Предсказатели. Третья книга цикла «Геония». Часть первая. Открой глаза мои (Елена Долгова)

День выдался пасмурным. Черные кони нехотя переставляли копыта. Тирана Иллиры перевозили в пантеон вечного покоя, и мундиры офицеров претории смешались с траурными плащами людей из кортежа. Процессия растянулась, словно гигантский питон – блестящая чешуей позументов голова уже скрылась за поворотом, тело, распугивая голубей, пересекало площадь Величия, редеющий хвост выползал из подъезда дворца. Каменные орлы с фризов щурились вслед.

Мик Северин отделился от процессии, шаркая сандалиями по дорогим плитам площади, добрался до огромной статуи розовой нимфы, и, обогнув великаншу, вильнул в сторону. Там, прижавшись боком к мраморному бедру изваяния, он выждал, пока площадь опустеет. Голуби, пьяные от весны, взлетели и снова опустились на каменные скамьи, и без того усеянные их пометом.

Домой идти не хотелось. Вывеска кантины не светилась из-за официального траура, но внутри заведения оказалось довольно жарко. Старый знакомый, толстяк Прокл Риордан, новоиспеченный магистр медицины, задумчиво рассматривал пустой стакан, как словно будто искал в нем нечто интересное.

Рядом смеялись две девушки, судя по ломким голосам и блеску глаз – обе изрядно навеселе. На столике, за который присел Северин, горела масляная лампа, пламя дергалось на фитиле и напоминало бабочку, пронзенную булавкой. Тощая официантка подскочила, принесла заказ, зачем-то забрала светильник и брызнула в сторону. Мик осушил стакан. Риордан тем временем усадил одну из пьяных девушек на колени. Ее свежая мордочка, слегка подмазанная косметикой, моментально сложилась в улыбку.

Еще одна девушка, едва появившись, без церемоний села напротив самого Мика. Ее темно-русые волосы до плеч выглядели чуть влажными от дождя.

– Вы Северин-младший? – в голосе незнакомки скользнул чужой акцент.

– Допустим, я Северин. И что?

– Я вас искала, чтобы поговорить.

– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее… Ты меня не знаешь, но искала. Искала в кабаке. Именно меня, а не другого. Исключительно чтобы поговорить.

– Все верно, именно так.

– Слушай, я устал и зол, хочу выпить в одиночестве, поэтому сразу перехожу на «ты». У меня нечего украсть. Трахаться с тобой я не собираюсь. Давай спокойно разбежимся без скандала.

Девушка не отстала, лишь холодно улыбнулась и промолчала. Ее простая на вид, но явно дорогая одежда темных тонов не подходила для проститутки.

– Псионичка, что ли? Жертву ищешь? Не смей лезть в мои мозги.

– Я не жертву ищу, я твоя сестра.

Мик развеселился и сам не понимал, было ли его новое приподнятое настроение результатом легкой психической наводки.

– О, как! Значит, мошенница. Даю тебе минуту – уходи. Если вас тут шайка, я вызову преторианцев.

– У меня нет шайки, а у тебя разгулялось воображение. Я все могу объяснить.

– Риордан! Протрезвей на минуту!

– Для чего?

– Оцени, ко мне в кабаке подсела дочка моего отца. Хочу сдать ее санитарам.

– Ну а зачем сразу санитарам? – философски заметил медик. —Знаешь, она симпатичная. Познакомишь?

– Не так быстро. Не знаю, кем была ее мама, хотя догадаться не сложно, но внешность «сестры» меня не убеждает.

– Как вас зовут, леди? – поинтересовался Риордан.

– Нина.

– Простите моего друга, Нина, он блондин и хам. Есть отличная идея для продолжении вечеринки. Медицинский колледж в ста шагах отсюда. Там пусто, у меня завалялся ключ. Вломимся в лабораторию и сделаем генетическую экспертизу – вот будет шутка. До такого на вечеринке еще никто не додумывался.

– Ты серьезно? – мрачно спросил Северин. – Все выпито и больше заняться нечем? Она мошенница, ты же сам видишь.

– Ничего я не вижу.

То, что выпил магистр медицины, казалось, бесследно потерялось в грузном теле. Налет опьянения с Риордана почти сошел.

– Я слишком добр, – пробормотал он. – Я слишком многое жертвую друзьям. Ты мне друг? —спросил медик с подозрением.

Мик кивнул. Туман иррационального уже сгустился вокруг событий.

– Ладно, пошли. Но если она наврала, то поплатится.

Риордан мгновенно забыл о собственных подружках, встал, с удовольствием расправил широкую спину и принялся насвистывать песенку без слов.

Мик хорошо знал эти непроизнесенные слова. Баллада существовала в разных вариантах, менялись мелодии, но смысл оставался неизменным – обыгрывалось внезапно открывшееся родство между парнем и его подружкой.

Северину показалось, будто Нина смеется.

– Ты скотина, Риордан, – буркнул он.

Все втроем они вышли в ночь. Здание Центрального классического университета придвинулось из темноты – длинное, не очень высокое, с гладким фасадом и одинаковыми рядами окон. Риордан повозился с замком, покуда дверь не сдвинулась и не ушла в стену.

– Вперед, и делаем все быстро, а не то нас поймают. И не сметь тут мусорить, Мик, иначе я натравлю на тебя уборщика-кибера.

Подкатил другой кибер, по-видимому, лаборант на должности. Северин не без тайного опасения подставил руку под холодный укол иглы.

– Теперь очередь девушки.

Нина протянула свою гладкую, узкую ладонь.

– Ну вот и все, остальное сделает техника, – сказал Риордан. – Вы двое можете погулять до утра, поговорить о высоком, я же пойду просплюсь и завтра днем позвоню насчет результата.

Он захохотал, проводил приятелей к выходу, вытолкал под под дождливое небо и сам исчез за углом, надвинув на круглую голову капюшон.

Северин оцепенел, не зная, как себя вести. Нина замкнулась в молчании. У нее были высокие скулы, радужки глаз серые, с мелкими точками возле зрачков.

– Ты не похожа на моего отца. Совсем.

– Я не говорила, что у нас общий отец.

– Погоди! Ты дочь моей матери?

Медленный кивок.

Северин лишь сейчас понял, до чего профиль Нины поход на профиль Леди Марго – более чистый и юный, но с характерной формой спинки носа.

– Тогда извини. Это меняет дело. Мама бросила тебя, сдала в приют?

– Не совсем так. Она меня потеряла. Не бери в голову, никакой трагедии, я искала вашу семью по другим причинам.

– Я вообще-то курсе, что мама раньше была замужем, – заметил Мик. – За каким-то офицером, которого убили на границе.

…Северину было все равно. Его мертвый, несостоявшийся родитель, ничем не примечательный капитан сардарского корпуса, зарытый в безымянной могиле, давно стал тенью тени…

Нина вдруг фыркнула и улыбнулась.

– Глупости, он жив.

– Кто?

– Мой папа, довольно известная личность, консул Арбела.

– О, черт! Почему ты сразу не представилась? Зачем явилась в кабак?

Северин напрягся.

«Я ошибся, – подумал он. – Девушка не воровка и не лгунья, она дочь чужого политика и чокнутая как многие псионики. Ее акцент идет оттуда, из Арбела. Теперь неприятности точно произойдут».

– Очень серьезная новость, – добавил он вслух.

– Жалеешь о знакомстве?

– А у меня что – был выбор? Проблема уже нарисовалась, ее придется решать. Ты давно в Порт-Иллири?

– Со вчерашнего дня.

– Уж поздно. Тебе следует вернуться в отель.

– Да, я забронировала номер в «Менгире».

– К родителям я сегодня не пойду, сниму для себя еще один номер. Завтра поговорим на свежую голову.

Северину показалось, что Нина улыбается, но он почти сразу понял, что ошибается – по лицу девушки бродили дрожащие отблески фонаря. Снаружи отель по случаю траура выглядел темным и неприветливым. Северин назвал ночному портье свою настоящую фамилию и забрал у него ключ.

– Спокойной ночи, сестра.

В номере он долго лежал, уставившись в темноту. Работал кондиционер, нагоняя излишний холод, но Мик не мог отыскать в себе воли даже на то, чтобы поправить регулятор. «Что-то случилось, – понял он. – И дело не только в появлении этой Нины, что-то испортилось в природе вещей с самой осени». Северин перебирал в памяти мелкие детали прошедших месяцев, они рассыпались словно шелуха на сквозняке. Уснул только под утро – как будто разом рухнул в темный, всепоглощающий провал, и по-настоящему проснулся он только близ полудня от приглушенного пения отельного уникома.

– Риордан на связи.

– Что там у тебя?

– Все верно, она не врет насчет родства, но я, когда вспомнил, что по пьяни натворил, сам испугался. Если узнают про кражу реактивов, мало не покажется.

– Я никому не скажу.

– Очень на это надеюсь.

– Ладно, отбой.

Через полчаса Мик уже успокоился. Сидя за столиком отельного ресторана, он по-новому рассматривал дочь чужого консула. Девушка выглядела как сенс, еще не растративший ментального ресурса – гладкие щеки, лучистые глаза, некоторая углубленность в себя. Ночное тревожное наваждение отпустило. Раздражение вызывала лишь невозможность понять чужие мотивы.

– Итак, я тебя слушаю.

– Я жду твоей помощи, – быстро и коротко ответила она.

Мик отложил вилку. Нетронутое мясо стыло на тарелке.

– Если ты насчет денег – я дам немного. Но твоя семья наверняка богата. Если ты сбежали из Арбела и хочешь политического убежища, лучше обратиться в преторию. Если дело касается нашей матери, то…

– Мне нужна защита на время.

– Погоди-погоди… чья защита? Моя?!

– Ты мой брат.

– Я не уверен, что мне можно доверять, – ехидно ответил Северин. – Во-первых, я разгильдяй, которому собственный отец не поручает мне даже средненьких финансовых операций. Во-вторых, я играю на деньги и балуюсь травой. Я менеджер-недоучка, мои шансы дотянусь курс до конца и на что-то сгодиться очень близки к нулю.

– Это не имеет значения.

– Погоди, я не все сказал. Псиоником мне не быть, можно даже не мечтать. У меня низкая сопротивляемость страху, неважная реакция и средний интеллектуальный коэффициент. С амбициями все в порядке, поэтому вторые роли меня не устраивают, а первых мне никто не дает. Кроме того, я поссорился с половиной знакомых, а у нас, в Иллире, это опасно и…

– Не имеет значения.

– Я не убедил тебя?

– Нет.

– Чего тебе нужно?

– Я боюсь смерти.

Северин задумался.

– Все мы медленно умираем, – примирительно сказал он. – Рано или поздно, а иногда скорее уж рано, чем поздно, но наступает финальный переход. Я думаю, что тебе не следует бояться, – добавил он почти мягко. —Тут тебя никто не обидит…

Девушка теребила в руках салфетку. У нее были коротко остриженные ногти без маникюра. Мик не знал, что сказать, он рассматривал эти гладкие ногти.

– Я боюсь смерти, потому что точно знаю, когда она наступит. – Хмуро, почти без эмоций, хрипловатым голосом сказала Нина. – Это произойдет через год. В обычный день, в сутки полнолуния, на одной из улиц Арбела я получу пулю в голову.

– Что?!

– Я пророк.

– Пусть ты пророчица, но ты ошибаешься.

– Я никогда еще не ошибалась. Ни разу.

Северин отодвинул тарелку. Люди по ту сторону прозрачной стены ресторана суетились, как суетятся цветные рыбы в аквариуме. Они, по-видимому, ничего не подозревали о сачке.

– Кто еще знает о твоем видении?

– Мой отец.

– Он отказал тебе в помощи?

– Конечно, нет.

Арбелианка криво усмехнулась, несмотря на печальный вид, улыбка получилась по-своему обаятельная.

– Мой отец – нулевик.

– Что из того?

– Что? Он не чувствует ментального эфира и не разбирается в тонкостях ощущений предсказателя. Он человек дела и к тому же любит меня. Когда наступит день… тот самый день, понимаете? Мой отец закроет меня на вилле, усилит охрану, сам останется со мной и постарается защитить. Он сделает все, что подсказывает рассудок. Но я умру тем вернее, чем больше будет стараний.

Нина все теребила и теребила салфетку. Ее серые глаза смотрели мимо.

– Ты объясняла это отцу?

– Да. Он мне не поверил.

– Он знает, что ты уехала из Арбела в Иллиру?

– Теперь уже наверняка.

– Он попытается тебя вернуть?

– Я это «вижу».

Не на шутку заинтересованный Северин поежился.

– И много ты всякого такого «видишь»? Только не говори, что видишь все. Я уже чувствую себя освежеванным.

Нина пожала плечами, взгляд остановился на какой-то точке за спиной Северина.

– Твое будущее пока не определилось – поспешно добавила она, и холодок опять коснулся Мика. – Что касается других в этом зале… Я знаю только кое-что, вижу отрывки и кусочки мозаики – например, вон тот толстяк за угловым столиком болен, он не протянет и полугода. Официант трусит, причина страха вне ресторана, виновата чья-то месть или его собственное прошлое. Один из этажей «Менгира» снял чокнутый магнат, но об этом можно было прочитать в газетах. И еще…

– Что такое?

– Мик, сюда идут преторианцы.

– О! Надеюсь, мальчики явились не за мной.

Северин собрался, изо всех сил стараясь удержать остатки душевного равновесия.

Зеркальная дверь ресторана отошла в сторону. Тройка людей в черных мундирах прошагала через зал и исчезла за дверью, предназначенной исключительно для персонала. Трусливый официант сразу слинял лицом до цвета йогурта. Мик перевел дух.

– Зачем они пришли?

– Я не вижу этого.

– Из-за тебя?

– Нет.

Скепсис Мика на этот раз не устоял. К счастью, Нина не заметила, что его пальцы, сжимая бокал, непроизвольно подергиваются.

…Или просто сделала вид, что не заметила. Это нечаянное унижение заставило Мика встряхнуться.

– Ладно. Раз я твой брат, ты сейчас поедешь со мной. В Арбеле тебе угрожает опасность? Ну так не возвращайся туда. Наша мать не хочет тебя видеть? Плевать. Решения принимает мой отец. Он порядочный человек. Я поговорю с ним. Останешься у нас на год или дольше – до тех пор, пока предсказание не потеряет силу. От Арбела до Порт-Иллири далеко. Главное не покидать город. Ты согласна? Нина, поверь, я собираюсь помочь.

– Верю.

Северин так и не решил, сумел ли убедить девушку. То, что предстояло сделать, выглядело делом неподъемным. Он уже представлял скептически поджатые губы леди Марго, его собственной матери.

«Ну, на этот раз я не уступлю ей и сделаю все по своему».

– Как ты отыскала меня?

– При помощи Системы. Ввела имя матери и ее приметы. Фамилия оказалась другая.

– У тебя сохранились ее фотографии?

– Нет. Но я использовала свое собственное изображение и наше сходство.

«Она умна».

Мик расплатился и они вышли из ресторана. Бледное лицо трусливого официанта было обращено им обоим вслед – как будто обреченный человек напоследок пытался отыскать поддержку. На площади уже высохли лужи. Торопились утренние прохожие. Город потерял ночную таинственность. Теперь Северин удивлялся собственным сомнениям.

– Это моя машина, но сядешь за руль ты, – сказала Нина, а потом забилась на заднее сиденье и устроилась там, поджав ноги. Все же проглядывало и в ней кое-что безнадежное.

– Не бойся, никто не посмеет держаться с тобою невежливо. Раз ты настоящая дочь консула Арбела, то по сравнению моей мамой – очень большая шишка. Она-то всего лишь простая домохозяйка. Мой отец – совладелец химической компании.

– Я не боюсь.

– Если бы император Оттон не умер так некстати, ты могла бы обратиться к нему. Старик был чокнутым, но беглецов он принимал охотно.

– Сейчас поздно рассуждать о несбыточном. Лучше смотри на дорогу.

Мик отвлекся, объезжая чужой неподвижный кар. Впереди неприятно полыхнуло. Стреляли из армейского излучателя. «Что за ерунда?»

Северин придавил педаль тормоза, кар повело юзом и развернуло. Небольшая двухместная машина, которая ехала следом, проскочила мимо, вскользь задев и тут же скрылась в облаке едкого дыма. Клубилось очень сильно. «Вот ведь зараза», – бормотал Мик, пытаясь исправить ситуацию. Он уже не слышал собственных слов. На этот раз машина Нины царапнул фонарный столб, скрежет пластика и лязг металла странно диссонировали с почти бесшумными выстрелами излучателей. «Обезумели тут все, что ли?» Страха он не испытывал. Случайный мотоциклист, неузнаваемый и безликий в капсуле шлема, перевернулся вместе с машиной и теперь катился по асфальту, крутясь, словно часть мобильной игрушки. Грузовик с эмблемой молочной компании на полной скорости пронесся мимо…

Машина крутанулась еще раз и встала как вкопанная. Северин распахнул дверцу и вывалился в пропахшее дымом, топливом и страхом пространство города.

– Нина!

Оказалось, что она уже выпрыгнула следом.

– Не бойся, – спокойно сказала Нина. – С нами ничего не случится. По крайней мере случится не сейчас.

Северин схватил чужую прохладную руку и потащил девушку за собой. Оба отбежали в сторону, прямо в арочный проход, прорезанный в массивном здании какого-то магазина. Витрина успела разлететься мелким крошевом. Под ногами хрустело. Ворох искусственных цветов, очень похожих на настоящие, рассыпался среди битого стекла. Человеческий вопль – многоголосый и монотонный звук паники проник под арку и заметался изломанным эхом.

Именно тут, прижавшись спиною к шлифованным блока камня, Мик Северин имел возможность в относительной безопасности наблюдать развязку. Из излучателей стреляли двое – оба в гражданских куртках, с хладнокровными выражением на похожих лицах. Отстреливался, по-видимому, патруль преторианцев. Один из патрульных неуловимо смахивал на вчерашнего человека из бара. На корпусе кара, развернувшегося поперек дороги, бодро плясали язычки пламени. Почти невидимые на при солнце, они опаляли на расстоянии.

Мик не мог оторвать взгляда от распластанных на асфальте тел.

– Давай уйдем, – сказала Нина – Иначе нас задержат как свидетелей.

– Да, ты права. Не на что тут смотреть.

Он с трудом преодолел оцепенение. С противоположной стороны здания, в маленьком и чистом дворике стояла относительная тишина. Там полосатый кот чистил лапой замшевое ухо, и ждал разгрузки забытый всеми грузовой фургон.

– Кар ты взяла напрокат?

– Нет, купила.

– Машине конец, а тебя все равно могут вызвать в преторию.

– Пускай вызывают, лишь бы не сейчас.

Этот равнодушный ответ почему-то задел Северина.

…Под легким бризом шумела аллея кипарисов. Арку (поставленную в честь какого-то давнего дела, впрочем, уже прочно забытого) плотно обсели белые голуби. Нина шла рядом с братом – он снова рассматривал ее в полупрофиль. Сходство с леди Марго бросалось в глаза, но лицо матери часто выглядело брюзгливым, лицо же сестры, казалось, не имело изъянов.

Старая овчарка Тэнку встретила их, выбравшись из глубины сада. Она давно утратила щенячью прыть, поэтому двигалась медленно и вальяжно, лизнула руку Северина влажным языком, потом прижалась головой к руке Нины.

– Вокруг тебя вертятся животные.

– Это обратная сторона моих способностей предвидения.

– Ты знаешь, что будет сейчас?

– Не знаю.

Нина, возможно, лукавила, но за этим лукавство не чувствовалось зла. Они вместе поднялись по каменным ступеням крыльца, прошли под аркой, через холл, прямо навстречу леди Маргарите. Мик видел, как побелело лицо матери. Должно быть, она только что ткала гобелен, потому что когда тонкие пальцы разжались, клубок ниток – ярко-желтый шелк – выкатился и мячиком поскакал вниз по ступеням.

– Мама, я это я!

Северин видел, как изменилась походка матери – в эту минуту она не думала правильности складок бархатного платья. Через несколько секунд она прижала голову Нины к своему плечу, руки – правильные, красивые, в кольцах, обвились вокруг шеи дочери и заметно дрожали.

Мик остолбенел от изумления. «Мама сразу ей поверила. Тут не голос крови. Наверное, они списались заранее, а меня водил за нос».

Леди Марго уже проглотила слезы так ловко, что совсем не повредила макияж.

– Где ты был всю ночь? – недовольно шепнула она Мику. – Отец ждет тебя, чтобы устроить взбучку.

Обе женщины упорхнули в гобеленовую мастерскую – в святая святых, чтобы там познакомиться как следует и поболтать.

Северин потащился к отцу.

Северин-старший ждал сына в кресле. Он выглядел усталым, но спокойным.

– Ты знаешь все? – спросил его Мик.

– Только то, что мне поведали. Уверен, что она не вымогательница и не аферистка?

– Это дочь консула Дезета. У нее наверняка есть документы. Можно, не стесняясь, попросить их показать. Можешь навести справки в претории или получить информацию из их посольства. Да мало ли что? Ты все это можешь, а я ничего не умею.

– Не пытайся острить, сынок. Сегодня не твой день.

– Я уже понял.

– Раз она дочь того самого правителя Арбела, мы и она – две величины несоразмерные.

– Значит, у меня и вправду была сестра.

– Твоя мать развелась с каким-то офицером как раз накануне очередной войны в Ахара. Младенец-девочка исчезла в степи вместе с отцом.

– Ты заметил, что с девушкой немного неладно?

– Да, она ведьма, то есть, выражаясь вежливо, лицо с заметным присутствием паранормальности. Я не биологический шовинист и не смущаюсь такими мелочами. Что она рассказала тебе?

– Что имела видение, и в Арбеле ей угрожает опасность.

– Романтический девичий стандарт.

– Ты не веришь?

– Не то, чтобы совсем не верю… Она могла обмануть себя или неверно истолковать интуитивные ощущения. В любом случае, мы оказались в центре скандала.

– Если мы ее выгоним прямо сейчас, это будет выглядеть еще ужаснее.

– Ты прав, если мы поведем себя как трусы, это уже ничего не изменит.

– Мне кажется, мама сама не захочет расставаться с Ниной.

– Если твоя мать пострадает, виноват все равно буду я.

Северин задумался, обратная сторона ночного происшествия уже предстала ему во всей красе.

– Это тебе не мелодрама, – жестковато буркнул Северин-старший. – Надо сообщить о происшествии властям. Из-за смерти императора преторианцы нервничают. Ладно. Уходи. Поздравляю – у нас большие неприятности…

Со дня появление сестры прошла неделя, и ничего особенного не случилось. Прокл Риордан больше не показывался ни в баре (куда Северин все же заглядывал пару раз), ни в доме Северинов, его уником не отвечал, видимо, новоиспеченный магистр медицины на лето перебрался подальше от столицы. Овчарка Тэнку, одиноко бродя по саду, выла ночью на луну, но ни разу не зарычала всерьез, виллы соседей, хоть иногда и оглашались буйными выкриками вечеринок, оставались обыденными.

Стояло душное и немного унылое начало лета. Жара быстро прибывала, окружая город плотной, невидимой стеной. Мик Северин почти ни с кем не встречался. Лошадей брали напрокат, Нина отлично держалась в седле. Брат и сестра уезжали в сторону моря – туда, где попрохладнее и где двойная цепочка конских следов легко исчезает в кромке прибоя. Леди Марго почти завершила новый гобелен, он был причудлив и малопонятен по сюжету.

Развлечение крысиными боями вышло их моды. О завещании покойного императора Оттона ходили всякие слухи. Генерал Линдер, сменивший мертвого правителя Иллиры, сидел на троне непрочно.

Мик не думал про это, всецело захваченный любопытством другого рода. Технология пророчества занимала его воображение. Нина на вопросы отвечала уклончивою Открытая и доступная в Системе информация не давала почти ничего. Попытки при помощи таблеток вызвать у себя пророческий транс кончились жалким неуспехом и сильным недомоганием. Разгадка не давалась, и тогда Мик перестал биться о невидимую стену, предавшись ленивому созерцанию естественного хода вещей.

– Надо придумать общее имя, – однажды наполовину серьезно заявил он.

– Зачем?

– У нас разные фамилии, и в иллирианском языке нет слова, обозначающего брата и сестру одновременно. Придумай что-нибудь, чтобы назвать нас обоих.

– Зачем?

– Хочу послушать, что у тебя получится.

– Предсказатели…

– Ха!

…Однажды, когда время прогулки по самой кромке прибоя, Мик мимолетно бросил «покажи будущее». По уверениям Нины, небольшой пятачок между двум валунами (песок и высохшие плети водорослей) «светился». Это природное «пси-свечение», совсем не видимое Мику, являлось необходимым атрибутом опыта. Северин сел на мелкую россыпь битой ракушки.

Ему велели закрыть глаза – он их закрыл, подглядывая сквозь ресницы, как дочь чужого правителя собирает мелкие щепки. Некоторые она оставляла, некоторые – выбрасывала. Очевидно, выбирала сухие. Девушка сложила костер и щелкнула зажигалкой. Витой шнурок дыма уходил в небо. Потянуло гарью и еще чем-то горьким, легким, ароматическим. Северин смежил веки.

Пальцы сестры сжимали его ладонь.

Он видел самого себя среди чужих холмов. Местность казалась незнакомой. Северин-который-был-в-видении медленно шел, испытывая сильное отчаяние. Причины отчаяния Мик не понимал, но почему-то был уверен, что предсказание не лжет, хотя грядущая беда оставалась темной. Он не мог прервать гадание и был вынужден прочувствовать все до конца – низкое небо в незнакомой местности, заросли колючки, унылые холмы и осознание трагической неизбежности.

Когда Северин очнулся, Нина уже забросала костерок песком.

– Мне не понравилось, – скептически сказал брат. – Ничего не понятно и уныло. Остается надеяться, что я видел ложь.

– Быть может.

– Ты тоже видела что-нибудь?

– Опять то же самое, себя с дыркой в голове.

– Не будем больше дразнить судьбу.

Они вернулись домой. Из окна столовой пахло кофе. Тэнку, сидя на каменных ступенях крыльца, изгоняла блох из косматой шкуры.

Северин-старший закрылся в кабинете – очевидно, и его терзало дурное настроение. Леди Марго играла на пианино, получалось изумительно красиво. Нина ушла на балкон. Мик вскоре заявился следом. Оба они курили, демонстративно стряхивая пепел на кусты роз.

– Я слышал, что по ту сторону границы, на севере…

Мик осекся, но оба уже поняли, о чем идет речь. Оба они были детьми, когда в соседней Каленусии от паранормальности лечили. Проект, просуществовав у соседей несколько лет, со скандалом провалился. Инициаторы лишились карьеры, и теперь едва ли ни каждый второй житель Каленусии грешил какой-нибудь разновидностью ментальной мутации. Репутация чокнутых до того прочно закрепилась за соседями и только это обстоятельство (по мнению Мика) мешало им перейти границу и навести в империи Оттона свои собственные порядки.

Он вздохнул. В соседском саду надсадно кричали – крик должен был изображать пение, но, видимо, певец одновременно страдал похмельем и ангиной.

– Надо бы обратиться к Келлеру, – спустя некоторое время сказал Мик. – Келлер может помочь.

– Чем?

– Поискать следы тех, кто тебе угрожает.

– А он может?

– Келлер раньше был чиновником в канцелярии дворца. Потом покалечился в аварии и ушел оттуда. У него частный банк нелегальных записей о псиониках. Консультирует только за деньги и только в узком кругу. Сходим?

– Пожалуй, можно.

Мик Северин затушил сигарету и больше о Келлере в тот вечер не говорили. По унику шел боевик. Герой оказался на высоте – счет трупов шел уже на десятки. Краем уха можно было подслушать разговор Нины и Северина-старшего. По всей видимости, сестра разбиралась в бизнесе отца лучше, чем сам Мик. Кажется, между нею и отчимом росло то уважение, которого Северин-младший никогда не мог заполучить для себя.

«Пускай», – решил он почти равнодушно.

Вылазка была намечена на послезавтра, и следующий день оказался растрачен попусту – до вечера лежали на пляже. К месту действия отправились на такси. Машину отпустили за два квартала. Набитое офисами здание, каменное, массивное, украшенное резьбой, выходило к тротуару крыльцом. Нужная вывеска, напротив, оказалась легкой и едва ли не воздушной.

– Не беспокойся, в некоторых искусствах он очень большой специалист.

Внутри стояла прохлада, тихо и приятно, не то, что снаружи. Толстые стены дома отсекали летний зной. Нина шла по длинному коридору рядом с Северином, быстро переставляя загорелые, обутые в сандалии ноги. Ее сходство с леди Марго просто бросалось в глаза. Хозяин сам встретил посетителей, Мик заговорил не сразу, давая сестре возможность оценить открывшееся зрелище.

Оно того стоило.

– Вот это и есть Келлер.

Отставной дворцовый референт очень загорелый, с отросшими черными волосами, худощавостью и смуглотой походил на галку. Новый имидж вольного человека так сросся с хозяином дома, что из-под напускной небрежности почти не проглядывал чиновник. На Нину этот парень смотрел с явным интересом.

– Это моя сестра, дочь консула Арбела.

Кабинет едва ли мог называться кабинетом – середину занимал изрядно захламленный стол – альбомы, кассеты, стаканы, липкие пустые склянки, сложенные стопкой этюды. Келлер на неуловимо короткий миг отключился (или так показалось Северину) – видимо послал куда-то ментальный сигнал. В отдалении, у самой входной двери тихо звякнуло.

«Заблокировал двери изнутри, чтобы никто не вломился некстати».

– Кофе, чай или вино с соком? – спросил «специалист по искусству».

– Только чай.

– А я буду вино с соком, – вмешалась Нина.

– Как пожелаете.

…Хромота хозяина выглядела более заметной, чем в прошлый раз. За способности заглядывать в мысли Северин дорого бы дал, но этих способностей он не имел, а Нина имела, но, по всей видимости, пользовалась талантами умеренно и только для себя.

– Вы меня легко узнали, – сказала она Келлеру.

– В архивах осталась старая фотография. В возрасте пятнадцати лет. Я иногда посматривал на нее.

– Почему?

Бывший секретарь диктатора быстро и ловко наполнил одну чашку и два бокала.

– Хотите, чтобы я объявил об этом в присутствии вашего брата?

– Хочу. С этого и начнем.

– Ладно. За личное знакомство!

«Консультант» отпил из своего бокала. Нина поднесла вино к губам, и, кажется, даже отхлебнула, хотя с точки зрения Мика уровень жидкости, заключенной в прозрачное стекло, не уменьшился. «Чудеса, да и только».

Хозяин усмехнулся – обаятельно, криво, слегка цинично.

– У вашей сестры настолько бурное прошлое, насколько это вообще возможно для девушки ее возраста. Сколько вам, леди? Двадцать пять?

– Двадцать четыре.

– Ваша биография и ваши достоинства дают мне право не деликатничать. С этого и начнем. Первое упоминание о вас встречается в деле вашего отца, Алекса Дезета. Вы оба жили в отвоеванной приграничной полосе долины Ахара – там, где Оттон выделил участки уволенным в отставку военным. Конфликт с Каленусией начался внезапно, сардарские ветераны конфликтов не успели ни собраться как следует, ни отступить, ни убрать свои семьи в безопасное место. Царил хаос, началось кровопролитие. Это так?

– Я была почти младенцем.

– Ваш отец попал в плен и на несколько лет застрял в Каленусийской Конфедерации, а вы – в самом обычном сиротском приюте. Скорее всего, по-каленусийски вы говорите без акцента.

– Это правда. Но я хотела бы спросить вас о важном для меня, а не выслушивать одно и тоже.

– К этому и веду, – как ни в чем ни бывало ответил Келлер и долил себе из бутылки.

– Дезет вернулся в Иллиру спустя четыре года, почему он не погиб, остается только догадываться. Говорят, его невосприимчивость к пси-воздействию была кем-то использована. Так?

– Я слышала об этом от других.

– Вы оба вернулись в Порт-Иллири, потому ваш отец снова исчез, оставив вас в обители сестер Разума. Помните монахиню по имени сестра Наан?

Нина промолчала.

Келлер, удовлетворенный этим, повернулся Северину.

– Дезет уехал в Каленусию и назад не вернулся. После разного рода передряг стал консулом Арбела, их отколовшейся территории. Все это очень интересно, но леди Нина знает историю лучше нас обоих. Меня же больше интересуют те несколько лет, которые ваша сестра провела у монашек Разума.

– Да?

Келлер смотрел на Мика с тем особым корректным выражением лица, по которому не читаются мысли.

– Сестры Разума развивали в детях способность отличать добро ото зла. Но что-то пошло не так – чуткость превратилась в дар предвидения. Ваша сестра из этих продвинутых малюток.

Нина сомкнула побелевшие губы. Очевидно, разговор сложился не так, как ожидала она. Келлер ухмыльнулся – вежливо, но чуть снисходительно.

– Вы, действительно, редкостная девушка. Хотите знать, Северин, чем закончилась воспитательная программа монашек?

Мик заметил, как поникла сестра. Жалость охватила его. «Я зря привел сестричку к Келлеру, он ведет себя как козел – много знает и не стесняется».

– Нам пора. Спасибо, за консультацию я заплачу.

К удивлению Мика, Нина не тронулась с места.

– Дослушай его до конца, – хрипловатым голосом посоветовала она. – В конце концов, ты должен узнать и об этом тоже.

Келлер кивнул.

– Я буду предельно краток, насколько позволит сюжет. Наш повелитель, император Оттон, пусть земля ему будет пухом, злом считал неповиновение, а предсказателей не любил. Точнее, он любил благоприятные пророчества и оккультная информация, которая шла к нему, фильтровалась специальными людьми. Однако со временем, эксперименты с предсказателями надоели его величию и начали его раздражать. Матери Наан было сильно за шестьдесят, ее проповеди пользовались популярностью среди нищих и мелких уголовников. Понятно, что следовать строгим предписаниям никто из подонков не собирался, но эту леди уважали за отвагу, широкую благотворительность, и личный пример. Потом старая дама умерла… возможно, не совсем естественным способом. Говорят, еще несколько девушек в монастыре перенесли лихорадку, но погибла только настоятельница. Организм был изношен годами аскетизма.

Мик слушал рассказ с интересом. «Как я жил раньше? Пытался понять неинтересные мне экономические теории, иногда дрался с кем придется, пил с Риорданом или без него, ругался с матерью и терпел дружелюбное пренебрежение отца. Как все это было привычно и… скучно.» Теперь ветер опасности веял Северину в лицо. За обликом взрослой девушки он видел девочку, потерявшуюся во враждебном мире. Мать Наан могла оказаться святой мученицей, и с равным успехом – интриганкой, автором сомнительного эксперимента.

Келлер между тем продолжал:

– Леди Нину еще ребенком вернули отцу, отправив в Арбел. Скорее всего, ее способности к предвидению проявились позднее. Существует ли настоящее ясновидение? И да, и нет. Подсознание, развитое и богатое, воспринимает малозаметные сигналы тревоги. Их можно обобщить и связать. Мистическая обстановка довершила дело – ваша сестра видела нечто пугающее. Наверняка в подсознании девушки есть информация о настоящей причине. Найдите ее, вытащите наружу, и все переменится. Вы сумеете посмотреть страху в лицо, и он отступит. Поверьте, леди Нина, если туман в деле не исчезнет, вы никогда не узнаете правды.

Бывший референт замолчал.

«Странный он, все-таки, человек».

– Спасибо. Какую плату вы возьмете с меня?

– Никакой.

– Мы так не договаривались.

– Вы можете предложить некую сумму, ваше право, но я не приму денег.

– А мотивы?

– Не обсуждаются.

– Уходим.

Северин стиснул в свое ладони ладонь Нины и почти потащил сестру к выходу.

– Ты веришь ему? – спросил он под жарким небом Порт-Иллири.

– Отчасти. Келлер темнит, но не до конца врет. Он вроде бы атеист, с братьями Разума принципиально не якшается. И все же в чем-то он прав – глупо было прятаться от собственного страха. Страх всегда идет за тобой.

Как ни странно, скандальный разговор с Келлером успокоил их обоих.

– Предскажи что-нибудь, только прямо сейчас.

Нина прищурилась, высматривая что-то в мареве городской жары.

– Пусто и глухо. Старое предсказание мешает новым. Хотя… Видишь вон то мороженое на асфальте?

Северин понял все, даже договаривать не понадобилось. Он остановился на углу с интересом дожидаясь развязки. Патруль преторианцев появился внезапно. Мик с интересом выслушал брань поскользнувшегося, хотя и придал лицу отсутствующее выражение.

Остаток дня он и Нина провели на пляже. Молчали больше, чем говорили. Предсказательница швыряла в воду плоские камешки и считала скачки, которые успеет сделать голыш, покуда не булькнет, уходя на дно, чтобы остаться там среди других камней, крабов, водорослей и витых ракушек. Чтобы загасить тревогу, они купались до самого вечера, пока вода не сделалась теплее, чем остывающий воздух. В эти часы незримое облако спокойствия накрыло побережье. Было тихо и безветренно, брели, обнявшись, пьяные от летней истомы парочки. Пели цикады, хрипловато наигрывала музыка в прибрежном баре. Домой вернулись на такси.

Овчарка Тэнку не встретила их, в глухих закутках, в зарослях рододендрона сгустилась тьма.

– Мама!

Магия летнего вечера моментально исчезла.

Люстра не горела. Мик заметался в темноте, отыскивая ручной выключатель, под руку попадались шершавые обои, каменные панели, холодные плети декоративных растений. Так же на ощупь он отыскал в ящике комода пневматический пистолет.

– Мама! Папа!

В глубине дома зловеще мерцало красным. Кто-то возился возле камина. Тлела догорающая бумага, последние искры уже сделались не больше светящегося жучка. Чужак выпрямился и замер – очевидно, он плохо видел в темноте.

– Мик! – взвизгнула Нина, которая осталась у порога. – Вернись немедленно назад!

Чужак (темная, опасная груда) дернулся навстречу. «Я должен защитить сестру». Северин вскинул оружие и выстрелил. В тот же момент старая керамическая ваза на полке разлетелась звонкими черепками. Вспыхнул еще один огонек – голубоватое пламя зажигалки. Черный человек подпалил зажигалкой смятую газету и швырнул ее поверх догоревшей.

– Дурак, – угрюмо и озабоченно произнес он голосом Северина-старшего. – Твой пистолет – хлопушка, но глаз мне вышибить мог.

– Ну, извини. Может, скажешь, что здесь происходит?

– Какой-то псих перерезал нам кабель. Ты видел маму? Ее нет ни в доме, ни у соседей.

Газета горела, огонь теперь освещал лица всех троих. Мик впервые видел отца таким встревоженным.

– Она могла уехать в центр.

– Кар Маргариты в гараже. Собаки нет ни в доме, ни в саду. Ты что-нибудь слышишь?

– Не слышу.

– Вот именно. Не скрипят ступени. Нигде ни дыхания, ни движения, если не считать нас троих.

– Вызови полицию.

– Уже вызвал, но я не собираюсь больше ждать…

В оранжевых отблесках Мик видел, как отец ловко крутит замок сейфа. Увидеть комбинацию не получалось. Руки у отца были правильной формы – не пухлые ладони, как у Риордана, не заскорузлые лапы, как у портовых грузчиков. Уверенные. «Смог бы он выстрелить в человека?»

– Я тут храню армейский излучатель, на крайний случай. Он без лицензии, но это не важно. За виллами есть спуск к морю, на той стороне мыса каменистое дно, никто не купается, в темные часы пусто. Не знаю, зачем Маргарита могла пойти на побережье, но больше отсюда податься некуда.

– Пойдем вместе.

– Нет. Оставайся и присматривай за сестрой. Если приедет полиция, объясни им ситуацию.

Отец ушел в ночь так быстро, что Мик не успел ничего сказать. Он в растерянности остался на крыльце, пока не догадался, что его собственная фигура в светящемся проеме – отличная мишень для притаившихся врагов.

– Мама!

В саду звенели ночные цикады. Приглушенная музыка донеслась со стороны соседней виллы. Играли на синтезаторе, умело создавая помесь легкой грусти и душевного подъема, но Северин не понял, красиво это или нет. Он знал, что погубил свою мать, когда привел в дом чужую девушку, а вместе с нею – пророчество и древнее проклятье, рожденное на чужой земле, среди холодных холмов, где почва – и та враждебна.

– Я должен идти.

– И я с тобой.

– Отстань!

Он почти толкнул сестру, и та отстранилась.

– Мик, погоди!

– Жди здесь.

Чтобы сократить дорогу, Северин вломился в заросли рододендрона, хрустели стебли, что-что мягкое, недавно еще теплое, напомнившее большую плюшевую игрушку, попалось под ноги. Он, выругавшись в ночь, остановился и опустился на колени.

Игрушкой оказалась мертвая Тэнку.

Он ощупал шкуру старой собаки с клочками не перелинявшей к лету шерсти. Дотронулся до головы, нашел закрытые глаза и жесткую щеточку усов. На мокрой от слез морде запеклась кровь.

– Мама!!!

Северин уже бежал прочь. Он вылетел из зарослей в вихре содранной листвы. В ограде зияла старая брешь. Шоссе в этом месте огибало скалы и уходило в сторону, точно повторяя контуры побережья. Ответвление дороги, каменистая тропа, спускался к валунам, чтобы окончиться тупиковой площадкой в пятидесяти метрах от кромки прибоя.

«При мне нет фонаря».

Северин на стал возвращаться, отраженного свечения луны хватало, чтобы разглядеть ровный асфальт, шершавый камень, очерк тяжелых скал и едва заметное шевеление чахлой зелени.

– Отец!

Мику никто не ответил.

Северин осторожно пошел вперед, держа в опущенной руке почти бесполезный пистолет. Он ощущал сонное дыхание ночного моря. Кучки сгнивших водорослей с чавканьем разъезжались под ногами. У самой площадки горел одинокий фонарь, питавшийся, должно быть, энергией ветра. Мачта с вертушкой стояла неподалеку, ночной бриз, который дул с суши, крутил ее вовсю.

Площадка оказалась пуста. Северин остановился в тени. Причина для осторожности была – гремели камни в скалах. Этот звук повторился несколько раз, потом нарисовались темные силуэты, мелькнули звездочки зажженных сигарет.

Двое, сблизив головы, обменивались отрывистыми фразами. На поясе у незнакомцев болтались компактные излучатели.

Мик прижался к скале, потом отступил на шаг. Скрипел флюгер ветряка. Двое, договорив, быстро пошли верх по дороге и вскоре исчезли.

Мик вытер со лба холодный пот. Потом он вошел в воду, опасаясь сквозь прозрачный слой моря увидеть на дне тело матери, и чуть не упал, оступившись на скользких валунах.

– Эй!

Голос отца, раздавался справа. Северин вернулся, и, раздирая кожу о колючие кусты, он пролез к основанию скалы. Отец был там, он сидел на корточках, рядом с темной неподвижной грудой.

– Это она. Возьми мой уником, позвони в больницу и в преторию, пускай сюда подъедут.

– Мама умерла?

– К счастью, нет, – все так же сдавленно ответил отец. И добавил не без фатализма. – Но не знаю, к лучшему ли это.

Мика колотило. Он отвернулся, не в силах смотреть.

Отец вытащил и закурил сигарету.

– Мой долг – заботиться только о Марго, но ты иди к своей сестре, она девушка и она в опасности.

Когда Мик вернулся на виллу, чужие люди уже ходили по комнатам, а Нина сидела в кресле, сонной птицей забившись в угол.

– Ты знала заранее? – холодно спросил Северин.

– Нет.

– Ты не докажешь этого никогда.

– Я готова поклясться, чем захочешь.

– Будь оно проклято, это твое предвидение.

– Я прокляла свой дар первой.

Северин долго бродил по дому неприкаянный, пытаясь найти безлюдный уголок, и нашел его – гобеленовую мастерскую матери. Там стоял забытый станок с незаконченным пушистым ковриком. На коврике был выткан цыпленок – туловище вплоть до шеи, но без головы. Истерики Мика никто не видел, но Нина чувствовала ее, хотя деликатно не показывалась.

– Спасибо тебе, – сказал он через несколько часов, уже догадавшись обо всем.

– За что?

– За деликатность. Я был не прав и сам знаю это. В подлых делах чаще всего страдают беззащитные.

Отец вернулся только под утро – бледный от бессонной ночи, но почти спокойный. Куда делся излучатель, Северин-младший так и не заметил – возможно, ствол просто лег назад в сейф, на постоянное место.

– Нам нужно поговорить по душам.

– Да, конечно.

Разговор состоялся чуть позже, в кабинете.

– Я не знал, что ты водишься с преторианцами, – хмуро и жестко сказал сын. – Ты завяз в их делах, а потом император умер, и кто-то тебе отомстил.

– Ты глуп, – без околичностей ответил Северин-старший. – Я поступал так ради семьи.

– Из-за тебя пострадала мама.

– Без меня она погибла бы давно. Я женился на женщине, занесенной в черные списки императора. Этот брак ее спас. Я поступал в целом правильно и, надеюсь, совершил мало зла. Мы оберегали тысячи людей.

У Северина-младшего не осталось желания спорить. «Маму я ему точно не прощу».

– Как все это произошло?

– Меня не было дома. Кто-то из этой сволочи перерезал провода. Марго не любит темноты в доме. Когда она вышла в сад, ее схватили, дотащили до машины, попытались увезти, но кто-то вспугнул похитителей, и тогда твоей матери выстрелили в голову. Наверное, тело хотели утопить, но там на несколько километров мелководье, поэтому бросили тело в кустах. Ее спасла пластинка, давным-давно вживленная в череп.

– Лицо ведь сильно повреждено?

Северин-старший не ответил.

– Надеюсь, их найдут, – сказал он, помолчав. – Во всяком случае, мне обещали, что наказание будет максимально суровым.

Северин чувствовал себя неважно – сказывался вчерашний стресс.

– А Нина?

– Не буди, пускай выспится. Нина тут ни при чем. Она и Марго любили друг друга как мать и дочь, если бы твоя сестра предвидела покушение, она бы сказала.

– И что теперь?

– Твоя мать поправится не скоро. А прежней ей уже не бывать. Скажи своей сестре – пусть уезжает. Мы не можем ее спасти, мы и себя-то спасти не можем.

– Ты в душе хороший человек, но поступаешь как мерзавец.

– Нет. Если Нина останется здесь, с нею рано или поздно случится несчастье безо всяких пророчеств.

Мик кивнул.

– Ладно, я с ней поговорю, но ты…

– Я, возможно, не доживу до старости, сынок, но о тебе я позаботился – поедешь так далеко от Порт-Иллири, как только это можно устроить. Менеджер из тебя никудышный, так что поищешь за душой другие таланты, может, займешься археологией.

– Я ее терпеть не могу.

– Не важно, ты ее полюбишь. Я навел справки – есть место в команде, которая хочет доказать древность наших поселений в Ахара. Целый год на природе, с лопатой и щеткой в руках, выгонит хандру напрочь…

Мик ушел сразу, как только разговор окончился. Северин-старший был прав, но хотелось умыться. Казалось, слой грязи и пыли прочно осел на лбу и руках.

Старую овчарку Тэнку зарыли в саду, привалив холмик камнем. Перед тем, как уехать в Ахара, Мик посетил госпиталь. Лица матери он так и не увидел – голову до сих пор скрывала плотная повязка. Леди Марго спала, одурманенная лекарствами. Он молча посидел возле кровати и вышел, стараясь не замечать любопытства медиков.

Нина ждала его на улице.

– Ну, как?

– Надеюсь, что обойдется.

– Я тебе сочувствую.

– Спасибо.

– Ты зря не взял меня в госпиталь. Я успела полюбить ее.

– Лучше будет, если ты навсегда запомнишь ее прежней. Знаешь что? Загляни-ка лучше в мои мозги.

Он расслабился, позволяя мысленный контакт, хотя на деле сенсу не требуется согласие. Она замерла на месте, прикрыв серые глаза.

– Я поняла все, что ты хотел сказать.

– Ну и славно.

Они вместе уходили прочь, на сборы перед отъездом оставался всего один день. Профессор Варул, старый знакомый Риордана, охотно принял вместо одного рабочего двоих.

А пока что Северин шагал по улице, унося с собою мысль, которая уже стала частью их обоих.

«Истинно пророчество или ложно, не имеет значения. Если будущее не изменить, ты можешь поступать, как захочешь, действовать решительно и не останавливаться на полпути. Значит, сейчас и тогда, в прошлом, будущем или настоящем – ты всегда остаешься свободным…»

Высокий менгир торчал на фоне заката. Его нижняя половина оставалась в земле. Истертые временем и ветром знаки на камне еще можно было разобрать. Непонятное действует угнетающе, буквы или символы – не поймешь, складывались в сложную вязь, в которой случайный взгляд не разглядит смысла. Неподалеку, возле груды земли, слабо шевелилась искалеченная кибер-вагонетка. Эта полуразумная машина странно контрастировала с древним спокойствием тяжелого монолита.

– Келлер! Как вас занесло в такую глушь?

Тот, кто отзывался на имя Келлера, прекратил созерцание менгира, символов, кибера, неба и плоской степи.

– А, это вы, Мик… Спрашиваете об этом искусствоведа, меня? Приехал лично сделать копии древних орнаментов.

Мик вытер лицо и сплюнул в сохлую траву.

– Говорят, это текст, а не орнаменты.

– Вы умеете их читать?

– Совсем не умею. Моя специальность тут – уборка территории во всех ее проявлениях, борьба с шакалами и блохами.

Северин, махнув рукой, побрел в сторону палаток, а бывший секретарь Оттона, сделав несколько снимков, ушел в другую сторону – туда, где остался его джип.

Покалеченная вагонетка подергалась и затихла. Келлер шлепком пробудил собственного полевого кибера, быстро ввел изображение, скопированное с монолита, и долго сидел, отрешившись от всего и рассматривая результат.

Потом хмыкнул и устроился на ночлег на надувном матрасике в палатке, перед тем сжевав ужин из разогретого концентрата. Невыключенный кибер продолжал работать и тихо шелестел, но Келлера технические звуки не тревожили, потому что за годы жизни он твердо усвоил – опасность и беспокойство могут исходить только от людей.

А Северин закончил работу, только когда оранжевое косматое солнце скатилось за ровную, словно по линейке прочерченную линию горизонта. Спал он плохо, измученный духотой, пылью и навязчивыми опасениями получить укус ядовитого паука.

Келлер тоже отдыхал мало и встал очень рано – в тот час, когда тени не существуют, люди кажутся тенями, а неживые предметы принимают контур затаившегося человека. Кибер закончил ночную работу и затих. Скопированная с камня надпись была расшифрована лишь отчасти, но именно эта часть представляла настоящий интерес.

Слабые люди идут на поводу у страха, смелые и в равной степени глупые – не боятся ничего. Бывший секретарь Оттона отличался от них и привык к контролируемой тревоге.

Он еще раз перечитал надпись, при помощи уникома переслал копию самому себе, на тайный адрес, затем извлек из коробки набор для резьбы по камню и отошел от палатки.

Шакалы, которых мучила жажда, подошли совсем близко. Один из них, облезлый и голодный, с порванным ухом, встал на задние лапы и обнюхал гулкую цистерну, на дне которой еще оставалась «техническая» вода. Звери, слишком осторожные, чтобы напасть без необходимости, лишь ощерились в сторону человека. У основания монолита Келлер устроился так, чтобы между ним и лагерем оказалась высокая и широкая куча земли. Укрывшись от любопытных глаз, он вытащил инструменты, включил резец-излучатель и приступил к работе – для начала зачистил фрагмент надписи, потом прошелся по соседним участкам, повредив их так, чтобы разрушения выглядели естественно. После этого на зачищенном фрагменте вырезал символы, тщательно скопировав их с клочка бумаги.

Результат впечатлял, но все же казался не идеальным. Тогда Келлер убрал излучатель и обычным, ручным резцом добавил две-три детали, после чего протер получившуюся надпись жгучей жидкостью. Теперь ломаная вязь символов на монолите выглядела совершенно естественно – достаточно четкая, но вместе с тем словно бы изъеденная временем.

– Вот так. Надеюсь, они до сих пор не сделали подробных снимков…

Он встал и отряхнул песок с колен. Обозленные недоступностью воды в цистерне, хищники начали драку между собой. Их голоса – печальные и вместе с тем отвратительные, заглушили все другие звуки на исходе ночи. Чуть погодя шакалы отыскали у цистерны слабое место – заплату из относительно мягкого металла. Грубые когти скребли ее до тех пор, покуда не продырявили, ржавая вода потекла тонкой струйкой в песок, а звери принялись лизать землю…

Келлер молча усмехнулся. Инструменты упрятал в укромное место, бумагу с символами сунул в походный утилизатор, уничтожил даже пустую пачку от сигарет. Сложил палатку, перелил топливо из канистры в бак. Двигатель завелся легко, но его шум отчетливо разносился над полусонным лагерем.

«Хорош я буду со своим враньем, если из палатки вылезет Варул и спросит, какой такой холеры гость исчезает спозаранку, не дождавшись результата расшифровки».

По счастью, в лагере не проснулся никто. Джип немного потряхивало, ориентиром служила оранжевая полоска вдоль восточного горизонта. Через час совсем рассвело, беспокойное красноватое зарево исчезло. Сухая равнина тянулась до самого горизонта, этот скучный пейзаж нарушали лишь проплешины более-менее свежей травы. Местами попадались скособоченные земляные холмики, сооруженные грызунами. Келлер с отвращением представил себе сплетение подземных переходов, гнезда, кишащее жирными тушками. Дорога, едва заметная заросшая колея, стелилась под колеса, и он прибавил скорость, прикидывая, в котором часу окажется в Ахаратауне.

Первыми признаки города оказались не строения, а особым образом вытоптанная трава, со следами колес и тем мелким мусором, который в изобилии поставляют человеческие поселения. Местность перешла в череду пологих холмов, прямо за ними, ближе к востоку лежал Ахаратаун, который бывший референт канцелярии Оттона в душе считал провинциальной дырой.

«При Старике тут селили ветеранов войн с каленусийцами».

Близ дороги торчал пыльный менгир – еще один. Он не представлял интереса и выглядел словно палец, дерзко уставленный в небо.

Келлер ухмыльнулся, представив себе сцены, которым предстояло разыграться в лагере Варула.

Тем временем предместье Ахаратауна обступило его и сделало частью себя. Играла музыка, женский голос в записи, низкий и протяжный, пел о любви, но слова, произносимые с гнусавым акцентом пограничных территорий, сливались в маловразумительное горячечное бормотание. Затянутые сеткой двери домов выходили на крытые чистенькие веранды. Пришло время второго завтрака, возле распахнутых окон витал аромат кофе и ванили.

Мимо пробежали две девочки лет десяти, потом прошествовала толстая старуха в дорогом, но не подходящем к сезону платье, под конец протащился бухой парень с пустыми глазами.

Келлер наградил пьяницу мимолетным холодным вниманием, а затем отыскал то, что хотел найти с самого начала – дом, чуть поменьше других, за высокой оградой, выращенной из колючих кустов. За пришельцем следила маленькая видеокамера, пристроенная под карнизом между двумя гнездами ласточек. Келлер улыбнулся в объектив, давая рассмотреть себя.

– Здравствуй, Кэт.

Женщина открыла калитку в решетчатых воротах и тотчас обвила его шею руками.

– Все прошло гладко?

– Лучше не бывает, – ответил он гордо и снисходительно.

Глаза женщины, черные, блестящие и раскосые, удовлетворенно сверкнули – не столько от жадности, сколько от восхищения.

– Расскажи, как это было.

– Не сейчас.

Дом, снятый на время, был похож на другие жилища Ахаратауна – тот же аромат завтрака, розового палисадника и побеленных стен. Келлер попытался отыскать в незнакомой обстановке хоть что-нибудь подозрительное, но не нашел ничего.

– Как тихо…

– Потерпи, любимый, я приготовлю тебе ванну.

Бывший чиновник канцелярии Оттона остался один в маленькой комнате, он слушал, как бьются об оконную сетку пчелы, как тикают старинные электромеханические часы и слегка потрескивает нагретый пластик. Понемногу удивительно приятное чувство успокоения охватило его.

«Я пошел на риск и вышел из передряги без осложнений. Не просто живым – победителем».

…Ванна веяла лавандой, завтрак показался голодному Келлеру очень вкусным.

Ближе к вечеру, рассматривая спящую Катерину, он попытался припомнить крошечный штрих, мелкую деталь, которая портила картину победы, но его отвлекало зрелище нагой женской груди.

…Упущенную деталь он вспомнил близ полуночи. Встал (женщина не проснулась), не одеваясь, прошел в кладовку, перерыл сваленные в углу вещи. Степная пыль пачкала руки бывшего секретаря, когда он с досадой расшвыривал коробки, этим утром извлеченные из джипа. Контейнер с набором инструментов отыскался под грудой белья. Резца-излучателя внутри не оказалось.

Юлий Келлер заметался, еще цепляясь душой за надежду, что вещица выпала и затерялась где-нибудь среди скопища разнородного хлама. Связка сушеного лавра внезапно обрушилась с потолочной балки и едва не довела его до бешенства.

«Это Северин во всем виноват. Встреча с ним меня смутила, а потом отвлекли эти проклятые шакалы. Я забрал почти все инструменты, но забыл там резец. Теперь эта улика лежит на виду у подножия менгира… …Или больше не лежит».

Келлер не боялся властей. Он знал, что успеет перейти границу и оказаться в Каленусии, но мешала Кэтти. Люди Джено не показывались около двух месяцев, но, без сомнения, находились поблизости. «Я не могу взять женщину с собой, но и оставлять в Ахаратауне ее опасно. У бедняжки и маловато хладнокровия. Разве что… Я должен сам вернуться туда…»

Дерзкий план – вернуться в лагерь Варула с грузом воды – тут же сложился в возбужденном разуме Келлера.

«Если резец не нашли, я подберу его. Если нашли… что-нибудь придумаю».

Он тихо вернулся в спальню, отыскал и натянул одежду. Женщина проснулась, потянулась котенком, затеплился ночник в виде водяного цветка.

– Я отлучусь на три дня, – глухо сказал Келлер. – Один.

– Что стряслось, милый?

– Ничего страшного. Спи. Нужно перед отъездом уладить дела.

– В Ахара? Ночью?

Крайнее изумление отразилось в раскосых глазах Катерины, но Келлер сделал вид, что не заметил этого:

– Дела в Порт-Иллири. Теперь, когда деньги почти в кармане, я хочу расплатиться за оборудование, нет нужды наживать новых врагов.

– Дождись утра.

– Нет времени.

– Останься со мной. Заплатим твоим друзьям через банк.

– Нет! Перевод денег нас выдаст.

Она, кажется, поверила, скользнула под одеяло и обиженно затихла.

Юлий поцеловал женщину в бледный висок и вышел в ночь. Погрузил в джип канистры с водой – столько, сколько влезло в багажник, потом пинком распахнул ворота и вывел машину на дорогу.

Он гнал джип так быстро, как только мог, держал путь на запад. Приспособленные к бездорожью колеса легко сминали бугорки звериных нор. Рисунок звезд, будто издевки ради, выглядел полузнакомым. Обе луны совершенно затянуло облаком, в сгустившемся мраке что-то хрустнуло и взвизгнуло так, что этот звук перекрыл даже рокотание мотора.

– Грязная тварь.

Характерный хлопок лопнувшего колеса заставил Келлера выругаться, в лучах фар не оказалось никого, лишь плясали привлеченные светом белесоватые ночные бабочки. Возле машины под ботинки попала тушка – меньше шакала, примерно с крупного кота. Несло звериным калом.

Келлер переждал приступ боли в колене, открыл багажник, засветил фонарь и принялся менять колесо, стараясь не поддаваться панике. Животные, если они и скрывались во тьме, покуда не показывались. Чтобы не рисковать, пришлось забрать пистолет из бардачка и положить во внешний карман.

«Все это мелочи. В Ахара нет по-настоящему опасных зверей. Кроме, конечно, человека разумного».

Шаги – нагловатые и осторожные одновременно – шуршали где-то слева, потом вислозадый силуэт шакала метнулся в сторону. Шорохи, животный вой и покашливание раздавались совсем рядом. Келлер закинул спущенное колесо в багажник и принялся ставить новое. Длинное насекомое угрожающего вида проползло по голой руке. Он гадливо стряхнул существо на землю, раздавил каблуком хитиновый панцирь и выпрямился.

Что-то изменилось в ночи. Тявканье хищников слышалось теперь в отдалении, зато совсем близко мелькнула искра. Она потеплилась, потом угасла, словно затоптанный светлячок. Возможно, у неизвестного попутчика сломалась спичка.

– Огоньком не поделишься?

Тот, кто задал этот вопрос, был высок, худ, костист, но, судя по длинным цепким рукам, очень силен. Потрепанная куртка давно потеряла свой первоначальный цвет. «Из обнищавших крестьян, наверное».

«Крестьянин» подошел вплотную, и Келлер быстро понял ошибку – потный припорошенный пылью бродяга держал на изготовку старый, очевидно краденый излучатель армейского образца. Вещей при парне не было, если не считать поясной сумки. Его волосы неряшливо отросли до плеч.

– Курева не подкинешь?

Бывший секретарь Оттона ответил утвердительно, и щелкнув дорогой зажигалкой, поднес огня длинноволосому. Тот, видимо, не только не стригся, но и не брился давно. Жесткие складки залегли в уголках широкого рта, делая хозяина похожим на угрюмую рептилию. «Дезертир или грабитель в бегах…»

У Келлера засосало под ложечкой. Лет пять назад его не смутила бы ночная схватка один на один. Теперь покалеченное колено сводило шансы до минимальных.

– Деньги найдутся?

Он пошарил в кармане и протянул бумажник. Бродяга засунул добычу за пазуху и выпустил в лицо собеседнику струю сигаретного дыма.

– Ты тут один? – спросил он, двусмысленно усмехнувшись.

Келлер кивнул.

– Отстал от каравана, потому что спустило колесо. Но за мною еще два джипа с водой и машина с охраной – будут тут через четверть часа.

– Сойдет. У нас с тобой на развлечения куча времени. Положи-ка руки на капот, хромой.

Келлер покорно выполнил приказ и дал длинноволосому себя обшарить.

– Хотел пристрелить меня? – спросил тот тускло и зловеще, забрав чужой пистолет. – Сознайся, ведь хотел…

– Нет. Конечно, нет. Я мирный человек.

Референт говорил севшим голосом, Бродяга, не торопясь, обыскивал его снова, как будто специально продлевая это занятие.

– А «маячок» при тебе? – опять как бы нехотя поинтересовался он.

– Простите, что?

– Штучка такая, которая может засечь меня, когда ты будешь трупом. Хотя ладно, молчи, я знаю, что на тебе все чисто. …А теперь снимай одежду, хромой.

– Зачем? Деньгами я готов поделиться и так. Берите заодно машину. Я даже не стану жаловаться на вас властям – клянусь.

Бродяга хмыкнул, обнажив на миг темные зубы. Он подошел совсем вплотную. Теперь фары хорошо освещали его.

– Мне нужна новая одежда, хромой. Если не поторопишься, получишь пулю в брюхо. Куртка, конечно, пропадет, но я хотя бы получу удовольствие от твоего визга. Стягивай свое барахло, ты, кусок говна.

Келлер быстро стянул куртку и бросил ее под ноги длинноволосому. Тот, не нагнулся за ней и не повторил обычной ошибки дилетантов.

– Плохо, что нет галстука, он дорогая штука. А что у тебя на шее болтается?

– Талисман.

– Дешевка, можешь не снимать. А мне давай рубашку.

Рубашка упала следом. Келлер остался с кулоном на шее, голый по пояс, обдуваемый ночным ветерком. Длинноволосый, не опуская излучателя, докурил сигарету, метнул окурок в трупик степного кота и ткнул стволом в диафрагму бывшего секретаря-референта.

– Твои штаны мне коротковаты, но все равно сойдут. Снимай. Материал потому что хороший. Ботинки тоже отличные.

Келлер покорно кивнул, присел на корточки, расшнуровал и снял один ботинок.

– Как мне вас называть?

– Зови меня просто – погибель.

– Слушайте, я ведь не сделал вам ничего плохого.

– Сделал. Ты чистый, хитрожопый и с деньгами – вот твоя вина.

Келлер стянул второй ботинок, поставил его аккуратно, к ногам налетчика, рядом с первым.

– Я всерьез. Давайте, выпишу чек, и мы разойдемся миром. Только назовите сумму и ваше имя.

Бродяга захохотал и даже закашлялся.

– Имя, говоришь? Живодер мое имя. Красивая, правда, кличка? Не считай меня за дурака, и хватит тянуть.

– Я вас не задержу.

Получилось, и впрямь, довольно скоро. Заточенная спица (которую Келлер незаметно вынул из подошвы ботинка) вошла бродяге на два пальца пониже пупка, правее поясной сумки.

Секунду длинноволосый еще стоял, потом рухнул ничком, вперед нечесаной макушкой. Он отчаянно не хотел умирать, но спица проткнула секретную нервную точку и вызвала нарастающее удушье.

Юлий подобрал чужой излучатель и свой пистолет, оделся, но обуваться не стал. Он присел на капот и послушался – насмешливый лай шакалов давно затих. В тишине медленно, грозно и неотвратимо светало. Теперь степь просматривалась отчетливо, хотя пейзаж походил на слегка обесцвеченную фотографию. План сложился легко, следовало действовать быстро, но аккуратно.

Келлер взял в багажнике рабочие рукавицы. Поясную сумку с убитого снял, почистил и перевесил на себя. Заточенную спицу оставил в теле. Референт Оттона прикинул, какую позу придать Живодеру, чтобы уменьшить шансы криминалистов. Он не стал усаживать покойника за руль, вместо этого уложил его в фургоне, тщательно сохранив прежнее положение, сродни покою спящего. Потом стащил с себя куртку и прикрыл ею мертвеца так, как будто и впрямь готовил его ко сну, сделал метелку из травы, осмотрел и почистил участок вокруг машины. Сл. уникомедов на твердой почве и так сохранилось немного. Келлер вернулся в машину и обильно полил топливом мертвого бродягу. Разница в росте вызывала досаду, зато виды на генетическую экспертизу обнадеживали. «У меня нет родственников, в Порт-Иллири осталась вымытая до блеска квартира и пустой офис – побегайте-ка, подергайтесь, попробуйте найти ДНК». Портила версию лишь спица в теле покойника, но вынимать ее Келлер не решился. Кончик спицы, который торчал из плоского живота, и к которому прикасался сам референт, он очень осторожно протер салфеткой…

Вместо оставленной куртки Юлий переоделся в старый летний плащ. Собрал полезные мелочи и рассовал их по карманам. Уником прицепил к ремню. Документы на имя Келлера вложил покойному за пазуху, свои ботинки поставил возле чужих мертвых, синюшных ступней. Сапоги бродяги, подавив отвращение, примерил. Они оказались синтетической дешевкой, зато пришлись впору и были почти чистыми изнутри.

Напоследок бывший секретарь императора еще раз оглядел место действа.

Версия его собственной смерти выглядела убедительно, отнюдь не выдуманные бандиты вокруг Ахаратауна делали ее очень правдоподобной. Келлер перебрался на безопасное расстояние и при помощи излучателя подпалил джип, дождался взрыва бензобака, с надеждой понаблюдал беспорядочную пляску пожара, рабочие рукавицы метнул в огонь, туда же отправил использованную салфетку и метелку. Комплект запасных документов сунул во внутренний карман плаща, поддельный документ – каленусийский конфедеральный жетон так и остался висеть на шее.

– Прощай, дружище Живодер. Ты здорово мне помог.

Референт воспользовался уникомом, быстро и по памяти набрал номер.

– Кэтти?

– Юлик, что случилось?

– Времени не много, слушай меня внимательно. У нас возникли неожиданные трудности. Я все беру на себя. Ты ни во что не вмешивайся без моего приказа. Запомни адрес полезного человека…

Он продиктовал быстро, но разборчиво, надеясь на ее память музыкантши.

– Полиции, если заявится, скажешь сущую правду – мы спали вместе, я давал деньги. И все. Про участие в деле с менгиром говорить не нужно, работа явно не по твоей специальности. Ты женщина и артистка, они поверят. До встречи. Услышишь о моей смерти – не бери в голову. Поплачь немного напоказ. Попозже я сам тебя найду.

Келлер закончил разговор и швырнул уником в пламя… Сумка убитого была под завязку набита галетами, там же нашелся платок и две удобных плоских фляги – неполная с водкой и полная с водой. Бывший референт Оттона, хоть и не без гадливости, но отпил понемногу того и другого. Потом плотно обмотал платком колено.

Жить было можно. До каленусийской границы оставалось двое суток ходьбы и он надеялся выдержать их, не прибегая к наркотику, который на всякий случай держал при себе.

…Машина горела, горела и догорела. Когда пожарище как следует остыло, шакалы обнюхали головешки, но не нашли ничего съестного, кроме раздавленного машиной и опаленного взрывом трупика степного кота.

Так получили начало совсем другие события, которые позже получили название «большого скандала с Варулом» и нелепое название это, несмотря на справедливое негодование известного археолога, продержалось довольно долго.

– Мик! Эй, Мик! Вставайте!

Северин понял, что пропустил начало рабочего дня. Кто-то снаружи отстегнул полог палатки. Солнце стояло довольно высоко. Скрипел насос, качая из цистерны ржавую воду, Пахло обедом – клейким, но сытным месивом, популярным в приграничье.

– Почему меня не разбудили?

Шарбин, доктор экспедиции, провел рукой по глазам и ухмыльнулся – особой, присущей только ему улыбкой, не показывая зубов. Физиономия медика загорела до цвета меди.

– Сегодня объявлен выходной. Босс блаженствует. С утра он дергал свой кибер так и сяк, кое-что сошлось. Менгир – вон тот фаллический символ, который сейчас торчит на фоне небес как намек на наше будущее, оставлен боссом напоследок. После маленького банкета из остатков маринованной капусты, Варул примется за расшифровку изображений, которые ты скопировал вчера.

Северин потянулся так, что хрустнули суставы. Доктор Шарбин был хам и смутьян, об этом знали все и все помалкивали, желая медику добра.

– Нина вернулась? – спросил доктора Мик.

– Нет. Я честно предупреждал – за припасами нужно отправлять мужика. Потного небритого циника, с такой, как у меня, мордой…

– Вы очень нужны здесь: в лагере двое больных.

Шарбин пожал массивными плечами.

– Да бросьте! Лучшим лекарством для моих пациентов стал бы отъезд на какой-нибудь курорт с девками. Или хоть домой. Оставшиеся тут обречены на понос. Понос в долине Ахара не болезнь, а только способ отторжения реальности.

Северин вылез из палатки наружу, чтобы не слушать дальше.

Фургон с продуктами и водой и впрямь не пришел, но не это беспокоило Северина. В последней крайности оставалась возможность бросить раскопки и на машинах перебраться в город.

А вот Нина… Нина действительно беспокоила Северина. Он вздохнул и зашагал по направлению к вагончику Варула.

– Профессор! Господин Варул!

Ученый нехотя освободился от головного обруча и очков, открывая помятое добродушное лицо.

– Здравствуйте, Мик. Система фонетической расшифровки поразительна. Мой друг Келлер оставил мне свою новую программу Она работает! Я проверил на уже расшифрованных древних текстах…

– Мне нужно в Ахаратаун.

– Что?

Выражение детской радости моментально покинуло физиономию Варула.

– Мне позарез нужно в Ахаратаун, – хмуро повторил Северин.

– Глупости. Нина отлично справится и без вас.

– Она девушка. Она чужая в этой стране. Ее уником не отвечает.

– Уником молчит, потому что нет связи. Здешние места почти безлюдны, а потому безопасны. Вы все равно не встретитесь в степи, ни к чему дергаться. Я нанял вас для работы лопатой, ну так и беритесь за нее.

«Пожалуй, имеет смысл угнать машину», – подумал Северин, уходя прочь под палящим солнцем. Черныш, референт Варула, красивый молодой человек, взятый в экспедицию по протекции, топтался неподалеку. Он выглядел очень несчастным.

– Представляете? Шарбин – скотина. Он уверил босса, что вода, разбавленная дезинфектором, безопасна для умывания. У меня от этой воды развелись прыщи.

– Джипы все на ходу?

– Шеф говорит, будто у нас серьезные проблемы с топливом. Он не любит, когда посторонние трогают джипы. А все из-за того, что глупый работник родом из Ахаратауна, помочился на машину самого Варула. Шеф обиделся.

Мик едва не взвыл и побрел прочь, в сторону надоевшего менгира. Трещали цикады – монотонно и с бессмысленной яростью. Немного припахивало полынью и еще чем-то другим, химическим, словно прохудилась бочка с реактивом. Северин обошел мертвого кибера и присел в тень, на мягкую груду земли.

– Мик!

Это приближался доктор Шарбин, который вытирал с красного лба пот и неотразимо улыбался, не показывая зубов.

– Босс зачем-то собирает работников, кто поумнее. Идете?

– О! Конечно, припрусь немедленно.

Северин, однако, не тронулся с места, он пошарил в песке рукой и ухватил твердый предмет, который мешал устроиться поудобнее.

– Не валяйте дурака, – буркнул доктор. – Идите, а то оштрафуют.

– Ладно, сейчас.

Твердым предметом оказался инструмент неясного назначения, Мик незаметно сунул его в набедренный карман и с видом приговоренного потащился вслед за Шарбиным.

Было жарко. Высоко стояло солнце.

Профессор устроился под туго натянутым тентом. Неподалеку торчал маленький кибер, превращенный в ходячий термос. Кибер тихо звенел, охлаждая воду, и эта идея сильно понравилась Мику. Он взял одноразовый стаканчик, отпил потрескавшимися губами и занял свое место, ни по правую руку от босса, ни по левую, а наискосок в стороне.

– Как вы думаете, – фамильярно спросил Черныш. – Почему Шарбин ухмыляется сжатыми губами и никогда не показывает зубы? Мне кажется, они у него испорчены или сломаны…

Неделикатный Шарбин заржал, стиснув губы, и подмигнул.

– Босс в древних языках не силен, поэтому пользуется чужими подсказками Келлера.

– Господа! Не буду тратить на болтовню время, – начал Варул. – Вам всем раздали листочки с копией текста. Если система, подаренная господином Келлером, себя оправдала, то расшифрованный текст получится фонетически однозначным. Затем Йен его переведет. Вы сможете ее оценить, а я не стану вмешиваться. Вопросы есть?

– Хотим в Ахаратаун! – хрипло крикнул Северин, из озорства укрывшись за чужими спинами.

Варул свирепо сверкнул очками, но решил не искушать судьбу, не искать смутьяна, откашлялся и неторопливо и с чувством прочел:

– Грым такара меленезе ларбет, грым Менгере Турис тхезе нап ырхыш каргон… глым урухата арбер ат адара морис.

Молчание зависло местом. Черныш, не догадавшись перевернуть свой экземпляр бумаги, рассматривал логотип полиграфической компании на обратной стороне.

– Звучит как реклама туалетной бумаги, – подсказывал непонятливым Шарбин.

Лингвист Йен усмехнулся. В рядах шушукались, Варул занервничал, Шарбин монотонно нес непристойности, Черныш втайне старался почистить о соседа измазанный рукав элегантной куртки, и лишь Северин в этот миг уловил дыхание ужаса.

Обреченность таилась везде – в серой тени тента, в ярко-белом сиянии солнца, в сухом песке, в жидкой грязи на дне цистерн и в бессилии озабоченных мелкими дрязгами людей.

«Через год немногие из них еще останутся живыми».

Солнце из круга превратилось в ромб и ослепительную звезду. Судорога предсказания пронзила Северина. Он отодвинулся от брезгливого Черныша и опустошил желудок, плюнув в песок вязкой желчью. Небо перевернулось и хлопнуло по лбу сияющим диском.

– Северину плохо!

Очнулся Мик, лежа навзничь, Шарбин левой рукой похлопывал пациента по щекам, а правой приставлял к его носу ампулу с чем-то едким.

– Почти что солнечный удар и небольшая степная лихорадка, – сердито заявил он. – Нам нужен походный душ, иначе завтра у меня на руках окажется полдесятка таких вот раскисших парней.

– Ежедневный душ в безводной степи это чушь, – вмешался Варул. – Помогите мальчику, доктор Шарбин. В конце концов, штаб экспедиции в Порт-Иллири на вас лично выделил немалые деньги. Йен! Если молодой человек в относительной норме, может быть, вы все-таки прочтете?

– Я не уверен, что перевод правильный, – сухо сказал лингвист.

– Ну, какой получился. Да читайте уж, холера вас побери.

Йен пожал плечами и быстро произнес, почти не заглядывая в сделанную с налету запись:

– «Кто, прочитав каменную надпись, покинет круг в тысячу ярдов вокруг Менгира Судьбы, умрет не позднее семи дней и товарищей погубит».

Оторопь накрыла собрание, люди обменивались репликами – кто насмешливыми, кто озадаченными.

– По-моему, предсказание исчерпывающее, – весело гаркнул Шарбин. – Сидеть нам здесь – не пересидеть.

– Нечестно! Меня подставили. – нервно бросил Черныш.

– Да ну, полная чушь. Все мы образованные люди. Копиями таких пророчеств набиты музеи.

– Что это значит?

– Для нас – ничего. Если хотите, я прямо сейчас уйду и ничего, слышите, ничего не будет.

– К счастью, все чернорабочие позавчера уехали в Ахаратаун на местный праздник, так что паники не случится, – сухо заметил Варул. – Не надо кислых лиц, господа. Мне за вас стыдно. Надпись – несомненный бред, хоть и представляет научный интерес.

– Я бы тоже не придавал тексту чрезмерного значения, – добавил лингвист Йен. – В древних культурах мрачные и угрожающие тексты совсем не редкость.

– Но система не ошиблась по смыслу?

– Нет. Если мои способности лингвиста вызывают у кого-либо сомнения, уверяю, что моя же природа псионика не пропустила бы самообмана.

– Спасибо, коллега, – сардонически отозвался Шарбин. – Не будь ваших замечательных способностей к древним языкам, мы не поняли бы ровно ни слова, закончили бы раскопки и спокойно разъехались по домам. Возможно, кто-то помер бы от поноса, другого прикончили бы семейные склоки, но все умерли бы как приличные люди, а не от какого-то шизофренического проклятья. Вы, Йен, разрушили иллюзии. Такое у нас не прощают.

Переводчик поднял на врача прозрачные, почти бесцветные и бесстрашные глаза – такие глаза бывают у псиоников, почти полностью растративших свой жизненный ресурс:

– Это угроза?

– Нет, только соболезнование.

– Я видел слишком многое, и, проникая в чужие души, проживал вместе с клиентами чужие жизни. Знаете, Шарбин, смерти я не боюсь.

– Это намек?

– Это предложение – я сам уйду из лагеря, посмотрим, что получится.

– Лучше не надо.

– Надо. Суеверия следует давить в зародыше. Я сделаю это прямо сейчас. Нужно оставить этот анекдотический казус в прошлом, иначе работать станет невозможно.

Лингвист выпрямился и зашагал прочь, его узкая спина быстро удалялась.

– Может, не стоит так торопиться? – недовольно буркнул кто-то. – Вам что – непременно нужно похвастаться храбростью? Бросьте, мы и так верим.

Йен уходил молча и довольно быстро.

– Йен, сядьте на место! – закричал Черныш.

– Да пусть идет, куда хочет – нам больше воды останется.

– В пророчестве написано «и товарищей погубит». Как вы думаете – кто его товарищи?

– Полагаю, это мы.

– Тогда такое поведение некорректно. Ушел даже без голосования.

– Пригласите его назад более настойчиво.

– Да хватайте его уж! Наш псионик свихнулся.

– Ловите его! Я не хочу умирать!

В этом девичьем крике уже прорезывались характерные интонации истерики. Йен вдруг остановился, с явным презрением рассматривая наиболее мнительных. Шарбин, с которого вдруг сполз налет цинизма, попытался встать между переводчиком и обступившей его толпой.

– Вы же, вроде, немного ученые, не позорьтесь.

Шарбина не слушали. Наиболее нервные (а их нашлось двое-трое) схватили Йена за плечи и, кажется, собирались бить. Оттертый в сторону Северин с трудом пробивался к доктору.

– Мне плохо, у меня маленький ребенок в столице… Сделайте… Сделайте что-нибудь, – плаксиво тянул женский голос.

Варул успел сбегать в свой фургончик и вернулся с ружьем.

– Назад, господа! Это что за позорище? Оставьте сотрудника в покое или я открою огонь на поражение.

– Понимаю, воды почти не осталось, – продолжил он. – Еда на исходе, все нервничают, а тут еще глупый текст, но мы не должны становиться скотами.

Йена тут же выпустили, и люди моментально попрятались по палаткам. Варул в критический момент выглядел почти величественно, но Северин решил не обманывать себя. «Может, завтра все остынут и посмеются. А, может, и нет. Рано или поздно кому-то придется ехать в Ахаратаун и бросить вызов суеверию. Вся история с надписями – один сплошной срам. Да черт с ними со всеми – пускай передернутся, если хотят, но Нина, Нина… Я должен ее уберечь».

Северин вернулся палатку и лег в ней на спину, вслушиваясь в тонкий перепев ветра. Усталость и ожидание сделали свое дело, и Северин погрузился в сон, а когда проснулся, то откинул полог палатки и обнаружил, что давно наступило утро.

Истоптанная площадка перед Менгиром пустовала. Давно остывшая кухня даже не дымилась. Машины в прежнем числе бесцельно стояли под брезентом. Один из походных туалетов ночью повалило ветром набок, хлипкую будку так и не поправил никто, и только грубый доктор Шарбин сидел подле небольшого костерка, помешивая седую золу палочкой.

Мик побегал по кругу, пытаясь размяться, потом пристроился на корпусе мертвого рабочего кибера и стиснул зубами сигарету. Спичка зажглась только с третьего раза.

– Могли бы прикурить от моего огонька, – недовольно заметил доктор. – Вы тупы и высокомерны, вот мой диагноз.

– Спасибо за диагноз. Что нового в лагере?

– Уникомы ни у кого не работают, но это вовсе не новость. Со вчерашнего вечера два новых случая инфекционной диареи, Варул сердит и закрылся с кибером наедине. Йена все третируют, но пока не трогают, у девки заместителя истерика. Воды нет, техническая вода тоже на исходе – вроде бы, цистерну испортили звери. Я пеку свою последнюю картошку, могу и вам уделить немного. Что еще? Черныш отравился.

– Чего-чего?!

– Выпил средство от москитов.

– Он жив?

– Моими стараниями. Не ходите к нему, не поможет. Парень плачет и кается в грехах, а когда дело касается Черныша, то неизвестно, что хуже выглядит – его грехи или его покаяние.

– Машина из Ахаратауна приезжала?

– Не приезжала.

Шарбин выкатил палочкой картошину и разломил – снаружи черная и непривлекательная, внутри она казалась розовой. У Северина от голода подвело живот.

– Присоединяйтесь, – предложил добрый доктор.

Мик пошарил под ногами палочку, потом обыскал карманы штанов.

– Занятная вещица, – задумчиво протянул врач.

– Которая?

– Вот эта, которая у вас в кармане.

– Нашел вчера у Менгира.

Толстые губы Шарбина широко разошлись, и Мик впервые за недели, проведенные в экспедиции, увидел зубы врача. Он оказались ровными и белыми – на загляденье.

– То, что вы подцепили где-то вчера – лучевой резец.

– Оружие?

– О, нет, только камнерезный инструмент. Это интересно, учитывая, что последние камнерезы в радиусе тысячи ярдов сдохли полтысячи лет назад, после того, как их предки оставили нам вон тот символ, уставленный в небо.

Шарбин ткнул в сторону Менгира.

– Я нашел резец именно там, у подножия.

– Кто-то еще видел?

– Не знаю.

– В котором часу вы его нашли?

– Сегодня утром, когда рассматривал надписи. Ночью, до меня, на то же самое место приходил Келлер.

Шарбин доел картофелину и забросил корку в траву.

– Келлер – отдельная история. История непутевая.

– Юлий – мой знакомый. Почти что друг нашей семьи.

– Конечно! Он всегда присматривался к людям при деньгах. Вы обращались к нему… как к профессионалу?

– Нет, – солгал Северин.

– Врете, как и все другие. Не хочу очернять вашего приятеля, но мастер такого класса и человек такого характера рано или поздно влетает в историю. Говорите, нашли резец на месте вашей встречи с ним?

– Нашел. Но это ничего не доказывает. Если Юлий осмысленно поправил надпись на Менгире, то придется признать, что как ученый он стоит Варула и Йена вместе взятых.

– Возможно, дело обстоит именно так. Зачем ему пугать экспедицию, не знаю, но находку не вредно показать боссу. А еще лучше – бросьте-ка резец в выгребную яму и предоставьте развязку судьбе.

– Почему?

– Наши психопаты, устроившие вчера показательное выступление, другого обращения и не стоят. Тайна раскрыта. Проклятие не действует. Возьмите джип и отправляйтесь в Ахаратаун к своей сестре. Не сомневаюсь, она там соскучилась до невозможности.

…Мик отложил отъезд всего-то на четверть часа, решив поговорить с Варулом. Профессор встретил его сердито, выглядел невыспавшимся, и выслушал гостя, нервно постукивая по стойке с кибером.

– Вы, должно быть, правы, – произнес археолог с отвращением. – Мне очень стыдно за инцидент, который я не сумел предотвратить. Но и вы, Мик… Почему не пришли ко мне пораньше?

– Я не разбираюсь в камнерезных инструментах.

– Ваши извинения приняты. Впрочем, вина Келлера не доказана, шутником-фальсификатором мог оказаться кто угодно… Даже вы, не будь невежество вашим алиби, Северин.

– Что собираетесь делать?

– Хотел бы вызвать полицию, но связи нет. Пошлю нарочного на джипе в Ахаратаун. Мой референт принял яд, придется воспользоваться услугами Йена. Он, как вы уже убедились, проклятий не боится, прочие останутся на месте до вмешательства властей. Я не собираюсь давать ни единого шанса испортившему камень негодяю.

– А можно мне поехать в Ахаратаун?

– Нет. Вы важный свидетель и останетесь в лагере… Не беспокойтесь, – добавил Варул чуть помягче. – Я прикажу Йену поискать вашу сестру. Не сомневаюсь, вы с нею очень скоро увидитесь.

Мик ушел, наполовину успокоенный, наполовину обескураженный разговором. Характер Келлера с бессмысленным озорством не вязался. За силуэтом бывшего референта Оттона мерцала нехорошая тайна.

Прошло всего полчаса, после чего размышления и дрему Северина прервал истерический крик.

– Переводчика убили!

Площадка перед Менгиром уже наполнилась людьми – два-три десятка грязных и пропыленных людей, не считаясь со зноем, высыпали под полуденное небо.

– Кто-то прикончил лингвиста.

– Говорят, он сам виноват – забрел за тысячеярдовую границу.

– Варул послал за Йеном, переводчика не нашли, потом второй заместитель догадался в бинокль оглядеть степь. Тело хорошо видно вон с того пригорка. Лежит в траве, животом вниз, затылком кверху, примерно в двух километрах от лагеря. Голова почти не сохранилась, но он, возможно, умер сам по себе, а над телом поработали падальщики.

Секретарше первого заместителя стало плохо.

– Пора покаяться! – крикнул кто-то в задних рядах.

– Да заткнитесь же вы, психопаты, – с досадой попросил Шарбин.

Варул появился из вагончика внезапно, он прошел мимо, глядя на Северина так, как будто тот сплошь состоял из стекла.

– Все! Марш по палаткам, а не то вычту штрафы из жалованья. Если Йен убит, этому есть рациональное объяснение. Убийцу найдут и накажут.

Мик пробился к боссу и ухватил его за локоть:

– Господин Варул, выслушайте меня. Йену уже не помочь.

– Не помочь, – эхом отозвался археолог.

– Его мог прикончить какой-нибудь беглый бандит. Или тут естественна смерть, вроде той, что бывает у псиоников. Вы сами знаете – Йену оставалось немного.

– Все может быть, – буркнул Варул. – А кто вам сказал, Северин, что пророчества исполняются только необъяснимым путем? Если его убили бандиты, такой способ реализации проклятия не противоречит логике.

– Йен мертв, но моя сестра еще жива! Она, наверное, в опасности. Да послушайте же, господин Варул!.. Отпустите меня в Ахаратаун. Если проклятие тут ни при чем, я непременно выживу. Если же Йена убило пророчество, мой уход уже ничего не испортит. Все будет хорошо. Я привезу воду и продукты.

– От судьбы не уйдешь.

«За стариком имеется неприятное прошлое. Сейчас его мучают воспоминания, дело усугубилось из-за нелепого самоубийства Черныша, а до предела обострила ситуацию трагическая гибель Йена».

Мик, прекратив разговор, почти побежал к площадке, уставленной джипами. Ему косились вслед.

– Ловите его! – резко и повелительно закричал кто-то. – Не дайте уйти!

«Чума с ними, я уезжаю. Это коллективное помешательство. Возможно, сказываются примеси в местной воде…»

Северин сорвал брезент с джипа, упал на сиденье и попытался тронуться. Ничего не произошло. Проблемы с горючим не были блефом. Пять-шесть человек неслись к беглецу со стороны лагеря. Некоторые размахивал палками и лопатками. В эти минуты Мик испытывал сильный страх. «Они убьют кого угодно просто так, чтобы воздать жертву собственной трусости». Он выскочил из джипа, надеясь пересечь тысячеярдовую границу раньше, чем его настигнет погоня. Это почти удалось – Северин удирал как борзой пес, но только до тех пор, пока не попал ботинком в отверстие звериной норы.

Тогда он упал лицом вперед, спину осыпало комьями земли. Первый удар чужой ноги пришелся в плечо. Мик извернулся, чтобы лучше прикрывать голову.

– Смерть дезертиру и предателю!

Северина колотили, куда придется, норовя попасть в лицо, к счастью, слишком неумело. Он вскочил, и потерял равновесие, упал, и вскочил опять, уже почти не надеясь на спасение.

– А ну назад, бараны! Оставьте парня в покое!

Раздались шлепки палки по спинам и ягодицам в сопровождении знакомого голоса. Это доктор Шарбин разгонял буянов. Как ни странно, ему безвольно подчинились. Мик перевернулся на спину, созерцая мучительно-яркое небо. В висках звенело, желудок опять скрутила судорога.

– Отнесите его в лагерь.

– Только для начала свяжем, – раздался раздраженный голос зачинщика.

– Да! Мы свяжем его и положим к подножию камня. Если парень будет жив через неделю, можно считать, что за пятьсот лет проклятие выветрилось.

Мика вздернули на ноги, скрутили старательно, но неумело. Шарбин куда-то делся, возможно, ушел, оттертый чужими спинами.

Северин больше не сопротивлялся, его наполовину вели, наполовину тащили к основанию менгира. Ночь он встретил, бессильно лежа у подножия истукана судьбы.

– Шарбин! Док! – взвыл Мик в ночи. – Сволочи коллеги! Тут холодно! Я все прощу, только дайте мне одеяло.

Но доктор не показывался, возможно, его уже убили. Северин смотрел в темное небо, которое выглядело непривычно, как будто гигантская рука нарочно смешала очертания созвездий. Холод и вправду шел от земли и пробирал до костей. Постепенно Мик впал в забытье и получил в утешение «повтор» прежнего пророчества Нины – северное низкое небо, весенняя непогода, чужие холмы, заросли колючки и собственное беспросветное отчаяние.

Проснулся он от холода под лай и вой хищников.

– Шарбин!

Доктор не ответил. Мик, как мог, поджал ноги и постарался переместиться в сидячее положение. Он видел яркие точки косоватых голодных глаз. Когтистые лапы топтали вокруг песок. Холодный влажный нос ткнулся Северину в ухо…

Когда он очнулся, звезды словно бы придвинулись. Некоторые раздулись и достигли величины яблока. Источаемый ими свет растекался смешными вертлявыми каплями.

– Я умер?

– Нет, ты в джипе, а до этого очень долго спал. Мы едем в столицу округа.

Северин узнал голос сестры, и яркая радость обоюдного спасения охватила его.

– Вот уж, счастье привалило. А ведь последнее, что запомнилось, был шакал, он уже пробовал мое ухо на вкус.

– То был не шакал, а Лотер. Он нашел тебя в темноте, миляга пес, которого я купила в Ахара специально ради брата.

– Вместо погибшей Тэнку?

– Лотер не «вместо». Он хороший сам по себе.

Живое существо на заднем сиденье джипа вздохнуло и мягко, по-игрушечному, почесалось.

– Что-то странное творится со звездами.

Нина фыркнула, и Мик понял, что она прочитала его мысли.

– Ты видишь не звезды, а огни полицейских машин. Сейчас идет ночной дождь, какие бывают в этих широтах летом. Вода прибила пыль, сверкают брызги на лобовом стекле. Такой вот светоч правосудия.

– Поэтично.

– А ты вел себя как герой.

– Знаешь о проклятии?

– И о проклятии, и о том, какую роль сыграл в нашем деле Келлер. Я покопалась в мозгах ахаратаунских блюстителей порядка.

– Где Варул?

– Плачет над погибшей репутацией.

– Где Шарбин?

– Смылся. Власти Ахаратауна считают, что он был главным каленусийским шпионом в приграничье. В ночь, когда погиб Йен, доктор собирался уйти через границу. Есть мнение, что лингвист-псионик преодолел защиту и прочитал многие мысли медика. Он следил за Шарбиным и, заметив Йена в степи, доктор его убил.

«Да уж, не бывать мне пророком», – сумрачно подумал Северин.

– Странно, Шарбин меня спас. И вообще – он был забавный. Почему все идет вкривь и вкось?

– Не знаю.

– Я сразу подумал, что страшное проклятие на камне – блеф от начала и до конца.

Нина нахмурилась. Северин опустил веки и не мог видеть ее нежного печального лица, но улавливал настроение сестры в большей степени, чем если бы они были близнецами.

– Менгир изрисован очень сильно, – наконец, ответила она. – Говорят, что любая надпись на таких истуканах имеет значение, старая или новая – без разницы. Келлер исправил лишь очень небольшой фрагмент.

– Мы выжили, так что проклятье полная чушь.

– Не скажи! Формально оно исполнилось. Первым круг покинул Йен и очень быстро погиб от рук лже-медика. Можно считать, что поступок лингвиста погубил всех остальных, если не в физическом смысле, то по-другому. Варул потерял репутацию. Избившие тебя арестованы. У преторианцев на них зуб, так что эти парни пойдут в тюрьму, даже если ты не напишешь жалобу. Шарбин пока удрал, но такие люди почти всегда кончают плохо.

– А я?

Нина засмеялась и ткнула Северина пальцем в бок.

– Ну, ты-то из круга не выходил, я с почетом вывезла героя на джипе. Мой бедный братец оказался не в состоянии разобрать древнюю надпись.

– Что надписи на менгире, что граффити на стене туалета колледже – одинаковая чушь.

Северин успокоился, и невероятное блаженство безопасности охватило его. Зло пока что держалось в стороне.

– А зачем Келлеру такая жестокая шутка?

– Ему нужна не шутка, а деньги. Кто-то заказал ему испоганить менгир. Быть может, обиженные конкуренты Варула в Порт-Иллири, не знаю, кто, Келлер постарался на славу – к результату почти не подкопаешься. И все же…

– Что?

– Я проверила следы ментального касания на камне. Переделки Келлера там есть, но они малопонятны, а вот о смерти предупреждал настоящий древний текст. В нем печаль и страх умершего предсказателя. Вечер человеческого духа, так сказать.

Счастье Мика улетучилось. Ломило голову, ныли помятые драчунами ноги и ребра. Лотер, уловив настроение хозяина, тихо заскулил на заднем сиденье. Северин нашел в полутьме и наугад погладил бархатные собачьи уши.

– Значит, угрозы подлинные?

– Бесспорно.

– И пророчество исполнилось самым обычным, естественным путем, потому что люди в него поверили?

И Нина, легко согласившись, ответила брату:

– Мне кажется, все получилось именно так.

Этим вечером небольшой зал в захолустном ресторане оказался переполненным. Выступала молодая артистка – брюнетка в гриме с лукавым разрезом глаз, в малиновом платье, которое оставляло открытыми напудренные плечи. Подол вился вокруг щиколоток. Умело выбранный чуть грубоватый стиль идеально подходил к образу бродячей музыкантши.

– Давай, Кэтти, покажи высший класс!

Северин допил пиво и заказал еще. Толстый улыбчивый парень с барабанчиком проворно отбил вступление. Женщина, словно яркая бабочка, присела на край табурета, пристроила виолен на колени и снова запела. Шум и гвалт в зале прекратился. Слова не имели значения. Голос у Кэтти был низковатый и прекрасный, эйфория, подогретая ритмом, распространилась на Мика. Через некоторое время он поймал себя на том, что перестал думать и медленно погружается в транс.

– Очнись, – тихо окликнула его Нина.

– Не мешай. Тебе что, не нравится?

Псионичка не ответила, вместо этого, схватив Мика под руку, она потащила его к выходу. За дверью заведения колыхалась вечерняя прохлада. Звенели цикады.

– Ты злишься, сестричка, значит, тебе тоже понравилось.

– Не то слово. Она талантлива до гениальности. Когда в кабаке, в захолустной дыре, встречаешь такое чудо, оно странно смотрится на фоне любителей бухать по вечерам.

– Это Ахаратаун-то дыра? Ты, кажется, здесь родилась.

– Да, родилась! Но я ничего здесь не помню.

– Если певичка настолько хороша, может, вернемся, послушаем еще?

– Ты не понял? Сейчас разгар полевых работ, но этот кабак переполнен. Девушка гениальна как певица, но в ритме чувствуется гипноз, а это уже ментальная техника.

– Ну вот, ты своим цинизмом все испортила.

Они прошли еще немного – мимо невысоких, политых колодезной водой деревьев, сквозь мягкую, подсвеченную огням темноту. Пес Лотер, потряхивая ушами, выбрался из кустов и, прыгая в неистовом восторге, едва не попал Мику под ноги.

Сильное шипение, сродни змеиному, раздалось в стороне. Большой кот, белый, с длинной шерстью, замахнулся на Лотера лапой. Через секунду все четыре белые лапы болтались в воздухе – его хозяин (коротко стриженый человек в безрукавке, с тату на голом плече) взял питомца на руки. Пес по натуре был увальнем, а потому покорился, получив законную причину уклониться от драки.

– Вы не здешние?

– Нет, – без раздумий сказал Северин.

– Да, – одновременно с ним отозвалась его сестра.

– У девушки каленусийский акцент. Сейчас не лучшее время для туристов.

– Мы не туристы, а бывшие рабочие экспедиции Варула.

– А, того самого недоумка, который окапывал стоячие камни в степи.

– Варул не глуп, – холодно отрезал Северин. – Просто вам не понять его мотивы.

– Ты хочешь сказать – я дурак и деревенщина?

Незнакомец пока не нападал, но у Северина засосало под ложечкой. «Этот здоровяк собирается отлупить меня просто так – чтобы самоутвердиться. Он тяжелее и сильнее, двигается легко, и он меня сделает. Еще позорнее будет, если вмешается Нина».

– Чего молчишь-то?

– Я вас совсем не знаю, но Варул не трус и при мне взялся за оружие, чтобы спасти человека.

– О, как! Ну ладно, ответ принят. Сейчас я тебе кое-что покажу.

Мужчина в безрукавке отпустил кота (тот мохнатым комком юркнул в кусты) и быстро вытянул руки к лицу Северина. На левой кисти незнакомца сохранился лишь мизинец – на месте других пальцев белел старый шрам. На правой кисти не было среднего, указательного и большого пальцев. «Голые», искалеченные ладони, неестественно гладкая кожа, с которой навсегда сошли «линии судьбы»…

Мик медленно отвел глаза, а беспалый коротко рассмеялся.

– Не расслабляйся. Я мог бы ударить тебя локтем или ногой… С драками у меня проблем нет, проблемы только с деньгами и работой. Кстати, комнату снять не хотите? Дом хороший, место спокойное, кровать двуспальная вам с девушкой. Пять денариев в неделю. Дешевле только крысиные норы.

– Нам не одну комнату, а две. Это не моя девушка, это моя сестра.

– Сестра? Ну ладно. Вторая комната тоже найдется. Кстати, меня зовут Джури…

В лучах садового фонаря плясали мошки и мелкие бабочки наподобие моли. Дом оказался обычной для Ахаратауна постройкой, с палисадником, верандой и живой изгородью. Пол, выложенный хорошей плиткой, мебель из редких в степи (и дорогих) досок, но старая, с царапинами и потертыми углами. Лишней казалась лишь гитара. Ненужная беспалому Джури, она висела на крючке давно – нечто в положении инструмента ясно говорило об этом.

– Не сомневайтесь, у меня чисто, соседская старуха приходит убирать. Берите ключи, вот две смежные комнаты. Делайте, что хотите, нельзя только приносить незарегистрированные стволы и выносить наружу мою мебель-шмебель. Если что-нибудь пропадет, заплатите по отдельному счету.

Джури ухмыльнулся и ушел. Северин сел на табурет, стараясь дышать помедленнее. Ребра, помятые коллегами по экспедиции Варула, временами побаливали.

– Ты его «прочитала»?

– Хренушки. Наш домохозяин носит защиту.

– Я раньше думал, будто от ментальной атаки защищает только шлем.

– Раньше так и было, но сейчас сделали миниатюрные штучки, которые можно носить в кармане. Я видела такие в Арбеле, хотя у нас они под запретом.

– Очень неглупо придумано.

– У Джури характерная татуировка на плече – сардарский символ, крылатый треугольник.

– В самом деле?

– Да. Точно такая же есть у моего отца.

– Ясно. Здесь селили отставников. Впрочем, не важно. Наша экспедиция накрылась, мне придется ехать домой. Тебе… наверное, пока тоже. Очень жаль, что все пошло наперекосяк. Ни мой отец, ни я, не сумели тебя защитить. Прости. Мне жаль, что я такой неудачник.

– Не надо извинений. Ты сделал все, что мог. Я свяжусь с нашим посольством и вернусь сразу в Арбел, не заезжая в Порт-Иллири. От судьбы не уйдешь.

– У нас почти год в запасе. Как только дела дома устроятся, я тебе напишу. Приедешь снова, все будет иначе.

Нина промолчала, наверное, не поверила. Мик не знал, что еще сказать, и не представлял, что теперь делать. Он ушел к себе в комнату, рухнул на кровать и уснул, возможно, все еще находясь под воздействием песни.

Утром Нины в доме не оказалось, хотя вещи ее не исчезли. Северин сидел на веранде один – слушал там сонное гудение насекомых, и от нечего делать разглядывая розарий Джури. Листья и цветы роз опали от жары и покрывали землю неряшливым ковром. Вчерашняя артистка (на этот раз в легком белом платье, а не в сценическом малиновом), стуча каблуками, вошла в дом и хлопнула дверью о косяк.

«Тоже снимает комнату у беспалого или пришла к нему гости. Кажется, ее зовут Кэт».

…Певица вышла через час – торопливой походкой, как будто сквозь подошвы туфель чувствовала раскаленное покрытие дороги. Соломенная шляпа с бантом прятала ее лицо, но Мику женщина показалась расстроенной.

До вечера оставалась масса времени. Помятые ребра продолжали болеть. Северин застегнул рубашку и выбрался на улицу, не обращая внимания на палящее солнце, и пошел вдоль улицы, понемногу забирая в сторону центра. Над захолустьем стояла полуденная истома. «И это у них называется столицей округа». Он прошагал еще немного, пока не очутился возле приземистого длинного здания без окон. Сторожевой терьер, такой же замкнутый и грубый, как и другие жители Ахаратауна, бренчал возле будки длинной цепью.

– Хотите к нам? Тогда я придержу пса, – сказал служащий, круглый и подвижный, словно кожаный мячик.

Здание оказалось оптово-розничным торговым складом, и Северин все же прошел внутрь, чтобы не разочаровывать толстячка в его коммерческих надеждах.

– Наша компания называется «Ассортимент желаний». Продаем полезные вещи недорого, а вам я сделаю персональную скидку. У нас появилось много новинок. Есть, например, полное снаряжение для сафари.

– На людей?

Толстяк хрюкнул, старательно изображая смешок.

– Ох, вы шутник! Нет. Только любительские ружья, чтобы пострелять сурков. Можно выбрать надувную лодку, это из остатков товара, которые мы продаем очень дешево.

«Потому река уже три года как высохла», – подумал Северин.

– Возьмите пяток рубашек с охлаждающей системой. Клетчатый рисунок, охлаждение за счет пластиковых квадратов со специальным наполнителем.

– А сувениры есть на память?

– Очаровательные заколки для волос, сделаны из настоящей из кости. Минимальная партия – одна коробка. Их там двадцать штук, может показаться, что двадцать заколок это очень много, но за три-четыре года вы их раздарите девушкам, уверяю, все подруги останутся довольны. Еще есть шкурки мутировавших котов. Они очень прочные, идут на меховые одеяла…

– Мне понадобится только один предмет. Прощальный подарок сестре.

– Тогда он должен быть роскошным. Хотите партию ликера? Он здешнего производства, сделан на травах и натуральном сиропе.

– Слишком громоздко.

– Ладно.

Толстый управляющий принял несколько опечаленный вид, но не отступился.

– Возьмите хотя бы калейдоскоп. Он только один. Исключительная отделка, полудрагоценные материалы. Считается детской игрушкой, но годится и для медитации. Незаменимая вещь для тех, кто любит тонкие ощущения. Ваша сестра – псионик?

– Конечно.

– Так и думал. Калейдоскоп как раз то, что ей нужно.

Толстяк исчез и вернулся, вручив Северину невзрачного вида трубочку.

– Двадцать денариев. Вот так – приставляйте одним концом к глазу и вертите. Наслаждайтесь полученным результатом. Возьмите наш рекламный проспект. На случай, если надумаете провести отпуск с размахом, два охотничьих комплекта против сурков я непременно придержу за вами…

Мик заглянул в калейдоскоп. Цветные частицы дергались, складываясь в странный узор, преобладали малиновые цвета с прозеленью, скошенный рисунок через минуту смешался. Управляющий, уже потеряв к Северину всякий интерес, умолк, обмяк на стуле, подставив пухлое лицо под холодную струю из кондиционера.

– В дополнение к подарку мне нужен набор клетчатых рубашек с охладителями, джип, запас воды в бутылках, продукты и кое-какое снаряжение, чтобы убраться отсюда.

Толстяк моментально оживился.

– О! Мне жаль, что вы уезжаете, но желание покупателя превыше всего. Машину хотите с шиком, подороже?

– Прочную. Внешний вид значения не имеет. Можно напрокат, но я не смогу пригнать ее из Порт-Иллири обратно.

– Отлично, посмотрим варианты немедленно. Если договоримся, то к вечеру джип будет под вашими окнами, у самого палисадника. Если же интересен наем водителя…

– Водителя не надо. Могу я забрать машину прямо сейчас?

– К сожалению, придется подождать, мы обязаны проверить вашу личность через Систему.

…Через полчаса Мик выбрался за пределы серого забора. Умиротворенный терьер сонными глазами смотрел ему вслед. Деньги на счету почти иссякли.

– Северин! Северин! Постойте!

Варул, потный, пыльный и плохо причесанный, торопился навстречу.

– Подлецы не продают мне в долг, – сокрушенно пояснил он. – А все из-за вас, дорогой. Ваш отвратительный донос в преторию подорвала доверие, которым экспедиция пользовалась у местных властей. Мы по уши в долгах, нам предъявили штрафы за все – даже за испорченный менгир. Землекопам не уплачено, машины без топлива брошены в степи.

– Погодите-погодите… я что – не должен был сообщать, что меня избили ни за что?

– Ну… э-э-э… – Варул несколько опешил. – Я, конечно, не отрицаю, но простая вежливость… Может, в память о Йене, хоть денег подкинете на общее дело?

– Простите, я сам почти на нуле.

– Жестокая, тупая душа. Знал заранее, что обращаюсь к вам понапрасну…

Несчастный Варул, махнув рукой, уже уходил в густое марево раскаленной улицы, а Северин, испытывая иррациональное сострадание, побрел обратно домой, то есть, к Джури.

Нина как ушла с утра, так до сих пор и не возвращалась. Ребра болели поменьше, Мик переоделся и опять пристроился на веранде. Монотонный звук чужих голосов назойливо доносился из-за хлипкой стены: «Бу-бу. Бу-бу-бу».

Беседовали, видимо, двое. Джури, хозяин дома и красавица Кэт, артистка из ресторана:

– …объясняю по-простому, ты играешь с огнем. Подумай, зачем тебе человек, который рано или поздно окажется убитым.

– … могу подумать, будто ты боишься…

– …Я был солдатом, для нас смерть – работа. Чего не скажешь про Юлия – он одиночка, им же и сдохнет. Обидно будет, если Келлер утянет на дно и тебя…

Куры устроили громкую потасовку возле розария, и, невероятно раздосадованный, Северин потерял нить разговора. Кудахтанье прекратилось лишь через несколько минут.

– …он трогал менгир… еще не хватало, чтобы узнали…

Северин плотнее прижался к стене и разобрал слова Кэт:

– Что написано на камне, то обязательно сбудется. А если наоборот – что-нибудь оттуда стереть? Оно уже не сбудется? Разве так можно?

Этот философский вопрос, по-видимому, погрузил Джури в глубокое недоумение, потому что следующая фраза оказалась бранной и непристойной.

Остаток дня у Мика прошел в размышлениях, довольно интересных и приятных. Келлер, по-видимому, благополучно сбежал, а Северин не держал на него зла. Менгир (теперь уже безопасный) ждал участи в нескольких часах езды от Ахаратауна. Оставалось выбрать желание и пустить в дело резец…

…Мик уже освоился в городе, а потому довольно легко нашел маленький отель, приютивший Варула.

– Здравствуйте, профессор. Я пришел извиниться за сегодняшнюю ссору и принес немного денег.

– Я не нуждаюсь в жалких подачках тупых бездельников, – ответил Варул, но как-то не очень уверенно.

– Простите, пожалуйста. Я помню, как вы остановили тех уродов, которые напали на Йена. Это было невероятно круто. Если не хотите брать деньги, я мог бы купить вашего кибера на память.

Лесть, кажется, сработала.

– Ну ладно, берите уж, – буркнул Варул – Я разочаровался в лингвистических изысканиях. Завтра брошу все и уеду в столицу. Говорят, в округе орудуют бандиты, чем меньше вещей, тем лучше. А вам мой кибер пригодится – у вас вся жизнь впереди.

Северин произнес все положенные благодарности и унес добычу в коробке. В доме Джури он распаковал и включил машинку, молясь Разуму, чтобы наследство Келлера не оказалось уничтоженным.

– Система, старт.

– Жду указаний, хозяин.

– Поиск лингвистических программ.

– Варианты выбора: Келлерстарт, Менгиранализ. Чего прикажете?

– Чем они отличаются?

– Да ничем, хозяин. Это две копии с разными именами, которые вы сами сделали всего сто шесть часов назад.

«Кибер не имеет системы идентификации и не способен отличить меня от других владельцев».

– Запусти «Менгиранализ» и переведи фразы, которые я сейчас проговорю…

– На какой язык прикажете переводить?

– А на какие умеешь?

– На староиллирианский и древнеиллирианский.

– Выбери самый что ни на есть древний язык и переводи в графический текст, адаптированный для резьбы по камню…

В этот вечерний час, в чужом доме, в захолустной столице убогого округа, странное экстатическое чувство охватило Северина. Он мог все – и ничего не хотел, но играл в душе вариантами, продлевая удовольствие…

Карьера в Порт-Иллири или даже место на троне императора почти не прельщали его.

Он мог улучшить свою личность в физическом и ментальном смысле, но мысль о глубинной, психической трансформации обдавала холодом.

И что теперь делать?

– Хочу, чтобы леди Маргарита Северин поправилась от полученного ранения… Хочу, чтобы сестра моя, леди Нина Дезет, избежала любой опасности, осталась целой и невредимой.

«Надо теперь что-нибудь пожелать для отца». Образ Северина-старшего всплыл в разыгравшемся воображении Мика и погрозил отпрыску кулаком: «Не смей, щенок, лезть в мои дела». Мик немного подумал и отступился.

– Хочу разобраться в самом себе и понять, как жить дальше.

– Готово, хозяин, – пассивно прошелестел кибер.

По правилам оставалось придумать пророчество для всего человечества, и Северину вдруг захотелось тянуть время вечно. Он был справедлив и велик…

В эту ответственную минуту дикий вопль нарушил ломкую тишину. Камень (увесистый комок твердой глины), проломив стекло, вкатился в комнату, а голос неизвестного буяна оформился в звуки сквернословия.

Мат долетал снаружи, смешивая с грязью небо и землю, правду и справедливость, зло, добро и космических богов.

Осколки стекла посыпались Северину за воротник. Стащив «прохладительную» рубашку, он вытряс их на пол, на ладони остался слабый мазок крови. Сквернослов возле палисадника не унимался, адресуя свои оскорбления Джури, а заодно и всему миру и каждому человеку в отдельности.

Послушав немного, Мик не выдержал и захохотал, а сам Джури, ничуть не потеряв хладнокровия, почти сразу же выбрался на веранду. Там он и стоял, очень уверенный, с только что открытой бутылкой пива, прижатой культей ладони к груди, и отбивал такт уцелевшими пальцами по перилам.

– Там-тарарам, тарарам, тарарам.

Ругатель, сезонный рабочий из Ахаратауна, погрозил Джури волосатым кулаком:

– Не смей лапать Кэтти, ты, кусок говна! Девушка не про тебя.

Белый кот Джури выскочил на крыльцо, шерсть на спине встала дыбом, а хвост сделался пушистым как метелка. Пьяница в сознании исполненного долга уже убрался восвояси. «Интересно, каким образом Джури искалеченными руками открывает пивные бутылки?»

– Пробочник прикреплен к столешнице. Остается только приложить горлышко бутылки и дернуть. А банки мне распечатывает кухонный кибер.

«Он псионик. Работает очень мягко и незаметно, и Нина, которая знала о способности Джури читать мысли, не сказала мне ничего».

– Идите в ад, – вдруг обозлившись, заявил Северин.

– Аналогично, парень. Ты очень зол, а ведь я всего лишь удовлетворил твое любопытство.

Северин вернулся в комнаты и собрал тонкие листочки, только что напечатанные кибером. Вязь надписей выглядела трудной для гравировки, но отступать уже не хотелось.

Он ждал сестру до полуночи, но девушка не вернулась. В половине первого тревога Мика сделалась нестерпимой. Он был готов бежать в темноту, но добрался лишь до ресторанчика. Зал (переполненный, как всегда) вмещал в себя и возбужденных людей, и Кэтти с ее пронзительно-яркой песней, и густые клубы табачного дыма. Нины за столиками не оказалось. Мик вернулся обратно, быстро прошел по грунтовой дорожке к крыльцу дома, в холле горела единственная лампа. Бывший солдат Оттона устроился на низкой, не по его росту, скамейке и что-то говорил, очень тихо, сблизив свое лицо с лицом собеседницы.

Северин разглядел малиновое платье, и лишь потом понял, что это не Кэт. Возле Джури сидела Нина. Псионики говорили вслух, но, возможно, к тому же обменивались мыслями.

– Я не хочу эту Кэтти – баба во вкусе Келлера, пускай ему и достается. Но я ей завидую из-за ее игры, а это противно и мучительно – завидовать женщине.

– Даже мне, потому что я не калека?

– Тебе? В моих глазах псионичка – не женщина, – жестко сказал Джури. – Я видел вас достаточно, когда еще оставался на службе. Девки самодостаточные и погруженные в себя, которые убивают днем и ковыряются в ментальном эфире ночью. Ведьмы, от вас лучше держаться подальше. Дело в ином – Кэтти талантлива, и это мутит мне душу. Я был лучше ее, пока не потерял пальцы. Теперь не то, чтобы играть… холерски трудно даже открывать бутылки.

– Пусть подыгрывает кто-нибудь другой.

– Кэти? Я не принимаю от девок одолжений.

Нина поднялась с кресла и сняла со стены гитару, потом вернулась обратно, подергала струны и попыталась взять аккорд – неверный звук раздался и тут же заглох, словно прибитый отчаянием.

– Я не умею.

– Для тебя, молоденькой, паранормальной и богатой дочери правителя такое умение не важно.

Теперь они сидели рядом, касаясь друг друга плечами, и эта общность людей, отмеченных чуждым Северину даром, казалась ему противоестественным извращением.

– Как ты покалечился? – спросила она.

– Да дело обычное…

Северин не видел лица беспалого, но не сомневался, что Джури иронически ухмыльнулся.

– Кое-что взорвалось у меня в руках раньше, чем я успел пустить штуку в дело. Раз ты жила в Арбеле, то знаешь, как подобное происходит. Кровь хлестала как из зарезанной свиньи, я весь переблевался, звал врача и не хотел умирать, еще не понимая, что жизнь потом окажется обузой. Император меня не забыл – я получил этот дом и кое-какие деньги. Тысячам других, которых попросту закопали, повезло меньше. Видишь, я дурак и зря не ценю своего счастья.

– Шутишь?

– Не совсем.

– Сколько убил людей?

– Не помню. Много

– Ты копаешься в себе – это вредно, – сокрушенно сказала Нина.

– Кто тебя научил таким рассуждениям?

– Мое собственное первое правило, когда очень плохо. Предопределение все решило за нас, но слепо полагаться на него нельзя. Думать вровень со Вселенной ты не успеваешь. Нужна золотая середина – поймай момент и действуй по наитию.

– Ага, как бы ни так, девочка. Вот проживешь еще лет пятнадцать-двадцать, мы с тобой, сравняемся в мудрости…

Нина взяла еще один аккорд – опять неуверенно и слегка фальшиво.

– Давай, попробуем снова. Я не умею играть, но это преодолимо.

– Глупости.

– Совсем не глупости. Смотри, я сняла все барьеры. Действуй моим руками так, как будто это твои.

Она опять тронула струны, получилось как будто бы чище, потом заиграла сильно, соразмерно и правильно. Северин никогда подобного не слышал. Он знал, что руками его сестры играет сейчас Джури, но пока музыка не кончилась, это не имело значения. Ментальной наводки не было, но Мик видел плоскую равнину, рыжее солнце, которое нижним краем медленно дотрагивается до горизонта, а на земле проплешины выгоревшей травы. Невероятно четкое изображение накренилось, отдаляясь одновременно, как будто Мик наблюдал долину глазами взлетевшего ястреба. Далеко внизу он заметил убегающих людей, но нелюдским сознанием не мог понять смысла их действий. Одновременно часть разума оставалась человеческой, и эта часть одновременно корчилась от бескрылой тоски и трепетала от восторга полета…

– Ну все, это потрясающе, но больше не могу.

Музыка оборвалась слишком внезапно, Северин испытал то же самое, как если бы рухнул вниз с приличной высоты. Даже заново заныл ушибленный бок…

Мик вышел на открыто место и пожелал обоим доброго вечера. Оба сенса обернулись, у Джури мокрые волосы прилипли к вискам, Нина выглядела бледной и усталой.

– Подслушиваешь?

– Такое не захочешь, но услышишь. Роскошно. Не знал о твоих скрытых талантах.

– Где ты болтался?

– Везде и нигде. Купил джип. Завтра сваливаем отсюда, хочешь ты этого или нет.

Ненадолго Мику показалось, будто Джури прямо сейчас полезет в драку, но ветеран быстро ушел к себе, не попрощавшись. Нина вернулась в комнаты вслед за Миком и закрыла дверь.

– Что случилось?

– Мне не нравятся твои ментальные эксперименты в компании с этим типом. Он способен на любую подлость.

– Все оставалось под контролем. Было очень интересно.

– Он старше тебя и хитрее тебя, убивал людей, и к тому же он покалеченный, так что этому Джури нечего терять. Сначала ему понадобятся твои руки, чтобы играть на гитаре, потом чтобы открывать бутылки. Он всадит тебе в мозг копию самого себя, а кончится это тем, что ты сделаешь ради него все.

– Да ты, кажется, ревнуешь.

– Не сходи с ума, я о тебе беспокоюсь.

Оба выдерживали паузу, стараясь не переступить грани ссоры.

– Откуда взялся кибер? – спросила, наконец, Нина.

– Купил у Варула. Хочу кое-то вырезать на менгире.

– Профессор от твоей идеи завалился бы в обморок.

– Варул о ней не узнает. А ты что-нибудь разведала?

– Да, так, кое-что. Неподалеку от Ахаратауна имеется пара аномалий. Места там глухие, репутация у них плохая. Вроде бы, там кто-то живет – то ли запрещенная секта, то ли бродяги. Во время конфликтов с каленусийцами в тех местах пропадали солдаты, причем, с обеих сторон, пока какой-то бравый полковник не накрыл местечко из очень большого излучателя. Говорят, там даже камни расплавились…

– Откуда такие сведения?

– Из разума Джури. Пока он играл на гитаре моими руками, я обшаривала его мозги.

– Ох! Браво. Жестко.

– Погоди, я не закончила. Кэтти, певица из ресторана, была девушкой Юлия Келлера. Самого Келлера тут почти не знают, но певица местная уроженка, которая уезжала делать карьеру в Порт-Иллири. Скорее всего, Юлий именно от Кэтти узнал о менгире. И еще… он не столько дописывал на этот менгир, сколько что-то с него стер и замаскировал изъян другими надписями.

– Зачем?

– Не знаю.

– Хочешь сообщить в полицию?

– Не хочу. Я связалась с посольством Арбела. Меня просят вернуться домой. Папа ждет, хочет устроить разборку полетов.

– А как наша общая мама?

– Я дозвонилась до госпиталя, говорят, мама все еще в коме.

– Мой отец?

– О нем никто ничего не знает.

За широким окном, в темной ночи юга, медленными сполохами разгоралось неестественное зарево. Горизонт с северной стороны словно подсвечивали угли.

– Я так понимаю, нам пора прощаться, – по возможности ровным голосом сказал Северин.

– Да, – бесстрастно откликнулась Нина.

– Ты справишься и будешь жить дальше, я в тебя верю.

– Спасибо на добром слове.

– Когда-нибудь мы встретимся и вспомним все.

– Как знать.

– Что случилось? Ты словно замороженная.

– Я хочу еще раз войти в транс. Подходящих трав у меня нет, но пора обходиться без них.

– Может не надо?

– Надо. Я хочу, чтобы ты просто посидел рядом со мной. Пожалуйста.

Нина сказала так, и возражения застряли у Северина в горле. Костра не было, но услужливый кибер изобразил на дисплее огонь. Предсказательница сидела, закрыв глаза. В открытый проем окна веяло полынью и пыльной горечью. Обманутые кибером вечерние моли безуспешно пытались сгореть в фальшивом пламени экрана.

– Хватит, Нина, пожалуйста, очнись.

Он взял сестру за плечо – оно оказалось холодным. Девушка даже не двинулась, оставаясь твердой, словно статуя.

– Нина!

Он тряс ее, потом попытался перенести на диван, но испугался повредить оцепеневшие руки. Ненадолго Северину показалось, будто сестра умерла, он нашел в ванной маленькое зеркало и приложил к бледным губам. Стекло слегка помутнело. Вена на шее билась ровно, хотя и медленно.

«Сколько же я пытаюсь пробудить ее? Уже долго…»

– Джури!

Мик выскочил в холл и несколько раз ударил кулаком в дверь спальни хозяина.

– Не мешай мне спать, недоумок – раздался из-за стены недовольный голос.

– Слушай ты, индюк хвастливый. Моей сестре плохо. Она умирает. Не знаю, может, и не из-за твоих музыкальных экспериментов, но если Нина не очнется, тебе несдобровать. Честного поединка не будет – я не такой дурак, чтобы драться с профи. А вот деньги папы пригодятся. Засадим тебя лет на двадцать за нелегальную пси-практику.

– Пошел в мартышкину жопу, дружок. Я раньше сверну шеи вам обоим.

– Даже так? Ладно, попробуй. Когда консул Арбела узнает, кто и ради чего убил его дочь, ты окажешься в таком месте, что мартышкина жопа покажется тебе курортом.

Через миг Джури пинком открыл дверь, очевидно, он не спал и даже не раздевался.

– Ладно, хватит лаяться. Ты сам знаешь, я ее не убивал. Все дерьмо, которое ты тут вывалил, происходит от зависти. Ты слабак, напрашиваешься на драку, потому что у тебе богатый папенька. Хочешь отнять все, что у меня осталось.

– Слушай, мне не до разборок. Она не может выйти из транса и последним с нею на пару работал именно ты.

Джури прошел в комнату, быстро оттолкнув Мика. Он положил беспалые руки на виски девушки и сидел так с минуту, как будто прислушиваясь.

– Мне не нравится это сияние за окном. Набери воды в садовое ведро, тебе это сделать сподручнее.

– Ты сумеешь ей помочь?

– Да, но не потому, что твои угрозы произвели на меня впечатление.

Северин принес ведро, ему не хотелось, чтобы Джури видел, как дрожат его, Северина, руки.

– Вылей воду на нее, Мик. Не бойся. Прямо в лицо и всю сразу. Лей.

Северин опрокинул ведро, волосы Нины мгновенно намокли, вода растеклась по груди и хлынула на пол.

– Смотри, сейчас она откроет глаза.

Предсказательница, и вправду, шевельнулась, пытаясь убрать с лица мокрые пряди.

– Тебя, братик, я должна благодарить за прерванный транс и испорченное платье.

– Ты в порядке?

– Кажется, да. Спасибо, что вмешались. Я запуталась к какой-то сети и долго не могла освободиться. Мне не очень хорошо. Даже по ту сторону было приятнее.

– Заметила что-нибудь новое?

– Сильный огонь – пожар или вспышку, мне помешали, как будто рядом работал сильный псионик.

– Это подлец Джури.

– Это не я, клянусь, – мгновенно отозвался отставник.

– Врешь, сволочь – холодно сказал Мик и впервые в жизни не подумал о возможности получить за это удар в лицо.

У Джури окаменели скулы и глаза сделались пустыми, но он не двинулся с места. Нина помотала мокрой головой:

– Это вправду не он. Тот, который вмешался, был дальше, сильнее и не один. Его аура мне не знакома, а Джури я хорошо знаю. Мне страшно, Мик. Такого я еще не видела.

– Тогда лучше уехать немедленно. Джип готов, вещи собраны. Лучше всего вернуться в Порт-Иллири.

Джури хмуро сидел в углу и, орудуя одним лишь мизинцем, возился с уникомом.

– В эфире помехи. Давайте, ребята, бегите, – злорадно посоветовал он. – А для начала посмотрите в окно. Видишь, Мик, тот огонь на горизонте? Он с северо-западной стороны. Как раз там каленусийская граница. Точно такое же сияние я видел зеленым новобранцем, когда конфедераты оттяпали у нас половину округа. Кажись, начинается новая заваруха. Когда сюда придут чужие солдаты, мы оба сравняемся и в возможности умирать.

Зарево уже занимало половину неба.

– Тем более, мы уезжаем. Нина, пошли отсюда.

– Я вся мокрая.

– Ничего, переоденешься в машине.

Стояла глухая ночь. Тревога уже возникла, но еще не превратилась в панику. В соседнем дворе кто-то пытался завести мотор, нескладно лаяли собаки. Незнакомый добрый старик, очевидно, мучаясь от бессонницы, вышел под звезды, да так и стоял возле воротной стойки.

– Садитесь к нам в машину, – позвал его Северин. – Места хватит, чтобы забрать что-нибудь из вещей.

– Спасибо, сынок, лучше я останусь на месте. Иногда случается, что человек и дом срастаются. Сбежать отсюда так же трудно, как вытащить из земли фундамент.

Раздался низкий, на грани слышимости гул, земля дрогнула, зазвенели стекла, гирлянда нарядных лампочек на чахлых деревьях у ворот мигнула и погасла.

– И-и-и-и!

Ребенок, невидимый в ночи, безысходно плакал на одной протяжной ноте. «Успокойся, успокойся», – сердито и укоризненно повторял мужской голос. «Вера, не стой как чучело, возьми его на руки». Мотор у чужой машины, наконец, завелся, кар с сомнительным шумом неисправного механизма тронулся с места.

– Ночь что надо, – буркнул кто-то иронически, но за напускной иронией прятался страх.

– Горит «Можжевельник».

– Военная база что ли?

– Она самая. Странно, я не чувствовал техники в небе.

Этот самый, второй, говоривший в темноте, оказался псиоником – Мик ощутил характерное «покалывание» в душе, признак неаккуратной и грубой работы мутанта.

– Нина!

– Тихо, не зови, пожалуйста, ты мне мешаешь… Я тоже работаю.

– Выяснила что-нибудь?

– Скоро тут начнется такая паника, что мало не покажется.

Лотер вынырнул из пропитанной запахом полыни темноты и, мотая хвостом, запрыгнул на сиденье. Мик, который уже собирался набрать скорость, едва успел затормозить. Девушка в малиновом сценическом платье, певица из ресторана, мелькнула ярким пятном, ее раскрытые побелевшие ладони на секунду прижались к стеклу.

– Ради всего святого, пожалуйста… возьмите меня с собой.

– Садитесь.

Артистка боялась так сильно, что этот трепет чувствовал даже лишенный способностей псионика Мик. Вчерашнее здание склада мелькнуло где-то слева. Ворота стояли распахнутыми, забытый всеми охранник-терьер истошно выл, обратив лохматую морду в репьях к небу. И этот вой пробивался даже сквозь хаотически нарастающий шум паники. Машин стало побольше, Северин сбросил скорость, чтобы не столкнуться с мотоциклистом, тот обратил к джипу лицо в закрытом шлеме и, до невероятия похожий на огромное насекомое, сложил лапу в оскорбительном жесте.

– Убивать! Всех убивать! – кричал незнакомый пожилой тип.

Крепкий, коренастый, он выскочил на дорогу, размахивая охотничьим ружьем, и эти жесты походили на жесты сумасшедшего.

Патруль, появившийся внезапно, уже спешил к крикуну, и тот спустил курок. Один преторианец пошатнулся, двое других пустили излучатели в ход – Мик видел, как загорелась куртка на груди расстрелянного. Невероятно, но прошитый лучом человек все еще жил. Он даже не упал, а только дернулся, напоминая куклу, сорвавшуюся с нитки, и снова придавил курок – теперь сделалось очевидно, что старик стрелял крупной дробью. Хлестнуло по корпусу кара, Кэтти слабо охнула и прикоснулась к мочке уха – ее блестящая сережка, срезанная у основания, покатилась под ноги Северину. Два колеса сдулись, кабина накренилась.

– Вляпались, – в бешенстве сказал Мик.

Мертвый сумасшедший лежал на спине. Его лицо, обращенное вверх, еще сохраняло свойственное живым выражение ненависти.

– Меняй колесо, – безо всякого выражения сказала Нина.

– Запаска только одна.

– Ой, мама…

Кэтти дрожала, словно ее сжигала лихорадка.

– Придут каленусийцы и всех убьют, а меня к тому же изнасилуют… – повторяла певица.

Слезы стекали по лицу, смешиваясь с косметикой.

– Успокойся, они все псионики, так что на тебя даже не посмотрят.

– Высадите меня! Я не хочу умирать в этой машине!

– Отведи ее к Джури, – тихо сказала Нина. – Нельзя брать с собой истеричку. Она помешает нам попасть к менгиру.

– Джури я не доверю даже собаку… Кэти, у вас остались в городе другие друзья?

– Нет никаких друзей. Одни только поклонники.

Мик все же постучал в первую попавшуюся дверь. Хозяин, бесцветный, плотный, с редким ежиком коротко стриженых волос, отвел глаза в сторону.

– Девка из ресторана? Ну нет, я ее не пущу. У меня в доме дети.

Растерянный Северин усадил певицу прямо на порог. Ее личико сложилось в страдальческую гримасу.

– Он прав, – сказала она с каким-то странным равнодушием. – Мне лучше вернуться к Джури. Простите за истерику, я была дурой и помешала вашим делам.

Кэтти встала и побрела в темноту, мимо колючих изгородей и запертых дверей.

Нина смотрела ей вслед, будто прислушивалась к чему-то таинственному и скрытому от простых смертных.

– Не огорчайся, – медленно сказала она. – Кэтти умрет не сегодня и по другой причине. Жаль бросать машину. Нам нужно еще одно колесо. Пошли.

Проплутав с четверть часа, они вышли к распахнутым воротам склада «Ассортимент желаний».

Терьер-охранник удрал. Офис управляющего оказался разгромлен. Судя по разрухе, неподъемный сейф сначала пытались вскрыть ломом, потом – унести целиком, но, в конце концов, просто бросили. Склад прямо сейчас деловито грабили, и Северин не сунулся внутрь, ограничившись посещением парковки. В раскрытом багажнике одно из машин он взял домкрат и баллонный ключ, а потом принялся на ощупь свинчивать переднее колесо. Закончив, откатил его на улицу. Нина ждала, неподвижно, как статуя, стоя в глубокой тени.

– Армагеддон в отдельно взятом месте, – хмуро сказала она. – Я, честно говоря, не ожидала, что все испоганится так скоро. Пока ты шарил там, мне уже сделали два предложения.

– Это какие?

– Одно частное – потрахаться, второе коллективное – помочь нести награбленное.

– С награбленным тебя бы убили через четверть часа…

На складе тем временем успела начаться и кончиться драка. Теперь участники ее ругались скороговоркой. («Ну что ты наделал, нет, ну ты мне зуб выбил, посмотри, нет, я говорю, смотри, сволочь»). Голос человека тянул и тянул бессмысленную жалобу. Поток машин на улице уже поредел.

– Пошли назад. Я буду катить колесо.

Когда они вернулись к джипу, Лотер скулил на заднем сиденье, обнюхивал выключенного кибера, и это была последняя ночь Мика в Ахаратауне.

…Утро они встретили в степи, двое затерявшихся людей и собака. Как только встало солнце, жара начала усиливаться и к полудню палило как в раскаленной печи. Сестра Северина спала на заднем сиденье. Пес прижался к ее ногам и тоже спал, но не глубоко, а поверхностно и чутко, как это умеют делать звери. База «Можжевельник» на севере, должно быть, продолжала гореть, но Северин больше не видел дыма. В приоткрытое окно машины несло топливом и раздавленной полынью.

– На кого похожи каленусийцы?

– Вот придут, и увидишь, – сумрачно пообещала проснувшаяся Нина. – Вода у тебя осталась?

– С собой половина фляжки, остальное в багажнике.

– Дай сюда, хочу немного хлебнуть.

Она отпила глоток, и завинтила крышечку.

– Затормози, возьмем еще бутылку из багажника, кстати, я сменю тебя за рулем.

– Не надо, я не устал.

– Меня бессмысленно обманывать.

Северин выбрался из раскаленной кабины. Остов чужого кара торчал неподалеку, словно костяк мертвого зверя среди пятен почерневшей от огня травы.

– Мне кажется, это джип Келлера.

Скелет хозяина, наверное, прятался внутри. А, может быть, нет. Северин, сам не зная, почему, дотронулся до металла и вытер испачканные сажей пальцы о штаны. Крайняя усталость давно овладела беглецами. Нина собрала пучки сухой травы, сложила их поодаль и щелкнула зажигалкой.

…И вновь пронзительно горький, почти невидимый дым отвесной струйкой тянулся к небу. Мик, закрыв глаза, внутренним зрением предсказательницы видел равнину и кучку людей. Издали они казались не крупнее муравьев, но суть событий оставалась темной.

Когда Мик открыл глаза, он обнаружил, что лежит лицом к небу. Костер догорел, серый пепел уже рассыпался. Нина сидела рядом, и, приложив к глазнице, крутила купленный накануне игрушечный калейдоскоп. Темный спутанный локон шевелился на ее щеке как птичье крыло. Калейдоскоп едва слышно звенел.

– Где ты взяла эту штуку?

– Подобрала. Она вывалилась у тебя из кармана.

– Это был мой прощальный подарок. Прости, не успел отдать.

– Спасибо. Мне понравилось.

…Последующие часы слились для беглецов в одно сплошное мучение, к жаре и пыли прибавилась опасность оказаться замеченными. Ближе к вечеру Северин в первый раз увидел каленусийцев.

Два аппарата неизвестной конструкции низко летели над иссушенной равниной. Их тени тащились по земле, по очереди накрывая кочки травы, чахлые кусты, холмики звериных нор и редко разбросанные камни. Северин спрятал джип в лощине, а когда машины скрылись за горизонтом, воистину понял, что такое ненависть. Он не кричал и не грозил, а просто стоял и смотрел в небо, а пальцы сами искали несуществующий излучатель до тех пор, пока Нина (очень осторожно) не взяла брата за руку.

– Не надо смотреть им вслед… А то они почувствуют это и вернутся. Тут нехорошее место.

Он почти сразу уехали – лощина и впрямь выглядела нехорошо – дно ее усеивали мелкие косточки погибших зверьков. К менгиру попасть не удавалось, но камень мог подождать. Так прошел еще один день, к концу которого беглецы получили передышку: заброшенный дом в степи, достаточно просторный, чтобы вместить двоих гостей, но слишком убогий, чтобы заинтересовать солдат – строение с крутой кровлей из травы больше смахивало на шалаш.

…Пока девушка спала, Северин зарядил уником от батареи машины и, почти не надеясь на успех, попробовал связаться с Порт-Иллири.

Помехи искажали слабый сигнал, но Мик все же сумел связаться с отцом – ни звука, ни изображения, только сухой текст, прерываемый длинными паузами.

«Ты где?» – спросил Северин-старший.

«В степи»

«Нина?»

«Со мной. Как мама?»

«Ей лучше».

«А ты?»

«Пока все нормально. Я передам кое-какие инструкции. Воспользуйся».

Нина все спала и во сне походила на заколдованную принцессу – в таком виде она, по крайней мере, не вмешивалась в дела брата. Северин же, сидя на корточках, на глинобитном полу, с тревогой наблюдал, как ненадежно и медленно работает связь.

Пакет с инструкциями пришел через час, Мик прочитал текст дважды, и неотвратимая обреченность снова шевельнулась в душе. «Отец – человек, не склонный к авантюрам, но он все же толкает меня на риск. Зачем?»

Северин выбрался на открытый воздух, машины врага на этот раз прошли стороной. Стояла тишина – ни взрывов, ни выстрелов, лишь таинственный «Можжевельник» продолжал гореть, слегка пачкая горизонт размытым пятнышком дыма.

…Пеших каленусийцев они встретили ближе к вечеру, безликие и одинаковые фигуры в защитном снаряжении рассыпались по степи.

– Лучше остановиться, пока они не начали стрелять. Можешь обмануть их, показать какую-нибудь иллюзию?

– Я исчерпалась, мне не замаскировать нас обоих.

– Тогда спасайся сама. Живо, уезжай отсюда.

Оккупанты что-то кричали, их приказы озвучивал кибер-переводчик.

Чужак приблизился, шлем полностью скрывал голову, сквозь прозрачный щиток виднелся только крупный нос и тени под надбровными дугами.

– Здравствуйте, – по-каленусийски сказал Северин.

Ему не ответили, вместо этого жестом приказали опуститься на землю. Лотер зарычал на врагов, но смирился. Нина куда-то исчезла, хотя плоская степь не давала укрытия – несомненно, это был псионический трюк. «Моя сестра – истинная ведьма».

– Он сейчас говорит или думает? – спросил один чужак у другого.

– Думает. Что-то насчет колдовства, я не могу как следует разобрать.

– Работать с мыслями мешает шлем.

– Да, но парень все равно бесполезный засранец. Я бы бросил его прямо здесь, но есть приказ задерживать всех беженцев квадрате…

Новый день Северин встретил под открытым небом, на площадке лагеря для пленных, в компании трех сотен таких же, как он, неудачливых беглецов. Все они расположились прямо на земле, днем она раскалялась, а ночью остывала и тогда отбирала тепло у людей. В жару помогала «охлаждающая» рубашка, в сумерки Северин пробовал ложиться ничком на куртку, но в таком положении мерзла спина. К этому времени он как следует разглядел врагов – все они были еще молоды или, по крайней мере, выглядели такими. Каленусийцы мало отличались от иллирианцев, разве что рыжеватые и русые волосы встречались чаще. Их взгляды казались очень выразительным – характерная черта, вызванная изменениями в радужке глаза.

Мика и его невольных сотоварищей почти не кормили, не допрашивали и ничего и не объясняли, часы тянулось бессмысленно и тоскливо. Время от времени далеко за периметром возникало шевеление. Напрягая зрение, можно было понять причину – брошенное стадо коров местной породы уныло бродило по вытоптанной равнине. Далекие контуры гор вырисовывались на востоке. Злополучный «Можжевельник» догорел, дым на севере исчез.

…Под утро Мику приснился страшный сон – неподвижное лицо Нины с кровавым отверстием на лбу. Он в страхе открыл глаза, но вместо сестры вдруг увидел небритого и злого Джури. Беспалый был жив, почти не осунулся, но вместо безрукавки носил теперь рубашку, а под глазом наливался цветом баклажана новенький крупный синяк. В ответ на безмолвный вопрос бывшего постояльца Джури ухмыльнулся.

– Меня накрыли вместе с машиной. Ты думаешь, я не водитель? Верно думаешь, но крутить руль помогала Кэтти. Они ловят в округе всех, кто ушел из поселений, не важно, в форме или без. Особенно хватают псиоников. Кэтти пришла в первую ночь заварухи, под утро, и была со мной в машине, но они ее отпустили и это единственно приличное действие конфедератов. Все они матерые псионики, а я уж, не беспокойся, по себе знаю, что это за сволочь.

Появление приятеля-недруга пошло Северину на пользу – оно отвлекало от мыслей о мрачной судьбе.

– Лет десять назад, или, пожалуй, еще пораньше, когда ты был мальчишкой, по ту сторону границы началась заваруха, – рассказывал беспалый. – Что там приключилось, толком не знаю, но пока каленусийцы разбирались между собой, наш старик-император велел провести разведку боем. Мы сунулись на их территорию, после чего мутанты нам вломили. Работали на ментальном, конечно, уровне, но и обычная перестрелка была. Из всей группы вернулся я один, и с тех пор пальцев на руке не хватает. Слушай, Мик… не питай надежды – мы тут все потенциальные покойники.

– А я вроде бы не знал…

– Чтобы выжить, нужно уходить, и ты мне поможешь. А пока тихо, сюда идет еще одна падаль.

Офицер конфедератов (яйцеоподобный шлем снят и пристегнут к поясу) вошел через брешь в периметре и теперь шагал между двумя рядами пленников, время от времени заглядывая в изможденные лица. Узкое довольно благообразное лицо человека не выражало ничего – ни злости, ни сожаления. Несомненно, он тоже бы псиоником.

«Этот тип из их каленусийской спецслужбы – из Департамента Обзора, – прошептал Джури, когда офицер ушел. – Моя карманная защита вчера ночью испортилась. Я ее выкинул в отхожую яму. Я бы и военную татуировку срезал вместе с кожей, но незаметно не получится. Если мои мысли прочтут – отправят на форсированный допрос. Пока что парню мешает общий ментальный фон. Тут очень много перепуганных гражданских».

Джури вдруг замер без движения. Теперь беспалый теперь походил на покойника, который остекленелыми гляделками безразлично таращится в небеса…

Через минуту он очнулся и провел ладонью по лицу, будто сдирая невидимую паутину.

– Твоя сестра близко. Она на свободе. Не беспокойся. Отыщем, как только выберемся, у меня появился план.

…Шли долгие часы, на первый взгляд, ничего не менялось. Джури перевел дыхание и вытер мокрый и красный от солнечных ожогов лоб.

– Холерски трудно, – честно признался он. – Во-первых, расстояние, во-вторых, у этих тварей психика далека от человеческой.

– Попробуй еще раз. Я не знал, что псионики могут работать с животными.

– Если другой вариант – скотская жизнь в загоне, я буду работать с кем угодно.

…Корова, которая медленно объедала невзрачный кустик травы, нехотя подняла крупную голову и замычала. Образ, который сложился в сознании, напоминал опасного хищника. Беспокойная дрожь пробежала по шкуре, корова склонилась, нацелив рога в пространство.

– Зашевелились, подбавь еще.

– Не лезь. Если перестараюсь, все пойдет прахом.

Эти скоты злы, их скрещивали с «дикарями», чтобы улучшить породу. Смотри! Вот оно, как раз начинается…

..Хищник находился поблизости, он бы одинок, но опасен, корова издала призывный звук и переступила копытами, готовясь к разбегу. Недавно отелившиеся самки попятились, остальные выдвинулись вперед. Стадо сорвалось с места, торопясь смять врага. У Джури, и так измученного жарой, на висках намокли волосы…

…Хищник убегал, его пушистое тело уже попало под копыта, но живая масса сородичей не позволяла корове остановиться. Покрытая пеной, полуослепшая, она видела перед собою лишь ненадежную преграду, смутно напоминавшую загон. Люди, немного похожие на потерянного пастуха, зачем-то разбегались в стороны. В загоне, по опыту, могла находиться вода и еда, а корова давно испытывала жажду. Существо со странной, яйцевидной головой и запахом человека, вскинуло палку, но ударить не пыталось. Что-то странное, сорвавшееся с конца палки, ужалило корову в бок. Укусы слепней не опасны… Корова удивилась, когда ее короткие сильные ноги подкосились. Бегущие следом топтали замшевый бок до тех пор, пока он не стал совсем плоским…

– Ну, понеслось, сейчас начнется мясозаготовка, – растрескавшимися от губами пробормотал усталый Джури. – Пошли. Ловить нас будут на юге, а потому мы побежим на север – в сторону конфедеральной границы. Ментальный фон сейчас сумбурный. Снять шлемы эти парни побоятся. У нас полчаса, чтобы убраться подальше и не попасть под шальную пулю. Вперед! Нас прикроют собой дураки.

Мик бежал – вместе со всеми. Вместе со всеми падал и снова поднимался. Некоторым не повезло – люди, пораженные излучателями и пулями, остались лежать на земле, но Северин не смел ни остановиться, ни оглянуться. За развороченным заграждением тянулось поле, уставленное машинами непонятного вида и палатками незнакомого образца.

– Не сюда, дурила!

Джури плечом толкнул товарища в другую сторону, на ходу нагнулся и подобрал брошенный шлем ментальной защиты.

– Надену его, чтобы скрыть свои способности. Очухались, сволочи.

Северин никогда не видел ничего более страшного. Земля возле его ног вспыхнула – горели остатки сухой травы, этот недолговечные костер успел лизнуть колени бегущих. Боль от ожогов получилась самая настоящая.

– Это иллюзия? – на бегу спросил он.

– По нам не иллюзорно шмаляют. Давай, прибавь ходу.

Джури остановился, обнажил голову и прищурился, в этот момент представляя собой замечательную мишень, потом нахлобучил шлем обратно и в три прыжка догнал Мика.

– Я угостил их иллюзией. Беги, говорю, если не хочешь сдохнуть. Труп конфедерата Мик обнаружил внезапно – скорее всего, парень попал в середину стада и какое-то время перемещался вместе с бегущими животными, пока его не затоптали окончательно.

Беспалый без стеснения обшарил карманы покойника, раздел его почти донага и сам переоделся. Кровавые пятна на мундире слегка припорошила пыль.

– Сойдет, размер мой. Есть даже пистолет в кобуре. А вот тебе придется изображать задержанного.

С этими словами Джури навел на Мика ствол и улыбнулся, давая понять, что шутит.

Потом он шел позади и молчал. Молчание становилось все более зловещим.

«Он сейчас выстрелит мне в спину, – понял Северин. – Джури я больше не нужен, наоборот, мешаю».

– Я смотрю, у тебя дурь в башке завелась. Ишь, чего вообразил. А ну, не вертись, – мрачно посоветовал беспалый.

Но Мик все же обернулся, и пуля, нацеленная ему в спину, ударила в верхнюю часть груди. Из пробитого отверстия потекла кровь – такая ярко-алая и пенистая. Северин, успел увидеть ее и ощутить железистый привкус на губах, а потом упал на бок, коснулся щекой травы, заметил, как муравей двигает песчинку, сам стал этим муравьем, и, наконец, провалился в темноту, у которого не было ни конца, ни настоящего начала.

– Вот и все, – прокомментировал Джури. – Выживает сильнейший.

Лотер, длинноухий пес охотничьей породы, бежал по степи, почти касаясь носом травы. Нина (которая оставила джип неподалеку) не брала собаку на поводок – она не любила привязывать животных.

База «Можжевельник» догорела и больше не пятнала дымом горизонт. Девушка и собака двигались вдвоем. Будущее Нина видела необычайно четко. Жаворонок должен был крикнуть, она представляла это крик, потом слышала его, и эта новая уверенность, обретенная прошлой ночью, делал мир необыкновенно устойчивым. Вскоре она увидела и то, что ожидала увидеть, и зрелище полностью соответствовало предсказанию.

Неподвижный Северин лежал лицом к небу, на клетчатой рубашке уже подсыхало багровое пятно. Смущенный Джури во вражеском шлеме стоял рядом.

Она подошла прямо и гордо, не скрываясь.

– Здравствуйте, – хмуро сказал бывший солдат Оттона.

– Что с моим братом?

– Кажется, солнечный удар. Хотя откуда тогда кровотечение, сам не понимаю.

– Из рубашки. Он купил ее на складе «Ассортимент желаний», там специальные вставки. Должно быть, открылась дырочка и течет охладитель. Он красный, так что это не кровь.

Нина попыталась напоить Северина из фляги.

– Мы оторвались от погони, – с некоторой гордостью сказал беспалый. – Это была отличная работа.

Мик зашевелился. Он присел на корточки, ощупал окрашенную одежду и тут же плотно стиснул пальцы.

– Ну, раз у вас все так хорошо, то я пошел, – подчеркнуто беззаботно бросил Джури. – Мне с вами не по пути, так что удачи, ребята.

Он уходил, и его серая от пыли спина какое-то время мелькала на фоне иссушенной равнины.

Северин разжал кулак. На ладони запеклась вязкая жидкость, немного похожая на настоящую кровь. Ее оказалось довольно много.

– Ты знаешь, что он убил меня – попросту застрелил из каленусийского пистолета?

– А ты в курсе, что у него не хватает пальцев и он не может стрелять?

Мик, взявшись, за голову, замотал ею в отчаянии:

– Понимаешь, я видел его нормальные руки! Я успел заметить, как он «несуществующим» указательным пальцем придавил курок.

– Это была ментальная наводка, нереализованное желание Джури убивать. Только иллюзия и больше ничего.

– Зачем? При своей комплекции и навыках он мог бы прикончить меня, просто ткнув локтем…

– Значит, не захотел.

Девушка-пророк сидела рядом с Миком на траве, гладила собаку и бесстрастно наблюдала растерянность Северина…

– Той ночью, когда ты отвлек конфедератов на себя, я взяла джип и одна доехала до менгира. От лагеря еще кое-что осталось, но там нет людей и много шакалов. Попытка не пытка. В палатке с инструментами был резец, обычный, правда, не лучевой, и я немного подправила камень.

Мик медленно раскрыл ладонь. Засохшая на ней жидкость, казалась очень похожей на кровь.

– Ты что – заказала менгиру реморализацию этого козла Джури?

– Той ночью я опять видела будущее и знала, что ты сумеешь сбежать. Настоящую опасность представлял только Джури. Я нейтрализовала его, но не убила. Его смерть могла стать… избыточной жесткостью.

– Понятно. Потратила драгоценное место на камне судьбы ради этого гада.

– Не ради него, ради тебя.

Полчаса спустя Мик гнал машину все дальше на север, объезжая неровности и холмики нор. Мир – недобрый и угрожающий, все же оставался понятным.

«Выстрел в грудь мог оказаться иллюзией, или, того смешнее, галлюцинацией, вызванной моим страхом или жарой. Джури мог уйти без драки просто по прихоти. Если подумать, сегодня удовлетворены желания каждой стороны – беспалый показал себя крутым парнем, я спас сестру и уцелел, она уверилась в своих пророческих способностях. Но не обманываем ли мы, все трое, сами себя?»

Испачканную охладителем руку неприятно тянуло, он оторвал ее от баранки, чтобы вытереть вязкую жидкость, и незаметно лизнул кожу, чтобы убедиться наверняка.

Уже запекшаяся жидкость имела солоноватый, с металлом, привкус настоящей крови…

Офицер сдвинул козырек как можно ниже – крупный нос капитана Мирса портили пятна солнечных ожогов. Каленусийца утомил ментальный шлем, в спешке нахлобученный прямо поверх кепи, но капитан не решался снять защиту, предпочитая терпеть неудобство. Пот уже стекал по стриженым волосам.

Холмистая равнина, покрытая мертвыми виноградниками, тонула в горячем мареве. Гражданский джип вдалеке, слегка побитый, в проплешинах от облупившейся краски, ехал под уклон, тормозя и поднимая за собой кудрявый хвост пыли.

– Может, срезать их, командир? – угрюмо спросил солдат с излучателем.

– Подпусти поближе.

Неизвестное существо, может быть, истомленный жаждой шакал, гнусаво повизгивал в кустах. Кустарник, не дожидаясь астрономической осени, сбросил листву, теперь она бурым мусором лежала, где попало – истоптанная, вмятая в раскрошившуюся сухую глину колесами машин, смешанная с пылью, разлитым топливом, экскрементами людей и вьючных животных.

От ручья осталось только сухое русло, просел мост (несколько сдвинутых вместе балок). Как раз к этому ненадежному мосту и двигалась сейчас чужая машина. Под слоем праха на крыше и поверх облупившейся краски на бортах довольно заметно проглядывали голубые круги.

Мирс сплюнул горечь, вызванную таблетками от лихорадки. Неотличимый от солдат армейский священник, капеллан, с лицом, густо покрытым мазью от ожогов, подошел поближе и встал рядом с другом, почти касаясь командира плечом.

– К нам лезет «гуманитарная миссия».

Капеллан Лу кивнул, хотя оба они, вместе с капитаном, не нуждались ни в жестах, ни даже в словах – долгое общение, привычка и общность псиоников давали возможность видеть мысли друг друга.

«Два-три дня, и эти ребята будут в благополучном Порт-Калинусе, – с тоской решил про себя священник. – Там они засядут в офисе своей организации, где достаточно кондиционеров, а диарея остается лишь абстрактной идеей».

Лу попытался подавить недостойные, завистливые мысли. Капитан ухмыльнулся углом рта.

«Не стесняйся, друг».

По ту сторону моста произошла заминка. Машина остановилась, двое вышли наружу и теперь стояли под полуденным солнцем – парень в грязной клетчатой рубашке с выгоревшими до седого цвета волосами, и девушка в широкополой панаме и темных очках. Оба развели в стороны пустые, невооруженные ладони.

– Стоять на месте! – крикнул Мирс вслух.

Затем он подошел поближе и, сердито скривившись напоказ, принялся рассматривать документы, приколотые при помощи булавок к одинаковым курткам «миссионеров». Прозрачные утомленные глаза парня покраснели от жары. Девушка стянула очки, давая возможность сравнить лицо с изображением.

«Красивая что ли? Дама или незамужняя? Во всяком случае, не старше двадцати пяти».

Парень, спутник миссионерши, растеряно рассматривал армейский шлем чужака.

– Мы возвращаемся в Порт-Калинус, – предупреждая вопрос, быстро произнесла молодая женщина.

Она говорила вежливо, очень правильно и бесстрастно. Такая эмоциональная стерильность почему-то разозлила капитана Мирса.

«Псионичка из бездарей, – решил про себя он. – Симпатичная, скучная. Ментальный щит, впрочем, держит великолепно».

– Проезжайте. Будьте осторожны, мост еле держится, и помните, что по ночам тут постреливают разбежавшиеся иллирианские преторианцы.

– Спасибо.

Офицер нахмурился, но найти источник смутного беспокойства не удавалось. Он еще раз оглядел женское лицо – гладкий лоб, не прикрытый ни шлемом, ни обручем ментальной защиты, серые глаза без признаков страха. Спутник женщины нервничал, но в пределах естественной реакции. Мысли не читались ни у «доброволицы», ни у парня, хотя Мирс не знал, виноват ли в этом только его собственный шлем.

– Проезжайте поскорее, – довольно резко добавил он.

Армейский священник Лу тоже проводил машину взглядом. Пока джип скрывался за горизонтам, пыль уже успела осесть. Продолжал скулить в кустах умирающий зверь. Капеллановы соображения слегка отливали серебряными тонами печали. Мирсу это не понравилось.

Капитан потер зудящие щеки, на которых наливались мелкие волдыри мушиных укусов, потом решительно стянул шлем, содрал мокрое от пота кепи и подставил лысеющую макушку пусть теплому, но более-менее освежающему ветерку.

В эту же минуту он вспомнил кое-что.

Священник с удивлением уставился в исказившееся лицо друга.

«Это были чужие – просигналил ему Мирс. – Возможно, люди из Арбела».

«Тогда откуда ты решил, что они наврали?»

Офицер прикинул, стоит ли стрелять по исчезнувшему кару, использовав детектор для наведения, но только покачал головой, которая раскалывалась от боли.

– Тут не надо особого дара, – зло и отрывисто, вслух произнес он. – Просто я знаю эту девку, видел ее раньше.

– Где?

– В новостях. Дочь одного политика из Арбела.

– Может, простое сходство? Документы-то были в порядке.

– Шпионка?

– Девушек из новостей не отправляют в разведку.

– Ладно, забудем. Сбежала, и черт с ней, мы воюем только с иллирианцами.

Чуть позже капеллан Лу устроился почитать каленусийско-иллирианский разговорник. Ненужный до времени детектор, уже укрытый брезентом, высился на фоне выцветшего, раскаленного неба.

К ночи похолодало, появились слабые намеки на возможность ливня. В полночь крупные капли стучали по пологу палатки, гарь остывшего пожара размокла и жидкой грязью стекала в пустое русло ручья…

Этот дождь покрыл грязью степь, испортил и без того разбитую тяжелой техникой колею, и джип с голубым кругом на крыше медленно тащился по бездорожью. Время от времени машина останавливалась, тогда Северин выбирался наружу, открывал багажник и бросал под колеса упругий кусок металлической сетки. Машина по настилу перебиралась через сомнительное место и, завывая мотором, продолжала тащиться на север.

Смеркалось быстро, как это бывает в южных широтах.

– Привал. Вокруг никого. Лучшее место, чтобы отоспаться.

Нина согласилась. Мик, который устроился на переднем сиденье, рассматривал стекла, все в потеках дождя.

…Наступило ясное утро, земля подсыхала, но первым плохим предзнаменованием стало исчезновение собаки. Лотер не откликался на зов, зато возле джипа крутилась троица незнакомых гражданских, по виду – иллирианцев. Тот, кто стоял ближе других – худой тип лет тридцати пяти, вежливо постучал тонким, но заскорузлым пальцем в стекло.

– Подъем.

Незнакомцы не выглядели ни агрессивными, ни испуганными. Их социальная принадлежность еще проглядывала сквозь налет грязи на лицах. Худощавый походил на менеджера средней руки, при нем сохранился галстук, теперь, свернутый улиткой, он расположился в кармане хозяина.

– Доброе утро, вы из Ахаратауна? – вежливо спросил человек.

– Да, мы иллирианцы.

– Тогда вылезайте и присоединяйтесь. Завтрак на пятерых ждет. Любите жареных кроликов? У нас целых четыре кролика, хватит всем. Я Лори.

Северин непроизвольно поежился.

– Не бойтесь, – спокойно сказал Лори. – Тут особенное место. Техника не работает, я сильно удивился, когда ваш джип въехал в самую середину аномалии, наверное, помог ночной дождь. Обычно здесь глохнут моторы. Снаружи нас не видят – ни ментальным детектором, ни при помощи оптики. Получается что тут, вроде бы, никого и нет. Это очень удобно, не правда ли, хорошо, что нас тут никто не видит?

Двое его товарищей охотно согласились. Один, почти пятидесятилетний, имел характерный вид нарядившегося огородника, на который наложилась неряшливость человека, оказавшегося в бегах. Третий, юноша лет семнадцати, ловкий и бледный, предпочитал помалкивать. Нина поймала на себе его изучающий взгляд.

– Кроликов тут можно ловить петлей, мой друг Росен жарит их на углях, получается очень вкусно.

Росен, тот самый человек с внешностью огородника, с достоинством кивнул. Бледный парень так и не представился, он продолжал смотреть на Нину так, как будто прикидывал, что она держит в сумке.

Почти бездымный, но жаркий костер горел в траве, похоже, в нем тлели подсушенные экскременты копытных. Вертел из прутика лежал на двух рогульках. Куски мяса успели подернуться коркой. Лори ловко разделил третьего кролика охотничьим ножом.

Северину вдруг подумалось, что кролик не кролик, и на вертел надеты тушки степных котов. По крайней мере, среди содранных и валяющихся в стороне серых шкурок длинных ушей не было.

Конец ознакомительного фрагмента.