Преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме. Глава 1. Основные этапы развития отечественного уголовного законодательства об ответственности за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме (Н....

§ 1. Ответственность за преступления против избирательных прав по дореволюционному уголовному законодательству России

Эволюция уголовно-правовой охраны избирательных правоотношений в России непосредственно связана с возникновением и развитием самих избирательных институтов, история которых корнями уходит в первые века существования Древнерусского государства. По мнению ряда исследователей, первые выборные традиции, формирование и развитие основ представительной и непредставительной демократии в период X–XIII вв. связаны с широким распространением на всей территории Руси вечевой деятельности[2].

Генезис правовой охраны избирательных действий и процедур непосредственно связан с возникновением и развитием самих избирательных институтов. Право народа на выражение путем голосования своего мнения по ряду вопросов политической, социальной, экономической жизни общества и государства относится к одному из древнейших, основополагающих видов права.

Для Древней Руси наиболее яркой и характерной формой голосования являлось вечевое собрание, или вече, генетически связанное с дофеодальным периодом, когда на нем были представлены все свободные члены данной общины. Вече было широко распространено на всей территории Руси вплоть до XIII в.

Начальной формой веча была племенная сходка, а конечной – вечевые собрания в Великом Новгороде и Пскове, где вече являлось основным и постоянным органом власти с твердо устоявшейся компетенцией. Институт выборов играл здесь важную общественно-политическую роль. По мнению исследователей, на вече зародились первые выборные традиции, формировались и развивались основы представительной и непредставительной демократии.

Во многих землях избрание князей и значительного числа должностных лиц происходило на вечевых собраниях[3]. В Великом Новгороде и Пскове сложилась особая форма правления – феодальная республика, в которой главные должностные лица (посадник, тысяцкий, архиепископ, старосты и др.) избирались на определенный срок на общем собрании горожан[4]. Известны яркие примеры вечевой деятельности и во многих других городах Киевской Руси: Киеве, Белгороде, Галиче, Владимире, Полоцке, Ростове, Смоленске, Суздали, Твери, Чернигове и др.[5]

По мнению В. В. Лугового, для древнерусского государства была характерна борьба вечевых собраний за политическую и экономическую самостоятельность от княжеской власти[6]. С.В. Юшков писал о том, что «веча были массовыми собраниями руководящих элементов города и земли по наиболее важным вопросам. Такими вопросами являлись вопросы о войне и мире, избрание и смещение князей, а также важнейших представителей княжеской администрации. Иногда вече являлось и высшим судебным органом»[7].

Как отмечал С. А. Чибиряев, решения на вече принимались криком[8]. С.В. Юшков считал, что характерной чертой вечевых собраний являлось то, что решения на них принимались не большинством голосов, а единогласно. Иногда для принятия единогласного мнения требовалось значительное время. В Новгороде бывали случаи, когда вечевые собрания затягивались на неделю[9]. К. Д. Кавелин отмечал следующую особенность новгородских народных собраний: «Обыкновенно вече бывало одно; но иногда их бывало и два, враждебных между собою»[10].

В X–XII вв. народное собрание (вече) принимает окончательную форму как высший орган власти земель. По замечанию дореволюционного историка А. Е. Преснякова, вече превращается в «главный земский орган волостной государственности»[11]. Как свидетельствует летопись 1176 г., вечевые собрания повсеместно действуют в качестве самостоятельной и организованной политической силы: «Новгородци бо изначала, и Смолняне, и Кыяне, и Полочане, и вся власти, якоже на думу, на веча сходятся: на что же старейший сдумають, на томъ же пригороди стануть»[12].

Как отмечал В. И. Сергеевич, «участие в вечевых собраниях понималось в древности как право, принадлежащее свободному человеку. Принимающие участие на вече, обыкновенно, обозначаются в источниках самыми общими терминами, обнимающими все свободное население… под свободными людьми, имеющими право участия в народных думах, надо разуметь, однако, не все население поголовно, а свободных людей, которые не состоят под отеческою властью и не находятся в какой-либо частной зависимости. Отцы, следовательно, решают за детей, которые тем самым устраняются от участия в народных собраниях»[13]. О том, что право на участие в вече принадлежало всем свободным членам общины, имевшим свою собственную землю или владевшим определенной долей общинной земли, высказывались многие историки права дореволюционного и советского периодов. Например, И. Д. Беляев считал, что «для участия в вече не было надобности ни в каких выборах, все члены общины были вместе с тем и членами веча, и как члены имели одинаковый голос»[14].

В столице Древней Руси – Киеве, где прочно утвердилась монархическая форма правления, в X–XII вв. собрание горожан имело столь широкие полномочия, что изгоняло одного правителя и возводило на княжеский «стол» другого, назначало судей, вершило вопросы войны и мира, ведало финансовыми и земельными ресурсами волостей, отправляло посольства в другие земли. Здесь княжеская власть, особенно в периоды обострения общественно-политической обстановки, считалась с мнением простых «людье кыевстии» и старалась его не оспаривать. По словам автора начала XX в. А. А. Кизеветтера, между князем и вечем «был какой-то неуловимый политический дуализм». Исследователь отмечал, что эти два органа не стояли по отношению друг к другу в положении какого-либо иерархического подчинения и между ними не существовало определенного разграничения компетенции. Все, что мог князь, могло и вече, и наоборот[15].

По летописным свидетельствам, из пятидесяти киевских великих князей четырнадцать были приглашены по решению веча. Политическая самостоятельность городской общины особенно ярко проявилась в первой половине XII в.: вече утверждало претендентов на киевский «стол» в 1113, 1132, 1146, 1154 гг. Показательны выборы Владимира Мономаха в 1113 г., которого «именитые мужи» с вечевого согласия дважды приглашали занять престол, о чем рассказывает Ипатьевская летопись.

Как утверждал известный русский историк И. Д. Беляев, «новгородский тип правления постоянно отличался самым широким применением выборного начала в управлении, так что в Новгородском обществе не допускалось иной власти, кроме выборной; все власти, начиная от князя и владыки (епископа) и оканчивая каким-нибудь старостою, были непременно выборные»[16].

К концу XII в. к городской общине окончательно перешло право выборов (призвания) князя. Новгородская первая летопись отмечает это следующим образом: «А Новгородъ выложиша вси князи въ свободу: кде имъ любо, ту же собе князя поимають»[17]. По мере того как росло стремление Новгорода к независимости, на вече стал избираться не только князь, но и посадник, епископ, тысяцкий[18].

На вече рассматривались наиболее важные вопросы государственной жизни. Здесь избирались, назначались и смещались должностные лица, принимались законопроекты, обсуждались межтерриториальные и международные отношения. Вече распоряжалось земельным фондом, устанавливало повинности, льготы и привилегии, вершило судопроизводство, рассматривало различные жалобы. Все решения на нем принимались путем «голосования»: присутствующим предлагалось одобрить или опровергнуть предложения, внесенные должностными лицами республики.

Одним из принципов, охранявшим новгородские демократические традиции, был строгий контроль за действиями выборных лиц. Вече могло принять решение о немедленном смещении того или иного выборного лица и его наказании в случае грубого нарушения общинных прав и обычаев. Такой порядок распространялся на всех должностных лиц – посадников, тысяцких, архиепископов и др. Например, в 1209 г. вече сурово расправилось с посадником Дмитрием Мирошкиничем: «Новгородьци же, пришьдъше Новугороду, створиша вече на посадника Дмитра и на братью его, яко ти повелеша на новгородьцихъ сребро имати, а по волости куры брати, по купцемъ виру дикую, а повозы возити, и все зло; идоша на дворы ихъ грабежьмъ, а Мирошкин дворъ и Дмитровъ зажьгоша, и житие ихъ поимаша, а села ихъ распродаша и челядь, а сокровища ихъ изискаша и поимаша бещисла…»[19]

Дальнейшее развитие избирательных институтов было связано с реформами местного самоуправления XV–XVI вв., которые нашли отражение в Белозерской уставной грамоте 1488 г., Судебниках 1497–1550 гг. и сначала заключались в ограничении полномочий наместников и волостелей, а затем привели к окончательной отмене системы «кормлений» и учреждению новых выборных органов самоуправления – губных и земских изб, что свидетельствовало о формировании системы выборного представительства в Русском государстве[20].

Еще одна яркая страница в истории становления избирательных традиций нашего государства связана с деятельностью представительных учреждений сословной монархии – земских соборов. В XVI–XVII вв. сложилась практика делегирования различными сословиями своих депутатов для обсуждения важных государственных вопросов. Выборы царей на земских соборах стали наиболее значительным событием политической истории России в период сословно-представительной монархии[21].

Документы этого времени (грамоты, соборные определения, летописи, воспоминания современников) рассказывают о прохождении через процедуру «обиранья» или «изобранья» почти всех русских самодержцев – от Федора Ивановича до Софьи, Иоанна и Петра Алексеевичей[22].

По мнению Л. В. Черепнина, «идеология и политическая доктрина сословно-представительной монархии… предполагали в качестве одной из своих основ утверждение на престоле земским собором главы государства. В этом находили воплощение и признание законности династии и освящение ее божественным промыслом»[23].

Традиция созыва избирательных соборов возникла в 1584 г. После смерти Ивана Грозного между боярскими дворцовыми группировками развернулась ожесточенная борьба за власть. По вопросу о новом царе в господствующих кругах имелись разногласия, так как у Грозного было два сына: Федор и малолетний Дмитрий. В то время как происходили столкновения боярских и дворянских партий, в Москве вспыхнуло народное восстание[24]. О «сильном волнении черни» в Москве говорил свидетель этих событий голландский купец Исаак Масса[25]. По рассказу Пискаревского летописца, «народ всколебался весь без числа со всяким оружием»[26]. В этой ситуации Боярская дума решила пойти на созыв широкого сословного совещания представителей от разных городов и земель страны. Земский собор должен был не только утвердить царевича Федора на престоле, но и стать своеобразной формой примирения враждующих группировок. По словам Пискаревского летописца, «и бояре межу собою помирилися… и народ престал от мятежа»[27].

Шведский хронист Петрей сообщает, что Федора избрали на царство «высшие и низшие сословия»[28]. Характерно, что Горсей называет «совет» 1584 г. «парламентом» и говорит, что на нем присутствовала «all the nobility whatsoever» («вся знать без изъятия»)[29].

По мнению историков, соборы 1598, 1606 и 1613 гг. проходили в обстановке активной избирательной борьбы и сопровождались широкой агитацией в поддержку тех или иных «кандидатов». Порядок выборов царей в этот период не был оформлен в специальную процедуру, но подразумевал особую тактику проведения соборных заседаний, апелляции к мнению торгово-посадского населения, достижение компромиссов между боярскими группировками. Политическая ситуация, сложившаяся вокруг соборов конца XVI – начала XVII в., вызывала большой интерес современников и находила отражение во многих документах.

Особенно ярко предвыборная борьба проявилась на соборе 1598 г. при избрании на царство Бориса Годунова. Став фактическим правителем Русского государства после смерти Федора Ивановича, он постарался использовать все возможности для утверждения себя на престоле. Четырежды пересматривался предварительный состав собора, многие участники которого были подкуплены. Патриарх Иов и представители духовенства вели активную агитацию в пользу Годунова среди стрельцов, торгово-посадских и тяглых людей в столице, провинциальных городах, уездах. Неоднократно предпринимались попытки найти компромисс с соперниками. Особую роль сыграла тактика ведения соборных заседаний. Сторонники Годунова не позволяли высказываться оппонентам, чем создавали видимость единогласного обсуждения его кандидатуры. Свою роль в череде выборных мероприятий сыграли московские низы. Они оказывали давление на участников заседаний тем, что во время многочисленных приветствий и крестных ходов умоляли Годунова принять царство. По словам В. О. Ключевского, общий план такой кампании «состоял не в том, чтобы обеспечить его избрание на царство подтасованным составом собора, а в том, чтобы вынудить правильно составленный собор уступить народному движению»[30].

Завершение выборных мероприятий выразилось в составлении итогового документа, проведении церемонии венчания и присяги населения новому царю. Как отмечает И. В. Минникес, с XVI столетия сформировалась новая группа источников, связанных с выборами центральных и местных властей, поэтому с этого периода фактически начинается история избирательных документов в России[31].

С активизацией деятельности земских соборов устанавливается порядок проведения выборов и регламентируются соответствующие процедуры. Свидетельства об этом сохранили различные документы XVI в. и первой половины XVII в.: царские «призывные» грамоты, протоколы и акты съездов избирателей, отчеты («отписки») местных должностных лиц с описанием выборной кампании, «сказки» и челобитные от различных групп населения и отдельных депутатов. Вместе с тем отрывочность или отсутствие источников по ряду соборов затрудняют составление целостного представления обо всей избирательной системе XVII в.

Земские соборы не были постоянно действующим органом. Они собирались по мере необходимости для обсуждения тех или иных вопросов государственной жизни, «для… великого и земского дела на совет». Решение об их созыве принималось царем в совете с Боярской думой и высшими церковными иерархами и оформлялось в виде царского указа или боярского приговора, в котором содержалось требование собрать «всяких чинов людей Московского государства» с перечислением конкретных сословных групп.

Организация выборов и контроль за их проведением были возложены на органы центрального управления – приказы и, в первую очередь, на Разрядный приказ, ведавший в XVII в. личным составом служилого дворянства. В соответствии с царским указом Разрядный приказ проводил разверстку выборных людей по особым «избирательным округам».

Основные правила и порядок проведения избирательной кампании были зафиксированы в специальных царских грамотах, которые отправлялись воеводам на места.

Сохранились «призывные» грамоты к нескольким соборам XVII в. В них указаны нормы представительства от городов и сословные квоты, сроки прибытия выборных депутатов на очередной собор. Так, в записной книге Московского стола Разрядного приказа в записи под 24 октября 1636 г. сказано: «Посланы государевы грамоты в розные городы о дворянех и о детех боярских, велено выбрати из городов из выборных по 2 ч[еловека], из дворовых по 2 ч[еловека], а из городовых по 2 ч[еловека], всего из городов по 6 ч[еловек]», а сами избранники приглашались к 25 декабря – «на срок на Рождество Христово»[32].

По получении царской грамоты воевода знакомил с ее содержанием местное население – «в торговые во многие дни… велеть прочесть всяких чинов людем вслух» (по грамоте 1648 г. в Переяславль Рязанский), отдельно извещая каждое сословие о норме представительства: дворян и детей боярских, чтобы «выбрали свою братю – из болших станов по два человека», из других мест – по одному, от посадских людей – чтобы выдвинули на собор одного делегата.

Затем воевода назначал дату выборов. Соответствующее извещение он направлял с рассыльщиками, пушкарями и зачинщиками (по отписке галицкого воеводы 1636 г.) в пригороды, торжки и вотчины к уездным дворянам и детям боярским. Академик Л. В. Черепнин высказал предположение, что до проведения выборов воеводы опрашивали служилых людей о возможных кандидатах. К назначенному сроку избиратели собирались в съезжей избе, где по сословиям выдвигали своих представителей. По окончании выборов присутствующими подписывался итоговый избирательный акт – «за руками списки» и составлялся «договор» – своеобразный наказ депутатам. К указанному в «призывной» грамоте сроку открытия собора (обычно к церковному празднику) выборные направлялись в Москву.

Порой выборы проходили с нарушением установленного порядка. По мнению Л. В. Черепнина, «во время выборов на Земский собор в ряде провинциальных городов Русского государства открыто проявлялись противоречия между местными служилыми людьми и приказной администрацией, а также между различными слоями и группировками дворянства. Воеводы прибегали в предвыборной борьбе к недозволенным средствам, сталкивали между собой отдельные группы избирателей. Служилые люди противопоставляли воеводским кандидатам своих „выборных“, в борьбе за разные дворянские кандидатуры среди дворян создавались блоки, пускавшие в ход для устранения противников и грубую силу, и шантаж, и клевету»[33].

Избирательная процедура не всегда проходила четко, с соблюдением всех требований «призывных» грамот. Так, большие волнения среди дворян Крапивны вызвал произвол воеводы, который собственной властью направил на Земский собор 1651 г. сына боярского Федоса Степановича Богданова, в то время как надо было послать посадского человека по выбору. На Богданова была подана коллективная челобитная «всем городом» (от лица дворян, детей боярских, казаков, стрельцов, пушкарей, затинщиков и «всяких чинов людей»), в которой его называли «вором» и «сставщиком» и обвиняли в том, что он «стакався» с воеводой В. Астафьевым, в результате чего поехал в Москву. Челобитчики писали, что они такого «воришка и сставщика» к «государеву великому делу» не выбирали, и «выбора» ему не давали, и ему у «государева царственного дела» быть нельзя. Они просили выселить Богданова из Крапивны, вычеркнуть его из списка служилых людей – соловлян и исключить из числа членов Земского собора. На челобитной оставлена помета думного дьяка Семена Заборовского: «Государь пожаловал, не велел ему у своево дела быть, велел ево отставить»[34].

Документы нередко отмечают случаи низкой активности избирателей. Так, в 1636 г. для выборов в Галич прибыло всего 20 человек – «немногие», по словам воеводы, остальные «ослушались». В 1653 г. не состоялись выборы в Туле. Методы реагирования на отказ от участия в выборах были весьма суровыми – вплоть до тюремного заключения. Тульский воевода Осип Сухотин получил приказ из центра посадить в тюрьму трех человек «лучших» дворян «за ослушанье»: «что они по прежнему государеву указу, по трем грамотам двух человек не выбрали». Воевода отвечал, что он подверг тюремному заключению двух дворян, а за третьим послал в «уезд», но так как из «уезда» в Тулу никто не явился, то и посадить некого[35].

Характерное нарушение произошло в 1653 г. в Можайске. Здесь воевода отправил в столицу не «лучших» людей, как требовалось, а малопоместных, беспоместных и пустопоместных дворян и детей боярских. В Серпейске из-за того, что многие служилые люди жили в «розных и дальних городех», были выбраны дворяне Белевского уезда[36].

Эти нарушения свидетельствуют о несовершенстве порядка организации и проведения выборов в XVII в. Соблюдение законности на выборах во многом зависело от того, как складывались взаимоотношения местной общины и должностных лиц.

Как отмечал П. И. Люблинский, в рассматриваемый период в Российском государстве «не могло быть и речи о преступлениях против избирательного права как о самостоятельном виде преступных деяний: выборный режим господствовал лишь в тесном кругу общин, не нуждавшихся в поддержке уголовного закона, и государственная власть редко вмешивалась в порядок производства выборов; в кругах же более широких властвовала царская воля и усмотрение воевод»[37].

Во второй половине XVII в., с появлением абсолютистских тенденций и усилением самодержавия, роль выборного представительства уменьшается. Прекращается созыв земских соборов, вместо которых при царе собираются узкие совещания отдельных сословий по ратным, земским и церковным вопросам[38].

На соборных совещаниях 1645 и 1682 гг. выборы сменились процедурой утверждения законного наследника на престоле. В этот период сословно-представительная монархия постепенно перерастает в абсолютистскую. Все реже созываются земские соборы, вместо которых проходили совещания правительства с представителями отдельных сословий при царе, все чаще принцип выборности заменялся принципом должностного делегирования. Тем не менее земские соборы и избирательная практика XVI–XVII вв. способствовали повышению роли сословий в управлении государственными делами. По замечанию В. О. Ключевского, «ближайшие предшественники Петра, московские цари новой династии, родоначальник которой сел на московский престол не по отцову завещанию, а по всенародному избранию, конечно, не могли видеть в управляемом ими государстве только свою вотчину, как смотрели на него государи прежней династии…»[39].

Новые этапы формирования избирательного права и процесса периода империи были связаны с масштабными преобразованиями российской государственности, осуществляемыми в XVIII в. под руководством Екатерины II: выборами в Комиссию для сочинения проекта нового уложения (1767 г.), выборами органов дворянского и городского самоуправления, основанными на юридических нормах изданных в 1785 г. «Грамоты на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства»[40] и «Грамоты на права и выгоды городам Российской империи»[41].

Придя к власти, Екатерина II занялась усовершенствованием российской правовой системы. Авторитетные мыслители Нового времени, труды которых были известны Екатерине II, предполагали активное участие «народа» в выработке законов, допускали принятие важных правовых актов путем народного волеизъявления. Например, Ж.-Ж. Руссо писал о том, что «суверен может действовать лишь тогда, когда народ в собраньи»[42]. Ш. Л. Монтескье полагал, что основной функцией представительного собрания должно являться законотворчество: «Представительное собрание следует также избирать не для того, чтобы оно выносило какие-нибудь активные решения, – задача, которую оно не в состоянии хорошо выполнить, – но для того, чтобы создавать законы или наблюдать за тем, хорошо ли соблюдаются те законы, которые уже им созданы, – дело, которое оно – и даже только оно – может очень хорошо выполнить»[43]. Екатерина II разделяла мнение о том, что законы должны быть основаны на желаниях и нуждах тех, кому предназначается их исполнение. Выборное законодательство 1766 г. трактовало выборный процесс не только как право сословий, но и как их обязанность. В Указе от 14 декабря 1766 г. говорилось: «Повелеваем прислать… изо всех уездов и городов Нашей империи в первостоличный Наш город Москву депутатов»[44].

Анализ отечественных правовых памятников свидетельствует о том, что уголовное законодательство об ответственности за преступления против избирательных прав сформировалось не сразу и восходит своими корнями к концу XVIII в.

Для данного периода характерно зарождение «уголовного избирательного права, когда уже развившаяся государственная власть стала вызывать для службы себе людей из народа и средством для такого привлечения служилых сделала выборы. Только при таких условиях интерес правильности выборов и устранения произвола из этой сферы мог стать близким центральной государственной власти и вызвать с ее стороны соответствующую деятельность, направленную к его защите. Угроза за злоупотребления при выборах, получивших публичное значение, еще не вылилась в эту эпоху в форму уголовной кары, а явилась выражением государева неудовольствия или угрозой неопределенными взысканиями „по всей строгости“, специальной санкции не устанавливается, но запрещение налагается под страхом „государева гнева“»[45].

Так, в Указе от 14 декабря 1766 г. подчеркивалось, что избирательный процесс должен осуществляться так, чтобы не вызвать нарушения общественного порядка: «Всем и каждому крайне остерегаться, дабы никому никаких приметок и притеснений учинено не было: равномерно наикрепчайше запрещается употреблять при сем ненавистную мзду и лихоимство, под опасением Нашего неминуемого гнева»[46]. Указом от 25 ноября 1778 г. предписывалось губернаторам «не быть при выборах, но оставить им полную волю»[47], Указом от 16 августа 1802 г. запрещалось губернаторам вмешиваться в выборы и «домогаться по желанию своему одних избрания, других удаления»[48].

XIX век – эпоха развития сословных представительных институтов. Выдающийся философ права П. В. Новгородцев, отмечая влияние политических лозунгов и реформ, которые постепенно выдвигались жизнью (представительство, парламентаризм, всеобщее избирательное право, референдум, социальные реформы), на основные принципы политики XIX в., видел в новых общественных формах залог дальнейшего политического развития, определяя цель общественного прогресса как стремление к свободному объединению лиц на почве признания за ними их естественных прав[49]. М. П. Чубинский отмечал, что для уголовной политики период 20–70-х годов XIX в. является переходным. В то время как юридическая работа являлась весьма продуктивной в области истории и догмы, материал для дальнейшего развития уголовной политики вырабатывался вне юридической сферы; уголовная этиология получила прочный и все более разрастающийся базис[50].

В рассматриваемый период впервые на законодательном уровне вводится уголовная ответственность за преступления, посягающие на установленный государством порядок проведения сословных, а затем и земских выборов. В Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в раздел IX «О преступлениях и проступках против законов о состояниях» была включена глава четвертая «О злоупотреблениях особых по состоянию присвоенных прав»[51]. Отделение первое указанной главы «О нарушениях правил, установленных для выборов и других собраний дворянских, городских и сельских» содержало ряд составов преступлений, посвященных охране избирательных прав.

В ст. 1884 Уложения устанавливалась ответственность для тех лиц, кто при проведении выборов в дворянские, городские или сельские общества склоняет кого-либо к поданию голоса в свою пользу или в пользу или против другого лица. По конструкции состав является формальным, что вытекает из диспозиции статьи. Исходя из характера предусмотренного деяния, умысел может быть только прямым. Субъект рассматриваемого преступления – общий. Следует отметить, что ст. 1884 Уложения, направленная на охрану свободного осуществления активного избирательного права (т. е. права голосовать), имеет много общего с составом воспрепятствования осуществлению избирательных прав, предусмотренным ст. 141 УК РФ. В то же время законодатель XIX в. отнес подкуп, подарки, обещания или угрозы к числу альтернативно обязательных признаков основного состава преступления, в то время как в действующем УК РФ подкуп и угроза применения насилия имеют статус квалифицирующих признаков. Особенностью ст. 1884 Уложения является криминализация действий не только подкупающего, но и того лица, кто принимает деньги или подарок для подания голоса в чью-либо пользу или против кого-либо, или же требует или просит их, злоупотребляя своим правом голоса.

Кроме того, в ст. 1885 и 1893 Уложения предусматривалась ответственность за незаконное участие в выборах или незаконное лишение права участвовать в выборах. Преступное деяние определялось как «допущение в (дворянские или городские) собрания и к выборам лиц, которые по закону не имеют права участвовать в действиях сих собраний или же избирать или быть избираемыми к должностям, а равно и за устранение тех, которые имеют право присутствовать в собраниях и участвовать в действиях оных и в выборах или быть избираемыми». Субъект преступления в рассматриваемых составах – специальный. Уголовной ответственности подлежал предводитель дворянства (ст. 1885) или городской голова (ст. 1893). Как следует из содержания ст. 1885, 1893, указанные преступления могли быть совершены с умышленной («с умыслом, из каких-либо личных видов») или неосторожной формой вины («произойти от какой-либо ошибки», как не вполне точно выражается закон). В зависимости от формы вины по-разному решался вопрос о размере и виде наказания.

Характерное в целом для Уложения отсутствие достаточно четкого разграничения уголовной, административной и дисциплинарной ответственности[52] было присуще и Отделению первому главы IV «О нарушениях правил, установленных для выборов и других собраний дворянских, городских и сельских». Так, согласно ст. 1886 и 1894 Уложения, уголовному наказанию подлежал тот, кто из присутствующих соответственно в Дворянском собрании или на заседаниях городского или сельского общества причинит там беспорядок, шум или замешательство. Статья 1887 Уложения предусматривала ответственность для тех лиц, кто во время занятий Дворянского собрания заведет там разговор о предметах посторонних, к суждениям собрания не принадлежащих. Статьи 1891, 1896 Уложения устанавливали ответственность для тех, кто опаздывал или покидал Дворянское собрание, заседание городского или сельского общества до окончания времени его работы. Наряду с другими указанные составы были направлены на обеспечение порядка деятельности дворянских, городских и сельских обществ.

Как отмечал П. И. Люблинский, глава Уложения, относящаяся к обеспечению избирательных прав, говорила о нарушении не политических прав, как это было принято в уголовном законодательстве других государств, а прав и преимуществ, т. е. исключительных, сословных прав, дарованных Высочайшею властью разным в государстве состояниям, из чего следовало, что важность указанных нарушений определялась не их общественным, а личным значением как особых правомочий[53]. Карательная мера была предусмотрена законом «для сохранения достоинства» упомянутых в этих статьях сословных и общественных собраний, а также для ограждения от избрания в них «неспособных или не заслуживающих полного доверия лиц»[54].

Вместе с тем ст. 1884, 1885, 1893 Уложения о наказаниях 1845 г. явились первыми в истории российского уголовного права нормами, устанавливающими ответственность за нарушения в сфере выборов. Именно с этого момента берет свое начало развитие отечественного уголовного законодательства об ответственности за посягательства на избирательные права граждан[55].

Дальнейшее развитие рассматриваемых норм произошло в середине 60-х годов XIX в., когда в связи с проведением реформы полиции 1862 г., судебной и земской реформ 1864 г. были внесены изменения в Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. и под охрану уголовного закона были взяты выборы не только дворянских, городских и сельских обществ, но и земские выборы. В связи с сокращением общего числа статей Уложения была изменена их нумерация. Статьи 1424–1440 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, предусматривающие ответственность за нарушения установленного порядка выборов, были объединены в главу четвертую «О нарушениях правил, установленных для выборов и других собраний дворянских, городских и сельских, а также земских»[56]. Среди преступных деяний указывались «противозаконные действия на выборах для склонения голосов в чью-либо пользу» (ст. 1425); «допущение к выборам лиц, не имеющих права участвовать в оных и устранение имеющих на то право»: в дворянских собраниях (ст. 1426), собраниях городского общества (ст. 1434). К преступлениям в сфере избирательных правоотношений были отнесены неявка избранника дворянским обществом к отправлению должности (ст. 1433), отказ избранного на должность городскую или сельскую без особых законных на то причин (ст. 1438), а также просрочка отпуска лицами, занимающими должности по городским выборам (ст. 1439 по продолжению 1906 г.)[57].

В дальнейшем нормы о преступлениях против избирательных прав уточнялись не только по мере совершенствования законодательной техники, но и, прежде всего, в связи со значительными изменениями, произошедшими в политической системе Российского государства. Как отмечалось в юридической литературе начала XX в., главное преобразование было обусловлено введением самостоятельного избирательного института, заменой прежде существовавшего сословного избирательного права на цензовое. Система выборов по сословиям в своем первоначальном виде имела глубокий смысл: политические интересы лица сливались с интересами его сословия. В начале XX в. обособленность сословий исчезла и обществом осознавалась необходимость перестройки существующей избирательной системы[58].

С предоставлением избирателям возможности участвовать во всеобщих выборах при формировании органов государственной власти произошло изменение содержания избирательного права. При этом, как отмечал П. И. Люблинский, центр тяжести уголовной угрозы изменился, возникла необходимость охраны нормами уголовного закона самостоятельности института выборов и его свободы от административного воздействия[59]. СВ. Познышев по этому поводу писал: «Предоставляя гражданам избирательное право, законодательство должно устранить злоупотребления им, а также охранить его от посягательств. С этой целью оно должно преследовать насилие над избирательными собраниями, нарушение свободной подачи голосов отдельными гражданами, а также подлоги в результатах выборов»[60].

Избирательное законодательство эпохи становления российского парламентаризма определяло порядок правовой защиты соблюдения законности при выборах депутатов высших представительных органов. 8 марта 1906 г. был издан именной высочайший Указ «О временных правилах об ограждении свободы и правильности предстоящих выборов в Государственный Совет и Государственную Думу, а также о беспрепятственной деятельности сих установлений»[61]. Данный акт устанавливал уголовную ответственность за действия, нарушающие предусмотренные правила подготовки и проведения выборов.

Следует учитывать, что подготовка к выборам проходила в ситуации, когда в стране шел процесс революционной борьбы. Экстремистские революционные группы совершали террористические акты, преследующие цель запугать власти, парализовать их деятельность. Предстоящие собрания избирателей и выборщиков вполне могли стать объектом террористических акций[62]. В связи с этим Указ от 8 марта 1906 г. определял наказания за «воспрепятствование занятиям предвыборных собраний, собраний по выборам в Государственный Совет или Государственную Думу и выборных комиссий угрозами, насилием над личностью, злоупотреблением властью, повреждением помещения, предназначенного для собрания, а также искусственным заражением в нем воздуха» в виде (если не подлежит за совершенные действия более строгому наказанию) лишения всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и отдачею в исправительные арестантские отделения от полутора до двух лет. То же преступление, совершенное несколькими вооруженными лицами, предусматривало более строгое наказание – от четырех до шести лет арестантских рот[63].

В 1906 г. раздел IV Уложения о наказаниях уголовных и исправительных был дополнен главой восьмой (ст. 328¹-328⁹) «О нарушении свободы и правильности выборов в Государственный Совет и Государственную Думу, а также беспрепятственной деятельности сих установлений». Как отмечает Л. Г. Мачковский, данная глава, содержавшая статьи, посвященные обеспечению избирательных прав, может быть оценена как весьма полная и в достаточной мере проработанная система, не лишенная вместе с тем элементов казуистичности[64].

Статья 328¹ Уложения устанавливала ответственность за воспрепятствование избирателю или выборщику свободно осуществлять право выборов в Государственный Совет или Государственную Думу. Законодателем впервые был введен запрет на воспрепятствование осуществлению избирательного права. При этом уголовный закон брал под свою охрану лишь активное избирательное право, что следует из содержания диспозиции статьи: потерпевшим мог быть избиратель или выборщик. Указание этих двух категорий определялось тем, что, согласно действовавшему избирательному законодательству, выборы для одних категорий избирателей были прямыми, для других – многостепенными, связанными с избранием выборщиков[65]. Криминообразующими признаками воспрепятствования свободному осуществлению права выборов признавались угроза, насилие над личностью, злоупотребление властью или отлучение от общения.

Квалифицирующие признаки касались описания объективной стороны – совершения преступления несколькими лицами, а также субъекта преступления – «служащего в правительственном или общественном установлении при исполнении служебных обязанностей по наблюдению за правильностью выборов».

В части третьей устанавливалась ответственность специального субъекта, в качестве которого было названо лицо, «пользующееся правами государственной службы», если преступное деяние «учинено им при исполнении служебных обязанностей». При этом суду предоставлялось право «присоединить к тюремному заключению удаление от должности».

В связи с этим представляет особый интерес установление тех органов и лиц, которые имели непосредственное отношение к подготовке и проведению выборов. Как писал А. Рейснер, «органами, заведующими выборами, в России являются, прежде всего, общая полиция и администрация, в помощь которой образованы особые смешанные уездные и губернские по делам о выборах комиссии, составленные из чинов администрации, судебного ведомства и органов самоуправления. Составление избирательных списков предоставлено органам земского и городского самоуправления»[66].

Статья 328² устанавливала ответственность за «возбуждение к противодействию выборам в Государственный Совет или Государственную Думу или к массовому воздержанию от участия в сих выборах». Фактически данной нормой устанавливалась ответственность за незаконную агитационную деятельность. Следует отметить, что это был единственный случай криминализации указанного деяния в истории развития отечественного законодательства о нарушении избирательных прав[67].

Исходя из опыта земских и городских выборов, законодатель предусмотрел наказание за подкуп избирателей, выделив указанный состав в отдельную статью. При этом содержание данного понятия было изменено по сравнению с тем, что действовало в первоначальной редакции Уложения 1845 г. Под подкупом в ст. 328³ Уложения понималось склонение посредством угощения, подарка или обещания личной выгоды избирателя или выборщика к подаче при выборах в Государственный Совет или Государственную Думу голоса в пользу свою или другого лица.

Наказание в виде тюремного заключения на срок от двух до восьми месяцев предусматривалось не только для виновного в склонении к подкупу, но и для избирателя или выборщика, согласившегося за угощение, подарок или личную выгоду подать голос в пользу какого-либо лица. Кроме того, виновные могли быть лишены судом избирательного права на предстоящих выборах в Государственный Совет или Государственную Думу.

Статья 328⁴ предусматривала ответственность за воспрепятствование занятиям предвыборных собраний, собраний по выборам в Государственный Совет или Государственную Думу и выборных комиссий. Обязательными признаками указанного преступления являлись угрозы, насилие над личностью, злоупотребление властью, повреждение помещения, предназначенного для собрания, а также искусственное заражение в нем воздуха. Данная норма является прообразом состава воспрепятствования работе избирательных комиссий, предусмотренного ст. 141 УК РФ. Отличие заключается в том, что такие конститутивные признаки состава преступления, как угрозы, насилие, злоупотребление властью, современным законодателем рассматриваются в качестве квалифицирующих.

В связи со значительными ограничениями активного избирательного права, фактическим введением четырехстепенных выборов законодателем устанавливалась уголовная ответственность за незаконное участие в выборах (ст. 328⁵). Как отмечает И. В. Зайцев, законодательство различало следующие виды правонарушений, связанных с избирательным процессом: голосование, произведенное лицом, не имеющим избирательного права, неоднократное голосование в рамках одного избирательного съезда или голосование в нескольких избирательных участках, голосование за другое лицо при отсутствии на это полномочий[68].

Каждый из составов преступлений, предусмотренных ст. 328¹-328⁹, сконструирован по типу формального, основанием криминализации выступали совершенные деяния. Признаком субъективной стороны преступлений являлся прямой умысел, причем в большинстве статей форма вины не называлась прямо, а вытекала из содержания статьи. Непосредственное указание на умысел содержалось в составах умышленных злоупотреблений при отбирании или счете голосов (ст. 328⁶) и умышленного повреждения избирательных списков, выборных записок или производств, а также их подложного составления (ст. 328⁷).

Помимо рассмотренной выше ст. 328¹, указание на специальный субъект содержалось в следующих составах:

– незаконное участие в выборах (виновным признавалось «лицо, заведомо не имеющее или утратившее право участия в выборах в Государственный Совет или Государственную Думу», ст. 328⁵);

– воспрепятствование занятиям предвыборных собраний, собраний по выборам и выборных комиссий (виновным являлось лицо, совершившее указанные деяния путем злоупотребления властью, ст. 328⁴);

– недопущение члена Государственного Совета или Государственной Думы к выполнению обязанностей (виновным являлось лицо, совершившее указанные деяния путем злоупотребления властью, ст. 328⁸).

За всю историю развития норм российского уголовного права, посвященных защите избирательных правоотношений, перечень деяний, рассматриваемых в качестве преступлений в сфере выборов, был наиболее широким именно в указанной главе восьмой раздела IV Уложения о наказаниях уголовных и исправительных[69]. Многие идеи, заложенные в статьях Уложения, посвященных охране избирательных прав, были восприняты современным российским законодателем и нашли отражение в нормах Уголовного кодекса 1996 г. (с последующими изменениями).

§ 2. Ответственность за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме по советскому и постсоветскому уголовному законодательству

Из широкого перечня преступлений против установленного порядка проведения выборов, имевшегося в дореволюционном российском уголовном законодательстве, первый советский Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. воспроизвел лишь одну норму, предусматривающую ответственность за участие в выборах лица, не имеющего на то законного права, с той лишь разницей, что теперь речь шла о выборах в Советы (ст. 104 УК РСФСР)[70]. Законодателем был взят на вооружение принцип, выработанный Г. В. Плехановым еще в период становления социал-демократии. Принцип «salus populi suprema lex» в переводе на язык революционера означал «salus revolutiae suprema lex» и применительно к процессу организации выборов отражал необходимость ограничения принципа всеобщего избирательного права. Б. А. Кистяковский, анализируя текст протоколов Второго очередного съезда РСДРП, обращал внимание на предложенный Г. В. Плехановым тезис о том, что революционный пролетариат мог бы ограничить политические права высших классов подобно тому, как высшие классы ограничивали когда-то его политические права[71].

Наряду с другими преступлениями против политических прав граждан, законодатель включил данную норму во второй раздел главы I УК РСФСР, отнеся ее к преступлениям против порядка управления[72]. В доктрине советского уголовного права указанное деяние рассматривалось как посягательство на избирательную систему социалистического государства[73].

Советское государство достаточно высоко оценивало степень общественной опасности деяния, связанного с незаконным участием в выборах, и путем установления мер уголовной ответственности стремилось повлиять не только на социальный состав участвующих в выборах лиц, но и, прежде всего, на результаты выборов.

В первые годы Советской власти широко использовались неказуистически сформулированные уголовно-правовые нормы, применялась аналогия уголовного закона, в связи с чем нормативные акты содержали лишь общие ориентиры для правоприменителя.

Перечень лиц, которые не могли избирать и быть избранными, устанавливался ст. 65 Конституции РСФСР 1918 г. и конкретизировался инструкциями о выборах. Например, в соответствии с Инструкцией ВЦИК «О выборах в Советы и на съезды Советов РСФСР» от 1 октября 1934 г.[74] не пользовались правом избирать и быть избранными в Советы лица, прибегавшие к наемному труду с целью извлечения прибыли, жившие на нетрудовые доходы, занимавшиеся торговлей, и все прочие лица, по своему классовому положению к моменту выборов или по своей прошлой деятельности относящиеся на основании Конституции РСФСР к категории лишенных избирательных прав.

Составление списков лиц, лишенных избирательных прав, было одним из важных избирательных действий, осуществляемых в ходе подготовительного этапа избирательной кампании. К числу лишенных избирательных прав относились десятки категорий граждан:

– земледельцы, скотоводы, кустари и ремесленники, применяющие наемный труд;

– лица, арендующие землю;

– бывшие офицеры и чиновники белых армий, а также руководители контрреволюционных банд;

– все лица, прямо или косвенно руководившие действиями полиции, жандармерии, тюремного ведомства и карательных органов, члены царствовавшего дома, губернские и уездные предводители дворянства, председатели и члены уголовных департаментов, а также прокуроры и товарищи прокуроров судебных палат, военных судов;

– бывшие и настоящие служители всех религиозных культов;

– кулаки, выселенные за противосоветские и противоколхозные выступления;

– члены семей лиц, лишенных избирательных прав в тех случаях, когда они находятся в материальной зависимости от последних и не имеют источником своего существования самостоятельный общественно полезный труд и др.

В. И. Ленин указывал, что государство постреволюционного периода «неизбежно должно быть государством по-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)»[75]. Именно Советы представлялись В. И. Ленину наилучшей формой государственности, сочетающей в себе элементы диктатуры и демократии.

Таким образом, в том числе и нормами уголовного закона советское государство устанавливало запрет на участие в выборах для значительного числа своих граждан, с тем чтобы лишить представителей «эксплуататорских классов» возможности легально участвовать в политической деятельности. Вместе с тем следует отметить, что в советский период число граждан, наделенных правом участия в выборах всех уровней, было неизмеримо больше, чем в дореволюционной России. Так, по оценкам Б. Н. Миронова, в 1906–1913 гг. избирательные права получили лишь 16 % от общего числа населения страны[76]. Что касается общего числа граждан СССР, лишенных избирательных прав, то оно, по оценкам И. В. Зайцева, было сравнительно невелико – максимум 8,2 % в городах и 1,4 % в сельской местности (1923 г.)[77].

Необходимо отметить, что активного и пассивного избирательного права могли быть лишены также лица, признанные виновными по делам о контрреволюции, убийстве, разбое, причинении тяжких ран и увечий, поджоге, грабеже, краже, мошенничестве и некоторых других преступлениях[78]. Однако, как отмечает Т. В. Непомнящая, на практике поражение прав назначалось судами очень редко, причем наблюдалась тенденция снижения назначения данного вида наказания[79].

Принятый в 1926 г. Уголовный кодекс РСФСР усилил меры уголовной ответственности, увеличив санкции за участие в выборах в Советы и на их съезды лица, не имеющего на то права, с трех до шести месяцев принудительных работ (ст. 91)[80]. Предусматриваемое ст. 91 УК незаконное участие в выборах в Советы расценивалось как посягательство на порядок выборов депутатов трудящихся в верховные, областные, городские, сельские и др. Советы[81]. Объективная сторона данного преступления могла выражаться в различных формах: участие в выборах лица, уже осуществившего свое избирательное право (голосование второй раз), нарушения принципа личного голосования (голосование одного лица вместо другого)[82].

В 1929 г. Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. был дополнен ст. 91.1. предусматривающей ответственность за воспрепятствование со стороны нанимателя в сельских местностях осуществлению лицами наемного труда принадлежащих им избирательных прав[83]. В советском уголовном законодательстве это была первая попытка установления ответственности за воспрепятствование осуществлению избирательных прав. Квалифицирующими признаками преступления являлись совершение деяния в отношении трех или более рабочих или хотя бы в отношении меньшего числа рабочих, но повторно. Следует, впрочем, отметить узкий круг лиц, избирательные права которых охранялись нормой УК (наемные рабочие), и специальный субъект данного преступления (наниматель в сельской местности)[84].

Как отмечает В. Н. Иванов, обе указанные нормы фигурировали в уголовных кодексах всех союзных республик, причем в кодексах Азербайджанской ССР (ст. 126.1) и Туркменской ССР (ст. 75.1) действие норм о воспрепятствовании осуществлению избирательных прав не ограничивалось сельской местностью[85].

С принятием в 1936 г. Конституции СССР, провозгласившей «всеобщее, равное и прямое избирательное право при тайном голосовании», был ликвидирован институт лишения избирательных прав на основе социального статуса граждан.

С развитием институтов избирательного законодательства была введена уголовная ответственность за воспрепятствование любым лицом осуществлению избирательного права, а также за подделку избирательных документов или заведомо неправильный подсчет голосов, совершенные должностными лицами Советов или членом избирательной комиссии. Как отмечал Н. Д. Дурманов, степень общественной опасности многих из преступных посягательств существенно изменялась на различных этапах социалистического строительства, в связи с чем советский закон изменял квалификацию соответствующих преступлений и степень их наказуемости[86].

Поскольку уголовное законодательство рассматриваемого периода не было полностью кодифицированным, то нормы уголовно-правового характера, в том числе устанавливающие ответственность за посягательства на избирательные права, содержались и в других источниках. Так, в 1937 г. Положением о выборах в Верховный Совет СССР была введена уголовная ответственность за воспрепятствование гражданину СССР в свободном осуществлении его права избирать и быть избранным в Верховный Совет СССР (ст. 111), а также за подделку избирательных документов или заведомо неправильный подсчет голосов (ст. 112)[87]. В теории советского уголовного права указанные виды преступлений относились не к преступлениям против избирательных прав граждан, а к преступлениям против советской избирательной системы.

Специфика воспрепятствования осуществлению избирательных прав состояла в том, что законодатель назвал альтернативно обязательные признаки объективной стороны преступления: насилие, обман, угрозы или подкуп, указав исчерпывающий перечень способов его совершения. В литературе отмечалось, что воспрепятствование может иметь место как в отношении самого акта голосования, так и в отношении любых других действий, связанных с выборами в Советы[88]. Состав преступления был сформулирован по типу формального. Как отмечал Н. Д. Дурманов, преступление считалось оконченным, когда виновный совершил действия, выражающиеся в насилии, обмане, угрозах или подкупе и направленные на воспрепятствование гражданину СССР осуществлению его права избирать и быть избранным, хотя бы этой преступной цели виновному и не удалось достигнуть[89].

Недостатком состава подделки избирательных документов являлось отсутствие раскрытия самого понятия «подделка», что, на наш взгляд, не способствовало выработке единообразной правоприменительной практики. Объективная сторона преступления состояла в составлении заведомо неправильных избирательных документов, внесении подчисток или заведомо неправильных сведений в действительные документы. Заведомо неправильный подсчет голосов понимался как умышленное искажение сведений о количестве проголосовавших и результатах голосования как в письменных документах, так и при передаче сведений устно[90]. Субъектами подделки избирательных документов или заведомо неправильного подсчета голосов являлись члены избирательных комиссий, должностные лица Советов.

Ответственность за аналогичные преступления предусматривалась и принятыми позднее положениями о выборах в Верховные советы союзных республик и в местные Советы. В 1961 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР в статьях «Положения о выборах…» были оставлены лишь основания ответственности за нарушение законов о выборах, исключены конкретные санкции за преступления против избирательных прав и сделана отсылка к уголовному законодательству[91].

В УК РСФСР 1960 г. появилась глава IV «Преступления против политических и трудовых прав граждан»[92]. В это же время в литературе высказывалось мнение о необходимости включения в заголовок главы IV УК 1960 г. указания на иные права и свободы граждан[93], что было сделано только в 1991 г. Изменение названия главы отразило изменение и расширение ее содержания. Это выразилось в том, что одни составы преступлений, известные Кодексу 1926 г., были декриминализированы, другие – подверглись определенным изменениям.

УК РСФСР 1960 г. содержал две статьи, посвященные охране избирательных правоотношений. Статья 132 устанавливала ответственность за воспрепятствование путем насилия, обмана, угроз или подкупа осуществлению гражданином СССР избирательного права, ст. 133 – за подлог избирательных документов или заведомо неправильный подсчет голосов, а равно нарушение тайны голосования, совершенные членом избирательной комиссии или другим должностным лицом[94].

Отмечая высокую активность избирателей на выборах в Советы различного уровня в 1970 г. (99,96 %), М. И. Федоров подчеркивал, что в практике проведения выборов в советском государстве случаи преступных посягательств на избирательные права граждан были чрезвычайно редки, поэтому уголовное законодательство в этой части выполняло не столько практические, сколько политические, предупредительные функции[95].

Законодательное описание воспрепятствования осуществлению избирательных прав имело достаточно абстрактный характер, в связи с чем в доктрине уголовного права были отражены различные точки зрения о том, что является объектом данного преступления. Иногда наряду с избирательными правами граждан назывался и порядок проведения выборов[96], сама советская избирательная система[97]. Однако более обоснованным представляется мнение о том, что сущность данного преступления заключалась в нарушении политических прав, а основным признаком отнесения деяний к числу рассматриваемых преступлений являлась способность указанных посягательств либо исказить волю избирателей, либо вообще лишить их возможности осуществить свое право[98].

В научной литературе отмечалось, что воспрепятствование осуществлению избирательного права непосредственно выражается в создании условий, затрудняющих или исключающих возможность гражданину СССР совершать действия, связанные с реализацией его избирательных прав: выяснять дату выборов; знакомиться со списками избирателей; подавать заявления об ошибках, содержащихся в списках избирателей (о невключении в список, исключении из списка, искажении фамилии и т. д.); получать удостоверения на право голосования при перемене избирателем места своего пребывания; участвовать в работе собраний по выдвижению кандидатов в депутаты в Советы или в народные судьи; в день голосования – явиться в помещение для выборов, получить избирательный бюллетень, заполнить его в отдельной специально оборудованной кабине[99].

В первоначальной редакции УК РСФСР 1960 г. избирательные права не дифференцировались на активное и пассивное, однако, комментируя содержание данной нормы, правоведы в число охраняемых уголовным законом избирательных прав включали не только право избирать, но и неотделимое от него право быть избранным депутатом Совета народных депутатов или народным судьей[100]. Как отмечал П. С. Ромашкин, объективная сторона воспрепятствования осуществлению пассивного избирательного права могла выражаться в создании препятствий при проведении встречи кандидатов с избирателями, при получении согласия кандидата баллотироваться по соответствующему избирательному округу[101].

Более полному раскрытию объективной стороны указанного преступления способствовало включение в число конструктивных признаков состава таких признаков, как применение насилия, обмана, угрозы или подкупа.

Насилие могло выразиться в любой форме физического воздействия на гражданина СССР. В науке уголовного права согласованной являлась точка зрения о том, что в случае причинения тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения, истязания либо иного тяжкого вреда здоровью ответственность должна наступать по совокупности с соответствующими статьями УК, поскольку посягательство на телесную неприкосновенность наказывается более строго, чем нарушение избирательных прав[102].

Обман состоял в сообщении неверных сведений, под влиянием которых гражданин не мог осуществить свое избирательное право, а также в совершении преступных действий, выражающихся в злоупотреблении доверием избирателя.

Угроза с целью воспрепятствовать осуществлению избирательного права понималась как психическое воздействие, способное парализовать волю избирателя. Например, угроза убийством, причинением телесных повреждений, уничтожением имущества, оглашения позорящих сведений и т. п., причем не только в отношении избирателя, но и его близких[103].

Под подкупом понималось предоставление или обещание предоставить какие-либо материальные ценности, повышение по должности, права имущественного характера с целью добиться отказа от использования избирателем своего избирательного права. Подкуп мог быть совершен и в отношении лица, являющегося кандидатом, за отказ баллотироваться по соответствующему избирательному округу.

По субъективной стороне преступления против избирательных прав совершались лишь с прямым умыслом. В ряде работ отмечалось наличие специальной цели при воспрепятствовании осуществлению избирательных прав[104]. Субъект воспрепятствования осуществлению избирательных прав – общий.

К числу фальсификаций, допускаемых в ходе выборов, был отнесен подлог избирательных документов. Справедливым представляется определение, данное М. И. Федоровым, который считал, что понятие подлога избирательных документов ничем не отличается от понятия подлога документов вообще и состоит либо в свидетельствовании о фактах несуществующих, либо в отрицании их наличия, либо в искажении действительных фактов путем как полного изготовления фальшивого документа, так и фальсификации подлинного документа[105].

Заведомо неправильный подсчет голосов заключался в увеличении или уменьшении общего количества голосов избирателей, принявших участие в выборах, в уменьшении или увеличении числа голосов, поданных за каждого кандидата с целью избрания определенного кандидата, фактически не получившего большинства голосов, либо с целью неизбрания неугодного кандидата, за которого проголосовало большинство избирателей.

Нарушение тайны голосования расценивалось как посягательство на закрепленный ст. 134, 140 и 109 Конституции СССР порядок проведения выборов. Тайное голосование подразумевает, что никто, кроме самого избирателя, не имеет права знать о содержании его персонального волеизъявления. Осуществив криминализацию нарушения тайны голосования, законодатель сделал акцент на значимости обеспечения этого важнейшего принципа избирательного процесса. Раскрывая объективную сторону данного преступления, Н. М. Кропачев отмечает, что нарушение тайны голосования заключается в создании таких условий, при которых тайна голосования не соблюдается. Это может выразиться в воспрепятствовании избирателю заполнить бюллетень в кабине для голосования, выдаче помеченного бюллетеня и др.[106] К действиям, нарушающим тайну голосования, относятся также необорудование избирательного участка специальными кабинами, нахождение во время голосования в кабинах посторонних лиц, установление в кабинах «подсматривающих» устройств и т. д.[107]

С субъективной стороны подлог избирательных документов, заведомо неправильный подсчет голосов, нарушение тайны голосования могли быть совершены лишь с прямым умыслом. Субъектом рассматриваемых преступлений являлись члены избирательных комиссий и иные должностные лица, занимающиеся организацией выборов. Иные лица, участвующие в совершении данных преступлений, рассматривались как соучастники.

В уголовных кодексах всех союзных республик последовательно и в значительной степени единообразно регулировались вопросы об уголовной ответственности за преступные деяния против избирательных прав граждан, однако имелись и отдельные расхождения.

УК Украинской ССР выделял не две, как все остальные кодексы, а три статьи, посвященные избирательным правоотношениям, справедливо, на наш взгляд, включив в отдельную статью состав преступления, состоящего в нарушении тайны голосования (ст. 129 УК УССР). Конструкция же ст. 133 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за подлог избирательных документов, заведомо неправильный подсчет голосов, наряду с ответственностью за нарушение тайны голосования, фактически не соответствовала ее названию, так как объективная сторона нарушения тайны голосования не пересекается с объективной стороной подлога избирательных документов или заведомо неправильного подсчета голосов.

УК Эстонии в диспозиции ст. 132 вместо заведомо неправильного подсчета голосов содержал указание на фальсификацию результатов голосования. Как отмечал В. Н. Иванов, последнее понятие является, безусловно, более широким, чем «неправильный подсчет голосов»[108]. На наш взгляд, указанное обстоятельство свидетельствовало о криминализации более значимого для выборов деяния – искажения результатов голосования, а не любого, пусть и умышленного, нарушения при подсчете голосов.

В ст. 128 УК Украинской ССР, в противовес кодексам остальных союзных республик, речь шла не о подлоге, а о подделке избирательных документов, чем фактически из числа преступных деяний исключалось составление не соответствующего действительности протокола о результатах выборов.

В большинстве кодексов за воспрепятствование осуществлению избирательных прав было установлено наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет или исправительных работ на срок до одного года. В УК Грузинской ССР к этим видам наказания была добавлена возможность применения увольнения от должности. Санкция в уголовных кодексах Украинской ССР, Армянской ССР и Эстонской ССР отличалась снижением верхнего предела: лишение свободы было установлено на срок до одного года. УК Литовской ССР не предусматривал лишения свободы за указанное преступление.

В качестве наказания за подлог избирательных документов, заведомо неправильный подсчет голосов, нарушение тайны голосования уголовные кодексы большинства союзных республик устанавливали наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет или исправительных работ на срок до одного года. В уголовных кодексах РСФСР, Молдавской, Таджикской и Туркменской ССР верхний предел санкции в виде лишения свободы был повышен до трех лет, в Эстонской ССР – понижен до одного года и шести месяцев. УК УССР в качестве наказания за нарушение тайны голосования предусматривал исправительные работы на срок до одного года.

Необходимо отметить, что имеющиеся особенности построения уголовно-правовых норм кодексов союзных республик за нарушения избирательных прав граждан впоследствии были учтены законодателем, в результате чего в УК РСФСР были внесены соответствующие изменения.

Конституция СССР 1977 г. не внесла существенных изменений в действовавшее избирательное законодательство. Как отмечает И. В. Зайцев, избирательный процесс утратил элемент новизны, характерный для кампании 1937 г. Выборы стали привычным явлением. Их организация была четко регламентирована, носила ярко выраженный бюрократический характер, что не вызывало негативной реакции в обществе. Большинство населения принимало «правила игры», предложенные властями. Явка на выборы приближалась к 100 %, лишь незначительное число голосов подавалось «против» кандидатов в депутаты[109].

Статьи 132, 133 УК 1960 г., первоначально воспроизводившие тексты ст. 111, 112 Положения о выборах в Верховный Совет СССР 1937 г.[110], после неоднократно внесенных изменений, учитывающих особенности развития избирательной системы, введения института референдума, института выборов Президента РСФСР, приобрели более широкое содержание. О значении, которое государство придавало охране избирательных прав граждан, свидетельствуют многочисленные изменения указанных статей, которые имели место в период действия Уголовного кодекса 1960 г. (в 1982, 1990, 1991, 1995 гг.).

Политические процессы, происходившие в нашей стране в начале 1990-х гг., определившие формирование новой демократической модели проведения выборов, нашли непосредственное отражение в нормах УК, посвященных охране избирательных прав. Обращает на себя внимание осуществленное законодателем в 1992 г. расширение перечня избирательных прав, подлежащих охране нормами уголовного закона. Так, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 2 января 1990 г.[111] в ст. 132 УК были конкретизированы охраняемые права гражданина РСФСР избирать и быть избранным народным депутатом. Кроме того, была осуществлена криминализация воспрепятствования ведению предвыборной агитации гражданином РСФСР, а также криминализация воспрепятствования осуществлению доверенными лицами кандидатов в народные депутаты их полномочий. Таким образом, законодатель сделал акцент на охране права на ведение агитации как важной составляющей соблюдения состязательности избирательного процесса. Следует отметить, что в истории развития отечественного уголовного закона это был единственный случай включения в текст УК воспрепятствования праву на ведение агитационной деятельности. Очевидно, что указанные законодательные конструкции не охватывали весь объем избирательных прав, предоставляемых гражданам РСФСР действовавшим избирательным законодательством. Однако данный опыт развития отечественного уголовного закона следует оценить как положительный, заслуживающий пристального внимания современного законодателя относительно конкретизации тех избирательных прав, воспрепятствование осуществлению которых влечет уголовно-правовую ответственность.

Этим же Указом диспозиция ст. 133 УК была расширена за счет включения в число преступных деяний неправильного установления результатов выборов. Объединение в одной статье подлога избирательных документов, заведомо неправильного подсчета голосов и неправильного установления результатов выборов позволяло прийти к выводу о том, что законодатель связывал общей целью фальсификацию избирательных документов и фальсификацию результатов выборов. Многие авторы подчеркивали такую характеристику подлога избирательных документов как искажение действительной воли избирателей и тем самым – результатов голосования[112]. К избирательным документам, указанным в ст. 133 УК, относились те, на основании которых осуществлялась выдача избирательных бюллетеней, производился подсчет голосов избирателей, устанавливались результаты выборов, т. е. документы, используемые и составляемые на завершающем этапе избирательной кампании (списки избирателей, удостоверения на право голосования, избирательные бюллетени, протоколы избирательных комиссий и др.).

Кроме того, в юридической литературе к числу избирательных документов относились и те, на основании которых осуществлялась процедура выдвижения кандидата (протоколы собраний, на которых был выставлен кандидат; заявления кандидатов о согласии баллотироваться по данному избирательному округу), а также документы, отражающие факт избрания кандидата (удостоверения об избрании депутата или народного судьи)[113].

В связи с принятием Закона РСФСР «О референдуме РСФСР»[114] Законом РСФСР от 16 октября 1990 г. в УК была введена ст. 133.1 «Нарушение законодательства о референдуме»[115]. Статья представляла объединение двух составов: в ч. 1 предусматривалась ответственность за воспрепятствование праву на участие в референдуме, в ч. 2 – за подлог документов референдума, заведомо неправильный подсчет голосов, нарушение тайны голосования.

В ч. 1 ст. 133.1 УК раскрывалось содержание охраняемого права на участие в референдуме, причем из законодательной конструкции «воспрепятствование свободному осуществлению гражданином РСФСР или группой граждан права участвовать в референдуме, вести агитацию» следует, что охране подлежало не только право голосования на референдуме (право отдельного гражданина РСФСР), но и право выдвижения инициативы референдума, поскольку именно группа граждан могла выдвигать инициативу проведения референдума. Уголовно наказуемым являлось воспрепятствование, совершенное с применением насилия, обмана, угрозы или подкупа. Субъект преступления был общим.

В ч. 2 ст. 133.1 УК законодатель расширил перечень документов, являющихся предметом преступления, отнеся к ним не только те, на основании которых подводились итоги голосования на референдуме, но также и те документы, которые лежали в основе выдвижения инициативы проведения референдума (подписные листы с подписями участников референдума). Таким образом, первоначально криминализация совершения фиктивных записей в подписных листах, заполняемых при сборе подписей, относилась лишь к процедуре поддержки выдвижения инициативы проведения референдума. Субъектами преступления являлись должностные лица государственных органов и организаций, члены инициативных групп или комиссий референдума. Что касается введения аналогичного состава преступления, относящегося к проведению выборов, то криминализация подделки подписей избирателей в подписных листах, заполняемых в поддержку выдвижения кандидата (списка кандидатов), была осуществлена позднее, в 1995 г.

В 1991 г. в РСФСР был учрежден институт президентства. С принятием Закона РСФСР «О выборах Президента РСФСР»[116] законодателем была осуществлена очередная реконструкция ст. 132 УК. В поле зрения уголовного закона попали избирательные права, реализуемые не только в ходе выборов народных депутатов, но и при проведении выборов высшего должностного лица республики. Корректировке были подвергнуты санкции исследуемых статей: в ст. 132 УК верхний предел санкции в виде лишения свободы был увеличен с двух до трех, в ст. 133 УК – с трех до пяти лет. В ст. 133 УК помимо наказаний в виде лишения свободы и исправительных работ был введен штраф в размере до пяти тысяч рублей[117], который позднее был увеличен до двадцати трех минимальных месячных размеров оплаты труда[118].

Как отмечает Ю. А. Веденеев, в начале 90-х годов советская избирательная система претерпела коренную реорганизацию, институт выборов занял ключевое место в процессе постепенной демократизации государственной и общественной жизни, способствовал расширению круга политических представителей, привлекаемых для управления делами государства. Именно в этот период на конституционном уровне был заложен ряд основ и принципов, которые в будущем были закреплены в российской избирательной системе: свободное выдвижение и обсуждение кандидатур, включение в избирательный бюллетень неограниченного числа кандидатов, проведение выборов по одномандатным и многомандатным избирательным округам, гласность подведения итогов голосования и др.[119]

Следующие значительные преобразования рассматриваемых статей УК были осуществлены законодателем в 1995 г.[120] Новеллы были построены на нормах Конституции Российской Федерации 1993 г., закрепляющей право народа осуществлять свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления (ч. 2 ст. 3), право граждан Российской Федерации избирать и быть избранными в органы государственной власти и органы местного самоуправления, а также участвовать в референдуме (ч. 2 ст. 32).

В ст. 132 УК уголовно-правовой охране подлежали «воспрепятствование свободному осуществлению гражданином Российской Федерации своих избирательных прав, либо права участвовать в референдуме, либо воспрепятствование работе избирательных комиссий (комиссий по проведению референдума) или членов избирательных комиссий (комиссий по проведению референдума)».

Таким образом, предусмотренные ранее в ст. 132 УК права граждан избирать и быть избранными, участвовать в проведении агитации, право на осуществление полномочий доверенных лиц кандидатов, а также предусмотренные в ст. 133.1 УК права граждан или группы граждан участвовать в референдуме, вести агитацию были объединены общим интегрирующим термином «избирательные права и право участвовать в референдуме», что придавало более абстрактный характер содержанию указанной нормы и создавало почву для возникновения споров о том, какие именно из избирательных прав и права на участие в референдуме подлежат уголовно-правовой охране[121].

В УК РСФСР в редакции 1995 г. впервые с 1906 г. была вновь осуществлена криминализация воспрепятствования работе избирательных комиссий или членов избирательных комиссий.

Обязательными признаками объективной стороны преступления по-прежнему являлись подкуп, обман и насилие. Был введен новый признак – уничтожение имущества, а также уточнена позиция законодателя относительно психического насилия: если в прежней редакции указывалось на «угрозу», то в новой редакции уголовного закона речь шла об угрозе применения насилия или угрозе уничтожения имущества.

Кроме того, в ст. 132 УК законодатель сформулировал квалифицирующие и особо квалифицирующий признаки преступления. Квалифицированные составы предусматривали совершение преступления специальными субъектами: должностным лицом путем злоупотребления своим служебным положением либо лицом, в отношении которого гражданин является материально зависимым по службе. Особо квалифицированный состав охватывал действия, предусмотренные ч. 1 и 2 ст. 132 УК, совершенные организованной группой.

Новая редакция ст. 133 УК стала объединять незаконные действия, связанные с подлогом документов, заведомо неправильным подсчетом голосов или установлением результатов голосования не только при проведении выборов, но и в ходе референдума, поглотив, таким образом, часть прежней редакции ст. 133.1 УК. Обращает на себя внимание осуществленная законодателем в редакции УК 1995 г. декриминализация нарушения тайны голосования.

В ч. 1 ст. 133 УК законодателем было дано определение подлога, под которым понималось «внесение в избирательные документы (документы референдума), в том числе в списки избирателей и в подписные листы, заведомо ложных сведений, записей, или подделка, подчистка указанных документов, пометка их другим числом, а равно составление и выдача заведомо ложных документов». Таким образом, была конкретизирована объективная сторона преступления, а также уточнен предмет преступления. В соответствии с требованиями избирательного законодательства сбор подписей в поддержку выдвижения кандидатов стал обязательным основанием регистрации кандидатов, в связи с чем наряду с другими избирательными документами в качестве предмета подлога стали рассматриваться и подписные листы. Субъект преступления, предусмотренного в ч. 1 ст. 133, был специальным: член избирательной комиссии (комиссии по проведению референдума), должностное лицо или лицо, удостоверяющее правильность подписного листа.

Часть 2 ст. 133 УК редакции 1995 г. предусматривала ответственность общего субъекта за подделку избирательных документов, умышленное искажение результатов выборов. Следует отметить, что с принятием УК РФ 1996 г. была осуществлена декриминализация указанных действий. Представляется, что установление уголовной ответственности за подделку избирательных документов любым лицом являлось обоснованным, поскольку указанные действия могут быть совершены не только членами избирательных комиссий, должностными лицами и лицами, осуществлявшими сбор подписей. Вместе с тем установление ответственности общего субъекта за искажение результатов выборов представляется случаем излишней криминализации, так как определение результатов выборов относится к исключительной компетенции избирательных комиссий.

В ч. 3 ст. 133 УК была предусмотрена ответственность за понуждение к совершению подлога, неправильного подсчета голосов или установления результатов выборов, подделки избирательных документов. Признаками совершения преступления являлись подкуп, обман, применение насилия либо угроза его применения, а также уничтожение имущества или угроза уничтожения имущества. Кроме того, устанавливалась ответственность должностных лиц за совершение понуждения путем злоупотребления своим служебным положением.

В редакции 1995 г. претерпело кардинальные изменения содержание ст. 133.1 УК, установившей ответственность за нарушение законодательства о выборах и референдумах, совершенное лицом, которое в течение года подвергалось административному взысканию за такие же нарушения, т. е. была предусмотрена административная преюдиция. Административная ответственность за правонарушения в области избирательных прав устанавливалась ст. 40¹-40²⁴ Кодекса РСФСР об административных правонарушениях, к которым относились нарушения, допускаемые в ходе реализации различных избирательных процедур:

– нарушение права граждан на ознакомление со списком избирателей (ст. 40¹);

– вмешательство с использованием должностного или служебного положения в осуществление избирательной комиссией ее полномочий (ст. 40²);

– нарушение прав члена избирательной комиссии, наблюдателя, иностранного (международного) наблюдателя, доверенного лица зарегистрированного кандидата, избирательного объединения, представителя средств массовой информации (ст. 40⁶);

– проведение предвыборной агитации в период, когда ее проведение запрещено, или в местах, где ее проведение запрещено (ст. 40¹⁰);

– изготовление или распространение агитационных печатных материалов без письменного подтверждения согласия соответствующего зарегистрированного кандидата (ст. 40¹²);

– оказание финансовой или иной материальной поддержки избирательной кампании кандидата помимо избирательного фонда (ст. 40²⁰) и др.

Следует отметить, что в литературе имеются различные оценки существовавшего ранее института административной преюдиции[122]. По нашему мнению, наличие широкого спектра установленных административных правонарушений, которые могли быть совершены не только умышленно, но и по неосторожности, и указание в тексте УК на повторное совершение любого административного правонарушения как основание привлечения к уголовной ответственности неоправданно расширяли сферу действия уголовного закона. В связи с этим обоснованной представляется позиция законодателя, не включившего указанную норму в УК РФ 1996 г.

В 1995 г. были внесены изменения и в санкции рассматриваемых статей УК РСФСР, общий характер которых можно определить как ужесточение мер уголовно-правовой ответственности. Из видов наказаний за преступления против избирательных прав были исключены исправительные работы. Штраф в качестве альтернативного вида наказания стал предусматриваться во всех санкциях, кроме особо квалифицированного состава воспрепятствования осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий. Размер штрафа был увеличен с двадцати трех минимальных месячных размеров оплаты труда до двухсот, трехсот или четырехсот минимальных размеров оплаты труда (в зависимости от основного, квалифицированного или особо квалифицированного состава преступления). Наказание в виде лишения свободы за воспрепятствование, совершенное организованной группой, было установлено на срок от трех до пяти лет, за понуждение к подлогу или подделке избирательных документов (документов референдума) – от одного года до пяти лет.

Таким образом, характер изменений, внесенных в 1995 г. в статьи УК РСФСР, посвященные охране избирательных прав, свидетельствовал о стремлении законодателя расширить и ужесточить уголовно-правовые меры борьбы, направленные на обеспечение демократичности и независимости проведения выборов. Об этом говорят и криминализация воспрепятствования деятельности избирательных комиссий, и введение в составы преступлений против избирательных прав таких признаков, как совершение деяния должностным лицом путем злоупотребления своим служебным положением, организованной группой, и развернутое определение понятия «подлог избирательных документов», и увеличение размеров наказания в санкциях рассматриваемых статей УК.

К моменту принятия Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 г. сложилась следующая система норм об охране избирательных прав и свобод граждан:

– воспрепятствование осуществлению гражданином Российской Федерации своих избирательных прав либо работе избирательных комиссий (ст. 132);

– подлог, подделка избирательных документов (документов референдума), заведомо неправильные подсчет голосов или установление результатов выборов (референдума) (ст. 133);

– нарушение избирательного законодательства (законодательства о референдуме) лицом, ранее подвергавшимся административному взысканию (ст. 133.1).

В Уголовный кодекс Российской Федерации 1996 г. были включены две статьи, посвященные преступлениям против избирательных прав. Статья 141 УК РФ предусматривала ответственность за воспрепятствование осуществлению гражданином своих избирательных прав или права участвовать в референдуме, а также воспрепятствование работе избирательных комиссий, комиссий по проведению референдума. Особенностью новой редакции статьи являлось то, что, в отличие от УК РСФСР 1960 г., подкуп, обман, применение насилия и угроза его применения приобрели статус признаков не основного, а квалифицированного состава преступления. Кроме того, к числу квалифицирующих были отнесены также признаки, касающиеся субъекта преступления – лица, использующего свое служебное положение, и объективной стороны – совершения деяния группой лиц по предварительному сговору или организованной группой. Напомним, что в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1906 г. квалифицирующими признаками аналогичного состава преступления являлись совершение деяния специальным субъектом – «служащим в правительственном или общественном установлении при исполнении служебных обязанностей по наблюдению за правильностью выборов», а также несколькими лицами. Таким образом, можно говорить о преемственности в законодательном описании преступлений против избирательных прав: через 90 лет идеи российского уголовного закона начала XX в. были восприняты современным отечественным законодателем и с учетом развития законодательной техники отражены в нормах УК РФ 1996 г.

Статья 142 УК РФ устанавливала ответственность за фальсификацию избирательных документов, документов референдума, заведомо неправильный подсчет голосов либо заведомо неправильное установление результатов выборов, референдума, нарушение тайны голосования. В указанной норме предусматривалась ответственность специального субъекта, в качестве которого выступал член избирательной комиссии, инициативной группы или комиссии по проведению референдума.

Дальнейшее развитие современного отечественного уголовного законодательства об охране избирательных прав связано с развитием избирательной системы Российской Федерации и, прежде всего, с принятием Федерального закона от 12 июня 2002 г. № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»[123], установившего новые принципы формирования избирательных комиссий, порядок учета избирателей, формы поддержки выдвижения кандидатов и списков кандидатов, порядок финансирования избирательной кампании, основания признания недействительными итогов голосования и результатов выборов.

Федеральный закон от 4 июля 2003 г. № 94-ФЗ[124] подверг значительной корректировке рассматриваемые нормы[125]. В частности, была изменена редакция ч. 1 ст. 141 УК, в ч. 2 данной статьи перечень квалифицирующих признаков был расширен за счет включения в него принуждения. Кроме того, ст. 141 УК была дополнена ч. 3, установившей ответственность за вмешательство с использованием должностного или служебного положения в осуществление полномочий избирательной комиссии, что имело целью противопоставить меры уголовно-правового воздействия использованию так называемого «административного ресурса», являющегося неизменной составляющей выборов, особенно регионального и местного уровней. Санкция предусматривала в качестве альтернативных наказаний: штраф в размере от пятисот до семисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от пяти до семи месяцев либо лишение свободы на срок до четырех лет со штрафом в размере до пятидесяти минимальных размеров оплаты труда либо без такового.

Этим же Законом в УК РФ была введена новая статья – 141¹, впервые установившая ответственность за нарушения порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, инициативной группы по проведению референдума. Следующая новелла была связана с изменением первоначальной редакции ст. 142 УК, которая стала предусматривать ответственность за фальсификацию избирательных документов, документов референдума, и дополнительно была введена ст. 142¹, установившая ответственность за фальсификацию итогов голосования.

Следующим шагом по редактированию рассматриваемых статей стало масштабное изменение санкций норм УК РФ. С принятием Федерального закона от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ[126] верхние пределы санкций рассматриваемых статей были увеличены, что коснулось как наказания в виде лишения свободы, так и штрафа. Штраф, ранее указывавшийся кратно минимальному размеру оплаты труда, стал выражаться в рублях. Как отмечает А. Бриллиантов, увеличение размеров штрафа свидетельствовало о том, что этому виду наказания законодателем отводится еще более значительная, чем ранее, роль среди видов государственного воздействия на лиц, совершивших преступления. Штраф становится действительно существенной альтернативой лишению свободы[127]. В среднем в санкциях рассматриваемых статей размер штрафа увеличился в 3,2 раза[128].

Следующие изменения в редакции статей УК, посвященных преступлениям против избирательных прав, были внесены в 2005 г. и касались изъятия из текста уголовного закона понятия «избирательный блок», что было связано с исключением избирательных блоков из числа субъектов избирательного процесса[129]. Законодатель указал, что это нововведение УК вступит в силу по истечении шести лет после дня вступления в силу Федерального закона от 21 июля 2005 г. № 93-ФЗ[130], что объясняется отнесением преступлений против избирательных прав, касающихся избирательных блоков, к преступлениям средней тяжести. Названные изменения приведут к исключению соответствующего субъекта (уполномоченного представителя по финансовым вопросам избирательного блока) из перечня лиц, подлежащих уголовной ответственности за нарушение порядка финансирования избирательной кампании. Значительные изменения вновь претерпела ч. 1 ст. 141¹ УК, что было связано с учетом выявленных в ходе избирательных кампаний 2003–2004 гг. новых правонарушающих технологий в области финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, требующих адекватного реагирования законодателя.

Подводя итоги изложенному, можно сказать, что развитие отечественного уголовного законодательства, посвященного защите избирательного процесса, носило эволюционный характер, связанный с выделением общей нормы (воспрепятствование осуществлению избирательных прав) и специальных норм, посвященных отдельным особо распространенным деяниям, нарушающим установленный порядок подготовки и проведения выборов. Обязательными признаками объективной стороны воспрепятствования осуществлению избирательных прав традиционно являлись насилие, обман, угрозы или подкуп. Составы всех рассматриваемых преступлений были сконструированы по типу формальных.

Сопоставление ст. 132, 133 УК 1960 г. со статьями 111, 112 Положения о выборах в Верховный Совет СССР 1937 г. позволяет отметить большую четкость, юридическую точность и продуманность формулировок нового закона, стремление законодателя к максимальной конкретности описания уголовно-правового запрета. Удачный опыт законотворчества подтверждает и то обстоятельство, что рассматриваемые преступления с рядом изменений были восприняты УК РФ 1996 г.

Законодательное описание рассматриваемых преступлений в советский период варьировалось от неказуистического, чрезмерно абстрактного к умеренно абстрактному. Практика показала, что чересчур абстрактные описания, не содержащие четких критериев, допускают слишком широкие границы для судейского усмотрения и фактически противоречат принципу законности. Законодатель по-разному решал вопрос о включении в текст соответствующей нормы видов избирательных прав (активного и пассивного), подлежащих уголовно-правовой охране, то указывая право избирать и быть избранным (Положение о выборах в Верховный Совет СССР 1937 г., УК РСФСР в редакции, действовавшей с 1990 по 1995 г.), то прибегая к общей формулировке «воспрепятствование осуществлению избирательных прав», приведенной в первоначальной редакции УК РСФСР 1960 г., а также в УК РФ 1996 г.

В ходе дальнейшего реформирования отечественного уголовного законодательства, предусматривающего ответственность за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме, были выделены новые специальные составы преступлений, введена система квалифицирующих признаков данных преступлений. Характер изменений, внесенных в статьи УК РСФСР, посвященные охране избирательных прав, свидетельствовал о стремлении законодателя расширить и ужесточить уголовно-правовые меры борьбы, направленные на обеспечение демократичности и независимости проведения выборов и референдумов.

Следует отметить, что уголовно-правовая охрана избирательного права исторически складывалась как та мера реакции государства на его нарушения, которая позволяла обеспечить защиту формировавшихся демократических институтов и само право голоса, впервые предоставляемое различным слоям общества. Уголовно-правовой охране подлежало именно активное избирательное право, о чем свидетельствует содержание ст. 1884 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., предусматривающей ответственность для тех лиц, кто при проведении выборов в дворянские, городские или сельские общества склоняет кого-либо к поданию голоса в свою пользу или в пользу или против другого лица. Защите активного избирательного права была посвящена и введенная в 1906 г. ст. 328¹ Уложения, установившая ответственность за воспрепятствование избирателю или выборщику свободно осуществлять право выборов в Государственный Совет или Государственную Думу. Таким образом, цель рассматриваемых преступлений охватывала реализацию именно активного избирательного права, поскольку избиратель и выборщик непосредственно участвовали в процессе голосования.

Аналогичный подход нашел отражение и в первых советских уголовных кодексах. В содержание преступлений против избирательных прав вкладывался смысл, согласно которому указанные деяния были направлены против права конкретного гражданина на участие в голосовании, препятствовали в выражении его волеизъявления на выборах, что подтверждается наличием в УК РСФСР 1926 г. такого состава преступления, как воспрепятствование со стороны нанимателя в сельской местности осуществлению лицами наемного труда принадлежащих им избирательных прав. Преступление против избирательных прав состояло в незаконном лишении права голоса, т. е. цель указанного деяния была направлена на то, чтобы не допустить к участию в голосовании конкретного избирателя.

Позднее в советской юридической литературе была развернута дискуссия, связанная с обсуждением вопроса, подразумевает ли состав воспрепятствования осуществлению избирательных прав не только право голосовать, но и право выдвигать свою кандидатуру на выборах. Общим результатом обсуждения данного вопроса явилось однозначное признание того факта, что уголовный закон берет под свою охрану не только активное, но и пассивное избирательное право. Признание указанного факта с неизбежностью приводит к выводу, что деяния, направленные против осуществления права быть избранным, преследуют совершенно иную цель – повлиять на результаты выборов, добиться признания избранным определенного кандидата, несмотря на действительные итоги голосования.

В условиях современной России периодические выборы в органы государственной власти и органы местного самоуправления прочно вошли в нашу жизнь, став ее неизменным атрибутом. Категория всеобщности избирательных прав прочно укоренилась в нашем коллективном сознании, однако в ходе каждой значимой избирательной кампании возникают вопросы, связанные с нарушением избирательных прав. Судебная статистика свидетельствует о том, что большая часть преступлений, совершаемых в сфере выборов, направлена не на воспрепятствование в реализации права голоса конкретного избирателя, а на изменение итогов голосования. Фактически произошло смещение центра уголовной угрозы с воспрепятствования осуществлению активного избирательного права (права избирать) на воспрепятствование осуществлению пассивного избирательного права (права быть избранным)[131].

Указанное обстоятельство самым непосредственным образом связано с кардинальным изменением содержания цели совершаемых преступлений. Трансформация цели преступлений против избирательных прав нашла отражение в тех новых составах, которые вводились законодателем в период становления демократической избирательной системы Российской Федерации.

Опыт развития отечественного уголовного закона об охране избирательных прав граждан следует оценить как положительный, заслуживающий пристального внимания современного законодателя, особенно в части конкретизации и раскрытия содержания избирательных прав и права на участие в референдуме, подлежащих охране нормами уголовного закона (права на ведение агитационной деятельности, на осуществление полномочий доверенных лиц кандидатов, членов инициативной группы по проведению референдума), а также в части придания обману, принуждению, применению насилия или угрозе его применения статуса признаков основного состава преступления. По нашему мнению, указанный опыт должен быть учтен современным законодателем более полно. Необходимо отметить, что и сегодня актуальным остается вопрос о выделении самостоятельных составов преступлений, заключающихся в подкупе избирателей, в нарушении тайны голосования[132].

Обобщая историю развития отечественного законодательства об ответственности за преступления против избирательных прав, можно выделить четыре основных этапа:

1) этап зарождения уголовной ответственности за преступления против избирательных прав (конец XVIII в. – середина XIX в.);

2) этап установления уголовной ответственности за названные деяния (середина XIX в. – начало XX в.);

3) этап закрепления и систематизации уголовной ответственности за рассматриваемые преступления (начало XX в. – 60-е годы XX в.);

4) этап совершенствования уголовного законодательства об ответственности за данные преступления (60-е годы XX в. – начало XXI в.).