ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Обычно Олег приезжал в свой родной город навестить родителей дважды в год. Один раз на день рождения матери, летом, а второй – на новогодние праздники. Но в этот раз отпуск выдался на начало декабря, и он решил приехать пораньше, почти за месяц до нового года. К тому же и заняться в отпуске было решительно нечем, кроме как выяснять отношения с бывшей, давно разбившиеся о быт. Из Москвы, где он жил после учебы уже почти десять лет, добираться было не сложно, но долго: вначале двенадцать часов на поезде, потом от поезда на автобусе или трамвае, а потом снова автобусе. После бессонной ночи в поезде, который приехал в десятом часу утра, настроение было сонным, в глазах сильно рябило от белого снега, и дорожная сумка, резавшая ладонь пополам, казалась еще тяжелее, чем была вечером, хотя ее содержимое не изменилось.
Всю ночь в поезде он думал о том, что будет делать, как только вернется обратно в Москву, в голове вертелись разные планы. Олег хотел уволиться и сменить работу, которая стала совсем невыносима. Он хотел подать заявление нужно еще до отпуска, но он не решился, страшила неизвестность, а поддержать его было некому. Личная жизнь у него тоже не клеилась, недавно от него ушла женщина, они решили пожить раздельно, первый брак тоже не задался, и от этого брака у него подрастала дочка. Он только вышел из поезда, и снова для него настали гулкая привокзальная площадь, звук отходящего поезда, запах железной дороги, пар от дыхания, такие же, как и год назад. Его бледное лицо выглядело изнеможенным, но, едва глотнув свежего холодного декабрьского воздуха, он понемногу стал приводить мысли в порядок. У него даже появился румянец.
Больше всего его волновало, что его таким увидит мать и опять станет задавать много ненужных вопросов. По телефону, когда она его не видела, ему легко было сделать вид, что у него все хорошо, а сейчас он понимал, что нужно еще постараться. Он подошел к остановке, к которой подходили трамваи, поставил сумку на асфальт, вытащил пачку сигарет и закурил. «Такси, такси! – раздался громкий голос таксиста-таджика, направлявшегося к нему». Олег показал жестом, что такси не нужно, и таксист пошел дальше зазывать пассажиров. Олег хотел докурить, но как сразу подошел трамвай и Олег, выкинув сигарету, взял снова сумку и поднялся в него. Места свободные были, но он решил не садиться, чтобы не расслабляться. «Лучше так, – подумал про себя он. – Уже скоро».
За окном мелькали до боли знакомые картинки, Олегу даже показалось, что со времен его детства ничего не изменилось, разве что суеты стало больше. Он ехал, держась за поручень и смотря в окно, потому что это было лучше, чем смотреть на людей или тонуть в собственных мыслях. Вначале в трамвае людей было немного, но с каждой остановкой их становилось больше. Олег зевнул, мимо него протиснулась сморщенная старушка, которой молодая женщина уступила место. Трамвай остановился на очередной остановке, и в него стали заходить люди. «Куда прешь! – раздался у него за спиной гневный возглас, принадлежащий подвыпившему мужчине». За окном пошел снег, было видно, как маленькие снежинки прикасаются к стеклу, оставляют на нем следы. Олег нравилось сквозь это тронутое слезами снега окно смотреть на прохожих и улицу, эта привычка была у него с самого детства. Сам не зная зачем, он повернул голову и в самом конце трамвая увидел ее. Или как будто ее. Он на секунду задержал на ней взгляд, а потом быстро опустил глаза и снова повернулся к окну. Сердце забилось чаще.
Она стояла в синем пальто. Он едва успел разглядеть ее черты, но ее лицо, ему показалось, уже было тронуто увяданием. Ей, наверное, было уже почти под пятьдесят. «Неужели это и вправду она? – снова подумал он, не смея еще раз повернуть голову, чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку, как будто он сознательно предпочел остаться на грани между знать и не знать». Пограничное состояние между сном и реальностью, как и тогда в его отрочестве, снова окунуло его в себя и поглотило. Он почувствовал робость, смущение, дрожь, а его лицо приобрело оттенок недоумения, даже испуга, хотя за десять лет жить в Москве он уже попривык быть ко всему готовым и ничего не бояться. Стало как-то неловко, что они встретились здесь, в этом трамвае, что он стоит к ней боком, как будто нужно было встретиться где-то в другом месте с видом на океан или даже на небе.
Ее имени он не знал, ни тогда, ни сейчас. Лет двадцать назад она жила в доме напротив, и он смотрел на нее, когда у него выдавалась такая возможность. Смотрел, отводя взгляд, почти как сейчас, и молчал, иногда встречая ее случайно и мельком возле подъезда, в магазине, парке или на остановке. Она была неземная, непохожая на других, очень ухоженная, сдержанная тонкая тихая молчаливая и печальная. Потом они переехали, но она так и осталась в его памяти как неведомая птица, идеал, женщина-муза. Периодически он возвращался на старое место жительство и часами простаивал возле ее подъезда, чтобы хоть мельком увидеть ее, но видел ее все реже и реже, а потом она совсем куда-то исчезла, как будто бы растворилась в воздухе.
Наверное, она была чья-то жена, может быть, даже мать, но этого он не знал и не хотел знать. Ему только хотелось посмотреть на нее еще раз или просто постоять рядом с ней, но не слишком близко, потому что тогда бы сердце разорвалось то ли от волнения, то ли от счастья. Именно были связаны его детско-юношеские мечты, воздушные чистые и кристальные. Ей тогда было около тридцати или слегка за тридцать, а сейчас ему ровно столько, столько ей было тогда, и у него уже появилась первая седина на висках. Олег с удивлением обнаружил, что до сих пор помнит шлейф аромата ее терпких духов. Память ему возвратила сейчас даже запах ее духов, как будто эта нереальная жизнь, которой он жил, никогда не кончалась. Как будто он всегда жил двумя параллельными жизнями. В одной жизни вполне понятной земной реально земной он учился, влюблялся, работал, даже создал семью, а во второй, где-то на подсознании, всегда сияла она, как звезда, недостижимое акварельное счастье, далекое и туманное. А теперь она ехала рядом с ним совсем близко и держалась одною рукою за поручень. Тогда он смотрел на нее внизу вверх, а теперь он был на голову выше ее, но сейчас ему показалось, что он смотрел бы на нее так же. Ему захотелось подойти к ней и сказать: «Я вас помню, я вас узнал, вы жили напротив, я вас…». И, может быть, даже узнать, наконец, ее имя, но что-то сжалось внутри от невозможности этого движения к ней и этой обычной фразы.
– Лелик, ты! – вдруг услышал Олег, и его сердце замерло. Он удивился своему мальчишескому прозвищу, потому что так к нему уже давно никто не обращался. Олег повернулся и увидел протискивающегося к нему мужчину в черном пуховике и с лицом, заросшей щетиной, в котором с трудом узнал своего старого школьного приятеля. – Я даже не сразу, – расплываясь в улыбке, сказал мужчина и радостно протянул ему руку для рукопожатия. Натужно Олег улыбнулся и пожал руку товарища. Хуже момента, чем этом было сложно придумать. Раньше, когда Олег приезжал в свой город, он не встречал практически никого, ему просто было неинтересно, он всегда был замкнутым, и особых друзей со школьных времен у него не было. Ну что ты, как неживой, как живешь? Куда едешь? Женат?! Как там Москва, стоит?! – снова заулыбался приятель, засыпав его вопросами.
Олегу было крайне неловко, он опешил, вдруг подумав, что это может услышать она, и испугался сам своего голоса, но быстро взял в себя в руки.
– Стоит, стоит, – быстро ответил он, сделав свой голос проще и тише. – Я в разводе, а ты как?
– Да вот, еду к жене, был на заработках. Я с тобой уже не первую остановку ему, все смотрю, смотрю: ты, не ты? – начал говорить он, рассказывая о своих делах. Олег остановился, люди стали выходить, и он инстинктивно оглянулся и увидел, что ее уже нет. Она вышла. Он увидел уже из окна, как удаляется ее фигура. Все та же стать, та же походка, осанка. Внутри защемило. – Да, что ты! – легонько хлопнул его по плечу приятель, – совсем еще не проснулся, эко вас там в Москве мучат! – рассмеялся он белым ртом. – Ты до конечной? Может, выйдем и по пивку, а?
– Нет, – тихо улыбнулся Олег. – Я спешу, меня уже ждут, – вежливо сказал он, желая поскорее остаться с самим собою наедине.
Они проболтали до следующей остановки. Приятель рассказывал о работе, жене, о том, что уже стоит дачу и немного осталось. «Помнишь Сашку? – вдруг спросил он. – Умер недавно, разбился на своей иномарке. Царствие ему небесное, – сказал быстро он, а потом продолжил как ни в чем не бывало рассказывать дальше».
Когда Олег вышел на остановке, помахав вслед уезжающему трамваю рукой, то почувствовал облегчение. Теперь ему не нужно было держать лицо и изображать из себя того, кем он не является. Он решил немного пройтись, чтобы освежить голову. Все это было как-то нелепо и грустно, и непонятно. И зачем она снова вот так, как мираж, появилась в его серой и суетливой жизни, неужели, чтобы исчезнуть опять? А, может, это судьба через нее пытается ему сообщить что-то важное, а он опять не может ее понять? – вставали вопросы в его голове, и снег скрипел под ногами. Олег шел до ближайшей остановки, чтобы снова сесть на тот же трамвай.
Было зябко, руки мерзли, по дороге проезжали автомобили, и Олег даже не пытался увернуться от брызг из-под колес. Он шел по дороге, уже не чувствуя тяжести сумки, которую нес в руке, потому что эта тяжесть меркла по сравнению с тяжестью обрушившегося на него понимания, что он ходит по кругу и никак не может его разорвать. Он думал о том, что скоро опять вернется в Москву, и снова среда затянет его, в этой столичной круговерти он снова забудет ее, и тогда зачем, для чего была эта встреча?
Все как сильно изменилось с тех пор, когда был он подростком: его одноклассники выросли, выучились, родили детей, отрастили щетины, сделали карьеры, некоторые уже развелись и на висках поседели, а некоторых уже нет в живых. Да, все изменилось с тех пор, но при этом как будто бы ничего не изменилось. Он остановился на остановке, растерянно вглядываясь в промозглую декабрьскую пустоту, наполненную маленькими искрящимися снежинками. Снежинки тихо как будто бы нехотя опускались на землю и таяли, коснувшись земли, а те, которые были близко к проезжей части, смешивались с грязью, которую давили отъезжающие автомобили.
«А вообще была ли она, эта женщина? – вдруг подумал он. – Или мне опять все показалось?».