Глава четвёртая (год 1991)
«… Несмотря на фактор «навязчивого сервиса» и «где-то даже принудительной доставки», «Ахмед» встречал нас в своём кабинете. Я не возражал против несущественного «отступления от устава»: за минусом отдельных нюансов, пока ещё мы гостили у товарища, а не он у нас. Обстановка в служебном кабинете владельца «увеселительно-образовательного заведения» «была» и била: в глаза и за край. На дело дурновкусия «Ахмед» не пожалел ни денег, ни буйной фантазии. Товарищ явно не был знаком с хорошим вкусом, зато очень хорошо был знаком с хорошими деньгами.
Это несоответствие позволило ему обустроить кабинет с подобающим …. бесподобием. В этом «смешении жанров» нашлось место и ампиру, и модерну, и даже соцреализму «от девушки с веслом». В итоге, антикварное кресло красного дерева с позолоченными подлокотниками из девятнадцатого века и офисный шкаф из ДСП и наших дней вполне мирно уживались друг с другом. Из кабинета получился музей в духе коммунальной квартиры и басни Сергея Михалкова «Две подруги»: «Вот волос из турецкого дивана, вот лоскуток персидского ковра! А этот нежный пух достали мне вчера – он африканский, он – от Пеликана».
– Прошу, господа.
«Ахмед» одним из первых в области начал культивировать «новое старое» обращение. Хотя обращение «брат» было ему объективно ближе: как он был «братком», так и остался.
– Какое несчастье!
«Ахмед» решил не затягивать с прелюдией из коньяка и «Мальборо», и сразу же перешёл к делу, лишь оформив этот переход выражением сочувствия.
– Мне уже сообщили, но какое несчастье! Какая утрата для…
– … «деловых кругов» нашей области, – закончил я за докладчика, не забыв проставить голосом кавычки. Разумеется, «Ахмед» их услышал.
– Жаль, дорогой! – покачал он головой.
– Может, хватит уже его жалеть?
«Ахмед» усмехнулся.
– Да я уже – не его… чёрт с ним… или Бог.
– Кого же тогда жаль, или чего?
– «С нами – а не наш». Помните?
Моя бровь сама полезла на лоб: «авторитет» цитировал определение Троцкого Ильичом в пересказе Горького! Уголовник, не только умеющий читать, но и читающий классиков – это или для «Энциклопедии чудес», или для Книги рекордов Гиннеса!
– Не совсем в цель, – определив бровь на место, усмехнулся я. – Я не только не ваш, но и не с вами.
– Вот этого-то и жаль!
«Ахмед» почти обречённо взмахнул руками.
– Потому, что Вы, уважаемый – не чета покойнику. После минуты общения с этим типом, даже без рукопожатия, нужно было полчаса мыть руки с мылом! Я уже не говорю о дезинфекции помещения. А на Вас – ни пятна, ни «крючка». Мы могли бы успешно сотрудничать, к обоюдной выгоде, да Вы не пожелали. Оттого и жаль, что Ваше законное место занимают другие люди: непорядочные.
– Законное место у кормушки? – покривил я лицом. «Ахмед» тоже поморщился и махнул рукой.
– Зачем Вы так? Для Вас… скажем так: долевое участие в СП.
А кормушка – это для скотов, вроде нашего покойника.
– Эк, Вы его приложили! – усмехнулся я. – Какой скоропостижный переход от «сострадания» к правде жизни! Не очень-то, получается, Вы его любили.
– Совсем не любил.
«Ахмед» уже не улыбался. Выражение его лица моментально стало жёстким и недоброжелательным.
– Но Вас часто видели вместе улыбающимися друг другу?
– А куда мне было деваться?!
Горечь в голосе «Ахмеда» показалась мне на удивление натуральной. Я даже расслышал комбинацию из двух знаков, подтверждающих моё предположение.
– Вы хотите сказать, что…
– Да!
«Ахмед» и не пытался убежать от меня взглядом. Более того, уставился на меня в упор, почти не мигая.
– И Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. Только это Вы мне в вину не поставите!
– А я и не собираюсь, – равнодушно двинул я плечом. Я говорил сейчас искренно: мне даже не пришлось подделывать равнодушие. – Разумеется, Вы – не единственный «такой друг» усопшего. Но это уже – не моя юрисдикция. Я всего лишь расследую убийство.
Потеплевшим взглядом «Ахмед» «поблагодарил» меня за отсутствие тайных умышлений, и тут же приподнял бровь:
– Вы уверены, что это – убийство?
Я вздохнул и развёл руками.
– Всё говорит за это… даже то, что молчит.
«Ахмед» хмыкнул, и покачал головой.
– Занятный Вы человек. Вот я и говорю: «Жаль»… Ну, что ж: я готов ответить на все Ваши вопросы.
Мы разговаривали с «авторитетом» «тет на тет» – даже без посредничества магнитофона – и всё равно я оценил «готовность товарища к сотрудничеству». И всё – по причине времени. Нет, не из-за его недостатка: из-за его перемены. Перемены в духе установки «здесь вам – не тут!». «Вам» – это таким, как я: «голодранцам-законникам». Нам и раньше цена была… мда… а сейчас мы и вовсе стали «бесценными»: никто не давал за нас никакой цены. Даже копейки. Потому наши жизни уже не дотягивали и до уровня «жизнь – копейка». Прокуратурские «мандаты» не пугали теперь и бомжей – что, уже было говорить за новых хозяев жизни. Так, что «авторитет», по состоянию на осень девяносто первого, вполне мог «послать» меня, а вместо этого сам пошёл навстречу.
– «Начюст» пришёл «на блядки» «упакованным»?
Я, конечно, «нарывался», но «Ахмед» не стал протестовать против «столь вопиющего искажения сущности культурного заведения». Он лишь усмехнулся, и утвердительно качнул головой.
– А «фамильная драгоценность» была при нём?
– Платиновый перстень с бриллиантами? – покривил щекой «Ахмед». – «Фамильная драгоценность», которую я ему «откатил» месяца три назад? При нём, куда же он без неё? А что, товарища «почистили»?
– Да, вряд ли он «потерял вещь по дороге». «Ты не брал»?
«Ахмед» коротко хохотнул: «расслышал» кавычки из «Ивана Васильевича».
– Слово джентльмена, дорогой!
– Тогда – «вопрос на дорожку». Не возражаете?
– «Сыпьте»!
– Вчера с будущим покойником Вы не пересекались?
– Не чаще, чем со всеми остальными.
Лицо «Ахмеда» искривилось в брезгливой усмешке.
– Не удостоился такой чести.
– Но – хотя бы «по маленькому делу»…
– Заходил, но прокурор мне на глаза не попадался.
– А под руку? – почти невинно блеснул я глазами.
Вместо «полагающегося» отвешивания челюсти «Ахмед» неожиданно проглотил слюну.
– Даже так?!.. То есть, и я – тоже?!..
– Не больше, чем все остальные, – максимально приятно улыбнулся я, частично исполняя установку «я возвращаю Ваш портрет».
– Нет.
«Ахмед» уже взял себя в руки.
– А «их» сынка?
– А его не было в числе приглашённых! – усмехнулся «авторитет»: «возьми меня за рупь, за двадцать!».
Оценив уклончивость ответа: «не было среди приглашённых» – не то же самое, что «не было» – я встал из-за стола. Вместе с лаконичным кивком встал.
– Благодарю Вас. Надеюсь, Вы не будете возражать, если чуть позже мы потревожим Вас для оформления показаний?
«Ахмед» тут же вывесил на лицо почти счастливую улыбку.
– Ну, что Вы – буду рад новой встрече!..
… – А теперь поговорим о самом насущном: о туалете.
«Опера» в унисон хохотнули.
– Я сказал что-то смешное? – художественно поработал я бровью.
Первым отвесил – и подтянул – челюсть начальник УУР.
– А-а, ты – в этом смысле… Извини, Петрович: «позднее зажигание».
– Итак?
Подполковник скосил глаза на дежурного «опера» – и тот оперативно нырнул в папку. Спустя мгновение он уже скользил глазами по исписанному листу бумаги.
– Это – список всех посетителей туалета… если, конечно, так можно сказать.
– А как же ещё можно сказать?! – хмыкнул я. – Сказано, как есть. Меня больше интересует другое: «всех»?
«Опер» принялся старательно прочищать горло.
– Хм… хм… Ну, Петрович, как ты сам понимаешь, видеонаблюдение в туалете не ведётся… Не дожили мы ещё до этого… Вот… Поэтому нам остаётся лишь одно: положиться на добросовестность уборщицы.
– Ну, положиться, кажется, есть на что, – воздал я «информатору». – Ладно: «вспомним всех поимённо…»: «глуши, Гаврила»!
Вряд ли знакомый с первоисточниками – другое поколение – «старлей» робко осклабился.
– Ну, тут у меня… А женщин давать?
В отличие от «старлея», мы с подполковником осклабились совсем даже не робко. Больше того: расхохотались.
– Я что-то не то сказал? – обиделся «старлей».
– Нет, всё нормально.
Взмахом руки я благосклонно «отпустил» товарищу – «не семи пядей», но и не последнему по мозгам.
– Только женщин – не надо. Не думаю, что кто-то из них осмелел настолько, что просочился в мужской туалет, и «завалил» прокурора «на чужой территории». Это у нас ещё блюдут даже бляди. Так, что, давай пока мужиков.
– Понял, – зашуршал бумажками «опер». – Тогда – «рыба гниёт с головы»?
– Логично. Давай – с прокурора.
Словно заправский лектор на трибуне, «опер» дёрнул кадыком, и пополнился воздухом для спича.
– «Объект» вчера отлучался дважды. Но в туалет только раз.
– А первый раз?
«Старлей» художественно «застеснялся».
– Отлучился с дамой…
– «Облегчённого» поведения?
– Ну, а с какой ещё?!
– «Только раз бывают в жизни встречи», – ухмыльнулся я, – это не для нашего прокурора. Ну, а что – по второму разу?
«Опер» почти решительно откашлялся, и тоже «позволил себе» по части ухмылки.
– «Объект», надо сказать, «задержались»: отсутствовал сорок минут, если не больше. Ну, «так прямо» на часы, естественно, никто не смотрел. Но поскольку он заранее объявил о «маршруте»…
– Гы-гы! – в унисон с подполковником одобрили мы докладчика.
– … то через эти сорок «с хвостиком» собутыльники… виноват: коллеги по руководству областью – встревожились фактом. Народ отправился на поиски. Но в туалете никого не было. Правда, одна кабинка оказалась закрытой. Стали звать, но «ни «ау», ни отклика на моё «ау». Когда на полу заметили кровь, решились на святотатство – и вынесли дверь. То, что открылось им вместе с дверью, мы уже знаем.
– Мда…
Я в очередной раз «не прочувствовал момент». Ну, в том смысле, что эмоции не смогли не только пробиться сквозь «защитное поле», но и даже «родиться на свет».
– Так, откуда, говоришь, «дровишки»?
«Старлей» – отдать ему должное – не смутился тем, что «говоришь» – это «ты говоришь».
– Показания всех «членов поисковой группы».
– Они же – посетители туалета врозь?
– Огласить список? – ещё раз выказал адекватность «опер».
– Валяй!
Палец «старлея» по-русски заскользил следом за глазом.
– Из тех, кто может представлять оперативный интерес – по ранжиру – первый заместитель прокурора области, заведующий отделом административных органов облисполкома, начальник областного УВД, директор комбината «Инмаш», директор СП «Инновация»…
«Новичок» помедлил секунду, и решительно почесал затылок:
– … Ну, и «Ахмед»…
Я легонько пробежался пальцами по столешнице – так, словно разминался перед настоящим забегом.
– А почему ты ограничил список только этими лицами?
У меня в мыслях не было давать неудовольствие, видимо, оно само просочилось в голос. Листок в руках «старлея» завибрировал, так же, как и его голос.
– Ну, как сказать… Дело в том, что… В общем, все остальные лица, так сказать, «заглянувшие в туалет», не кажутся мне… то есть… не показались мне…
– … «достойными представлять оперативный интерес»?
Мы с подполковником хмыкнули в унисон. «Старлей» порозовел, и заморгал глазами.
– Ну… примерно, так.
– А почему только «примерно»? – и не подумал уняться я.
«Опер» пожал плечами.
– С остальными «завсегдатаями»… виноват: «посетителями», наш «объект» по службе пересекался нечасто или не пересекался вообще. Кроме того, я не думаю, что председатель облисполкома – первое лицо области после демонтажа обкома – мог снизойти до прокурора области. Ну, не тот уровень.
Последнее отчасти было правдой. И правдой оно стало задолго до восемнадцатого августа настоящего, тысяча девятьсот девяносто первого года. Всё последнее время партия существовала только в одном качестве: «мальчика для битья». Люди, просчитывающие ситуацию хотя бы на пару шагов вперёд, старательно дистанцировались от обкома, горкомов и райкомов.
Но дистанцировались они только от идейного наследства партии, но не от материального. Имущество партии ещё подлежало разделу между «наследниками». И это было не пресловутое «золото партии», существовавшее только в воображении «зоологических» антикоммунистов: реальное имущество, состоящее на балансе. Для человека «с умом» оно и было «золотом партии». Безыдейные, но оборотистые «вожди» имели все возможности не только для классического обеспечения будущего, но и для обретения много большего, чем стартовый капитал: состояния. В этой цепочке «охотников на чужбинку» посреднические услуги прокурора области могли оказаться востребованными не только «по горизонтали», но и «по вертикали».
Поэтому я не стал бы исключать нашего «губернатора» из числа «подельников», впоследствии «доброжелателей» – но исключительно теоретически. По двум причинам. Первая: у нас уже хватало. Нет, не версий: «высокопоставленных контактов» для нескончаемых головных болей. Вторая: «для полного счастья» не хватало нам ещё связываться с местным «Кремлём»!
И я счёл благоразумным согласиться с доводами подчинённого. Тем более что он ещё раз «пролился бальзамом» на мою истерзанную душу.
– Да и в поле зрения органов чаще других попадали остальные люди из списка. И это мнение уже не моё, а «компетентных товарищей».
Довод выглядел, не ахти, каким «убойным», но я готов был принять версию «опера» и без этого дополнения. Потому что туманное будущее этого дела, и не только его, буквально на глазах становилось беспросветным. Я, конечно, всем сердцу был за установку «Прежде думай о Родине, а потом о себе!», но мозги перечили сердцу. Нужно было подумать и о себе, и не «тоже», а в первую очередь. Обратное «грозило»: делу – положением в стол, мне – положением в гроб. Ведь с нас, «сирых и убогих» советских граждан, за глаза хватало и силовиков, и «авторитетов».
Оставалось только удивляться, как ещё «опер`а» занесли в список своё начальство. Я, конечно, был в курсе глубины неприязни, которую сыщики испытывали к этому штафирке из обкома, но фактор корпоративной солидарности держал в уме. Во всяком случае, я не собирался делать упор на кандидатуре «полковника от КПСС». Как минимум, на первых порах. Так – не рабочая версия, а «помянули всуе». «За компанию с остальными товарищами».
– А сынок?
– Тьфу, ты! – шлёпнул себя по макушке «опер». – Совсем забыл: был сынок!
– И в наличии, и в туалете?
– Точно! – ухмыльнулся «старлей». – Не знаю, приглашали его или нет…
– Не приглашали, – «вклинились мы с «Ахмедом».
– … но он всё равно припёрся.
– Как вёл себя?
Лицо «старлея» прибавило в ухмылке.
– «Пел не музыкально, скандалил…». Помнишь, Петрович —
у Высоцкого?
– Ну, как же! – почти обиделся я: нашёл, кого экзаменовать, мальчишка! – «В Ленинграде-городе у «Пяти углов», получил по морде Саня Соколов…». Так «сынок» оказался «Саней» по полной программе?
Аккомпанируемый подполковником, «старлей» расхохотался.
– Нет, Петрович: как минимум, в зале морду ему не набили, хотя он и нарывался, и заслуживал.
– Заслуживал, но не заслужил…
Я неопределённо покривил щекой.
– А из всего того, что он заслуживал, было хоть что-нибудь, заслуживающее внимания? Нашего внимания?
– Мальчик «поминали папеньку», – ухмыльнулся «опер».
– Не в смысле «помина души»?
– Нет, в смысле матерных слов. Хотя пожелание «белых тапочек» имело место. Сынок «кричали», что «папенька» – жлоб, отказывает чаду в содержании, а, вот, на шлюх денег не жалеет.
У меня в глазах прояснилось. Наверно, от того, что прояснилось в мозгах.
– Папенька с сынком, часом, не пересеклись в туалете?
Подполковник и «старлей» переглянулись друг с другом. Заинтересованно, так, переглянулись. Компанию им тут же составил майор, замначальника УУР. Мужикам явно понравилось направление моих мыслей: другие мысли вели в те кабинеты, куда нормальный человек и за взятку не сунулся бы.
– Петрович, ты – гений! – первым же обложился руками начальник УУР. – Мы отработаем эту версию в первую очередь! Да что, там, «в первую очередь»: прямо сейчас и выезжаем!»…