Преступность в крупных городах Восточной Сибири. Глава 1. Теоретические предпосылки криминологического исследования преступности крупного города (С. А. Шоткинов, 2004)

§ 1. Геокриминография – одно из направлений криминологических исследований

Изучение преступности и ее характеристик всегда вызывало живейший научный интерес у зарубежных и отечественных криминологов. Высказывались и высказываются самые различные точки зрения по поводу происхождения преступности, факторов, ее определяющих, способов ее измерения и приемов воздействия на нее, включая борьбу с ней. Во многом полярность взглядов среди криминологов обусловлена относительной «молодостью» этого направления, непрерывными процессами становления тех или иных институтов, использованием новейших достижений смежных наук: психологии, социологии, психиатрии, педагогики и т. д.

Как известно, криминология в качестве самостоятельной науки развивается с 1885 г., когда впервые этим термином итальянские ученые А. Топинард и Р. Гарофало обозначили учение о преступлении.[3] Однако проблемы соотношения преступного и непреступного, причин поведения, отклоняющегося от нормы, волнуют лучшие умы человечества уже с древнейших времен. В трудах древнегреческих философов Платона и Аристотеля мы находим указания на причины, по которым совершается то или иное преступление, на необходимость наказания, которое послужит человеку только во благо. Платон отмечает, что не наследственность влияет на наличие или отсутствие добродетели, а воспитание. Аристотель же полагал, что люди становятся преступниками по собственной воле, а условия жизни – лишь внешний фактор формирования личности.[4] Обращались к проблемам преступления и наказания и древние римляне: Цицерон, Сенека, Гораций, Виргилий, Ювенал. Как известно, в древнеримском государстве наивысшего расцвета достигло цивилистическое право, однако вышеперечисленные мыслители говорили о необходимости соответствия наказания опасности преступления и преступника для общества, ими подчеркивалась особая роль общей превенции, личной ответственности, учета мотивов, которыми руководствовался преступник.

Средневековье явилось тяжелейшим периодом для прогрессивной мысли в целом, и юридической в частности. К идее о предупреждении преступлений общество вернулось лишь в эпоху Возрождения. Т. Мор в своей «Утопии» указывал, что следует воздействовать на причину с целью наилучшего воздействия на следствие, Ф. Бэкон призывал к совершенствованию закона, его кодификации, Г. Гроций – к расширению целей наказания, с тем чтобы оно не было только карой, но носило бы и общепревентивный характер.[5]

Особое значение для развития учения о преступлении и его профилактике имели работы Ш.-Л. Монтескье и Ч. Беккариа. Монтескье главной причиной преступлений считал злонравие, в своем труде «О духе законов» он рекомендовал дифференцировать наказания и строго следовать принципам личной ответственности и гуманизма.[6] Одним из первых фундаментальных трудов, посвященных проблемам соотношения преступлений и наказаний, стала книга Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях». В ней он указывал на необходимость соответствия закона нравственным нормам, на проблему обеспечения защиты прав человека государством путем ограничения этих прав.[7]

К сходным проблемам обращались и Дж. Локк, Д. Дидро, И. Бентам, Ж.-Ж. Руссо, Ж.-П. Марат и многие другие философы. В России о влиянии социальных причин на преступность писали А. Н. Радищев, Н. Г. Чернышевский, Н. Н. Добролюбов и другие.

Все сказанное выше смело можно отнести к предистории криминологии, к так называемой классической школе права. Ее представители полагали, что преступление и наказание – суть юридические явления, преступное поведение вызвано «злой волей» и на него можно воздействовать лишь при помощи уголовного наказания.[8]

Начиная с XIX в. постепенно формируются и другие направления исследований в области изучения преступного и непреступного. Одним из них было антропологическое направление, основоположниками которого стали Ф. Галль и Ч. Ломброзо. Его сторонники считали, что «…преступления являются продуктом индивидов, их совершающих, а следовательно, их характер зависит от природы и от тех условий, в которых эти индивиды находятся; лишь принимая во внимание эту природу и эти условия, можно правильно оценивать преступления».[9] Преступники – это существа особого рода, наделенные специфическими органическими и психическими чертами, как наследственными, так и приобретенными. Наказание же – это своеобразная оборона общества от преступников.

Другим самостоятельным направлением стало статистическое. Одним из его виднейших представителей был бельгийский статистик А.-Ж. Кетле. Преступность объяснялась им как массовое социальное явление, подчиняющееся определенным статистическим закономерностям.[10]

Представители социологического направления (Ферри, Гарофало, Марро и др.) объясняли преступность как явление, в большей мере опосредованное социальной средой, экономическим благосостоянием общества. Возникло учение об уголовной политике, о соотношении преступления и реагирования на него со стороны государства. Все это послужило развитию специальных исследований преступности, ее закономерностей и причин, т. е. возникновению криминологии.

Криминологические исследования того времени показывали взаимосвязь преступности и безопасности, различия ее в отдельных регионах того или иного государства. Научная мысль все чаще и чаще приходила к выводу о том, что совокупность преступлений как уголовно-правовых институтов и преступность – суть различные явления. Второе, в отличие от первого, живет и развивается по своим законам, оно находится в теснейшей взаимосвязи с экономической политикой, культурой, религией и иными факторами существования общества.

В XX в. криминологи и социологи подчеркивали неизбежность, закономерность наличия преступности в обществе. Высказывались даже взгляды, согласно которым преступность «нормальна». Ибо она есть продукт общества, взаимодействие его различных факторов и институтов между собой (Э. Дюркгейм).[11] Однако криминология все же полагает, что преступность, наряду с присущими ей закономерностями: относительной массовостью, территориальной распространенностью и пр., тем не менее явление негативное для общества и уж никак не «норма». С момента своего окончательного утверждения (конец XIX в.) и по сей день криминологи решают одни и те же извечные вопросы: что есть причины преступного, как на них воздействовать, посредством чего и с какими затратами?

Пожалуй, можно с полной уверенностью отнести криминологию к числу наиболее динамичных наук XX в. Это вполне объяснимо, учитывая то, что она по сути своей есть комплексное знание, использующее достижения многих других наук: психологии, социологии, психиатрии, генетики, педагогики, статистики и т. д. Однако криминология имеет свой, четко очерченный, присущий только ей объект: преступное. Известно, что криминология изучает самые различные стороны преступного: преступные проявления (преступления), преступное поведение, причинный комплекс такого поведения, особенности личности преступников, количественные и качественные характеристики преступности как целостного негативного социального явления и профилактику данного явления. Таким образом, определив объектом рассматриваемой науки преступное, т. е. запрещенное уголовным законом, мы можем в рамках данного объекта выделить пять основных элементов, составляющих предмет криминологической науки:

1. Преступность: ее качественные и количественные характеристики.

2. Причинный комплекс преступности.

3. Особенности личности лица, совершившего преступление.

4. Психологический механизм совершения конкретного преступления.

5. Сущность профилактики преступности со стороны различных субъектов.

Криминология, будучи самостоятельной наукой, тем не менее имеет дуалистичную природу: являясь юридической лишь отчасти, она в остальной своей части социальна. Этим и вызвано многообразие используемых ею заимствованных частнонаучных методов при отсутствии своего, сугубо криминологического, метода.

Уникальность криминологии как науки состоит в том, что она, во-первых, пытается найти причину общего (преступность) через изучение причин частного (виды преступности и отдельные преступления), во-вторых, она пока не имеет унифицированного, единого подхода как к изучению этого общего, так и к объяснению его природы, в-третьих, эта наука – единственная в своем роде – ставит перед собой задачу предложить государству и обществу действенные меры профилактики страшнейшего социального зла – преступности.

Сейчас, в начале XXI в., когда криминология в качестве самостоятельной науки перешагнула свой 130-летний рубеж, в мире достаточно четко выделяются три подхода к изучению преступности. Первый из них, социологический, получил распространение в США. Данный подход в большей степени отдает предпочтение социальной природе преступности, внешним факторам влияния на личность. Преступное поведение есть продукт воздействия социальной среды, окружения личности. Эти взгляды выражаются в многочисленных теориях социологической направленности: теории аномии, стигматизации, дифференциальной ассоциации, социальной дезорганизации, интеракции, виктимологические, радикальные и другие теории.[12] Иного подхода придерживаются западноевропейские криминологи, в частности французские и итальянские, где еще сильно влияние ломброзианства. Его можно назвать социобиологическим, т. е. наряду с воздействием внешних социальных факторов многое зависит и от самой личности.[13] Сторонники этого подхода утверждают, что определенные задатки личности при надлежащих внешних условиях приведут ее в конечном итоге к совершению преступления. Еще более радикальным является биологический подход, согласно которому определенная личность изначально «рождена на свет» для аморальных, девиантных поступков. Эти взгляды являются прямым продолжением идей Ч. Ломброзо о «врожденном преступнике». К числу таких теорий следует отнести как развивающиеся ныне, так и остановившиеся в своем развитии. Это концепции умственной отсталости преступников, конституционной предрасположенности к преступлению, генетические концепции преступности, клинические теории, теории фрейдизма и неофрейдизма, деструктивности (агрессии по Э. Фромму) и т. д.[14] Общим для вышеназванных подходов является то, что все они далеки от юриспруденции, объясняя преступное через призму социологии или (и) биологии, факторами, находящимися вне действующего правового поля: состоянием экономики, социальной картиной общества, психическими особенностями отдельной личности и др. Юриспруденция же с этих позиций есть свод субъективистских правил, не способных дать криминологическим исследованиям никакой полезной информации. Исходя из этого, криминология в системе высшего образования во многих странах не относится к числу наук юридического профиля и не обязательна для изучения студентами-юристами.

Иного взгляда на содержание своей науки придерживаются отечественные ученые-криминологи. Традиционно криминология никогда не рассматривалась в советский и постсоветский периоды в качестве социологического или биологического знания. В России превалирует взгляд на криминологию как на социально-правовую науку. Нормативизм этой науки объясняется тем, что в своих исследованиях она опирается прежде всего на терминологию уголовного права, уголовно-исполнительного права и иных юридических наук. Более того, криминология как учение о преступном в нынешней своей ипостаси имеет прикладное значение лишь до тех пор, пока это преступное существует. Круг же преступных деяний определен лишь в одном законе федерального уровня – Уголовном кодексе. Исходя из принципа презумпции невиновности, декларируемого Конституцией РФ, преступником человека может признать лишь суд путем вынесения таковому обвинительного приговора. И только в этой связи мы может говорить о личности преступника. Будучи рассматриваемой в таком ракурсе как юридическая наука, криминология, тем не менее, выходит за рамки чисто нормативистского подхода и активно использует богатейший исследовательский инструментарий, которым обладают науки социального цикла. Это и методы, и терминология, и соотношение достижений этих наук с юриспруденцией. Следует отметить, что подобный подход, безусловно, теоретически должен придавать криминологическим исследованиям в России гораздо больший динамизм и эффективность, нежели за рубежом. Ибо российские криминологи не только ставят проблемы, но и, обладая юридическими знаниями, предлагают правовые пути их решения с указанием конкретных адресатов с учетом их компетенции. Таким образом, становится виден конкретный социальный результат рекомендаций криминологов, а это значительно повышает практический общественный вес данной науки и ее выводов, в отличие, например, от США. Вместе с тем единство во взглядах на сложнейшие проблемы преступности и ее причин, вероятно, ведет к определенному догматизму и традиционализму, что, в свою очередь, негативно сказывается на развитии криминологии в целом. В частности, явно недостаточно внимания уделяется бихевиористике, этногенезу преступности, экологии, топографии и географии преступности, проблеме психоанализа и т. д. Тем не менее следует отметить высочайший уровень развития криминологической мысли в России, неоценимый вклад российских ученых, прежде всего юристов, в формирование криминологии как самостоятельной отрасли научного знания и факт бесспорного признания достижений отечественной криминологической науки за рубежом.[15]

Как видно из всего вышесказанного, невзирая на разницу в подходах к изучению преступности, перед мировой криминологией стоят сходные задачи и проблемы. В одних странах они решаются более успешно и эффективно, в других – менее, в некоторых к их решению общество приступает только сейчас.

Думается, будет верным к одной из таких проблем отнести проблему региональных количественных и качественных различий преступности: ее видов, количества преступлений, их прироста. Актуальность этой проблемы особенно остра для России, по-прежнему, даже после распада СССР, остающейся самой крупной державой в мире по территории (17 075,4 тыс. км²) и одной из крупнейших по численности населения (145,7 млн человек на 1 июля 2001 г. – 6 место в мире). На территории РФ проживает свыше ста наций и народностей. Территория РФ протянулась с запада на восток, от Калининграда до Чукотки, на 8750 км, с севера на юг, от Мурманска до Северного Кавказа, на 3500 км. Плотность населения составляет от 0,0003 человек на 1 км² в Республике Саха (Якутия) до 200 человек на 1 км в Московской области.[16]

Уже по этим (и не только по ним) географическим показателям видно, что Россия – уникальная страна. А ведь можно еще говорить и об экономических, и о социальных, и о культурных и многих других характеристиках нашей страны. Все это лишний раз подчеркивает, насколько важно изучать такое социальное явление, как преступность, с учетом региональных различий, территориальных и этнических особенностей.

Изучение преступности, как известно, осуществляется с помощью статистических данных о ней. Четкая и полная регистрация совершаемых преступлений чрезвычайно важна, ибо статистические исследования дают криминологам тот необходимый инструментарий, с помощью которого составляются прогнозы и разрабатываются план-программы, т. е. мероприятия, направленные на предупреждение преступности.

Определяя преступность, мы учитываем, что она относительно самостоятельна и исторически изменчива. Следовательно, будучи самостоятельным явлением, преступность может быть описана и показана с помощью неких, присущих только ей характеристик.

Как известно, статистически преступность представляет собой совокупность преступлений, совершенных в данном регионе за данный временной промежуток. Эта совокупность описывается с помощью статистических характеристик, включающих в себя абсолютные и относительные показатели преступности: объем и уровень (состояние) преступности, структура преступности, динамика преступности.

Объем преступности – это количество преступлений или лиц, их совершивших, на конкретной территории за конкретное время. Он являет собой абсолютную цифру, иллюстрирующую количественную характеристику преступности. Однако абсолютная цифра содержит в себе ничтожно мало информации для криминолога ввиду невозможности сравнения ее с аналогичными цифрами других временных отрезков. Зная, например, что в 1990 г. в городе А. 1200 человек совершили 1300 преступлений, а в 1997 г. – в этом же городе 1400 человек совершили 1600 преступлений, мы отнюдь не сможем охарактеризовать преступность в городе А.: понизилась ли она, повысилась ли, – отсюда видно, что с помощью первичных, абсолютных статистических данных научного исследования провести нельзя, для этого следует свести эти данные к какому-то единому показателю, т. е. превратить их в относительные. Это достигается с помощью расчета так называемого уровня, или состояния, преступности.

Уровень преступности есть ее количественный показатель, отражающий соотношение количества преступлений или лиц, их совершивших, на определенное количество населения (1000, 10 тыс., 100 тыс.). Это количество (так называемый индекс расчета) зависит от величины населения сравниваемых объектов. Например, при населении данных пунктов до 100 тыс. человек уместно рассчитать уровень на 1000 человек, до 1 млн человек – на 10 тыс., свыше 1 млн – на 100 тыс. Разумеется, при сравнении разных объектов индекс должен быть единым. Статистически уровень преступности выражается при помощи коэффициентов интенсивности преступности и преступной активности.

Коэффициент интенсивности преступности рассчитывается следующим образом:

К_и=(П: Н) × ИР,

где К_и – коэффициент интенсивности преступности; П – объем преступлений, совершенных на данной территории за определенный промежуток времени; Н – количество населения данной территории; ИР – индекс расчета.

Выше нами было указано, что данный коэффициент рассчитывается на определенное количество всего населения, однако статистические отчеты МВД показывают, что его можно рассчитать и на так называемое криминально-потенциальное население (т. е. население, достигшее 14 лет). Математически это сделать несложно, учитывая, что объем такого населения составляет около 75 % от общего его числа. Возникает вопрос: а насколько это необходимо?

Попробуем прояснить ситуацию.

Для этого нам необходимо выяснить, что же именно мы узнаем с помощью вычисления данного коэффициента? Вероятно, можно утверждать, что коэффициент интенсивности показывает криминальную пораженность территории, на которой производится его расчет. По величине этого показателя можно судить об эффективности работы правоохранительных органов данной территории. Поэтому нам представляется не совсем понятным расчет этого коэффициента в отношении какой-либо части населения.

Коэффициент преступной активности рассчитывается следующим образом:

К_а = (Л: Н₁) × ИР,

где К_а – коэффициент преступной активности; Л – объем лиц, совершивших преступления на данной территории за определенный промежуток времени и зарегистрированных в качестве таковых; H₁ – количество населения данной территории, достигшего возраста уголовной ответственности, ИР – индекс расчета.

Данный показатель преступности как раз надо рассчитывать именно на криминально-потенциальное население, так как он показывает криминальную пораженность населения, способного нести уголовную ответственность. Учет при этом всего населения, т. е. и не достигшего возраста 14 лет, делает расчет этого показателя бессмысленным.

По величине данного показателя можно судить о криминогенности населения конкретной территории, о частоте воспроизводства им из своей среды преступников, о влиянии криминальной субкультуры на население в регионах, где носители этой субкультуры представлены в большом количестве и т. д.

Качественная характеристика преступности есть ее структура. Она отражает соотношение между различными видами преступлений: по видовой и родовой принадлежности их объекта, по форме вины, полу преступников, их возрасту, месту совершения преступления, первичной и рецидивной преступности и т. д. Графически структура преступности может быть представлена в виде круговой диаграммы с использованием как абсолютных, так и относительных показателей, однако удобнее использовать первые, так как при этом весь массив совершенных преступлений берется условно за 100 %, а доля каждого из составляющих его видов вычисляется с помощью так называемого удельного веса, рассчитываемого по формуле:

УВ = (П₁: П) × 100 %,

где УВ – удельный вес преступлений данного вида; П₁ – объем преступлений данного вида; П – объем преступлений в целом (на данной территории, за данный промежуток времени и т. д.).

Наконец, еще одной характеристикой преступности является ее динамика. Она отражает преступность в движении, т. е. темпы ее роста или снижения во времени. Динамика рассчитывается с помощью двух основных методов – цепного и базового: при использовании первого метода объем (уровень) преступности за интересующий период сравнивается с предыдущим, тот – с предыдущим ему и т. д.; базовый метод предполагает сравнение нескольких интересующих исследователя периодов с одним и тем же периодом начала отсчета. Динамика также выражается с помощью абсолютных и относительных показателей, таких как абсолютный рост (снижение) преступности (А), темпы динамики преступности (Т) и темпы прироста (снижения) преступности (Т₁). Абсолютный рост преступности (А) рассчитывается по формуле:

А = П – П_пр,

где П – объем преступности за интересующий период; П_пр – объем преступности за предыдущий период.

Темпы динамики преступности (Т) рассчитываются так:

Т = (П: П_пр) × 100 %.

Темпы прироста (снижения) преступности (Т₁) рассчитываются по формуле:

Т₁=Т –100 %,

где Т – темп динамики преступности.

Существуют и иные характеристики преступности: тяжесть среднестатистического преступления, индекс судимости и т. д., однако все они в конечном счете производны от трех вышеназванных.[17]

Столь подробное обращение к природе статистической характеристики преступности обусловлено тем, что предмет нашего исследования, безусловно, может быть описан и изучен только с помощью показателей уровня, структуры и динамики преступности в различных крупных городах Восточной Сибири.

Переходя к более подробному описанию предмета, задач и целей географии преступности, следует в первую очередь четко их обозначить. Итак, в качестве предмета можно выделить территориальные различия и региональные особенности преступности в РФ, отдельно взятом субъекте РФ, муниципальном образовании. Природа этих различий, несомненно, неодинакова как по вертикали – в зависимости от уровня исследования, так и по горизонтали – на конкретном уровне – в разных регионах, субъектах, административно-территориальных единицах. Таким образом, главнейшими задачами этого направления криминологии являются, во-первых, выявление и констатация причин и условий, детерминирующих территориальные различия преступности, во-вторых, анализ и раскрытие их сущности, в-третьих, объяснение взаимосвязи всего причинного комплекса, как на вертикальном уровне, так и на горизонтальном. Наконец, целями географии преступности могут быть названы указание на многоаспектность вышеозначенной проблемы, примерный прогноз динамики преступности с учетом ее территориальных различий и, как следствие этого, предложение примерного перечня возможных мер профилактики и борьбы с преступностью.

Несомненно, проблема преступности в общественной жизни РФ является одной из самых актуальных и трудноразрешимых. На это указывают как многочисленные публикации в СМИ, комментарии ведущих российских криминологов, так и официальные данные МВД РФ. Не случайно подчеркивается, что даже при достаточно позитивных изменениях в динамике и структуре преступности, криминальная ситуация в России остается сложной. В этой связи развитие криминологических исследований такого многомерного общественного явления как преступность, всех его различных аспектов, в том числе и сравнительно малоизученных, представляется особо важным и приобретает первостепенное значение для борьбы с преступностью и ее профилактики.

Одним из таких относительно «новых» направлений в отечественной криминологической науке является изучение территориальных различий преступности, а также причин и условий, их детерминирующих. Нельзя сказать, что эта проблема абсолютно внове для криминологов России. Вопросы зависимости характеристик преступности от территориально-временных факторов ставились как в советской криминологии, так и в постсоветский период. К этой проблематике в разное время обращались такие известнейшие отечественные ученые, как А. И. Долгова, Г. И. Забрянский, В. В. Лунеев, И. П. Портнов, Л. И. Спиридонов, П. Г. Пономарев, Э. Э. Раска, Я. И. Гилинский, Ю. Д. Блувштейн и другие. Результаты этих исследований изложены в различных тематических сборниках и монографических работах.[18]

Следует отметить, что территориальные различия преступности – факт, который уже давно привлекает внимание криминологов. Статистические характеристики преступности в разных регионах РФ имеют довольно существенные различия. Думается, что исследование территориальных различий преступности дает возможность наиболее полно учесть особенности преступности и при разработке предупредительных мер, предлагаемых в региональных планах социально-экономического развития и в программах борьбы с преступностью. Это – практический, так сказать, «прикладной» аспект подобного рода исследований. Теоретическая же их ценность заключается в том, что с их помощью можно детальнее изучить механизм детерминации преступности и ее изменений, выявляя социальные, экономические, политические явления и процессы, которые либо формируют причины преступности, либо способствуют им в различных регионах.[19]

До сих пор во всех исследованиях по данной теме превалировал взгляд: «социальное» через «географическое». На это указывает, в частности, А. И. Долгова, говоря о том, что «при изучении территориальных различий преступности и их причин не снимается необходимость учета специфики преступности на общесоциальном и социально-групповом уровнях, а также в разрезе основных сфер общественной жизни».[20] Географические особенности того или иного региона при этом учитываются исключительно как дополнительные, неосновные. Они не проявляются в чистом виде, выступают не сами по себе, а как часть интегрированной совокупности всех социальных факторов. Тем не менее они не поглощаются полностью общественным, продолжая свою жизнь в территориальной специфике социального, будучи одной из причин ее возникновения и формирования. «Географическое – носитель социального», – утверждают Л. И. Спиридонов и А. А. Лепс.[21] Этот тезис подкрепляется ими тем, что нельзя одними особенностями географического положения объяснить различие образов жизни и типов личности жителей разных регионов России. Специфика общественной формы отчасти объясняется и особенностями той территории, на которой эта форма возникла и развивалась. Следует заметить, что последнее предположение в известной мере противоречит сказанному ими выше.

Обозначая новую грань этой действительно сложной проблемы, следует сразу же определиться: а что же именно будет пониматься нами в дальнейшем под географией преступности? Нелишним в этой связи будет упомянуть, что подобного рода наименование не принадлежит отечественной криминологической науке. Российские криминологи и их коллеги из стран СНГ и Восточной Европы говорят о территориальных различиях преступности, что вполне объяснимо, ибо последние можно отнести к теории криминологической детерминации и считать их частью этой теории. Назвав же территориальные различия преступности географией преступности, мы тем самым, по сути, обособляем это направление криминологических исследований, наделив его самостоятельным предметом, и придаем ему некую самостоятельность, разумеется, в рамках криминологии в целом. Исключением здесь является, пожалуй, лишь работа А. А. Габиани и Р. Г. Гачечиладзе, в названии которой прямо говорится о географии преступности.[22] Однако, по сути, и в ней речь идет лишь об опосредованном влиянии географического на социальное, в том числе и на преступность.[23] Думается, что такой подход не случаен. Как известно, криминология в России не была самостоятельно оформившейся, обособленной наукой до 60-х гг. XX столетия. Этому способствовали различные исторические, политические, социоэтнические, экономические и другие факторы. Начиная же с 60-х годов XX в. криминология считалась (и считается некоторыми специалистами) неким ответвлением уголовного права, имея при этом самостоятельный и явно несхожий с уголовно-правовым предмет исследования. Будучи, таким образом, наукой социально-правового плана, т. е. гуманитарной, криминология не могла избежать значительной степени заидеологизированности. Это отразилось практически на всех составляющих ее предмета: классовый характер преступности, ее дальнейшее «отмирание», личность преступника – деклассированный элемент, ведущая роль КПСС в предупреждении преступности и т. п. Разумеется, вопросы детерминации преступности также разрешались исключительно с классовых позиций. Этим в большей степени и объясняется некое единообразие подхода к выявлению причинного комплекса преступности.

Выше нами говорилось о разнообразных подходах к научной природе криминологии. Что касается причин и условий такого социального явления, как преступность, то здесь, бесспорно, показателен американский подход. Множество теорий, посылок и мнений, с одной стороны, как бы затрудняют «высвечивание» истинных причин и условий совершения преступлений, с другой стороны, вероятно, именно при помощи самых разнообразных точек зрения, порой взаимоисключающих, и можно определить: а что же есть истинная причина конкретного преступления или группы преступлений и что есть истинные условия, которые совершению его (их) способствовали?[24]

Поиск же причин и условий преступности в целом, на так называемом глобальном, всеобщем уровне, бесспорно, представляется необходимым, но далеко не законченным. Тому множество примеров. Это и участившиеся в последние 10–15 лет серийные убийства, в том числе на сексуальной почве, и коррумпированность власти, и дикая, ужасающая жестокость преступлений на бытовой почве. Заметим, что все эти преступления совершаются самыми обычными людьми: не обездоленными во всех отношениях дегенератами, а вполне благополучно социализированными личностями, имеющими семью, дом, работу, друзей, а в случаях коррупции – так речь вообще идет о преуспевающих политиках и чиновниках. Так что же: сведем причины всех этих преступлений к искажению так называемого общественного сознания? А условия – к невыплате заработной платы и незапертой форточке? Вероятно, все это имеет место, но на уровне индивидуальном, единичном, что же касается масштабов города, области, региона, страны – причины, думается, недостаточно обозначить лишь как девиации. Пока эта проблема, на наш взгляд, остается открытой.

Советская криминология, как мы выяснили, не уделяла достаточного внимания учению о географии преступности. Термин этот, будучи введенным в обиход отечественной науки лишь в 80-е годы, еще не имеет однозначного толкования. Зарубежные же криминалисты понимают под географией преступности самостоятельное направление криминологических исследований, занимающееся проблемами пространственно-временного распределения преступности в мире, отдельно взятом государстве, его частях или административно-территориальных единицах. Такое определение, в частности, дает географии преступности немецкий криминолог Г.-Й. Шнайдер. Он же определяет так называемую экологию преступности – учение о взаимодействии среды, климата, природного ландшафта, растительного и животного мира, структуры строительства, с одной стороны, и преступности – с другой. Под топографией преступности он понимает виктимо- и криминогенность конкретного объекта: здания, квартиры, улицы, сквера и т. д.[25]

Впервые уголовно-географические исследования провели французский криминолог А.-М. Герри и бельгийский социолог А.-Ж. Кетле в 1833–1835 гг. Кетле, проанализировав собранный им уголовно-статистический материал за период 1825–1830 гг., нанес на карту Франции данные о примерном распределении преступности по стране. Различия в интенсивности преступности в различных ее районах он отнес за счет неодинаковой плотности населения, разницы в уровне жизни и образования народа.[26]

Уголовно-экологическую школу основали американские криминологи К. Шоу и Г. Маккей в 20-30-х гг. XX в. – авторы так называемой теории «концентрических кругов», разделившие Чикаго на несколько зон по степени их криминогенности или антикриминогенности, а также виктимогенности.[27]

Впоследствии вопросами географии, экологии и топографии преступности занимались такие зарубежные ученые, как Т. Моррис, Г. Фелис, Р. Уайт, К. Шмид, С. Лотье, Б. Лендер, С. Куинси и т. д.

Определяя значение термина «география преступности» для нашего исследования, попробуем несколько расширить его в сравнении с определением Г. Шнайдера. Представляется возможным, используя понятие географической науки, включить в него вопросы как экологии, так и топографии преступности. Дело в том, что экология – это наука о взаимодействии человека с окружающей природной средой. Нас же этот аспект интересует в связи с влиянием последней на такое социальное явление, как преступность. Поэтому эколого-криминологические исследования вполне можно провести в рамках экономико-социальной географии. Что касается топографии, то именно в том контексте, в котором она будет использоваться нами в исследовании, точнее было бы именовать ее географией преступности в локальном смысле (в рамках города или района). Воздействие же особенностей отдельного объекта на преступность в данной работе специально исследоваться не будет. Нелишне упомянуть и о том, что, говоря о географии преступности, нами изучаются уровень, структура и динамика преступности с позиций прежде всего экономической и социальной географии и в меньшей степени – собственно географии.

Вышеизложенное дает основания определить элементы предмета географии преступности. Вот они:

1. Влияние уровня экономического развития страны (региона, административно-территориальной единицы) на преступность в лице ее статистических характеристик. Сюда относится изучение взаимодействия промышленного потенциала, уровня развитости производственных сил, существующей производственной базы, с одной стороны, и преступности – с другой.

2. Влияние особенностей социально-культурных характеристик населения страны (региона) на преступность. Сюда включаются такие показатели, как занятость населения, уровень доходов, наличие явной и латентной безработицы,[28] разница в материальном положении населения («имущественное расслоение»), социальный состав, демографическая ситуация, наличие этнокоренных и этноприобретенных особенностей, традиций, обрядов, общий интеллектуальный уровень.

3. Влияние обеспеченности населения возможностями реализации естественных и конституционных прав и свобод на преступность. Здесь рассматриваются наличие и количество образовательных, культурных, бытовых, досуговых учреждений, учреждений здравоохранения и науки.

4. Влияние политико-географических факторов на преступность. Сюда относятся размеры территории страны (региона), особенности ее (его) административного деления, наличие административных границ.

5. Влияние естественно-географических факторов на преступность. Здесь анализируются минерально-сырьевые потенции страны (региона), климатические, ландшафтные особенности, особенности флоры и фауны.

Таковы составляющие предмета географии преступности. Разумеется, речь может идти о гораздо большем количестве факторов влияния географической среды на преступность. В частности, это такие уже упоминавшиеся выше направления криминологических исследований, как экология и топография преступности, сюда же можно отнести и отдельное изучение влияния геополитических, урбанистических, демографических, архитектурных, планометрических и тому подобных особенностей на показатели преступности и на саму преступность. Ибо известно, что преступность есть живой социальный организм, возникающий, развивающийся, изменяющийся, самовоспроизводящийся по своим, особым, законам. Однако законы эти не могут стать таковыми без опосредования их через окружающий мир – мир многообразный и бесконечный.

Попытаемся теперь определить географию преступности в понятийном отношении. Итак, под географией преступности (которую мы предлагаем именовать геокриминографией – в узком смысле и геокриминологией – в широком) понимается самостоятельное направление криминологической науки, изучающее влияние экономических, социальных, культурных, демографических, политических и естественно-природных особенностей страны (региона, субъекта или административно-территориальной единицы) на состояние, структуру и динамику преступности.

Вероятно, это определение не свободно от некоторых недостатков, однако, на наш взгляд, достаточно полно отражает суть географии преступности как направления именно криминологического исследования.

Обратимся теперь к методологии геокриминологических исследований.

Изучение территориальных различий преступности включает широкий спектр проблем, как уже указывалось выше.

Сам факт территориальных различий в уровне, структуре, динамике преступности не вызывает сомнений. Частично эти различия объяснимы случайными для статистических характеристик преступности обстоятельствами: неодинаковая латентность отдельных видов преступлений, большая или меньшая степень полноты учета (регистрируемости) преступлений и т. д. Однако в целом, если даже основываться только на данных о преступлениях с минимальной латентностью и в условиях, исключающих значимые колебания в степени их регистрируемости, территориальные различия эмпирически подтверждаются.

К числу подобного рода различий следует отнести, например, криминальную пораженность отдельных социально-демографических групп населения различными видами преступлений. В так называемых «молодых» городах, в городах-спутниках в структуре населения доминирует молодежь, несемейные люди, среди которых много мигрантов, преобладает тяжелый малоквалифицированный труд или работа на конвейере. Следовательно, в такого рода городах будет высок уровень насильственной и насильственно-корыстной преступности. В крупных городах и мегаполисах чаще совершаются угоны автомобильного транспорта без цели хищения, квартирные кражи, в свою очередь, на селе чаще можно встретить кражи скота и сельскохозяйственной продукции. Причем различия характеристик преступности зависят не только от типа населенного пункта (город, село, поселок городского типа и т. д.), но и от географического местоположения региона.

Известно, что такому социальному явлению, как преступность, соответствуют и иные антиобщественные проявления, например пьянство, наркомания. Их уровень также весьма различается в зависимости как от типа населенного пункта, так и от его географических данных.[29]

Вполне резонным было бы предположение о проявлении через территориальные различия определенных закономерностей преступности, иными словами, речь идет о детерминации преступности.

Как всякое социальное явление, преступность не может быть объяснена «из себя самой», а лишь как элемент социального целого – общества, субстанцию которого образует совокупность общих отношений. Будучи порождением общей субстанции, преступность взаимосвязана с иными социальными процессами, как позитивными, так и негативными. Сложность сущностного «конструирования» преступности как самотождественного явления, как относительно самостоятельного феномена обусловлена ее исторической изменчивостью, качественной неоднородностью деяний, признаваемых преступными в то или иное время в том или ином обществе. Это делает принципиально невозможным вычленение и обособление преступности на основании имманентно присущих ей свойств, обусловленных самой природой исследуемого объекта. Известно, что всякое определение преступности неизбежно включает такой оценочный «формальный» момент как противоправность, нарушение уголовного закона. При этом означенный признак служит критерием выделения преступного поведения – в человеческой жизнедеятельности, а преступности – среди иных социальных явлений. Однако преступность, будучи практически хорошо различаемым, фиксированным (с точки зрения государства) феноменом, логически относится к числу собирательных, «назывных» понятий. При всей объективности преступности, как реально существующего общественно опасного явления, ее границы, сущностная и логическая определенность носят оценочный, конвенциональный характер. И это делает невозможным нахождение ее специфических причин, унифицирующих происхождение преступности от одного социального явления или процесса.[30]

Выше нами говорилось о нахождении истинных причин конкретного преступления или группы преступлений. Однако при этом речь не шла о некоей «единой» причине, универсально объясняющей преступления и преступность в целом. Более того, поиск конкретной причины конкретного преступления не есть унификация, а скорее наоборот.

Безусловно, преступность не есть беспричинное явление с точки зрения теории общей детерминации процессов и явлений. Однако выявление подобного рода общих причин (или причины) преступности весьма затруднительно. В этом отношении верной представляется точка зрения Я. И. Гилинского о существовании таких причин в «иерархии противоречий общественного развития». Именно в этих противоречиях, степень которых существенно различается в разных регионах страны, он видит общую причину преступности. Основным элементом этой причины он считает так называемое социальное неравенство, его несправедливость. При этом подчеркивается, что само социальное неравенство – суть не естественно, в отличие от биологического.[31]

Соглашаясь с данной точкой зрения, следует отметить, что, по сути дела, социальные запросы личности есть продукт ее психобиологического статуса. Иными словами говоря, уровень потребностей личности в различных сферах бытия высок настолько, насколько это возможно для данной личности вообще. Говорить о том, что социальные, духовные, нравственные потребности личности и невозможность их удовлетворения, т. е. противоречия между потребностями и возможностями, продуцируют преступность, а естественные потребности и возможности их удовлетворения – нет, значит необоснованно отделять последние от первых. На наш взгляд, социальные потребности неотделимы от биологических. И те и другие являются естественными. Соответственно, уровень и желаемая индивидом степень их удовлетворения тесно связаны с происхождением этого индивида. Что касается решающей роли процесса социализации личности, думается, она преувеличена. И это вполне закономерное для криминологии советского периода объяснение сейчас явно устаревает. При этом велика опасность отката в сторону клинической криминологии. Безусловно, роль биологического в личности преступника нельзя переоценивать. Однако не следует абсолютизировать и социальное. Вероятно, возможен какой-то разумный баланс первого и второго, путем исследования которого можно будет дать ответ на вопрос: а каковы же общие усредненные причины преступности как социально-негативного явления? Современная криминология, причем как российская, так и зарубежная, эту проблему пока не разрешила. Исследования в области «гена преступности» результата пока не дали, но и исключительная «социальность» криминогенных детерминант весьма условна. Не вдаваясь в более подробное освещение этой проблематики, заметим, что она еще отнюдь не исследована до конца.

В связи с вышеизложенным следует отметить, что «социологизация» изучения преступности отразилась и на методологии исследований ее территориальных различий. «Основным противоречием, непосредственно определяющим тенденции динамики преступности в регионах, служит противоречие между относительно равномерно растущими потребностями (и изменениями их структуры) и относительно неравномерно меняющимися возможностями их удовлетворения (в зависимости от социально-классовой принадлежности, сферы занятости, территориальных различий, оплаты труда)».[32] А. И. Долгова подчеркивает, что исследования преступности в семи регионах РСФСР в 1988 г. подтвердили «выводы о социальной природе преступности и ее причин».[33]

Выше упоминалось о превалировании подхода к изучению социального через географическое. При этом географическое расположение региона рассматривается лишь как особенность проявления социальных противоречий, т. е. как обстоятельство, относящееся к характеристике «причин причины» преступности, с одной точки зрения, или к характеристике самих причин преступности – с точки зрения многофакторного подхода.

Исходя же из посылки о неопределенности общей причины преступности, не отдавая приоритета социальному или биологическому в детерминации преступности, следует, вероятно, поставить вопрос об определении географического через социальное в общих чертах. Разумеется, речь идет не о географии в чистом виде, но о географии преступности, которую также можно именовать (о чем мы указывали выше) геокриминографией (с позиций описательного подхода) или геокриминологией (с позиций общетеоретических). Предмет подобного рода научного направления был определен нами ранее, исходя из него, было дано определение географии преступности. Таким образом, мы пытаемся определить геокриминологическое через социальное. Под социальным в широком смысле понимается совокупность экономических, культурных, этнических и других факторов, естественных природных особенностей страны (региона), взятых на определенном пространственно-временном отрезке, через изучение которых мы выявим их влияние, с одной стороны, на показатели уголовной статистики конкретного региона и на преступность в России в целом – с другой стороны. Предвидя возможные обвинения и упреки в связи с кажущимся расширением нами понятия науки географии, оговоримся, что понятие это – многомерное. Существуют и экономическая география, и социальная, и политическая, и климатологическая, и ландшафтная. Нами же в наименовании «география преступности» термин «география» употребляется для более точного определения направления нашего исследования, не претендуя на освещение какого-то одного из видов собственно географической науки. Думается, введение в научный обиход терминов «геокриминология» и «геокриминография» было бы в большей степени удачным, ибо это позволило бы избежать некоей двусмысленности в понимании предмета подобных исследований.

Исследования в данной области ведутся, преимущественно, в одной плоскости. Либо за основу берется один тип населенного пункта (И. П. Портнов, Г. И. Забрянский), ряд регионов (субъектов) России и бывшего СССР, отобранных по определенному признаку – географическое положение, уровень экономического развития, показатели преступности и др. (А. И. Долгова), либо преступность исследуется сугубо на локальном или региональном уровне – в рамках одной союзной республики, одного субъекта РФ (А. А. Гобиани, Р. Г. Гачечиладзе, Э. Э. Раска).[34] Результатом этого являются многочисленные попытки объяснения территориальных различий преступности с позиций общесоциальных причин и условий. Действенного же механизма профилактической деятельности именно в этой сфере пока не предложено. Подобного рода ситуация вполне объяснима, учитывая то, что до недавнего времени глобализация выводов, явившихся результатом исследования территориальных различий преступности, была бы явно осуждена с официальной точки зрения.

Под глобализацией выводов следует понимать выявление общих геокриминологических закономерностей, как-то: соотнесение степени криминальной пораженности региона (субъекта, административно-территориальной единицы) и оценки его криминогенности с его территориальной расположенностью. На основе этого соотношения, на наш взгляд, возможен вывод прогностического характера о высокой потенциальной способности отдельных регионов к самовоспроизводству преступности и об активном порождении населением данных регионов криминальных элементов из своей среды. Как показывают данные официальной статистики МВД России за период с 1991 по 2001 г., в отдельных регионах страны (субъектах) криминологическая ситуация однозначно свидетельствует о постоянном росте количества преступлений. Хотя в 2001 г. прирост преступности по тем же официальным данным несколько снизился, продолжал он снижаться и в первом полугодии 2002 г., однако величины коэффициентов интенсивности преступности сильно различались. В отдельных регионах порой в 3–5 и даже в 10 раз! Причем тенденция этого криминального «разброса» постоянна на протяжении последних 10 лет.[35] В отдельных субъектах РФ наблюдается некое «колебание» кривой преступности, но уровень и состояние ее, тем не менее, превышают, подчас резко, среднероссийские показатели и показатели других регионов. Разумеется, речь идет о данных официальных, без учета естественной и искусственной латентности, которая по оценкам самих экспертов МВД достигает 300 %,[36] а по оценкам независимых экспертов (В. В. Лунеев и др.) – 900 %[37] от числа зарегистрированных преступлений. Но даже официальные данные, несмотря на их очевидную неполноту, позволяют сделать упоминавшийся выше вывод о перерастании преступности в отдельных регионах из негативного социального общественно опасного, но все же контролируемого государством явления в мощнейшую разрушительную силу, некий социальный организм, стремящийся подчас встать на одну ступень с государственной властью или вовсе заменить ее. Недавние события в Иркутской, Кемеровской, Свердловской областях, Красноярском крае – тому яркое подтверждение.[38] Безусловно, следует заявить о своеобразном криминальном насыщении отдельных регионов РФ, и, вопреки предположению В. В. Лунеева, сделанному относительно преступности на общемировом уровне, российская преступность явно не спадает, а как бы «перенасыщается», переходя на качественно иной уровень, видоизменяясь и маскируясь.[39] Потому-то и выглядят неубедительными выводы о том, что территориальные различия преступности – суть частность, продукт некоей социально-экономической недоработки государства, что они в целом «не оказывают сколько-нибудь значительного влияния» на состояние преступности в стране. В частности, чего стоят утверждения о всеобщем товарно-продовольственном дефиците и степени его в отдельных регионах как об одной из важнейших детерминант преступности в этих регионах.[40] Сейчас, как известно, дефицита как такового не существует, но темпы роста и уровень преступности отнюдь не уменьшились, а, напротив, возросли. И такие примеры можно продолжить.

Итак, становится ясно, что выводы о причинах территориального различия преступности, самой их сути и способах воздействия на них требуют глобализации. Следует также констатировать тот факт, что криминальная пораженность отдельных регионов достигла столь высокой отметки, что вопрос о так называемой криминогенности, или криминальной предрасположенности, этих регионов не только возникает, но и требует четкого теоретического обоснования. Преступность в этих регионах качественно переродилась настолько, что на данном этапе развития общества возможно говорить лишь о попытке возрождения социального контроля над ней, причем самыми неожиданными способами.

Качественно иным должен стать и уровень исследования территориальных различий преступности в России в целом. Следует попытаться перейти к такой последовательности геокриминографического описания конкретных территорий, чтобы четко прослеживалась зависимость проблем региона от страны в целом, отдельно взятого субъекта от региональных проблем, локального уровня от всех вышеперечисленных. Вместе с тем обязательно должны быть выделены и описаны специфические геокриминографические проблемы территории каждого уровня в отдельности. Первое из названного достигается путем комплексности исследования. Ранее при исследовании территориальных различий преступности необоснованно, на наш взгляд, проблемы геокриминологии отдельного региона отделялись от проблем страны, проблемы административно-территориальной единицы – от проблем региона и т. п. Сказанное вовсе не означает, что мы предлагаем свести все эти разновеликие проблемы к одному знаменателю, напротив, каждому уровню должен соответствовать отдельный подход. Однако с методологической точки зрения важно отметить, что эти подходы есть разноуровневые взгляды на одну и ту же проблему, имеющую одни и те же корни. Хочется думать, что для серьезного исследования такой взгляд на проблему будет наиболее верным. Вероятно, ограничиваясь рамками одного исследования, невозможно во всех деталях рассмотреть данную проблему, каждый из многочисленных аспектов которой может быть изучен в отдельности. Задачей комплексного исследования выступает, скорее, постановка проблемы, ее обоснование как с теоретических, так и с практических позиций, а также предложение некоторых путей ее решения.

Итак, методологически исследование территориальных различий преступности должно быть построено по схеме: от общего – к частному, по принципу дедукции на так называемом вертикальном уровне. На каждой же ступени исследования должен использоваться индуктивный метод. Поясним эти положения.

Как известно, криминология имеет свою систему, не отличаясь в этом от других наук социального и правового циклов. Эта система предполагает изучение всех основных институтов криминологии в первую очередь на общем, усредненном уровне: речь идет о характеристиках преступности, теории детерминации, личности преступника, индивидуальном преступном поведении и теории предупреждения преступности. Затем, в рамках Особенной части, предполагается криминологическое изучение отдельных видов преступности, причем их классификационные группы носят сугубо криминологический характер (женская преступность, преступность несовершеннолетних, насильственная преступность и т. д.). Таким образом, видно, что в своей системе криминология переходит от общего к частному, предварительно изучив эмпирически это частное и сделав выводы, на основе которых и создано общее.

Не будучи оригинальными, отметим, что говорить об особенностях криминологической обстановки в регионе или субъекте разумно, лишь охарактеризовав их в масштабах всей страны. Именно на общем уровне обозначаются те ориентиры, опираясь на которые можно проводить дальнейшие изыскания в этой области. Устанавливается принцип деления страны на регионы, называются основные направления исследований. Среди геокриминологических особенностей выделяются характерные как для России в целом, так и для отдельных регионов или групп регионов. Следующий важнейших этап данного уровня исследования – криминологическая классификация регионов и субъектов РФ с точки зрения географии преступности. Наконец, оценка криминологических показателей, попытка выявления детерминационных связей, и как следствие этого – способов воздействия на феномен преступности в масштабах России и отдельных регионов (групп регионов).

Логически следуя принципу дедукции, далее необходимо обратиться к так называемому региональному уровню. Термин «регион» (от английского region – регион, область, район, зона) который до сих пор трактуется в законодательстве РФ неоднозначно,[41] используется нами в одном смысле – регион понимается как территория нескольких субъектов РФ, объединенных вместе по какому-либо признаку. Изучение геокриминологических особенностей региона предполагает большее детализирование уже названных и выявление тех, которые специфичны для данного региона. Без отдельного рассмотрения геокриминологических факторов, характеризующих каждый из субъектов, входящих в исследуемый регион, выявлению подлежат черты в большей или меньшей степени характерные для всего региона в целом. То есть происходит как бы обособление региона от масштабов всей страны и от других регионов. Структура исследования при этом остается сходной по отношению к общей: анализ состояния, структуры и динамики преступности в регионе за определенный период, криминологическая классификация субъектов РФ, входящих в данный регион, особенности детерминации и профилактики.

Следующий этап исследования – уровень субъекта РФ. Следует обратить внимание на некоторые отличительные черты этого уровня исследования. Как известно, субъекты РФ в административно-территориальном отношении делятся на районы (исключение здесь составляет г. Москва). Необходимо учитывать, что это деление, в отличие от деления регионов на субъекты, не носит столь принципиального характера. Далее, субъекты могут значительно различаться между собой по величине территории, составу населения, уровню экономического развития и т. п. В рамках одного субъекта возможно проведение единой экономической, социальной, культурной политики, что более затруднительно на уровне региона и страны в целом. Структура исследования здесь сходна с предыдущей: оценка характеристик преступности, криминологическая классификация административно-территориальных единиц, входящих в состав данного субъекта, особенности детерминации и профилактики.

Наконец, заключительный этап исследования – уровень административно-территориальной единицы (муниципального образования): города, района, городского района. Оценка статистических характеристик преступности в данном случае дает возможность криминологической градации районов, составляющих территорию административно-территориальных единиц. Причем примечательно, что именно на уровне административно-территориальных единиц криминологическую классификацию провести сложнее, так как территории, входящие в данную единицу, по своей криминогенности, как правило, не совпадают с административными границами. В масштабах города в пределах одного дистрикта (городского района) могут содержаться самые различные криминогенные зоны: предместья, поселки, микрорайоны, кварталы и т. п. В сельском районе это села, деревни, группа сельских населенных пунктов. Политико-административный статус административно-территориальных единиц при этом имеет очень важное значение: город областного (краевого) значения, областного подчинения, районного подчинения, районный центр, центр муниципального образования и т. д. Тип населенного пункта, как известно, может выступать в роли криминогенной детерминанты: город, село, поселок городского типа, хутор и др. Особое значение приобретает тип застройки населенного пункта (так называемая «архитектурная» криминология), планировки улиц, парков, скверов, жилых и промышленных зон. В ходе исследования возможно построение криминотопографических схем по типу, предложенному чикагской школой, – «концентрические» круги.[42]

Так постепенно геокриминографическое исследование переходит от обще федеральных проблем к проблемам локального характера. Это так называемое «вертикальное» изучение данного вопроса.

Существует и «горизонтальный» подход. Речь в этом случае идет об изучении геокриминографических особенностей внутри конкретного уровня: сравнение различных регионов на уровне России, субъектов – на региональном уровне, административно-территориальных единиц – на субъектном, дистриктов и муниципальных образований – на локальном. При таком подходе детализируются специфические особенности преступности каждого из элементов исследуемого объекта.

Естественно, что оба подхода – и горизонтальный, и вертикальный – выступают в единстве и теснейшей взаимосвязи. Невозможно изучить геокриминографические различия на уровне России и региона, не изучив предварительно различия внутри этих уровней.

Таковы методологические основы геокриминологических исследований.

§ 2. Крупный город как объект криминологического исследования: вопросы теории

На сегодняшний день можно говорить о таком явлении, как городская агломерация.

Что представляет собой городская агломерация на усредненном теоретическом уровне?

Усиление разнообразных связей между близкорасположенными поселениями способствует превращению города в агломерацию. Эта более сложная форма расселения становится во многих странах современного мира ведущей.

Первым автором, употребившим термин «агломерация» по отношению к скоплению поселений, был, видимо, американский градовед А. Вебер, который в своем исследовании «Рост городов в 19 столетии» рассматривал, в частности, агломерации на разных исторических этапах развития общества, статистические методы измерения в различных странах, влияние агломераций на экономическое развитие.[43]

Одним из первых в отечественной литературе указал на важность изучения агломераций Н. Н. Баранский. Он определил агломерацию как обширный ареал сплошной или почти сплошной застройки и наметил основные направления ее изучения.[44] Этапной в исследовании агломераций явилась работа П. И. Дубровина (1959 г.), в ней содержится определение исходного понятия, обозначены главные особенности, выделены основания для типологии агломераций. П. И. Дубровин ясно сформулировал ряд принципиальных положений, сохраняющих свою актуальность и поныне. Он обратил внимание на то, что агломерация городов – исторически новый этап эволюции городских форм расселения, характерный для определенного уровня развития производительных сил в наиболее развитых странах мира. Он также указал на то, что эволюционный уровень расселения влияет на многие характеристики жизни общества, в том числе на качественные и количественные показатели уровня преступности.[45]

В последующие годы систематическое изучение городских агломераций проводил Г. М. Лаппо. Им выделены основные свойства агломерации как результата концентрации различных видов деятельности: динамичность развития, компактность группировки территориально сближенных районов, их комплементарность (взаимодополняемость), предопределяющие развитие интенсивных и многообразных связей.[46]

Агломерация – это скопление населенных пунктов, главным образом городских, а также и сельских, сближенных, местами срастающихся, объединенных в одно целое интенсивными хозяйственными, трудовыми, транспортными и культурно-бытовыми связями. Понятие городской агломерации предполагает, что она представляет собой сложное, но единое целое, все элементы которого находятся в органической связи между собой и отставание в развитии одного из них отражается на всей системе. В принципе, это касается и уровня преступности. Осуществляя криминологическую характеристику Иркутска, нельзя не учитывать уровень преступности в близлежащих населенных пунктах. Причем городские агломерации, формирующиеся в различных районах страны, имеют свою специфику, предопределенную особенностями того или иного региона. Иркутская агломерация – это сложная социально-экономическая система, где наряду с экономическими процессами, обусловливающими само ее возникновение и развитие, осуществляются социальные функции, существуют нравственные, культурные, а также и преступные связи.

Индивидуальные особенности того или иного региона, области, их природы, истории, экономики, национального состава и демографического поведения населения, особенности географической ситуации конкретных городских созвездий неизменно налагают свой отпечаток. Вследствие этого каждая агломерация, занимая определенное место в типологическом ряду, глубоко индивидуальна в своем облике, во внутренних различиях и проблемах. Это касается и проблемы преступности в различных крупных городах.

Теоретически, в основе типологии городских агломераций лежит сочетание различных признаков, но все многообразие агломераций может быть сведено к трем наиболее крупным классам.

Класс А. Моноцентрические агломерации, формирующиеся на базе крупнейших городов. Как правило, это агломерации с одним городом – центром, который подчиняет своему воздействию все остальные населенные пункты, расположенные в его пригородной зоне (или в так называемой внешней, периферийной зоне; городская агломерация – это город-ядро, пригороды, города-спутники и т. п.), и намного превосходит их по своему размеру и экономическому потенциалу. Роль экономико-географического положения исключительно велика. Основа формирования такой агломерации многофункциональна. Агломерация развивается в направлении «от города-центра к району», спутники возникают и как дополнение большого города (обслуживание его потребностей), и как его младшие партнеры в выполнении профилирующих функций.

Среди моноцентрических агломераций преобладают многофункциональные с преимущественно обрабатывающей промышленностью. Таковы, например, столичные и портово-промышленные агломерации.

К этому классу принадлежат, в частности, Московская, Будапештская, Нью-Йорская, Лондонская, Токийская агломерации.

Класс Б. Полицентрические агломерации, сложившиеся на базе групп городов. Среди этого класса могут быть выделены следующие основные типы агломераций: ресурсных районов с добычей ископаемого сырья; курортных районов; районов интенсивного сельского хозяйства и промышленных отраслей, перерабатывающих сельскохозяйственное сырье; районов обрабатывающей промышленности с исторически сложившимся рассеянным (многоцентровым) производством.

Класс В. Зоны срастания агломераций (конурбационные зоны). На обширных территориях в непосредственной близости друг от друга, нередко без четких границ, расположены городские агломерации. Конурбационные зоны образованы в результате срастания агломераций, зачастую возникших на базе добычи сырья и топлива, в последующем дополненной разнообразными отраслями обрабатывающей промышленности (например, районы Кузбасса и Донбасса)[47].

Конечно, это далеко не единственная классификация городских агломераций. В. Д. Патрушева, например, считает, что существует два типа агломераций, различающихся по причинам формирования. Первые сформировались на основе того, что представляют собой богатые природно-ресурсные районы. Здесь можно выделить районы добывающей промышленности (угольные, нефтяные, горнохимические и др.); курортные; районы интенсивного сельского хозяйства и развитой на его основе пищевой и легкой промышленности. Вторые же сформировались на основе исторически сложившихся районов на базе трудовых ресурсов.[48]

Вне зависимости от различных классификаций городским агломерациям присущи общие для всех видов функции.

Можно выделить несколько основных функций городских агломераций. Экономическая функция городской агломерации связана с задачами, которые призваны решать различные территориально-производственные комплексы. Она состоит в удовлетворении материальных потребностей населения агломерации, частично и населения всего государства (применительно к тем отраслям, на базе которых формируется тот или иной территориально-промышленный комплекс), в повышении уровня благосостояния, обеспеченности, стабильности экономических запросов населения и их удовлетворения. В этом плане можно выделить функции по потреблению всех видов ресурсов, в том числе сырьевых, энергетических, финансовых, трудовых, а также функции по удовлетворению производственных и личных материальных потребностей населения агломерации в произведенной продукции. Причем удовлетворяются потребности как населения данной агломерации, так и населения других регионов страны, а также всей промышленности и сельского хозяйства в целом.

Экономическая структура агломерации включает в себя совокупность коммерческих предприятий и объединений материального производства. Эти предприятия и объединения связаны между собой системой общественного разделения труда. Анализ, изучение и прогнозирование этих связей позволяют выявить степень их сбалансированности за определенный период времени. Эта задача приобретает особое значение для агломерации, так как отдельные предприятия, их филиалы, отрасли хозяйства могут быть размещены не только в городе-ядре, но и в других городах, сельских поселениях. Кроме предприятий и объединений в экономическую структуру могут включаться индивидуальные предприниматели, различные некоммерческие организации, организации с иностранным элементом.

Экономическая функция важна, потому что оказывает сильнейшее влияние на общественные отношения практически во всех сферах жизни человека, состояние которых, в свою очередь, влияет и на уровень, структуру и динамику преступности.

Инфраструктурная функция состоит в обеспечении условий для нормального функционирования общественного производства и деятельности населения как в сфере материального производства, так и в жизнедеятельности в целом. Эта функция имеет особое значение для городской агломерации. Весь процесс формирования и функционирования городской агломерации как единой системы невозможен без достаточно развитой инфраструктуры. Инфраструктурные «жгуты» как бы связывают механические совокупности городов, поселков, сельских поселений в систему, в целостный организм. Данная система включает в себя предприятия транспорта, связи, материально-технического снабжения и сбыта, торговли, общественного питания и бытового обслуживания, а также учреждения и организации культуры, здравоохранения, образования.

Для организации городской агломерации целесообразно выделять: производственную, бытовую, социальную и институциональную инфраструктуры. Каждая из перечисленных имеет большое самостоятельное значение. Тем не менее конечная целевая функция каждой есть обеспечение условий для основной деятельности, что и позволяет объединить их в одну инфраструктурную функцию. Применительно к производственной инфраструктуре это означает обеспечение условий для нормального развития материального производства, предполагающего рост его эффективности. Сюда относятся грузовой транспорт, связь, обслуживающая предприятия и учреждения, строительство коммуникаций и подъездных дорог, материально-техническое обслуживание и заготовки. Целевой функцией социальной и бытовой инфраструктуры является обеспечение условий для расширенного воспроизводства рабочей силы и населения.

Экологическая функция городских агломераций должна, наряду с экономической, рассматриваться отдельно, а не в рамках инфраструктурной функции. Специфика процесса воспроизводства природы и ее охраны предполагает выделение экологии агломерации в особую подсистему. Именно для городской агломерации это имеет особое значение, так как в ней пространство между городами-спутниками и ядром (другими городскими поселениями) часто подвергается вредным воздействиям сразу с обеих сторон, а следовательно, экологическая обстановка здесь особенно неблагоприятна. При современных масштабах производства и «вторжения» человека в природу самовоспроизводство природы практически невозможно. Встает вопрос не только об охране природы, но и о ее расширенном воспроизводстве.

Из-за особенностей структуры данной функции не представляется возможным отнесение каких-либо отраслей хозяйства к экологической подсистеме. Речь можно вести только о комплексе предприятий, занимающихся вопросами природопользования, которые ныне функционируют разрозненно, в том числе и на отдельных производствах. Необходимо координировать их работу как связанных элементов в системе «экология».

Выделение и изучение экологической функции сегодня заслуживает особого внимания в контексте рассматриваемой темы, так как очевидно, что поводом для массовых преступлений могут стать и экологические проблемы. Таковыми, например, оказались последствия строительства экономически вредного алюминиевого завода в Араратской долине. Спланированное экономическими органами СССР, размещение этого предприятия было рассчитано на увеличение трудовой занятости в Армянской ССР. Проблема занятости так и не была разрешена, поскольку для строительства и функционирования предприятия пришлось переселить сюда немало специалистов из РСФСР. В то время как приезжие строители получали квартиры в построенных для них домах, местные жители, десятилетиями стоявшие в очереди на жилье, воспринимали это как проявление вопиющей несправедливости. Эти и другие факты впоследствии привели к массовым преступлениям на почве национальной неприязни.

Социальная функция городской агломерации, по существу, реализуется во всех составляющих и в функционировании самой агломерации, она состоит, в основном, в выравнивании уровня жизни населения различных поселений, в постепенном преодолении существенных различий между жителями этих поселений, между городом и деревней, между промышленными и сельскохозяйственными районами. Социальная функция заключается также в том, что такое образование, как агломерация, должно заботиться о различных социальных слоях, т. е. о людях с разным социальным статусом – пенсионерах, студентах, неработающих и т. д.

Вышеназванные экономическая, социальная, экологическая и инфраструктурная функции представляют собой функциональные признаки городской агломерации. Кроме этого, в литературе выделяются социально-территориальные признаки (функции).[49] Такой социально-территориальный подход к городской агломерации предполагает выделение в ней основных структурных звеньев и их населения. Как уже было сказано выше, агломерация включает в себя один центральный город (ядро), несколько других (не менее трех) городских поселений (малые, средние города, поселки) и сельские поселения. Включение в агломерацию тех или иных поселений определяется прежде всего производственными связями этих поселений с ядром. В пределах агломерации тяготение к центру должно быть достаточно сильным, под его влиянием между поселениями различных типов создаются урбанизированные районы. Агломерации отличаются наивысшей территориальной концентрацией разных отраслей промышленности, объектов инфраструктуры и учебных заведений, а также высокой плотностью населения, имеют высокий уровень территориальной интеграции элементов хозяйственной деятельности. Для большинства агломераций характерно многофункциональное развитие их центра (ядра) и сравнительно узкая специализация малых и средних городов. Причем в разных регионах страны специализация малых городских поселений имеет свою специфику. Например, в Сибири узкоспециализированные малые городские поселения связаны с добывающей промышленностью (лесной, угольной, нефтяной, газовой, рыбной и др.) транспортными функциями, и только 1/20 их общего числа – с обрабатывающей промышленностью. Имеются различия и в людности поселений одного типа, но расположенных в различных регионах страны. Так, на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири численность населения в малых городах и поселках городского типа намного больше, чем в среднем по России (почти в два раза). Различается и средняя людность большого города, составляющего ядро агломерации. Если в среднем по СНГ она составляет 362 тыс. человек, то в Восточной Сибири – 275 тыс., на Дальнем Востоке – 242 тыс. человек.[50]

Важнейшей задачей развития агломерации является активизация развития малых и средних городов, часть которых может перейти в категорию больших и возглавить развитие новых групповых систем. Другая часть, будучи более тесно вовлеченной в формирование существующих систем, возьмет на себя определенные функции в иерархии их населенных мест. Эта часть городов должны развиваться либо как местные центры с соответствующими предприятиями обслуживания и промышленностью местного назначения, либо как места размещения цехов, филиалов и узкоспециализированных производств более крупных предприятий и объединений больших городов. Такой путь развития малых городов подкрепляется возможностью подготовки в них узкоспециализированных кадров. Определенная часть малых и средних городов могут развиваться и как центры отдыха и туризма. Очень важно объективно и дифференцированно оценить предпосылки развития малых и средних городов с тем, чтобы выбрать наиболее целесообразные пути развития каждого города.

В условиях городской агломерации эффект концентрации производства, населения, обслуживающих отраслей существенно увеличивает возможности кооперирования промышленности, развития науки и образования, выбора профессии, повышения уровня и рациональной организации производственной и социально-бытовой инфраструктуры, а в конечном счете – роста производительности труда, эффективности производства, благосостояния населения и социальной стабильности в целом. С другой стороны, как отмечалось, развитие городской агломерации постепенно обеспечивает рассредоточение промышленных производств, загрязняющих атмосферу, водные бассейны, их рациональное размещение по отношению к жилым районам, что улучшает в целом и экономические условия жизни в крупных городах. Развитие транспортной сферы способствует сокращению затрат времени на маятниковые миграции. Кроме того, агломерация позволяет формировать промышленный комплекс на более широкой территориальной основе. На сегодняшний день в Западной Сибири развивается 10 агломераций, на Дальнем Востоке – 8, в Восточной Сибири – 7 агломераций, в том числе одна из крупнейших – Иркутская. Поскольку городские агломерации имеют большие возможности в освоении ресурсов Сибири, то чем интенсивнее они развиваются, тем стремительней возрастает их организующая роль в овладении природными богатствами тяготеющих к ним территорий.

Помимо различных положительных моментов, существуют определенные минусы в появлении и развитии городских агломераций. Жители агломераций испытывают повышенные физические, эмоциональные, нервно-психические нагрузки, затрачивают много времени на транспорт, постоянно ощущают отрицательное влияние чрезмерной скученности людей, достигающей своего максимума в часы пик, в большей степени подвержены специфическим заболеваниям сердечно-сосудистой и нервной системы. И это далеко не все.

В отечественной и зарубежной криминологии достаточно устоялось мнение о том, что предупреждение преступности имеет определенный комплекс и иерархию целей, которые конкретизированы во времени, в территориальном и отраслевом разрезах, применительно к категориям преступлений и уровню профилактической работы.[51] Отмечается также, что комплексный подход к проблеме предупреждения преступности диктуется необходимостью рассматривать преступность как определенную целостность в разряде относительно самостоятельных территориально-пространственных формирований общества.[52]

Изучение территориальных различий преступности относится к исследованиям, удачно сочетающим территориальный и прикладной аспекты криминологических проблем. Теоретическое значение таких исследований состоит, в частности, в углубленном сравнительном анализе социальных условий преступности, факторов, влияющих на общее состояние (уровень, динамику, структуру) преступности, в проверке криминологических гипотез о структуре и степени значимости каждого из факторов (или их групп) в механизме «формирования» преступности и отдельных ее видов. Практическое значение исследований территориальных особенностей преступности заключается в получении необходимой и достаточной, достоверной информации о криминогенной ситуации, оперативной обстановке в регионе (районе, городе, области, республике) для принятия соответствующих управленческих решений: разработки комплексной программы борьбы с преступностью и иными антиобщественными проявлениями, создания системы социальной профилактики, ведомственного и межведомственного планирования борьбы с преступностью и мер по ее предупреждению, рационального распределения во времени и пространстве сил и средств правоохранительных органов на обслуживаемой территории и т. д.

Региональный аспект изучения проблем борьбы с преступностью представлен в нашей стране, в основном, двумя направлениями.

Первое можно условно назвать сравнительно-региональным. Оно ориентировано на криминологическое исследование крупных территориальных образований – области, края, республики. Для него характерен такой подход к изучению причин преступности, который позволяет не только фиксировать общие закономерности их возникновения, но и учитывать специфику проявления в конкретном регионе. Это, как пишут И. Михайловская и А. Возняк, создает предпосылки для дифференциации социальной профилактики преступности с учетом особенностей и перспектив развития региона.[53] В основе подобной дифференциации лежит критерий деления регионов по уровням развития, например преимущественно аграрный, индустриальный и высоко урбанизированный.[54] Исходя из такого деления регионов, делается дифференцированный анализ наличествующего в них причинного комплекса преступности.

В данном направлении весьма плодотворно работает сектор криминологии НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ под руководством А. И. Долговой. Его исследования направлены на установление зависимостей между территориальными различиями преступности и особенностями целостных процессов, происходящих в регионах. Исследователями отмечается, в частности, что последние – это итог, во-первых, региональной специфики явлений социально-экономического, социально-культурного, организационно-управленческого характера; во-вторых, особенностей динамики этих явлений в регионах; в-третьих, специфики взаимодействия разных явлений в одном и том же регионе.[55]

Второе направление определяется характером территориально-географических условий проживания людей в городах и в сельской местности. Неизбежным следствием наблюдаемой неоднотипности социальных условий в городе и в сельской местности выступают различия между «городской» и «сельской» преступностью, которые и являются предметом социальных криминологических исследований.[56] Хорошо известны некоторые различия структуры, уровня преступности в малых и крупных городах, в сельской местности и городах. Так, в крупных городах уровень угона автотранспортных средств без цели хищения выше, чем в малых городах или в сельских поселениях; уровень квартирных краж в городах выше, чем на селе; а хищение скота, сельскохозяйственной продукции – преимущественно «сельские» преступления.

Дифференцированный подход к изучению территориальных различий преступности обусловлен объективно существующим многообразием людских поселений, в основе которого лежат производственно-экономические, социально-демографические, культурно-исторические различия, определяющие в конечном счете всю существующую «систему расселения».[57]

Данная система при всех ее внутренних изменениях сохраняет определенную устойчивость, поскольку при современном уровне развития производительных сил с точки зрения экономики оказывается целесообразнее использовать уже сложившиеся элементы экономической структуры: территориальное размещение мест массового приложения труда, трудовые и природные ресурсы, сложившуюся инфраструктуру и другое. Эти факторы, как пишут Р. Могилевский и Р. Нугаев, в определенных условиях на длительное время консервируют тип расселения, основанный на профессиональной принадлежности.[58] Применительно к вопросу территориального изучения преступности это означает, что различным регионам и типам поселения присущи относительно стабильные криминологические характеристики, поддающиеся анализу и выделению в них общих и специфических черт. В этой связи возникает вопрос о необходимости систематизации регионов как объектов исследования, деление их на криминологически значимые группы.

Одной из важнейших частей специального исследования является классификация объектов. Она основывается на всестороннем изучении реальных свойств и отношений анализируемых явлений и представляет собой отражение объективного распределения явлений по группам, отражение объективной взаимосвязи явлений.[59]

Классификация по существенным признакам – типология, в основе ее лежит понятие типа как единицы расчленения изучаемой реальности.[60]

Различают классификации искусственные и естественные. Искусственная классификация имеет лишь прикладное значение и применяется в отраслях прикладной деятельности, облегчая труд. Естественная классификация, отражая объективные взаимосвязи явлений, играет познавательную роль и, взятая в целом, расширяет знания о классифицируемых явлениях, способствуя раскрытию их сущности.[61] Научная классификация может содержать элементы искусственности. В ходе развития науки они постоянно устраняются, вследствие чего научная классификация все в большей мере становится естественной.[62]

Поскольку предмет настоящего исследования лежит в области городской преступности, обратимся к криминологической классификации городских поселений. В литературе нет должной ясности в вопросе о целях, критериях, группировочных признаках подобной классификации.

Первые опыты изучения проблемы городской преступности привели исследователей к выводу о необходимости систематизации городов, деления их на криминологически значимые группы. Однако до сих пор в литературе нет должной ясности касательно цели криминологической классификации городских поселений.

Как считает М. М. Бабаев, она необходима для конкретизации и углубления представлений относительно причин и условий возникновения преступлений, дифференцированной организации борьбы с преступностью.[63] По мнению Э. В. Кузнецовой, такая классификация нужна для выявления связи между типом города и характером преступности;[64] С. С. Овчинского и А. И. Царева – для определения демографической структуры населения городов, позволяющей выделить преобладающие местные традиции и обычаи, которые оказывают влияние на поведение индивидов;[65] Г. М. Миньковского – для облегчения конкретного изучения преступности и разработки мер ее предупреждения.[66]

Несмотря на то, что каждое из этих утверждений заключает в себе определенный смысл, все они затрагивают только часть, отдельные аспекты проблемы. Наиболее предпочтительной представляется позиция, взаимодополняемая точками зрения М. М. Бабаева и Г. М. Миньковского, поскольку назначение криминологической классификации ими определяется довольно точно и при этом подчеркиваются ее теоретический и практический аспекты.

Криминологическая классификация городов способствует осмыслению всего многообразия их криминологического облика (криминального профиля) и тем самым обогащению нашего представления о проблеме борьбы с городской преступностью в целом. Помимо общетеоретического значения, изучение проблем преступности в рамках конкретных групп городов имеет своим практическим результатом выявление характерных особенностей социально-криминологических источников в них, определение на этой основе специфических путей и мер, направленных на борьбу с преступностью. Отнесение конкретного города к тому или иному типу позволяет с известной долей вероятности говорить о существовании в нем определенного набора типичных криминологических проблем, что существенно облегчает изучение криминологической обстановки в данном городе и разработку мер социальной и криминологической профилактики.

В криминологии обычно в качестве группировочных признаков для классификации городских поселений рассматривают их величину, народнохозяйственный профиль и иногда возраст. «При таком подходе, – отмечает М. М. Бабаев, – типы городов рассматриваются с социально-демографической и экономической точек зрения, что позволяет наиболее эффективно планировать весь комплекс социальных мероприятий».[67]

Вместе с тем ученые придерживаются различных мнений о содержании и параметрах классификационных признаков. В частности, Э. В. Кузнецова выделяет городские поселения до 20 тыс. человек – рабочие поселки и малые города, от 20 до 100 тыс. – средние города, свыше 100 тыс. человек – крупные города. В каждой из этих больших групп имеются еще классы.[68] М. М. Бабаев делит города на 5 групп: до 10 тыс. человек – поселки городского типа, от 10 до 50 тыс. – малые города, от 50 до 100 тыс. – средние города, от 100 до 250 тыс. человек – крупные города.[69] Г. И. Дударев, относя к большим городам поселки с населением свыше 100 тыс. человек, выделяет среди них собственно большие города – от 100 до 250 тыс. человек, крупные – от 250 до 500 тыс., крупнейшие – от 500 тыс. до 1 млн, сверхкрупные – свыше 1 млн. человек.[70]

Следует отметить, что и в демографической литературе до недавнего времени (до введения в действие Градостроительного кодекса РФ, в ч. 3 ст. 5 которого дается классификация городских поселений) не было единства мнений в этом вопросе. Согласно классификации В. Г. Давидовича, все городские поселения делятся на малые города и поселки, средние города и крупные города, причем в каждой из этих больших групп имеются еще классы. Крупные города, в свою очередь, делятся на города с населением от 100 до 200 тыс. (4 класс), от 200 до 400 тыс. (3 класс), от 400 до 1100 тыс. (2 класс). В особый – первый класс – включены города Москва и Санкт-Петербург. Впоследствии В. Г. Давидович внес некоторые коррективы в свою классификацию, дифференцировав категорию крупных городов на большие города – от 100 до 250 тыс. человек, крупные – от 250 до 500 тыс., сверхкрупные – свыше 500 тыс. человек. Такова же классификация городов, принятая Госстроем СССР, только вместо названия «сверхкрупные» употреблено «крупнейшие».

Большой разнобой наблюдается в классификации городов по хозяйственным функциям. Одни считают, что за основу классификации необходимо взять деление городов на: 1) республиканские, краевые, областные центры; 2) крупные промышленные города; 3) города с быстроразвивающейся промышленностью; 4) курортные города.[71] Другие предполагают, что криминологам прежде всего следует различать: а) многофункциональные столичные города; б) многофункциональные центры областей, краев (автономных республик); в) промышленные центры; г) местные (чаще всего районные) организующие и обслуживающие центры; д) научно-экспериментальные центры.[72]

Аналогичная картина наблюдается при классификации городов по времени их образования. Тут известны, по крайней мере, две позиции. Согласно первой, города следует подразделить на образованные до 1917 г., в периоды 1917–1941 гг., 1942–1960 гг., 1961–1970 гг. В соответствии со второй позицией, выделяется три типа городов: созданные до 1917 г., с 1917 до 1950 г., после 1950 г.

Приведенные классификации городов вряд ли перспективны в криминологии. И дело не в различном содержании группировочных признаков. Главный недостаток кроется в существе подхода, который представляет собой не что иное, как использование конструкций, предназначенных для построения совершенно иной классификации. Особенности функций города, его размер, историко-генетическая характеристика – основные признаки экономико-географической типологии городских поселений, направленной на решение практических задач территориального планирования, оптимального размещения новых предприятий.[73] Не требуется доказывать, как далеки цели этой классификации от задач, назначения криминологической классификации городов. Безусловно, названные признаки несут определенную криминологическую нагрузку, однако их нельзя отнести к ряду критериев, отражающих существенные в криминологическом отношении свойства городской преступности.

По мнению В. Н. Сомина, искомая классификация должна представлять собой специальную конструкцию и, значит, базироваться прежде всего на специфических для нее признаках.[74] Автору представляются возможными два принципиальных подхода к криминологической классификации городов. Первый – специально-криминологический. Он состоит в группировке городов по какому-нибудь признаку, либо сочетанию признаков, характеризующих преступность, преступников, причины и условия преступлений. Ими, вероятно, могут быть коэффициент распространенности преступников; удельный вес отдельных категорий преступников в общей их численности; определенные тенденции в динамике, структуре преступности; динамика численности и состава преступников; степень криминальности социально-криминогенного комплекса, особенности его структуры; структура, удельный вес факторов, наиболее часто принимающих участие в генезисе преступлений; характер тенденций в динамике, структуре социально-криминогенного комплекса. Среди них определяющую роль играют признаки социально-криминогенного комплекса, так как основанная на них группировка городов в большей мере, чем любая другая группировка, способствует наиболее полному и глубокому выявлению и уяснению причин и условий преступности в городах, наиболее дифференцированной организации в них работы по предупреждению преступлений. Установление типа рассматриваемого города, исходя из особенностей перечисленных криминогенных факторов, позволяет реализовать оптимальную систему профилактических мер, свойственных именно такому типу города, научно апробированных и опробованных на практике.

Использование специально-криминологического подхода целесообразно в отношении ограниченной совокупности городов (например, в рамках района, области).

Второй подход (его условно можно назвать криминологогеографическим) более сложен. Он предполагает два главных этапа деления городов. Сначала их следует распределить по хозяйственному профилю, величине и географическому положению. По мнению экономикогеографов, в настоящее время существует восемь основных функциональных типов городов: многофункциональные областные центры, города переходного к многофункциональным центрам типа, транспортные центры, промышленные города-новостройки, города без ярко выраженной функциональной доминанты, оздоровительные центры, города прочих типов. Наиболее обоснованной в специальной литературе признается классификация городов по величине, предусматривающая малые города (до 20 тыс. человек), полусредние (20–50 тыс.), средние (50-100 тыс.), крупные (100–500 тыс.), крупнейшие города (свыше 500 тыс. человек). С точки зрения географического положения, важно подразделить города, расположенные, в частности, в западных и восточных районах страны, экономические, социальные, демографические и прочие условия функционирования которых имеют существенные различия. Каждую из подгрупп городов необходимо, в свою очередь, разбить по какому-либо одному или нескольким упомянутым криминологическим признакам.

Итак, прежде чем сгруппировать города по этим критериям, они приводятся в определенную систему. Их хаотичное множество превращается в организованную, упорядоченную совокупность, что существенно облегчает и делает более продуктивной специально-криминологическую классификацию городов. Благодаря этому элементу настоящий метод можно использовать при всех городских поселениях.

Конец ознакомительного фрагмента.