Вы здесь

Преодоление духовного материализма. Гуру (Ч. Р. Трунгпа, 1973)

Гуру


Приступая к изучению духовных дисциплин, мы сталкиваемся с проблемой наших взаимоотношений с учителем, ламой, гуру – как бы мы ни называли то лицо, которое, как мы ожидаем, откроет нам духовное понимание. Эти слова, особенно термин «гуру», приобрели на Западе значения и ассоциации, которые вводят в заблуждение и, как правило, увеличивают путаницу в вопросе о том, что значит проходить обучение под руководством духовного учителя. При этом я не хочу сказать, что на Востоке понимают, как вступать во взаимоотношения с гуру, а на Западе этого не понимают. Данная проблема является всеобщей. Люди всегда начинают изучение духовных дисциплин, когда у них уже сформировались устоявшиеся идеи относительно того, что они от этого получат, как следует вести себя с лицом, от которого, как они полагают, будет получено ожидаемое знание. Само представление о том, что мы получим нечто от гуру – счастье, спокойствие ума, мудрость, всё то, чего мы ищем, – является одним из самых сложных предубеждений. Поэтому я думаю, что полезно будет рассмотреть, каким образом некоторые известные ученики решали проблему взаимоотношений с духовностью и духовным учителем. Возможно, эти примеры окажутся как-то связаны и с нашими духовными исканиями.

Одним из самых известных тибетских мастеров, а также одним из главных гуру линии кагью, к которой принадлежу и я, был Марпа, ученик индийского гуру Наропы; в свою очередь Марпа был учителем Миларепы, самого знаменитого своего духовного сына. Марпа служит примером человека, стоявшего на пути к тому, чтобы стать личностью, добившейся успеха в жизни своим трудом. Он родился в семье земледельцев, но с юных лет был честолюбив и избрал своей стезёй учёность и путь священника, твёрдо решив преуспеть в этом. Мы можем только вообразить, какие колоссальные усилия и решимость понадобились сыну земледельца для того, чтобы он смог добиться положения священнослужителя местной религиозной традиции. В Тибете X века для такого человека существовало не так уж много способов достичь высокого положения – он мог сделаться разбойником, купцом или священником. Вступление в местное духовенство в то время было приблизительно равносильно получению званий врача, юриста и преподавателя колледжа одновременно.

Марпа начал изучать языки, среди них санскрит, классический тибетский и разговорный язык Северной Индии того времени. После почти трёхлетних занятий он стал достаточно подготовленным, чтобы начать зарабатывать деньги в качестве учёного; на эти деньги он продолжал свои занятия по изучению религии и со временем стал буддийским священнослужителем. Такое положение принесло ему некоторую степень известности в округе; однако честолюбивый Марпа стремился к большему. Хотя он к тому времени был женат и имел семью, он продолжал откладывать деньги, пока не накопил большую сумму золотом.

Тогда он объявил родным, что собирается отправиться в Индию, чтобы получить там новые знания. В то время Индия была мировым центром буддизма: там находился университет Наланда; это была родина величайших буддийских святых и учёных. Марпа имел намерение собрать и изучить тексты, неизвестные в Тибете, привезти их на родину и перевести, чтобы таким образом достигнуть положения великого учёного-переводчика. В те времена, как и до самого недавнего прошлого, путешествие в Индию было долгим и опасным; так что родители и семья Марпы старались отговорить его от этой затеи. Но он остался твёрд и пустился в путь со своим приятелем, сотоварищем по учению.

После нескольких месяцев нелёгкого пути они перешли через Гималаи, достигнув Индии, и продолжили путь до Бенгалии, где каждый пошёл своим путём. Оба имели хорошую подготовку в области языков и религии и потому решили искать для себя учителей отдельно друг от друга, в соответствии со своими предпочтениями. Перед расставанием они договорились о том, чтобы вновь встретиться и вместе возвратиться домой.

Ещё во время путешествия через Непал Марпа случайно услышал об учителе Наропе. То был человек огромной известности. Одно время он возглавлял университет Наланда, бывший, пожалуй, величайшим центром буддийской науки во всей истории буддизма. Однако на вершине своей карьеры Наропа, почувствовав, что понимает смысл учений, но не подлинное их значение, оставил свой пост и пустился на поиски гуру. В течение двенадцати лет он с жесточайшими трудностями проходил обучение под руководством учителя Тилопы, пока наконец не достиг духовной реализации. К тому времени, когда Марпа услыхал о нём, Наропа считался одним из величайших буддийских святых, когда-либо живших на Земле. Естественно, Марпа принялся его разыскивать.

В конце концов Марпа разыскал Наропу; тот жил в нищете в простой хижине в лесах Бенгалии. Марпа ожидал найти такого великого учителя в центре какого-нибудь высокоорганизованного религиозного окружения; поэтому он испытал некоторое разочарование. Впрочем, его несколько смущала непривычная обстановка чужой страны; желая найти объяснение увиденному, он предположил, что, по всей вероятности, таков образ жизни индийских учителей. К тому же слава Наропы перевесила его разочарование; поэтому он отдал Наропе большую часть своего золота и попросил преподать учение. Марпа объяснил, что он женатый человек, священник, учёный и земледелец из Тибета, что он не желает отказываться от своей обустроенной жизни, а хочет собрать тексты, вернуться в Тибет и перевести их, чтобы заработать на этом ещё денег. Наропа очень легко согласился на просьбу Марпы, дал ему наставления, и всё пошло гладко.

Спустя некоторое время Марпа решил, что собрал достаточно учений для своих целей, и стал собираться домой. Он добрался до гостиницы в большом городе, где присоединился к своему товарищу по путешествию. Оба решили посидеть вместе и сопоставить результаты своих усилий. Когда приятель Марпы увидел то, что он собрал, он рассмеялся и сказал: «То, что ты собрал, никому не нужно! Тексты этих учений уже есть в Тибете. Тебе следовало найти что-нибудь более захватывающее и редкостное. Вот я нашёл необыкновенные учения, получив их от великих мастеров».

Разумеется, Марпа был чрезвычайно разочарован и потрясён, ведь он проделал столь долгий путь со множеством трудностей и с большими затратами, поэтому он решил вернуться к Наропе и попытать счастья ещё раз. Когда он пришёл к хижине Наропы и попросил более редкостное, экзотическое, более «продвинутое» учение, Наропа, к его удивлению, ответил: «Жаль, но сейчас ты не можешь получить это учение от меня. Тебе придётся пойти к другому человеку по имени Кукурипа и получить учение от него. Путь к нему труден, потому что Кукурипа живёт на острове, расположенном посередине ядовитого озера. Но это как раз тот человек, которого тебе надо увидеть, если ты хочешь получить это учение».

К этому времени Марпа совсем отчаялся, он решил рискнуть и отправиться в путешествие. Кроме всего прочего, если этот Кукурипа обладает учением, которое ему не в состоянии дать даже сам великий Наропа, если к тому же он обитает посреди ядовитого озера, тогда он должен быть весьма необыкновенным учителем, великим мистиком.

И вот Марпа отправился в путь. Ему удалось переправиться через озеро; высадившись на острове, он начал искать Кукурипу. Он нашёл старика индийца, жившего в грязи среди сотен собак. Ситуация была по меньшей мере нелепой, однако Марпа всё же попытался поговорить с Кукурипой. Но всё, что он услышал, было сплошной бессмыслицей, Кукурипа нёс полнейший вздор.

Положение стало почти невыносимым – не только потому, что речь Кукурипы была недоступной пониманию, но ещё и потому, что Марпе постоянно приходилось быть настороже из-за сотен собак. Едва лишь ему удавалось подружиться с одной из них, как другая начинала рычать и норовила укусить его. Наконец, выйдя из себя, Марпа отбросил все попытки, больше не пытался делать записи и оставил всяческие намерения получить какую бы то ни было тайную доктрину. И в этот момент Кукурипа заговорил с ним совершенно вразумительным и понятным языком, а собаки перестали его беспокоить. И Марпа получил учение.

Закончив обучение у Кукурипы, он ещё раз вернулся к своему гуру, Наропе. Наропа сказал: «А теперь ты должен вернуться в Тибет и учить. Недостаточно получить только теоретическое учение. Тебе необходимо пройти через определённый жизненный опыт. Тогда ты сможешь вернуться сюда ещё раз и учиться дальше».

Марпа снова повстречался со своим другом по исканиям; вместе они отправились в далёкое обратное путешествие в Тибет. Товарищ Марпы также изучил очень многое, оба везли с собой кипы рукописей и по пути беседовали о том, что узнали. Вскоре Марпа начал ощущать какую-то неловкость по отношению к своему другу: ему стало казаться, что тот всё более настойчиво старается выяснить, какие учения собрал Марпа. Их разговоры каким-то образом всё время возвращались к этому предмету, пока наконец товарищ не решил, что Марпе удалось добыть более ценные учения, и поэтому стал проявлять настоящую зависть. И когда они на плоту пересекали реку, товарищ Марпы принялся жаловаться на то, что он придавлен грузом, который они везут, что ему неудобно сидеть. Он стал пересаживаться на другое место, как бы стараясь устроиться поудобней, и при этом ухитрился столкнуть в реку все рукописи Марпы. Марпа в отчаянии пытался спасти их, но тщетно – его рукописи пропали! Все тексты, которые он собирал с такими невероятными трудностями, исчезли в одно мгновение.

И вот так Марпа вернулся в Тибет с чувством большой потери. Он много рассказывал о своих путешествиях и занятиях, однако у него не было никаких основательных подтверждений собственных знаний и переживаний. Тем не менее он провёл несколько лет в работе, он учил людей, и через некоторое время, к своему удивлению, он начал понимать, что его записи оказались бы для него бесполезными, даже если бы ему удалось их спасти. Будучи в Индии, он делал заметки лишь о тех аспектах учения, которых не понимал, и не записывал те поучения, которые составляли часть его собственного опыта. И только через несколько лет он обнаружил, что эти поучения стали частью его самого.

Сделав такое открытие, Марпа утратил всякую охоту извлечь выгоду из полученных учений. Он более не беспокоился о том, чтобы заработать деньги или приобрести авторитет; вместо этого он почувствовал вдохновенное стремление достичь просветления. Поэтому он снова собрал золотой песок для подношения Наропе, чтобы ещё раз совершить путешествие в Индию. На этот раз он отправился в путь полный желания увидеть своего гуру и получить от него подлинное учение.

Но следующая встреча Марпы с Наропой оказалась совершенно иной, чем раньше. Наропа казался очень холодным и бесстрастным, почти враждебным. Его первыми словами были: «Рад тебя снова видеть. Сколько золота ты принёс за моё учение?» Марпа собрал много золота, но он хотел сохранить кое-что для себя в возмещение расходов и на возвращение домой. Поэтому он развязал мешок и подал Наропе только часть того, что там было. Взглянув на подношение, Наропа сказал: «Нет, этого мало. За мои наставления надо отдать больше золота. Отдай мне всё, что у тебя есть». Марпа отдал ещё немного, и Наропа снова потребовал всё; так продолжалось до тех пор, пока наконец Наропа не рассмеялся и не сказал: «Ты думаешь, что своим обманом сможешь купить моё учение?» Тогда Марпа уступил и отдал Наропе всё имевшееся у него золото. И тут его ожидало потрясение: Наропа взял мешки и стал швырять золотой песок в воздух!

Внезапно Марпу охватило крайнее смятение, он просто обезумел, не в состоянии понять происходящее. Ведь он усердно зарабатывал это золото, чтобы купить столь желанное учение. Да и сам Наропа, казалось, нуждался в золоте, соглашаясь учить Марпу в обмен на него. И вот он выбрасывает это золото! Тогда Наропа сказал ему: «Какая мне нужда в этом золоте? Для меня весь мир – золото».

Это был великий момент откровения для Марпы. Он раскрылся и оказался способным получить учение. После этого он надолго остался у Наропы, и его обучение было весьма суровым; но теперь он не просто слушал поучения, как это было раньше, ему приходилось прокладывать себе путь через них. Ему пришлось отказаться от всего, что он имел, – не только от материального обладания, но и от всего, что он удерживал в уме; всё должно было уйти. Это был постоянный процесс раскрытия и покорности.

В случае с Миларепой ситуация развивалась совсем иначе. Миларепа был крестьянином, гораздо менее учёным и утончённым, чем Марпа на момент его встречи с Наропой; к тому же он совершил много преступлений, в том числе и убийство. До крайности несчастный, он жаждал просветления и был готов заплатить любую цену, которую потребует Марпа. Поэтому Марпа требовал заплатить ему на самом буквальном физическом уровне: он заставил его выстроить один за другим несколько домов; а когда каждый из них был готов, Марпа требовал, чтобы Миларепа разрушал дом и относил камни туда, где их нашёл, чтобы они не портили вида. Всякий раз, приказывая Миларепе разрушить дом, Марпа придумывал какую-нибудь нелепую причину. То он говорил, что был пьян, когда приказывал построить дом, то утверждал, что вообще никогда не заказывал именно такой дом. И всякий раз Миларепа, полный страстного желания получить учение, разрушал дом и начинал строить новый.

Наконец Марпа велел построить башню в девять этажей. Миларепа испытывал невероятное физическое напряжение, когда таскал камни и строил башню; закончив работу, он отправился к Марпе и ещё раз попросил об учении. Но Марпа возразил: «Ты хочешь получить учение просто так, за то, что выстроил для меня эту башню? Нет, боюсь, что тебе придётся ещё раз поднести мне дар как плату за посвящение».

К тому времени у Миларепы не осталось никакой собственности, потому что он тратил всё время на строительство домов. Но жена Марпы Дагмема пожалела его и сказала: «Эти башни, которые ты построил, – такой чудесный знак преданности и веры. Конечно, муж не будет против, если я дам тебе несколько мешков ячменя и свиток ткани, чтобы ты заплатил ими за посвящение». И вот Миларепа принёс ячмень и ткань в круг учеников, где учил Марпа, и предложил их в качестве своей платы вместе с дарами других учеников. Но Марпа, узнав эти дары, пришёл в ярость и закричал на Миларепу: «Лицемер, эти вещи принадлежат мне. Ты пытаешься обмануть меня!» – и буквально вытолкал Миларепу из круга посвящённых.

На этот раз Миларепа утратил всякую надежду когда-либо упросить Марпу преподать ему учение. В отчаянии он решил убить себя – и уже собирался сделать это, когда Марпа пришёл к нему и сказал, что теперь он готов для того, чтобы получить учение.

Процесс получения учения зависит от того, насколько ученик готов что-то отдать взамен; необходима какая-то психологическая отдача, какой-нибудь дар. Вот почему, прежде чем мы сможем говорить о взаимоотношениях между учителем и учеником, нам необходимо рассмотреть отдачу, раскрытие, отказ от ожиданий. Существенный момент заключается в том, чтобы отречься, раскрыться, предстать перед гуру в своём подлинном виде, а не пытаться изображать достойного ученика. Не имеет значения, сколько вы готовы заплатить, правильно ли вы себя ведёте, достаточно ли вы умны, чтобы безошибочно отвечать своему учителю. Эта процедура не похожа на собеседование перед поступлением на работу или на покупку нового автомобиля. Получите вы работу или нет – зависит от того, как вы себя зарекомендовали, от того, как вы одеты, насколько тщательно вычищены ваши туфли, как хорошо вы говорите, как приятны ваши манеры. А если вы покупаете автомобиль, всё упирается в ваши деньги и в вашу кредитную историю.

Но когда дело касается духовности, требуется нечто большее. Здесь мы не устраиваемся на работу, не наряжаемся, чтобы произвести на возможного работодателя благоприятное впечатление. Такие уловки попросту неуместны в общении с гуру, потому что он видит нас насквозь. Его позабавит то, что мы оделись официально именно для собеседования. В подобной ситуации располагающие жесты ни к чему; фактически они бесполезны. Мы должны проявить подлинную преданность в нашем раскрытии перед своим учителем, должны быть готовы отбросить свои предвзятые мнения. Так, Миларепа предполагал, что Марпа окажется великим учёным, благочестивым человеком, облачённым в одеяние йогина с чётками в руках, что он будет повторять мантры, заниматься медитацией. Вместо этого он увидел, что Марпа работает на земле, распоряжается работниками и сам ходит за плугом.

Боюсь, что на Западе словом «гуру» злоупотребляют. Лучше говорить о «духовном друге», поскольку учения подчёркивают взаимность встречи двух умов. Это скорее обоюдное общение, чем взаимоотношения господина и слуги между высокоразвитым существом и презренным заблуждающимся. Во взаимоотношениях господина и слуги такое высокоразвитое существо может представляться нам не только восседающим на своём высоком сиденье, но даже парящим в воздухе, левитирующим, взирающим на вас с высоты. Его голос кажется пронизывающим, наполняющим собой пространство. Каждое его слово, каждое покашливание, каждое движение являют собой знак мудрости. Но всё это лишь грёзы. Гуру должен быть духовным другом, который общается с нами и раскрывает нам свои качества, как это было во взаимоотношениях Марпы и Миларепы, а также Наропы и Марпы. Марпа представил своё качество йогина-земледельца. Оказалось, что у него была жена и семеро детей, а потому он держал хозяйство и возделывал землю, чтобы прокормить себя и семью. Но эта деятельность была лишь обычной частью его жизни. Он заботился о своих учениках точно так же, как заботился о семье и об урожае. Он был настолько основательным человеком, обращавшим внимание на каждую деталь своей жизни, что оказался способным быть не только сведущим отцом и земледельцем, но также и компетентным учителем. В образе жизни Марпы не было никакого физического или духовного материализма. Он не подчёркивал элемент духовности и не пренебрегал семьёй или своей физической связью с землёй. Если вас не захватил материализм в физической или духовной области, тогда вы попросту не впадаете в крайности.

Бесполезно также выбирать себе в качестве гуру кого-нибудь просто потому, что это известная личность, человек, который приобрёл славу, написав множество книг и обратив тысячи или миллионы людей. Вместо этого нашим критерием должно быть то, способны мы или нет к общению с этой личностью, к общению непосредственному и полному. В какой степени мы вовлечены в самообман? Если мы действительно раскрываемся для своего духовного друга, тогда мы просто обязаны работать вместе с ним. Но способны ли мы говорить с ним откровенно и должным образом? Знает ли он что-либо о вас? Знает ли он что-либо о себе? Действительно ли гуру способен видеть сквозь ваши маски, общаться с вами непосредственно и должным образом? В поисках учителя именно это должно быть важно для вас, а не его слава или мудрость.

Есть интересный рассказ о том, как несколько человек решили отправиться к одному великому тибетскому наставнику и учиться у него. Они уже кое-что изучали у других лам и теперь решили сосредоточить свои усилия и учиться именно у этого человека. Всем им хотелось стать его учениками, и они добивались того, чтобы он их принял; но великий учитель не принял ни одного из них. «Я приму вас лишь при одном условии, – заявил он. – А именно: если вы будете готовы отречься от своих предыдущих учителей». Все пришедшие умоляли принять их, говорили, как они преданны, как высока репутация гуру, как сильно им хочется учиться под его руководством. Но он отказался принять их, если они не согласятся на его условие. Наконец, все собравшиеся, кроме одного, решили отречься от предыдущих учителей, у которых они фактически многому научились. Гуру казался удовлетворённым, когда они сделали это, и велел всем прийти к нему на следующий день. Но когда они вернулись, он сказал: «Я понимаю всё ваше лицемерие. На следующий раз вы пойдёте к другому учителю и отречётесь от меня. Так что убирайтесь прочь!» И он выгнал их всех, за исключением единственного человека, который счёл ценным то, чему учился раньше. Человек, которого он принял, не стал разыгрывать лживую игру, не пытался понравиться гуру, притворяясь не тем, кем он был на самом деле. Если вы собираетесь подружиться с духовным учителем, вы должны сделать это просто и открыто, так, чтобы общение было общением между равными, а не стараться завоевать расположение гуру.

Для того чтобы гуру принял вас как друга, вам необходимо полностью раскрыться. Вам, вероятно, придётся пройти ряд проверок у своего духовного друга. Эти проверки случаются в обычных жизненных ситуациях, и все они принимают форму разочарования. На какой-то ступени вы станете сомневаться в том, что духовный друг вообще питает к вам какое-либо чувство, какую-либо эмоцию. Здесь вы имеете дело с собственным лицемерием. Лицемерие, притворство и основные ухищрения эго чрезвычайно прочны; у них очень толстая кожа. Мы склонны облачаться в доспехи, надевая одну защитную одежду на другую. Это лицемерие оказывается столь плотным, столь многоплановым, что едва лишь мы удаляем один слой доспехов, как под ним обнаруживается другой. Впрочем, мы надеемся, что полностью нам раздеться не придётся, что достаточно снять только несколько слоёв, чтобы выглядеть вполне прилично. И тогда мы появляемся в новых доспехах с такой заискивающей физиономией. Но наш духовный друг вовсе не носит доспехов; это – обнажённая личность. В сравнении с его обнажённостью мы кажемся одетыми в цемент. У нас настолько плотные доспехи, что друг не в состоянии почувствовать текстуру нашей кожи, нашего тела. Он не может даже как следует разглядеть наше лицо. Существует множество рассказов о взаимоотношениях учителя и ученика в прошлые времена; в них повествуется о том, как ученику приходилось совершать множество длительных путешествий и подвергаться бесчисленным трудностям, пока его обаяние и побуждение не начнут истощаться. Это и является главным моментом: наше побуждение искать нечто само по себе является препятствием. Когда это побуждение начинает истощаться, тогда проявляется наша фундаментальная нагота, тогда имеет место встреча двух умов.

Говорится, что первая ступень встречи с духовным другом подобна посещению супермаркета: мы возбуждены, мы мечтаем о самых разнообразных вещах, которые собираемся купить, – иными словами, мы думаем о богатстве личности духовного друга, о её ярких чертах. Вторая ступень подобна явке в суд, как если бы вы были преступником. Вы неспособны соответствовать требованиям духовного друга, и вы начинаете испытывать смущение, потому что знаете: ему известно о вас столько же, сколько и вам самим, а это чрезвычайно стеснительно. На третьей ступени, когда вы приходите навестить духовного друга, зрелище напоминает вам картину с коровой, которая со счастливым видом пасётся на лугу. Вы просто любуетесь её спокойствием и окружающим пейзажем, а затем идёте дальше. Наконец, четвёртая ступень подобна камню на дороге: вы даже не обращаете на него внимания, а просто проходите мимо.

Вначале имеет место своего рода ухаживание за гуру, любовная история. Насколько вы способны завоевать расположение этой личности? Присутствует стремление быть ближе к духовному другу, потому что вы действительно хотите учиться, вы чувствуете по отношению к нему искреннее восхищение. Однако в то же время друг производит на вас весьма пугающее впечатление – он смущает вас. Или ситуация не соответствует вашим ожиданиям, или возникает неловкое чувство: «Может быть, я не способен целиком и полностью раскрыться». Развивается отношение одновременной любви и ненависти, своеобразный процесс отдачи и бегства. Иными словами, мы начинаем какую-то игру – мы желаем раскрыться гуру, быть вовлечёнными в этот роман с ним и вместе с тем желаем убежать от него. Если мы подходим к духовному другу чересчур близко, мы начинаем чувствовать его ошеломляющее воздействие. Как гласит старая тибетская пословица: «Гуру подобен огню: подойдёшь слишком близко – обожжёшься, стоишь далеко – не согреешься». Такого рода ухаживание имеет место со стороны ученика. Вы стремитесь приблизиться к учителю, но тут же обжигаетесь, и тогда вам хочется совсем убежать.

В итоге взаимоотношения становятся весьма реальными и прочными. Вы начинаете осознавать, что желание быть ближе к гуру и желание отдалиться от него – это просто ваша собственная игра. Она не имеет ничего общего с реальной ситуацией, а является всего лишь вашей галлюцинацией. Гуру, или духовный друг, всегда здесь, всегда горит – это жизненный огонь. Вы можете играть с ним или не играть – дело ваше.

Затем взаимоотношения с духовным другом приобретают весьма творческий характер. Вы принимаете обе ситуации – как переполненности им, так и отстранённости от него. Если он решает играть роль ледяной воды, вы принимаете это; если он решает играть роль опаляющего пламени, вы принимаете и это. Ничто не в состоянии поколебать вас, и вы приходите к примирению с ним.

На следующей ступени, приняв всё, что может сделать ваш духовный друг, вы начинаете терять своё собственное вдохновение, потому что вы полностью покорились, целиком сдались. Вы чувствуете, что уменьшились до размеров пылинки. Вы незначительны, вы начинаете ощущать, что единственный мир, который существует, – это мир духовного друга, мир гуру. Ситуация подобна той, которая бывает, когда вы смотрите захватывающий фильм; он настолько интересен, что вы становитесь его частью; и вот уже нет ни вас, ни зала, ни стульев, ни зрителей, ни друзей, сидящих рядом. Существует только фильм. Эта ступень называется «периодом медового месяца», когда всё видится как часть центрального существа, гуру. Вы – не более чем бесполезная незначительная личность, которую постоянно подпитывает это великое, восхитительное центральное существо. Всякий раз, когда вы чувствуете слабость, усталость или скуку, вы идёте и просто садитесь в этом кинозале, а вас развлекают, взбадривают, восстанавливают ваши силы. На этом этапе культ личности гуру становится явным. Гуру – это единственная существующая в мире личность, живая и вибрирующая. Сам смысл вашей жизни зависит от него; если вы умираете, то умираете ради него, если живёте, то остаётесь в живых ради него, так как сами вы несущественны.

Однако такое увлечение духовным другом не может продолжаться вечно. Рано или поздно его интенсивность должна угаснуть, и вам придётся встать перед собственной жизненной ситуацией и собственной психикой. Это похоже на окончание медового месяца после женитьбы. Вы по-прежнему ощущаете возлюбленного или возлюбленную в фокусе вашего внимания, но начинаете также обращать внимание на его или её жизненный стиль. Вы обнаруживаете то, что делает этого человека учителем и находится вне пределов его индивидуальности и личности. Таким образом, на сцену выступает также и принцип «универсальности гуру». Каждая проблема, с которой вы встречаетесь в жизни, оказывается частью вашего брака. Всякий раз, сталкиваясь с трудностями, вы слышите голос гуру. Это тот момент, когда вы начинаете обретать независимость от гуру как возлюбленного, ибо каждая ситуация становится выражением учения. Сначала вы покорились духовному другу. Затем вы общались с ним, играли с ним. А теперь вы пришли к состоянию полной открытости. В результате этой открытости вы начинаете видеть, что качеством гуру обладает каждая жизненная ситуация; вы видите, что все ситуации в жизни предоставляют вам возможность быть такими же открытыми, какими вы бываете в общении с гуру; следовательно, все вещи способны стать вашим гуру.

Медитируя в строгом уединении в долине Сокровищ Красной Скалы, Миларепа имел живое видение своего гуру Марпы. Ослабевший от голода, истощённый суровыми природными условиями, он вышел из пещеры, чтобы собрать дров, – и потерял сознание. Придя в себя, он взглянул на восток и увидел белое облако в том направлении, где жил Марпа. С великой и страстной тоской он запел песнь мольбы, говоря Марпе, как сильно он жаждет оказаться подле него. И вот ему в видении явился Марпа на белом снежном льве; Марпа сказал Миларепе примерно следующее: «Что делается с тобой? Или у тебя нервное расстройство? Ты постиг Дхарму, поэтому продолжай медитацию». Миларепа обрёл спокойствие и вернулся в свою пещеру для медитации. Его доверие к Марпе и зависимость от него в данном случае указывают на то, что он ещё не освободился от понятия гуру как индивидуального, личного друга.

Однако, вернувшись в пещеру, Миларепа обнаружил, что она полна демонов; их тела были размером с большой палец руки, а глаза – огромными, как кастрюли. Он испробовал все возможные ухищрения, чтобы заставить их прекратить насмешки и не мучить его; но демоны не уходили, пока Миларепа в конце концов не прекратил эти игры, не распознал собственного лицемерия и не отдался состоянию открытости. Начиная с этого момента мы отмечаем необычайную перемену в его песнях, ибо он научился отождествлять себя с универсальным качеством гуру, не ограничиваясь лишь взаимоотношениями с Марпой как индивидуальной личностью.

Духовный друг становится частью вас, оставаясь при этом внешней индивидуальной личностью. Гуру, и внутренний, и внешний, играют очень важную роль в проникновении внутрь вашего лицемерия, в его выявлении. Гуру может быть личностью, действующей подобно зеркалу, отражающему вас; или же форму духовного друга принимает ваша собственная изначальная разумность. Когда начинает действовать внутренний гуру, вы больше не можете уклоняться от потребности открыться. Изначальная разумность преследует вас повсюду; вы не можете убежать от собственной тени – «большой брат наблюдает за вами!». Однако это не какие-нибудь внешние существа, которые следят за нами и преследуют нас; мы сами себя преследуем. За нами наблюдает наша собственная тень.

Мы могли бы взглянуть на это с двух разных точек зрения. Можно видеть в гуру какого-то духа, который следит за нами и высмеивает наше лицемерие. В понимании того, чем мы на самом деле являемся, вполне могло бы присутствовать и некое демоническое качество; тем не менее здесь всегда налицо и творческое качество духовного друга, которое также становится частью нас самих. Изначальная разумность постоянно присутствует в жизненных ситуациях. Она бывает настолько острой и проницательной, что на определённой стадии вы уже не в состоянии от неё избавиться, даже если бы и захотели. Иногда она выражается в форме суровости, иногда в виде ободряющей улыбки. В тантрической традиции сказано, что вы не видите лица гуру, а всё время видите лишь его выражение. Будет ли оно улыбающимся, ухмыляющимся или сердито нахмуренным – оно остаётся частью каждой жизненной ситуации. Изначальная разумность, татхагатагарбха, или природа будды, всегда присутствует во всяком переживании, которое приносит нам жизнь; укрыться от него невозможно. Недаром в учении сказано: «Лучше не начинать, но если ты уже начал, лучше закончить». Поэтому вам лучше не вступать на духовный путь, если вы не чувствуете, что должны это сделать. А если вы уже сделали единственный шаг по этому пути, вы уже действительно вступили на него и не можете отступить. Нет пути к отступлению.


Вопрос: Побывав в разных духовных центрах, я чувствую, что личность, подобная Марпе, должна представлять весьма проблемное явление для большинства приверженцев этих учений. Потому что перед нами человек, который как будто не делает ничего из того, что, как утверждают, приводит на путь. Он не аскет, не отрекается от мирской жизни; он занят своими повседневными делами. Это обыкновенный человек и вместе с тем, несомненно, это учитель с громадным потенциалом. Является ли Марпа единственным человеком, который использовал большую часть возможностей нормальной жизни, не подвергая себя при этом невероятным лишениям аскетизма и тяготам очистительной дисциплины?

Ответ: Конечно, Марпа – это пример возможностей, которые открыты для нас всех. Однако в действительности он следовал строжайшей дисциплине и усердно упражнялся во время пребывания в Индии. Упорно занимаясь под руководством индийских учителей, он подготовил свой путь. Но я думаю, что нам необходимо понять истинный смысл слов «дисциплина» и «аскетизм».

Основная идея аскетизма – вести жизнь в соответствии с Дхармой, т. е. обладать фундаментальным здравым смыслом. Если вы находите, что вести обычную жизнь разумно, то это и есть Дхарма. В то же время вы можете найти, что жизнь аскета-йогина, как она описана в текстах, могла бы оказаться выражением безумия. Всё зависит от индивида. Вопрос здесь в том, что будет разумным для вас, что окажется по-настоящему прочным, здравым, устойчивым подходом к жизни. Будда, например, не был религиозным фанатиком, который пытается действовать в соответствии с каким-то высоким идеалом. Он всего лишь общался с людьми – просто, открыто и очень мудро. Его мудрость возникла из запредельного здравого смысла; его учение было разумным и открытым.

Проблема заключается в том, что людей беспокоит конфликт между религиозным и мирским. Они находят очень трудным примирить так называемое «высшее сознание» с практическими делами повседневной жизни. Но категории высшего и низшего, религиозного и мирского никак не связаны с тем подходом к жизни, который основан на глубинном здравом смысле.

Марпа был всего лишь обычным человеком; он был поглощён переживанием каждой детали своей жизни. Он никогда не старался быть кем-то особенным; когда он терял самообладание, выходил из себя и бил учеников, он просто делал это, никогда не играл и не притворялся. С другой стороны, религиозные фанатики всегда стараются жить согласно какой-то предполагаемой модели того, как всё должно быть; они пытаются расположить к себе людей, действуя упорно и яростно, как будто сами являются совершенно чистыми и добрыми людьми. Но я полагаю, что такие старания доказать, что вы хороши, указывают на своеобразный страх. А Марпе ничего не надо было доказывать; он был просто очень разумным, обычным уважаемым человеком – и в то же время весьма просветлённой личностью. Фактически он является отцом линии кагью; от него проистекают все учения, которые мы изучаем и практикуем.


Вопрос: Есть одно дзенское выражение: «Сначала горы – это горы, ручьи – это ручьи. Затем горы – это не горы и ручьи – не ручьи. Но в конце горы – снова горы и ручьи – снова ручьи». Так вот, не находимся ли мы на той ступени, где горы – не горы и ручьи – не ручьи? Однако вы здесь подчёркиваете качество обычности. Не должны ли мы пройти через период «необычного», прежде чем сможем быть действительно обычными людьми?

Ответ: Марпа был сильно потрясён, когда погиб его сын; один из учеников спросил: «Вы говорили нам, что всё иллюзия; а как насчёт смерти вашего сына? Не иллюзия ли это?» Марпа ответил: «Верно, но смерть моего сына – это сверхиллюзия».

Когда мы впервые переживаем подлинную обычность – это нечто весьма необычайно обычное, настолько, что мы можем сказать, что горы – это не горы или ручьи – не ручьи. Ибо мы видим их столь обычными, видим их с такой чёткостью, такими, «как есть». Эта необычайность проистекает из переживания открытия. Но в конце концов такая сверхобычность, такая чёткость становятся повседневным событием, чем-то таким, с чем мы живём всё время, чем-то подлинно обычным, – и мы оказываемся опять там, откуда начали: горы – это горы, а ручьи – это ручьи. Тогда мы способны избавиться от напряжения.


Вопрос: А как вы сбрасываете доспехи? Как вы раскрываетесь?

Ответ: Вопрос не в том, как вы это делаете. Для раскрытия не существует какого-то ритуала, церемонии или формулы. Первое препятствие – сам вопрос «как?». Если вы не сомневаетесь в себе, не следите за собой, вы просто делаете это. Мы не размышляем над тем, как вызвать рвоту, нас просто рвёт. Нет времени раздумывать об этом; это просто происходит. Если мы сильно напряжены, то мы почувствуем сильнейшую боль и не сумеем как следует очиститься. Мы будем пытаться проглотить рвоту, бороться с этим нездоровым состоянием. Нам надо научиться расслабляться, когда мы испытываем тошноту.


Вопрос: Когда жизненные ситуации становятся вашим гуру, имеет ли значение то, какую форму они принимают? Имеет ли значение, в какой ситуации вы себя обнаруживаете?

Ответ: У вас нет никакого выбора. Всё, что происходит, есть выражение гуру. Ситуация может быть болезненной или вдохновляющей; но в этой открытости, когда вы видите ситуацию как гуру, страдание и наслаждение суть одно и то же.