Вы здесь

Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича. Введение (М. В. Антонов, 2013)

© Антонов М.В., 2013

© Оформление. Издательский дом Высшей школы экономики, 2013


Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.


©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Введение

Социологическое направление является одним из ключевых подходов к пониманию и объяснению права в современном правоведении. Разумеется, современные социолого-правовые теории во многом опираются на те разработки, которые были осуществлены «основателями» этого направления в первой половине XX в. В их числе – русско-французский мыслитель Г. Д. Гурвич. Творчество Георгия Давидовича Гурвича (1894–1965) примечательно тем, что уже на первый взгляд в нем обнаруживается несколько аспектов. В интеллектуальном плане Гурвич, как и ряд его коллег по Петроградскому университету (Н. С. Тимашев, П. А. Сорокин и др.), прошел эволюцию от правоведения – через психологию и философию – к социологии; в плане методологическом его творчество оказывается разделенным на три этапа (метафизический, феноменологический и диалектический), условными водоразделами между которыми служат две мировые войны. Можно добавить, что Гурвич в разные периоды принадлежал к разным национальным научным школам: он сформировался как русский мыслитель и исследователь, оставался представителем русских академических кругов в период эмиграции в Германии и Чехословакии (1920–1925) и в первые годы проживания во Франции (до конца 1930-х годов). В последующем Гурвич позиционирует себя как французского социолога, постепенно отходит от деятельности русской эмиграции. Французская философская и социологическая мысль становится с 1930-х годов главным объектом исследований ученого, который считает свои теории продолжением именно французского социально-правового дискурса[1].

Такой синтез влияний разных культур очевидным образом сказался на формировании научных взглядов мыслителя, который – даже не всегда сознательно – стремился к нахождению синтеза, связующего звена между разными научными концепциями, традициями, дисциплинами. Термин «взаимодополняемость перспектив», введенный Гурвичем в современную ему социальную философию[2], вполне может характеризовать основную черту его собственной научной концепции, которую он небезосновательно рассматривал как плюралистическую. Именно благодаря этой черте творчество Гурвича привлекает особое внимание исследователей в контексте развития современного научного знания – знания, которое все дальше отходит от монистических установок и все более приближается к плюралистической «постклассической» научной парадигме[3].

В этом смысле Гурвич стал одним из инициаторов пересмотра принципов классической рациональности в социологии и правоведении. Превосходный пример такого подхода представляют правовые взгляды мыслителя, особенно в исследованиях о социальном праве и юридическом опыте. Так, социальное право было задумано как научная концепция, способная объединить в рамках одной познавательной модели принципы нормативизма, психологизма, социологизма и юснатурализма, которые традиционно противопоставлялись друг другу[4], а учение о юридическом опыте было призвано дать методологическое обоснование этому научному замыслу через интеграцию феноменологической, метафизической, позитивистской перспектив науки о праве[5].

Творчество Гурвича можно разделить на метафизический (до начала 1920-х годов), феноменологический (с начала 1920-х до начала 1940-х годов) и диалектический (с начала 1940-х годов и до кончины мыслителя) периоды. Эта периодизация, равно как и любая другая, схематична и требует множества оговорок. Прежде всего, критерием является направленность исследований, но отнюдь не их методология. Последняя включает у Гурвича множество элементов различных, порой гетерогенных, научных концепций и по большому счету представляет собой баланс научных влияний, сказавшихся на формировании мировоззрения ученого. Гурвич никогда не порывал полностью с научной концепцией, оказавшей на него воздействие. Даже говоря о преодолении таких концепций, мыслитель оставлял им место не только в описании истории соответствующей научной дисциплины, не только в современной для него научной действительности, но и в собственном научном мировоззрении[6]. Иными словами, преодоление теорий предшествующих авторов означало для Гурвича не гегелевское Aufhebung, не систематизацию «здравых» элементов этих концепций в новом методологическом синтезе и в данном смысле вырывание элементов научных концепций из той культурной среды и научной парадигмы, которые эти концепции породили. Мыслитель предпочитал работать с научными концепциями в их целостности и, совершенствуя свою методологию, находить для них место в движении социальной мысли и в актуальной для современности проблематике.

Гурвич последовательно проводил эту линию, хотя и не всегда облекал ее в точные формулы, что вызывало порой заслуженную критику. Для примера можно взять центральный труд ученого «Современное призвание социологии», который разбит на два тома: «Предшественники» (изложение и критика ряда концепций предшествующих авторов) и «Перспективы» (изложение собственной концепции). Критики Гурвича были единодушны, обвиняя автора в завышенной самооценке из-за того, что тот рассматривал всех социологов как своих предшественников[7] или даже был склонен «уничтожать всех тех, кто до него или рядом с ним разрабатывал сходные научные концепции»[8]. Справедливости ради нужно заметить, что в указанном труде речь шла о селективной работе – об отборе Гурвичем элементов учений наиболее близких ему авторов для построения собственной концепции. В этом смысле характерно, что он почти никогда не выступал с критикой идей тех авторов, с которыми был принципиально не согласен, считая такую критику контрпродуктивной[9], и ставил себе задачу не опровержения, а «диалектизации» предшествующих концепций в постоянно обновляющейся перспективе научного знания о социуме[10].

Каковы же основные вехи интеллектуального развития Гурвича? В первые годы научных поисков мыслитель был увлечен историческим анализом политико-правовых идей, хотя в его исследованиях уже проявляется тенденция к комплексному анализу права и общества – попытки объяснить элементы учений разных мыслителей не только через систематизацию их взглядов, но и через анализ социально-политического и правового контекста возникновения соответствующих теорий. Переход ко второму периоду совершается постепенно, после эмиграции в 1920 г. в Германию. Параллельно с подготовкой диссертации о Фихте Гурвич исследует тенденции немецкой философии; стремительно развивающаяся феноменологическая философия занимает внимание молодого ученого, хотя к феноменологии Гурвич идет не напрямую, а через метафизику Фихте.

Защита диссертации в 1924 г. дает мыслителю возможность переориентировать направление своих научных исследований – замысел, который приносит свой результат в конце 1920-х годов, когда Гурвич входит в научную среду Франции как специалист и популяризатор немецкой феноменологической философии. Отметим еще раз, что до этого его научная деятельность протекала в основном в кругах русской эмиграции. Феноменологические принципы (наряду с принципами русской философии права, в особенности концепций В. С. Соловьева, Ф. В. Тарановского, Л. И. Петражицкого) закладываются в основу исследований о социальном праве и юридическом опыте, в которых Гурвич сформулировал оригинальную для французской философии права «идеал-реалистическую» концепцию права. В дальнейших исследованиях по этике и философии права в конце 1930-х годов формируется новая социологическая модель объяснения нормативных социальных явлений, основу которой мыслитель видел в многоуровневой типологии таких явлений и социума.

Данная модель становится доминирующей в третий период творчества мыслителя (начиная с 1940-х годов). Элементы метафизики и феноменологии в «идеал-реалистической» правовой концепции Гурвича дополняются микро– и макросоциологическим анализом соответствующих феноменов. Эмиграция в США и временная интеграция в научное сообщество этой страны, где господствовали прагматизм, эмпиризм и реализм, несомненно, способствовали развитию соответствующих тенденций в формировании мировоззрения ученого. Двумя новыми доминирующими категориями становятся «форма социабельности» и «тип глобального общества», в исследовании которых постепенно вырабатывается новая методологическая позиция мыслителя. Гурвич отказывается от поиска «всеобщего» и «неизменного» в социальных явлениях – как посредством метафизических конструкций, так и через феноменологическую редукцию – и сосредоточивает свои исследования на конкретных социальных формах и состояниях, их типологизации. Этот подход получает название «гиперэмпирический реализм». В подобной реконструкции или конструировании общества через типологизацию его форм еще проявляются черты феноменологической методологии, но они уже не являются преобладающими. Данная методология характеризуется мыслителем как «диалектическая», интегрирующая принципы взаимодополняющих теорий[11].

Эта тенденция в творчестве мыслителя удачно сочеталась со стремлением к интеграции влияний различных культурных источников. Говоря о поликультурности Гурвича, известный бразильский мыслитель Роже Бастид приводит пример немецкой («романтической», преимущественно направленной на метафизический анализ социальных явлений) и французской научной мысли («рационалистической», направленной на выведение теоретических конструкций из фактов)[12]. Гурвич, по мнению Бастида, сумел соединить в своем творчестве эти два социологических направления, «заменяя конфликт систем признанием существования гетерогенных аспектов бытия»[13]. В статье, написанной в 1940 г., Бастид сожалеет, что Гурвич не интегрировал в свою концепцию достижений англосаксонской социологической мысли (задача, к которой последний как раз приступал в эти годы)[14]. Не упоминает Бастид и о русских влияниях, ограничиваясь признанием решающей роли трансперсонализма Фихте, но, скорее, по причине отсутствия достаточной информации о роли русской социальной мысли в становлении мировоззрения ученого.

Гурвич действительно смог синтезировать в своих трудах элементы четырех вышеназванных научных культур, через влияние которых ему суждено было пройти. Понять аутентичный смысл работ и идей мыслителя можно только посредством классификации и анализа этих различных культурных источников[15]. Не случайно мыслитель уделял особое внимание анализу теорий своих предшественников: обычно такой анализ занимал более половины любого его произведения. Рожер Бастид в связи с этим справедливо говорит о «длительной конфронтации между различными доктринами, с одной стороны, и между отдельными доктринами и фактами»[16] – с другой; через эту конфронтацию и формировалась мысль Гурвича. Поэтому, по мнению Бастида, «мы не сможем понять образа мыслей Гурвича, если не будем использовать тот же метод»[17] сопоставления различных доктрин. Данную особенность, но в несколько ином аспекте, отмечает и Фернан Бродель. Рецензируя упомянутую книгу Гурвича «Современное призвание социологии», Бродель говорит о свойственной Гурвичу «страсти к разрушению», которая выражается в последовательной деструктивной критике идей предшествующих мыслителей. Вместе с тем он признает, что такой подход – построение собственной теории на обломках теорий других авторов – является характерной особенностью научного метода Гурвича[18].

Критическая рецепция взглядов Гурвича характерна для многих исследований, в том числе и его современников. Частично эта рецепция, как мы отметили выше, оказывается эмоциональным ответом на намерение Гурвича построить научно-методологическую концепцию, свободную от тех ошибок и недостатков, в которых мыслитель обвинял правовую и социальную мысль[19], в первую очередь от претензии на системность – ее он считал необходимым заменить на «прагматичность метода, призванного непрестанно доказывать свою действенность в ходе практического применения»[20]. Впрочем, как будет продемонстрировано ниже, становление идей и концепций мыслителя не может рассматриваться в отрыве от развития современных ему социологии и правоведения.

Гурвич никогда окончательно не примыкал к определенной научной школе, предпочитая оставаться независимым по отношению к господствующим «научным модам» и «идти против течения», будучи «изгнанным из стада социологов и философов»[21]. Как отмечает П. Макдоналд, Гурвич – один из немногих социологов XX в., заслуживающих эпитета «уникальный», хотя «оригинальность взглядов делает его концепцию практически недоступной для понимания»[22]. С категоричностью последнего тезиса согласиться трудно, так как правовое учение Гурвича хотя и недоступно для понимания без учета положений его общесоциологической и общефилософской концепций, но вполне объяснимо в контексте эволюции взглядов мыслителя.