молитве Иисусовой.

* * *

Навыкновение молитве Иисусовой внешне состоит в достижении того, чтобы она сама собою непрестанно вращалась на устах, внутренне же, в сосредоточении ума в сердце и непрестанном в нем предстоянии пред Господом, с сопровождающей сие сердечной теплотой в разных степенях, и отреванием всяких других помышлений, и наипаче с сокрушенным и смиренным припаданием к Господу Спасителю. Начало сему навыку полагается частым, сколько можно, повторением сей молитвы со вниманием в сердце. Частое повторение, установляясь, собирает ум воедино в предстоянии Господу. Установлению такого строя внутри сопутствует согреяние сердца и отогнание помыслов даже простых, а не только страстных. Когда в сердце начнет непрестанно теплиться огонь прилепления Господу, тогда вместе с ним водворится внутри мирное устроение сердца с сокрушенным и смиренным, мысленным припаданием к Господу. До сего доходит собственный наш труд с помощью благодати Божией. Что еще, высшее сего, может совершаться в деле молитвы, то будет даром единой благодати. У св. отцов поминается о сем для того только, чтобы кто, достигши показанного предела, не подумал, что ему нечего уже больше желать, и не возмечтал, что стоит на самом верху совершенства молитвенного или духовного. Итак, первое тебе дело – частое, сколько можно частое, повторение молитвы Иисусовой, пока навыкнешь непрестанно ее повторять. Делай сие так:

1. Определи в молитвенном твоем правиле часть и молитве Иисусовой. Твори несколько раз сию молитву в начале своего молитвословия и несколько раз после него. Если есть усердие, и после каждой молитвы, входящей в твое молитвословие, делай то же.

2. Число, сколько раз в каком случае повторять сию молитву, сам себе определи, или с совета духовного отца твоего. Только сначала много не назначай, а потом, по мере усвоения этой молитвы, прибавляй понемногу. Если когда придет желание повторить положенное число, не отказывай себе в этом, не поставляя себе это в постоянное правило, а только в этом случае. И сколько бы ни потребовало сердце таких повторений, не отказывай.

3. Не торопись в произношении молитв одной за другой, а с мерной длительностью произноси их, однако же не об одних словах заботься, а паче о том, чтобы ум был в сердце и предстоял Господу, яко Присущему, с полным сознанием Его величия, и благодати, и правды.

4. Если имеешь свободу, то во время между одним и другим молитвословием положи себе остановиться, как обычно становишься на молитву, и возносить к Господу несколько раз молитву сию. А если нет такой свободы, то внутренне вставляй сию молитву всюду между делами твоими и даже речами.

5. Творя сию молитву на правиле, или кроме его, становись для нее в молитвенное положение, при каждом ее произношении делай поклон, – десять раз поясной, а потом земной, – так, пока кончишь. Ты, конечно, слыхал или читал, что св. отцы в своих правилах о молитве полагают множество поклонов. Один из них сказал: недостаточна молитва, когда кто не преутрудит в ней тела своего поклонами. Если ты положишь, по силе своей, подражать сему, то скорее увидишь плод от труда своего над навыкновением молитве Иисусовой.

6. О дальнейших наставлениях, указаниях и предостережениях касательно молитвы Иисусовой читай в Добротолюбии – свв. Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Никифора монаха, Игнатия и Каллиста; и всех других отцов уроки о внутренней молитве могут быть прилагаемы и к молитве Иисусовой. Заметь: в уроках названных отцов ты найдешь указания, как сидеть, как держать голову и действовать дыханием. Эти приемы, как сказали Каллист и Игнатий, не существенно необходимы, а суть только внешние приспособления, не для всех пригодные. Для тебя довольно быть вниманием в сердце пред лицом Господа и возносить к Нему сию краткую молитовку благоговейно и смиренно, с поклонами, когда стоишь на правиле, и с одним мысленным припаданием, когда делаешь это между делами.

7. Заметь еще: быть вниманием надо в сердце, или внутри персей, как говорят иные отцы, именно – немного выше левого сосца, – и там повторять молитву Иисусову. Когда от напряжения сердце начнет щемить, тогда поступи, как советует монах Никифор: стань со вниманием и молитвенным словом там, где мы обыкновенно ведем беседу с самими собою, под гортанью, наверху груди. После опять сойдешь на прежнее место. Не побрезгуй сим замечанием, как оно ни покажется тебе слишком простым и мало духовным.

8. У святых отцов встретишь много предостережений. Ко всем им поводы даны опытами неправильного действования. Чтобы избежать сих неправильностей, имей советника – отца духовного или собеседника – брата единомышленного, и поверяй им все случающееся при таком труде твоем. Сам же всегда действуй в наибольшей простоте, в великом смирении и неприсвоении себе успеха. Ведай, что настоящий успех происходит внутри, незаметно, не выдаваясь, как совершается рост тела. Посему, когда возгласится у тебя внутри – а, вот оно! знай, что это возглас вражий представляющий тебе нечто кажущееся вместо действительного. Тут начало самопрельщения. Заглушай сей глас сразу; иначе он, как труба, будет гудеть у тебя, питая самомнение.

9. Не определяй времени потребного для успеха в молитве сей. Положи только трудиться и трудиться. Пройдут месяцы и годы, пока покажутся слабые начатки успеха. Один из афонских отцов говорил о себе, что прошло два года труда, пока согрелось сердце, у другого монаха это пришло через восемь месяцев. У всякого это происходит по мере сил его и усердия к сему делу.

Таковы внешние приемы навыкновения молитве Иисусовой. Одновременно с этим важен и внутренний порядок мо литвы.

* * *

Молитва – дело внутреннее. Главное, в чем надо упражняться, есть память Божия или хождение в присутствии Божием. Старайтесь приобрести навык всегда быть в сознании и чувстве, что находитесь под оком Божиим, проникающим всю глубину вашего сердца, и все внутренние движения ваши видящим. Корень доброго внутреннего строя есть страх Божий. Его надо сделать неотходным. Он будет все держать в напряжении и не даст распускаться ни членам, ни мыслям, созидая бодренное сердце и трезвенную мысль. Но всегда помнить надо и чувствовать, что успех в духовной жизни и во всех ее проявлениях есть плод благодати Божией. Духовная жизнь – вся от Пресвятого Духа Божия. Ищите и обрящете, – обетовал Господь. Чего искать должно? Живого, осязательного общения с Господом. Дает сие благодать Божия, но нам необходимо и самим трудиться о том. Куда же обращать труд? На то, чтобы всегда памятовать о Господе, яко близ и даже в сердце сущем. Стань вниманием в сердце пред лицом Господа и говори: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного. Все дело в этом и есть, и по существу дела – больше ничего не требуется.

* * *

При прохождении Иисусовой молитвы имеет особенное значение вопрос о том, где должны быть сосредоточены во время молитвы ум и внимание молящегося. По словам всех наставников молитвы Иисусовой, внимание ума должно быть сосредоточено не в голове, а в сердце.

* * *

Пока не сядет душа умом своим в сердце, до тех пор не видит себя и не сознает, как следует.

Надобно из головы сойти в сердце. Теперь у вас помышление о Боге в голове, а Сам Бог как бы вне – и выходит, что это – работа внешняя. Пока вы в голове, мысли не улягутся покойно, все будут мястись, как снег или толкашки комарей летние.

Вы писали, что от внимания голова даже болит. Да, если головою только работать, а когда сойдете в сердце, никакого труда не будет, голова опустеет и помыслам конец. Они все в голове, и один за другим гонятся, и управиться с ними нет возможности. Если же найдете сердце и сумеете стоять в нем, то всякий раз, как начнут смущать помыслы, стоит только низойти в сердце – и помыслы разбегутся. Это будет уютный уголок, безопасное пристанище. Не поленитесь низойти. В сердце – жизнь, там и жить надобно. Не думайте, что это дело совершенных. Нет. Это дело всех, начинающих искать Господа.

Как понимать выражение – сосредоточить ум в сердце? Ум там, где внимание. Сосредоточить его в сердце – значит установить внимание в сердце и умно зреть пред собою присущего Невидимого Бога, обращаясь к Нему со славословием, благодарением и прошением, назирая при этом, чтобы ничто стороннее не входило в сердце. Тут вся тайна духовной жизни.

* * *

Все св. отцы сходятся на том, что сердце является средоточием высшей духовной жизни человека.

* * *

Сердце – внутреннейший человек, или дух, где самосознание, совесть, идея о Боге с чувством зависимости от Него всесторонней, вся духовная жизнь вечно-ценная.

* * *

Читая у отцов о сердечном месте, которое ум обретает молитвой, надо понимать словесную силу сердца, помещенную Творцом в верхней части сердца, силу, которой сердце человеческое отличается от сердца скотов, имеющих силу воли или желания, и силу ревности или ярости, наравне с человеками. Сила словества выражается в совести или в сознании нашего духа, без участия разума, в страхе Божием, в духовной любви к Богу и ближнему, в ощущении покаяния, смирения, кротости, в сокрушении духа или глубокой печали о грехах и в других духовных ощущениях, чуждых животным. Сила души – ум, хотя и духовна, но имеет местом своего пребывания головной мозг; сила же словества, или дух человека, хотя и духовна, но имеет местом своего пребывания верхнюю часть сердца, находящуюся над левым сосцом груди, около сосца и несколько выше его. Соединение ума с сердцем есть соединение духовных помыслов ума с духовными ощущениями сердца.

* * *

В первозданном человеке находились в полном единении и гармонии ум, сердце и тело. По грехопадении они оказа лись рассеченными, разделенными, противоборствующими друг другу. Воссоединяются они снова только благодатью Божией.

* * *

От прикосновения руки Его ко всему существу моему, ум, сердце и тело соединились между собою, составили нечто целое, единое; потом погрузились в Бога, – пребывают там, доколе их держит там невидимая, непостижимая, всемогущая рука.

* * *

При молитве нужно, чтобы дух соединился с умом и вместе с ним произносил молитву, причем ум действует словами, произносимыми одной мыслью или с участием голоса, а дух действует чувством умиления или плача. Соединение даруется в свое время Божественной благодатью, а для новоначального достаточно, если дух будет сочувствовать и содействовать уму. При сохранении внимания умом дух непременно ощутит умиление. Дух обыкновенно называется сердцем, как и вместо слова «ум» употребляется слово «голова».

Не только всякое греховное чувствование и всякий греховный помысл, но и все естественные помыслы и ощущения, как бы они ни были тонки и замаскированы мнимой праведностью, разрушают соединение ума с сердцем, поставляют их в противодействие друг другу. При уклонении с духовного направления, доставляемого Евангелием, тщетны все пособия и механизмы: сердце и ум никогда не соединятся между собою.

Если ты ощутил, что соединился ум твой с душой и телом, что ты уже не рассечен грехом на части, но составляешь нечто единое и целое, что святый мир Христов возвеял в тебе, то храни со всевозможным тщанием дар Божий.

* * *

Взаимное сочетание ума и сердца в делании Иисусовой молитвы является для неопытных одной из больших трудностей этого делания, влекущей за собой, при неумелом образе действий, большие неправильности, о которых подробно говорят наставники умного делания. Поэтому-то здесь и требуется постоянное наблюдение и совет опытного руководителя.

* * *

Что ум после нескольких молитв убегает из сердца и от памяти Божией отстает, это от слабости внимания и от равнодушия к молитве. Не дорожит душа молитвой и спешит отделаться от нее поскорее, бормоча ее кое-как. Взыщи страх Божий, и с ним приступай к молитве, и молись, держа внимание на смысле слов молитвенных. Коротенькие молитовки и молитва Иисусова затем и употребляются, чтобы привить сердцу чувство к Богу и тем приковать внимание. Но если будем небрежно относиться к молитве, то никогда не преуспеем в ней. Помни также, что молитва одна не бывает в совершенстве, а вместе со всеми добродетелями. По мере усовершенствования добродетелей совершенствуется и молитва. Главнейшие добродетели суть: страх Божий, целомудрие, смирение, сокрушение, плоти умерщвление, терпение, любовь. Когда они будут, явятся и другие все, а с ними и молитва.

* * *

Делание молитвы Иисусовой требует с самого же начала большого внимания, терпения и постоянства. Им нельзя заниматься кое-как, спустя рукава. Внимание разбегается – необходимо его собрать; помыслы назойливо втискиваются в сознание, раздражают воображение – необходимо их отстранить; поднимаются страсти, волнуют сердце – надо их усмирить; кажущаяся бесплодность самого делания наводит уныние, вызывает скуку – надо терпеть и молиться. По ошибке, по неведению, по самочинию, по самообольщению делаются ложные шаги, надо каяться и исправлять их. И при всех этих обстоятельствах надо смиряться, не роптать, не прекращать молитвенного делания, и всю свою надежду возлагать на помощь Божию. Такое состояние может продолжаться не месяцы, а годы, пока, наконец, не затеплится в сердце постоянный огонек благодатной, самодвижной молитвы.

В прошлой беседе мы уже указывали эту неизбежность постоянной борьбы с многоразличными трудностями при делании Иисусовой молитвы. Но я считаю нужным еще и еще напоминать об этом, предупреждать об этих трудностях и призывать к тому, чтобы, пребывая в этой борьбе, мы не падали духом, не обманывали себя, не думали, что это молитвенное делание совершается так же легко и просто, как по рецепту доктора получается лекарство в аптеке.

Мы упоминали выше, что самое сочетание ума с сердцем может ставить в затруднение и вызывать недоумение. Недавно мною было получено письмо от одного инока, благоговейного делателя Иисусовой молитвы, который был смущен строгими словами епископа Игнатия, запрещающего новоначальным, под угрозой впадения в прелесть, входить молитвенно в область сердца, и усмотрел в этом запрещении противоречие со словами старца Василия Молдавского и епископа Феофана, указывающих необходимость при молитве Иисусовой стоять вниманием в сердце. При ближайшем рассмотрении слов епископа Игнатия выяснилось, однако, что никакого противоречия между епископом Игнатием и другими наставниками Иисусовой молитвы нет. Причина недоумения оказалась в разнице выражений, употребляемых подвижниками для обозначения одной и той же мысли, и в различии моментов, о которых они говорят. И епископ Игнатий не отрицает необходимости участия сердца в молитве новоначальных и страстных, но выражает эту мысль словами: «при сочувствии сердца», а другие выражаются иными словами.

* * *

Старец схимонах Василий[13] пишет о молитве новоначальных: «Апостол Павел сказал: хочу пять слов сказать моим умом, нежели тысячу языком. Следует прежде всего этими пятичисленными словами очищать ум и сердце, непрестанно говоря во глубине сердечной: Господи Иисусе Христе, помилуй мя, и этим восходить к разумному пению. Ибо всякий новоначальный и страстный может разумно, при блюдении сердца, совершать эту молитву, пения же не может совершать разумно, пока не предочистится сею молитвою».

В другом месте старец Василий говорит еще определеннее о возможности молитвы сердцем для новоначальных и страстных. Опровергая мнение тех, кто считает делание Иисусовой молитвы приличным только святым и бесстрастным.

Первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, то есть умною молитвою, подобающею деятельным.

Таким образом, то, что старец Василий называет «разумно, при блюдении сердца» (или в глубине сердечной) совершаемой молитвой новоначальных и страстных – соответствует в творениях епископа Игнатия молитве «умом при сочувствии сердца» совершаемой и всем доступной, не только преуспевшим, но и новоначальным.

У епископа Феофана этим же выражениям соответствуют: «Стать над сердцем, стать умом в сердце, из головы сойти в сердце, – все сие, по его словам, одно и то же. Существо дела в сосредоточении внимания и стоянии перед Невидимым Господом, но не в голове, а внутри груди, – к сердцу и в сердце».

Слова «стать умом в сердце» сам епископ Феофан объясняет так: «Знаете, где сердце? Так, станьте там вниманием и стойте неисходно, – и будете умом в сердце; ум неотлучен от внимания: где оно, там и он».

В другом месте епископ Феофан еще яснее указывает место сердца: «Где отзывается и чувствуется печаль, радость, гнев и проч., там сердце. Там и вниманием стойте».

* * *

Итак, если при молитве необходимо «сочувствие сердца», – а где сочувствие, там и внимание, а где внимание, там и ум, – то и выходит, что у всех трех наставников разница только в словах, а по существу они говорят одно и то же, а именно: что и новоначальным, и страстным, и не очистившимся от страстей возможно и должно молиться в сердце Иисусовой молитвой с целью очищения сердца от страстей.

* * *

Это не есть какое-либо высокое дело, а простое. И молитва Иисусова, одна сама по себе, не чудотворная какая, а как всякая другая краткая молитва, словесная и, следовательно, внешняя. Но она может перейти в умную и сердечную… все естественным путем. Что от благодати, того надо ждать, а взять того никаким иным способом нельзя. Что вам писали, что надо прежде страсти очистить, то относится к высокой, созерцательной молитве; а это простая молитва… могущая, однако же, привести к высокой молитве.

* * *

Мы подошли к пределу, где молитва первоначальная, делательная или трудовая, соприкасается с молитвой благодатной, зависящей уже не от наших усилий, а от Божией благодати. Наши же усилия здесь сводятся лишь к тому, чтобы не помешать благодати Божией действовать в нас. Все наставники молитвы согласно предостерегают против самочинных и преждевременных исканий высшей молитвы. Епископ Игнатий пишет: «Иное молиться со вниманием при участии сердца, иное нисходить умом в сердечный храм и оттуда приносить таинственную молитву, исполненную силы и благодати божественных. Второе происходит от первого. Внимание ума при молитве привлекает сердце к сочувствию; при усилении внимания сочувствие сердца уму обращается в соединение сердца с умом; наконец, при внимании, усвоившемся молитве, ум нисходит в сердце для глубочайшего молитвенного священнослужения. Все сие совершается под водительством благодати Божией, по ее благоволению и усмотрению. Стремление ко второму прежде стяжания первого не только бесполезно, но может быть причиной величайшего вреда.

* * *

Дерзостный и самонадеянный, ища того, что выше его достоинства и устроения, горделиво добивается того, чтобы прежде времени достигнуть зрительной молитвы. Если кто в самомнении мечтает достигнуть высокого, охваченный сатанинским, а не истинным желанием, такого диавол легко улавливает своими сетями, как своего слугу.

Искание безвременного и преждевременного открытия в себе явственного действия благодати запрещают все св. отцы. Епископ Игнатий подкрепляет свои слова грозным прещением преп. Григория Синаита[14], а также словами св. Нила Сорского: «Память Божия, то есть умная молитва, выше всех деланий, глава добродетелей, как и любовь Божия. Кто бесстыдно и дерзко захочет войти к Богу и беседовать с Ним чисто, кто нудится стяжать Его в себе, тот удобно умерщвляется бесами, если будет попущено, как взыскавший достигнуть того дерзостно и гордостно, превыше своего достоинства и устроения».

Возникает вопрос, не распространяется ли грозное предупреждение и на тех новоначальных и страстных, которые совершением Иисусовой молитвы «в глубине своего сердца» стремятся очистить сердце от страстей?

Ответ на этот вопрос мы находим у преп. Григория Синаита в его учении о борьбе с помыслами. Здесь мы входим в такую область делания Иисусовой молитвы, которая близка и понятна более монашествующим, нежели мирянам, но и мирянам не мешает иметь о ней некоторое понятие – оно может и им оказаться полезным.

Преп. Григорий Синаит указывает разные способы борьбы с помыслами: одни – для сильных и совершенных, другие – для слабых и новоначальных.

Сильным и совершенным надлежит всегда бороться один на один и непрестанно обращать на них меч духовный, иже есть глагол Божий (Еф. 6, 17); немощные же и новоначальные пользуются, как твердынею, бегством, с благоговением и страхом отказываясь от противоборства и не дерзая прежде времени вступать в него, и таким образом избегают смерти… Сего ради новоначальному надлежит внимать сердечному действу, как незаблудному (то есть стоя вниманием в сердце, творить молитву Иисусову), все прочее не принимать до времени умирения от страстей. Из новоначальных никто никогда не может отогнать помысла, если Бог не отгонит его. Только сильным свойственно бороться с ними и прогонять их. Но и они не сами собою отгоняют их, а Богом воздвигаются на брань с ними, как облеченные во всеоружие Его. Ты же, когда приходят помыслы, призывай Господа Иисуса часто и терпеливо, и они отбегнут: ибо, не терпя сердечной теплоты, молитвою подаемой, они, как огнем палимые, отбегнут. Иисусовым именем, говорит Лествичник, бичуй супостатов: ибо Бог наш есть огнь, поядаяй злобу… Не имеющий же действа молитвы иным побеждает их, подражая Моисею. Ибо когда он восстанет и на небо прострет руки и очи свои (см.: Исх. 17, 11), Бог прогоняет их. Потом он опять садится и начинает молитву с терпением. Вот какой способ употребляют еще не стяжавшие действа молитвы. Но и имеющий действо молитвы при движении телесных страстей – разленения или блуда, страстей лютых и тяжких, часто вставая, простирает руки в помощь против них. Однако опасаясь прелести, не долго сие творит, и опять садится, чтобы враг не обольстил ума его, показав какой-либо призрак. Ибо иметь ум, даже безопасный от падения, и горе, и долу, и в сердце, и всюду безопасным от вреда свойственно одним чистым и совершенным.

* * *

Из этих слов св. Григория Синаита видно, что предупреждение его, которое мы привели выше, не относится к тем, кто, стоя вниманием в сердце, творит Иисусову молитву на помыслы; она относится к тем, кто самовольно и преждевременно стремится к созерцательной молитве, или же, будучи страстным, вступает в единоборство или противоборство бесовским помыслам, тогда как ему нужно, стоя вниманием в сердце, вопиять именем Божиим о помощи против врагов.

То же самое говорит и преп. Варсонофий Великий[15], отвечая на вопрос ученика.

Вопрос. Если страстный помысл войдет в сердце, чем отражать его? Тем ли, чтобы противоречить ему, или произнести запрещение, и как бы прогневаться на него, или тем, чтобы прибегнуть к Богу и повергнуть пред Ним свою немощь?

Ответ. Страсти те же скорби, и Господь не отделил их, но сказал: призови Мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши Мя (Пс. 49, 15). И потому в отношении всякой страсти ничего нет полезнее, как призывать имя Божие. Противоречить же прилично не всем, но только сильным о Боге, которым повинуются бесы. Если же кто из несильных будет противоречить, бесы ругаются над ним, что, находясь в их власти, он им же противоречит. Также и запрещать им – дело мужей великих, имеющих над ними власть. Многие ли из святых запрещали диаволу, подобно Михаилу Архангелу, который сделал сие, потому что имел власть. Нам же, немощным, остается только прибегать к имени Иисусову: ибо страсти, как сказано, суть демоны – и исходят (от призывания сего имени).

* * *

То же самое читаем мы и у св. Исихия.

Если, начав жительствовать во внимании ума, с трезвением сочетаем смирение и с прекословием совокупим молитву, то будем добро шествовать мысленным путем, как со светильником света, с поклоняемым и святым именем Иисуса Христа, как выметая и очищая от греха, так и украшая и убирая дом сердца своего. Если же на одно свое трезвение или внимание понадеемся, то, скоро подвергшись нападению врагов, падем, быв низринуты. И начнут тогда во всем одолевать нас эти коварнейшие злокозники, а мы начнем больше и больше опутываться злыми пожеланиями, как сетями, или совершенному закланию удобно подвергнемся от них, не имея в себе победоносного меча – имени Иисус-Христова. Ибо только сей священный меч, будучи непрестанно вращаем в упраздненном от всякого образа сердце, умеет обращать их вспять и посекать, опалять и поядать, как огонь солому.

* * *

Итак, сильные в Боге с этим священным мечом выступают на борьбу с врагом; немощные же, спасаясь бегством в собственное сердце, оттуда вопиют к Господу Иисусу о помощи, и таким образом избавляются от врага. Нет, однако, ничего опаснее, как поддаваясь помыслам и впадая в тяжкие грехи, совмещать это с Иисусовой молитвой.

Мне известно, что некоторые благонамеренные люди, но впадающие в блуд на самом деле, не могущие по несчастной привычке воздержаться от падений, покушаются на упражнение в сердечной молитве. Может ли быть что-либо безрассуднее, невежественнее, дерзостнее этого начинания!

* * *

Сумасшествие от молитвы Иисусовой может произойти тогда, когда, творя сию молитву, не отстают от каких-либо грехов и привычек грешных, кои осуждает совесть. При сем внутри происходит глубокий разлад, прогоняющий всякую мирность сердца. Отсюда помутиться может голова, и понятия прийти в смятение и запутанность.

Конечно, в приведенных примерах виновата не Иисусова молитва, а виновато допущенное противоречие между порочным образом жизни и молитвенным деланием. Душа не может мириться с таким внутренним противоречием и такой двойственностью, и нарушенное равновесие духа и постоянные укоры совести приводят к душевному расстройству.

Из всего сказанного совершенно ясно, что вышеупомянутая угроза и прещения преподобных Григория Синаита и Нила Сорского не относятся к тем, кто, будучи обуреваем страстями и помыслами, с покаянным чувством, с благоговением и вниманием, в глубоком смирении ищет в молитве Иисусовой спасения и очищения от страстей. Угроза относится только к тем, кто самочинно и дерзостно стремится преждевременно, не очистившись от страстей, к высшей, созерцательной молитве, или к тем, кто, предаваясь своим страстям и не заботясь об очищении сердца, пытается совместить с этим и делание Иисусовой молитвы. Такой может даже повредиться и умом.

Существуют и другие неправильные подходы к Иисусовой молитве, о которых необходимо знать молящемуся. И хотя они также более имеют отношение к монашествующим, но не мешает их знать и каждому делателю Иисусовой молитвы. Таковы, например, те неправильности в молитве, о которых говорит св. Симеон Новый Богослов в своем Слове о трех образах внимания и молитвы. Это свое слово он предваряет следующими поучительными наставлениями: «Есть три образа внимания и молитвы, которыми душа возвышается и преуспевает, или низвергается и гибнет. Кто эти три образа употребляет в свое время и как следует, тот преуспевает; а кто употребляет их неразумно и не вовремя, тот низвергается. Внимание так должно быть связуемо и неразлучно с молитвой, как связано и неразлучно тело с душой. Внимание должно идти вперед и сторожить врагов, как некий страж; оно первое пусть вступает в борьбу с грехом и противостоит злым помыслам, входящим в душу, а позади внимания пусть следует молитва, которая истребляет и побивает тотчас все те злые помыслы, с которыми перед сим вело брань внимание: ибо одно оно не может их побивать. На этой брани внимания и молитвы (с помыслами) висит жизнь и смерть души. Если вниманием храним молитву чистой то преуспеваем, а если не внимаем, чтобы хранить ее чистой, но оставляем неохраняемой и она оскверняется злыми помыслами, то бываем непотребными и безуспешными».

После этих слов преп. Симеон переходит к первому образу внимания и молитвы, в котором неправильное преобладающее положение занимает воображение.

Передавая слова преп. Симеона, еп. Феофан предваряет их следующими своими замечаниями: «В естественном порядке, или строе наших сил, на переходе отвне внутрь (то есть к сердцу) стоит воображение. Надо благополучно миновать его, чтобы благополучно попасть на настоящее место внутри. По неосторожности можно застрять на нем и, оставаясь там, быть уверенным, что вошли внутрь, тогда как это только внешнее преддверие… Да это бы еще ничего, но этому состоянию всегда почти сопутствует самопрельщение, а из него развивается визионерство с его пагубными последствиями… Известно, что вся забота ревнителей о духовной жизни обращена на то, чтобы поставить себя в должное отношение к Богу. Совершается это и обнаруживается в молитве. Она есть путь восхождения к Богу, и ее степени суть степени приближения нашего духа к Богу. Самый простой закон для молитвы – ничего не воображать, а собравшись умом в сердце, стать в убеждении, что Бог близ, видит и внимает, и в этом убеждении припадать к Нему, страшному в величии и близкому в благоснисхождении к нам… Помышлять о Нем надобно, как о Духе чистейшем, не имеющем никакого вида и образа… Иметь такое помышление дает только благодать, когда образуется в сердце чувство к Богу. До тех же пор помышление наше о Боге не совершенно, смешано с какою-либо формой. Например, пророк Давид говорит: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть (Пс. 15, 8). Это образ. Всячески надо стараться о том, чтобы молиться без образов Божиих. Стой в сердце с верою, что и Бог тут же есть, а есть, не соображай… Между тем иные вот что делают во время молитвы»… Далее следуют слова св. Симеона: «Предстоя на молитве, возводят на небо очи и ум и воображают в уме своем Божественные помышления, небесные блага, чины святых Ангелов и обители святых, словом – все, что говорится в Писании об этих предметах, вызывают их из памяти и перебирают воображением во время молитвы, стараясь потрясти этим свое чувство, в чем иногда и успевают, разгорячают свое сердце к желанию Божественного, умиляются и плачут»…

* * *

Иерей. Батюшка, да ведь молящиеся такой молитвой есть и среди моих прихожан. В ней они видят проявление подлинного религиозного настроения, очень высоко ее ценят, ищут ее и, когда достигают, думают, что достигли истинной молитвы, и боятся потерять ее. Иные при этом видят даже свет от икон или улыбку на иконных ликах и другие подобные явления, которые они считают благодатными.

Инок. Слушайте дальше, и вы увидите, насколько они правы и в чем ошибаются. Еп. Феофан продолжает: «Представлять предметы Божественные под теми образами, как они представляются в Писании, ничего нет худого и опасного; мы и рассуждать о них иначе не можем, как облекая понятия в образы, – но не должно никогда думать, что и на деле так есть, как эти образы являются, и тем более останавливаться на этих образах во время молитвы. Во время благочестивых размышлений или при богомыслии это уместно; но во время молитвы нет. Образы держат внимание вовне, как бы они священны ни были, а во время молитвы вниманию надо быть внутрь, в сердце; сосредоточение внимания в сердце есть исходный пункт должной молитвы. И поскольку молитва есть путь восхождения к Богу то уклонение внимания от сердца есть уклонение от этого пути. Значит, употребляющие означенный воображательный образ держания себя во время молитвы на первых же порах сами себе устраивают препоны к делу, за которое взялись с такой ревностью. Но в этой неправости начала есть только начало беды, которое наводит на нечто худшее и опаснейшее. Так как это парение или летание ума в небесных областях легко и, по связи сердца с воображением, тотчас оставляет след влияния своего в разблажении чувств, то занимающийся так тотчас начинает мечтать об успешности своего дела и о своем совершенстве. “У такого, – говорит преп. Симеон, – мало-помалу кичится сердце; ибо он воображает, что совершаемое им и происходящее в нем бывает от Божественной благодати к утешению его. Почему он и молит Бога, чтобы дал ему и всегда быть в таком состоянии; а оно не есть доброе состояние, а прелесть”. Таким образом, у него путь к преуспеянию пресекается в самом начале, ибо искомое считается достигнутым, тогда как достижение его еще не начато. Посему-то такой человек никогда не может прийти в разум и достигнуть добродетели или бесстрастия».

Далее – самомнение еще более разгорячает воображение, и оно быстро рисует новые картины, вставляя в свои мечтания личность мечтающего и представляя ее всегда в привлекательном виде, в близости к Богу, Ангелам и святым. Чем более он так мечтает, тем более укореняется в нем убеждение, что он точно уже друг неба и небожителей, достойный осязательного с ними сближения и особых откровений. На этой степени начинается визионерство, которое является и естест венной болезнью душевной, и более того делом врага, который не дремлет.

* * *

Таким образом многие прельстились, видя свет и сияние очами телесными, обоняя благоухание обонянием своим, слыша гласы ушами своими и т. п. Иные из них повреждались в уме и переходили с места на место, как помешанные. Иные, приняв беса, являвшегося им в образе светлого ангела, до того утверждались в прелести, что до конца оставались неисправимыми и не принимали совета ни от одного брата; иные, по внушению бесовскому, сами себя убивали, низвергались в стремнины, удавливались. И кто может исчислить все прельщения, в какие ввергал таковых враг! Если не всякий из держащихся такого образа молитвы терпит вред, то спасаются главным образом те, которые живут в обителях с другими братиями. Но все же они проводят жизнь без всякого успеха… Бывают видения и истинные, – опытные умеют их различать от порождений своего воображения и привидений бесовских; но как на деле людей неопытных более, чем опытных, и к тому же враг слишком хитер, то поставлено вообще законом (духовной жизни) не принимать никаких видений и не доверяться им. «Внимай себе тщательно, рачитель Божиего дела, – пишет св. Григорий Синаит, – и разумно совершай дело свое. Если увидишь свет или огонь, вне себя или внутри, или образ какой, Христа, например, или Ангела, или иного кого, – не принимай того, чтобы не потерпеть вреда. И уму своему не попускай строить в тебе такие образы: это внешнее дело и ведет к прелести. И если заметишь, что будто тянет кто ум твой к таким внешним воображениям, – не поддавайся, держись внутрь, и совершай дело внимания к Богу без всяких образов».

* * *

Переходим теперь ко второму неправильному образу молитвы. Как мы сказали выше, первый неправильный образ молитвы, каковую можно назвать мечтательной молитвой, происходит от того, что иные действуют в нем преимущественно воображением и фантазией.

Эти силы составляют первую инстанцию в движении отвне внутрь, которую следовало бы миновать, а вместо того останавливаются на ней. Вторую инстанцию на пути внутрь представляет рассудок, разум, ум, вообще рассуждающая и мыслящая сила. Следует и ее миновать и вместе с нею сойти в сердце. Когда же останавливаются на ней, то происходит второй неправый образ молитвы, отличительная черта которого та, что ум, оставаясь в голове, сам собою все в душе хочет уладить и всем управить, но из трудов его ничего не выходит. Он за всем гоняется, но ничего одолеть не может и только терпит поражения.

* * *

Второй образ есть такой, когда кто сводит ум свой к себе, отвлекая его от всего чувственного, и хранит чувства свои, и собирает все помыслы свои, чтобы они не скитались по суетным вещам мира сего, и то исследует помыслы свои, то внимает словам произносимой молитвы, то возвращает к себе свои помыслы, если они, быв пленены диаволом, унеслись к чему-нибудь суетному и худому, то снова с большим трудом и принуждением приходит в себя самого, если был возобладан и побежден какою-либо страстью.

* * *

А между тем, как происходит это брожение в голове, сердце идет своим чередом; его никто не блюдет, и на него набегают заботы и страстные движения. Тогда и ум себя забывает и убегает к предметам забот и страстей; и уже разве когда-то когда опомнится.

* * *

Имея такой подвиг и такую брань внутри самого себя, он никогда не может быть мирен или найти время творить добродетель и получить венец правды. Ибо он подобен ведущему брань со своими врагами ночью во тьме, слышит голоса врагов и раны от них получает, но не может ясно видеть, кто они, и откуда пришли, и как, и ради чего борются с ним. Так как тьма, которая находится в уме его, и буря, которую он имеет в помыслах, приносят ему этот ущерб, и он никак не может освободиться от своих мысленных врагов, чтобы они не сокрушали его; и несет большой труд, награды же лишается, ибо окрадывается тщеславием, не замечая сего, и думает о себе, что он внимателен; и много раз от гордости презирает других и осуждает их, и считает себя, в своем воображении, достойным быть пастырем овец и путеводительствовать их, уподобляясь слепцу, пытающемуся водить других слепцов. Таков второй образ внимания, и каждый, желающий себе спасения, должен быть очень внимателен и замечать вред, какой он причиняет душе. Впрочем, этот второй образ (молитвы) лучше первого, как лунная ночь лучше безлунной.

Епископ Феофан называет этот образ молитвы умно-головным, в противоположность третьему – ум но-сердечному, или сердечно-умному.

* * *

«Третий образ внимания и молитвы, – приводит еп. Феофан слова св. Симеона, – есть вещь воистину преславная и неудобоизъяснимая, даже невероятная, пока кто не испытает ее делом.

И в наши времена не у весьма многих найдешь ты его. Тут нет того, чтобы ум свой занимать воображениями небесных вещей, или, держа ум в голове только, гоняться безуспешно за помыслами, оставляя сердце быть пораженным, когда и как придется. Что же это такое? Приготовлением к этому образу молитвы служит совершенное послушание духовному отцу своему, сопровождаемое беспопечением, и хранение совести своей чистою перед Богом, перед своим духовным отцом, перед всеми людьми и в отношении ко всем вещам. Перед Богом хранить совесть свою чистою значит не делать ничего, о чем знаешь, что оно неприятно и неугодно Богу; хранить совесть свою чистою перед духовным отцом значит ничего – ни больше, ни меньше – не делать против заповеданного им; к иным людям хранить совесть свою чистою значит не делать им ничего, чего не хочешь, чтобы они делали тебе; к вещам хранить чистою совесть значит беречься злоупотребления, но все употреблять надлежащим образом, – пищу, питье, одежду и прочее. Коротко: все должен ты делать, как пред лицом Бога, чтобы совесть отнюдь ни в чем не обличала тебя, что ты не хорошо сделал то или это. Устроясь так, приступи к прохождению третьего образа внимания и молитвы, который состоит в следующем: ум во время молитвы да пребывает неисходно внутрь сердца, и оттуда, то есть из глубины сердца, да воссылает молитвы к Богу. Когда вкусит он потом из среды сердца, яко благ Господь, и усладится тем, тогда не станет уже более исходить из места сердечного, говоря, как некогда апостол Петр: добро есть нам зде быти (ср.: Мф. 17, 4); но будет всегда зреть внутрь сердца и там пребывать, вымышляя образ некий прогонять все помыслы, всеваемые туда врагом. Тем, которые не изведали еще этого спасительного делания, кажется оно весьма трудным и стеснительным; те же, которые вкусили сладость его во глубине сердца своего, взывают с апостолом Павлом: Кто ны разлучит от любве Божия (Рим. 8, 35). Св. отцы наши, слыша слово Господа, что от сердца исходят помышления злые – убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы – и сквернят человека (ср.: Мф. 15, 18), слыша также заповедь Его очищать внутреннее сткляницы, да будет и внешнее чисто, оставили всякое иное дело и всю ревность свою, весь подвиг свой обратили на хранение сердца, наверно зная, что этим деланием удобно стяжать и всякую другую добродетель; а без него не успеют ни в одной. Это делание некоторые из отцов назвали безмолвием сердечным, иные – вниманием, иные – трезвением, иные – хранением ума. Они все упражнялись в нем и сподобились небесных дарований. Кто хочет знать о том, пусть читает препп. Марка Подвижника, Иоанна Лествичника, Исихия, Филофея Синайского, авву Исаию, преп. Варсонофия и других.

Вот как надобно проходить эти делания. Три вещи необходимо тебе хранить прежде всего другого: первое, беспопечение о всякой вещи, благословной и неблагословной; второе, совесть чистую во всем, так, чтобы она ни в чем тебя не обличала; и третье, беспристрастие совершенное, чтобы помысл твой не уклонялся в пристрастие ни к чему мирскому. Утвердив все это в сердце твоем, сядь в каком-нибудь безмолвном месте, наедине, в углу, затвори дверь, собери ум твой, отвлекши его от всякой привременной и суетной вещи, прижми к груди бороду, сдерживай немного дыхание твое, низведи ум твой в сердце твое, обратив туда и чувственные очи, и, внимая ему, держи там ум свой, и пробуй умом найти место, где находится сердце твое, чтобы там был совершенно и ум твой. Сначала ты встретишь там тьму и жесткость; но потом, если будешь продолжать это дело внимания день и ночь, найдешь там непрестанное веселие. Ум, подвизаясь в этом, найдет место сердечное и тогда скоро увидит там то, чего никогда не видал и не ведал, – увидит себя светлым, исполненным благоразумия и рассуждения. И оттоле впредь, откуда бы ни возник и ни явился какой помысл, прежде чем войдет он в сердце и изобразится в нем, будет он отгонять его оттуда и потреблять именем Иисусовым, говоря: “Господи Иисусе Христе, помилуй мя!” И с этих пор ум человеческий начинает уже иметь памятозлобие и ненависть к бесам, и непрестанную борьбу, и воздвигает на них естественный гнев, и гонит их, бичует и истребляет. Остальное же, что обычно бывает при этом, узнаешь после, с помощью Божией, сам, своим опытом, посредством внимания ума твоего, держа в сердце Иисуса, то есть означенную молитву: “Господи Иисусе Христе, помилуй мя!”

При этом не забывай следующее мудрое наставление св. Иоанна Лествичника. Он уподобляет дело спасения лестнице о четырех ступенях и говорит: одни укрощают и ослабляют страсти; другие поют, то есть молятся устами своими; иные упражняются в умной молитве, а иные восходят к видению. Хотящие восходить по этим четырем ступеням не должны начинать сверху, но должны восходить снизу, и ступив на первую ступень, восходить с нее на вторую, потом на третью и, наконец, уже на четвертую. Этим путем всякий может подняться от земли и взойти на небо. И сначала нужно подвизаться в укрощении и умалении страстей; потом упражняться в псалмопении, то есть навыкнуть молиться устно; и когда страсти умалятся, тогда молитва по самой природе своей уже доставляет веселье и сладость языку и становится благоугодной Богу. Далее, нужно молиться умно; и, наконец, восходить к видению.

И первое есть дело новоначальных, второе – возрастающих в преуспеянии, третье – достигших до конца преуспеяния, и четвертое – совершенных».

Иерей. Учение преп. Симеона Нового Богослова о трех образах внимания и молитвы исполнено глубины, тонкости и ясности в описании внутреннего состояния человека и видов молитвенного делания. Оно дало мне об этом предмете новые понятия, каких я до сих пор не имел. Но мне кажутся странными и ненужными те внешние механические приемы собирания внимания ума в сердце, какие он рекомендует своим ученикам. Да и не меня одного смущают эти советы в делании Иисусовой молитвы. Я знаю людей, которые не только с недоумением, но даже с некоторой насмешкой относятся к этим внешним приемам; из-за этих внешних приемов они не видят самого существа Иисусовой молитвы, которое вы так обстоятельно мне разъясняете, и относятся к этой молитве отрицательно. Это почувствовал, по-видимому, и епископ Феофан, который в своем переводе Добротолюбия счел даже возможным опустить описание этих внешних приемов сосредоточения внимания ума в сердце.

Инок. Вы не правы, смущаясь словами и советами преп. Симеона Нового Богослова, а также и некоторых других древних отцов Церкви о внешних приемах Иисусовой молитвы. Епископ Феофан, действительно, в Добротолюбии опустил описание этих приемов, но в книге «Письма о духовной жизни» дает их подробное описание. Смущаться здесь нечем. Прежде всего нужно помнить, что эти внешние приемы, по заявлению самих подвижников, не составляют существенной стороны в делании Иисусовой молитвы и являются только вспомогательным средством к нахождению того места, где должно быть сосредоточено внимание ума при Иисусовой молитве. Известно, что наша духовная жизнь тесно связана с нашей телесной жизнью. И как дух наш влияет на наше тело, так и наоборот, наше тело влияет на наш дух. Архиепископ Феофан Полтавский в одном из своих писем говорит, между прочим, что благочиние тела при молитве содействует благочинию духа.

Внешняя обстановка может содействовать или препятствовать молитве. Например, окружающая тишина, полумрак и самое положение тела могут располагать к сосредоточению внимания. Отцы Церкви знают, что с изменением физического места внимания меняется самоощущение тела, а в зависимости от этого меняется и характер молитвы, и она может приобретать нежелательные и опасные оттенки. – Они должны были заботиться о точном указании места сосредоточения внимания при молитве, потому что иные простые монахи не имели даже понятия о границах сердца и готовы были относить к сердцу всю область живота, смешивая, вероятно, область сердца с областью чрева на основании Евангелия от Иоанна (см.: Ин. 7, 38), и других подобных мест Священного Писания, и, собирая там свое внимание, возбуждали в себе самые нежелательные физические ощущения.

Не забывайте и того, что весь этот труд молитвенного делания как в духовном, так и в физическом отношении, должен совершаться, по учению отцов, под неослабным наблюдением и руководством опытных старцев, чем обеспечивается правильность его прохождения. Самочинное же его прохождение без опытного руководительства может привести к печальным результатам как в духовном, так и в физическом отношении. Если вы примете все это во внимание, то для вашего предубеждения не ос та нется места.

Разрешите перейти к дальнейшему рассмотрению делания Иисусовой молитвы. Следуя тому порядку, которого епископ Феофан держится в своей книге «Письма о духовной жизни». Остановимся на учении о молитве преп. Григория Синаита.

* * *

Следовало бы нам, принявшим духа жизни о Христе Иисусе, чистою в сердце молитвою херувимски беседовать с Господом; но мы, не разумея величия, чести и славы благодати возрождения и не заботясь о том, чтобы возрасти духовно через исполнение заповедей и востечь до состояния умного созерцания, предаемся нерадению, через что впадаем в страстные навыки и, таким образом, низвергаемся в бездну нечувствия и мрака. Бывает и то, что мы даже мало помним – есть ли Бог; а каковы мы должны быть, как чада Божии по благодати, о том нередко и совсем не знаем. Веруем, но верою недейственной, и по обновлении духом в Крещении, не перестаем жить плотски.

Если иногда, покаявшись, и начинаем исполнять заповеди, то исполняем их только внешне, а не духовно, и до того отвыкаем от духовной жизни, что проявления ее в других кажутся нам неправостями и заблуждениями. Так до самой смерти пребываем мы мертвыми духом, живя и действуя не о Христе и не соответствуя тому определению, что рожденное от Духа должно быть духовно.

Принятое нами о Христе Иисусе во Святом Крещении не истребляется, а только зарывается, как некое сокровище в землю. И благоразумие, и благодарность требуют позаботиться о том, чтобы открыть его и привести в ясность. К этому ведут следующие способы: во-первых, дар этот открывается многотрудным исполнением заповедей: сколько исполняем заповеди, столько и дар сей обнаруживает свою светлость и свой блеск. Во-вторых, приходит он в явление и раскрывается непрестанным призыванием Господа Иисуса, или, что то же, непрестанной памятью о Боге.

И первое средство могущественно, но второе могущественнее, так что и первое от него получает полную свою силу. Посему, если искренно хотим раскрыть сокрытое в нас семя благодатное, то поспешим скорее навыкнуть сему последнему сердечному упражнению и иметь всегда в сердце это одно дело молитвы, безвидно и невоображенно, пока оно согреет сердце наше и распалит его до неизреченной любви ко Господу.

Действие молитвы в сердце бывает двояким образом: иногда ум предваряет, прилепляясь к Господу в сердце непрестанной памятью; иногда действие молитвы, само подвигшись предварительно огнем веселия, привлекает ум в сердце и привязывает его к призыванию Господа Иисуса и благоговейному Ему предстоянию. (К этим словам преп. Григория еп. Феофан делает пояснение – “Первая молитва есть трудовая, вторая – самодвижная”). В первом случае действие молитвы начинает открываться, по умалении страстей, исполнением заповедей, теплотой сердечной, вследствие усиленного призывания Господа Иисуса; во втором Дух привлекает ум к сердцу и водружает его там в глубине, удерживая от обычного скитания. И тогда он не бывает уже как пленник, отводимый из Иерусалима к ассириянам, а напротив, совершает переселение из Вавилона в Сион, взывая с пророком: Тебе подобает песнь, Боже, в Сионе, и Тебе воздастся молитва во Иерусалиме.

От этих двух видов молитвы и ум бывает то деятельным, то созерцательным; деянием он, с помощью Божией, побеждает страсти, а созерцанием зрит Бога, сколько это доступно человеку.

Делательная умно-сердечная молитва совершается так: сядь на седалище в одну пядь, низведи ум свой из головы в сердце и придержи его в нем; потом болезненно, преклонившись и боля персями, плечами и шеей (от напряжения мышц), взывай умно-сердечно: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» Удерживай при этом и дыхание, не дерзостно дыши, потому что это может развевать мысли. Если увидишь, что возникают помыслы, не внимай им, хотя бы они были простые и добрые, а не только суетные и нечистые. Держа дыхание, сколько тебе возможно, заключая ум в сердце и призывая Господа Иисуса часто и терпеливо, ты скоро сокрушишь и истребишь их, поражая невидимо Божественным именем. Св. Лествичник говорит: «Иисусовым именем бей ратников; крепче этого орудия нет другого ни на небе, ни на земле».

Когда в таком труде изнеможет ум, возболезнуют тело и сердце от напряженного водружения частого призывания Господа Иисуса, так что это делание перестанет согревать и возвеселять, чем поддерживается усердие и терпение подвижников в этом труде: тогда встань и пой, один или с учеником твоим, или упражняйся в размышлении о каком-либо месте Писания, или в памяти о смерти, или займись чтением, или рукоделием, или другим чем, чтобы потрудить тело свое. (Пояснение еп. Феофана: Это писано для безмолвника. Другим следует сказать применительно к сему так: тогда встань и берись за обычные дела свои со страхом Божиим и вниманием к себе, не пропуская, однако же, обычных при этом духовных упражнений – чтения и размышления.)

Когда возьмешься за это дело, тогда тебе прилично читать только такие книги, в которых излагается учение о внутренней жизни, о трезвении и молитве, именно Лествицу, Слова преп. Исаака Сирина, Аскетические писания преп. Максима Исповедника, препп. Симеона Нового Богослова, Исихия, Филофея Синайского и другие подобные творения. Писания иного рода все оставь до времени, не ради того, чтобы они были не хороши, а ради того, что тебе не благовременно ими заниматься, при настоящем твоем настроении и стремлении они могут отводить ум твой от молитвы. Читай не много, но с углублением и усвоением. Этим ум, укрепляясь, исполняется силою трезвенно и бодренно молиться. Многочтение (и тем паче чтение посторонних книг) расслабляет и омрачает ум и делает его бессильным и рассеянным в молитве. Что касается до дел твоих, то внемли себе и поминутно назирай за намерениями и целями твоими, точно определяя, куда они клонятся, – Бога ли ради, и самого добра, и душевного спасения делаешь ты все, что делаешь, чтобы не быть тебе окрадену без ведома, и не оказаться по виду только богоугодником, в душе же человекоугодником.

Враг покушается окрасть всякое дело, чтобы оно было не по Богу совершаемо. Но пусть он неослабно ратует и бесстыдно наступает, – ты держи искреннее намерение богоугождения твердым и неизменным, и не будешь окраден. Хоть иногда мысль невольно и попарит к иным целям, при ослаблении внимания, – это извиняется и прощается ради того единого главного намерения и стремления сердца, которое зрит Всемогущий.

Надобно знать, что верный признак доброты подвига и вместе условие преуспеяния через него есть приболезненность (о чем мы уже говорили в нашей первой беседе). Неболезненно шествующий не получит плода. Болезнь сердечная и телесный труд приводят в явление дар Духа Святого, подаемый всякому верующему во Святом Крещении, который нашим нерадением об исполнении заповедей погребается в страстях, по неизреченной же милости Божией опять воскрешается в покаянии.

Не отступай же от трудов из-за болезненности их, чтобы не быть тебе осуждену за бесплодие и не услышать: возьмите от него талант. Всякий подвиг, телесный или душевный, не сопровождаемый болезненностью и не требующий труда, не приносит плода: Царствие Божие нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12). Многие много лет неболезненно трудились и трудятся, но ради безболезненности этой были и есть чужды чистоты и непричастны Духа Святого, как отвергшие лютость болезней. В небрежении и расслаблении делающие трудятся будто и много, но никакого не пожинают плода по причине безболезненности. Если, по пророку Давиду, не сокрушатся чресла наши, изнемогши от постных трудов, и если мы не водрузим в сердце болезненных чувств сокрушения и не возболезнуем, как рождающая, то не возможем родить дух спасения на земле сердца нашего.

Ума никто удержать не может, если не Дух Святой. Поползнувшись в падении, ум удалился от Бога и водится всюду, как пленник. Не может он опять установиться, если не покорится Богу, и если, соединившись с Ним опять, не будет Им удерживаем в молитве. Когда придет действие молитвы, тогда оно удержит его у себя с веселием и не попустит ему быть пленяему в расхищение. Когда нападают помыслы и отвлекают от молитвы, сам своим оружием не борись с ними; но, вместо всякого оружия, призывай Господа Иисуса часто и терпеливо, – и отбегнут. Не терпя теплоты сердечной, от молитвы исходящей, они, как огнем палимые, разбегутся. Бог наш есть огнь, поядаяй злобу. Скорый на помощь, Он тотчас сотворит отмщение усердно вопиющим к Нему день и ночь. Если недостаточно будет одного этого внутреннего взыскания, встань и, подражая Моисею, воздвигни руки и очи твои на небо, – и Бог поразит врагов твоих.

Это действие призывания Бога на помыслы изображены одним из отцов в следующем сравнении: «Я, – говорит он, – подобен человеку, который сидит под большим деревом и видит, что к нему приближается множество зверей и змей. Если он не может стоять против них, то влезает на дерево и спасается. Так и я: сижу в своей келье и вижу злые помыслы, восстающие на меня; когда у меня не достает сил против них, прибегаю к Богу посредством молитвы и спасаюсь от врага».

Не оставляй и молитвословия. В отношении к нему не все одинаково действуют: иные держат большое молитвенное правило, иные совсем оставляют молитвенник, молясь Господу одной умной молитвой. Ты же избери середину: не набирай много молитв, ибо отсюда – смущение, но и вовсе не оставляй их, на случай немощи и расслабления. Если видишь, что молитва действует в тебе и не перестает сама двигаться в сердце твоем, не оставляй ее и не берись за молитвенник. Это значило бы, оставив Бога внутри, выйти оттуда и извне простирать к Нему беседу. Тем, которые еще не имеют действия молитвы, надо много молитвословить, и даже без меры, чтобы непрестанно быть в этом многомолитвии и разномолитвии, пока от такого приболезненного труда молитвенного разогреется сердце и начнется в нем действие молитвы. Кто же вкусит, наконец, этой благодати, тому надобно молитвословить в меру, а больше пребывать в умной молитве, как заповедовали отцы. В случае расслабления надо молитвословить или прочитывать отеческие писания. Употребление весел излишне, когда ветер надул паруса; весла нужны тогда, когда спадет ветер и ладья остановится.

Великое орудие на врагов имеет тот, кто в молитве держит плач сокрушенный, чтобы не впасть в самомнение от радости, подаваемой молитвой. Хранящий эту радостопечаль избегнет всякого вреда. Настоящая, не прелестная молитва та, в которой теплота, с молитвой Иисусовой, влагает огнь в землю сердца нашего и попаляет страсти, как терние. Она веселием и миром осеняет душу и приходит не от десной или шуией стороны, ни даже свыше, но прозябает в сердце, как источник воды от Животворящего Духа. Эту одну возлюби и возревнуй стяжать в сердце твоем, храни ум всегда немечтательным. С нею не бойся ничего, ибо Тот, Кто сказал: дерзайте: Аз есмь, не бойтеся (Мф. 14, 27). – Сам с нами. Кто, настроившись так, живет праведно и непорочно, чужд человекоугодия и высокомерия, тот устоит и не потерпит никакого вреда, хотя бы весь бесовский полк поднялся против него и навел на него бесчисленные искушения».

* * *

Таково учение о молитве Иисусовой преп. Григория Синаита. Как видите, оно вносит некоторые новые подробности, разъясняющие дело молитвы.

Представлю вашему вниманию еще одно последнее начертание занимающего нас делания по учению Каллиста[17], Патриарха Царьградского, и Игнатия, сотаинника его, руководствуясь книгой епископа Феофана «Письма о духовной жизни».

* * *

Начало жизни по Богу есть ревность и всеусердное тщание жить по спасительным заповедям Христовым; конец же – явление в совершенстве того, что воображено в нас Божественной благодатью в Крещении, или, что то же, отложивши ветхого человека с деяниями и похотьми его, облещися в нового, духовного, то есть в Господа Иисуса Христа, как говорит божественный Павел: Чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится в вас Христос (Гал. 4, 19).

* * *

Когда мы крещаемся, тогда душа наша паче солнца сияет, очищаемая Святым Духом. Как серебро чистое, лежащее против солнечных лучей, и само лучи испускает не по естеству своему, но по причине осияния его солнцем: так и душа, очищаемая в крещении, принимает лучи от славы Духа Святого, и сама внутренне является славною. Но, увы! Слава сия, неизреченная и страшная, один или два дня пребывает в нас, а потом мы погашаем ее, наводя бурю житейских попечений и страстных дел.

* * *

В Божественных ложеснах, то есть в священной купели, даром принимаем мы совершенную Божественную благодать. Если после того мы скрываем ее под тьмой житейских попечений и страстей, то можем опять восстановить и очистить ее покаянием и исполнением Божиих заповедей и узреть ее преестественную светлость.

* * *

Христос, совершен Бог сый, совершенную даровал крестившимся благодать Святого Духа, которая никакого приложения от нас не требует; открывается же она в нас и явною творится по мере исполнения заповедей, пока достигнем в меру возраста исполнения Христова.

* * *

Итак, начало и корень спасительного действия есть то, чтобы жить по заповедям Господа, а конец и плод, чтобы восстановить дарованную нам исперва Крещением совершенную благодать Святого Духа, которая в нас есть, ибо нераскаянны дарования Божии, но погребена страстями, и снова открывается исполнением Божиих заповедей. Подобает нам возревновать об исполнении сих заповедей, чтобы сущее в нас дарование Духа Святого очистить и узреть яснее. Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам. Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема и обитель у него сотворима (Ин. 14, 21, 23).

* * *

Точное исполнение спасительных заповедей невозможно для нас без Господа Иисуса Христа, как Сам Он говорит: без Мене не можете творити ничесоже, и как исповедал апостол, что ни о едином же ином спасение: Он для нас путь, истина и живот. Посему-то славные наставники наши и учители, с живущим в них Всесвятым Духом, премудро поучают нас прежде всякого другого дела Господу помолиться, и от Него без сомнения просить себе милости, и всесвятое и сладчайшее имя Его непрестанно иметь и носить всегда и в сердце, и в уме, и в устах, с ним непрестанно жить, и спать, и бодрствовать, и ходить, и есть и пить.

Ибо как в то время, когда нет в нас такого призывания, стекается на нас все худое и пагубное; так и в то время, когда оно в нас есть, все сопротивное отгоняется, ничто благое не оскудевает, и ничего не бывает, чего не могли бы мы исполнить, как Сам Господь сказал: Иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног (Ин. 15, 5).

Все св. отцы так учили. Свят. Иоанн Златоуст учит: «Молю вас, братие, никогда не переставать исполнять правил молитвы сей». В другом месте: «Должно всякому, ест ли он, пьет ли, сидит ли, служит ли, путешествует ли, или другое что делает, непрестанно вопить: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! – да имя Господа Иисуса Христа, сходя в глубину сердечную, смирит змия пагубного, душу же спасет и оживотворит. Пребудь же непрестанно в призывании имени Господа Иисуса, чтобы сердце поглотило Господа и Господь сердце, и стали сии два во едино». И еще: «Не отлучайте сердца вашего от Бога, но храните в нем всегда память Господа нашего Иисуса Христа, пока имя Господа водрузится внутрь сердца, и ни о чем другом не помышляйте, как только о том, чтобы возвеличился в вас Христос.

Преп. Лествичник также учит: «Иисусова память да соединится с дыханием твоим». И преп. Иси хий пишет: «Если хочешь покрыть стыдом помыслы и беспрепятственно трезвиться сердцем, молитва ко Господу Иисусу да прилепится к дыханию твоему, и в немного дней увидишь желание свое исполненным».

Ведомо да будет, что если мы научим ум свой вместе с дыханием сходить в сердце, то заметим также, что, сходя туда, он единичен и наг бывает, держась одной памяти и призывания Господа нашего Иисуса Христа; напротив, исходя оттуда и простираясь на внешние предметы, не желая того, разделяется на многие представления и воспоминания. Для сохранения этой-то простоты и единич ности ума и заповедано опытными в сем деле отцами, чтобы тот, кто возревновал приобрести навык трезвиться умом в сердце, сидел в безмолвном и несветлом месте, а особенно в начале этого доброго подвига. Ибо видение внешних предметов естественно бывает причиной рассеяния мыслей; когда же безмолвная и темная храмина скрывает от нас внешнее, мысль перестает развлекаться и удобнее собирается в себя, как говорит свт. Василий Великий: «Ум, не простираемый чувствами на мир, к себе возвращается». Заметь тщательно, что существо этого подвига состоит в единомысленном сердечном, чистом и непарительном призывании с верой Господа нашего Иисуса Христа, а не в этом одном схождении до сердца путем дыхания и сидения в безмолвном и темном месте. Все это и подобное изобретено отцами не для другого чего, как ради того, что в этом они видели некое пособие к собиранию мыслей и возвращению их к себе от обычного парения. От навыка же быть собранным и внимать себе рождается уже и навык чисто и непарительно молиться умом в сердце.

Ведай и то, что все эти приспособительные положения тела предписываются, определяются подробными правилами и считаются нужными, пока мы не стяжали еще чистой и непарительной в сердце молитвы. Когда же благоволением и благодатью Господа нашего Иисуса Христа достигнешь сего, тогда, оставив многие и различные делания, с Единым Господом пребудешь соеди ненным паче слова в чистой и непарительной молитве сердечной… Редкие, однако же, и едва один из тысячи, сподобляются достигнуть в это устроение благодатью Христовой; а чтобы еще дальше пройти и сподобиться духовной молитвы и предвкусить тайны будущего века, едва в родех и родех обретается кто достойный того. Итак, хочешь ли самым делом сподобиться жизни о Христе Иисусе, потщись достигнуть того, чтобы во всякое время и всякий час и при всяком деле чисто и непарительно молиться Господу в сердце, чтобы таким образом с возраста младенца возмог ты доспеть в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13). Не забудь при этом, что когда по временам будет приходить тебе самоохотная, чистая молитва, ты ни под каким видом не должен разорять ее своими правилами молитвенными. Так учит Филимон: «Ночью ли, днем ли, сподобит тебя Господь чистую и непарительную ощутить в себе молитву, оставь тогда правила свои и, сколько есть сил, простирайся прилепляться к Господу Богу, и Он просветит сердце твое в делании духовном. Когда же сподобишься неотходного пребывания молитвы в сердце, как говорит преп. Исаак Сирин, тогда достиг ты конца всех добродетелей и стал жилищем Святого Духа; тогда не престанет молитва, сидишь ли или ходишь, ешь или пьешь, или другое что делаешь; даже в глубоком сне молитвенные благовония восходить будут из сердца без труда; если и умолкнет она во сне, но внутрь, тайно всегда священнодействоваться будет, не переставая».

* * *

Приведя все эти выписки из св. отцов-подвижников о художественной молитве Иисусовой, епископ Феофан сопровождает их следующими, заслуживающими нашего внимания, замечаниями: «Во всех почти статьях Добротолюбия говорится об умном предстоянии Господу. Я взял только тех учителей, которые поминают и о телесных при этом приемах, или некотором искусственном приспособлении себя к тому. Все они считают полезным и до времени нужным это телесное приспособление, но существо дела полагают не в нем. Все их внимание обращено на то, чтобы дать руководство к успешнейшему навыку в делании умной молитвы, или на это самое умное Господу в сердце предстояние, в котором существо дела. Не чуждо будет смысла их предписаний сказать: как хочешь держи себя, только успевай приобрести это последнее. Мы же предлагаем тебе такие положения тела, какие сами держали и от которых получили пользу. Есть, однако же, между этими телесными деланиями и такие, которые как бы срастаются с умной молитвой и никогда от нее не отходят. Необходимо вниманием стоять в сердце, необходимо все тело держать в бодренном напряжении мышц, и вниманию своему не позволять поддаваться и увлекаться внешними впечатлениями чувств. Эти условия, в какой форме хочешь и можешь, в такой и исполняй. Темное и уединенное место считается нужным для отстранения внешних впечатлений; но если ты можешь отвлекать себя от этих впечатлений и среди множества их, оставайся где хочешь. Сидеть на малом стульце, стеснить дыхание, болеть плечами, шеей, грудью советуется ради того, чтобы поставить в бодренное направление тело; но если ты можешь как-нибудь иначе это исполнить или делать это одним внутренним напряжением мышц, делай, как находишь удобнее, только не распускай членов тела. Сведением ума в сердце путем дыхания указывается на тот случай, если ты не знаешь, где остановиться вниманием или где сердце; а если ты и без этого знаешь, как найти сердце, делай, как знаешь, только установись в сердце. Указывается призывать Господа сими словами: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!” Но ты можешь и эти слова сокращать и изменять, или заменять другими, даже без слов умно предстоять Господу; ибо не в словах сила, а в настроении ума и сердца. Зная, однако же, все это, ты не должен пренебрегать сказанным положением тела. Всячески телу надобно же дать какое-либо положение; но если опыт показал, что такие и такие положения тела очень пригодны к деланию умной молитвы и успеху в ней, то какая нужда отступать от них или изобретать новые? Тем более, что по приобретении успеха в молитве некоторые из приемов сами собою отстранятся, как отнимаются подмостки, когда отстроен бывает дом».

* * *

Я считаю полезным познакомить вас с этими оговорками и пояснениями епископа Феофана, чтобы еще раз подчеркнуть ту мысль, что все внешние приемы в делании молитвы Иисусовой имеют не существенное, а лишь вспомогательное значение, и это всегда должен помнить каждый делатель умной молитвы, чтобы не принять второстепенное за главное.

Все, о чем мы говорили до сих пор, относится к деятельной или трудовой Иисусовой молитве, то есть той молитве, в которой преобладают усилия самого молящегося, когда он принуждает себя к молитве, борется с рассеянностью внимания, с блужданием мысли, с натиском помыслов и страстей, пытается установиться вниманием в сердце. Эта молитва еще не имеет совершенной чистоты, не свободна от рассеяния мысли и от нападения помыслов и страстей, еще не совершенно сосредоточена в Боге.

Такова молитва огромного большинства молящихся Иисусовой молитвой. Большинство с нею доходят и до конца своего земного существования. Как уже было сказано, чистой молитвы достигает один из тысячи. С этим обстоятельством должен считаться и должен его помнить каждый молящийся, он не должен смущаться этим. Ибо при всех своих трудностях делательная молитва не теряет своего значения, но укрепляет сердце молящегося и подготовляет его к иной, высшей молитве.

* * *

Трудись, напрягайся, ищи – и обрящешь; толцы – и отверзется тебе. Не ослабевай и не отчаивайся. Но при всем том помни, что труды сии составляют только опыт усилий с нашей стороны к привлечению благодати, а не самое дело, которого мы еще ищем. Не достает главного – благодатного возбуждения. Очень заметно, что рассуждаем ли, молимся ли, или другое что делаем, – втесняем как бы нечто чуждое в свое сердце, совне. Бывает, что соответственно силе напряжения некое воздействие от сих трудов низойдет до известной глубины в сердце, но потом опять оттуда извергается по какой-то упругости непокоривого и непривычного к тому сердца, подобно тому, как извергается из воды палка, вертикально погруженная в воду. Тотчас же после сего опять начинается холодность и дебелость на душе – явный признак, что тут не было благодатного воздействия, а один наш труд и наше усилие.

Не успокаивайся на одних этих делах и не почивай на них, как будто они и были то, что тебе следует сыскать. Опасное заблуждение! Равно опасно думать, что в этих трудах заключается заслуга, за которую необходимо должна быть ниспослана благодать. Совсем нет! Это только приготовление к принятию, самое же дарование совершенно зависит от воли Раздаятеля.

При рачительном употреблении всех предуказанных средств ищущему следует еще ожидать посещения Божия, которое, впрочем, не приходит с усмотрением, и никто не знает, откуда оно приходит. Когда придет сия возбуждающая благодать, только тогда начнется настоящее внутри дело перемены жизни и нрава. Без того успеха и ожидать нельзя, – будут одни попытки неудачные. Свидетель тому блаженный Августин, который долго маялся сам над собою, а одолел себя уже тогда, когда осенила его благодать. Трудись, ожидая, в верной надежде. Придет – и все устроит.

* * *

Переходим теперь к более подробному описанию благодатных состояний при молитве Иисусовой. Начнем с предостережения. Истинное благодатное состояние надо отличать от состояния мнимо-благодатного, воображаемого.

* * *

Необходимо строго разграничивать подлинную внутреннюю жизнь во Христе от ложного мистицизма и квиетизма[18], который есть болезненное порождение ложно направленной религиозности. В ложном мистицизме увлекающиеся им люди ищут доброго дела, – живого общения с Богом, но ищут не тем путем. А главное, надеются своими усилиями и как бы по праву завладеть тем, чего надлежит ожидать от милости Божией и что надлежит принять, как дар этой милости. В напряжениях этого самонадеянного самочиния разгорается воображение и порождаются мечтательные ожидания, которые, как жарко желаемые, скоро кажутся и считаются исполнившимися, а цель трудов достигнутой. Все это раскрашивается самыми привлекательными красками и представляется в образах прелестных, в мечтательных заоблачных созерцаниях.

Истинная во Христе жизнь есть жизнь сокровенная, таинственная. Апостол Павел называет ее животом, сокровенным со Христом в Боге (ср.: Кол. 3, 3); апостол Петр – потаенным сердца человеком (ср.: 1 Пет. 3, 4); Сам Спаситель – Царствием Божиим внутри нас (ср.: Лк. 17, 21). Но в явлении своем она очень проста.

Неведомо, как приходит Дух и возбуждает к покаянию. Совершив этот внутренний переворот, Он потом вооружает верующее сердце на многотрудную борьбу со страстями, руководит в ней и помогает. Эта борьба есть у всякого, более или менее долгая и болезненная; она приводит к чистоте сердечной, ради которой верующий труженик удостаивается и яснейшего постижения истин Божиих и сладостнейшего ощущения, – того и другого в таких чертах, какие точно определены в Евангелии и Посланиях Апостольских. Это последнее является уже в конце долгих трудов и многих испытаний, как венец наградный. Мистики же за эту верхнюю точку совершенства, прямо или преимущественно, и хватаются, и ее-то и живописуют, как она рисуется в мечтах их воображения, всегда в ложных красках. Истину можно открыть только по опыту, только по вкушении духовных благ самым делом, а мистики самими мечтами своими заграждают для себя настоящую туда дорогу. Напротив, в писаниях отеческих меньше всего говорится об этих высших состояниях, а все о трудах покаяния, борьбы со страстями и разных при этом случаях.

Бывают состояния, когда крепко захочется помолиться или когда потянет на молитву. Это испытывают все в большей или меньшей степени, и на переходе от самотрудного искания к живому богообщению, и по достижении его. Состояние это похоже на то, в каком бывает человек, когда о чем-либо задумывается. Задумавшийся уходит внутрь себя и сосредоточивается в своей душе, не обращая внимания на свою внешнюю обстановку, на лица, вещи и события. То же и здесь; только там – дело ума, а здесь – дело сердца. Находит влечение к Богу, душа собирается в себя и становится перед лицо Бога и, или изливает пред Ним свои надежды и болезни сердечные, как Анна, мать Самуилова, или славословит Его, как Пресвятая Дева Мария, или стоит перед Ним в изумлении, как часто стоял апостол Павел.

Все своеличные действования – мысли, намерения, – прекращаются, и все внешнее отходит от внимания. Душе самой не хочется заниматься ничем посторонним. Бывает это и в церкви, и даже на молитвенном правиле, или при чтении и размышлении, может быть даже во время каких-либо внешних занятий, и среди общества. Однажды испытавший это влечение может помнить о нем, желать повторения его, напрягаться к нему, но сам своим усилием не привлечешь его: оно находит.

Произволению нашему остается одно: когда найдет, не позволяй себе расстраивать его, а попекись, сколько сил есть, дать ему простор побольше побыть в тебе. Можно назвать это проявлением настоящего молитвенного духа, или ощущениями приближения Божия, которые в руках благодати… В них предуказывается, чего надобно искать и домогаться; и вместе свидетельствуется, что труды искания, доселе подъятые, не пропадают даром, и тем возгревается ревность к неутолимейшему исканию… Конец же искания тот, чтобы это временное состояние сделалось постоянным, не в том, конечно, виде, но в том же существе дела. Когда это придет, тогда в душе совершится раскрытие Царствия Божия.

Что это за Царствие Божие? Царствие Божие в нас есть, когда Бог царствует в нас, когда душа в глубине своей исповедует Бога своим Владыкою и покорствует Ему всеми силами, и Бог властно действует в ней… Начало сему Царствию полагается в момент решимости работать Богу в Господе Иисусе Христе, благодатью Святого Духа. Тогда человек христианин свое сознание и свободу, в которых состоит собственно существо человеческой жизни, предает Богу, а Бог принимает эту жертву, и таким образом происходит союз человека с Богом и Бога с человеком, восстанавливается завет с Богом, прерванный падением и прерываемый произвольными грехами. Этот внутренний союз запечатлевается, утверждается и делается сильным к стоянию и самосохранению благодатной силой в Божественном Таинстве Крещения, а для падавших по Крещении – в Таинстве Покаяния, и потом постоянно подкрепляется в Святом Причащении.

Говоря о Царствии Божием в нас, всегда надобно прибавлять: в Господе Иисусе Христе, благодатью Святого Духа. В этом печать христианского в нас Царствия Божия. Бог над всеми Царь, как Творец и Промыслитель; но истинно в душах царствует Он, и в душах истинно исповедуется Царем только по восстановлении прерванного падением союза с Ним душ; а это совершается Духом Святым в Господе Иисусе Христе, Спасителе нашем.

Царствие Божие в нас сначала сокровенно содержится, потом обнаруживается, наконец, раскрывается, или является в силе. Обнаруживается оно показанными невольными влечениями внутрь пред Бога. Тут душа не самовластна, а подлежит стороннему воздействию. Кто-то берет ее и вводит внутрь. Это Бог, благодать Духа Святого, Господь и Спаситель.

Еп. Феофан Пока эти влечения не покажутся, а они показываются не вдруг, – человек, по-видимому, дейст вует более сам, при скрытой помощи благодатной. Он напрягается вниманием и благонамерениями быть в себе, Бога помнить, отгонять пустословие и худомыслие и всякое дело богоугодно совершать, напрягается и трудится до утомления, но успеть в этом ему никак не удается: и мысли его расхищаются, и страстные движения одолевают его, и в делах оказываются нестроения и ошибки; все это от того, что Бог еще не являет Своего властвования над душой.

А как только покажется это, а показывается оно при сказанных влечениях, тотчас все внутри приходит в строй… Тут, разумеется, не необыкновенное какое состояние, а такое, какое обще всем, и какое бывает у всех, не нерадящих о спасении. Только бывает оно в разных степенях силы и длительности, а в существе одно и то же, начиная с легких движений, скоро преходящих, до невозмутимых внутренних предстояний Богу, продолжающихся иногда целые часы…

Кто поймет звание и взыщет, то влечения те станут учащаться и более длиться, пока достигнут постоянного и неизменного водворения в сердце… Когда это состояние отойдет, тогда опять начнется блуждение мыслей и приражение страстных движений. Душа с неба спускается опять на землю, из света – в сумрак, из легкого покоя – в многотрудное делание. Терпи и жди, пока опять придет это обнаружение Царствия Божия в сердце. Так будет до тех пор, пока Богу угодно будет закрепить это углубленное внутрьпребывание навсегда и сделать его неотходным и неизменным. Искание этого последнего и есть собственно искание Царствия Божия; появление же его – раскрытие Царствия.

* * *

Божественное действие – невещественно: не зрится, не слышится, не ожидается, невообразимо, необъяснимо никаким сравнением, заимствованным из сего века; приходит, действует таинственно. Сперва показывает человеку грех его, растит в очах человека грех его, непрестанно держит страшный грех перед его очами, приводит душу в самоосуждение, являет ей падение наше, эту ужасную, темную, глубокую пропасть погибели, в которую ниспал род наш согрешением нашего праотца; потом мало-помалу дарует сугубое внимание и сокрушение сердца при молитве.

Приготовив таким образом сосуд, внезапно, неожиданно, невещественно прикасается рассеченным частям, – и они соединяются воедино. Кто прикоснулся? – Не могу объяснить: я ничего не видел, ничего не слышал, но вижу себя измененным, внезапно ощутил себя таким от действия самовластного. Создатель подействовал при воссоздании, как действовал Он при создании… От прикосновения руки Его ко всему существу моему ум, сердце и тело соединились между собою, составили нечто целое, единое; потом погрузились в Бога, – пребывают там, доколе их держит там невидимая, непостижимая, всемогущая рука.

* * *

Указанный выше порядок возникновения в нас благодатной духовной жизни, или раскрытия Царствия Божия в нас, – сопутствуется возникновением в нас горения духа или духовной теплоты.

Не только ум срастворяется с памятью о Боге и проникается ею, но и все наше существо духовное вступает в живое богообщение: Бог огнь есть (Евр. 12, 29). И вот теплота и горение духа водворяются в нас с момента раскрытия в нас Царствия Божия. Эта черта осязательнее всех, доступнее для понятия и больше дает удобства к объяснению проявлений духовной жизни. Известно, что когда человек в чувстве, тогда он весь сковывается этим чувством, и готов, и силен бывает беспрекословно сделать все, к чему побуждает его то чувство.

Чувство походит на рычаг или на руль в управлении своим внутренним. Его-то и добиваются, оно-то и дается. Что более всего озабочивает ищущего, так это внутреннее нестроение в мыслях и желаниях; вся его ревность обращена на то, как бы устранить это нестроение. К этому другого способа нет, как добыть это духовное чувство или эту теплоту сердечную при памяти о Боге. Как только зародится эта теплота, мысли улягутся, внутренняя атмосфера станет ясна, станут видимы все зарождения добрых и недобрых движений души, и получится власть на отгнание последних.

И на внешнее расходится этот внутренний свет, и там дает он возможность отличать должное от недолжного, сообщая и крепость установиться в первом, несмотря ни на какие препятствия; словом, тогда начинается истинная, действенная, духовная жизнь, которая доселе была только в искании, а если и проявлялась, то урывками… Теперь же, зародившись в сердце теплота остается неотходной, и неотходным держит при себе внимание ума. Когда ум в сердце, – это и есть сочетание ума с сердцем, представляющее целость нашего духовного организма.

Как в физическом мире трут дерево об дерево и получают теплоту и даже огонь; или держат вещь на солнце, и она согревается, а если сосредоточить побольше лучей, то и загорается; так бывает и в духовном мире: трение – труды подвижничества, держание на солнце – Иисусова молитва. Когда все это будет проходить с усердием, неленостно и неопустительно, – милостив Господь, – затеплится огонек в сердце, который будет свидетельствовать о зарождении в средоточии естества нашего внутренней духовной жизни или о воцарении Господа в нас.

Сознание все сосредотачивается в сердце и стоит пред лицом Господа, изливая пред Ним свои чувства, более же всего болезненно припадая к Нему в смиренных чувствах покаяния, с соприсущей готовностью весь живот свой посвящать на служение Ему Единому.

Еп. Феофан Вместе с образованием такого строя прекращается все нестроение, которое качествовало внутри до этого момента, в период искания, в это переходное состояние томления. Неудержимое брожение мыслей прекращается; атмосфера души становится чистой и безоблачной: стоит одна мысль и память о Господе. Отсюда светлость во всем внутреннем. Все там ясно; всякое движение замечается и достойно оценивается при умном свете, исходящем от лица Господа созерцаемого. Вследствие сего всякий недобрый помысл и недоброе чувство, приражающиеся к сердцу, в самом зародыше встречают сопротивление и прогоняются. Тут исполняется то, что советует Филофей Синайский: «От утра стань у входа сердца, и именем Иисусовым поражай подступающих врагов».

Это прогнание недоброго может быть мгновенно, но может длиться часы, дни, месяцы и годы; между тем, существо дела всегда одно, именно то, что ничто недоброе не допускается в сердце, а встречает решительный отпор с минуты сознания недоброты его, и гнание его не прекращается, пока совершенно не упразднится от него сердце. Вслед за сим, что ни думается, что ни чувст вуется, что ни пожелается, что ни говорится и ни делается, – думается, чувствуется, желается, говорится и делается по точному сознанию, что все это не оскорбляет неотступно созерцаемого Господа, благоугодно Ему и сообразно с Его волей. Если же против воли и проскользнет что-либо противное, тотчас смиренно исповедуется Господу и очищается внутренним покаянием или внешним исповеданием, так что совесть всегда хранится чистой перед Господом.

В награду за такой внутренний труд подается дерзновение к Богу в молитве, которая и теплится непрестанно в сердце. Теплота молитвы непрестанная есть дух этой жизни, так что, с прекращением сего тепления, прекращается и движение духовной жизни, как с прекращением дыхания прекращается жизнь телесная.

* * *

Именно благодать Божия есть присутствие Господа нашего внутрь нас. Без Меня ничего не можете; это и есть принцип благодати. В этом-то смысле также апостолы и первые христиане называли Иисуса Христа просто Господом. Самое блистательное доказательство математической истины может ли сравниться в очевидности с действиями благодати, когда сердце раскрыто для нее покаянием? До зарождения внутренней жизни или проявления ощутительного действия благодати и богообщения, человек часто еще что-нибудь сам делает и напрягает к тому свои силы. Но, измаявшись безуспешно в своих усилиях, он бросает, наконец, свою самодеятельность и вседушно предает себя вседействию благодати. Тогда посещает его Господь милостью Своей и возжигает в нем огонь внутренней духовной жизни.

Что в этом великом перевороте его усилия ничего не значили, молящийся знает по опыту. После, более или менее частыми отступлениями, благодать Божия впечатлевает в него также опытное удостоверение, что и поддержание этого огня жизни не есть дело его собственных усилий. Затем, частое нахождение благих мыслей и начинаний, частые осенения духа молитвенного, неведомо как и откуда находящего, тоже опытно дают ему убедиться, что и все доброе не иначе для него возможно, как от действия Божией благодати, всегда присущей ему, по милости Господа, спасающего всех спасаемых.

Еп. Феофан Он предает себя Господу, и Господь вседействует в нем. Опыт показывает, что только тогда и идет у него все успешно, когда он исполнен этим самопреданием… Он предает себя вседействию благодати, и благодать в нем действует. Эта истина для него не только очевиднее всякой математической истины, но и всякого внешнего опыта, ибо он уже перестал жить вовне и весь сосредоточен внутри.

* * *

Этими немногими словами сказано все, что приносит с собою водворение внутрь Царствия, или другими словами, блаженного огня, возгорающегося, наконец, в сердце; этим же определяется и существо истинной духовной жизни. Не вдруг, конечно, все это является в свойственной силе, – бывают и уклонения, и ошибки, и ослабления; но в виду имеется именно это, с тех пор, как ум сочетавается с сердцем и, утвердясь внутрь, становится на службу пред лицом Господа.

С этого момента у молящегося должна быть одна забота – «быть всегда верным присущей в нем благодати. Неверность оскорбляет ее, и она или отступает, или сокращает свое действие. Верность свою благодати или Господу человек свидетельствует тем, что ни в мыслях, ни в чувствах, ни в делах, ни в словах ничего не допускает такого, что сознает противным Господу, и, напротив, никакого дела и начинания не пропускает, не исполнив его, коль скоро сознает, что на то есть воля Божия… Это иногда требует многого труда, болезненных самопринуждений и самопротивлений, но ему радостно приносить все в жертву Господу, ибо после всякой такой жертвы он получает внутреннее воздаяние: мир, обрадование и особенное дерзновение в молитве. Этими актами верности благодати и возгревается дар благодати в связи с молитвой, уже неотходной в это время.

Чем более внедряется в сердце молитва Иисусова, тем более согревается сердце, и тем самодвижнее становится молитва, так что огонь жизни духовной в сердце возгорается, и горение ее становится непрестанным, вместе с тем, как молитва Иисусова займет все сердце и станет непрестанно движущейся.

Первый плод Божией теплоты есть собрание мыслей воедино и устремление их к Богу неотходное. Если мысли утомляют, не дают установиться вниманием перед Богом – то бывающая при этом теплота не Божия, а своя.

Еп. Феофан Эту свою теплоту не надо вменять во что-нибудь, а только почитать приготовлением к Божией теплоте, болезновать о скудости Божьего действия в сердце и в болезни молить Господа непрестанно.

Когда внимание сойдет в сердце, то привлечет туда в одну точку все силы души и тела. Это сосредоточение всей человеческой жизни в одно место тотчас отзывается там особым ощущением; сие ощущение и есть начало будущей теплоты. Ощущение сие, сначала легкое, все усиливается, крепнет, углубляется и из холодного, каково оно в начале, переходит в теплое чувство и держит на себе внимание. И происходит таким образом, что сначала внимание держится в сердце напряжением воли; силою своею внимание порождает теплоту в сердце.

Теплота же сия затем держит внимание без особого его напряжения. Они затем друг друга поддерживают и должны пребывать неразлучно ибо рассеяние внимания охлаждает теплоту, а умаление теплоты ослабляет внимание. Отсюда закон духовной жизни: держи сердце в чувстве к Богу, всегда будешь в памяти Божией. Духовная ли это теплота? Нет, не духовная, а обыкновенная, естественная, кровяная. Но как она держит внимание ума в сердце и через то способствует развитию там духовных, указанных выше, движений, то она называется духовной, в том однако же случае, если она не сопровождается похотными ощущениями, хотя бы и легкими, но держит душу и тело в трезвенном настроении.

Если же теплота, сопровождающая молитву Иисусову, не сопровождается духовными чувствами, то ее не следует называть духовной, а просто кровяной теплотой; и она, будучи таковой, не худа, если только не связывается, как было сказано, с похотными движениями. Если же связывается, то худа и подлежит изгнанию.

Неправильно удовлетворяться или ограничиваться одним ощущением теплоты, не заботясь о чувствах духовных, даже о памяти Божией, а лишь о том, чтобы была теплота; нужно заметить это и исправить, ибо в таком случае останется одна кровяная теплота, животная. Не должно сию теплоту почитать духовной или благодатной. Духовной ее можно назвать только тогда, когда она сопровождается духовными, молитвенными движениями. Кто без них называет ее духовной, тот допускает неправильность.

Кто называет ее благодатной, еще более неправ. Благодатная теплота особая есть, и она собственно есть духовная. Она отрешена от плоти, и в теле не производит заметных изменений, и свидетельствуется тонким сладостным чувством. По сим чувствам всякий легко может определить и различить теплоту. Это каждому следует сделать самому. Стороннему тут нет дела и места.

Теплота, являющаяся от усиленного, вещественного подвига, также вещественна. Это – теп лота плотская, кровяная, в области падшего естества. Неопытный подвижник, ощутив эту теплоту, непременно возомнит о ней нечто, найдет в ней приятность, услаждение, в чем начало самообольщения. Не только не должно думать чего-либо особенного об этой теплоте, но, напротив того, должно принять особенные меры предосторожности при появлении ее. Предосторожность необходима по той причине, что эта теплота, как кровяная, не только переходит по разным местам груди, но очень легко может спуститься и ниже и вызвать нежелательные движения в теле.

Иисусовой молитвой надо искать не того, конечно, чтобы ощутить в сердце физическую теплоту. А того искать нужно, чтобы канул в сердце благодатный огонь и началась непрестанная молитва, чем и определяется благодатное состояние. Ведать подобает, что Иисусова молитва, когда искра Божия падет в сердце, раздувает ее в пламень, а сама не дает сей искры, но только способствует к принятию ее.

Она собирает мысли воедино и дает душе возможность стоять перед Господом и ходить в присутствии Его. Главное – стояние и хождение перед Богом с вопиянием к Нему из сердца. Так делал св. Максим Кавсокаливит[19].

Духовное горение сердца к Господу есть любовь к Нему. Она загорается от прикосновения Господа к сердцу. Как Он весь есть любовь, то и прикосновение Его к сердцу тотчас возжигает любовь к Нему. А от любви – горение сердца к Нему. Вот это и должно быть предметом искания. Творение Иисусовой молитвы есть только орудие к тому, или лучше сказать, только труд, показывающий сильное желание души обрести Господа.

* * *

Когда сердце ваше затеплится теплотой Божией, с того времени начнется собственно внутренняя ваша переделка. Огонек тот все в вас пережжет и переплавит, иначе сказать, – все одухотворять начнет, пока совсем одухотворит. Пока не придет тот огонек, одухотворения не будет, как ни напрягайтесь на духовное. Стало быть, теперь все дело – достать огонька.

Огонек не покажется, пока страсти в силе, хотя им и не поблажают. Страсти то же, что сырость в дровах. Сырые дрова не горят. Надо со стороны принести сухих дровишек и зажечь. Они, горя, начнут просушивать сырость и, по мере просушивания, зажигать сырые дрова. Так понемногу огонь, гоня сырость и распространяясь, обымет пламенем и все дрова положенные.

Дрова наши суть все силы души нашей и все отправления тела. Все они, пока не внимает человек себе, пропитаны сыростью – страстями, и пока страсти не изгнаны, упорно противятся огню духовному. Они проходят и в душу, и в тело, забирают и самый дух – сознание и свободу и, таким образом, господствуют над всем человеком. Как они в сговоре с бесами, то через них и бесы господствуют над человеком, мечтающим, однако же, что он сам себе господин.

* * *

Не нужно еще забывать, что кроме естественной теплоты и теплоты благодатной, может быть при молитве еще и третья теплота – бесовская. О ней подробно будет сказано в другом месте, в писаниях старца схимонаха Василия, который говорит о ней в предисловиях на книги свв. Григория Синаита, Филофея Синайского и Исихия Иерусалимского.

Как наглядный пример благодатной теплоты, возникающей в сердце, я хочу привести рассказ преп. Григория Синаита о Максиме Кавсокаливите, на которого часто указывает епископ Феофан. Я передам рассказ преп. Григория Синаита о преп. Максиме Кавсокаливите полностью, как он изложен в Добротолюбии. И из него вы узнаете не только о том, как возгорелся в душе Максима благодатный огонь и появилась постоянная, самодвижная молитва Иисусова, но перед вами откроются до некоторой степени и тайны высших молитвенных состояний, которых касаться в нашей беседе мы не можем просто потому, что эта тема выше нашего духовного возраста и понимания. Но знать, что эти высшие молитвенные состояния существуют, нам полезно, чтобы мы не думали, будто все содержание молитвенной жизни исчерпывается теми молитвенными состояниями, какие мы сами переживаем.

* * *

Итак, перехожу к рассказу св. Григория Синаита, помещенному в пятом томе Добротолюбия под названием: «Из жития преподобного отца нашего Максима Кавсокаливита. Об умной благодатной молитве».

«Божественный Григорий Синаит, встретив святого Максима и беседуя с ним, между прочим, спросил его: прошу тебя, отче мой честнейший скажи мне: держишь ли ты умную молитву? Тот, поникши немного главою, ответил ему: не хочу скрывать от тебя, честный отче, чуда Пресвятой Богородицы, которое было со мною. От юности моей имел я великую веру к Госпоже моей Богородице и умолял Ее со слезами, да подаст мне сию благодать умной молитвы. В один день, пришедши в храм, как имел обычай, просил я Ее о сем с безмерной теплотой сердца и когда потом с любовью целовал святую икону Ее, вдруг ощутил в груди моей и в сердце моем некую особенную теплоту и пламя, исшедшее от святой иконы, которое не жгло меня, а орошало и услаждало, и вносило в душу мою великое умиление. С этого момента, отче мой, сердце мое начало извнутрь себя говорить молитву, и ум мой услаждается памятованием Господа моего Иисуса Христа и Пресвятой Владычицы моей Богородицы и всегда пребывает в сем памятовании о Них; и с того времени молитва не пресекалась в сердце моем, – прости мне.

Тогда св. Григорий говорит ему: скажи мне, святый отче, бывало ли с тобою в то время, как ты говорил молитву: Господи Иисусе Христе и проч., божественное какое изменение, или исступление, или другой какой плод Духа Святого? – Божественный Максим ответил ему: да; и сего ради отче, я уходил в пустынные места и всегда любил полное безмолвие, да наслаждусь в большей мере плодом молитвы, то есть преизобильной любовью к Богу и восхищением ума к Господу.

Святой Григорий спросил его: прошу тебя, отче, скажи мне: имеешь ли ты то, о чем сказал? Божественный Максим, потупив очи, говорит ему: не пытай о моих прельщениях.

Тогда святой Григорий сказал ему: о, когда бы и мне дал Бог иметь такое же прельщение, какое у тебя, отче святый! – Впрочем, прошу тебя, скажи мне: в тот час, когда ум твой восхищаем бывает к Богу, что видит он умными очами своими? И может ли тогда ум вместе с сердцем возводить молитву? Святой Максим ответил ему: нет, не может. Ибо когда благодать Святого Духа придет в человека посредством молитвы, тогда молитва прекращается, так как ум тогда весь овладевается благодатью Святого Духа и не может более действовать собственными своими силами, но пребывает бездействен и повинуется только Духу Святому, и куда хочет Дух Святой, туда и ведет его, или в невещественный воздух Света Божественного, или в другое какое созерцание несказанное, или, как часто бывает, в Божественную беседу, и кратко сказать, как хочет Утешитель, Дух Святой, так и утешает рабов Своих; какая потребна каждому из них, ту и подает им благодать Свою. Сие, что говорю я, может всякий ясно видеть в пророках и апостолах, которые сподоблялись видеть всякого рода видения, хотя люди насмехались над ними, почитая их прельщенными и упившимися. Так пророк Исаия видел Господа, на Престоле высоком превознесенного и окруженного Серафимами. Первомученик Стефан видел отверстые небеса и Господа Иисуса одесную Отца, и проч. – Таким же образом и ныне рабы Христовы сподобляются видеть разные видения, которым некие не верят и никак не признают их истинными, но считают прелестью, и тех, которые видят их, называют состоящими в прелести. Дивлюсь я таким много и недоумеваю, что это за люди, и как ослепились они, что, будто слепые, не видят и не веруют тому, что обетовал неложный Бог устами пророка Иоиля, именно, что это самое даст Он верующим, говоря: излию от Духа Моего на всяку плоть и прорекут (Иоил. 2, 28). – Таковую благодать Господь ниспослал на учеников Своих, и ныне подает ее, и будет подавать до скончания века, по обетованию Своему, всем верным рабам Своим. Итак, когда сия благодать Духа Святого сойдет на кого-либо, то не что-либо обычное показывает ему из вещей чувственного мира сего, но показывает то, чего тот никогда не видел и не воображал. Тогда ум такого человека научается от Святого Духа высшим и сокровенным тайнам, которых, по божественному Павлу, ни око человеческое не может видеть, ни ум уразуметь сам собою никогда (ср.: 1 Кор. 2, 9). И чтобы тебе понять, как ум наш видит их, вникни в то, что я скажу тебе. Воск, когда далеко от огня находится, бывает тверд, и можно взять его и держать; но как только ввергнешь его в огонь, тотчас растаивает, и там в огне возгорается и горит, и бывает весь светом, и таким образом кончается весь среди огня. Так и ум человеческий, когда один сам по себе бывает, не встретясь с Богом, тогда уразумевает, как обычно, окружающее его по силе своей, – когда же приблизится к огню Божества и к Духу Святому, тогда весь всецело овладевается огнем Божественным, и бывает весь свет, и там в пламени Духа Святого возгорается, и разливается в Божественных помышлениях, и никак невозможно ему тогда среди огня Божества помышлять о своем и о том, о чем хочет.

После сего святой Григорий напомнил ему: бывает, Кавсокаливите мой, и другое нечто, подобное сему, что, однако же, есть действо прелести. – На это великий оный Максим ответил ему: бывает; но у каждой из сих свои особые признаки, – иные признаки прелести и иные – благодати. Когда злой дух прелести приближается к человеку, то возмущает ум его и делает диким, сердце ожесточает и омрачает, наводит боязнь и страх и гордость, очи извращает, мозг тревожит, все тело в трепетание приводит, призрачно перед очами показывает свет не светлый и чистый, а красноватый; ум делает исступленным и бесноватым и уста заставляет говорить слова непотребные и хульные; тот, кто видит сего духа прелести, большей частью серчает и исполнен бывает гнева, смирения совсем не знает, истинного плача и слез не имеет, но всегда хвастается своими хорошествами и тщеславится ими, всегда без сдержанности и страха Божия поддается движениям страстей, наконец выходит из ума и приходит в совершенную пагубу. От таковой прелести да избавит нас Господь молитвами твоими, отче честный.

Признаки же благодати суть следующие: когда входит в человека благодать Святого Духа, то собирает ум его и делает его внимательным и смиренным, приводит ему на память смерть и грехи его, будущий Суд и вечное мучение, душу его исполняет сокрушенным умилением и подвигает к плачу и слезам, очи его делает кроткими и полными слез, и чем более сближается с человеком, тем более умиротворяет душу его и утешает святыми страданиями Господа нашего Иисуса Христа и беспредельным Его человеколюбием; и ум исполняет возвышенными созерцаниями: а) недомыслимой силы Божией, как Он единым словом все из несущего привел в бытие, б) безмерной силы, которою все содержит, всем управляет и о всем промышляет, в) непостижимой Святой Троицы и неисследимой бездны Божеского Существа и прочее. Тогда ум человека восторгается Божественным оным светом и просвещается светом Божественного ведения, сердце делается тихим и кротким и обильно источает плоды Духа Святого – радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, любовь, смирение и прочее (Гал. 5, 22), и душа его восприемлет неизреченное веселие.

Слыша сие, св. Григорий Синаит пришел в исступление, изумляясь тому, что говорил ему преп. Максим, и более не называл уже его человеком, но земным Ангелом».

В словах преп. Максима Кавсокаливита указуются молитвенные состояния, стоящие за пределами обычной и доступной людям молитвы, как делательной, так и самодвижной. В эти высшие молитвенные состояния человек не может войти собственными усилиями и не должен даже посягать на это. Туда вводит человека Дух Святой.

И тогда открываются человеку, насколько он в силах вместить, небесные тайны и созерцания, которых он не может даже и передать человеческими словами.

* * *

Что касается до созерцания, то ни у одного из отцов не находим, чтобы в него можно было вступить самим и, следовательно, делать что-либо и с своей стороны для вступления в него. Созерцание, по словам их, давалось именно тем, которые уже успели очистить сердце свое совершенно и глубоко соединились с Господом. Из тысячи один успевает стяжать чистую молитву; а молитву духовную, или, что то же, созерцательную, в родех и родех едва один оказывается имеющим.

Мы дошли до предела, на котором нам и следует закончить нашу общую беседу о молитве Иисусовой, и перейти к той части беседы, где будут изложены наставления об Иисусовой молитве древнейших св. отцов и подвижников Православной Церкви.

Вы здесь