Вы здесь

Практическая психология. Конт. Глава 4 (Ирина Успенская, 2015)

Глава 4

…Тогда создал Ирий реки и родники, а Вадий превратил часть суши в песчаную пустыню.

Ирий вырастил из песчинок животных полезных, а Вадий из глины слепил хищников и гадов летающих и ползучих.

III Песнь Жития

– А я вам говорю, это дух Старка мстит конту, – шептала одна из кухарок, рассыпая по столу пригоршню крупы. Проворные пальцы ловко выхватывали черные зернышки, откидывая их в отдельную кучку. – Когда конт приказал его четвертовать, он его проклял! – Она смахнула чистое зерно в глиняную миску с отколотым краешком и потянулась за следующей порцией.

– Глупости. – Райка деловито шинковала овощи, изредка поглядывая на большой закопченный котел, висящий над открытым огнем. В нем закипал бульон, и стряпуха боялась прозевать момент, когда вверх пойдет серая пена. – Я была на казни. Старк не мог проклясть хозяина. Ему первым делом вырвали язык.

– А я говорю, проклял! Он когда на дыбе висел, тогда и проклял! Зверем обещал обернуться и прийти за киром Аланом! Мне Нюха говорила, а ей Леона сказала, а ей Жека рассказал, он-то врать не будет! – не унималась кухарка.

– Это безухий? – с любопытством повернулась в их сторону еще одна женщина. – А я все думаю, что это Нюха к нему на стену бегает в его дежурства, – хихикнула она. – А может, и правда, а, тетка Райка? Господина-то ведмедь подрал. А день, помните, какой был? Тарании Воительницы! В этот день все проклятия сбываются!

Старшая кухарка только хмыкнула, но говорить ничего не стала. Сняла пену с бульона, засыпала в него овощи и только после этого ответила:

– Не часто братья Искореняющие с обозами ходят. Сам Создатель их к нам направил, если это происки Вадия, они узнают. – Женщина осенила себя щепотью Ирия. – А вы болтайте меньше…

– Ой, бабоньки, что расскажу!

В кухню влетела возбужденная служанка, воинственно несущая перед собой корзину, полную маленьких красных яблок. Она поставила ее на низкий табурет и, поправив платок, из-под которого выбились рыжие пряди, заговорщицки подмигнула Райке. Девушку распирало от желания вывалить все новости сразу. Она набрала полную грудь воздуха и…

– А тама Рэй Молчун пришлого ксена в тюрьму посадил! И Берта тоже! А контесса над господином рыдает. Помер, наверное! А наш ксен кричит на Рэя. А капитан и его грозит в камере запереть, коли не успокоится! А купцы коней напоили, сторговались и ужо дальше поехали, солнце-то высо́ко. А может, это кто из купцов каменюку в хозяина запустил? А с ними один из Искореняющих уехал. А… – Она на секунду остановилась, чтобы набрать воздуха и выдать следующую тираду, но тут в кухню вошел кто-то из рабов, и девушка замолчала.

– Ох, горе какое… – пробормотала Райка, растерянно переглядываясь со своими помощницами.


«Интересно, здесь уже изобрели каски? – было первой мыслью Виктории, когда она пришла в себя. – Если нет, значит впору изобретать. Какое счастье, что у конта оказался такой крепкий череп!.. И такие маленькие мозги…» – ехидно закончил внутренний голос. И не поспоришь.

Виктория прислушалась, не открывая глаз. Рядом кто-то тихо молился. Супруга любезная. Бормотала что-то себе под нос, и не разобрать – Ирию Светлому возносила молитву или Вадию Злокозненному. Кто-то громко орал, судя по раскатистому басу – Рэй. Стало интересно, на кого это он так?

Голоса приближались, и вскоре Виктория с трудом, но смогла различать слова. Похоже, спорщики остановились недалеко от открытого окна.

– Здесь фронтир! – зло басил Рэй. – Кто придет к тебе на помощь, ксен, если на Кровь нападут игуши? Кто поведет людей в бой? Король? Наместник? Храмовники? До столицы три десятницы пути, даже если регент решит нам помочь, к тому моменту от тебя не останется и горсти пепла!

– Ты призовешь на нас гнев Наместника, капитан! – чуть громче, чем обычно, отвечал ему голос Взывающего.

– Плевать! Никто не видел, что произошло с контом. Они были вдвоем с Искореняющим. Теперь кир Алан лежит с пробитой головой, а ксен только руками разводит!

– А я давно говорил, что на скале надо пост оборудовать! А ты мне что отвечал? Что со сторожевой башни скалы просматриваются как на ладони! И что же ты увидел?

Ксен сведущ в военном деле? А вот это уже любопытно.

– Сглупил! – резко ответил капитан. – Кто же знал? Но теперь сделаю там заставу.

– А тебе не кажется странным поведение кира? – елейным голоском спросил Взывающий.

– Не кажется, – буркнул Рэй, но как-то неуверенно.

– Он не помнит прошлого, но знает о духах. Когда это кир Алан интересовался такими вещами? Он слишком трепетно стал относиться к детям, которых терпеть не мог. Он перестал обращать внимание на женщин, зато дни напролет проводит в обществе своего слуги, которого раньше через день приказывал пороть на конюшне. Он говорит крамольные речи! И ни разу не был на исповеди, с тех пор как пришел в себя. А разговаривает, как ребенок! Странный он. Странный!

– Друида сказала, что речь восстановится! А то, что он слова странно произносит, такое тоже бывает. Дети вон много чего выговорить не могут. Он стал контом, и ответственность за людей его изменила, – попытался Рэй защитить хозяина. Правда, Виктория услышала в его голосе некоторую задумчивость, словно воин пытался убедить в первую очередь себя. – Ты хочешь сказать, что он сам себе голову размозжил?

– А кто знает? Я не удивлюсь, если его обуревают духи Вадия! – запальчиво заявил ксен. – Не ссорься с Храмом, иначе здесь уже через три десятницы будет отряд братьев Искореняющих.

– Отобьемся! Я не отдам хозяина на растерзание этим…

– Молчи, несчастный! Даже у камней есть уши!

– Турид, – прорычал воин, – уйди! Не вводи в искушение.

Послышались топот, стук двери, и спорщики вошли в комнату.

– Кирена Литина! Прикажите капитану выпустить брата Искореняющего из тюрьмы! – предпринял ксен последнюю попытку выручить собрата.

– Капитан, – раздался испуганный голос контессы, – немедленно выпустите ксена из тюрьмы и попросите у него прощения!

– Простите, кирена, но, пока жив мой господин, только его слово является законом. Как он? Не пришел в себя?

– Нет, – коротко ответил голос друиды, и на лоб конта легла холодная мокрая тряпка. – Шли бы вы орать в другое место и контессу заберите. Нечего ей на это смотреть. Сомлеет вот-вот.

Раздались сопение, пыхтение, тяжелые шаги, и наступила тишина. Если лекарка и оставалась в комнате, то дышала она совершенно беззвучно.

«Спасибо, Рэй. За верность и за веру в конта. Неспроста ты у окна остановился. Ох неспроста. Но я! Какая беспечная идиотка! – замелькал в голове ледяной калейдоскоп из мыслей-снежинок, перебегая на спину, стекая холодным ознобом прозрения по позвоночнику. Только сейчас Виктория посмотрела на свои поступки со стороны. Глазами местных. И застонала про себя. – Самоуверенная дура! А ксен – молодец, сразу тебя раскусил, моментально заметил все несоответствия. Умный мужик, в отличие от некоторых глупых баб! Расслабилась? В сказку попала? А в этой сказке тоже умирают. И умирают тяжело – с болью, с муками, захлебываясь собственной кровью и дерьмом. И близкие гибнут, и детей убивают, и рабство, и храмовники, и какие-то игуши. Тебе дали шанс, так воспользуйся им! Попробуй улучшить жизнь этих людей. Выживи сама. Докажи всем, что ты чего-то стоишь и в этом мире».

Несколько минут она костерила себя на все лады, выбирая самые обидные и нелицеприятные эпитеты. Но в конце концов успокоилась, собралась и занялась анализом.

Во-первых, нужно запомнить раз и навсегда, что теперь она – мужчина! И думать должна как мужчина. Долой эмоции. Сложно? Да, сложно. Но нужно привыкать. Больше никаких мыслей о себе в женском роде. Хватит одного прокола. Она – конт! У нее власть, поэтому некоторую эксцентричность ей простят. Простят даже восторженные взгляды на широкие плечи Рэя, главное – чтобы она не начала с таким же восторгом смотреть на симпатичную попку Берта.

Во-вторых, нужно налаживать отношения с Храмом. И обязательно выяснить, с какой целью здесь находится ксен Турид. Не хочется кормить шпиона и врага. Значит – постоянная слежка. Для этого целесообразно использовать детей. Кто обратит внимание на снующего по замку ребенка?

В-третьих, требуется срочно придумать оправдание глупому поведению во дворе. Падение на колени перед мальчишкой-рабом, слезы, мягкость. Лучше бы она озаботилась их одеждой и питанием. «Выдержка, конт Валлид, и еще раз – выдержка! Считай, что это очередное задание, и его нужно выполнить, оставшись при этом живым».

В-четвертых, придется забраться на скалу и все там осмотреть. Сам валун упал или с чьей-то помощью? И еще нужно организовать там пост, как советовал Рэю ксен.

В-пятых – жена…

– Хватит валяться, – раздался голос друиды. – Я же вижу, что ты давно очнулся.

– А отчего тогда молчала?

Конт сел, кривясь, выпил горькую настойку, подсунутую ему пожилой лекаркой. Зато мозг моментально вышел из тумана и заявил о своей работоспособности.

– Хотела, чтобы ты послушал, – без улыбки сообщила друида, присаживаясь на край топчана, на котором лежал господин.

– Ну, послушал, – буркнул конт, рассматривая женщину, посмевшую разговаривать с ним, словно он не хозяин, а конюх.

Вблизи она оказалась не такой уж и старой. Невысокая, худенькая, с россыпью мелких и тонких морщинок в уголках глаз и над губами. Седина, почти не заметная в светлых волосах, небольшие пигментные пятна на щеках и чуть уставшие светло-зеленые глаза выдавали возраст. Ведьма.

– Тебя служкой Вадия не обзывают? – хмыкнул конт, поправляя подушку, чтобы удобнее было сидеть.

– Искореняющие считают, что в некоторых ворожеях живет анчута, – спокойно ответила лекарка. – Анчута занимает тело, изгоняя его хозяина. Злой, темный дух. Из тех, которых победил светлый Ирий да запер на горе в пещере, а Вадий выпустил.

– Зачем? – с любопытством спросил конт.

– А из вредности, – лукаво усмехнулась друида. – Здесь, на фронтире, кличут таких, как я, друидами, а сами мы себя называем травницами-ворожеями. Знания передаются от ворожеи к ворожее только по женской линии.

– У тебя есть кому передать?

– Есть, конт, не бойся, – чуть улыбнулась друида.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Ты знаешь, что каждый пояс – это описание жизни свободного человека? – игнорируя его вопрос, спросила травница. – Основной цвет – цвет рода. На твоих землях – это голубой. По нему пускают цветной орнамент. Каждая нить что-то значит. Белая – единственный ребенок в семье, желтая – старший, розовая скажет знающему, что дева готова к замужеству, а синяя поведает, кто из парней ищет жену.

Конт бросил взгляд на широкий пояс травницы. Черный, коричневый, красный, зеленый, и ни одной голубой нити.

– И что означает твой пояс, ворожея?

– Черная – глава рода, красная – вдовство, зеленая нить говорит, что я достигла наивысшего мастерства в своем ремесле, а коричневая – что у меня есть ученики.

– А твой род?

– Ворожеи не принадлежат никому. Мы приходим и уходим по собственному желанию.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – повторил конт, нахмурив лоб.

– Пояс – это еще и оберег. Очень сильный оберег, конт. Поэтому пояса отбирают у рабов.

– И? – Конт начал злиться. Надоели до чертиков эти загадки.

– Где твой пояс? – наклонилась к нему друида.

– Не знаю.

Виктория растерялась, начала лихорадочно соображать, видела ли она в комнате пояс. Выходило, что нет.

– Знаешь, отчего твоя рана на боку воспалилась и чуть тебя не убила? – Ворожея подвинулась ближе. От нее пахло сухими травами и дымом. – В мазь, что я для тебя сделала, кто-то добавил яд горной гадюки. От него нет противоядия. Как только яд попадает в рану и смешивается с кровью, он начинает убивать. Три дня, конт, и ты мертв. Тебе мазали бок почти десятницу, и ты смог сам вскрыть рану, будучи вполне здоровым телесно.

Наверное, оттого, что она из другого мира? У нее иммунитет? Но как это возможно? Виктория растерянно смотрела на травницу. А та наклонилась к самому лицу, так близко, что стало видно собственное бледное отражение в зрачках ворожеи, и прошептала:

– Тебя хотят убить. И я бы промолчала, если бы ты оставался прежним.

– Зачем ты мне это говоришь? – в третий раз едва слышно спросил конт.

– Потому что ты изменился.

– Не боишься?

– Что такое смерть, конт? Всего лишь шаг к свободе. Тебе ли не знать?

С этими словами ведунья встала и, бросив тряпку в миску с водой, пошла к выходу, придерживая подол черного платья.

– Как твое имя?

– Друида.

И как это понимать? Как намек или как предостережение? Сначала ведмедь, затем яд, сегодня камнепад… Если быть откровенной, Виктория не удивилась. Она бы тоже попыталась убить реципиента, встреться он ей раньше. Но теперь эта жизнь принадлежала ей, и терять ее не хотелось. Так кто же этот таинственный убийца? Тот, кто имел доступ к лекарству. Ксен? Берт? Нанни? Рэй? Литина? Это может быть любой из слуг. Пока она валялась в отключке, кто угодно мог зайти в покои.

Мужчина встал и задумчиво вышел следом за травницей на улицу. Оказывается, он лежал в светелке, на первом этаже пристройки, примыкающей к донжону. Тут же к нему подбежала Кусь и уткнулась мордой в опущенную ладонь.

– Рэй! – заорал конт.

Но вместо Рэя из кустов выскочил ксен, словно он сидел там в засаде, и чуть ли не бегом направился к Алану. С другой стороны от конюшни бежал Рэй. Говорить они начали одновременно, не доходя до господина нескольких метров.

– Кир Алан, прикажите немедленно освободить брата Искореняющего!

– Господин мой, зачем вы встали? Да еще и без куртки!

– Кир Алан, вы не имеете права…

– Сейчас прикажу приготовить вам завтрак…

– Молчать! – гаркнул конт, которому надоело слушать этот галдеж. – Рэй, немедленно освободи ксена и пришли ко мне Берта.

– Но Эльса видела, как брат Искореняющий подбрасывал в руке камень, которым ударил вас по голове! – пробасил гигант, бросив на ксена неприязненный взгляд.

– Глупости! Камень свалился на меня сверху! – Конт потер большую шишку на макушке, стоящий рядом ксен поджал губы, но промолчал, только метнул в сторону капитана бледно-голубой взгляд-молнию. – И пришли ко мне Эльсу!

С этой сплетницей надо было что-то делать. Но пороть ее Виктории не хотелось. Зато она придумала кое-что другое. Подозвав пробегающего мимо раба, выдала короткое распоряжение.

Когда Эльса с заплаканными глазами, на дне которых плескались скорбь и негодование целой вселенной, вернулась на кухню, ее встретил дружный хохот. В зубах девушка держала толстую деревяшку с дырками по краям, через которые была продета веревка, туго завязанная на затылке.

– До вечера! – раздался со двора зычный голос конта. – А в следующий раз в кожу одену!

Райка покачала головой, поставила перед друидой чашку с похлебкой и сама тяжело опустилась на скамью напротив.

– Давно нужно было этой трещотке язык укоротить. Ты не знаешь, что это за пытка «одеть в кожу»?

Травница только усмехнулась и отрицательно покачала головой.


Разобравшись с рыжей служанкой, Виктория прошла к тому месту, где поймала камешек многострадальной черепушкой конта. Рядом с ней неслышной тенью скользила Кусь, а позади громко топали два воина. Оба бородатые, в кожаных доспехах, с короткими мечами на поясах. У одного за спиной висел лук. Виктория тщательно осмотрела валун, затем, задрав голову, попыталась рассмотреть, что там, на вершине, но ничего не увидела. Она бросила взгляд назад – с крепостной стены тоже вряд ли что-то можно будет рассмотреть. В этом месте обзор закрывает донжон. Придется подниматься. В принципе ничего сложного. Скалу покрывали небольшие трещины и углубления, и при должной сноровке подняться наверх не должно было составить труда. Тем более что скалолазание являлось одной из дисциплин, которые ей пришлось изучать в свое время. Да и новое тело не мешало бы проверить в работе.

К ним подошел Берт. Господин бросил на него внимательный взгляд.

– Рэй? – Он указал на синяк, ярким пятном украсивший левую половину лица парня. Слуга кивнул. – За что?

– За то, что оставил вас одного.

– За дело, – усмехнулся конт. – Три кинжала, веревки и мальчишку. Ольта позови, – коротко приказал он, прикидывая маршрут.

У Берта перед глазами встала страшная картина – как конт пришпиливает раба кинжалами к скале, но, глянув на безмятежное лицо господина, он отогнал от себя это видение. Кир последние дни оставался непривычно спокойным, может, и в этот раз обойдется? Берт развернулся бежать и выполнять приказ, но остановился, прислушиваясь.

– Кир Алан, – подал голос один из воинов. – Так сменял капитан утром мальчишек на взрослых рабынь. Немого и…

– Рэ-э-эй! – Воплю конта позавидовал бы Терминатор. – Убью!

Когда успел? Зачем? Неужели решил таким образом оградить воспитанника от дурных поступков? Он что, подумал, что конт на мальчиков позарился? «А что ему еще думать, когда ты их тискала на виду у всех?» – съехидничал внутренний голос. В груди закипала горячая обжигающая лава, состоящая из бешенства, злости, страха за детей и дурных предчувствий. А еще к ним примешивались стыд и горечь. Стыд за несдержанное слово. Ведь Виктория пообещала этим детям, что их не продадут. Она дала им надежду! Что же за владетель, не умеющий держать свое слово? Нужно исправлять, пока не поздно.

Приказы сами слетали с губ без участия мозга:

– Коня! Провожатого! Быстро! Вы, двое, со мной! Берт, ты тоже! Передайте Рэю, чтобы на глаза мне не попадался!

Да, правильнее было бы отправить за обозом кого-нибудь другого, но кого? Рэю она не доверяла. Берт не пользовался авторитетом среди воинов, а больше Виктория никого и не знала. Ее принцип: «Хочешь, чтобы сделали хорошо, сделай это сам», – еще ни разу не подводил. Не привыкла она пока перекладывать решение своих проблем на чужие плечи. Да и не на кого было.

Только сейчас Виктория поняла, что такое абсолютная власть. Ее приказания исполнялись моментально. Никто не переспрашивал – зачем, куда, почему? Странно, но Рэй так и не появился. Видно, воспринял приказ буквально и спрятался от гнева конта. Ничего, им еще предстоит разговор.

Спустя четверть часа замковые ворота начали медленно отворяться, а к конту подвели огромного вороного жеребца. Ужас! Это конь? Этот мир явно страдает гигантоманией. Высокие люди, огромные собаки и гигантские кони. Да уж… Ездить верхом Виктория умела, а конт с детства пользовался этим средством передвижения, поэтому проблем не возникло. Память тела – великолепная штука. Самым трудным оказалось залезть на эту гору. Но тут один из рабов встал на четвереньки. Виктория на секунду замерла, прежде чем поставить ногу на спину мужчине, но затем все же воспользовалась этой импровизированной ступенькой и наконец-то воцарилась на спине жеребца, дав себе зарок научиться забираться в седло самостоятельно.

Когда они отъехали от ворот с километр, раздался свист, и их нагнал отряд из десяти воинов под предводительством Рэя. Старый воин был зол, но при этом чувствовал себя виноватым и старательно отводил взгляд.

– Куда? Без кольчуги, без меча!

Пришлось спешиться, облачиться в тяжелую кольчугу, сунуть меч в специальную петлю на сбруе и выслушать оправдания ставшего на одно колено Рэя:

– Кир Алан, простите меня, дурака старого! Я же для вас старался. Девок взял молодых. Зачем вам эти дети? Толку от них никакого… да и контесса осерчала…

– Рэй, слишком много ты стал себе позволять. Я благодарен тебе за то, что присмотрел за Кровью, пока я валялся раненым, но теперь я на ногах. Я уже не лежу без памяти. Никогда впредь не смей принимать за меня решения, – перебил его конт со сталью в голосе. – Никогда. Я этого не потерплю. Об остальном поговорим, когда вернемся в замок. – Виктория почувствовала непреодолимое желание ударить склонившегося перед ней мужчину. Она едва сдержалась.

Воин поклонился, помог конту сесть в седло, и они продолжили путь.

Скачка была бешеная, и это оказалось совсем не так приятно, как на конной прогулке по паркам родного города. Но больше, чем физические неудобства, ее мучили душевные страдания. Виктория гнала от себя дурные мысли, но отчего-то перед глазами вставали картины истерзанных детских тел. Она не смотрела по сторонам, хотя в другое время обязательно полюбовалась бы окрестностями. Не сейчас. Потом, все потом, когда дети будут с ними. А еще в мозгу жужжала назойливой мухой мысль: «Опаздываем».

– Быстрее, быстрее, – хрипел конт, прижимаясь к шее жеребца. – Опаздываем, безнадежно опаздываем…

Они нагнали обоз в большой деревне, в этом мире называемой веской, в центре которой поднимался вверх тяжелый дым, толстым клубящимся столбом уходя в небо.

– Это Высели, – крикнул Берт. – В Выселях что-то горит!

– Перестроиться! – заорал Рэй и покрутил над головой кулаком с тремя оттопыренными пальцами.

Виктория вновь поразилась силе его голоса. Ему бы в опере петь.

Воины слаженно выполнили команду. Трое арбалетчиков выехали вперед, у одного из них на тонком древке, закрепленном за спиной, развевался голубой вымпел с изображением двух скрещенных ключей. Еще двое воинов заняли места по бокам от конта. Алан придержал коня, заставив его перейти с галопа на рысь. Берт верхом на пятнистой кобыле перестроился в конец отряда. Он был единственным безоружным, слугам в этом мире оружие носить запрещалось. Виктория про себя усмехнулась. Для нее меч тоже оружием не являлся. Если только огреть им кого-нибудь плашмя по голове.

К деревенским воротам подъезжали уже шагом. Виктория с благодарностью похлопала коня по крутой шее. Умница, доставил в целости и сохранности. Жеребец в ответ фыркнул и мотнул головой. Расстояние между Кровью и Выселями он преодолел играючи. Он – да, а вот конт еще раз почувствовал, что он не девочка. Оказывается, «это» тоже нужно уметь правильно укладывать, а Виктория сей момент упустила. Пришлось на ходу лезть в штаны. Как же она ненавидела новое тело!

Деревня была обнесена высоким каменным забором с крепкими деревянными воротами, которые спешно растворяли два подростка лет пятнадцати. Рэй притормозил около одного из пареньков, и Виктория Викторовна навострила уши.

– Обоз из Большого Пальца здесь?

– Тута, дядька Рэй. Ужо даже расторговались.

– А что горит?

– Так энто, Искореняющий анчуту поймал в Эльке. Теперича жгут. – Мальчишка шмыгнул носом, с сожалением поглядывая в сторону дыма. Там такое развлечение, а они у ворот прозябают.

– Это вдова Старка? – Рэй как-то странно покосился на конта.

– Кто такая Элька? – тут же поинтересовался Алан.

– Вы, конечно, не помните. Но так звали вашу первую… э-э-э… подружку по сеновалу.

Анчута, анчута… Что-то знакомое. Сегодня она уже слышала это слово… Точно! Друида говорила, что это злой дух. Мать вашу! Конт, не дожидаясь конца разговора, дал жеребцу шенкелей.

Высели ничем ни отличалась от множества подобных деревушек на юге Украины. Мазанки под соломенными крышами и более зажиточные каменные дома под черепицей стояли строгими рядами вдоль единственной улицы, пронизывающей деревню от ворот до ворот. Заборов не было, только низкие изгороди либо кустарники отделяли участки друг от друга. За домами виднелись аккуратные прямоугольники огородов. Мычали коровы, копошились в земле глупые куры, молчаливые тау провожали кавалькаду всадников ленивыми взглядами.

Жеребец вынес конта на небольшую площадь. Здесь, в тени длинного сарая, стояли телеги обоза с запряженными в них флегматичными тягловыми лошадьми. Сопровождающие обоз наемники, расположившись прямо на земле, неспешно перекусывали, разложив немудреную закуску на тряпицах. Кто-то спал, зарывшись в сено. Для них происходящее на площади интереса не представляло. Рабов видно не было. Наверное, как и в замке, их заперли в сарае.

Жители вески, молчаливой толпой стоящие вокруг костра, не обратили на отряд никакого внимания.

– Разойдись! – прокричал Рэй.

Толпа испуганно раздалась в стороны, и Виктория увидела большие горшки, аккуратно стоящие вдоль тропинки, ведущей к месту казни. Из-под масла? Чтобы вспыхнуло быстро, не дав шанса задохнуться от дыма. Взор цеплялся за всякие мелочи типа затоптанных цветов или оброненного кем-то лоскута ткани, постоянно скользил вдаль, туда, где виднелись горы на фоне чистого синего неба.

Смотреть не хотелось, но взгляд словно магнитом притягивало к костру. А еще специфический дух…

Однажды познав этот запах, его невозможно забыть. Не вытравить из воспоминаний, не перебить никакими духами, он въедается в память, словно пиявка, навечно остается с тобой. Запах страха, ненависти, боли и горящей плоти.

…Первыми вспыхивают брови, ресницы, волосы, ногти – они сгорают моментально, превращая белокурую красавицу в уродливое существо, затем загорается одежда, оголяя прекрасное стройное тело, чернеют ноги, которые еще вчера весело отстукивали в такт незатейливой мелодии, ожоги покрывают кожу, вытекают глаза, с шипением плавится внутренний жир, а кожа все еще держится. И тело еще живет, продолжая дергаться в оковах…

Виктория с силой сжала веки, отгоняя воспоминания.

– Убейте ее.

Короткий приказ был выполнен молниеносно. Два арбалетных болта вонзились в грудь несчастной.

Тишина стояла такая, что слышны были лишь потрескивание дров да тихий плач где-то вдали.

– Берт, найди детей.

Конт перекинул ногу через голову жеребца и спрыгнул на землю. Возле него встал хмурый Рэй с мечом в руке. Виктория словно плыла в вязком тумане сна-видения. Разум отказывался верить, что это повторилось. Дежавю. Такое уже было в ее жизни.

…Она была в составе отряда, который ловил серийного поджигателя. Тогда они тоже не успели, и виновник ушел от возмездия. Отделался условным сроком за неосторожное обращение с огнем. Умышленный поджог ни в одном из эпизодов доказать не удалось. Исчезали свидетели, потерпевшие вдруг забирали заявления, полностью сменили следственную бригаду. Тогда, в том мире, где закон слишком гуманен, а судьи слишком лицемерны, сволочь, погубившая целую семью, осталась жить. Но здесь нет продажных полицейских и подкупленных судей. Здесь она – конт Алан Валлид – закон, судья, адвокат и палач. А он свой приговор уже вынес.

Виктория была абсолютно спокойна. Разум просчитывал всевозможные варианты развития событий, а глаза пробегали по лицам стоящих в молчании людей. Высокие бородатые мужики с большими руками, привыкшими и соху держать, и разминаться в шальной драке, опускали глаза, не выдерживая внимательного взгляда. Купцы, стоявшие в отдалении, издали поклонились и суетливо направились к подводам. К ним подбежал Берт. Женщины оказались более эмоциональны, некоторые плакали, некоторые смотрели на конта с плохо скрываемой враждой. Но были и такие, которые откровенно строили глазки, словно ненароком перебрасывая за спину косы, поправляя вырезы на платьях, привлекая внимание к аппетитным округлостям. Виктория замечала все, отстраненно фиксируя в памяти детали. Как и то, что детей на площади не оказалось, только подростки. А вот это правильно, негоже такое видеть детям. Да и стариков было немного. Видно, пришли лишь самые любопытные.

Наконец взгляд наткнулся на ксена. Его конт заприметил сразу, как въехал на площадь, но не спешил привечать, пристально рассматривая брата Искореняющего. Массивный мужчина стоял со скорбным выражением лица, скрестив руки на груди, но в его серых глазах конт увидел презрительную усмешку высшего существа, имеющего власть решать – кому жить, а кому умирать. Эта усмешка все и решила.

– Брат Искореняющий, – обратился к нему Валлид, едва сдерживая гневную дрожь в голосе. – Какая неожиданная встреча! Как тебе удалось так быстро обнаружить анчуту, провести…

– Расследование, – подсказал Рэй.

– Да, расследование, вынести приговор и привести его в исполнение? С тех пор как ты покинул Кровь, прошло всего…

– Не более четырех рысок, – вновь подсказал Рэй.

Конт и капитан уставились на ксена в ожидании ответа.

– Опытному взгляду легко увидеть тень на свету, – осторожно ответил ксен.

– Вот как… Пришел, увидел, победил?

– Добрые люди указали мне на несчастную.

– Отлично! – довольно воскликнул конт. – Значит, ты действовал по закону? В таком случае дай мне бумагу.

Ксен удивленно смотрел на мужчину.

– Бумагу, – властно произнес конт, протягивая руку.

– О чем вы, кир Алан? – непонимающе вопросил ксен, все еще улыбаясь.

– Бумагу, подписанную Наместником, по которой тебе дано право казнить моих людей на моей земле, – гаркнул конт, уже не сдерживая злости.

С какой радостью Виктория засадила бы кулаком в эту довольную рожу! И не один раз!

Она с удовольствием, граничащим со злорадством, следила, как тускнеет самоуверенный взгляд ксена.

– Но…

– Откуда я знаю, что ты настоящий Искореняющий? Может быть, ты убил ксена и украл его одежду? – вкрадчиво поинтересовался конт, предвкушая скорую расправу.

– Но меня знают…

– Нет бумаги, нет человека.

«Не знаете, что такое бюрократия? Так я вас просвещу», – подумала про себя Виктория, клокоча от ярости. С каждой минутой ей все труднее было сдерживать гнев, да еще треск лопающихся костей за спиной не давал успокоиться. Рэй махнул рукой, и возмущенного ксена моментально окружили воины дружины. Народ начал перешептываться. Из толпы вынырнула шустрая старуха и засеменила в сторону ворот. Конт кивнул на нее головой, и один из воинов последовал за женщиной.

– Ты пришел на мои земли, в мою деревню, взял мою женщину и сжег ее на костре из моих дров. Просто так! Не имея на то моего дозволения, но что самое главное – не имея разрешения Наместника! Любой, кто устроит самосуд в моих владениях, будет уничтожен. Здесь лишь я могу карать и миловать! Всем ясно? – Последние слова господин уже орал, держась за кинжал.

– Но… кир Алан, – начал шептать Рэй.

– Рэй! Этот человек посмел не подчиниться закону, установленному самим Наместником. Мудрым и справедливым человеком, который заботится о… – имидже? – лице Храма, а такие, как этот самозванец, своими поступками оскорбляют его… честь, потакая прихотям Вадия.

Виктория покосилась в сторону купцов. Отлично, они все слышали. А так как лучше всего запоминаются последние слова, то она надеялась, что болтать будут лишь о том, что конт Валлид самоотверженно защищал честь Наместника.

«Какой бред я несу, но люди слушают внимательно, и некоторые даже одобрительно кивают», – подумала она. Черт! Как ей хотелось просто разорвать этого зарвавшегося святошу на мелкие кусочки! Как хотелось увидеть его кровь, услышать вопли и мольбы о пощаде! Никогда на ее землях не будет инквизиции! Пусть даже для этого ей придется идти войной на столицу.

Виктория сжала кулаки. Нельзя! Нельзя просто так, без объяснения, убивать человека. Даже такую дрянь. Люди должны знать, что закон для всех один. А посему нужно разъяснить, разъяснить понятным для крестьян языком.

– Я, конт Алан Валлид, владетель и хозяин этих земель, властью, данной мне регентом и Наместником, за убийство моей весчанки приговариваю этого человека к смерти! Повесить самозванца!

– Так, может… – сделал еще одну попытку Рэй.

– Капитан, еще одно слово, и на суку будут висеть два тела.

Виктория не шутила. Сейчас в ней говорил конт Алан Валлид, двадцатичетырехлетний отморозок с фронтира, готовый украсить дерево кучей живописных трупов. Рэй замолчал.

Ксен, конечно, орал, плевался и угрожал всеми карами – от отлучения до прямой дороги к Вадию, но спустя десять минут его упитанное тело висело на ближайшем дереве. Женщина почувствовала огромное удовлетворение, когда ноги ксена перестали дергаться. Там, в прошлой жизни, преступник ушел от наказания, но здесь этого не повторится. На ее землях убийцы будут кормить ворон. Она даже не подозревала, что способна получать моральное удовольствие, наблюдая за смертью себе подобных. «Только за смертью тех, кто этого заслужил», – поправил внутренний голос. Самообман? А кто его знает…

Крестьяне тихо переговаривались, но их голоса слились в единый гул, и Виктория не могла понять – одобряют ее или нет. Но ее это сегодня мало заботило, ей еще предстояло разобраться с местными.

Подошел Берт со стулом и пятеркой детишек. Он поставил детей так, чтобы они не видели догорающего костра, но от запаха деваться было некуда. Ольт позеленел и едва сдерживал тошноту, а вот Тур казался спокойным, даже едва заметно улыбнулся конту. Но его выдавали чуть подрагивающие кончики пальцев опущенных вдоль тела рук, и дышал мальчишка ртом. Остальные дети были конту незнакомы. Три девочки. Они жались к Ольту, испуганно глядя на нового хозяина. Малышня. Интересно, где их родители? Виктория ободряюще улыбнулась.

– Кир Алан, купцы продали всех детей по цене троих. Им этих мелких в какой-то деревне отдали за долги. Ну я и не стал отказываться. – Берт протянул конту тугой красный кошелек на завязках. – Брату Искореняющему он уже не нужен. Я из него рассчитался, мне Рэй велел, – тут же уточнил он, переводя стрелки хозяйского гнева на капитана.

Конт только хмыкнул, подбрасывая кошель в руке. Тяжеленький. Мелочь, а приятно.

Появился Рэй в сопровождении крепкого еще старика. Виктория заметила, что народ с площади так и не уходит, кучкуется в сторонке, прислушиваясь к разговорам, хотя обоз уже выстроился на дороге, собираясь покинуть веску.

– Староста, – буркнул Рэй, старательно отводя взгляд. Обиделся. – Бабу его тоже поймали. Это она ксену на Эльку наговорила. Из-за того, что та игуша приблудного приняла в мужья. Вот дура старая и решила, что накликает он беду на веску. Говорит, хотела только припугнуть, чтобы сошел мужик пришлый со двора, а оно вон как вышло… Запер я наушницу в хлеву общественном. Воет, как корова на сносях.

– Как допустил такое? – тихо спросил Алан у старосты. – Как позволил предать молодую бабу такой лютой смерти?

Староста молчал, низко опустив голову. По его морщинистым щекам текли слезы.

– Виноват. Любое наказание приму.

Виктория окинула взглядом толпу.

– А вы, весчане? Спокойны ваши души?

– Так анчута же! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Почему поверили пришлому ксену, а не поверили женщине, которая жила с вами рядом с рождения? Отчего не привезли в замок к нашему брату Взывающему? Кто, как не он, лучше всех знает своих прихожан?

Ответом был дружный одновременный галдеж:

– А про брата Взывающего мы и не подумали! Да анчута она была, к другой бы игуш не пошел! Господин точно говорит! А если Искореняющий ошибся? А все из-за мужика ейного! Надо было его сразу прикопать у стены! Он во всем и виноват!

– В следующий раз виновного повязать и привезти ко мне на суд. На справедливый суд! Это ясно? – повысил голос Валлид.

– Ясно, чего уж неясного… – загомонили со всех сторон. Кто одобрительно, кто скептически, не веря в справедливость конта. Но Искореняющий пришел и ушел, а конт – вот он, под боком, и на расправу бывает скор. – А как понять, анчута это или нет?

– А вам глаза зачем? Что, сильно Элька изменилась?

– Счастливая ходила, словно летала, – всхлипнула одна из женщин. – Что же мы натворили, а? А если бы мою кровинушку на смерть такую отправили? Ой, горе-то какое.

И тут словно прорвало плотину, со всех сторон раздался женский вой, подхваченный тау.

Дурдом на выезде. Полный. Как к этому можно привыкнуть? Виктория устало покачала головой. Незнакомую Эльку было жалко до слез, не зря предчувствие гнало ее следом за обозом, не зря кричало, что опаздывают.

Так, сделать зарубку на память – нужно растить своих ксенов и расселять по деревням. Нечего чужих кормить. А свои и присмотрят, и сообщат, если что.

– Похороните самозванца и то, что осталось от… Эльки.

Рэй уже подводил жеребца. Опять в седло. Виктория потерла зад. Приехать, поесть и помыться. Запах горящей плоти словно въелся в кожу, смешавшись с запахом конского пота. Аромат еще тот. Духи, что ли, изобрести? Под носом мазать. Эмоции как-то разом отступили, оставив после себя полное опустошение. Она знала, что поступила верно, но каковы будут последствия этого поступка, предсказать было сложно. Конт уже забрался на стул, чтобы с него перебраться в седло, когда староста спросил:

– А с мужиком ейным что делать? И с пацаном. Не стоит ему в веске оставаться. Как бы мстить не решил…

– С каким мужиком? – переспросил Алан.

– С игушем этим проклятым.

– Где он?

– Ксен его в погребе у Эльки запер, вместе с малым. Одежку забрал, чтоб не сбегли, сказал, после казни разберется.

– Веди. Одни пойдем! – пресек конт попытку местных увязаться следом. Надоели крестьяне до чертиков.

Деревня только на первый взгляд показалась большой, на самом деле – домов тридцать. Мазанка Эльки, окруженная садом, стояла в сторонке от главной дороги, возле самой стены. Совсем недавно домик ремонтировали, были видны свежие слои глины, и солома местами выделялась более ярким цветом. Чисто выметенное крылечко вело к двери, на которой виднелись нарисованные красные птицы. Во дворе прямо перед крыльцом в пыли валялась довольная жизнью свинья.

У Виктории желудок сжался в тугой горький ком, и слева заныли едва сросшиеся ребра. Она не удержалась, ступила на крыльцо, легонько толкнула дверь и зашла в полутемные сени, а оттуда в комнату. Остановилась на пороге, не решаясь идти дальше, словно боялась потревожить дух этого дома. Пахло перестоявшим тестом и сушеными травами. Чуть колыхались от сквозняка расшитые незамысловатым узором занавески. Круглый плетеный соломенный коврик на чистом полу, деревянные лари, глиняные кружки, висящие на вбитых в стену гвоздях. Во всем чувствовалась женская хозяйственная рука. Посреди кухни солидно возвышалась большая выбеленная печь, наверное, еще теплая. За отдернутой цветастой ширмой приютилась узкая кровать, покрытая лоскутным пестрым одеялом. На выскобленном добела столе стояли три тарелки с остатками засохшей каши. Опрокинутая кружка, из которой под стол налилась лужица молока, сиротливо лежала с краю.

Конт постоял в дверях, словно впитывая в себя полумрак кухни, и решительно вышел на свет.

Прощай, Элька, и прости мне опоздание.

Дома как люди. Этот теперь сирота. Так и будет стоять пустым, напоминая весчанам о совершенном ими преступлении. Да нет, не будет, быстро найдутся на него желающие, вон как староста внимательно все осматривает.

– С собой заберем, – кивнул конт Рэю, указывая на свинью. – Всю живность собери. Ничего не оставляй. – Не хотелось, чтобы весчане, погубившие первую любовь реципиента, богатели за счет Эльки. – Сироты в веске есть? – спросил Алан у старосты.

– Есть. Две сестры Михсины одни остались.

– Дом со всем, что в нем есть, младшей отдашь. Как приданое. Старшая пусть в родительском остается.

Земляной погреб был заперт на железный колышек. Рэй открыл дверь, из темного нутра пахнуло кислым холодом. Капитан просунул внутрь голову и заорал:

– Эй, малец, выходи! Здесь конт Валлид!

– Дядька Рэй? – раздался дрожащий голосок. И что-то в этом голосе было не то. Испуганный, осипший, словно сорванный от долгого крика, с тонкой болезненной ноткой.

Рэй тоже это услышал. Он кивнул одному из воинов, тот споро высек огонь приспособлением из железной палочки и камня – вот еще головная боль! – поджег длинную лучину, и они по очереди исчезли в глубине погреба. Вскоре по ругани Рэя конт понял, что пленников нашли. Он поднял глаза на старосту, и тот испуганно попятился.

– Что я сейчас увижу, старик? – ледяным голосом спросил Алан.

– Так игуш в драку полез, как ксен за Элькой пришел. Вот мужики его оглоблями и приложили… ну и пацану пару раз перепало.

– Вы хуже зверей, – вздохнул конт. Стадное чувство – сильная штука. По одному эти весчане милые, отзывчивые люди, но толпа… Толпа в умелых руках – страшное оружие. Она будет рукоплескать твоей щедрости и так же рукоплескать твоей смерти. Толпа любит зрелища. – Соберешь с вески тридцать серебрушек в наказание за дурость.

– Помилуйте! Это же…

– Или деньгами, или продуктами, мне все равно. Десятница. Потом приду с отрядом, возьму в два раза больше.

Спорить староста не осмелился, тем более что спор мог бы запросто закончиться его скоропалительной кончиной, потому что из погреба поднялся воин, и началась суета. Кто-то нес одеяло, чтобы закутать голого, окоченевшего мальчугана лет одинадцати с черными вьющимися волосами. Первый черноволосый ребенок, которого увидела в этом мире Виктория.

Конт нахмурил лоб. Элька была его первой, значит… этот ребенок может быть его сыном? Рэй же говорил, что по вескам куча его ублюдков бегает. Надо обязательно расспросить об этом капитана. Мальчишку уже закутали в одеяло, дали выпить вина, и один из воинов посадил его впереди себя на лошадь. Ребенок тихонько плакал, уткнувшись носом в плечо мужчине. Тот хмурился, но молчал, неуклюже обнимая паренька, и Виктория была благодарна воину за это.

Слышались визг и куриное кудахтанье – это ловили живность. Один из прибывших с контом мужчин вывел из сарая тонконогую каурую лошадку. Невысокую и очень изящную, словно статуэтка из обожженной глины. Вороной жеребец тут же игриво выгнул шею, гарцуя на месте, всем своим массивным телом выражая страстный интерес к симпатичной кобылке.

– Это игуша коняга, – сообщил староста, держась на расстоянии недосягаемости от контовского кулака. Уже был научен. Потому что когда Алан увидел замерзшего избитого мальчика, он не удержался. Теперь староста и Берт могли бы работать зеркальным отражением друг друга. Сразу стало заметно, кто обучал конта правостороннему хуку.

Рэя что-то долго не было. Конт присел на колоду, стоящую у погреба, и рассеянно смотрел на жука, деловито шествующего по траве. В голове медленно текли ленивые мысли.

Искореняющий сработал подозрительно шустро, словно специально готовился к аутодафе. Зря она приказала его повесить, допросить надо было сначала, а не идти на поводу у эмоций. Плохо, конт Алан, очень плохо, непрофессионально. Можно было эту тварь не прилюдно казнить, а по-тихому устранить. Волки, разбойники, сердечный приступ… А теперь нужно ожидать проблем.

Конт вздохнул, оглядываясь по сторонам. Больше всего хотелось есть, мыться и спать. Или наоборот – мыться, спать и есть. Но дома ждали разговор с ксеном, встреча с женой и подъем на скалу. Интересно, а можно забраться наверх как-то по-другому?

Наконец из погреба появился Рэй с голым окровавленным телом на руках.

– Не жилец, – буркнул он. – Сам помрет или дорезать, чтоб не мучился?

Конт молчал. Даже избитый, окровавленный, замерзший мужчина был чертовски привлекателен. Рэй нес его, словно девушку, прижимая к груди. Темно-каштановые волосы, слипшиеся от крови, обрамляли узкое лицо. Глаза игуша были открыты. Алан подошел ближе. Зеленые. Не такие блеклые, как у друиды, а насыщенного изумрудного цвета, так редко встречающегося на Земле. Он смотрел спокойно, словно распрощался с жизнью и был готов встретиться со своими предками. А может, уже наступала агония и душа готовилась отлететь? Сердце в груди конта сделало кульбит, остановилось и застучало с удвоенной силой. Да что такое? Виктория уже лет десять как перестала обращать внимание на симпатичных мужчин, и вдруг такая реакция. Наверное, это жалость и нервы. Она хмыкнула своим глупым мыслям и коротко скомандовала:

– Возьмем с собой. Если выдержит дорогу – ворожея его посмотрит. По коням! – нарочито грубо крикнул конт, скрывая охватившее его смущение. И тут, вспомнив еще кое-что, подозвал к себе старосту. – А бабу свою выпори. На площади, там, где был костер. При всех выпори, и учти, в следующий раз за такое буду резать языки! Так всем и передай.

Однако приказ так и остался невыполненным. Когда они уже подъезжали к воротам, конт услышал, как кто-то кричит, что женка старосты повесилась в хлеву.

Не выдержала пресса собственной совести? Или нашлись те, кто отомстил за смерть Эльки? Правду знать не хотелось. Собаке – собачья смерть.

Всю обратную дорогу Виктория пыталась анализировать свое поведение, но взгляд постоянно искал телегу, на которой везли раненого и собранную на подворье Эльки живность. И все же… Холодное спокойствие при аутодафе, сменившееся с трудом обузданной яростью, неконтролируемые приступы гнева, жесткость, безразличие. Неужели она такая? Никогда раньше за собой не замечала. Виктория обычно гордилась своей выдержкой и спокойствием. А тут… сплошные эмоции, и это странное чувство, которое пронеслось, словно отголосок забытых наслаждений, когда она увидела зеленые глаза игуша. Неужели душа молодеет, подстраиваясь под молодое тело? Ведь не может быть, чтобы с телом достались и привычки реципиента? Или может? Астральное, ментальное, эфирное тело… Как жаль, что в свое время она со смехом встретила увлечение Леночки эзотерикой.

Да ну! Глупости это все! Она в это не верит. А вот в то, что у тела осталась память на клеточном уровне, – верит. Недаром люди с пересаженными органами весьма часто получают и привычки донора. А ведь здесь не идет речь о душе. Клетки этого тела привыкли резонировать на определенной частоте с мыслями и поступками бывшего владельца, но его новая хозяйка имела иные вибрации, поэтому и не проявлялось то, что было свойственно виконту. Выходит, тело имеет память, и, когда желания Виктории совпадают с памятью тела, проявляются наиболее яркие привычки предыдущего жильца. Как-то так…

Как же все сложно и запутанно! Ничего, она над этим поработает, подгонит тело под себя, как подгоняла слишком длинные брюки. Виконт Алан умер окончательно и бесповоротно!

Виктория окинула взглядом отряд. Детей Рэй распределил среди воинов, и теперь они тихонько сидели впереди угрюмых бородачей, с интересом глазея по сторонам. Раненого мужчину замотали в одеяло, он лежал в соломе и безжизненно болтал головой, когда колесо телеги наскакивало на кочку, но признаков жизни не подавал. Его каурую лошадь вел в поводу один из воинов.

Виктория украдкой бросала на горца взгляды: «Жаль, если умрет. Ведь не в пьяной драке пострадал, бросился защищать любимую. Пошел против всех, не побоялся. Видно, действительно любил Эльку… Даже завидно».

Рэй ехал рядом с телегой, скептически кривя губы. В зубах у него торчала очередная морковка. Виктории стало любопытно, где он умудряется их прятать?

Она огляделась по сторонам и едва не задохнулась от восторга. Расстилающийся вокруг пейзаж просился на холст. Виднеющийся вдали замок Кровь на фоне красных скал, к которым он прижимался, казался собранным из лего. Все остальное пространство до самого горизонта занимали невысокие, поросшие густым лесом горы. Словно громадные животные с зеленой шкурой улеглись у ног исполинских великанов в белых шапках. Это они истинные хозяева здешних мест. Вечные и древние, как сама планета, хранители ледников с кристально чистой замерзшей водой. Вершины громоздились одна за другой, и конца им не было. А сбоку равнина уходила в широкое ущелье, и там, на горизонте, небо сливалось с землей или… Неужели море?

– Игуши! – крикнул кто-то из воинов.

Где? Виктория натянула поводья, оглядываясь. К ним несся отряд всадников. Она бросила быстрый взгляд на Рэя, но капитан вел себя спокойно, и женщина тоже расслабилась. Хотя в желудке и екнуло от страха, она постаралась ничем не показать своего удивления и любопытства.

Ей никогда еще не приходилось видеть со стороны, как движется конница. Это было завораживающе красиво. Рыжие лошади, казалось, едва касались земли, словно летели над зеленой травой, к их шеям прижимались наездники, цветом волос практически сливаясь с конскими гривами. Они стремительно приближались, а конт любовался всадником, вырвавшимся вперед. Во всей его фигуре было столько мужественности, столько грации и изящества, что глаз не оторвать. Ей никогда не научиться так держаться в седле, словно ты с лошадью единое целое, но при этом сидеть спокойно и непринужденно.

Тем временем их окружило плотное кольцо воинов. Но игуши не собирались нападать. Они закружили вокруг ощерившегося арбалетами и мечами отряда, свистя и гортанно покрикивая. За спинами большинства виднелись короткие, сильно изогнутые луки, у седел крепились ножны с двойным изгибом. «Ятаганы», – квалифицировала для себя Виктория вид оружия. К счастью, всадники не спешили их обнажать.

– Говорить хочу! – Вперед выехал пожилой мужчина.

Сбруя его коня сияла и переливалась от обилия серебряной чеканки и ярких камней. Грива и хвост заплетены во множество косичек, украшенных цветными лентами. На уздечке висели маленькие серебряные колокольчики. Богатая чеканка украшала ножны и рукоять меча. Сам вождь был одет в распахнутую на груди черную рубашку и кожаные штаны, заправленные в сапоги. Широкий тканый пояс пестрел всевозможными цветами, и Виктория поняла, что перед нею глава рода. Темно-каштановые волосы мужчины тронула седина, но зеленые глаза ярко сияли на смуглом лице.

– Сарх Гривастый Волк, что тебя привело в земли моего господина? – громогласно поинтересовался Рэй.

– Бешеный Алан теперь говорит твоими устами? – презрительно сплюнул игуш.

Конт тронул пятками жеребца, посылая его вперед.

– Что ты хочешь? – спросил он, с интересом рассматривая мужчину с таким экзотическим именем. Красив, чертяка.

– У тебя кобыла моего сына, верни!

– Нет. Сына могу вернуть. Похоронишь с почестями.

Сарх прищурился, глядя на телегу.

– Это ты его ранил? – нахмурился он.

– Нет.

– Я буду мстить. Мои воины сожгут твою деревню и продадут в рабство ее жителей.

– Тогда я приду и убью тебя, детей продам, женщин возьму для потехи, а мужчин брошу на растерзание диким зверям, – спокойно сообщил конт. Он уже играл в такие игры и знал правила.

Игуш оскалился.

– Ты попробуешь. Это будет славная драка.

– А если я скажу тебе, что уже отомстил за твоего сына? Что повесил виновного и любовался на его смерть?

– Это правда?

Тут Рэй, до сих пор молча слушавший разговор, не выдержал и в сердцах плюнул на землю.

– Да ты… сын… – Виктория с восторгом выслушала длинное и витиеватое ругательство, не сомневаясь, что никогда в жизни не сможет его повторить, – сомневаешься в словах кира Алана? – зарычал капитан, хватаясь за меч.

– Не шуми, Молчун, – поднял руку предводитель игушей и повернулся в сторону конта. – Когда мой сын сможет сесть в седло, привози его, я дам хороший… – слово, которое он сказал, Виктория перевела как «калым», «выкуп».

Всадники засвистели и с гиканьем и криками унеслись прочь.

– И что это было? – растерянно спросил конт Рэя.

– Его сын – ваша добыча. За мертвеца горцы драться не будут, но, если он выживет, Волк даст богатый выкуп. Хорошая сделка.

– Дикие люди, что с них взять, – философски пожал плечами Берт, потрепав по голове сидящего с ним Ольта. Тот серьезно кивнул, чем вызвал смех среди воинов.

«А мне кажется, что я могу приобрести союзника, – подумала про себя Виктория, посматривая в сторону раненого мужчины. – Ты только выживи, парень».

Замок встретил их деловитой суетой. Набежавшие рабы подхватили лошадей, Берт повел детей на кухню – кормить и заодно передать Райке пожелания конта насчет обеда. Мясо, мясо и еще раз мясо. Спасенных понесли в мыльню, и Виктория собиралась к ним присоединиться, потому что от запаха лошадиного и собственного пота ее уже начинало подташнивать. А еще потому, что ей хотелось убедиться, что игуш все еще жив, ну и просто… Ох, какие глупости лезут в голову! И только она собралась приказать Берту приготовить ей чистую одежду, как увидела брата Искореняющего, спешащего навстречу. Выражение его лица очень не понравилось женщине. Но пока не забыла…

– Рэй! Скольких моих детей ты знаешь?

– Пацанов? Девки-то не наследуют. Трое точно ваши, кир. Все черноголовые. От Эльки и еще двое в Корчах.

– А говорил о десятке, – возмутилась Виктория, чувствующая иррациональное разочарование.

– Да кто их знает? Белобрысых же считать не будешь.

– Логично. Пошли воинов, пусть привезут в Кровь и этих двоих.

– Не стоит. – Искореняющий подошел неслышно. Что за манера подкрадываться? – Один из мальчиков утонул десятницу назад, а второго придавило бревном. Три дня пролежал и ушел к светлому Ирию.

Оба-на! И третьего едва не прибили. Не пустись она в погоню за рабами, кто знает, что случилось бы с ребенком. Но откуда все это известно ксену? Однако подумать об этом Виктория не успела.

– Кир Алан, у меня еще плохие новости. Вашу жену отравили.

– Насмерть?

Но это замечательно! Сердце замерло, и Виктория тут же устыдилась своих мыслей. Литине всего двадцать три года, она глупое пухлое создание, но она не виновата, что ей так не повезло с мужьями. Первый – сволочь, садист, грубиян, а второй и вовсе – женщина!

– Ирий спас, контесса успела отпить всего глоток отравленного вина. Сейчас с нею ее духовник и ваша травница, – слегка улыбнулся ксен. Выражения его глаз видно не было, мужчина так и не снял капюшон.

– Я зайду к ней позже. Негоже идти к жене в таком виде.

– Конечно. Но пока не уделите ли вы мне некоторое время для разговора? – мягко, но настойчиво произнес ксен.

Конт вздохнул. В животе громко заурчало, и он смутился.

– Брат Искореняющий, может, поговорим за обедом? – спросил с надеждой.

Ксен тихо рассмеялся и наконец-то откинул капюшон.

А вот это было любопытно. На Алана из-под длинной черной челки смотрели живые карие глаза. Вряд ли Искореняющий был намного старше конта.

– Максимум лет двадцать восемь, – незаметно для себя конт закончил свои мысли вслух.

– Тридцать. Мне тридцать лет, и мои родители выходцы из Мирии, а там черный цвет волос никого не удивляет. Впрочем, у вас в предках тоже были мирийцы?

– Прадед, – кивнул конт. – Я умоюсь, и мы поговорим.