Вы здесь

Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря. Договор о взаимопомощи с Латвией (М. И. Мельтюхов, 2014)

Договор о взаимопомощи с Латвией

Начало войны в Европе заставило Латвию более внимательно отнестись к возможности расширения экономических контактов с Советским Союзом. 2 сентября советский полпред в Риге И.С. Зотов сообщил в Москву, что находящейся там латвийской хозяйственной делегации «дано указание вести переговоры с нашими ведомствами о расширении торговых связей»[200]. 3–4 сентября латвийская сторона продолжала зондировать вопрос о расширении товарооборота с СССР, а также «возможность транзита их экспортных товаров через Мурманск для Англии» или через черноморские порты в Европу. Советская сторона в принципе одобрила эту идею и заявила о готовности к переговорам, вести которые было бы удобнее в Москве[201]. 12 сентября в Латвии была объявлена мобилизация трех возрастов резервистов, что привело к увеличению армии почти на 16 тыс. человек. Одновременно советской стороне было заявлено, что эти меры не направлены против нее[202]. 14 сентября советский полпред в Риге обращал внимание Москвы на то, что «экономические затруднения Латвии и поднятое антиправительственное настроение масс, выражающих свою симпатию СССР, заставляют Латвию сделать некоторое смягчение своей позиции к нам. Заставляют их повернуться, пока что хозяйственно к Советскому Союзу. В этот момент возможен и политический поворот, при условии некоторого давления на них, с расчетом, чтобы они не использовали его как маневр для собственного упрочения. […] В силу невозможности выхода из экономического бедствия, кроме обращения за помощью в Советский Союз, нам кажется, необходимо перед удовлетворением их широкой просьбы попытаться сделать гласное политическое давление, обеспечивающее нашу заинтересованность. Добиться признания нашей заинтересованности, заключить пакт экономической и военной взаимопомощи, добиться искоренения всякой пропаганды против СССР, упрочения широкой культурной связи и свободного допуска нашей прессы и литературы»[203].

15 сентября Латвия официально предложила СССР переговоры о расширении экономических связей[204]. 16 сентября советский полпред в Риге сообщил в Москву, что латвийская сторона просит помощи «в ликвидации экономической трудности», но не желает связывать себя «прочно экономически и политически с Советским Союзом». Мобилизация в СССР и заявления советской прессы расцениваются правящими кругами Латвии «как подтверждение возможности прихода Красной армии»[205]. 17 сентября заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов сообщил латвийскому посланнику в Москве Ф. Коциньшу, что НКВТ «относится благоприятно к расширению товарооборота между СССР и Латвией, а также и к вопросу транзита латвийских товаров через СССР» на север и готов «приступить к практическим переговорам». Относительно переданного 3 сентября латвийского меморандума с перечнем интересующих их советских товаров было заявлено о готовности продать эти товары, но не для реэкспорта. Латвийский дипломат также выразил пожелание «как можно быстрее перейти к практическим переговорам и заключить дополнительное соглашение» и поинтересовался о месте будущих переговоров. Степанов ответил, что переговоры лучше вести в Москве[206]. Понятно, что действия советских войск на территории Польши оказали существенное влияние на общественные настроения в Прибалтике. 18 сентября Латвия запросила мнение германского правительства относительно действий Советского Союза в Польше[207]. 20 сентября советский полпред в Латвии сообщил в Москву, что «среди широких масс трудящихся города и деревни преобладает сочувственное настроение в ожидании Красной армии». Русское и белорусское население выражает «желание применения к ним, с нашей стороны, такого же принципа, как к белорусам и украинцам в бывшей Польше». Согласно сообщению советского дипломата, латвийские войска продолжали перебрасываться на юго-восток не только для охраны границы, но и для поддержания порядка в районах с преобладанием русского и белорусского населения[208].

Естественно, советская сторона получала сведения о ситуации в Латвии не только от своих дипломатов. В изданном 23 сентября Разведотделом ЛВО бюллетене № 54 отмечалось:

«1. По данным, требующим проверки, части 7[-го] п[ехотного] п[олка], дислоцируемые в Алуксне, Гулбене и Вилака, переброшены на польскую границу.

2. Бедняцкая часть населения одобряет мероприятия советского правительства по освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины.

Среди населения злободневной темой для разговоров является решение советского правительства в отношении Польши и действия Красной армии. Причем при обсуждении этого вопроса мнения почти не разделяются. Все одобряют указанные мероприятия. В разговорах можно слышать такие замечания: «латвийский народ настроен против Германии и воевать не хочет, лучше пусть Латвия снова отойдет к России; мы с покон-веков были с русскими». Или «население войны не хочет, она несет еще большую нищету крестьянам и делает калек. Лучше бы Латвия сдалась без боя русским, чем воевать. Все равно мы не победим».

Некоторые подлежащие призыву резервисты уклоняются от явки на сборные пункты, предпочитая скрываться в лесах. Нередко можно наблюдать, как вооруженный конвой сопровождает подлежащих явке на сборный пункт. Даже явившимся на сборный пункт не доверяют. Их под конвоем сопровождают в казармы.

На рынке не стало продуктов. Сахар, соль, керосин и ряд других продуктов в одни руки отпускается не более 400 гр.

Население, убежденное в неизбежности смены в Латвии порядка, старается на последние гроши приобрести продуктов, т. к. все равно-де деньги не будут иметь хождения.

Настроение в пользу СССР высказывают не только рядовые жители, но и чиновничество и даже некоторые айзсарги. Так, рядовой погранкордона Губари Давьялов среди населения говорил: “Латвия не просуществует и месяца, как будет Советская власть”. Другой пограничник Стурит заявил, что он получил распоряжение усилить наблюдение за СССР, т. к. ожидается наступление Красной армии.

Айзсарг дер[евни] Зеленки Жиг: “русским сопротивляться не буду”. И т. д.»[209]. 24 сентября разведка ЛВО докладывала, что «по сведениям, заслуживающим доверия, в Риге дополнительно призваны три возраста резервистов. Все айзсарги получили распоряжение быть в полной готовности»[210].

25 сентября Разведотдел ЛВО издал очередной бюллетень № 58, в котором отмечалось:

«1. По данным в/ч 4146, требующим проверки, в Риге происходит всеобщая мобилизация. На 30 сентября ожидается всеобщая мобилизация по всей стране.

По тем же данным, за последние дни в погранзоне Латвии наблюдается оживленное движение крестьянских подвод с лошадьми на привязи. Причем кр[естья]не возвращаются домой без лошадей. По всей вероятности происходит мобилизация конского состава.

2. Артполк Латгальской дивизии, дислоцируемый в Крустпилс, на днях вышел из этого пункта. Его новое местопребывание не установлено.

3. В ночь с 16 на 17.9 с началом наступления Красной армии в Польшу, латвийская погранохрана, перепугавшись, бросила границу и бежала вглубь своей территории.

4. 17.9 пограничниками 1[-го] погранотряда была найдена на нашей территории брошенная латышами бутылка, в которой вложена записка следующего содержания: “Русские, если вы хотите, чтобы мы вам помогли и действовали с Вами, то в субботу поднимите красный флаг; мы к наступлению готовы”.

5. На территории Латгалии опубликован приказ о том, что проживающие в погранполосе и не имеющие в собственности до 15 га земли подлежат выселению вглубь страны. В 15-км полосе появились агенты власти, составляющие списки таких жителей на предмет выселения. В связи с этим мероприятием среди населения большое недовольство.

6. По данным в/ч 4156, полученным в погранотряде, дислоцируемый в Карсаве батальон 9[-го] п[ехотного] п[олка] развернут в полк. 3-й батальон этого полка, дислоцируемый в Лудза, также развернут в полк.

Один из батальонов полка развернувшегося в Карсава, якобы, переброшен в Голышево (1 км вост[очнее] Карсава).

Развернутые полки до полных штатов не укомплектованы, т. к. призванные резервисты 1913–15 г[одов] р[ождения] идут на укомплектование частей на литовско-польскую границу, и только резервисты 1916 г[ода] р[ождения] направляются на пополнение частей, расположенных на латвийско-советской границе»[211].

Тем временем на границе с Латвией, где развертывалась 7-я армия, продолжалось усиление группировки советских войск. Еще ранним утром 26 сентября начальник Генштаба РККА направил командующему войсками Белорусского фронта телеграмму № ш1/01007 с приказом наркома обороны:

«1) Для обеспечения правого фланга армий округа сосредоточить к 28 сентября 1939 г. в район Друя, Дрисвяты, Опса 4 СК в составе 10, 126 и 163 сд, с 39[-й] танковой бригадой и 24[-ю] кавдивизию.

2) Перебазировать немедленно в район Полоцк, Витебск, Орша два авиаполка СБ.

3) Одним истребительным авиаполком прикрыть район сосредоточения 4 СК.

4) В район Голодаево перебазировать к 28 сентября истребительный авиаполк, включая в это число две истр[ебительные] эскадрильи, дислоцированные [в] Голодаеве.

5) С утра 29 сентября все указанные части переходят в подчинение Военного Совета ЛВО.

6) Разгранлинии между БОВО и ЛВО Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты [Дукштас] все для ЛВО включительно, кроме Полоцка, который остается для совместного пользования»[212].

Соответственно в 8.45 26 сентября командование 3-й армии получило приказание Военного совета Белорусского фронта № 07:

«1. Для обеспечения правого фланга армий округа, сосредоточить к 28.9.39 в район Друя, Дрисвяты, Опса 4 ск в составе: 10, 126 и 163 (вновь прибывающая) сд с 39 тбр (вновь прибывающая) и 24 кд. С утра 29.9 все указанные части переходят в подчинение Военного Совета ЛВО.

2. Ставлю Вас в известность, что в район Полоцк, Витебск, Орша перебазируются два авиаполка, и что прикрытие района сосредоточения корпуса будет производиться одним истребительным авиаполком.

3. Разграничительная линия между БОВО и ЛВО – Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты – все для ЛВО включительно, кроме Полоцк, который остается для совместного пользования.

4. До прибытия новой сд из района Полоцк в Ваше распоряжение, прикрытие госграницы с Литвой возложить на 5 сд.

5. 13[-й] понтонный батальон сосредоточить в Дисна и подготовить для передачи ЛВО.

6. Об исполнении донести»[213].

Получив соответствующий приказ командующего 3-й армией, командир 4-го стрелкового корпуса комбриг И.Е. Давидовский в 5 часов утра 27 сентября издал приказ № 06/оп:

«1. На основании приказа Командующего войсками Белорусского фронта № 07 4 ск в составе 10, 126, 163 сд, 24 кд, 39 тбр к исходу дня 28.9.39 сосредотачивается [в] р[айо]не Друя, Дрисвяты, Опса для обеспечения правого фланга армии округа.

С утра 29.9.39 корпус переходит в подчинение ЛВО. Граница с Белфронтом – Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты – все для ЛВО за исключением Полоцка, который остается в совместном пользовании.

2. а) 10 сд, продолжая охрану границ и оставив заставы для охраны границы на участке Стражница, Пляушкеты, Дукшты до смены их частями 126 сд, к исходу 28.9.39 сосредоточиться в районе Струсто (5 км с[еверо]-з[ападнее] Браслав), Михалишки, Усяны, Красносельце.

62 сп оставив в ранее занимаемом районе.

Штадив – Браслав.

б) 126 сд, продолжая охрану границы, к исходу 28.9.39 сосредоточиться в районе: Завесишки, Г. Дв. Стацюны, Закальвишки, Вигутаны.

Маршрут движения – Свенцяны, м. Стар[ые] Давгелишки, Рымшаны.

Сменить заставы 10 сд на участке: Г.Дв. Скирно – Дукшты к исходу 27.9 и сдать охрану границы на участке Дукшты – Жиндулы 5 сд к исходу 28.9.

Штадив 126 – Рымшаны.

в) 163 сд по мере выгрузки частей сосредоточиться в районе Раткуны (10 км западнее Браслав), Подзишки, Илгайце, Побержа, Эйдымянишки.

Штадив – Купчеле.

3. 24 кд к исходу дня 28.9.39 сосредоточиться в районе Рычаны, Карасино, Мялка, м. Дрисвяты, Едегале.

Штадив – м. Дрисвяты.

Маршрут – Вильно, Свенцяны, м. Мелегяны, Видзы, Дрисвяты.

4. 39 тбр после разгрузки выйти в район сосредоточения – Г.Дв. Нов[ый] Двур, Межаны, Сюлки, Лушнево, Гирчаны.

Штабриг – Гирчаны.

5. 267 ап к исходу дня 28.9.39 сосредоточиться в районе Кякшты, Лукьяны, оз. Секлы.

Маршрут движения: Свенцяны, Мелегяны, Видзы. М. Видзы хвостом колонны пройти не позднее 12.00 28.9.39.

6. 205 ап – к исходу дня 28.9 сосредоточиться в районе Анджеевка, Шульги, Мелегяны.

7. 16 зад к 14.00 28.9.39 перейти в район Усяны, Дрисвяты, Опса и прикрыть сосредоточение частей корпуса.

8. Штакор – с 12.00 28.9 – Опса»[214]. В связи с передислокацией войск 4-го стрелкового корпуса между 13 и 22 часами 27 сентября командиры 5-й, 10-й и 126-й стрелковых и 24-й кавалерийской дивизий издали соответствующие приказы[215].

Тем временем в 20.54 26 сентября Военный совет ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № 1/149: «Распоряжением Командующего войсками БОВО в районе – Друя, Дрисвяты, Опса к 28.9.39 сосредоточатся: 4 ск в составе 10 сд, 126 сд и 163 сд, 39 тб и 24 кд, этот корпус в полном составе с утра 29.9.39 переходит в Ваше подчинение.

С 26.9 в район ст. Свольна, Борковичи начнет прибывать 84 сд, которая имеет задачу сосредоточиться распоряжением Командующего войсками БОВО в районе Свольна, где и останется в моем резерве.

4 ск распоряжением Командующего войсками БОВО прикрывается одним истребительным полком.

В районе Голодаево к 28.9.39 будет перебазирован истребительный полк, включая в это число две эскадрильи, уже дислоцированные в районе Голодаево. Район – Полоцк, Орша, Витебск перебазируется два авиаполка скоростных бомбардировщиков. Вся перечисленная авиация выше, с утра 29.9.39 входит в Ваше подчинение. Разграничительная линия между БОВО и 7[-й] Армией Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты все для 7[-й] Армии, кроме Полоцка, который остается для совместного пользования.

Необходимо принять меры организации связи с указанными частями. Представьте соображения по организации устройства тыла. Получение и принятие мер донести»[216].

26 сентября в район Полоцк – Свольна стали прибывать по железной дороге 163-я, 84-я стрелковые дивизии и 39-я танковая бригада из МВО[217]. Согласно изданному в тот же день приказу Военного совета Белорусского фронта № 07 39-я танковая бригада с 11.00 29 сентября подчинялась 4-му стрелковому корпусу и должна была сосредоточиться севернее Опсы. 28 сентября начальник штаба Белорусского фронта своей телеграммой № 00075/ш приказал сосредоточить севернее Опсы 84-ю стрелковую дивизию и с 11.00 29 сентября включить ее в состав 4-го стрелкового корпуса, а 163-ю стрелковую дивизию сосредоточить в районе Свольны и передать в подчинение Военного совета ЛВО[218]. Соответственно, в 3.33 28 сентября начальник штаба ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № оп/12:

«1) 4 ск переходит в Ваше подчинение не 29.9.1939, а с утра 28.9.39 г.

2) В состав 4 ск взамен 163 сд, включается 84 сд, которая разгружается в сборном пункте 4 ск маршами, отдельными полками, не ожидая всей дивизии.

3) 163 сд сосредоточиться в районе Свольна [в] мой резерв.

4) 13[-й] танковый батальон, прибывающий из Старицы, [и] 14[-й] танковый батальон сосредоточить в районе 4 ск.

Об исполнении донести»[219].

27 сентября Разведотдел ЛВО сообщал о военных приготовлениях в Латвии, что «21.9.39 5[-й] и 6[-й] пех[отные] полки и один дивизион артполка 2-й Видземской дивизии были отправлены из Риги в Даугавпилс (Двинск)», а 7-й пехотный полк переброшен в район Карсава[220]. 29 сентября разведка доложила, что «установлено выдвижение передовых частей 9[-го] п[ехотного] п[олка] на линию Зилупе, м. Посина». Правда, основные силы 9-го пехотного полка оставались в пункте постоянной дислокации – Резекне[221].

На основании директивы наркома обороны № 043/оп от 26 сентября Военный совет ЛВО в 1.00 29 сентября направил командующему 7-й армии комкору В.И. Болдину приказ № 4414/сс/ов:

«1. Сосредоточение войск 7[-й] Армии к Латвийской границе на фронте Красный, Себеж, оз. Освейское, Придруйск закончить к исходу 29.9.39, имея их в полной боевой готовности и следующей группировке:

2 ск – 155 сд в районе Габаны [Гобаня], Нивки, Посадница [Посадницы]; 67, 48 сд, 34[-я] танковая бригада – Меженцы, Грошево, Себеж;

47 ск – 138, 163 сд – Воронина [Воронино], Жуково, Медведева [Медведево]; 4 ск – 10, 126, 84 сд, 24 кд, 39[-я] танковая бригада – Придруйск, Дрисвяты, Иказнь.

2. Задача 7[-й] Армии [ – ] прикрыть операции ЛВО против Эстонии со стороны Латвийской границы.

В случае выступления или помощи Латвийской армии Эстонским частям, 7[-й] Армии, по особому приказу быстрым и решительным ударом по обоим берегам р. Западная Двина, наступать в общем направлении на Рига.

3. Действия армии должны быть решительными, поэтому войска не должны ввязываться в фронтальный бой на укрепленных позициях противника, а оставляя заслоны с фронта, обходить фланги и заходить в тыл, продолжая выполнять поставленную задачу.

4. Авиационная группа армии:

Командует авиацией 7[-й] Армии командующий ВВС Калининского военного округа комбриг [С.К.] Горюнов.

Состав: два полка истребительных и два полка СБ. Граница для действий авиации армии Верро [Выру], оз. Лубань, Двинск [Даугавпилс].

Задача: непосредственная поддержка и прикрытие войск армии. Не допускать авиацию противника на направление Опочка, Идрица, Полоцк. В случае выступления Латвии, по особому приказу уничтожить авиацию противника на аэродроме Реезекне и ж[елезно]д[орожный] узел Реезекне.

5. Соседи: справа 8[-я] Армия (штарм Псков), по получении особого приказа переходит в наступление с задачей разбить Изборско-Печерскую группировку противника и, наступая на Юрьев (Тарту), совместно с отдельным Кингисеппским стрелковым корпусом овладеть Таллин, Пернов [Пярну].

Левый фланг 8[-й] Армии в сторону Валк [Валга] обеспечивается 1[-й] танковой бригадой и 25 кд, усиленных двумя с[трелковыми] п[олками] на автомашинах, которые в случае выступления или помощи Латвийских воинских частей Эстонской армии, действуют [в] направлении Рига.

Граница с ней (все пункты для 8[-й] Армии): Новоржев, Лагунина (40 км южнее Остров). Слева части БОВО.

Граница с ними Невель, Полоцк (пункт общего пользования), Друя.

6. Устройство тыла и материальное обеспечение организует Штаб 7[-й] Армии. На проведение операции Вам отпускается 5 боекомплектов огнеприпасов, 5 заправок горючего для боевых машин и 6 заправок для транспортных машин.

В войсках иметь: огнеприпасов 1 1/2 боекомплекта, 3 заправки горючего и 4 суточных дачи продфуража. Кроме того, на головные склады к исходу 29.9.39 завести 2 боекомплекта огнеприпасов, 2 заправки горючего и 2 суточные дачи продфуража.

7. О времени перехода в наступление будет дана особая директива, до получения которой с настоящей директивой должен быть ознакомлены лишь Военный Совет армии, начальник штаба, НО-1, командиры, комиссары и начальники штабов корпусов.

8. Всю подготовку и занятие исходного положения провести скрытно, в исходном положении войска должны быть замаскированы.

9. Иметь надежную связь с войсками.

10. Штаб округа [ – ] Ленинград. Командный пункт [ – ] Псков. Связь со штармом непосредственная, телеграф и радио.

11. Получение подтвердить. План операции представить [в] 20.00 час[ов] 29.09.39 нарочным»[222].

29 сентября управление 7-й армии прибыло в Идрицу, а соединения армии к исходу дня завершили сосредоточение в предназначенных районах[223]. Соответственно, войска 4-го стрелкового корпуса, сосредоточение которых несколько задержалось, были переданы в оперативное подчинение Военного совета 7-й армии с утра 30 сентября, а командование корпуса было «вызвано в Идрицу [в] штаб армии Болдина для получения задач»[224]. Передислоцированные войска на литовской границе были сменены заставами от частей 5-й стрелковой дивизии. 30 сентября командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников и полковник Н.И. Гусев направили командующему войсками БОВО, а также Военным советам 7-й армии и ЛВО директиву № 065 с приказом наркома обороны: «Перебазирование авиационных полков в район 7[-й] Армии до особого распоряжения не производить»[225]. В 23.10 того же дня начальник Генштаба РККА направил командованию ЛВО сообщение: «Народный Комиссар Обороны приказал 1 октября, не затрагивая эстонской территории, произвести разведку латвийской территории. Разведку вести на глубину Люцын [Лудза] – Режица [Резекне]. Вести так, чтобы не попасть под огонь, лучше всего истребителями 9-ми или эскадрильями, можно и СБ, но с больших высот». После выполнения этой задачи 1 октября было приказано в дальнейшем разведывательные полеты производить только по особому указанию Генштаба[226]. С 20 часов 1 октября 4-му стрелковому корпусу был подчинен 14-й понтонный батальон[227].

После достижения договоренности с Эстонией советское руководство решило уточнить группировку войск на границе с Латвией, и в 23.15 30 сентября начальник Генштаба Красной армии направил командующему войсками ЛВО приказ № 074: «В связи с изменившейся обстановкой во изменение директивы от 26.9.39 г. за № 043/оп Народный Комиссар приказал:

1. 8[-й] армии в составе 56[-й], 75[-й], 49[-й], 136[-й] стрелковых дивизий, бригады 25[-й] кавдивизии, 10[-го] танкового корпуса (без 18[-й] танковой бригады), 1[-й] танковой бригады и 2 полков артиллерии, оставив одну стрелковую дивизию на эстонской границе, иметь главную группировку южнее реки Кудеб в районе Заполье, Остров, Черская.

2. Продолжать сосредоточение частей 7[-й] армии и 4[-го] стрелкового корпуса согласно директивы № 043/оп»[228].

2 октября штабу 7-й армии было сообщено, что по распоряжению наркома обороны должны прибыть 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Ржева в Великие Луки, 39-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Быхова в Уллу, 15-й истребительный авиаполк из Уллы в Полоцк, 20-й истребительный авиаполк из Смоленска в Голодаево и управление 18-й авиабригады из Орши в Полоцк[229].

Развернувшиеся со 2 октября в 7-й армии учебные занятия по боевой и политической подготовке привели к возникновению в войсках армии мощного боевого порыва. Так, механик-водитель танкового батальона 48-го стрелковой дивизии говорил: «Скорей бы пойти в бой, где мы покажем латвийским помещикам силу и мощь СССР». «Давали бы приказ о наступлении поскорей, – считал красноармеец 56-го стрелкового полка Чупкин, – получить надо первое боевое крещение». Младший командир 179-го мотострелкового батальона 34-й танковой бригады Лавренюк заявил: «Я жду с нетерпением, когда командование прикажет выступить, я готов отдать жизнь за родину, если это потребуется». Красноармеец 2-й пулеметной роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии Юраш на митинге обещал, что «если придется воевать с “айсаргами” – мой пулемет всегда будет работать безотказно». Однако недостаточная организованность привела к тому, что «в 328[-м] с[трелковом] п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] красноармеец Хренов в ночь с 29 на 30 сентября, заблудившись, перешел латвийскую границу. С латвийской стороны Хренов вернулся сам через 20 минут. В настоящее время он находится на погранзаставе, где ведется расследование. В 14[-м] г[аубичном] а[рт]п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] в ту же ночь несколько красноармейцев-разведчиков, потеряв ориентировку, перешли латвийскую границу, но, узнав об этом, немедленно вернулись обратно». Чтобы не допускать самовольного перехода бойцами границы, политработники организовали беседы с личным составом частей, была также усилена служба наблюдения и охранения[230].

Вместе с тем, проводимая политработа породила среди военнослужащих 7-й армии и ряд «нездоровых» высказываний. Например, по мнению красноармейца 3-й роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии члена ВКП(б) М.И. Иванова, «если мы будем занимать Латвию, то это будет неверно. Политика Советской власти и нашей партии – не занимать чужой территории». В 295-м артполку 138-й стрелковой дивизии красноармейцы 3-го батальона А.И. Иванов и П.Н. Мигачев заявили: «Зачем мы хотим напасть на Латвию, ведь она нас не трогает. Говорим, что чужой земли не хотим, а готовимся убивать рабочий класс, да и дети наши пропадут»[231]. Как полагал заместитель политрука 2-го танкового батальона 1-й танковой бригады Крючков: «Мне никак непонятно, почему Советское правительство перед народом демонстрирует нейтралитет, а само концентрирует свои войска к границе мирных государств. Что из себя представляют Эстония и Латвия, если имеют 100 тыс. войск, – два дня и это будет значить захват чужих границ». По мнению младшего командира 18-й танковой бригады Романовского, «теперь ясно, что Советский Союз сосредотачивает свои войска у границы для того, чтобы разгромить прибалтийские государства и поживиться за их счет»[232].

2 октября Разведотдел ЛВО издал очередной бюллетень № 69, в котором относительно Латвии отмечалось, что «в Зилупе и Пасине солдаты [7-й роты 9-го пехотного полка] заявляют, что драться против Красной армии не будут и в случае военных действий они перейдут на сторону красных»[233]. По данным разведывательного бюллетеня № 73 от 4 октября, Латвия переживала экономические трудности, связанные с нехваткой сырья, ростом безработицы, проблемами с продовольствием и горючим. «Большая часть рабочих и бедняцкая часть сельского населения по отношению к Советскому Союзу настроена положительно. Многие говорят, что неплохо было бы, если СССР взял бы под свою защиту и Латвию»[234].

В итоге на границе Латвии была развернута группировка войск Красной армии (см. схему 2), боевой состав и численность которой показаны в таблицах 6 и 7. Внушительной была и группировка ВВС. Как уже указывалось, в южной части ЛВО дислоцировалось порядка 1 420 самолетов, а ВВС 7-й армии состояли из управления 18-й авиабригады, 15-го, 20-го истребительных, 16-го, 31-го, 39-го скоростных бомбардировочных полков и 10-й истребительной эскадрильи, в которых насчитывалось 310 самолетов[235].


Таблица 6. Советская группировка на границе Латвии к 3 октября 1939 г.[236]


Таблица 7. Численность и вооружение войск на 3 октября 1939 г.


Схема 2. Группировка советских войск на границе с Латвией. 4 октября 1939 г.


Тем временем латвийское руководство, заинтересованное в расширении экономических отношений с СССР, внимательно изучало эстонский опыт и, учитывая рост советского влияния в Восточной Европе, было согласно договориться на условиях, аналогичных эстонским. 30 сентября министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс и военный министр генерал Я. Балодис заявили советскому полпреду в Риге о готовности начать 8–9 октября торговые переговоры и о том, что «дальнейшее развитие политической линии Латвии должно идти в направлении большого политического и экономического сотрудничества с СССР». При этом латвийская сторона отметила, что «считает совершенно приемлемыми основу и форму договора с Эстонией для Латвии. Одобряют ведущуюся политику СССР, и на условиях с Эстонией латыши согласны разговаривать». Сообщая об этом, полпред предлагал «поставить, в духе их пожеланий и нашей заинтересованности, наряду с экономическими вопросами и политические»[237]. 1 октября Москва сообщила Риге о готовности к экономическим переговорам, и правительство Латвии приняло решение о визите министра иностранных дел в СССР[238]. В тот же день латвийская сторона уведомила германского посланника в Риге о том, что в ночь на 1 октября латвийскому посланнику в Москве было заявлено, что советское правительство желает немедленно начать переговоры с латвийским правительством, правда, тема предстоящих переговоров названа не была. Являясь партнером Германии по договору о ненападении, латвийское правительство информировало, что 2 октября Мунтерс вылетает в Москву. Сообщение об этом было передано по радио, а завтра будет напечатано в утренней прессе[239].

2 октября Латвийское телеграфное агентство сообщило, что «Латвия должна приступить к пересмотру своих внешних отношений, в первую очередь с СССР. Правительство поручило министру иностранных дел Мунтерсу немедленно направиться в Москву, чтобы войти в прямой контакт с правительством СССР». В тот же день в 21.30 в Кремле началась первая беседа В. Мунтерса с советским руководством, от имени которого В.М. Молотов предложил упорядочить советско-латвийские отношения, поскольку «нам нужны базы у незамерзающего моря». Его поддержал И.В. Сталин, заявивший, что «прошло 20 лет, мы стали сильнее и вы тоже. Мы хотим говорить о тех же аэродромах и о военной защите. Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем. Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией. Кроме того, если мы достигнем согласия, то для торгово-экономических дел имеются очень хорошие предпосылки». Обосновывая необходимость усиления безопасности СССР, Молотов указал, что «то, что было решено в 1920 г., не может оставаться на вечные времена. Еще Петр Великий заботился о выходе к морю. В настоящее время мы не имеем выхода и находимся в том нынешнем положении, в каком больше оставаться нельзя. Поэтому хотим гарантировать себе использование портов, путей к этим портам и их защиту».

Попытки В. Мунтерса отклонить советские претензии ссылками на нормализацию советско-германских отношений вызвали довольно откровенную реплику И.В. Сталина: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся… если не мы, то немцы могут вас оккупировать. Но мы не желаем злоупотреблять… Нам нужны Лиепая и Вентспилс…» Советская сторона настаивала на получении права на размещение военных баз и ввод 50-тысячного контингента войск. Естественно, латвийская сторона настаивала на сокращении численности войск и отказалась от размещения советских частей в Риге. В ходе дискуссии Сталин пообещал, что «гарнизоны останутся только на время нынешней войны, а когда она окончится – выведем», и снизил численность войск до 30 тысяч. В 24 часа стороны решили сделать перерыв до следующего дня. В ходе следующего раунда переговоров, начавшегося в 18 часов 3 октября, латвийская сторона предложила ограничиться советской базой в Вентспилсе и настаивала на сокращении численности вводимых гарнизонов до 20 тысяч человек. В.М. Молотов постарался добиться уступок в духе советского предложения, но Мунтерс стоял на своем. Тогда слово взял Сталин: «Вы нам не доверяете, и мы вам тоже немного не доверяем. Вы полагаете, что мы хотим вас захватить. Мы могли бы это сделать прямо сейчас, но мы этого не делаем». Советский руководитель настаивал на получении баз в Вентспилсе и Лиепае, а также на сооружении береговой батареи на мысе Питрагс. Когда Мунтерс вновь попытался отстоять свои предложения, Сталин прямо указал, что «немцы могут напасть. В течение 6 лет немецкие фашисты и коммунисты ругали друг друга. Сейчас произошел неожиданный поворот вопреки истории, но уповать на него нельзя. Нам загодя надо готовиться. Другие, кто не был готов, за это поплатились»[240]. Выработка условий договора проходила при настойчивом давлении советской стороны и медленных уступках латвийской делегации.

3 и 4 октября Латвия сообщала Германии о ходе советско-латвийский переговоров и содержании выдвинутых советской стороной предложений[241]. Однако выяснилось, что Берлин занял позицию стороннего наблюдателя, и 3 октября в Риге было решено, что «правительство одобряет действия Мунтерса и поручает ему достичь соглашения с Москвой на основе принципов эстонского соглашения, пытаясь достичь, насколько это возможно позитивных результатов». Министру иностранных дел было поручено «делать все необходимое, чтобы улучшить текст уже подписанного советско-эстонского соглашения, пытаясь достичь более благоприятных условий для соглашения с Латвией»[242]. В итоге советско-латвийских переговоров 5 октября был подписан договор о взаимопомощи сроком на 10 лет, предусматривавший ввод в Латвию 25-тысячного контингента советских войск. Советские базы должны были разместиться в Лиепае, Вентспилсе и других местах, которые будут определены по взаимному соглашению. Для охраны Ирбенского пролива СССР получал право соорудить базу береговой артиллерии на побережье. Стороны взяли на себя обязательство не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой стороны. Советский Союз брал на себя обязательство оказывать помощь латвийской армии вооружением и военными материалами на льготных условиях. В договоре специально оговаривалось, что его выполнение не должно затрагивать суверенные права сторон, в частности их экономической системы и государственного устройства. Для проведения договора в жизнь создавалась Смешанная комиссия на паритетных началах. Договор был ратифицирован СССР 8 октября, Латвией – 10 октября и вступил в силу 11 октября после обмена ратификационными грамотами в Риге. 12 октября в Москву прибыла латвийская торговая делегация во главе с председателем Латвийской торгово-промышленной камеры А. Берзиньшем, в результате переговоров с которой 18 октября было подписано советско-латвийское торговое соглашение на период с 1 ноября 1939 г. по 31 декабря 1940 г., установившее торговый оборот в 60 млн латов[243].