Правопонимание: от плюрализма к двуединству. Глава 1. Правопонимание как феномен и объект типологизации (П. А. Оль, 2005)

§ 1. Понятие и признаки правопонимания

Без преувеличения можно констатировать, что проблема правопонимания занимает центральное место в юридической науке. Но, как ни парадоксально, собственно сам феномен «правопонимание» исследован, на наш взгляд, весьма поверхностно. Недостаточно разработаны вопросы правопонимания в учебной литературе. Нет однозначного ответа на вопрос, «что значит понимать право?»

Вместе с тем отдельные попытки рассмотрения данной проблемы осуществляются, вследствие чего выкристаллизовываются различные подходы к исследованию правопонимания как специфического феномена.

Так, например, правопонимание определяется как «философско-правовая категория, относящаяся к области доктринального правосознания, охватывающая закономерности возникновения, развития, функционирования права и правовых явлений. Правопонимание представлено в виде конкретных правовых идей, систем воззрений, теоретических конструкций, содержащих в себе определенные закономерности как онтологического, так и гносеологического плана».[6]

По всей видимости, предложенное определение не может быть признано в достаточной степени удачным, так как в нем явно не раскрыты сущностные признаки самого феномена. Автор, по сути, лишь констатирует, что правопонимание относится к определенной сфере правосознания, и перечисляет лишь его эмпирически воспринятые внешние проявления, т. е. указывает, в каком виде оно «представлено».

На наш взгляд, особого внимания заслуживает отношение к этой проблеме В. И. Леушина и В. Д. Перевалова. Интерес их подход для данного исследования представляет в силу того, что в нем в обобщенном виде отражаются широко распространенные воззрения на исследуемую нами проблематику и, соответственно, его анализ позволит глубже разобраться с ключевыми вопросами правопонимания.

Следует констатировать, что авторы весьма подробно и полно рассматривают феномен «правопонимание», что в целом нехарактерно для учебной литературы, где термин «правопонимание» широко используется, но содержание его не раскрывается. Необходимо отметить также, что, на наш взгляд, проблема правопонимания раскрывается В. И. Леушиным и В. Д. Переваловым в правильно выбранном научном направлении через апеллирование к таким научным категориям, как «познание», «восприятие», «оценка», «субъект», «объект», «содержание» и т. д. Вместе с тем полагаем, что предлагаемый ими подход к обозначенной проблеме нуждается в дальнейшем развитии и некоторых существенных уточнениях.

Так, авторы предлагают следующую дефиницию: «Правопонимание – это научная категория, отражающая процесс и результат целенаправленной мыслительной деятельности человека, включающий в себя познание права, его восприятие (оценку) и отношение к нему как к целостному социальному явлению».[7] Таким образом, выделяются четыре признака, позволяющих, по мнению ученых, сформулировать определение правопонимания: 1) познание права; 2) восприятие права; 3) оценка права; 4) отношение к праву как к «целостному социальному явлению».

Логично предположить, что все эти элементы правопонимания рассматриваются В. И. Леушиным и В. Д. Переваловым не как простая совокупность, а как специфическая система. В противном случае предлагаемая дефиниция не соответствовала бы такому элементарному принципу построения определений, как системность, подразумевающему, что «существенные отличительные черты понятия или существенные признаки предмета должны излагаться до известной степени систематизированно, а не в беспорядке».[8] Как следует из содержания предлагаемой дефиниции, устойчивой связью, позволяющей говорить о ее некоторой системности, является включенность перечисленных элементов в «определенный процесс и результат целенаправленной мыслительной деятельности человека».

Но следует признать, что предлагаемая система не в полной мере соответствует законам формальной логики, так как включает в себя элементы, которые выделены по совершенно разным (и, на наш взгляд, совершенно непонятным) основаниям, не являются однопорядковыми и расположены в произвольной последовательности. В этой связи, прежде всего, следует обратить внимание на такой предлагаемый признак правопонимания, как познание права.

Под познанием в гносеологии понимается творческая деятельность, формирующая знания,[9] в нашем случае – знания о праве. Познавательная деятельность включает в себя такие элементы (этапы познания), как ощущение, восприятие, представление и понятие.[10] Таким образом, предлагаемое в качестве сущностного признака познание поглощает собой другой сущностный признак – восприятие права, так как познание возможно только через восприятие. Отсюда вывод – восприятие права применительно к данному определению является на самом деле второстепенным признаком и, следовательно, в рассматриваемом нами случае без него дефиниция не теряет своей значимости.

Не выражает специфику правопонимания и такой предлагаемый признак, как «отношение к праву как к целостному социальному явлению». Во-первых, следует отметить неопределенность самого термина «отношение». Он имеет очень широкое толкование и, следовательно, требует особой конкретизации применительно к проблеме правопонимания. В противном случае, в своей широкой интерпретации «отношение к праву» может отождествляться и собственно с правопониманием. Во-вторых, восприятие и оценка права это и есть своего рода субъективное отношение к данному феномену. Восприятие – это чувственный образ внешних структурных характеристик правовых явлений и процессов, непосредственно воздействующих на органы чувств.[11] Оценка – это умственный акт, являющийся результатом оценочного отношения к предмету, зависящего от свойств последнего. «В результате акта оценки предмет может быть признан либо не ценностью, либо ценностью».[12] Посредством оценки мы выражаем наше субъективное отношение к соответствующему феномену, даем ему определенную характеристику, рассматривая в аспекте удовлетворения наших потребностей, интересов, целей и т. д. Следует отметить также, что оценка отдельных моментов может рассматриваться как элемент познавательной деятельности, в некоторой степени определяющий особенности складывающихся представлений о феномене в целом.

Таким образом, практически все предлагаемые признаки, составляющие анализируемое определение правопонимания, поглощаются понятием познания, исключение составляет разве что «отношение к праву как к целостному социальному явлению» и собственно его оценка как целостного явления (а не отдельных моментов, о чем было сказано выше). Определение правопонимания через категорию «познание» предлагается и М. И. Байтиным, который, в частности, констатирует, что правопонимание представляет собой не что иное, как «научное познание и объяснение права как своеобразного и относительно самостоятельного, целостного, системного явления духовной жизни общества».[13]

Но более широкое содержание категории «познание» по отношению к остальным еще не означает, что познание является одним из единственных сущностных признаков, показывающих специфику правопонимания. Часто под правопониманием имеются в виду отдельные элементы структуры познания права: восприятие права и отдельных правовых явлений, представления о праве и понятие права. Именно эти отдельные элементы (этапы) познавательной деятельности часто подразумеваются при апеллировании к категории «правопонимание».

Но это еще не все. В русском языке слово «понимать» употребляется в двух значениях. Во-первых, как «способность понять, постичь смысл, значение, сущность, содержание чего-либо». Во-вторых, как «та или иная точка зрения на что-либо, то или иное толкование, объяснение чего-либо».[14] Когда мы говорим: «под правом я понимаю…», – мы имеем в виду не познавательную деятельность как таковую, а ее результат, кроме того, мы определенным образом истолковываем, интерпретируем этот результат познания. Результатом же познавательной деятельности всегда является новое знание. «В понятии «знание» фиксируется результативная (субъективно-идеальная) сторона ощущений, восприятий, представлений, понятий и всех форм мышления».[15]

И в этом смысле наиболее точным и соответствующим логике формулировки понятий представляется подход, в соответствии с которым правопонимание рассматривается как «научная категория, выражающая процесс и результат мыслительной деятельности человека, включающий в себя познание права и его оценку как целостного явления».[16]

На основании данного подхода правопонимание предлагается рассматривать в двух аспектах:

Во-первых, в качестве специфического социального процесса научного познания права, его сущности, обосновании, ведущих принципов и признаков.

Во-вторых, в качестве научной категории, явившейся результатом общественной деятельности, научной активности и занявшей свое место в науке правоведения.[17]

Таким образом, правопонимание в широком смысле может рассматриваться как интеллектуальная деятельность, направленная на познание права; отдельные элементы познавательно-правовой деятельности (восприятие правовых явлений, представление о правовых явлениях и праве в целом, понятие права), а также совокупность (или система) интерпретируемых правовых знаний, полученных в результате познавательно-правовой деятельности.

В деятельностном аспекте правопонимание Н. Д. Железнова предлагает отождествлять с термином «познание права» и рассматривать как «особый способ социальной деятельности, направленный на познание общих закономерностей функционирования права, на представление полученных знаний в форме научного (логически и объективно истинного) знания, а также на внедрение образовавшихся теорий и концепций в качестве общепризнанных оснований правовых практик, реализуемый особыми (научно-правовыми) социальными институтами и субъектами в специфической форме и с применением специального (научно-правового) инструментария познания (метода)» (Там же. С. 14).

В ином аспекте под правопониманием предлагается понимать «систему знаний о наиболее общих закономерностях становления и функционирования права, признанных логически и объективно истинными и в качестве таковых включенных в состав науки правоведения, бытующей в данном определенном конкретно-историческом обществе». (Там же. С. 14–15).

Такое определение рассматриваемого феномена, на наш взгляд, во-первых, включает полное содержание, все существенные элементы, во-вторых, подразумевает системное изложение признаков (устойчивой связью элементов является включенность в процесс познания права).[18]

§ 2. Субъекты, уровни и критерии научного правопонимания

Выраженное в предложенном нами определении понятие правопонимания позволяет раскрыть уровни понимания права, так как если мы употребляем термин «правопонимание» в данном значении, включенные в дефиницию элементы могут характеризовать сам феномен и по отдельности.

Например, можно говорить о правопонимании гражданина, «обладающего минимальным правовым кругозором, столкнувшимся с проблемами права вообще».[19] При этом речь, скорее всего, идет не о понятии, сформулированном данным гражданином о феномене «право», а о восприятии или некоторых представлениях. Этот гражданин может иметь представления о праве и отдельных правовых явлениях, воспринимать их соответствующим образом, но не иметь понятия, оно еще не сформировалось в его сознании. Таким образом, если термин «правопонимание» употребляется в широком смысле, речь может идти как о чувственном, так и о рациональном уровне, но при этом, если речь идет о восприятии и представлениях, то, безусловно, должна подразумеваться потенциальная возможность субъекта правопонимания к формулировке понятий. В противном случае вообще неправомерно вести речь о сознательной деятельности, об интеллектуальной деятельности человека.

Вместе с тем в достаточной степени очевидным и, на наш взгляд, не требующим специального обоснования является тот факт, что субъектом правопонимания всегда будет выступать человек. Это обусловливается тем, что образование понятия – способность, характерная только для человеческого сознания. В этом существенное отличие понятия от ощущений и представлений. «Ощущение и представление – отмечает известный венгерский философ-логик Б. Фогараши – это то, что общее у человека и животного; понятие – то, что имеется только у человека и связано с языком, с сигнальной системой языкового выражения».[20]

Следует отметить, что круг людей, способных понимать право и в силу этого являющихся субъектами правопонимания, весьма широк. И если правопонимание интерпретируется в широком смысле, то, как уже отмечалось, в качестве таковых могут выступать не только лица, имеющие специальные юридические знания, но и те, кто не имеет таких знаний. За основу можно брать различные критерии классификации субъектов правопонимания, но наиболее наглядной является градация в соответствии с уровнями познавательно-правовой деятельности, которые в определенной степени совпадают с выделяемыми в юридической науке уровнями правовой культуры (обыденный, профессиональный, теоретический)[21] и с уровнями правосознания.[22]

1) Лица, не имеющие специальных юридических знаний, но в силу разных причин сталкивающиеся с правовой действительностью. Правопонимание этой категории лиц можно охарактеризовать как обыденное, определяемое, прежде всего, отношением к праву через ощущения, восприятия, представления. Это неюридическое восприятие права сливается с восприятием моральных устоев общества. «Нетрудно убедиться, – пишет в этой связи Л. С. Явич, – в том, что в реальной жизни существуют определенные моральные права и обязанности, что мы с полным основанием говорим о правах (обязанностях) членов различных негосударственных объединений, закрепленных в уставах неюридического характера… Да и в быту отнюдь не редко речь идет о таких правах и обязанностях в отношении дружбы, товарищества, которые никак нельзя считать юридическими».[23]

Несмотря на то, что на рассматриваемом уровне могут складываться отдельные элементарные понятия (на низшем, бессознательном уровне),[24] он, прежде всего, характеризуется чувственным восприятием правовой действительности. Этот уровень правопонимания весьма точно описан С. С. Алексеевым. В своей работе «Право: азбука – теория – философия: Опыт комплексного исследования» ученый отмечает, что на первом этапе происходит «знакомство с правом», вырисовываются «первые впечатления» о праве. Именно здесь «люди лицом к лицу сталкиваются с правом и наглядно, чуть ли не до осязаемой реальности могут «увидеть», "ощутить" его на себе (что, кстати сказать, и позволяет рассматривать право как строгую объективную данность, юридическую реальность)».[25] В частности, автором приводятся примеры конкретных жизненных ситуаций, в которых складываются «первые «живые» впечатления о том, что представляет собой право в нашей жизни», впервые формируются представления о властном, волевом характере права о его общеобязательности и строгой формальной определенности и т. д.[26] Общие впечатления о праве и сделанные на них выводы, по совершенно точному замечанию С. С. Алексеева, являются «ступенькой к тому, чтобы перейти к главному – к понятиям о праве».[27]

2) Лица, профессионально занимающиеся юридической практикой и способные уяснять и разъяснять смысл и содержание правовых норм. Если обыденное правопонимание характеризуется чувственно-эмоциональным отношением, то для правопонимания данной группы лиц, определяемого как профессионально-юридическое, свойственно не только чувственное восприятие правовых явлений, но и апеллирование к исходным понятиям, категориям и т. д., при помощи чего формируются знания о праве. При этом оценка правовых явлений осуществляется в основном с позиции практической значимости и рационализма.

Этот уровень правопонимания можно рассматривать как своего рода промежуточный. У практикующих юристов, как правило, могут складываться сознательные понятия правовых явлений, они могут осознавать охваченные понятием признаки и соответственно могут раскрыть содержание понятия в соответствующем определении. Это предопределяется как юридическим образованием, предполагающим наличие специальных знаний, так и требованием практики глубже разбираться в конкретных правовых вопросах.

Вместе с тем понимание правовых явлений на рассматриваемом уровне не обязательно носит теоретический характер, который присущ следующему уровню правопонимания.

3) Ученые, специально занимающиеся изучением права как феномена и правовых явлений. Правопонимание данной группы субъектов соответствует теоретическому уровню. Представляется, что этот уровень правопонимания может рассматриваться и как собственно правопонимание, интерпретируемое в узком смысле, «т. е. научное познание и объяснение права как своеобразного и относительно самостоятельного, целостного, системного явления духовной жизни общества».[28]

Для характеристики этого уровня правопонимания важно выделить критерии научности, т. е. факторы, условия, позволяющие охарактеризовать соответствующее правопонимание в качестве научного. В этой связи для нас представляет интерес исследование А. В. Кезина, который в своей работе «Научность: эталоны, идеалы, критерии…» выделяет «минимальные требования научности», предъявляемые к исследованию: проблемность, предметность, обоснованность, интерсубъективная проверяемость и системность.[29]

Итак, научность того или иного типа правопонимания во многом определяется фактором проблемности. Этому критерию не соответствует, например, обыденный или профессионально-юридический уровень правопонимания. На этих уровнях не возникает необходимости превращения неизвестного в известное, действует «презумпция очевидности», полноты представлений о праве. Субъекты обыденного и профессионально-юридического правопонимания, как правило, исходят из того, что право – это вполне очевидное явление, понимаемое вполне однозначно всеми окружающими. Для субъектов ненаучного правопонимания не стоит проблема, связанная с формированием соответствующего понятия, выявлением признаков права и т. д.

Следующим критерием научности правопонимания является предметность. «Общеизвестно, что каждая наука решает не все проблемы, а лишь проблемы довольно строго определенного рода. Научные знания обладают специфическим характером в том смысле, что они относятся к определенной выделенной предметной области, и их содержательное значение определяется соответствием или несоответствием своему предмету».[30] Применительно к научному правопониманию это положение отражает необходимость осознанной определенности предмета правопознания и реальное наличие явлений, о которых складываются соответствующие представления и понятия. Весьма точным в этой связи представляется следующее замечание Аристотеля: «…если нет познаваемого, то нет и знания (ведь оно в таком случае было бы знанием ни о чем)».[31] Поэтому вызывают серьезные сомнения в научности те подходы к пониманию права, в рамках которых данный феномен определяется через некую «божественную волю», «провидение», «божье творение»,[32] т. е. через явления, существование которых представляется весьма сомнительным с точки зрения современной науки.

В качестве критерия научности правопонимания следует также выделить обоснованность. Решая проблему, связанную с формированием понятия о праве, выделяя сущностные признаки и формулируя определения явлений, относящихся к предметной области, «ученый выдвигает аргументы, стремится выявить и представить в развернутой форме основания в пользу тех или иных утверждений или отрицаний».[33] При этом в отличие от обоснований, существующих на обыденном уровне, для научного уровня правопонимания характерно стремление к полноте, обоснованности и доказательности.

Критерием, позволяющим охарактеризовать конкретный подход к пониманию права в качестве научного, является также интерсубъективная проверяемость. «Для науки, – отмечает в этой связи А. В. Кезин, – характерно также и то, что ее аргументы открыты для критической проверки любым субъектом, обладающим нормальными способностями, иначе говоря, научные аргументы интерсубъективно проверяемые».[34]

Иногда, казалось бы, при совершенно верной постановке вопроса о необходимости соответствия истинно-научного знания критериям предметности и объективности, некоторые авторы игнорируют именно принцип интерсубъективной проверяемости знаний, положенных в основу соответствующего подхода к пониманию правового феномена. Так, например, Р. А. Папаян в своей работе «Христианские корни современного права» совершенно точно отмечает, что «истинная наука, будь то физика, биология или филология, ничего не выдумывает, а лишь выявляет изначально существующие в природе, в том числе и в жизни человеческого общества, явления, феномены, их закономерности и суть. Правоведению, если оно претендует быть истинной наукой, надлежит делать то же самое: выявлять те правовые отношения, которые изначально являлись основой функционирования человека и человечества».[35] Но при этом автор пытается объяснить эти «правовые отношения» и обосновать научность своего подхода на основании материалов, изложенных… в Библии! В этой связи Р. А. Папаян констатирует следующее: «Естественно, что как религиозные, так и философские, морально-этические представления основаны на той концепции возникновения мира, которая изложена в Библии. Следовательно, ученый, считающий себя носителем этого мировоззрения или просто являющийся приверженцем христианских ценностей, призван исследовать и открывать в природе и в жизни закономерности Божьего творения, будь то области астрофизики или права. И тогда правовые нормы будут не сочиняться, а открываться». Научность такого подхода автор «подкрепляет» цитатой из религиозных источников: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, – и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят – смотри, вот это новое; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем».[36]

На наш взгляд, такой подход вряд ли можно определить иначе как антинаучный, по крайней мере в силу двух причин.

Во-первых, Р. А. Папаян в предмет включает феномен, существование которого требует серьезных дополнительных аргументированных обоснований – наличие неких «закономерностей Божьего творения».

Во-вторых, следует признать невозможность интерсубъективной проверки того, что, по мнению самого автора, считается не требующим доказательств, т. е. «концепции возникновения мира, которая изложена в Библии». Более того, Р. А. Папаян не призывает к выявлению истины и последовательной аргументированности, он видит призвание правовой науки лишь в исследовании и открытии «закономерности Божьего творения».

Как нами уже отмечалось, наряду с проблемностью, предметностью, обоснованностью и интерсубъективной проверяемостью важнейшим критерием научности является системность. На теоретическом уровне осуществляется переход от отдельных сторон или элементов права (правовых норм, форм права, субъектов права, юридических фактов и т. д.) к их изучению в качестве системы, т. е. в их многосторонней связи, в их конкретности. Теоретическое правопонимание подразумевает выявление объективных законов, тех важнейших связей, которые объединяют и подчиняют себе все элементы права как специфической системы. «Выделение всеобщего основания взаимосвязанных между собой элементов системы позволяет в одном понятии охватить то, что было разобщено на предыдущем этапе эмпирического анализа, и затем эта обобщающая идея становится инструментом создания стройной и развитой теории».[37] Таким образом, именно на этом уровне формулируется научное понятие права.[38]

§ 3. Плюрализм правопонимания и необходимость унификации научного правопознания

Термин «плюрализм», происходящий от латинского слова pluralis, в самом широком смысле может быть раскрыт как множественность чего-либо, что, собственно, и следует из его этимологии.

В современной науке значение этого термина значительно сужено. Плюрализм рассматривается как концепция, противоположная монизму, в соответствии с которой все существующее состоит из множества равнозначных изолированных сущностей, несводимых к единому началу.[39] При этом «суть плюралистических концепций не сводится к тому банальному утверждению, что имеются различные науки, изучающие разные предметные области, и что наука на протяжении довольно длительного исторического развития меняла свой облик. Расчленение науки поднимается в данных концепциях на уровень теоретической реконструкции исследовательской деятельности».[40] Будучи экстраполированным в область юридических знаний, такой подход получил свое выражение прежде всего в плюралистической теории права, выстроенной вокруг категории «правовой плюрализм».

В свою очередь категория «правовой плюрализм» в современной юридической науке используется сторонниками отождествления права со всей системой социального регулирования. С их точки зрения правовой плюрализм – «это ситуация, когда две или более юридические системы сосуществуют в одном социальном поле». При этом под «юридическими системами» почему-то понимаются практически все социальные регуляторы, от норм, установленных государством, до норм, регулирующих взаимоотношения между маргинальными социальными группами. Например, сторонник такого подхода В. М. Баранов на основании «анализа эмпирического положения дел» констатирует, что «в любом государстве внутри самых разных общественных образований существуют нормы и соответствующие им правовые порядки, не принадлежащие к единой системе официального права».[41] Ученый обосновывает этот тезис следующими фактами: «Традиционное право коренных народов Севера, Дальнего Востока признавалось российской администрацией уже в начале XIX в… Фактически действовали нормы адата и шариата у мусульман. В Чечне созданы и действуют шариатские суды. Закон Ингушской Республики о мировых судьях… предусматривает применение по незначительным уголовным и гражданско-правовым делам норм обычного и мусульманского права в качестве самостоятельных источников права. Следовательно, правовой плюрализм уже стал реальностью современной России. Не стремясь довести ситуацию до абсурда, можно отметить, что даже микрогруппы бомжей на свалках (в подвалах) живут по своим особым нормам, весьма далеким от официального права».[42]

Нельзя не удержаться от оценки такого «правового плюрализма» как правового беспредела. Те факты, которые приводит в своей работе уважаемый профессор, представляют собой скорее не характеристику нормальной ситуации, а проявление слабости государства, его неспособность обеспечить реализацию такого принципа законности, как единство на всей территории Российской Федерации. И уж совсем непонятно, почему бандитские понятия, а также правила поведения, складывающиеся в среде социально отверженных лиц, ставятся на один уровень с феноменом «право».

Но здесь необходимо отметить нетождественность употребляемой нами категории «плюрализм правопонимания» и категории «правовой плюрализм». В рамках настоящего исследования плюрализм правопонимания интерпретируется лишь как существующее множество подходов к пониманию феномена «право», не более того. Причем в рамках данного феномена усматриваются две исторические тенденции. Первая характеризуется противоборством ведущих научных школ и соответствующих типов правопонимания. Двигателем этой исторической дискуссии являлась глубочайшая убежденность в исключительной истинности соответствующего исследовательского направления. Вторая тенденция связана с кризисом правопонимания. Право начинает рассматриваться как некий многоаспектный феномен, различные школы и направления уже перестают претендовать на формулировку некой юридической «истины в последней инстанции». Плюрализм правопонимания все чаще связывается с возможностью компромисса, научного диалога и т. д. Эти две тенденции совершенно точно охарактеризовал И. Л. Честнов: «Плюрализм в правопонимании, – пишет ученый, – судя по всему, имел место всегда (начиная со времени противостояния Платона софистам и до наших дней). Однако сегодня ситуация принципиально иная. Многообразие точек зрения в прошлые времена не колебало уверенности в том, что одна из них (исповедуемая соответствующим представителем какой-либо научной школы) не просто наиболее предпочтительна или аргументированна, но отражает "истинное право" или, по крайней мере, приближается к нему. В любом случае сохранялась убежденность в том, что истину (в праве или применительно к праву) мы ("наша школа") если не сейчас, то в ближайшем будущем непременно познаем. Отсюда вера позитивистов в превосходство над юснатуралистами (и наоборот), а сторонников социологии права над всеми вместе. Сегодня же такой уверенности ни у кого нет и быть не может (тот, кто это еще не осознал, непременно скоро придет к такому выводу)».[43]

Следует отметить, что тенденция к компромиссу в правопонимании – это совершенно логичное следствие существующего на протяжении многих веков и тысячелетий плюрализма мнений, взглядов, представлений о праве. Именно таким образом накопленные за всю политическую историю знания о правовом феномене переходят в новое качество, что связано с выработкой нового, так называемого интегративного правопонимания. Но для того чтобы этот процесс носил не стихийный, а вполне осознанный, научный характер, необходимо понять природу плюрализма правопонимания, проанализировать причины этого явления.

И здесь следует отметить, что множество подходов к пониманию феномена «право» обусловлено в достаточной степени широким кругом факторов объективного и субъективного характера. К их числу следует, например, отнести идеологическое воздействие, политическую конъюнктуру, исторические особенности эпохи и правовой системы, в рамках которой формируется научное правосознание и т. д. Таким образом, плюрализм научных взглядов обусловливается «историческими особенностями развития общества, своеобразием тех или иных регионов мира, идеологическими приверженностями авторов, задачами, которые они ставят перед собой, и другими причинами».[44] Нельзя упускать из виду сложность и многогранность самого права, которое может по-разному проявляться и соответственно неоднозначно истолковываться как на обыденном, так и на научном уровне. Но самое главное, – это отсутствие изначальной согласованности по поводу единых критериев, исходных категорий, принципов и методов, при помощи которых выводится новое знание. Без такого предварительного методологического согласования не представляется возможным прийти и к сколько-нибудь общему понятию права. Использование исследователями разных методов познания, апеллирование к разному категориальному аппарату и терминологии, построение познавательной деятельности на совершенно разных принципах не только не приведет к получению общего знания, но и будет в целом препятствовать конструктивному научному диалогу.

Из множества факторов, определяющих плюрализм правопонимания, следует выделить по крайней мере два основных блока, которые с некоторой долей условности можно охарактеризовать как: а) условия объективного характера и б) факторы, носящие субъективный характер. Условность такой градации определяется диалектикой соотношения объективного и субъективного начал, которые «взаимопроникают», «переходят» друг в друга, что затрудняет определение детерминирующей роли какого-либо из них в конкретной ситуации. «Объективные условия определяют в конечном итоге направление воли, мыслей, чувств и намерений людей, но и сами они преобразуются в процессе деятельности людей в соответствии с их желаниями и намерениями».[45] Вместе с тем, основываясь на законах материалистической диалектики, будем исходить из общего положения, согласно которому, по крайней мере в нашем случае, объективные условия обусловливают факторы субъективного характера.

Итак, к объективным условиям, определяющим специфику правопонимания, следует отнести прежде всего такие, как экономическая ситуация, политические особенности, влияние господствующей в обществе идеологии и т. д. Это факторы, определяемые особенностями исторического момента и социальной средой, в условиях которой формируется соответствующий тип правопонимания. Так, например, формирование естественно-правового типа правопонимания связано с разложением феодальных отношений, развитием буржуазных экономических отношений и складывающейся революционной ситуацией в Европе.[46] Концепция правопонимания, «проповедуемая» представителями исторической школы, наоборот, обусловлена реакционным противодействием, стабилизацией политической ситуации[47] и т. д.

Объективные условия, в которых формируется тот или иной тип правопонимания, в определенной степени обусловливают факторы субъективного характера. При этом, являясь вторичным по отношению к объективным условиям, субъективный фактор в то же время имеет собственное содержание и соответственно логику развития, являясь относительно самостоятельным, в нем могут сообразно его природе по-разному реализовываться объективные условия. Реакция действующих субъектов на одни и те же объективные условия может быть неодинакова, поскольку их воздействие на человека проходит через его внутренний мир, его моральные ценности и установки, т. е. человек активно и избирательно, а не пассивно ассимилирует окружающие его объективные условия макро – и микросреды».[48] Степень активности, избирательность и направленность такой ассимиляции применительно к объективным условиям, определяющим тот или иной подход к пониманию права, во многом обусловлены такими факторами, как, например, воспитание, уровень и специализация образования, наличие профессиональных навыков, т. е. условиями, фактически характеризующими рассмотренные нами в предшествующем параграфе уровни правопонимания. Объективные и субъективные факторы, обусловливающие плюрализм в понимании права, действуют на обыденном, профессионально-юридическом и теоретическом уровнях. Но для нашего исследования особый интерес представляет анализ проблемы именно на научном, теоретическом уровне, так как это позволит ближе всего подойти к ее разрешению.

Почти век назад известный русский правовед Б. А. Кистяковский заметил, что «ни в какой другой науке нет столько противоречащих друг другу теорий, как в науке о праве. При первом знакомстве с нею получается даже такое впечатление, как будто она только и состоит из теорий, взаимно исключающих друг друга».[49] Отметим, что на сегодняшний день в этом смысле ситуация нисколько не изменилась. Плюрализм правопонимания – это явление, свойственное и современному теоретическому правоведению.

С точки зрения научных концепций плюрализма (прагматизм, неопозитивизм, экзистенционализм и др.) плюрализм правопонимания есть постоянное состояние юридической науки, так как право не имеет единой сущности, оно, как и все существующее, состоит из множества равнозначных изолированных сущностей, которые в принципе не могут быть сведены к единству. Такой подход основывается, прежде всего, на идеалистическом восприятии мира. С точки зрения же материалистической диалектики, которая является наиболее эффективным способом познания правовых явлений[50] (на которую, собственно, мы и стараемся опираться, осуществляя наше исследование), познание представляет собой развертывающийся на основе практики процесс теоретического отражения объективной действительности, существующий независимо от познающего субъекта. В связи с этим в рамках материалистической диалектики последовательно отстаивается идея «единства научного знания, решающим аргументом в пользу которой служит единство мира, состоящее в его материальности».[51] Это обусловливает необходимость стремления к единству научного правопонимания, преодоления множественности подходов к пониманию правового феномена.

Исследуя причины правового плюрализма, следует отметить, что факторы объективного и субъективного характера обусловливают:

а) особенности методологии, используемой в процессе научного правопознания;

б) специфику видения предмета, т. е. собственно самого правового феномена, который хоть еще и остается непознанным с научной точки зрения, но о котором все же существуют определенные представления и который в определенном смысле воспринимается на эмпирическом уровне.[52]

Рассматривая первый из обозначенных аспектов – методологический – следует констатировать, что использование разных методов правопознания, как правило, ведет в конечном счете к разным результатам, т. е. к формированию разных типов правопонимания.

Так, использование идеалистической методологии ведет к интерпретации права как некоего порождения человеческого сознания, как явления, способного к существованию вне материального мира. Такой результат есть логическое следствие понимания правопознания как чисто мыслительного процесса, совершенно не зависящего от материального мира. С точки зрения последовательной идеалистической философии «каждое новое научное открытие – это… продукт чисто логического, абстрактно-теоретического выведения одних идей, мыслей, теоретических положений из других идей, мыслей, теоретических положений».[53]

С точки зрения диалектического материализма «все наши восприятия, представления, понятия, все наши знания являются образами предметов внешнего мира; объективный мир, материя, природа есть единственный источник ощущений, сознания, мышления. Не сознание человека, не его мыслительная деятельность породили внешний мир, как уверяют идеалисты, а, наоборот, наше сознания, мышление есть отражение предметов, явлений материального мира; мышление – продукт, свойство высокоорганизованной материи».[54] Таким образом, материалистическая методология приводит к диаметрально противоположному результату и следствием ее использования в процессе правопознания является понимание права как феномена, обусловленного материальным миром и не существующего вне объективной действительности.

Второй аспект проблемы выявления факторов, обусловливающих плюрализм научного правопонимания, как нами уже отмечалось, связан со спецификой видения предмета познания. Право – это весьма сложный социальный феномен, который может проявляться в разных ракурсах. Разные науки, имеющие свой конкретный предмет, исследуют феномен права, по крайней мере, в той его части, которая охватывается их предметом. «Термин «право» – совершенно точно замечает в этой связи Н. А. Боброва, – используется разными общественными науками прежде всего потому, что им обозначаются различные неоднозначные явления, каждое из которых интересует науку в той мере, в какой это соответствует "специфической логике специфического предмета"».[55] Под разными ракурсами правовой феномен исследуется и в рамках юридической науки, что обусловливает его видение либо как особого социального отношения (правоотношения),[56] либо как установленных государством правил поведения (правовых норм),[57] либо как совокупности вышеуказанных проявлений и мотивационных установок, закрепленных в сознании (правосознание).[58] При этом возможны различные сочетания обозначенных и иных гипотетически возможных проявлений правового феномена.

Таким образом, сближение основных научных подходов к пониманию права может быть осуществлено путем унификации методологии при максимально четком определении границ предмета познавательной деятельности. В свою очередь определение границ предмета с наибольшей точностью возможно осуществить, лишь избавившись от множества производных, второстепенных компонентов, составляющих своего рода оболочку из понятий, терминов, категорий, которые в определенной степени характеризуют правовой феномен в различных его проявлениях, но тем не менее не раскрывают его сущности.[59] А вместе с тем, как совершенно точно заметил Л. С. Явич, «научное понимание права включает раскрытие его сущности».[60]

§ 4. Установление «исходной категории» при исследовании генезиса права как основополагающее начало унификации научного правопознания

В юридической науке широкое распространение получил методологический подход, в соответствии с которым процесс правопознания следует осуществлять через установление некой исходной категории, которая представляет собой отправное начало в познании права, содержит своего рода «генетический код», предопределяющий дальнейшее развитие, развертывание теории. Обращение к такой категории, по мнению некоторых авторов, должно стать начальной точкой для научной дискуссии, развернувшейся вокруг проблемы правопонимания.

И действительно, следует констатировать, что почти всякая научная теория выстраивается вокруг самой элементарной, простейшей категории, но элементарной, конечно, не в смысле простоты понимания, а в смысле первичности, неделимости, неразлагаемости на элементы. Например, для экономической теории такой категорией является «товар», в этических учениях «наиболее общим понятием, отражающим специфику нравственности в целом, является категория добра (вместе с противоположной категорией зла)»[61] и т. д.

Существует ли исходная категория в теории права? Постараемся ответить на этот вопрос.

Советская юридическая школа, во многом предопределившая развитие современной правовой науки, следуя марксистской традиции, придавала важное значение построению категориального аппарата. Она исходила из того, что логическим выражением знаний о предмете служат те понятия и категории, которыми оперирует теория государства и права. Однако эти понятия и категории, взятые в отдельности, не составляют еще ни теории, ни науки, так как в этом случае они не обладают достаточной доказательственной силой и не могут выразить конкретной истины. Объективная истина достигается тогда, когда они представлены в определенной системе: взаимосвязаны и составляют научную теорию. Причем не любая связь понятий, категорий и суждений образует теорию. Научная теория имеет место в том случае, если подытоженные ею знания развернуты в понятийной форме и через систему абстрактных категорий дают конкретное представление о сущности изучаемого явления, о закономерностях его развития и формах проявления.

Знания, выражаемые отдельными категориями и понятиями, в составе теории организуются, достигают той полноты и определенности, которые позволяют использовать их в практической деятельности и для получения новых результатов в познании предмета теории. Достоверные знания научная теория выражает в развернуто-конкретной и системно-понятийной форме, отвечая на вопрос о сущности предмета познания. «Именно постольку, поскольку система понятий может быть интерпретирована как одно (развитое) понятие сущности предмета, эта система понятий представляет собой теорию».[62]

Такой ход мысли вытекал из гегелевского метода исследования науки. Но если Гегель полагал, что им найден универсальный метод исследования любой науки, то К. Маркс считал, что метод служит лишь для постижения «специфической логики специфического предмета».[63] Отсюда правоведами-марксистами выстраивалась зависимость между представлениями о логике и овладением самой теорией. Вместе с тем, несмотря на понимание того, что логика теории права детерминирована ее предметом и верна лишь постольку, поскольку правильно отражает особенности существа, развития и функционирования права как общественного явления, исходное основание все-таки выводилось разное. Так, например, Е. Б. Пашуканис это основание видел в субъекте права,[64] П. И. Стучка связывал возникновение права с частной индивидуальной собственностью на землю,[65] И. П. Разумовский, ссылаясь на два замечания, высказанные К. Марксом, предпосылки формирования права видел во владении.[66] Преодолевая превращение И. П. Разумовским исходного понятия в главное, В. Б. Казаков попытался провести ревизию этой идеи и развить этот подход дальше. Л. И. Спиридонов также принимал за исходную абстракцию при установлении логики развертывания правовых категорий понятие владения, но несколько иначе и на других основаниях.[67]

Соглашаясь с тем, что построение системы категорий основывается на определенных исходных понятиях, являющихся наиболее элементарными и одновременно наиболее всеобщими, М. Ф. Орзих предлагал избрать «для теории права категорию «свобода» (в смысле степени свободы правотворчества в пределах социальной необходимости и объема свободы личности, общности людей в выборе вариантов поведения в пределах юридических возможностей)». Поэтому ученый считал, что развертывание правовых категорий имеет смысл начать с категории правотворчества, затем перейти к категориям, выражающим сущность и содержание права, далее к категориям, фиксирующим структуру системы права, а в итоге раскрыть категорию механизма правового регулирования.[68]

Г. С. Остроумов в отличие от отмеченных выше взглядов предлагает иное определение исходного пункта системы правовых категорий и другую последовательность их развертывания. Он формулирует общую идею своей конструкции следующим образом. «Применительно к правосознанию можно сделать вывод о том, что простейшей и в этом смысле основной элементарной его категорией является категория юридического права (правомочия), которому соответствует юридическая обязанность, или, иначе говоря, категория простейшего правового отношения.

В самом деле, из этой простейшей правовой категории, как из зародыша, могут быть развиты все более сложные категории: право в объективном и субъективном смысле, правопорядок, законность и такие понятия, как правомерное и неправомерное, законное и противозаконное, юридическое и неюридическое».[69]

Из показанного разброса мнений видно, что различие было обусловлено разными источниками и подходами в определении исходного начала. Одна часть категорий, связанная с субъектом и его правомочиями, вызревала из этики и поэтому их природа раскрывается через отношение нравственности к праву. Что касается другой части, то в них больше отражается детерминированность права внешними факторами. Для подтверждения такого вывода остановимся на анализе подхода, апеллирующего к категории «владение», тем более что этот подход был предопределен напутствием К. Маркса.

Позиция сторонника обозначенной точки зрения В. Б. Казакова строилась на замечаниях К. Маркса, которые касались:

Во-первых, «неспособности права к саморазвитию, т. е. к развитию "из себя", из своих внутренних потенций, содержащихся в границах права как такового, вне зависимости от форм его содержания, опосредствуемых правом как явлением, надстраивающимся над этими общественными отношениями».[70]

И, во-вторых, того, что «Гегель правильно начинает философию права с владения как простейшего правового отношения субъекта».[71]

Отсюда В. Б. Казаков приходит к выводу, что «за основу в исследовании генезиса права необходимо принять то общественное отношение, которое, будучи способно к саморазвитию, в определенный исторический период по необходимости обретает правовую форму, оборачивается правовым отношением. Иными словами, проблема генезиса права предстает проблемой исходного, т. е. исторически первого отношения, опосредствуемого правом».[72] В качестве такого отношения ученый выделяет «частное индивидуальное владение, владение патриархальной семьи, которое, будучи особенной формой частного владения средствами производства, является той исторически первой его формой, которая, тем не менее, содержит в себе все необходимые признаки частного владения вообще, все признаки искомой абстракции частного владения, не способного к существованию иначе, как в форме правового отношения».[73]

Однако такое толкование владения вступает в противоречие с концепцией собственности как триединства владения, пользования и распоряжения. Для чего В. Б. Козакову пришлось отреагировать сетованием на язык юридической науки: «Позитивизм этой концепции, предназначенной скорее для практической утилизации указанных положений юристом, специалистом в области правоприменительной деятельности, чем для раскрытия действительных понятий владения и собственности, оставляет открытым вопрос о правильном, объективном понимании этих общественных явлений. И решение данного вопроса затрудняется прежде всего тем, что он не находит адекватного ему отражения в языке юридической науки». Правда, при этом автор поясняет, что в триединстве «однозначно закреплены функции отражения элементов деятельности за понятиями «пользование» и «распоряжение», а простой момент единства человека и вещи – за понятием «владение». На уровне правовой формы собственности (субъективных прав и обязанностей) эта ситуация столь же однозначно воспроизводится в понятиях права владения, права пользования и права распоряжения».[74]

Таким образом, если стремление К. Маркса найти простейшую форму связи между политикой и экономикой вполне могло удовлетвориться элементарной категорией владения, то стремление В. Б. Казакова увидеть во владении исходную категорию права фактически вело последнего лишь в лоно социологической школы, раскрывающей сущность права через правоотношение.

Действительно, этот путь позволяет увидеть и вещные отношения, и отношения между людьми по поводу предмета. Только этим не исчерпывается само право во всех этих проявлениях. Даже диалектичность природы, «юридической формы владения, к тому или иному способу производственной деятельности человека, выступающей созиданием одних вещей (продуктов производства) и одновременно потреблением массы других вещей»,[75] которую ученый упомянул для подтверждения своей правоты, подтвердило лишь богатство категории отношения. Но, как известно, отношение нуждается в установлении главного отношения, т. е. опять же раскрытия сущности, где как раз и происходит схождение или расхождение разных подходов к пониманию права. Все это говорит о том, что выбор отношений скорее характеризует основу того или иного типа правопонимания, чем решает проблему начала как исходного предмета исследования. Хотя, полемизируя с И. П. Разумовским и указывая на то, что тот исходное понятие превращал в главное, В. Б. Казаков сам не заметил, как совершил превращение исходного в простое.

Другую развернутую систему предлагал Л. И. Спиридонов. Он также считал, что система правовых категорий определяется диалектикой образования правовых форм в истории общества. Но в своей конструкции логического воспроизведения развития правовой формы в качестве основы всех проявлений права Л. И. Спиридонов рассматривает отношения обмена (обращения) как определенный момент общественной системы производства. «Итак, – отмечал в этой связи ученый, – появление на месте кровнородственных связей обмена как средства объединения людей в новый тип общества и, следовательно, замена личных отношений родства общественными – такова первая и самая общая предпосылка возникновения права».[76]

При этом анализ правогенеза Л. И. Спиридонов проводил, опираясь на фактор, образующий непосредственную основу юридических явлений, – экономической формы обмена. На этой основе через ряд опосредований устанавливается взаимоположение права в определенной общественной системе. Если рассматривать концепцию Л. И. Спиридонова в таком аспекте, то ее можно назвать обменной теорией становления права, применительно к которой создается соответствующая логическая система правовых категорий.

Смысл предложенного Л. И. Спиридоновым решения вопроса о специфической логике происхождения права состоит в том, что он строит юридические эквиваленты системы логических категорий подобно тому, как они представлены в гегелевской философии. Отсюда, показывая процесс становления и развития правовой формы, Л. И. Спиридонов следует по ступеням больших и малых «триад» гегелевской «Науки логики», частично воспроизводя понятийную систему и используя терминологию «Философии права» Гегеля. Понятие «владение» как исходная абстракция выступает у него эквивалентом категории «бытие». Идя таким путем и указывая на юридические аналоги категории «наличное бытие» и «для – себя – бытия», он дает определения качества правовой формы, затем ее количества и меры, переходя, наконец, к выяснению последовательности становления сущности права и рассматривая ее в аспекте логических категорий «основа – явление – действительность». Таким образом, ступени гегелевской логики становятся логическими ступенями развития сущности права вплоть до того момента, когда оно начинает выступать как действительность.[77]

Однако если вернуться, например, к категории «собственность», которая определяется через единство трех компонентов – владения, пользования, распоряжения, то обнаружится, что каждый компонент значим для логики юридической теории, тогда как в экономическом исследовании последние два не обязательно учитывать. Следовательно, строго построения логики права из экономического анализа достичь также невозможно.

Таким образом, в предлагаемых решениях обнажается дальнейший сдвиг от задачи установления универсальной исходной категории к толкованию сущности. И как следствие правоведы вынуждены были занимать классовую позицию каждый раз, как только приходилось корректировать ее с установками К. Маркса. А марксизм последовательно и неуклонно вел к материалистическому обоснованию политики, т. е. признанию первичной природы, действующей помимо воли и сознания человека.

В «Критике Готской программы» К. Маркс сделал следующий вывод: «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества».[78] Следуя этому положению, правоведы-марксисты увидели в нем «важнейшие детерминанты, ограничивающие поле законодательных возможностей».[79] Это в свою очередь послужило базой для установления основной закономерности в правовой сфере, которую можно сформулировать как закономерность соответствия государственной воли господствующего класса экономическому строю и обусловленному им культурному развитию общества. Естественно, данная установка нашла свое распространенное выражение в литературе, где констатировалось, что «право – совокупность норм, выражающих волю господствующего класса», либо, что «право выражает волю господствующего класса». В монографии Д. А. Керимова «Философские проблемы права» дана более точно воплощающая смысл сказанного формула определения права, «право есть государственная воля господствующего класса».[80]

С установкой на соответствующую интерпретацию правового феномена произошло окончательное отождествление исходной категории с сущностью. Например, у А. М. Васильева мы находим: «В логической системе теорий права основной, фундаментальной является категория "государственная, воля господствующего класса". Она, собственно, и выступает как таковая в теоретических правовых построениях. В таком плане теория права практически выделяет и оперирует этой категорией при решении всех кардинальных вопросов юридической науки, ибо в ней отражается квинтэссенция марксистско-ленинского взгляда на право. Данная категория составляет исходный пункт и принципиальную основу советской и вообще марксистско-ленинской юридической науки. Ее выбор подтверждают не только наши учебники и учебная литература, но и фундаментальные работы по теории права».[81] Свою убежденность в правильности вывода А. М. Васильев подкрепляет следующими положениями:

Во-первых, тем, что все другие юридические понятия не могут быть осмыслены без сделанного вывода, поскольку существуют как отражение форм бытия и условий развития правовой формы.

Во-вторых, тем, что данная категория представляет собой как «исходный пункт – первоначальное абстрактное определение данной категории, так и конечный результат – ее конкретное понятийное развертывание через всю совокупность определений юридических категорий».

В-третьих, актуализацией систематизированного принципа восхождения от абстрактного к конкретному. То есть благодаря данному выводу «вырабатывается общая модель логической структуры теории права, которая предполагает исходную конкретизацию фундаментальной категории с помощью всеобщих абстрактных определений, затем их рассмотрение в понятийных рядах, характеризующих внутреннюю организацию и формы проявления права, его возникновение и этапы развития, функционирование права и взаимодействие его элементов, наконец, расчленение последних до уровня первоначальной реальности (конкретности) многообразного единства правовой формы общественной жизни».

В-четвертых, категориальная система теории права предстает логическим выражением объективной диалектики правовой формы развитого социалистического общества. «Общенародное право, особенности его развития и действия – реальная основа формирования предмета, современной теории права».[82] Даже подход «нормативистов», у которых норма – это «первичная клеточка права», остается в тени господствующего взгляда. Поскольку содержание этой категории раскрывается на основе «марксистско-ленинской теории отражения и объясняет норму права материалистически, как отдельный, частный момент проявления государственной воли господствующего класса, содержание которой определяется материальными условиями жизни этого класса. Норма права обобщенно моделирует желательное с точки зрения его интересов поведение членов общества в общественных отношениях определенного предметного вида. Этот принципиальный взгляд на понятие правовой нормы в корне противоположен представлениям буржуазной юриспруденции, трактующей правовую норму идеалистически, как самоопределяющийся и отправной правовой феномен (нормативисты), или рассматривающей ее как «клочок бумаги», лишенный социальной значимости (социологи)».[83]

На наш взгляд, в качестве исходной категории теоретического правоведения, позволяющей раскрыть сущность и социальную природу права, следует рассматривать именно категорию «правовая норма». Очевидно, что правовая норма представляет собой своего рода минимизированную модель права как сложного, глобального социального феномена. «Норма права – первоначальная клеточка… права. Поэтому в ней налицо многие признаки, присущие праву в целом».[84] По точному замечанию Б. В. Шейдлина, «соотношение права и единичной нормы – это соотношение общего и отдельного в праве. Каждая норма права составляет единство общего и единичного, основанное на том, что связывает закономерно всю совокупность норм в исторически определенную систему права».[85]

В отечественной юридической науке (прежде всего советского и постсоветского периодов) феномен правовой нормы чаще всего интерпретируется как установленное или санкционированное государством правило поведения людей, причем это правило устанавливается при помощи формального закрепления прав и обязанностей субъектов социальных отношений.[86] В научных исследованиях последних лет усматривается тенденция к пересмотру традиционного понимания правовой нормы, построению более сложных дефиниций, раскрывающих определенные стороны феномена. Нормы права определяются, например, как «объективно обусловленные, общеобязательные, формально определенные эталоны (масштабы, стандарты) поведения либо отправные установления, содержащиеся в источниках, санкционируемых (признаваемых) государством, обеспечиваемые в необходимых случаях мерами государственного принуждения или поощрения и являющиеся регуляторами наиболее важных, значимых общественных отношений».[87]

Но в любом случае категория «правовая норма» при своем логически последовательном развертывании трансформируется в сложный понятийный ряд, включающий такие понятия, как «государство», «государственное санкционирование», «регулирование», «общественные отношения», «правовые отношения», «субъект правоотношения», «объект правоотношения» «субъективные права», «юридические обязанности» и т. д. Данный категориальный ряд, выстроенный в определенной последовательности, при соответствующей логической взаимообусловленности элементов образует конкретную правовую теорию.[88]

§ 5. Понятие права как системообразующий элемент научного правопонимания

В словаре русского языка раскрывается три значения слова «право». Во-первых, право интерпретируется как «совокупность устанавливаемых и охраняемых государством норм, правил поведения, регулирующих общественные отношения между людьми и выражающих волю господствующего класса». Во-вторых, право – это «предоставленная кому-либо, чему-либо свобода, возможность действовать или пользоваться чем-либо, гарантированная государственными или какими-либо другими законами, постановлениями и т. п.» И, наконец, в-третьих, право рассматривается как «возможность действовать, поступать каким-либо образом».[89] Для обыденного и даже для профессионально-юридического уровня правопонимания такого толкования может быть вполне достаточно. Но для теоретического, научного правопонимания такая интерпретация выглядит слишком ущербной, отнюдь не является бесспорной, а перечисленных признаков ни в одном из указанных вариантов определения недостаточно, чтобы в необходимой мере раскрыть сущность обозначаемого данным словом феномена. Таким образом, эти определения не выражают научного понятия феномена «право».

В гносеологии понятие рассматривается как одна из форм отражения мира, связанная с применением языка, как специфический способ обобщения предметов и явлений. Такое обобщение осуществляется посредством выделения общих признаков и исключения необщих. Значение понятия для человека состоит именно в том, что оно «абстрагирует от случайных, индивидуальных, внешних, временных свойств предметов и выражает существенные, внутренние, постоянные или относительно постоянные, неразрывно с ним связанные свойства. С этой точки зрения понятие есть мысленное соединение и отражение существенных признаков предмета».[90] Вышеизложенное, безусловно, экстраполируется и на понятие права, которое представляет собой мысленное выделение последнего по определенным сущностным признакам из множества иных явлений.

Понятие права составляет своего рода ядро правопонимания, вокруг которого группируются все остальные понятия юридической науки, на основе которого строится весь ее категориально-понятийный аппарат. «Термином «правопонимание», – пишет в этой связи А. В. Мицкевич, – обозначают по сути дела не только само понятие права и тем более его определение. Оно включает в себя ряд других общетеоретических правовых категорий и понятий, охватывающих всю систему правовых явлений, а также философских и социологических категорий, выражающих связи и опосредования права и других социальных явлений. Но так или иначе поиски правопонимания неизбежно касаются самого понятия права как единого специфического явления и его определения».[91]

В рамках различных научных теорий посредством выделения всеобщего основания взаимосвязанных элементов формулируются некие свои понятия права, в основе которых лежит соответствующая «обобщающая идея». Но при этом можно наблюдать и определенную тенденцию к выработке единого категориально-понятийного аппарата. Это относится и собственно к понятию права, которое, в конечном счете, по точному замечанию И. Е. Фарбера, «составляет основной вопрос юридической науки».[92] Кроме того, следует отметить, что понятие права наряду с другими правовыми понятиями выступает «основой формирования оценочной стороны правовой культуры».[93]

Существенным препятствием в выработке общеприемлемого понятия является то, что сторонники различных воззрений рассматривают право под разным углом зрения. В их определениях часто осуществляются попытки (надо признать, что в основном не безуспешные) раскрыть определенные стороны (проявления) феномена, при этом каждый стремится отстоять свою точку зрения, вступая в полемику с оппонентами.

Часто дискуссия разворачивается по поводу собственно определения права: по вопросу о включении в него того или иного признака, о первичности одного из признаков, иерархии последних и т. д. Иногда такая полемика не имеет никакой принципиальной основы, так как данные стороны, в принципе, исходят из одного понятия права и, по сути, ведут речь о разных проявлениях в основном одинаково понимаемого феномена. В этой связи в контексте проблемы научного правопонимания важен аспект соотношения категорий «понятие права» и «определение права».

Следует отметить, что в юридической науке можно выделить два противоположных подхода к вопросу соотношения обозначенных категорий. Так, часть ученых сходятся во мнении о необходимости единого понятия права, но при этом допускают возможность и даже необходимость различных его определений. Например, И. Е. Фарбер указывает на то, что «в обсуждаемой проблеме представляются важными два вопроса: о понятии права и о совершенствовании существующего определения права. Нередко еще в наших работах и устных выступлениях допускается смешение этих двух связанных между собой, но в то же время различных вопросов. Думается, что понятие права может быть одно, а дефиниций понятия – несколько».[94]

Сходной точки зрения придерживается, например, В. А. Туманов, который указывает на то, что «в практико-прикладных целях юридическая наука всегда стремилась к однозначному определению понятий и категорий, содержащихся в нормах права. Но этой особенности практико-прикладного подхода, преследующего цели единообразного применения нормы права, нельзя подчинить теоретико-познавательную деятельность правоведения как общественной, мировоззренческой науки».[95]

Иная точка зрения усматривается, например, в позиции А. А. Васильева. «Логика прогресса наших знаний о праве такова, – отмечает ученый, – что в процессе познания один из аспектов права выдвигается на первое место. Но это не означает, что понятие права представлено только в одном аспекте. В конкретном понятии права все стороны, все правопроявления связи должны быть сбалансированы. Обобщенно данное понятие выражено общей теорией права.

Понятие права представляет собой совокупность целого ряда абстрактных определений, которые вырабатываются в результате изучения всех его сторон и проявлений. Следовательно, не только возможны, но и необходимы различные определения права, и понятие права не сводимо ни к одному из них. Наряду с определениями, фрагментарно характеризующими право, наука и практика нуждаются в общем определении понятия права… Общее определение права, думается, не может даваться только с позиции «чистой» теории. Оно должно быть и практичным в глубоком смысле данного слова, быть «работающим» определением, удовлетворяющим потребности всей правовой науки, каждой ее отрасли и юридической практики, формирующим осознанное отношение членов общества к праву».[96]

По нашему мнению, безусловно, следует согласиться с тем, что «наука и практика нуждаются в общем определении понятия права». Но при этом вызывает некоторые сомнения необходимость различных определений права, тем более характеризующих данный феномен «фрагментарно». Представляется, что сам процесс правопознания есть «очищение» от фрагментарных определений, своего рода «поступательное движение» к практичному, «работающему» общему определению, «удовлетворяющему потребности всей правовой науки, каждой ее отрасли и юридической практики, формирующим осознанное отношение членов общества к праву». Поэтому более точной представляется точка зрения А. В. Мицкевича, по мнению которого юридическая наука нуждается не только в общем понятии, но и в едином определении права. В частности, им отмечается, что каждое из абстрактных определений различных сторон права не дает представления о его понятии как едином целом, особом явлении или системе явлений. В конечном счете многообразие права в целом может быть выражено лишь через «синтез многих определений, следовательно, единство многообразного».[97] Такой синтез постигается лишь развитием теории права в целом и выражается в системе ее категорий. Но бытие права как специфического социального явления может и должно быть зафиксировано в понятии, выражающем его как конкретное живое целое.[98] «Без этого дальнейшее изучение способно отклониться от истины, от эмпирически установленных наукой признаков данного явления. Поэтому и возникает необходимость единого понятия права, зафиксированного логически в его общем определении, позволяющем отождествлять вновь познаваемые явления с правом и ограничивать право от явлений, не содержащих его признаков».[99]

На наш взгляд, речь действительно должна вестись не только об общем научном понятии феномена «право», но и о выработке именно общего определения.[100] Понятие представляет собой мысль, отражающую в обобщенной форме явления действительности и связи между ними посредством фиксации общих и специфических признаков, в качестве которых выступают свойства явлений и отношения между ними.[101] Особенность же определения заключается в его роли как «инструмента опосредованного, дискурсивного познания, осуществляющегося с помощью языка».[102] Поэтому точное и научно обоснованное определение должно представлять собой, с одной стороны, некий итог познавательной деятельности, а с другой стороны, оно становится определенной отправной точкой в познании иных явлений и научном обосновании новых понятий и определений. Именно поэтому разрешение вопроса, связанного с формулировкой определения права, имеет существенное значение для дальнейшего исследования правовых явлений, для выявления закономерностей и перспектив развития права, а также для развития соответствующей правовой теории в целом. «Как в семени дано определенное будущее растения, – очень точно подмечает в этой связи В. С. Нерсесянц, – так и в понятии права в научно-абстрактном виде содержится определенная правовая теория, теоретико-правовой смысл и содержание определенной концепции (и типа) учения о праве. Если, таким образом, понятие права – это сжатая правовая теория, то правовая теория – это развернутое понятие права. Ведь только некое целостное учение о праве (в виде определенной концепции философии права или юриспруденции) способно дать систематическое и полное раскрытие понятия права в виде соответствующей научной теории».[103]

Следует отметить, что такое общее определение, по нашему мнению, может быть выработано только в рамках теории государства и права как базовой методологической науки. В силу указанной специфики важнейшей задачей именно теории государства и права является формулировка такого определения, которое отвечало бы потребностям «всей правовой науки, каждой ее отрасли и юридической практики», а также способствовало бы формированию осознанного отношения человека к праву.

Вместе с тем такое теоретическое определение вряд ли сможет ответить потребностям практики именно в силу своей сложности. Поэтому оно, по всей видимости, должно включать компоненты, имеющие самостоятельное практическое значение. Это позволит выделить из сложной теоретической конструкции более простые, т. е. определения права в аспекте, имеющем значение для соответствующего вида юридической деятельности. Это должны быть общедоступные определения, предполагающие возможность закрепления в дефинитивных нормах, к которым, с одной стороны, могли бы апеллировать субъекты правотворческой, правоприменительной деятельности, субъекты непосредственной правореализации, с другой стороны – эти дефиниции, определяющие феномен права в соответствующем аспекте, не должны противоречить общетеоретической, научной дефиниции, они должны составлять ее часть, отражающую одну из сторон правового феномена.

§ 6. Типология правопонимания: понятие и методологическое значение для правопознания

Одним из направлений правопознания является исследование научных подходов к пониманию правовых явлений. Это позволяет выделить характерные черты правового феномена, лучше рассмотреть разные его проявления, т. е. проанализировать знания, полученные в рамках разных научных концепций и путем их мыслительной обработки выделить качественно новое научное знание о праве. Различные концепции правопонимания, выступающие в качестве объектов научно-познавательной деятельности, исследуются при помощи определенных способов, приемов, методов. В процессе правопознания «методологическим значением обладает все то, что позволяет реализовать наш познавательный интерес и достигать поставленные цели, а также то, что способно организовать исследовательский процесс сообразно избранному предмету и корректировать его всякий раз, как только это окажется необходимым».[104] Но при этом «различие между методом, с одной стороны, способом, приемом, расчетом, манерой – с другой, состоит в том, что метод представляет собой более сложное образование, чем прием и другие близкие к нему познавательные действия. Под приемом мыслится всегда только один какой-либо способ действия, например, логический анализ – это прием мысленного расчленения предмета на части. Метод же чаще всего – это совокупность познавательных операций, определенным образом субординированных».[105]

Методы научного познания в соответствии с таким философским основанием как соотношение всеобщего, особенного и специфического подразделяются на:

1) характеризующийся всеобщностью диалектический метод;

2) общие методы научного познания;

3) частнонаучные специфические методы исследования.[106]

Такая градация применима и к методам, используемым при познании правовых явлений, в том числе и при исследовании феномена «правопонимание».

Основу всеобщего диалектического метода познания составляют, прежде всего, принципы диалектики – науки о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления.[107] В современной отечественной юридической науке существует устойчивая тенденция восприятия данного метода с материалистической точки зрения. «Содержание метода материалистической диалектики образуют основные законы и категории диалектики. Используя их при анализе государственно-правовых явлений, можно проникнуть в сущность государства и права, выяснить их природу, особенности, механизм деятельности государства, правотворчества и правоприменения».[108] Использование метода материалистической диалектики в процессе исследования научных подходов к пониманию права, подразумевает апеллирование к таким принципам, как внутренняя противоречивость и целостность научных концепций, повторяемость и поступательность развития правовой мысли, преемственность научных теорий и проч.

Общие методы могут быть использованы не только при исследовании правовых учений, теорий, концепций, но и в процессе познания иных явлений, причем выступающих объектом познавательной деятельности не обязательно только для юридической науки. «Область применения общих методов по сравнению со специфическими несравненно шире, но всеобщностью они не обладают, ибо они применяются не ко всем объектам научного познания».[109] Это, например, методы сравнения, анализа, синтеза, абстрагирования, системного, структурного и функционального подхода, подведение менее общего понятия под более общее, восхождения от абстрактного к конкретному и т. д.[110]

Частнонаучные специфические методы исследования подходов к пониманию правового феномена характеризуются наибольшей специализацией, более конкретизированной областью приложения. Поэтому, как правило, под частными методами в юридической литературе понимаются, по сути, общие методы, применяемые в процессе познания конкретного явления. Так, например, М. Н. Марченко к частным методам познания правовых явлений относит сравнительно-правовой метод, методы выработки правовых решений, толкования норм права.[111] Нетрудно заметить, что указанные методы представляют собой не что иное, как экстраполяцию общих методов познания (сравнительного, выработки решений, интерпретации) в конкретную сферу, применительно к познанию определенного круга явлений, которые принято считать правовыми. Таким образом, в качестве специальных методов исследования различных подходов к пониманию права могут рассматриваться такие методы, как, например: сравнение научных теорий, концепций, в рамках которых формулируется определенное понятие права; теоретическое моделирование правовых концепций; анализ подходов к пониманию права; синтез научных правовых концепций; структурно-функциональный подход к исследованию феномена «правопонимание» и проч.[112]

В этой связи следует отметить, что в юридической науке широко используется общенаучный метод типизации,[113] т. е. метод научного познания, в основе которого лежит расчленение систем объектов и их группировка с помощью обобщенной модели или типа.[114] Данный метод является основным при исследовании проблемы правопонимания и применяется в целях сравнительного анализа существенных признаков конкретных представлений и понятий о праве, установления связей между обобщенными идеализированными правовыми моделями, что, в конечном счете, предопределяет получение нового знания как о самом правопонимании, так и о праве.

Исходя из общего методологического понятия типизации, типизацию правопонимания можно определить как метод научно-юридического познания, основу которого составляет теоретическое расчленение правопонимания как целостного системного феномена на элементы и группировка этих элементов по типам. Но, исследуя проблему типологии правопонимания, необходимо иметь в виду, что типология это не только методологический подход к познанию, но еще и то, что получено при его применении – результат типологического описания и сопоставления.[115] В соответствии с этим в рамках нашего исследования типология будет пониматься в широком смысле, в обоих терминологических значениях, т. е. и как методологический подход к познанию феномена «правопонимание», и как результат использования этого метода.

Из сформулированного нами понятия типологии правопонимания видно, что в основу этого феномена (рассматриваемого в обоих аспектах) положен принцип группировки по типам. Таким образом, понятие типа правопонимания является исходным, и от его трактовки зависит собственно и интерпретация типологии правопонимания в целом. При этом в юридической науке попытки дать определение типа правопонимания весьма редки. Чаще всего авторы апеллируют к данной категории как к чему-то само собой разумеющемуся, всем понятному и не требующему дополнительных пояснений. Даже в учебной литературе, которая должна способствовать формированию понятийного аппарата у обучаемых, и в силу этого требует дополнительных разъяснений используемых терминов, рассмотрение проблемы правопонимания начинается, как правило, сразу с основных типов, в лучшем случае с критериев типологии.[116] Что же такое тип правопонимания?

В словаре русского языка слово «тип» в наиболее подходящем к предмету нашего исследования значении толкуется как «образец, модель или разновидность, форма, которым соответствует известная группа предметов, явлений».[117] Применительно к областям научных знаний понятие типа конкретизируется, но существенно не отличается. Так, например, известный советский ученый-логик Н. И. Кондаков определяет тип как «образец, который выражает общие, существенные черты определенной группы предметов, явлений; форма, вид, модель, которой соответствует определенный класс объектов».[118]

Исходя из вышеизложенного, можно сформулировать и определение типа правопонимания: тип правопонимания – это обобщенная идеологизированная модель правового феномена, отражающая общие существенные признаки определенного множества конкретных правовых представлений и понятий, которые в свою очередь соответствуют этой идеологизированной модели как образцу. На наш взгляд, вполне приемлемым может быть определение, предложенное А. В. Поляковым, в соответствии с которым тип правопонимания – это «определенный образ права, характеризуемый совокупностью наиболее общих теоретических признаков права и наиболее общих признаков практического (ценностного) к нему отношения».[119]

Принадлежность к тому или иному типу правопонимания имеет определяющее значение для любого конкретного учения о праве. «Именно тип правопонимания, – пишет в этой связи B. C. Нерсесянц, – определяет парадигму (смысловую модель, принцип и образец) юридического познания, собственно научно-правовое содержание, предмет и метод соответствующего учения о праве».[120] Вместе с тем тип правопонимания обусловливается общим мировосприятием субъекта. И в этом смысле «тип правопонимания – это смысловая модель (или концепт) права, определяемая его источником».[121]

Возвращаясь от понятия типа собственно к вопросу типологии, следует отметить, что типология представляет собой разновидность классификации.[122] При этом надо иметь в виду, что по степени существенности основания выделяется два вида классификации – искусственная и естественная. Искусственной считается классификация, критерием подразделения в которой выступают несущественные признаки (например, алфавитно-предметный указатель). Естественной же является классификация, в которой за основание берутся существенные признаки, что позволяет рассматривать классификацию как источник знания о классифицируемых объектах. «Научно классифицировать объекты реального мира можно лишь при условии, если в основу положены не случайные, внешние, а внутренние определяющие признаки, выработанные на основе всестороннего анализа изучаемого процесса и смежных с ним явлений в историческом аспекте».[123] Поэтому типология правопонимания – это не любая классификация правовых образов (восприятий, представлений, понятий), а классификация научная, осуществляемая именно по существенным признакам.[124]

§ 7. Виды и критерии типизации правопонимания

Как было отмечено выше, типология правопонимания – это научная классификация, т. е. классификация, осуществляемая по существенным признакам. При этом по способу построения выделяют два основных вида типологии – эмпирическую и теоретическую.[125] Применительно к вопросу о типизации правопонимания эти виды типологии могут быть охарактеризованы следующим образом.

Эмпирическая типология правопонимания строится на основе количественной обработки и обобщения опытных сведений о правовых восприятиях, представлениях, понятиях различных субъектов правопонимания; фиксации устойчивых признаков сходства и различия между различными правовыми образами; систематизации и соответствующей научной интерпретации результата типологического описания и сопоставления.

В качестве примера эмпирической типологии можно привести типологию, предложенную Г. Г. Бернацким, который выделяет следующие основные типы философско-правовых направлений: 1) теологический, сторонники которого усматривают сущность права в воле Бога; 2) натуралистический, сторонники которого видят сущность права в естественном разуме, в господствующем мироздании; 3) объективно-идеалистический, приверженцы которого сущность права выводят из объективного духа, высшего сверхчувственного духовного начала; 4) субъективно-идеалистический, подразумевающий поиск сущности права в проявлении сознания, разума, психики человека; 5) мистический, сторонники которого объясняют феномен права некими таинственными, сверхчувственными духовными силами; 6) экономический, в рамках которого сущность права объясняется экономическими отношениями; 7) политологический, усматривающий сущность права в политических отношениях, в политической деятельности; 8) социальный (в узком смысле), приверженцы которого интерпретируют право, апеллируя к социальным отношениям; 9) формально-догматический, сводящий сущность права к действующему законодательству.[126]

Стремясь охватить все множество типов философско-правовых направлений, выделяемых на основании характерных черт, автор не выстраивает взаимосвязи между ними. Каждый тип выявлен чисто эмпирически и выступает как бы сам по себе вне связи с иными типами, вне единой системы. Существенным недостатком такого рода типологии является отсутствие установленной закономерности, которая смогла бы придать эвристический характер классификации типов правопонимания. Впрочем, и сам Г. Г. Бернацкий указывает на то, что «данная типология страдает рядом недостатков. Она, видимо, никогда не может быть полной. При достаточно внимательном исследовании всегда можно найти в работах тех или иных мыслителей некую сферу бытия, к которой сводится право и которая не оказалась в исходной типологизации. Другим недостатком можно считать то, что, например, различные концепции такого широко известного направления в истории правовой мысли, как естественное право, должны, по новой типологизации, относиться к различным типам – то к натуралистическому, то к объективно идеалистическому, то к субъективно-идеалистическому».[127]

Отмечая недостатки эмпирической типологии правопонимания, следует признать и то, что она является необходимым шагом (этапом) на пути выявления объективных закономерностей при построении типологической системы. В этой связи следует согласиться с замечанием Г. Г. Бернацкого, что «данная классификация полезна тем, что позволяет выделить, по крайней мере, основные сферы бытия, к которым в принципе может сводиться право».[128] А это, на наш взгляд, является важнейшим условием выявления взаимосвязей и осуществления в соответствии с ними теоретической типологии.

Теоретическая типология правопонимания подразумевает построение идеальной модели, которая выступает неким обобщенным выражением совокупности признаков, выявленных в результате исследования и таксономического описания множества отдельных конкретных правовых образов. Принципом теоретической типологии является системное восприятие правопонимания, подразумевающее вычленение системообразующих связей, закономерностей, существующих между отдельными типами. Представляется, что именно такая типология является наиболее эффективной в когнитивном смысле, служит одним из главных средств объяснения объекта и создания его теории.[129]

В качестве примера можно привести типологию по субъекту нормообразования. Ее суть заключается в том, что на основе наблюдения и обобщения проанализированного материала выделяются субъекты, которые в рамках различных правовых теорий рассматриваются в качестве источников правообразования. На основании этого обособляются основные типы правопонимания, например: теологический, естественно-правовой, исторический (национально-консервативный и формационный), позитивно-юридический. «Там, где всесильным нормодателем является Бог, мы имеем дело с теологическим (от лат. theos – бог) правопониманием. Из природы (сущности) человека, его разума и совести выводится естественное право. Источником национально-консервативного правопонимания является менталитет нации, ее вековечный дух, который, подобно роднику, питает обычное право народа и его этнонациональную правовую традицию. Формационное понятие права привязывает его к определенному этапу в истории общества – рабовладельческому, феодальному, буржуазному, социалистическому. Оно зиждется на анализе служебной по отношению к общественному строю роли права, его зависимости от приоритетных ценностей, характерных для данного исторического периода системообразующих оснований правового регулирования… Источником права с позитивно-юридической точки зрения является государственная власть».[130]

Примером теоретической типологии является также типология, на основании критерия «форма выражения – общественное сознание – реальные общественные отношения». Этот критерий, предложенный в начале прошлого века (Н. Н. Алексеев),[131] а может быть, и еще раньше, получил в современном отечественном правоведении весьма широкое распространение. В соответствии с ним выделяются три основных типа правопонимания: нормативный, естественно-правовой (нравственный) и социологический.[132]

Причем сторонники приведенной классификации придерживаются самых разных воззрений по вопросу социального значения приведенных типов правопонимания. Чаще всего признается, что каждый тип правопонимания (нормативный, естественно-правовой и социологический) «имеет свои основания», является отражением одной из сторон правового феномена. В этой связи весьма показательна точка зрения О. Э. Лейста, который указывает на то, что «каждая из концепций выражает реальную сторону права и служит его осуществлению. Так, нравственное видение права важно и для правового воспитания и для развития действующего права. Без нормативного понимания права практически недостижимы определенность и стабильность правовых отношений, законность в деятельности государственных органов и должностных лиц. Наконец, лишь через социологическое понимание право обретает конкретность и практическое осуществление, без него оно остается декларацией, системой текстов или моральных пожеланий».[133]

В качестве примера теоретической типологии можно привести также типологию, предлагаемую Ю. Я. Баскиным, который выделяет такие основные типы правопонимания: 1) метафизическое, видевшее основание права и причин его возникновения вовне (и над) социальных факторов; 2) антропологическое, признававшее основанием права природу человека (личности); 3) социологическое, сторонники которого полагали, что право есть результат и проявление общественных связей и отношений.[134] Здесь автор осуществляет не просто фиксацию устойчивых признаков, сходства и различия между различными правовыми образами, не просто перечисляет множество типов, которым свойственны определенные признаки, а устанавливает некий классификационный критерий, как нам видится, на основании выявления системообразующей взаимосвязи: «природа – человек – общество».

Теоретическая типология предлагается В. С. Нерсесянцем. В контексте развиваемой им либертарно-юридической теории выделяется два основных типа правопонимания – юридический и легистский. По мнению ученого, «история и теория правовой мысли и юриспруденции пронизаны борьбой двух противоположных типов правопонимания. Эти два типа понимания права и трактовки понятия права условно можно обозначить как юридический (от jus – право) и легистский (от lex – закон) типы правопонимания и понятия права».[135] В основу такой типологии положен «момент различения или отождествления права и закона».[136]

Для юридического правопонимания право – это не просто произвольное и субъективное властное веление, а нечто объективное и самостоятельное, обладающее своей (не зависящей от воли законодателя) собственной природой, своей сущностью и своей спецификой, словом – своим принципом. Этим принципом права является принцип формального равенства, выражающий существо и особенности права, его отличие от других социальных явлений, норм и регуляторов».[137] В рамках юридического правопонимания В. С. Нерсесянц выделяет юридико-либертарный тип, согласно которому право – это «всеобщая и необходимая форма свободы людей».[138]

Так же как В. С. Нерсесянц, два основных типа правопонимания выделяет и В. А. Четвернин. Но, используя аналогичный критерий типологии – «различения или отождествления права и закона», ученый придает типологии иное терминологическое оформление, выделяя позитивистский и непозитивистский типы. Позитивистский тип правопонимания, по мнению ученого, сводится к отождествлению права и закона (в широком смысле). Под правом позитивисты понимают «любые законы, административные акты, судебные решения и вообще любые приказы государственной власти независимо от их содержания».[139] В рамках данного типа правопонимания выделяются два понятия права: легистское и социологическое.[140]

Непозитивистский тип правопонимания включает в себя различные направления политико-правовой мысли, в которых «проводится различение права и закона, объясняется приоритет права перед законом». С непозитивистской точки зрения «право правильно не потому, что оно записано в законе и существует в официальной форме, а по содержанию. Законы должны быть правовыми, должны содержать правовые нормы, но в действительности законы по содержанию могут быть и неправовыми, произвольными».[141] К этому типу правопонимания В. А. Четвернин относит этическое и юридическое понятия права.[142] При этом сам ученый считает себя сторонником либертарного типа правопонимания, который, как можно понять из суждений самого автора, является разновидностью непозитивистского типа и в рамках которого дается «собственно юридическое понятие права, т. е. то понятие, которое соответствует слову, термину "право"».[143]

Представляется, что предлагаемый В. С. Нерсесянцем и В. А. Четверниным такой типологический критерий, как соотношение права и закона, в целом является заслуживающим внимания, так как, безусловно, вскрывает определенную устойчивую связь, закономерность, позволяющую выделять соответствующие типы правопонимания. Вместе с тем точность дальнейшей градации вызывает некоторые сомнения. Так, например, трудно согласиться с точкой зрения В. А. Четвернина, что социологическое понимание права сводится лишь к интерпретации последнего как некой совокупности «любых судебных решений» и уж тем более «приказов государственной власти независимо от их содержания». Как будет показано в нашем дальнейшем исследовании, с точки зрения социологического правопонимания право – это, прежде всего, «живые» общественные отношения, которые лишь оформляются судебным решением. Право исходит из самой жизни, а не от государственной власти.

Не вполне обоснованным выглядит, на наш взгляд, также положение, отстаиваемое сторонниками либертарно-юридической концепции, согласно которому только в рамках непозитивистского правопонимания может быть сформулировано юридическое понятие права, а остальные понятия (легистское, социологическое, этическое) не являются юридическими в собственном смысле этого слова. Очевидно, что авторы либертарной концепции слишком сужают содержание понятия «юридическое», примеряя его лишь к идее свободы. Причем делается это искусственно, так как понятие юридического в современной науке интерпретируется несколько иначе, чем в античных источниках. Поэтому вряд ли стоит обращаться к архаическому истолкованию латинского слова jus и тем более абсолютизировать античное его значение при построении современных научных концепций.[144] В противном случае, придерживаясь такой логики, следовало бы провести ревизию всего понятийного аппарата современной юридической науки на предмет соответствия исторически более раннему, а потому истинно верному истолкованию терминов.[145]

В отечественной юридической литературе распространена дуалистическая классификация, в рамках которой выделяются два основных подхода к пониманию права – широкий и узкий.[146] В основе этой классификации заложен такой критерий, как признак нормативности. Если право интерпретируется в качестве системы обеспечиваемых государством норм, то это так называемый «узкий», или нормативный, тип правопонимания. Если же наряду с признаком нормативности в понятие права включаются правоотношения, правосознание и т. д., то такой тип правопонимания в соответствии с данной классификацией рассматривается как «широкий».

В силу своей специфики (выделения в качестве критерия признака нормативности) данная типология используется, прежде всего, в рамках нормативного понимания права. Как отмечает приверженец «современного нормативного понимания права» М. И. Байтин, «анализ наиболее заслуживающих взглядов различных ученых по рассматриваемому вопросу показывает, что они не опровергают вывод о том, что… в процессе развития отечественного правоведения сложились два основных направления правопонимания: нормативное и широкое».[147] При этом широкому подходу, «в отличие от нормативного, свойственны понимание под правом не только его норм, но и других правовых явлений вплоть до отождествления права с правовой системой общества, отрыв права от государства, противопоставление естественного права позитивному, т. е. официально действующему в государстве праву, различение права и закона, «правового закона» и «неправового» («антиправового») закона и т. п.»[148]

С позиции нормативного правопонимания М. И. Байтин критически оценивает предлагаемую ранее В. С. Нерсесянцем типологию, в рамках которой выделяется три основных подхода: нормативный, широкий, и подход, «представители которого обосновывают такое понимание (и понятие), которое исходит из концепции различения права и закона».[149] В частности, М. И. Байтин отмечает, что «нет сколько-нибудь убедительных оснований наряду с нормативным и широким подходами выделять в качестве самостоятельного еще и третий подход, ибо относимые к нему В. С. Нерсесянцем сторонники различения права и закона используют данную концепцию в качестве одного из основных доказательств того или иного варианта широкого понимания права».[150] По мнению М. И. Байтина, это в полной мере относится и к концепции самого В. С. Нерсесянца.[151]

Следует отметить, что признак нормативности права, взятый в качестве универсального классификационного критерия, позволяющего определить «ширину» того или иного типа правопонимания, не является столь общеочевидным, как это представляется сторонникам нормативного подхода.[152] За точку отсчета М. И. Байтин предлагает взять им же навязываемый в качестве основного признак нормативности. И если этот признак действительно часто выдвигается как основной в современной отечественной юридической науке, это еще не означает, что он универсален как критерий классификации типов правопонимания и является приемлемым для общей теории права.

Известно, что не для всех правовых учений характерна интерпретация права как системы норм. Так, например, для сторонников крайнего реализма, объявивших юридическую норму мифом, иллюзией, фикцией,[153] «узким» будет тип правопонимания, в рамках которого право интерпретируется как судебное решение по конкретному делу, или даже само социальное отношение (Д. Фрэнк). Добавление же к понятию «живого права» такого признака, как нормативность, по сути, будет являться «расширением» этого понятия.

В отечественной юридической науке предлагается типологическая классификация правопонимания по критерию «теория – практика», что в основном соответствует предложенной нами уровневой градации (§ 2 гл. 1). Так, А. В. Поляков выделяет «два основания для классификации типов правопонимания» в соответствии с которыми выделяет практический и теоретический типы. «Практический тип правопонимания, – пишет А. В. Поляков, – отражается в общественном правовом сознании как наиболее общие признаки, характеризующие отношение общества к праву, его особое правовидение и правочувствование. Каждая цивилизация имеет свой тип правопонимания. Можно выделить и более общие группы, например, правопонимание Востока и Запада». Второй тип – теоретическое правопонимание в противоположность практическому «оформлено концептуально, а ценностные мотивы в нем идеологизированы и зачастую завуалированы. В своем теоретическом развитии западная правовая мысль сформулировала три основных теоретических подхода к пониманию права (три типа правопонимания): естественно-правовой, этатистский и социологический».[154]

Фундаментальной и в достаточной степени интересной с научно-познавательной точки зрения представляется классификация типов правопонимания, предлагаемая И. Л. Честновым. Ученый, «исходя из трех типов рациональности, формирующих критерии научности»,[155] выделяет три критерия классификации: философский, социологический, культурно-исторический.

Философский критерий подразумевает подразделение правопонимания на типы в соответствии с принадлежностью к определенной философской концепции. В рамках философского критерия Л. И. Честнов рассматривает в качестве классификационных оснований парные философские категории «материальное» и «идеальное» (соответственно выделяются материалистические и идеалистические типы правопонимания), а также «естественное» и «искусственное». При этом критерию естественности, по мнению ученого, соответствуют такие научные учения, как историческая школа права, гегелевская философия права, генетическая социология права М. М. Ковалевского, аутентичный марксизм. Критерию искусственности соответствуют такие учения, как юридический позитивизм XIX и XX вв., современный инструментализм США, а также некоторые версии социологии права.[156]

Социологический критерий, в соответствии с предлагаемой Л. И. Честновым типологией, связан с «социологией знания, уделяющей основное внимание не когнитивной (методологической или гносеологической) институализации, а ее «внешним» – социальным факторам». В соответствии с этим критерием выделяются такие типы правопонимания, как юридический позитивизм (догматизм), современные концепции естественного права, социологические теории права.[157]

Кулътурно-исторический критерий Л. И. Честнов связывает с различием правопонимания у разных народов и разных эпох (фактически по религиозному принципу). В рамках такого подразделения выделяются такие типы правопонимания: правопонимание ближневосточной цивилизации (обусловленное влиянием исламской традиции), правопонимание индо-буддийской цивилизации, правопонимание китайско-конфуцианской цивилизации, правопонимание японской цивилизации, правопонимание западной (христианской) цивилизации, российское правопонимание.[158]

Предлагая классифицировать типы правопонимания в соответствии с философским, социологическим и культурно-историческим критериями, Л. И. Честнов указывает на то, что «для адекватного описания типов правопонимания эти три критерия классификации должны быть показаны как взаимодополняющие друг друга, так как ни один из них не дает полную картину правопонимания. Так, философский критерий страдает умозрительностью; социологическому, напротив, недостает концептуализма в объяснении фактического положения вещей; культурно-исторический вроде бы избегает недостатков первого и второго, но ограничен узкими рамками конкретной цивилизации. И лишь все они вместе могут более или менее точно отразить правопонимание».[159]

Подытожив вышеизложенное, можно констатировать, что в современной отечественной юридической науке прослеживается общая тенденция к построению теоретических типологий правопонимания. При этом авторы различных подходов стремятся не просто выявить отдельные типы правопонимания в их многообразии, но и построить их систему в соответствии с классификационными критериями, свойственными или, по крайней мере, наиболее близкими их научной концепции. Выделение этих критериев, на наш взгляд, с необходимостью ведет от монообраза к выводу о многогранности права, к осознанию того, что право – это сложный социальный феномен, который может проявляться по-разному. Таким образом, приверженцы различных научных концепций разными путями приходят к общей идее о необходимости некоего интегрального правопонимания. Но здесь возникает комплекс вопросов, связанных как раз с различными подходами к принципам интеграции, с разным пониманием закономерностей, взаимосвязей, позволяющих говорить о единой системе. Проблема правопонимания постепенно переходит в эту новую плоскость, где основным становится вопрос о философском основании, позволяющем рассматривать право и в его различных проявлениях и в его единстве одновременно.[160]