Блокноты журналиста
[17]
Июнь 1955 года, Москва
На скамье подсудимых – пятнадцатилетний Борис Журавлев, ученик 660-й московской школы. Два месяца назад он вместе со своим приятелем Олегом Крымским явился на вечер самодеятельности в школу рабочей молодежи. Оба были пьяны и ходили по залу, сквернословя и задевая всех. Студент Виктор Кузьмин, приглашенный на этот вечер, сделал им замечание. В ответ послышались брань и угрозы. Не желая, чтобы его спутница выслушивала всё это, Кузьмин попросил ее подождать, а сам вышел с Журавлевым и Крымским на лестничную площадку. Здесь Журавлев вынул из кармана револьвер и, выстрелив в Кузьмина, убил его наповал.
Бориса Журавлева вводят в зал суда, он не смотрит по сторонам, прячет глаза и старается побыстрее пройти на свое место. Но ответы его неторопливы и спокойны:
– …Ну, мы с Олегом выпили немного и пошли на вечер. На вечере находился также позднее убитый Кузьмин. Во время перерыва я допускаю, что наступил ему на ногу. Потом я вышел из зала, а Кузьмин пошел следом и сказал, что выведет меня из школы. Ну, я решил его попугать и наставил револьвер. Он прижался к стене, а я спустил курок и раздался выстрел. Я ушел.
Судья: Зачем у вас был пистолет?
– Цели не было. Я просто интересовался устройством пистолета.
– Если вы интересовались только устройством пистолета, зачем вам были нужны боевые патроны?
– Я хотел съездить за город и пострелять.
– Почему вы остались на второй год в восьмом классе?
– Я уже два раза отвечал на этот вопрос, чего это я буду отвечать в третий. Так случилось – и всё.
– Вы грубили педагогам?
– Бывало.
– А почему?
– Они сами вынуждали на это.
– Кто вас учил не слушаться родителей?
– Этому никто не учит.
– Да, не учит. Почему вы так себя вели? Курили, пили.
– Что я, алкоголик, что ли?
– Ваше поведение обсуждали на комсомольском собрании?
– Да.
– Вы ответственно отвечали?
– Да.
– Когда это было?
– Восьмого апреля.
– А десятого застрелили человека! Вы любите читать книги?
– Люблю.
– Читали «Как закалялась сталь»?
– Читал.
– Почему не взяли себе за пример Николая Островского?
– Время не соответствует нашему. Тогда было одно, сейчас другое.
– Чем вы увлекались, кроме выпивки и хулиганства?
– Книги читал.
– Музыкой занимались?
– Было такое дело. Выступал. Получал удовольствие.
– Вы хорошо знаете правила поведения учащихся?
– Хорошо знаю.
– Почему же вы пошли на такое преступление?
– Я не шел. Я хотел попугать. Цели убить у меня не было.
Свидетель Потапов, ученик 9-го класса той же школы:
– Когда мы пришли на вечер, я увидел, что ребята собирают деньги на водку. Но я с ними не пил и ни в чем участия не принимал.
Судья: Вы знали, что у Журавлева пистолет?
– Знал.
– Говорил он, что хочет в кого-нибудь выстрелить?
– Говорил.
– Что же вы молчали?
– А что я мог сделать? Если б я что-нибудь сказал, он в меня бы и пульнул.
Свидетель Целинский, девятиклассник:
– Журавлева я впервые увидел на этом вечере. Он хорошо танцевал и был под мухой. Вообще сказать, для трезвого он вел себя, может, и не нормально, а для пьяного – вполне нормально.
– Убитого вы видели?
– Нет, не поинтересовался. Журавлев говорит: я убил человека. Ну, я проводил Журавлева в подъезд на улице Алексея Толстого, а сам вернулся и слушал концерт.
– Беседовали с вами учителя о правилах поведения в школе?
– А как же? Конечно, беседовали.
– Почему же вы так равнодушно отнеслись к тому, что ваши товарищи пьянствуют?
– Так я же с ними не пьянствовал!
Свидетель Новиков, девятиклассник:
– Журавлева я увидел в перерыве между первым и вторым отделением – его администратор выводил за хулиганство. Потом я зачем-то пошел в раздевалку, а меня догнали Журавлев и Крымский, и Журавлев сказал, что он убил человека. Но я не поверил, раз он пьяный.
– Был ли Журавлев встревожен? Расстроен?
– Нет, ничего такого не проявлял. Я лично ничего такого не заметил.
Поликашкин, девятиклассник. (Глаза раскосые, пустые, дикие.)
Судья: Расскажите о событиях в 187-й школе.
– А чего рассказывать? Дали нам билеты на вечер, мы и приехали. Делать было нечего, а деньги были. Мы купили вина.
– Водки?
– Да, водки. (Небрежно.) После этого стали смотреть первое отделение. Посмотрели. А после выхожу я в раздевалку, встречаю Журавлева, а он говорит: я выстрелил в человека. Но я не поверил, раз он был пьян.
– А вы слышали, что Журавлев говорил Кузьмину?
– Ну, что говорил? Как все пьяные. Ничего особенного, в нормальном тоне. Тот ему: «Надо быть повежливее!» А Журавлев отвечает: «Ты мне не указчик». Ну, как пьяные говорят? Так и он говорил.
– А где вы выпивали? И как?
– Ну, как? Из горлышка. Тут же, в зале.
– Ну, а потом? После того, как узнали про убийство?
– А чего? Проводили Журавлева и вернулись смотреть второе отделение.
– Почему вы не вступили в комсомол?
Долго молчит. Потом:
– Собирался подать заявление. Но были кое-какие срывы. Двойки. Случайные, правда, не в четвертях, а за ответ. Но могли за это не принять. Вот я и не подавал.
Лида Зуева, 18 лет. Работает на швейной фабрике.
Судья: Не плачьте и расскажите всё, как было.
– Я пришла на вечер по приглашению Кузьмина. Мы с ним стояли у окна и разговаривали. Вдруг, к нам подошли два парня, оба пьяные. (Плачет.) Стоят, качаются. Кузьмин попросил их отойти в сторону. Тогда они стали к нему приставать, выражаться. Один парень сказал Кузьмину: «Выйди. – Потом подошел ближе, положил ему руку на грудь и говорит: – Боишься?» Тогда Кузьмин с ним вышел. Он, видно, не хотел, чтобы я всё это видела и слышала. Вот он и вышел. И не вернулся. Сказал: «Я сейчас вернусь», – и не вернулся.
Олег Крымский, девятиклассник:
– С Журавлевым я познакомился в третьей четверти этого учебного года. Однажды он мне сказал, что у него есть пистолет. Я спросил: откуда? Он ответил, что взял у генеральского сына. Так как у Журавлева были плохие отношения с его отцом, он дал пистолет на хранение мне. Мы с ним дружили и, когда были деньги, устраивали выпивки.
Судья: Разве прилично пить молодым людям?
– Так ведь не так, чтоб на ногах не держаться.
– Расскажите про вечер в 187-й школе.
– Борис был пьян. Его попросили выйти. Он вышел, а я остался танцевать. Но потом попросили выйти и меня. Я вышел и на третьем этаже увидел Бориса. Он сунул пистолет мне в руки и сказал: «Бежим!» Потом сказал: «Давай обменяемся пальто». Потом мы поехали на чью-то дачу в Рублево. Борис знал, где лежит ключ. Дача оставалась совсем пустая, мы были там одни.
– Ваше поведение в школе и дома было плохим. Почему?
– Не знаю. Так уж получилось.
– А мать указывала вам?
– Указывала. Но я считал, что она просто мораль читает, и не слушал.
– Кто на вас влиял?
– Никто.
– Почему вы так распустились?
– Мне скучно было учиться.
– Какие у вас были отношения с отцом?
– Так ведь он с нами давно не живет. Ну, конечное дело, позвонит иной раз по телефону – почему, мол, плохо себя вел? И опять про меня забудет. Сам он инженер, кончил два института, а мне говорил: «пастухом будешь».
Крымская Александра Федоровна, мать Олега:
– Отец Олега ушел от нас лет восемь назад. Олег, пока маленький был, учился на «отлично». Но потом покатился по наклонной плоскости. А отец говорил: ну и пускай его исключают из школы и пускай этот мерзавец сам зарабатывает себе на хлеб. Я говорила, что сын может попасть на скамью подсудимых. Он отвечал: а я, как народный заседатель, постараюсь, чтобы он заживо сгнил в тюрьме.
Когда пришел в наш дом Борис Журавлев, мой сын сказал: «Мама, это сын замминистра, он из очень хорошей семьи». Но я вскоре узнала, что у Журавлева не очень-то хорошая автобиография, и хотела изолировать своего сына от Бориса. Кинулась к мужу; муж опять: подите вы к черту, у меня своя семья. Говорила с матерью Бориса. Она: а что мне делать, запирать его, что ли? Утром, в день, когда случилось убийство, я разыскивала сына и нигде не могла его найти. Я попросила у матери Журавлева дать мне адрес их дачи, думала, может, мальчики там. А она: зачем я буду давать вам адрес, вас всё равно туда не пустят, наша дача правительственная. Так я и не попала в тот день на дачу, а вечером случилось несчастье.
Судья: А материально вам муж помогал?
– Только по суду. Два года я не подавала в суд и он не платил ни копейки. Он хотел, чтобы Олег не учился, а работал, чтоб не платить алиментов. Про меня он говорил: я большой человек, два института кончил, а она кухаркой осталась. Еще он говорил: ты заплесневелая женщина, а моя новая жена – член партии. Партбилет он называл билетом, который поможет ему далеко уехать. Сына он однажды позвал и говорит ему: видишь, мы едим «Наполеон», а вы едите батон. Переходи ко мне жить. А сын сказал: я буду есть батон, да зато вместе с матерью. Я считаю, гражданин судья, что мой сын прежде всего жертва отца, а потом уже Журавлева. Может, я своим архаичным умом неправильно рассудила, но я так думаю.
Иван Иванович Крымский (румяное, моложавое лицо, почтенная седина, отличный серый костюм. Отвечает спокойно, отчетливо, с достоинством).
Судья: Крымский Иван Иванович?
– Так точно.
– Работаете в Министерстве тяжелого машиностроения?
– Так точно.
– Крымская Александра Федоровна – ваша бывшая жена?
– Так точно.
– Расскажите, как случилось, что ваш сын попал на скамью подсудимых?
– Мое воспитание складывалось из советов сыну. Я был за то, чтобы сын не учился, а работал, так как труд – наилучший воспитатель в нашей Советской стране. А вообще, что я могу знать об Олеге, когда я уже восемь лет с ними не живу. Я просил учителей проявить побольше внимания к моему сыну, но они этого не сделали.
Конец ознакомительного фрагмента.