4
Услышит она, подплывет к берегу со своими подругами и станет спрашивать, кто ты есть и откуда.
Скажи, что ты купец, что в шатре у тебя драгоценности, пригласи полюбоваться ими.
Экскурсия продолжалась четыре часа, и к концу ее некоторые уже выглядели отчетливо устало. Одно дело – заниматься любимой работой, бегать туда-сюда с проводами, кисточками и осветительными приборами, помогая свершаться кинематографическому волшебству; другое – много и долго карабкаться по холмам, а потом стоять, пока гид рассказывает. Светлана четко угадала тот момент, когда взгляды несчастных киношников начали терять фокус, и предложила на этом закончить.
Задумка Юрьева удалась на славу: Прага, обрисованная Светланой, представлялась совсем не такой, как в путеводителе. У Даши возникло несколько идей, каких можно добавить штрихов в образы Тихомирова и Галахова, и следовало сегодня обсудить это с Марь Иванной. Та на экскурсию не пошла, объявив, что, во-первых, уже бывала в Праге, а во-вторых, старовата для таких затей. Даша подозревала, что главной гримерше просто хотелось спокойно закончить разборку кофров и сделать дополнительные заказы.
Быстро проведя группу по Малой Стране и Пражскому Граду, показав Лорету и собор Святого Вита, Светлана ответила на многочисленные вопросы (костюмеры интересовались некоторыми деталями одежды, осветители – предполагаемым прогнозом погоды), после чего попрощалась со всеми и выразила готовность помочь, если вопросы еще возникнут. Даша так поняла, что режиссер использовал эту милую женщину-историка в качестве консультанта, который не только придаст колориту происходящему в кадре, но и поможет с несколькими историческими сценами – флэшбэками, воспоминаниями героев.
Автобус подогнали в Пражский Град, однако уехали на нем немногие. Помреж разрешила людям пройтись по городу и затем добраться до студии самостоятельно к нужному времени, благо, в запасе имелось еще часа три. Киношники, предпочитавшие пообедать в городе, разошлись, весело переговариваясь, а Даша решила вернуться на студию. Ноги гудели, с Марь Иванной нужно было посовещаться, и Праги на сегодня уже хватило. Никуда она не денется: в ближайшие дни запланированы натурные съемки.
Лика пошла вместе с народом, пообещав, что к четырем будет на месте. Даша забралась в почти пустой автобус подальше, села у окна, воткнула в уши наушники с телефона и включила музыку; инструменты запели, грянул хор, и саундтрек к «Ангелам и демонам» словно поплыл над домами. Даша повернулась, уловив движение в проходе, – и вдруг увидела Тихомирова. Надо же.
Из вежливости пришлось вынуть наушник и кивнуть Матвею, усевшемуся у другого окна, напротив:
– Вы с нами?
– Почти все ушли, а мне нужно в студию, – объяснил он.
Даша подумала и вытащила второй наушник. Случаем следовало пользоваться.
– Матвей Александрович, вы извините, если я вам надоедаю, но можно спросить?
– Спрашивайте, конечно. – Он снял очки и поморгал. Автобус мягко тронулся с места, зашипев закрывающейся дверью. Кроме Даши и Матвея, в нем было всего несколько человек, да и те сидели впереди. – Только если без отчества. Мы же договорились.
– Я постараюсь привыкнуть… Я вот что хотела узнать: вас в последнее время в театре не видно. Вы вернетесь?
– О-о, какой вопрос. Вы театралка?
– Немного, – сказала Даша, – а вот моя мама – театралка и ваша поклонница. В ее стиле, разумеется. Она вас называет «ну, этот молодой Тихомиров, ничего». Не обижайтесь, пожалуйста, это просто так…
Актеры – натуры ранимые. Галахову, который лишь с виду был легок, как пух, а истерику мог устроить на пустом месте, Даша бы в жизни такого не сказала. Но Тихомиров выглядел непробиваемым, как обросший ракушками древний кит. Скорее всего, это маска такая, однако актеры, выбравшие определенный стиль поведения с простыми смертными, обычно его и придерживаются. Если Матвей по легенде спокоен, как танк, и доброжелателен, таким он и останется, несмотря на неуставной вопрос.
– Хм… – сказал Тихомиров, а затем встал и пересел на кресло рядом с Дашей, пояснив смену диспозиции: – Не люблю кричать издалека. Я не обижаюсь, Дарья. В устах настоящего театрала снисходительное «ну, ничего» чаще всего и является истинной похвалой. Передайте своей маме, что в следующем сезоне я буду играть на сцене, и приходите, если вам интересно.
– Мне интересно, – сказала она быстро. Сейчас, когда он сидел рядом, Даша чувствовала, как от него пахнет: старомодным «Олд Спайс» и каким-то шампунем. В непростом амбре гримерки личные запахи теряются, а в кондиционированном автобусе сразу выходят на первый план. – А где, вы уже знаете?
– Да, с июня будут репетиции. Я занят в двух местах: в студии «Ловцы снов» в «Варшавской мелодии» и там, где обычно играю, в новой интерпретации «Пиковой дамы».
– Германн?
– Он самый. – Матвей прижал раскрытую ладонь к груди и продекламировал: – Можете ли вы назначить мне эти три верные карты?
– Кажется, графиня в ответ чаще всего молчала, – припомнила Даша. Русская классика со школьных времен выветрилась еще не окончательно.
– Наша весьма многословна, – заметил Тихомиров. – Режиссер прочел у Пушкина между строк много новых идей. Подозреваю, что Александр Сергеевич понятия о них не имел, однако ему уже все равно. Получилась этакая детективная комедия. Если постараемся, будет смешно.
– Вы всегда стараетесь.
– Откуда вам известно?
– Ну… вы искренний на сцене. Это видно. – Даша махнула рукой. – Когда поваришься в этом котле, начинаешь понимать, где талант, а где так – за славой пришли или за деньгами. С обратной стороны это очень хорошо видно. Вы не для славы пришли, а для сцены и зрителей.
Нет, определенно Тихомиров владеет какой-то тайной техникой гипноза: обычно Даша о таких вещах с актерами не трепалась. Польстить, подбодрить, сказать «красавец», отпуская на волю с заветного стульчика, – это всегда можно, это им необходимо, как вода. Если не чувствуешь человека, не понимаешь, зол он или радостен, устал или полон энергии, ты ему не поможешь. А задача гримера, как Даша ее понимала, – именно помочь. Актер видит свое изменившееся лицо в зеркале и может легче войти в роль. Он знает, что с глазами все в порядке, и ему это не мешает играть. Не только режиссер сказал, что все идет нормально, но и девочка-гримерша глянула восторженными глазами и обронила нечто ободрительное – и появляется дополнительный кусочек силы, который потом, благодаря магии пленки, вытягивает любую сцену. Это начинаешь чувствовать хребтом, если к такому расположен, а если нет – в определенной профессии тебе делать нечего. Под актерскими эмоциями Даша поворачивалась, как флюгер, туда, куда ветер дул, чтоб на пользу шло; но ее личные переживания и мнение всегда оставались за кадром.
– Как это вы меня раскусили, – сказал Матвей и улыбнулся; на щеках его тут же появились еле заметные ямочки, и Даша, глядя на них, автоматически подумала, что надо в паре мест эти участки подчеркнуть. Там, где Матвей улыбается по сценарию, на солнце смотрит. Оператор возьмет крупный план – девушки потом растают. Ямочки, да.
– Кусать положено вам, – отшутилась Даша. – Клыки не жмут?
– Нет, отлично сделаны. И вы прекрасно гримируете, я рад, что Мария Ивановна назначила именно вас. Она сказала, вы не должны были ехать, вместо кого-то другого полетели?
Невинное замечание словно обдало Дашу холодом. Ах да, Матвей ничего такого не имеет в виду: откуда ему знать о противоправных деяниях на пару с Казимиром? Ответила она спокойно:
– Да, мы поменялись… Вам понравилась экскурсия?
– Полезно.
– Но в меч вы все равно не верите?
– Верю, что в опорах могли замуровать какое-нибудь железо с сакральным смыслом, однако водяной реальнее.
Даша засмеялась, потом все-таки спросила нерешительно:
– Я вам не надоедаю? Если что, вы скажите…
– Даша, – прервал ее Матвей, – послушайте, давайте договоримся. Я не волшебник в голубом вертолете, а парень-сосед с лестничной клетки, ладно? Такая у меня будет роль. Я не знаю, может, кто-то и любит, чтобы вокруг него трепетали, а я нет. Мне это мешает, не вы. С вами приятно поговорить, вы интересная девушка, – каким образом это может побеспокоить, скажите? Вы с соседом так же церемонитесь?
– Нет, но правила-то есть, – вздохнула Даша. Сосед, скажет тоже. – У нас с мамой соседи разные. Один алкоголик Прохоров, он запойный, но даже в запоях мирный. Когда он трезвый, я с ним обсуждаю мировые цены на нефть и падение курса доллара. Когда-то у него была фирма «в сто тысяч голов скота», как он сам говорит, а потом он спился и разорился. Он смешной и грустный, и кот у него такой же. Потом семья живет в двадцатой – эти с тремя детьми, шумные, вечный ремонт, и хорошо, что они стенку сверлят не нам, а Прохорову. А напротив живет баба Дуся. Про нее я рассказывать ничего не буду, потому что баба Дуся – собирательный образ всех бабулек с лавочки у дома. Она считает, что мы с мамой – проститутки и что Сталина на нас нет. Иногда ругается громко на лестничной клетке и подглядывает всем в глазки на дверях. Очень смешная.
– Вы так образно говорите. – Матвей прищурился. – Алкоголик с грустным котом – это же просто чудесно. Можно, я воспользуюсь?
– В каком смысле?
– Образ. Пригодится.
– Пользуйтесь, – великодушно разрешила Даша. – Прохоров не обидится.
– У меня не такие колоритные соседи, – сказал Матвей задумчиво, глядя в окно. Автобус затормозил перед пешеходным переходом, и Даша глянула тоже – вот чешская мама ведет куда-то веселую дочку с забавно подпрыгивающими косичками, вот суровая кариатида на фасаде старого особняка, а вот цветы продают – взрыв желтого, красного, белого. – Приходится жить в элитном доме, охрана, все как полагается. И соседи – один банкир, второй адвокат со всероссийским именем, никаких дебошей и дрели в стенке. Солидно, респектабельно… скучно. Я сюда, в Прагу, на два дня раньше остальных прилетел, – вдруг сообщил он. – Снял номер в центре, ходил по улицам, смотрел на людей. Самое интересное – обычные люди: что они делают, как они двигаются, что их заботит. Из этого складывается образ. Но Сергей хочет, чтобы мы все вписались в образ города, и потому я пошел сегодня на экскурсию. Прага неоднозначна, и мне кажется, я еще не все в ней уловил.
Конец ознакомительного фрагмента.