Право Рима. Константин. Глава II (Василий Кузьменко)

Глава II

Луч Солнца падал на водную гладь, отражаясь от её поверхности, разбивался на множество маленьких зайчиков сверкающих в небольшом отдельном бассейне терм Каракаллы. Сенатор Нумерий Тулиус сидя в бассейне от этого немного щурился, ведя беседу со своими коллегами. Их было трое: сенатор Септимий Маргус, сенатор Спурий Олиус из рода Клавдиев и сенатор Мамерк Квинт из рода Эмилиев. Септимий Маргус крупный землевладелец Италии сидел рядом с Нумерием, а двое других сенаторов сидели напротив, опёршись на чёрную мраморную стенку бассейна. Слегка разомлевшие от пара они вели степенную беседу государственных мужей.

– Римские императоры со времён Нерона получали власть и успешно правили только в результате некого компромисса между армией и сенатом, – произнёс худощавый, седой Олиус Клавдий.

– Ты прав Олиус, если говорить именно об успешном правлении, – усмехнулся Нумерий.

– Чем же ты недоволен Нумерий, ты Максенцием вроде обласкан, дела у тебя, судя по всему, тоже идут хорошо? – спросил Мамерк Квинт, полноватый мужчина средних лет.

– Если отбросить любые божественные теории то власть всегда зиждется на тех услугах, которые может оказать либо Сенат, либо армия своему государству и народу, – ответил Нумерий.

– Армия может править только силой оружия, в руках Сената находятся все торговые рычаги управления империей и без компромисса здесь конечно не обойтись, – включился в разговор Септимий Маргус, седой плотный мужчина, – если конечно власть работает в интересах государства, а не ради достижения чьих-либо личных целей.

– Личные цели они тоже разные бывают, – задумчиво произнёс Нумерий.

После его слов наступило молчание. Каждый из сенаторов видимо задумался о своих личных целях во власти. Септимий думал о том, как сохранить и приумножить свои владения на Аппенинском полуострове. Его виноградники и масличные плантации приносили ему огромный доход, но вот последний указ Максенция об увеличении налогов на доходы крупных землевладельцев его весьма тяготил. Олиус Клавдий и Мамерк Квинт думали о том, как внезапно умерли их дальние родственники сенаторы, переписав свои завещания в пользу Максенция перед самой смертью, в результате чего их семьи лишились большей части своего имущества.

Нумерий незаметно наблюдал за своими собеседниками, обдумывая свою следующую фразу. Он никогда не начинал разговор первым, чтобы не выдавать своих истинных намерений. Через некоторое время Олиус Клавдий произнёс:

– Из ныне здравствующих императоров, пожалуй, только Диоклетиан показал отсутствие каких-либо корыстных целей в период своего правления.

– Да, но именно он существенно снизил роль Сената в управлении империей! – возразил ему Септимий.

– Он привёл в порядок управление империей, упокоил варваров на границах и как обещал, отрёкся от власти через двадцать лет правления, – сказал Мамерк Квинт.

– Честь и хвала ему, видимо этим он и войдёт в историю, – включился в разговор Нумерий, – однако это уже в прошлом, сейчас у власти в империи находится тетрархия созданная Диоклетианом.

– Мы сами привели к власти Максенция, Диоклетиан его не назначал августом, – произнёс Олиус, – то, что Галерий прислал ему свой указ о христианах, ничего не решает, этот император вне римского права, тем более, что исполнять его он не намерен.

– Лициний и Максимин Даза оба ставленники Галерия, а значит и Диоклетиана, мнят себя старшими августами, и между ними вот-вот вспыхнет война, Максенций конечно будет выжидать, с тем, чтобы потом объявить себя старшим августом, – горячо произнёс Мамерк Квинт.

– Ты прав, нас ожидают нелёгкие дни, но есть ещё один император, который не является ставленником Галерия или Диоклетиана и в августы он произведён в соответствии с римскими законами, – сказал Септимий, обведя взглядом всех присутствующих, – и судя по всему, он более других придерживается этих законов.

– Ты прав, сын императора Констанция, на сегодняшний день является самым законопослушным императором, – улыбнулся Олиус, – но никому не ведомо, как он поведёт себя далее?

– Зато, мы хорошо видим, как растут амбиции Максенция, который тратит гораздо больше, чем способен зарабатывать, – с серьёзным лицом произнёс Септимий.

Сенаторы опять замолчали, обдумывая свои мысли. Нумерий был доволен, разговор сложился именно так, как он хотел. Он лично сам не высказал, каких-либо предложений, никто из сенаторов не назвал имени Константина, но при этом, в их узком кругу только что сформировались мысли о том, кто в принципе должен, именно должен, возглавить империю в ближайшем будущем. Хорошо зная законы кулуаров Сената, Нумерий понимал, что после этой беседы, сенаторы начнут обсуждать всё это уже в следующем кругу и в нужном ему русле. Это будет очень тихая работа, подобная воде, которая точит камень. Сам лично, он к этим разговорам никакого отношения иметь не будет, но в Сенате сформируется определённое мнение, которое может сыграть решающую роль в нужный момент.

– Граждан Рима не очень интересует, что происходит на границах Рейна, Дуная или Евфрата, им гораздо важнее насколько высок их доход, смогут ли они вселиться в новый дом, или купить более престижное место в театре, – начал фразу Нумерий вылезая из бассейна, за ним последовали остальные сенаторы, – на их доход существенно влияет и величина налогов, – продолжил он, накинув на себя простынь.

– Ты прав Нумерий, – поддержал его Септимий, – все граждане согласны платить налоги, пусть без очень большого желания, но всё же платят, когда понимают для чего.

– Маленькому человеку, честно получающему свой доход, просто хочется вкусно поесть, выпить, повеселиться или немного послушать какого-нибудь философа, – вступил в разговор Олиус, – но всякая империя нуждается в резервах. Они могут быть облачены в человеческую плоть, кровь и представлять собой умелых, обученных воинов или иметь чисто материальную форму и храниться в виде золотых монет.

Сенаторы, обернувшись простынями, сели в расставленные для них кресла. На столике стояла ваза с виноградом, бокалы и несколько кувшинов с различными винами.

– Гражданские войны приводят к краху или даже гибели многие богатейшие семьи империи, – продолжил Нумерий, налив себе немного вина, – полагаю, что следует, как можно быстрее остановить этот процесс, империей должен править умный, адекватный и законопослушный император, только так Сенат может вернуть себе своё прежнее влияние!

После небольшого раздумья в разговор опять включился сенатор Олиус:

– В притязаниях армии на власть всегда имеются два аспекта, чисто военный и политический. Армия воплощает в себе, те демократические традиции Рима, которые отражают интересы римских земледельцев и мелких торговцев, – немного подумав, он добавил, – соответственно они требуют от государства таких законов и такого управления, которые защищали бы маленького человека от сильных мира сего, именно на этом сейчас играет Максенций, и тем самым разжигает вражду между бедными и богатыми.

– Ты прав Олиус, только внутреннее спокойствие в империи поможет вернуть былую власть Сенату, – согласился Септимий, остальные сенаторы кивнули в знак согласия и предались размышлениям о судьбах государства…

Константин работал в своём кабинете в Тревире. Прошло уже две недели с тех пор, как он отослал всю свою семью под опекой Колояра на юг Галлии в Арелат (Арль). Именно там он решил накапливать свои маневренные силы для похода на Рим. Сам Константин остался ждать префекта Галлии Гая Тиберия, чтобы передать ему в управление три легиона на самом опасном направлении со стороны франков. Старый друг отца должен был прибыть завтра утром и Константин, не теряя времени, разбирал почту. Писем было очень много, но он старался читать все, особенно из Италии. Из этих писем явствовало, что Максенций всю свою деятельность после смерти Галерия организовал под девизом: «Дополнительные налоги для богатых, смерть убийце моего отца!». Константин понимал, что апеллировать к сыновним чувствам было гораздо удобнее, чем холодному политическому расчёту, война тогда кажется более нравственной, когда она оправдана общечеловеческими чувствами. Константин отложил письма в сторону, и стал прохаживаться по кабинету.

Он вспомнил о последних визитах посланников из Италии и самого Рима. Это были представители богатых и знатных семей землевладельцев и даже сенаторов. Они умоляли его спасти Италию. Факты, которые они сообщали ему, представляли особый интерес. Действия Максенция во время восстания в Африке убедительно свидетельствовали о том, что его главной целью была конфискация имущества в пользу императорской казны. В самой Италии Максенций с помощью преторианцев оказывал давление на самых богатых своих подданных, с тем, чтобы вынудить их делать пожертвования в казну сверх установленных законом налогов. Возможно, он нуждался в деньгах, однако, создавалось впечатление, что он тратит эти деньги не столько на общественные, сколько на личные нужды. Большинство людей гораздо охотнее дают деньги, когда знают, что они тратятся на достижение неких далеко идущих целей, а не на удовольствия государственных деятелей. Таким образом, Максенций добился совсем не тех результатов, на которые он рассчитывал. Его политика налогообложения богатых, привела крупных землевладельцев один лагерь с христианами, чьи чувства он оскорблял своим скандальным поведением, а эти две силы теперь в гораздо большей степени определяли общественное мнение в Италии и Африке. Претензии на власть всегда основаны на поддержке со стороны народа или какой-то его части. Власть тем устойчивей, чем большая часть общества её поддерживает, причём эта поддержка может явно и не выражаться. Достаточно того, что недовольная существующей властью часть общества в решающий момент просто не станет поддерживать эту власть и отнесётся к её судьбе с абсолютным безразличием. В случае с Максенцием, которого к власти и привёл народ, необходимо было сделать очень много различных управленческих и нравственных ошибок, после которых общество пожелало бы смены власти. И он их сделал, именно его нравственное поведение стало причиной недовольства римского общества.

Константин вспомнил своего отца. Он учил его, что взгляды армии и взгляды её командующего влияют друг на друга, хотя порой трудно определить, каким образом и в какой степени. Правитель, идущий по пути наименьшего сопротивления, чтобы склонить общественное мнение на свою сторону, своими действиями подкрепляет это мнение, но не формирует его, а лишь усиливает уже существующую тенденцию. Разумное налогообложение населения, справедливое отношение к армии и очень скромный быт императора Констанция, так же терпимое отношение к христианам, обеспечили процветание его провинций, доверие и поддержку легионов, и любовь народа. У отца иногда даже не хватало личных средств, чтобы организовать небольшое торжество для самых близких друзей, и тогда он обращался к ростовщикам. Именно так поступал и Константин все годы своего правления. Теперь же обстоятельства толкали Константина к тому, чтобы следовать и далее таким политическим курсом, который привлёк к нему симпатии, а затем обеспечил ему активную поддержку всех слоёв общества, находящегося под его управлением. В отличие от отца Константин очень хорошо сознавал направленность своей политики и ожиданий, обращённых к нему. Константин никогда не заявлял о своих личных амбициях. Он вёл свою игру неторопливо и терпеливо, не обозначая конечную цель, и с равнодушным терпением двигался к ней.

Воспоминание об отце привели душевное состояние Константина к лёгкой грусти и желанию пофилософствовать. Он взял знакомый свиток, и сев в кресло напротив камина прочитал:

Константин отложил свиток и задумался. Тит Лукреций Кар очень точно формулирует мысль о том, что нет смысла бояться смерти, если до рождения ни души, ни тела не существовало и после смерти нас тоже не будет, то всё, что задумал человек, необходимо делать пока живёшь. Константин улыбнулся, вспомнив, что об этом ему уже говорил его друг Марк Флавий. Немного посидев, император встал, подошёл к столу и написал ему письмо. Он уже давно хотел позвать Марка участвовать в походе на Рим, но не находил нужных слов. Теперь же слова пришли сами собой, и Константин написал их в письме. Затем он позвал стражника и велел, как можно быстрее, посыльным, доставить письмо адресату.

Максенций сидя в кресле у себя во дворце слушал доклад префекта преторианцев Себастьяна. Седой генерал с улыбкой докладывал о том, что его люди провели беседы со всеми главами семей указанных в списке императора и те согласились внести в государственную казну указанные суммы после сбора урожая. Максенций улыбаясь, спросил:

– Были ли при этом возражения, конфликты?

– В Риме не было, мой император, – чётко доложил преторианец.

– А в других городах?

– В других городах были, но незначительные, за исключением Вероны.

– Что случилось в Вероне?

– Там нас даже не пустили в дом, – уже хмуро доложил Себастьян, – нам пришлось обнажить мечи, но даже это не возымело должного действия.

– Что случилось дальше? – строго спросил император.

– Ничего, пришёл хозяин, слуги опустили мечи, мы с ним поговорили, и он согласился, – опять улыбнулся преторианец.

– Как звали хозяина?

– Аврелий Клавдий.

– Это родственник сенатора Олиуса Клавдия?

– Да, это кажется его дядя.

– Ладно, вы хорошо поработали, есть ли ещё какие-нибудь вопросы генерал? – спросил Максенций.

– Мы привезли вам девчонку из провинции, – усмехнулся преторианец, – у семьи не было денег, и они прислали одну из своих дочерей.

– Где она?

– На вашей вилле, мой император, предыдущую мы отправили обратно в семью.

– Хорошо, – улыбнулся Максенций, – сегодня вечером я навещу её, есть ещё вопросы?

– Да, претор Клавдий Валерий!

Максенций посмотрел в глаза командиру преторианцев и уже строго произнёс:

– Это претор стоит на охране законности в Риме, он очень уважаемый человек в городе своей неподкупностью и принципиальностью и я рекомендую твоим воинам не роптать на него, а стараться соблюдать все его предписания, это понятно?

– Я всё понял мой император, – опустив голову, произнёс преторианец.

– И запомни, префект Рима Гай Руфий Волузиан и претор Клавдий Валерий два законника, которые всегда будут находиться под моей личной защитой, выполняйте свои обязанности генерал так, чтобы ваши пути с ними никогда не пересекались!

– Я всё понял мой император, разрешите удалиться? – ответил с поклоном Себастьян.

– Да, идите, – кивнул Максенций.

Преторианец ушёл. Максенций задумался, преторианцы его опора, с их помощью он пришёл к власти, но ими тоже необходимо управлять. Иногда они ведут себя весьма дерзко по отношению к народу, выходя за рамки закона. Обо всех этих случаях ему сообщают претор Клавдий Валерий и префект Рима Гай Руфий Волузиан. За все случаи нарушения закона он стал наказывать преторианцев деньгами, и это оказалось очень действенным. Максенций улыбнулся мысли, что он во всём держит руку на пульсе. Он подошёл к столу, заваленному почтой. От одной мысли, что это всё необходимо перечитать, ему стало не по себе. Максенций отошёл к столику, на котором стоял графин с вином и ваза с фруктами и присел возле него. Налив бокал вина император отпил несколько глотков и стал размышлять о том, что римский народ не ответил полным пониманием его сыновним чувствам и не осудил убийцу его отца Константина. Когда по всей Италии исполняли его приказ и сбросили с постаментов все бюсты и памятники Константину, то народ воспринял это совершенно спокойно, не поддерживая и не осуждая его действия. Не получили поддержки в народе и взимания в пользу государственной казны дополнительных налогов с богатых семей. Максенций ещё отпил немного вина и переключил свои мысли в более приятное русло, вечером ему предстояла встреча с очередной молодой девицей, которую ему добровольно, вместо дополнительного налога предоставила римская семья. Эти девицы были весьма привлекательны своей молодостью и неопытностью. Отцы видимо очень хорошо с ними разговаривали перед поездкой к императору, поэтому проблем с ними никогда не было. Через неделю девицу отправляли домой, и привозили следующую. Максенций зажмурился, как мартовский кот, погрузившись в приятные воспоминания.

Его сладострастные мысли прервал голос Нумерия:

– О чём таком приятном думает мой император?

– Нумерий ты, всё испортил, – обидчиво произнёс Максенций, открыв глаза, – ты всегда подходишь так тихо.

– Так о чём ты так глубоко задумался? – ухмыльнулся Нумерий, усаживаясь на соседнее кресло.

– Да так, ни о чём, с чем пожаловал?

– Вот пришёл тебе сообщить, что через два дня в Остию прибывает сорок тысяч азиатских всадников тяжёлой кавалерии.

– Мне очень дорого обошлось это последнее достижение военного искусства, – усмехнулся Максенций.

– Это настоящие воины, они почти полностью закованы в железо и поэтому практически неуязвимы!

– Я отправлю их под командованием Руриция Помпиана в Верону.

– Всех?

– Да, со мной останется сорок тысяч преторианцев и ещё сорок тысяч воинов гарнизона, Константин никогда не решится штурмовать стены Рима.

– Это всё правильно, но я бы оставил тысяч десять азиатских конников возле себя, – произнёс Максенций.

– Полагаешь, что Константин может дойти до Рима?

– Пусть у тебя, на всякий случай будет под рукой хороший конный резерв, – улыбнулся Нумерий.

– Стены Рима ему не одолеть, – задумчиво произнёс Максенций.

– В этом ты прав, но его необходимо остановить там, на севере Италии.

– Уверен, что Руриций Помпиан сделает это, у него будет всего около семидесяти тысяч легионеров, почти двукратное превосходство!

– Тогда тебе нечего беспокоиться, – опять улыбнулся Нумерий.

– Пожалуй ты прав, – тоже улыбнулся Максенций, наливая себе и собеседнику вина.

Они немного помолчали, наслаждаясь вкусным красным вином.

– От Максимина Даза было известие? – первым нарушил молчание Нумерий.

– Не знаю, почту ещё не разбирал, – кивнул на заваленный стол Максенций.

– Помочь?

– Не надо, завтра разберу, – произнёс, улыбаясь, император.

– До захода солнца, ещё много времени.

– Нет, лучше я поеду на виллу.

– Что новенькую привезли?

– Ты представляешь, ещё ни одной целой не попалось, все испорченные, а потом на меня всё будут сваливать, как это всё безнравственно! – сокрушался Максенций.

Нумерий внимательно смотрел на него, пытаясь понять, император так шутил или был абсолютно уверен в том, что говорил.

Марк, обнажённый по пояс, возле дома занимался с Лучезаром. Он показывал сыну, как двигаться в поединке на мечах, как наносить удары и как правильно закрываться щитом от ударов. Лучезар внимательно слушал отца, держа свой маленький щит и такой же меч. Марк, дав все наставления, стал наносить несильные, но частые удары учебным затупленным мечом. Лучезар отчаянно сопротивлялся и даже пытался сам наносить удары. Марк остался доволен сыном, в это время раздался топот копыт. Марк остановил бой и смотрел, прикрыв ладошкой глаза от солнца, на скачущего к нему всадника в одежде римского легионера и это был воин из легиона Милана. Подскакав, всадник спросил:

– Марк Флавий?

– Да, – ответил удивлённо Марк.

– Вам письмо от императора Константина, велено передать лично! – произнёс легионер, подавая свиток, нагнувшись с лошади.

В это время на крыльцо вышла Скора с дочкой на руках, Аврелий держался за подол её платья. Всадник, гарцуя на лошади, кивком поздоровался с ней. Марк, прочитав свиток, коротко сказал ему:

– Передай императору, я приеду в Арелат!

– Хорошо, – ответил, улыбнувшись, легионер.

– Может воды? – спросила Скора.

– Спасибо, я хотел бы ещё домой заскочить, – ответил с улыбкой свев-легионер, – я тут недалеко в селении Багана живу, – и взнуздав лошадь, поскакал обратно.

– Что там, Марк, – с тревогой в голосе спросила Скора.

– Пойдёмте в дом, – произнёс Марк, поднимаясь по ступенькам крыльца.

Когда они вошли в дом Марк, с улыбкой, протянул свиток жене. Скора, тревожно глядя на мужа, опустила дочку на пол и взяла письмо. Развернув свиток, она прочитала:

«Марк, обстоятельства вынуждают меня отправиться с войсками в Рим. Я никогда там прежде не бывал, не мог бы ты меня сопровождать в этом путешествии. Марк мне нужна в этом городе твоя чистая душа. Я буду ждать тебя через четыре недели в Арелате, конечно, если тебя отпустит Верховный вождь. Всегда твой друг, Константин!».

Скора подняла глаза на мужа, тот по прежнему улыбался и спросила:

– Что это значит?

– Это значит милая, что я через три недели уезжаю, – уже без улыбки ответил Марк.

– Я не понимаю, римский император, который ни разу в жизни не был в Риме, как такое может быть?

– Римская империя очень большая.

– А если верховный вождь не согласен?

– А верховному вождю я подкину работы, и ему будет не до меня, – усмехнулся Марк.

– Ты это о чём? – удивлённо спросила Скора.

– Давайте пообедаем, а за обедом я всё тебе расскажу, – произнёс Марк, садясь за стол.

Во время обеда Марку удалось убедить Скору об относительной безопасности своей поездки в Рим для сопровождения императора Константина. Эта поездка могла затянуться, поэтому Марк предложил начать заселение Анимамиса в ближайшие дни. Сразу после обеда, оставив детей на попечение помощницы и в сопровождении десятка стражников, они отправились в свой город.

Скора стояла рядом с Марком и смотрела на огромный дворец. Он поражал её не только размерами, ведь она впервые в жизни видела такое большое строение их камня, но своей неуловимой красотой. Всё было красиво и пропорционально, высота здания, колонны по всему периметру, ступени, ведущие к входу. Дворец стоял на искусственной возвышенности и если смотреть вверх на облака, то казалось, что он летит в них. Марк взял за руку, немного оробевшую жену и повёл к входным дверям. Внутри, в свете горящих светильников, Скора увидела очень большой четырёхугольный зал, слева и справа ограниченный внутренними колоннами. В противоположной стене, в нише стояла скульптура обнажённого мужчины в единоборстве со львом. Во дворце ещё продолжались отделочные работы, кое-где стояли леса и работали люди, поэтому Марк вывел Скору в центр зала. Она с лёгким душевным трепетом оглядывала всё это величие, её внимание вновь привлекла скульптура, и Скора спросила:

– Марк, а кто этот голый мужчина, который сражается со львом.

– Это Геракл, мифический греческий герой, который совершил двенадцать подвигов!

– А лев?

– Это знаменитый Немейский Лев, он обладал чудовищной силой, и имел непробиваемую шкуру, поэтому Гераклу пришлось его задушить и это был первый его подвиг.

Марк смотрел на жену, как робко и с удивлением она оглядывала высокие своды дворца. Было видно, что ей было немного не по себе.

– Марк, как же мы будем здесь жить? – спросила, наконец, она.

– Мы будем жить не здесь, – улыбнулся Марк.

– Тогда для кого ты построил такой дворец?

– Вообще-то для детей, но в нём будет сосредоточено всё управление нашей страной, – улыбаясь, Марк за локоток вывел жену из дворца.

Свернув направо, он повёл её вдоль колоннады, слева в шагах пятидесяти стояло шесть одинаковых двухэтажных домов.

– Марк, я не перестаю удивляться твоим идеям, ты можешь, наконец, мне всё объяснить!

– Всё не смогу, но кое-что попытаюсь, – опять с улыбкой сказал Марк, – ну вот, смотри, это наш дом, – кивнул он на третье здание.

Скора увидела перед собой двухэтажный каменный дом с большими окнами и тёмно-коричневой черепицей на крыше. Аккуратные маленькие колонны на балконе второго этажа хорошо сочетались с колоннами дворца.

– Снаружи очень красиво, – задумчиво произнесла она.

– Пойдём, посмотрим внутри, – улыбнулся Марк.

Зайдя внутрь Скора увидела большую прихожую, затем просторный обеденный зал, рядом кухня. Дальше по коридору был расположен рабочий кабинет, с другой стороны за дверью оказалась небольшая терма с маленьким бассейном. Так же на первом этаже было ещё несколько подсобных помещений.

На втором этаже Марк показал жене их спальню, две спальни для детей, большую игровую комнату и ещё несколько помещений. Скора вышла на балкон, судя по всему ей дом понравился. Во всяком случае, Марк увидел в её глазах искорки женщины, у которой уже начали роиться планы как обустроить это жилище.

– Марк, я заметила, что все дома внешне похожи, а внутри они так же хороши?

– Да и внутри они все точно такие же.

– А для кого все остальные дома?

– Весной из Греции возвращаются наши будущие учителя три девушки и семь юношей эти дома для них, если они согласятся работать учителями, – улыбнулся Марк.

– Марк, мне кажется, что пора созывать совет старейшин, – Скора подошла к мужу и обняла его.

– Милая, думаю, что ты права, – ответил Марк, целуя жену.

– Я люблю тебя!

– И я люблю тебя!

Через четыре недели Марк, в сопровождении десятка воинов въехал на понтонный мост через Рону. Течение и паводки на этой реке были настолько сильными, что не позволяли построить стационарный мост. На мосту его встретили стражники Колояра, которые сообщили, что император Константин ждёт его в лагере возле города. Отряд шагом поехал за стражниками, встретившись, свевы делились своими новостями и впечатлениями. Марк смотрел на город, раскинувшийся у реки. Арелат являлся важным городом-портом римской провинции Галлия. В городе было множество памятников, амфитеатр, триумфальная арка, цирк, театр. Стражники свернули к большому римскому военному лагерю, который был разбит у стен города. В этом лагере Константин накапливал свои маневренные силы для похода на Рим. Стражники Колояра проводили Марка и его воинов в центр лагеря к палатке императора. О его приезде император знал, поэтому Марка сразу провели к нему в палатку.

Константин стоял возле стола и о чём-то разговаривал со своими офицерами, когда вошёл Марк. Император, увидев его, широко улыбнулся и шагнул ему навстречу:

– Марк, дружище, очень рад, что ты приехал!

– Приветствую вас мой император, – громко сказал Марк, немного смущаясь и пожимая его запястье.

Константин дружески похлопал Марка по спине, потом, повернувшись к офицерам, громко сказал:

– Разрешите представить, Первый трибун Римской империи Марк Флавий, прошу любить и жаловать!

Присутствующие офицеры заулыбались и захлопали в ладоши смутившемуся Марку, но это было ещё не всё. Константин приобняв Марка за плечи кому-то кивнул, это был Колояр, который поднёс римский боевой шлем с чёрным продольным оперением с инкрустацией. Константин взял шлем в руки и передал его Марку со словами:

– Генералы в моей армии носят такие шлемы!

Марк, смущённо улыбаясь, надел шлем со словами:

– Я рад служить вам, мой император!

– Отлично Марк, через два дня выступаем, через час смотр легионов, я хочу представить им моего нового генерала, переведи дух, Колояр покажет тебе твою палатку, – произнёс Константин, хлопнув Марка по плечу.

Марк и Колояр вышли из палатки. Стражники сразу заулыбались, увидев на Марке генеральский шлем. Принимая поздравления от своих воинов, он вместе с ними шёл за Колояром. Пройдя шагов пятьдесят, Колояр указал на две палатки, одна для Марка, вторая для его охраны. Марк с Колояром зашёл в свою палатку, снял шлем и устало сел за стол. Колояр сел напротив и спросил:

– Как добрался Марк?

– Все патрули в Галлии были предупреждены о моём продвижении, так что без проблем, – улыбнулся Марк.

– Что новенького дома?

– Всё хорошо, собрали старейшин на совет, и они решили заселять Анимамис после сбора урожая, Скору с детьми я уже переселил в город, Таруська теперь ещё и комендант крепости, – улыбнулся Марк.

– А что строительство уже закончили?

– Остались только отделочные работы во дворце, а казармы Таруська со своими воинами достроит.

– Как дети, жена?

– Всё хорошо, – улыбаясь, отвечал Марк.

– Константин меня в Рим не берёт, – как-то очень грустно сказал Колояр.

– Что так?

– Сказал, что оставляет на моё попечение самое дорогое, свою семью!

– Наверно он прав, ты из-за этого так расстраиваешься? – спросил Марк.

– С чего ты взял, что я расстраиваюсь?

– Тебя что-то гложет, – улыбнулся Марк.

Колояр внимательно посмотрел в глаза своему другу. В это время по всему лагерю раздался сигнал к построению.

– Ладно, пошли, Константин не любит, когда опаздывают, – произнёс Колояр и пошёл к выходу из палатки. Марк, идя за ним, подумал, что всё же, его друга что-то гложет. Колояр опустив голову, направился к палатке императора, а Марк со своими стражниками на лошадях направился к месту построения легионов.

Марк вместе с Константином объезжал построенные легионы. Константин был в парадных золотых доспехах, багряный императорский плащ развевался на ветру, длинное лиловое оперение ниспадало на верхнюю часть спины. Легионы стояли в пешем строю, за исключением своих командиров. Останавливаясь перед каждым легионом, Константин представлял воинам своего Первого трибуна. Марк здоровался за руку с каждым легатом. Затем император говорил своему легиону:

«Солдаты, через два дня мы отправляемся в поход. Мы отправляемся освобождать римский народ от власти узурпатора, который захватил власть в Риме и бросает людей на съедение львам лишь только за то, что они верят другому Богу. Солдаты, в этот раз нам придётся сражаться не с варварами, а с регулярными римскими легионами, которые служат этому узурпатору. Римский народ ненавидит узурпатора и его наёмников, он ждёт нас, как освободителей. Вы самые лучшие воины в мире, я верю в вас!». Легионеры начинали стучать мечами по щиту и кричать: «Бар-р-ра!», Константин под этот древний боевой клич двигался к другому легиону.

Марк, следуя за императором, хорошо понимал значение этого ритуала. Командующий армией, осматривая свои легионы перед сражением или походом, устанавливает с воинами зрительный контакт, и подпитывает их силой своего духа. Марк видел глаза легионеров, в них было полное единение со своим императором. Не раз проверенные в сражениях ветераны, связанные железной воинской дисциплиной, единой целью и воодушевлённые своим любимым командующим эти легионы, становились непобедимыми.

После смотра Константин позвал Марка к себе в палатку. Они подошли к столу с картой Италии.

– Марк, ты ведь достаточно хорошо знаешь Италию?

– Думаю, что да, – улыбнулся Первый трибун.

– Нам предстоит победить превосходящие силы противника. У Максенция, по моим подсчётам, около сорока тысяч преторианцев, столько же тяжёлой азиатской кавалерии и ещё столько же в гарнизонах Турина, Вероны и Медиолана, – говорил Константин глядя на карту.

– Ты забыл ещё одну силу и возможно самую главную, – произнёс Марк.

Константин внимательно посмотрел на своего друга, улыбнулся и, положив руку на его плечо, произнёс:

– Марк ты хороший стратег, твоя мысль летит рядом с моей. Ты единственный мой генерал, который будет знать все детали моего плана этой компании, ну или почти все.

– Благодарю за доверие император, но всё же?

– Ганнибал был врагом Рима, придя в Италию, он просто разорял её. Подойдя к стенам Рима, он не стал их штурмовать лишь потому, что не очень хотел этого, сославшись на выпавший град, как знак свыше. Ты прав, с тех пор стены Рима стали ещё крепче, ещё неприступнее, надеюсь, нам не придётся по ним карабкаться в Рим, – с улыбкой произнёс император, склонившись над картой.

– Полагаешь, что нам удастся выманить его оттуда?

– Полагаю, что нам для начала надо победить Руриция Помпиана, которого Максенций с азиатской конницей отправил сюда.

Марк склонился над картой, и Константин стал рассказывать ему все детали перехода через Альпы и нейтрализации гарнизонов Турина, Вероны и Медиолана. Посвятив своего Первого трибуна во все детали предстоящего похода, Константин убыл в Арелат. Весь следующий день он был намерен провести в кругу своей семьи.

Оставшись за Константина, Марк весь день был занят решением различных вопросов возникающих в ходе подготовки войск к переходам и сражениям. Эта небольшая суматоха вернула его в те времена, когда он сам служил легионерам. Марк с удовольствием отметил, что ему было всё понятно и привычно, в душе он видимо оставался римским солдатом. С особым пристрастием он проверил обеспечение всех легионеров запасными ланцеями двухметровыми деревянными копьями, предназначенными для метания и рукопашного боя. Это было частью тактики Константина в борьбе с тяжёлой азиатской кавалерией Максенция. Так же для борьбы с закованными в железо конниками все воины галльских легионов имели на вооружении палицы обшитые железом. В этот поход Константин смог собрать сорок тысяч легионеров из состава маневренных сил, остальные остались на охране рубежей Римской империи. Своих стражников Марк сделал посыльными, но всё равно к вечеру он изрядно вымотался. Он сидел в палатке, когда к нему зашёл Колояр:

– Приветствую тебя Марк, – как-то без улыбки поздоровался он, – вот зашёл с тобой попрощаться, завтра уходите.

– Да, ещё до рассвета, – улыбнулся Марк.

– Только Боги знают, как я хотел пойти в этот поход, – вздохнул Колояр.

– У каждого своя работа, ты сам сделал свой выбор.

– Если бы только знал, почему я сделал такой выбор!

– Колояр, я уже второй день вижу, что тебя что-то гнетёт, может расскажешь, – спросил Марк глядя в глаза другу.

Колояр не отвёл взгляда и тихо произнёс:

– Марк, я люблю твою жену, – и немного помолчав, добавил, – именно поэтому я так легко согласился возглавить охрану Константина, ты мой друг, и я должен был тебе об этом сказать.

Марк смотрел на Колояра и не знал, что ему ответить. Он вспомнил вечер, который они провели со Скорой перед его отъездом. Уложив детей спать, они спустились на первый этаж своего нового дома, прихватив с собой немного вина, прошли в их маленькую терму. Немного погревшись, они плескались в бассейне, нежились, целовались, занимались любовью. Скора была очень нежна и ненасытна, он смог её успокоить только в постели…

Марк улыбнулся и вновь посмотрел на Колояра, который понуро сидел напротив.

– Колояр, я ничем тебе не могу помочь, – тихо произнёс Марк, – но то, что сказал спасибо, теперь, я буду уверен, что ты о ней позаботишься, если со мной что-нибудь случится.

Колояр смотрел в его небесные глаза и понимал, что Марк, видимо, любит эту женщину намного сильнее, чем он, поэтому молча встал, и протянув руку, произнёс:

– Нет, Марк, ты, пожалуйста, возвращайся, потому что сильнее тебя, её никто уже любить не сможет.

– До встречи в Риме, друг, – ответил Марк, пожимая протянутую руку.

После ухода Колояра Марк лёг отдыхать. Он с улыбкой вспомнил, как они прощались с женой. Скора на удивление была бодра, и когда он был уже в седле, сказала:

– Я знаю милый, что всё будет хорошо, поэтому отпускаю тебя с лёгким сердцем!

– Всё будет хорошо, я вернусь, – улыбнулся он в ответ.

– Попробуй только не вернись!

– Я люблю тебя, – сказал он, и нагнувшись крепко в губы поцеловал жену.

– И я тебя люблю, – успела произнести Скора, и уже вслед крикнула, – мы все тебя любим и ждём!

Марк улыбнулся и заснул.

Константин весь день подписывал документы, возился с детьми, подходил к карте кое-что додумать, потом опять возился с детьми и опять подходил к карте. Ближе к вечеру в его кабинет зашла мать. Константин с улыбкой встретил её:

– Мама, я сам собирался к тебе зайти.

– Сынок, тебе сейчас не до меня, – улыбнулась Елена, поглаживая по спине прильнувшего к ней сына.

– Мама, ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть, – произнёс Константин, усаживая мать в кресло.

– Ты завтра отправляешься в поход на Рим.

– Да, теперь это уже необходимо!

– Ты идёшь освобождать Рим от тирана.

– Да, мама, – Константин внимательно посмотрел на мать, они понимали друг друга без слов.

– Я надеюсь, что там, в Риме, взойдя на престол, ты не забудешь о Боге!

– Мама, ни один правитель никогда не сможет осчастливить свой народ, если будет думать только о своих амбициях.

– В твоих легионах стало ещё больше христиан, теперь никто не скрывает своей веры, – немного помолчав, произнесла Елена.

– Честно говоря, даже не ожидал, что их будет так много.

– Христиане верят тебе, как верили твоему отцу.

– Я знаю мама, – произнёс задумчиво Константин, и немного подумав, добавил, – я тоже стал чаще думать о Боге.

– Это хорошо, он будет помогать тебе во всех твоих светлых помыслах, – улыбнулась Елена и встала, – пойду я, тебе отдыхать надо, завтра чуть свет уедешь.

– Спасибо мама, что зашла, – улыбнулся Константин.

Елена поцеловала сына, перекрестила и со славами: «Да поможет тебе Бог!», вышла.

Константин сидел за столом. Его мысли текли плавно, на душе было спокойно. Прошло шесть лет с тех пор, как он стал цезарем. Всё это время он добросовестно исполнял свои обязанности на границах империи. Он не ввязывался в борьбу за власть в Риме. Он сохранил свои легионы, и теперь они готовы идти с ним на Рим. А что ему нужно в столице великой империи? Богатство его никогда особо не интересовало. Положение, он и так был в статусе римского императора. Тогда власть, пожалуй, да, власть. Ему нужна была власть, власть над всей империей, вернее единовластие. Он хотел властвовать один. А для чего? Для того чтобы изменить империю. Марк Флавий прав, все пороки империи расползаются из её столицы, именно поэтому он идёт на Рим. Константин налил себе немного разбавленного вина и продолжил свои размышления.

Константин вспомнил изречение императора Трояна, он был первым в истории Рима, императором из провинции: «Я хочу быть таким императором, какого сам себе желал, если бы был подданным». При нём Римская империя максимально расширила свои границы, был создан фонд помощи бедным, запрещены любые доносительства, он обязал сенаторов вкладывать личные средства в развитие провинций, в империи наступил период бурного строительства и строгого соблюдения законности. Все последующие императоры уже не занимались расширением владений империи, а лишь охраной границ и обустройством внутренней жизни.

Для удержания покорённых народов Рим проникается идеей общечеловеческого разума и справедливости. В римской империи одухотворяется значение Рима и идея римского владычества. Римляне времён республики не нуждались в оправдании своих завоеваний. Ещё Ливий находит совершенно естественным, чтобы народ, происходящий от Марса, покорял себе другие народы, и приглашает последних покорно сносить римскую власть, но уже при Августе великий поэт Вергилий, напоминает своим согражданам, что у их назначения – владычествовать над народами, есть моральная составляющая – водворять мир и щадить покорённых.

Идея римского мира (paxromana) становится с этих пор девизом римского владычества. Её возвеличивает Плиний, её прославляет Плутарх, называя Рим «якорем, который навсегда приютил в гавани мир, долго обуреваемый и блуждавший без кормчего». Сравнивая власть Рима с цементом, греческий моралист видит значение Рима в том, что он организовал общечеловеческое общество среди ожесточённой борьбы людей и народов, но значение Рима вскоре поднялось ещё выше. Устанавливая среди народов мир, Рим призывал их к гражданскому порядку и благам цивилизации, предоставляя им широкий простор и не насилуя их индивидуальности. Он властвовал, по словам поэта, «не оружием только, а законами». Мало того, он призывал постепенно все народы к участию во власти. Высшая похвала римлян и достойная оценка их лучшего императора заключается в словах, с которыми греческий оратор Аристид, обратился к Марку Аврелию и его товарищу Веру: «При вас все для всех открыто. Всякий, кто достоин магистратуры или общественного доверия, перестаёт считаться иностранцем. Имя римлянина перестало быть принадлежностью одного города, но стало достоянием человеческого рода. Вы установили управление миром по подобию строя одной семьи». Поэтому в Римской империи появляется представление о Риме, как общем отечестве. Замечательно, что эту идею вносят в Рим выходцы из Испании, давшей Риму и лучших императоров. Уже Сенека, воспитатель Нерона и во время его малолетства правитель империи, восклицает: «Рим – как бы наше общее отечество». Рим создал единое отечество многим народам, римская власть стала благом для покорённых народов против их воли. Рим превратил мир в стройную общину и не только владычествовал, но, что важнее, был достоин владычества. Рим поверг побеждённых в братские оковы и стал общим отечеством. С тех пор, как маленькая община на берегах Тибра разрослась во вселенскую общину, с тех пор, как расширяется и одухотворяется идея Рима и римский патриотизм принимает моральный и культурный характер, – любовь к Риму становится любовью к роду человеческому и связующим его идеалом. Задача соратников Ромула, отнимавших у соседей, сабинян, их жён и поля, превращается, таким образом, в мирную общечеловеческую задачу. В области идеалов и принципов, провозглашённых поэтами и философами, Рим достиг высшего своего развития и стал образцом для последующих поколений и народов, и связывали они это с периодом правления императоров Трояна и Марка Аврелия – императора философа, который говорил:

«Время человеческой жизни – миг, её сущность – вечное течение, ощущение смутно, строение всего тела бренно, душа неустойчива, судьба загадочна, слава недостоверна. Одним словом, всё относящееся к телу подобно потоку, относящееся к душе – сновидению и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине, посмертная слава – забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии».

Константин улыбнулся этой мысли и отпил ещё несколько глотков вина. Внутри каждого человека есть всегда то, что заставляет его поступать в жизни тем или иным образом, эти поступки становятся его образом для окружающих и остаются в памяти людей. Все мы смертны, простой человек и император, у всех свой путь, своё предназначение. Совершенно не важно, кем ты родился, важно, кем ты стал, что ты сделал. Люди запомнят тебя по твоим свершениям. Император Коммод был сыном Марка Аврелия, Нерона воспитывал великий Сенека, ну и конечно Калигула, их ужасные деяния потомки никогда не забудут. Такая волнообразность свершений римских императоров с недавних пор стала предметом его размышлений. Было понятно, что в современном быстро меняющемся мире для императорской власти была необходима новая мощная платформа. Тетрархия Диоклетиана для этого не подходила или была неким временным сооружением для наведения порядка в империи, теперь империя нуждалась в общей объединяющей идее, одинаково принятой и властью, и теми многочисленными народами, находящимися под этой властью. И самое главное, эта идея, чтобы обеспечить преемственность, должна связать и всех последующих правителей империи во времени. Конечно, такой идеей могло стать христианство, которое очень хорошо сочеталось с идеей «римского мира».

Константин стал прохаживаться по кабинету. Христианство ещё не получило достаточного распространения в империи, особенно в западной части, но однако его испанские, британские и конечно галльские легионы в большей своей части состояли их христиан. По докладам префектов соответствующих провинций эти солдаты вызвались в поход добровольно. Христианство распространялось и приобретало вес в первую очередь в городах. Его идеи, прозвучавшие впервые в суматохе морских торговых центров, набирали силу в тех городах, где пытливый дух греков оказывал на римлян самое большое влияние. Христианство не было религией земледельцев, хотя в нём присутствовали отдельные элементы, которые со временем сделают его привлекательным и для сельского населения. На данном этапе новая религия вербовала себе сторонников из среды ремесленников и торговцев, которые знали цену деньгам и разбирались в законах торговой жизни. В определённом смысле законы и заповеди христианства были лишь нормами жизни развитого общества, подкреплёнными более совершенной теологией, за которой стоял авторитет бессмертного и милостивого Бога. Ни один государственный деятель, взглянувший на законы христианства под этим углом зрения, не станет преследовать людей, разделяющих подобные идеи. Константин, сев в кресло, вздохнул, понимая, что ещё очень долгое время ему придётся быть в меньшинстве, и тут же вспомнил изречение Марка Аврелия:

«Задача жизни не в том, чтобы быть на стороне большинства, а в том, чтобы жить согласно с внутренним, сознаваемым тобой законом».

Его размышления прервал приход жены,

– Дорогой, извини, что оторвала тебя от размышлений, но уже поздно и я замёрзла, – произнесла она сев на колени к мужу.

– Да, конечно, извини, задумался, – улыбнулся Константин, целуя жену.

Исполнив свой супружеский долг, Константин уснул крепким здоровым сном. Фауста немного повздыхав, пристроилась на его сильном плече, тоже уснула. Она уже привыкла к тому, что муж никогда не будет принадлежать ей полностью, дела империи у него всегда будут стоять на первом месте. Ей снился Рим, ликующие люди, восторженные взгляды и возгласы, обращённые к ней, сидящей на троне в своём дворце.

Рассвет ещё только начал алеть, когда Константин вышел из дворца. Сразу за дверью его ожидала мать. Она перекрестила его, поцеловала в щёку и произнесла: «С Богом сынок, береги себя!». Чуть дальше, возле ступеней его ждала жена. Они обнялись, поцеловав его, Фауста сказала: « Желаю тебе победы, я сразу приеду к тебе в Рим!». Константин улыбнулся, кивнул и стал спускаться по ступеням. Внизу его ждали Колояр, префект претория Галлии Тиберий Гай Луциус, чуть дальше сотня воинов его личной охраны.

– Приветствую вас мой император, – поздоровался первым Тиберий, – ждём вас с победой.

– Тиберий не торопись, я ещё и до Италии не дошёл, – улыбнулся император, пожимая ему руку, – в Галлии ты остаёшься за меня, надеюсь, что всё будет в порядке.

– Можете не сомневаться!

– Хорошо, я сообщу, когда моей семье можно будет приехать в Рим, – кивнул Константин и повернулся к Колояру.

– Колояр, я знаю, что ты обижаешься на меня, поверь, я доверяю тебе самое ценное, что есть у меня, а сотни твоих молодцов для моей личной охраны вполне хватит, да и Марк за мной присмотрит, – улыбаясь, произнёс Константин.

– Я уже всё рассказал Марку, – ответил Колояр, пожимая руку императору.

– Вот и отлично, – Константин запрыгнул в седло, глянул в сторону дворца на свою матушку и жену, вскинул правую руку вверх и пришпорил коня.

Через полчаса Константин подъехал к небольшому холму, на котором верхом на лошади находился Марк со своей охраной. Они поздоровались, и стали вместе наблюдать, как войска выходили из лагеря, строились в колонны и начинали движение на север. Вскоре все восемь легионов вытянулись за горизонт. Марк отметил, что император заменил свои парадные доспехи, на более лёгкие, походные.

– Ну, что Марк пора, – спросил с улыбкой Константин.

– Да, пожалуй, – согласился Марк.

– Ну, тогда с Богом! – не громко произнёс император, пришпорил коня и помчался в голову колонны.

Марк вместе со стражниками помчался за ним, размышляя о сказанных Константином словах. Константин летел, словно на крыльях, было ощущение, что его кто-то несёт над землёй.