Шариковы и Ньютоны
Очерк
Сегодня я вспоминаю, как, будучи студентом одного из московских металлургических вузов, побывал на практике на одном из металлургических заводов Урала. Плавку на десятитонной дуговой печи вел пожилой мастер, по отзыву руководителя практики, большой специалист своего дела. Затаив дыхание, мы, студенты третьего курса, наблюдали за процессом выплавки стали, осуществляемым профессионалом своего дела.
Из лаборатории по селектору мастер получал данные по химическому анализу и делал соответствующие добавки в печь различных легирующих элементов. Мне на всю жизнь запомнился из этой практики один эпизод.
Лаборатория сообщила по селектору текущий анализ углерода. Мастер, не выпуская из вида студентов, стал двигать влево-вправо логарифмическую линейку, и после некоторого размышления, скомандовал сталевару: «добавь в печь две лопаты кокса».
Годом раньше, проходя ознакомительную практику на одном из украинских заводов, где металл выплавлялся в бессемерах, я познакомился и с советской металлургической наукой.
Главная задача плавки в бессемерах – это вовремя прекратить процесс продувки металла воздухом для получения металла с заданным содержанием углерода. Процесс плавки длится 12—15 минут. От своевременного окончания продувки зависит производительность агрегата.
Один из украинских научно-исследовательских институтов разрабатывал метод окончания продувки по характеристике спектрального анализа пламени. Работа не продвигалась. Показания прибора приводили или к недодуву или передуву металла. Молодой аспирант, осуществлявший эту работу, после каждой остановки печи ругался матом, как заправский сапожник.
В этот момент на пульт печей пришел бывший бессемеровщик, а ныне почетный пенсионер Иван Кузьмич. Наблюдая за процессом работы научной бригады, он говорил вслух: «рано, не додул; или поздно, передул». Аспирант, управляющий продувкой, его услышал. Он послал одного из студентов за пивом и сигаретами. И после того, как в жаркий июльский день угостил холодным пивом пенсионера, получил от него рекомендацию.
– Вот видишь балку над бессемером? Как она покраснеет, прекращай продувку.
Аспирант четко выполнил указания Ивана Кузьмича, и плавки останавливались на четко заданном значении углерода.
Из химической лаборатории прибежал профессор, руководитель работы, и стал интересоваться, как аспиранту удавалось четко попадать в заданный химический анализ. Из объяснений аспиранта я ничего не понял. Думаю, что профессор понял не больше. Он только заявил диссертанту: «Считай, что диссертация у тебя в кармане».
После окончания института, я был направлен на работу на крупнейший в СССР завод качественной стали, в первый электросталеплавильный цех в стране.
Уровень механизации в цехе был крайне низкий. Значительная часть мастеров были практиками, не имеющего не только высшего, но и средне-технического образования. Тем не менее, завод осваивал впервые в стране выплавку сложнолегированных марок сталей, необходимых для оборонной промышленности.
Тогда легирование осуществлялось за счет предварительно выплавленных лигатур, содержащих тот или иной легирующий элемент. Нас пришло на работу в цех пять выпускников института, трое из которых были в прошлом золотыми медалистами, а затем получили диплом с отличием. Для расчета необходимого количества той или иной лигатуры для попадания в заданный химический анализ мы составляли уравнения из четырех неизвестных и решали их с помощью детерминантов. При этом точность расчетов не всегда позволяла успешно выполнять процесс легирования. Мастера практики, конечно, не знали системы решения уравнений с помощью детерминантов, что не мешало им, руководствуясь практическим опытом, точно попадать в заданный химический анализ. Значительная часть мастеров печей были практиками, не имеющих высшего образования.
Среди 12-тысячного коллектива завода не было ни одного кандидата технических наук. Первый кандидат появился в лице руководителя лаборатории принципиально нового процесса – электрошлакового переплава. Через 15 лет на заводе было уже три доктора наук и более 15 кандидатов технических наук. Наука научилась получать годный металл с заданным химическим анализом путем прямого легирования его с помощью ферросплавов или чистых металлов. Однако уровень технической подготовки мастеров менялся незначительно. По-прежнему показатели работы практиков были зачастую выше мастеров с высшим образованием. Появление заводских ученых не было связано с бурным развитием науки.
И, если кто-то считает иначе, то факты свидетельствуют об обратном. Докторами наук стали начальник Центральной исследовательской лаборатории, главный инженер завода, начальник лаборатории электрошлакового переплава. Кандидатами технических наук стали руководители групп Центральной исследовательской лаборатории, начальники лабораторий, начальники участков, замначальники и начальники цехов. Было бы естественно, если бы лица, имеющие ученые степени назначались на высокие руководящие должности. Обратный же процесс дискредитировал науку, ибо должностные лица, получавшие звание докторов и кандидатов наук, использовали труд руководимых ими подразделений.
Высокие должностные лица использовали результаты работ Научно-исследовательских институтов, заинтересованных в проведении определенных работ на заводе, так как завод отваливал им приличные деньги из централизованных фондов. Кроме того, институты помогали заводским руководителям в подготовке и защите диссертаций. Ни те, ни другие не могли получить государственные премии без взаимного согласования. Так процветала коррупция в советские времена, по которым ностальгирует определенная часть населения в наши сложные годы. Правда, бывали и редкие исключения.
Так одному сменному мастеру электросталеплавильного цеха удалось самостоятельно провести большое теоретическое исследование и на основании его разработать рациональные технологические схемы. Но для достижения этого ему пришлось осуществить такие сложные жизненные комбинации, которые не под силу даже опытным гроссмейстерам. Причем, главная его задача состояла в том, чтобы притупить бдительность заводских «шариковых», внимательно следящих за тем, чтобы в науку направлялись только их собратья.
В ВУЗах подготовка научных кадров была поставлена на плановый поток. Срок обучения очного аспиранта в аспирантуре составлял три года. Первый год обучения посвящался сдаче кандидатского минимума. Причем, большинство аспирантов, успешно сдавших минимум по иностранному языку, с трудом могли осуществлять перевод технического текста, не говоря уже о разговорном языке. Второй год аспирантуры был посвящен созданию специальной установки для исследований. Поскольку многие профессора и доценты, руководители диссертантов, за свою многолетнюю практику порою не имели ни одного авторского свидетельства, то указанные новые установки, как близнецы напоминали уже существовавшие ранее. Третий год использовался для проведения экспериментов, обработки их результатов, публикации минимум трех статей, написании диссертации, сбору отзывов, предварительной, а затем и официальной защиты и организации банкета. Причем, последнее обстоятельство играло определенную роль в успешной защите. Кроме того, аспиранта подключали к учебному процессу, производственной практике совместно со студентами кафедры. Практически наукой они занимались в общей сложности не более нескольких месяцев. И не случайно некоторые новоиспеченные кандидаты наук через пару лет не могли вспомнить детали проводимых ими экспериментов. Известно, что докторские диссертации делают кандидаты, а кандидатские – доктора.
На всех кафедрах ВУЗов и лабораторий научно-исследовательских институтов составлялся конкретный план защиты диссертаций каждым членом коллектива. Это означало, что вначале коллектив работал на одного, затем – на другого сотрудника. У некоторых руководителей диссертации их аспирантов напоминали однояйцовых близнецов.
Ученые советы ведущих ВУЗов, порою устраивая полемику вокруг той или иной работы, но, руководствуясь корпоративной солидарностью, голосовали всегда «за».
А, если иногда при откровенно примитивной работе голосовали «против», то уже через год непременно «за». Доставалось только представителям институтов, не имеющих собственного ученого совета и не сумевших заручиться поддержкой заведующего кафедрой ВУЗа, где проходила защита.
Известны кафедры, которые на протяжении нескольких десятилетий «жевали» одну и ту же научную тему, выпустив по ней десятки докторов и кандидатов наук. Но практические результаты от этого были минимальными. Всесоюзная аттестационная комиссия (ВАК), которая должна была стоять на страже государственных интересов при присуждении ученых степеней, состояла в основном из представителей учебных и научно-исследовательских институтов, а потому поставить заслон на пути производства ученых-«шариковых» не могла.
Особый вопрос – выдвижение и присуждения государственных премий. На заводе, куда министерство спускало соответствующую разнарядку, кандидаты определялись решением администрации. Некоторые будущие лауреаты премий порою не только не принимали участия в проведении выдвинутых работ, но просто не понимали их содержания. В состав кандидатов на получение премий включались представители министерств, институтов, организаций, которые давали заключения по конкретным представляемым работам. Руководство заводов, институтов, цехов, лабораторий искренне считало, что все, что производится в стенах их подразделений, является их интеллектуальной собственностью. Некоторые руководители были авторами такого количества публикаций и изобретений, которое просто невозможно было прочесть за всю их жизнь.
Для руководителей крупного ранга был организован такой путь получения кандидатских и докторских диссертаций, как по совокупности работ. Причем, как правило, ни в одной из «совокупных» работ диссертант участия не принимал. Но это никого не беспокоило. Многие начальники главков, заместители министров, руководители заводов считали для себя честью иметь ученую степень. Такова была система коррупции в социалистической науке. И только отдельным аспирантам и соискателям удавалось создать действительно научный труд, который и прославлял фактически советскую науку. Но такие ученые не становились во главе науки, «шариковы» им это не позволяли.
Несколько слов хотелось бы сказать о советской отраслевой науке. Я прошел по конкурсу на должность начальника лаборатории Центрального научно-исследовательского и проектного института, занимающегося процессом автоматизации электросталеплавильного производства на базе автоматизированных систем управления процессом (АСУТП). Я попал на работу в этот институт после 25 лет работы на заводе, являющимся флагманом качественной электрометаллургии. На заводе я прошел путь от ученика слесаря КИПа до начальника лаборатории автоматизации и оптимизации технологических процессов. Мой начальник, возглавлявший отдел электрометаллургии, никакого отношения вообще к металлургии не имел. Он защитил диссертацию по локационным устройствам во флоте. Ни начальник отдела, ни заведующие лабораторий, входящие в состав отдела, не имели представления о металлургии. Начальник отдела, разыгрывающий роль вальяжного интеллигента, был пенсионного возраста. Зная профессиональную низкую подготовку своих подчиненных, он предпочитал работы «на полку». Ни о каком внедрении работ он и не помышлял. Директор института имел прочные связи в министерстве приборостроения и вскоре добился того, что его институт был признан головным в отрасли. Знамена, грамоты, премии ежеквартально сыпались на институт, чего нельзя было сказать о фактических результатах внедренческих работ.
И вдруг, приказом министра институту поручили создание автоматизированных систем управления для вновь создаваемого, принципиально нового металлургического производства на Ижорском металлургическом заводе. Однажды этот завод резко раскритиковал систему АСУТП, разработанную институтом для 100-тонной дуговой сталеплавильной печи. И отказался иметь какие-либо отношения с институтом в дальнейшем. Несмотря на то, что я был единственным из заведующих лабораторией, кто имел опыт создания АСУТП для электросталеплавильного производства, я не был назначен руководителем ни по одной теме. Руководители темы встречались с директором института и его замом по научной работе, а демонстрировать мои личные качества перед руководством института мой начальник не собирался.
Директор института вызвал начальника отдела и сообщил ему, что ему не удалось данную работу передать другому институту, так как вмешался сам министр. Мой начальник в панике вызвал на совещание руководителей лаборатории и сообщил им, что в сложившихся обстоятельствах, учитывая неудачу в создании АСУ ТП 100-тонной дуговой печи на этом заводе, отдел остается без финансирования. Все молчали.
Я заявил, что при определенных условиях мог бы взяться за выполнение данной работы, но, учитывая, что в отделе нет специалистов в области электросталеплавильного производства, мне пришлось бы привлечь к работе известных ученых других институтов. Все присутствующие хитровато улыбались. Все они знали, что начальник не хочет ставить меня руководителем работ.
Начальник отдела, тем не менее, пошел к директору института и доложил ему о моем предложении.
– Кстати, почему я до настоящего времени не видел его фамилии ни в одной из проводимых лабораторией работ? – заметил директор института. Начальник ответил что-то не удовлетворившее директора.
– Приглашаем специалиста с завода и не даем возможности ему работать. Мой заместитель неоднократно указывал на то, что ты предпочитаешь не назначать руководителями работ опытных специалистов.
Мой начальник промолчал.
– Насколько я понял, у тебя других вариантов нет, назначай своего активиста руководителем всех работ по Ижорскому заводу. Если провалит, то вылетит из института. Но не ставь в работе ему палки в колеса, – приказал он моему начальнику.
Мой начальник вызвал меня к себе и назначил руководителем всей обширной тематики по Ижорскому металлургическому заводу. Но тут возникла новая проблема.
Для разработки автоматизированной системы управления процессом необходимы были технологические алгоритмы. Однако, все научно-исследовательские металлургические институты отрасли отказались от работы по созданию технологических алгоритмов для принципиально новых технологических агрегатов под предлогом, что не имеют наработок в этом вопросе. Заставить проводить эту работу их министерство приборостроения не могло, так как у тех были более внушительные покровители.
Отказаться от этой работы наш институт ни под каким предлогом не мог, потому что считался ведущим институтом отрасли. К тому же, именно работы по вышеуказанной теме были и запланированы для централизованного финансирования.
Мой начальник находился в коме. Не знаю, для чего он решил именно мне сообщить это. Мне стало откровенно жаль его.
– Вы пригласили меня в институт. Вы назначили меня заведующим лабораторией. Я считаю себя обязанным выручить вас. Я берусь выполнить эту работу.
Начальник отдела изумленно посмотрел на меня:
– Три института, число ученых каждого из них более 1000 человек, отказались от этой работы. Вы понимаете значение своих слов?
– Мне уже за 50, и я в состоянии отдавать отчет сказанному. Ознакомьтесь с моими трудами, и вы поймете, что я в состоянии выполнить эту работу. Конечно, мне придется пригласить ряд видных ученых, моих приятелей.
– Я сейчас пойду, посоветуюсь с директором института.
– Не советую. Ничего нового он вам предложить не может. Он дал указание назначить меня руководителем работ.
– Откуда вам это известно?
– Как говорил один из героев фильма «Семнадцать мгновений весны», «где знают двое, знает и свинья». Подготовьте приказ о назначении меня руководителем работ по созданию технологических алгоритмов. Эта работа не профильная для института. И ею можно заниматься только по приказу директора.
Начальник меня послушал. Когда он пришел к директору с данным проектом приказа, в кабинете директора был заместитель директора института по науке. Директор, прочитав проект приказа, дал его на визу заму. Тот не глядя, его завизировал. Заместитель директора откровенно презирал моего начальника.
Директор с возмущением обратился к своему заму:
– Это очень серьезное решение, а ты завизировал его, не читая.
– Я неплохо знаком с работами этого ученого. И если бы ты дал мне на визу приказ о назначении его руководителем отдела, то я завизировал бы его, не глядя.
Нелегко было выполнить эту работу. Мой начальник хорошо помнил слова заместителя директора и дополнительно осложнял ее выполнение.
Когда же я сумел на факультативных началах собрать необходимых специалистов и создать указанные алгоритмы на современном техническом уровне, представители некоторых институтов, отказавшихся ранее от проведения этой работы, предприняли попытку к ее дискредитации. Хотя требовательный Заказчик высоко оценил ее.
Так что представители нашего нынешнего правительства, с недоверием относящиеся к нашей науке, имеют для этого веские основания. В советские времена все его члены напрямую сталкивались с «научными» проблемами.
Наша наука достигала успеха в тех областях, где практические результаты не сдерживались идеологическими постулатами, где государственные интересы были выше частных интересов идеологов-«шариковых». Так было при создании атомной и водородной бомбы, при освоении космоса, при разработке западных месторождений нефти и в других важных областях науки и промышленности.
И именно этими областями науки наш народ имеет основания гордиться.
Борьба с современными представителями «шариковых» возможна только с помощью государства. Там, где государство в решении кадровых вопросов предпочитает управляемость профессионализму, борьба обречена на провал.
Одни люди строят свои жизненные планы в расчете на свои силы, знания, опыт. Другие рассчитывают на связи, обман и откровенное мошенничество. История России отражает борьбу этих двух категорий людей. Когда побеждают первые – государство процветает. Когда побеждают вторые, государство из великого превращается в отсталое. И этот закон справедлив для любой политической формации.