Флюгер
Это случилось давным-давно. Он только-только пришел в этот мир и сиял, как умеет сиять только новая вещь. Краски его отблескивали яркими невесомыми вспышками, возвещая о приходе нового существа, пусть и неживого по общим человеческим понятиям. Всего лишь игрушка, услаждающая человеческий взор. Но что ему люди, он и не ведал о них.
Его установили заполночь, такая вот необычная причуда: именно ночью, в час, когда звезды настолько низки над землею, что полнят светом своим весь мир.
И он впитал в себя свет звезд, в тот миг, когда его установили на коньке крыши, на длинной металлической спице, посадив выше всех, ну или почти выше всех, ведь где-то далеко возвышались ратуша и другие дома. Но они стояли где-то далеко, а здешняя крыша вознеслась выше других. И он смотрел. Дальше и больше других.
Он видел. Он думал.
Думал, что видел. И радовался этому.
– Э-ге-геееей, – раздавалась над крышами домов каждый день-деньской… – Я лучше всех! Я вижу вас, и я говорю вам – летите. Летите, говорю я вам. Я – ваш повелитель, так летите же.
И они летели, все-все: мягкие пассаты и могучие северные вихри, легкие дуновения знойного полдня, тайные вздохи полночного мира – устремлялись в сторону, которую он указывал серебряным жезлом.
А он смеялся. От переполнявшей его силы. От радости творения. Ведь он стал творцом – творцом Пути. В который отправлялись ветра после встречи с ним.
Он видел далеко, и мало кто избегал пытливого взгляда. Самый могучий и высокий в этом уголке мира, что состоял из черепицы и металла, а также из провалов, зияющих между ними.
А вдалеке к небу уходила огромная синяя полоса чего-то невероятного – зыбкого, но спокойного. Море манило взор, и он наблюдал за ним.
Да, он наблюдал за ним, потому что мечтал. Ведь мечта есть у каждого, чем же он хуже?
Маленькая мечта, для кого-то пустячок – увидеть восход. Тот краткий миг, когда над синей полосой появляется маленькая искорка изнанки мира. Появляется и растекается по тонкой линии горизонта, а затем разливается золотым сиянием. Заревом восходящего Солнца, предлагающего миру теплые объятия, так похожие на объятия матери, чего, увы, он был лишен. Ведь он был всего лишь вещью.
Каждую ночь он готовился и ждал. Ждал. Но, каждый раз от него требовалось участие в делах мира. Ведь он указывал путь ветрам.
И он со вздохом отворачивал взор от заветной полосы между небом и водой и указывал им путь, путь в бесконечность. Он не завидовал ветрам, их беспечной свободе бесконечного полета, нет, ведь это он говорил им, куда лететь.
Каждое утро, день за днем, неделя за неделей… и уже начали меркнуть краски на теле, и глаза стали заплывать пылью. Но кое-что не менялось – он находился выше всех. И видел больше и дальше.
Он видел там своих дальних собратьев, что занимались тем же, что и он – крутили ветрами. От повелительных криков родичей стоял неумолчный гомон, а он смеялся – над их тщетными попытками возвеличивания. За его счет! Потому что знал – это он Повелитель Ветров. Он и никто больше. И они не умели мечтать, не имели великой маленькой Мечты. Мечты о восходе. О миге пробуждения жизни.
Он догадывался – они завидуют ему. Завидуют его высочайшему положению, в котором они всего лишь тени его величия.
И лишь старый Кот, приходящий греться на крышу оставался вне его власти. Он часто приходил, этот щурящийся от солнечного тепла комок шерсти, клыков и кривых когтей. Давным-давно забывший молодость. Родившийся в какой-то темной нише на краю сточной канавы. Но он помнил язык матери, дарящий тепло. Помнил её соски, дарующие еду. Помнил зубы, прихватывающие загривок сына в миг опасности. Помнил перестук ее когтей, когда она танцевала с тенями в лунном свете.
Кот помнил времена, когда таился в тенях промеж домов, не рискуя выйти к Солнцу. Что ж, это было… но давно. А потом он стал Котом.
Кот стал Котом, и грелся там, где хотел, когда хотел, сколько хотел. Он любил приходить на эту высшую точку местного мироздания и нежиться в горячих лучах Солнца, не жалеющего сил на черепицу крыш, даруя ровное тепло, столь полезное кошачьим костям. А еще Кот любил молча глумиться над этим созданием, что мнило себя властелином ветров. Всем своим видом кошак выказывал невероятную глубину заблуждений гордеца с жезлом, не утруждая себя высказыванием сентенций на эту тему. А просто лежал рядом, и тихонько млел от сознания собственного превосходства.
И так, наверное, могло продолжаться до бесконечности
Но однажды все изменилось. День начинался как всегда – ветра разлетались под чутким руководством властителя Пути, не смея ослушаться приказов. И тут он увидел, вдалеке и – что самое главное! – намного ниже, старого собрата. Тот молчал и не кричал ветрам ничего, а застыл в незримо ощутимом порыве прерванного движения к точке восхода. Движения, которое бывает лишь при встрече, в тот самый миг, когда руки и вся сущность в целом, тянутся принять даруемое.
– Он увидел! – закричал он. – Он увидел восход, но как? Как он смог, этот презренный кусок грязи. Это моя мечта, моя! Мо-я-я-я-я! Как он смог… как?
И тогда он совсем по-другому посмотрел на мир. И увидел еще несколько братьев, неподвижно устремленных в одну и ту же точку, не обращающих внимания на окружающее. И глаза их наполнял свет, не полуденный – нет. Свет восходящего светила навеки поселился там. Они презрели этот мир и ушли к свету. Исполнили свою мечту, ведь она у них одна на всех, как бы ни таили они друг от друга сокровенное.
И тогда он поклялся, что завтра исполнится и его мечта. И совершится обретение истинного отсверка во взоре.
Назавтра ему пришлось вознести клятвы безмолвному небу еще раз – когда горизонт уже должен был взорваться разгорающейся искрой небесного огня, его позвали дела, столько ветров неожиданно оказалось без Пути. Он не мог бросить подопечных. Ведь только он мог указать им, куда лететь.
А послезавтра все повторилось.
– Завтра! Завтра!! Завтрааааа…
День за днем, неделя за неделей, клятва оставалась, как и мечта – неисполненной…
И он начал угасать. Нет – он все так же указывал ветрам путь, не пропуская ни одного, помня о предназначении.
Но куда-то потихоньку уходило веселье, жезл потихоньку угасал, а в глазах уже почти ничего не отражалось. В них поселилась пустота, и лишь где-то в глубине тлела искра… Искра неисполненного желания.
И Кот не выдержал.
– Глупец! – возопил он. – Глупе-е-ец, мррмяуу! Ты идиотская, возомнившая невесть что, железяка! Гордец, возмечтавший о несбыточном!
В пустых глазах вращающегося флюгера вдруг вспыхнуло что-то, давно уже не посещавшее их.
– Почему? Почему я глупец? – проскрипел он. – Почему несбыточно?
– Потому что ты игрушка! Игрушка!! Игрушка-а-а-а-а!!! Для ветров, для людей, для меня… ты игрушка для всех! И, прежде всего, для ветров – и они никогда не дадут исполниться твоему желанию! За твою гордость и высокомерие… за все!
– Но… но ведь меня таким сделали. Почему же они молчали тогда? Почему?!
– А им так нравится, – усмехнулся Кот. – Ты уж прости меня, старого, что я молчал. Надо было тебе давно сказать, коли ты такой непробиваемый.
– Да, я железный. – В ответе флюгера вдруг прорезался тот молодой повелитель ветров. – Я железный! Но и я хочу чего-то… столь малого, столь огромного…
– Ммммрмрм-дааа… – промурлыкал Кот. – Ты силен, ты могуч. А они, там внизу – слабаки. Но они смогли. Задумайся над этим. – И Кот, потершись на прощание о спицу флюгера, отправился на прогулку по крышам. Ведь он мог ходить везде, где хотел и когда хотел.
– Постой… постой… объясни мне!!! – неслось ему вслед. – Над чем я должен подумать, в чем секрет?
Но над крышами уже разливалась темнота, и звезды высыпали на небо. Звезды, провозвестницы появления флюгера на этой крыше, свидетельницы его возвеличивания над этим мелким кусочком бытия.
Звезды помнили. И он тоже помнил их – первых, кого смог увидеть, будучи еще абсолютно беспомощным в руках человека, вбивающего спицу крепления в конек крыши. И в голове его вдруг родилось понимание: сила не всегда в величии, она может таиться и в беспомощности.
Флюгер понял, что должен сделать. Восход ждал его.
И он увидел. Тот самый миг. Мгновение рассвета, когда золотое сияние смешалось с ультрамарином безбрежного моря и мир вновь посетило Солнце. И сияние это поселилось и в его глазах, теперь уже навсегда.
Конец ознакомительного фрагмента.