Глава 4. Правовое регулирование сыска и агентурной работы в России в период с 1880 г. по 1917 г.
После того как в августе 1880 г. было упразднено III отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии[157] и создан Департамент государственной полиции[158] в составе Министерства внутренних дел, начал активно формироваться качественно новый подход к деятельности органов политического сыска, приоритет в которой стал безусловно отдаваться агентурной работе. Произошли изменения и в системе органов, наделенных правом осуществления этого вида деятельности, сопровождавшиеся поиском новых методов агентурной работы, в том числе за границей.
Так, в 1981 г. создается заграничная агентура Департамента полиции с центром в Париже, целью которой было «наружное» и «внутреннее» наблюдение за эмигрантами-революционерами[159].
Контроль за деятельностью внутренней и заграничной агентуры возлагается на 3-е (секретное) делопроизводство Департамента полиции[160].
Предпринимаются меры и по созданию новых органов политического сыска. На основе опыта работы действовавших охранных отделений – с 1866 г. при канцелярии петербургского градоначальника Отделения по охранению порядка и спокойствия в столице и с 1880 г. – Секретно-розыскного отделения при канцелярии Московского обер-полицмейстера, разрабатывается и 3 декабря 1882 г. утверждается Положение об устройстве секретной полиции в империи[161], которым предусматривалось создание сети охранных отделений по всей стране, а 29 января 1883 г. утверждается Инструкция инспектору секретной полиции, определявшая полномочия инспекторов секретной полиции в вопросах получения сведений об организации, личном составе и состоянии агентур, а также непосредственном заведовании агентурами[162]. Однако поставленный во главе секретной полиции подполковник Судейкин 16 декабря 1883 г. был убит своим агентом, завербованным им членом Военного Центра «Народной Воли» Дегаевым, и попытка создания независимой от жандармов секретной полиции провалилась[163]. Очередное охранное отделение было образовано лишь в 1900 г. в Варшаве.
О том, какие принципы, связанные с использованием негласного содействия привлекаемых секретной полицией к сотрудничеству отдельных лиц, были положены в основу деятельности этого ведомства, можно судить по написанному Судейкиным циркуряру:
«1) Возбуждать ссоры и распри между различными революционными группами;
2) распространять ложные слухи, удручающие и терроризирующие революционную среду;
3) передавать через тех же агентов, а иногда с помощью приглашений в полицию и кратковременных арестов, обвинения наиболее опасных революционеров в шпионстве; вместе с тем дискредитировать революционные прокламации и разные органы печати, придавая им значение агентурной провокационной работы»[164].
Параллельно шел процесс создания и специализированных подразделений полиции, занимающихся исключительно борьбой с уголовной преступностью с использованием специальных методов и средств.
Получил правовую регламентацию и негласный надзор. Согласно Положению о негласном полицейском надзоре[165] негласный полицейский надзор, именуемый также секретным, являлся одной из мер предупреждения государственных преступлений посредством наблюдения за лицами сомнительной благонадежности[166]. При этом секретный надзор, как меру негласную, предписывалось осуществлять способами, которые должны были исключать возможность лицу поднадзорному знать о существовании установленного за ним наблюдения, а потому лицо это не может подвергаться каким-либо стеснениям в свободе передвижения, образе жизни и т. п.
Секретный надзор за лицами политически неблагонадежными входил в круг обязанностей как общей полиции, так и чинов Корпуса жандармов. При этом способ осуществления негласного надзора определялся в каждом отдельном случае соответственно местным условиям и предусматривал возможность его осуществления через секретных агентов.
Следует отметить, что в официальных документах термин «агент» стал использоваться применительно к лицам, привлекаемым полицейскими и жандармскими органами к сотрудничеству, во второй половине XIX в.
Например, в Представлении министра юстиции от 7 сентября 1880 г. министру внутренних дел М. Т. Лорис-Меликову по делу об убийстве агента III отделения Н. В. Ренштайна[167] и Справке от 11 февраля 1881 г. по делу об этом преступлении убитый – слесарь мастерских Николаевского вокзала в Петербурге – именуется тайным агентом III отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии[168].
В то же время необходимо учитывать, что агентами в этот и последующий периоды также именовали и кадровых сотрудников различных органов[169]. Так, в 1883 г. была учреждена особая охранная агентура[170], «в целях обеспечения безопасности высочайших Их Императорских Высочеств и Государя Наследника Цесаревича проездов в столице»[171].
Получили регламентацию в указанный период и другие вопросы использования органами полиции содействия населения, в том числе негласного.
Так, в обязанности Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге, учрежденного «для производства негласных и иных розысков и расследований по делам о государственных преступлениях, с целью предупреждения и пресечения последних», кроме того, входило:
а) предупреждение стачек рабочих на фабриках и расследование обстоятельств, сопровождающих стачки;
б) принятие мер к предупреждению и расследованию причин всяких недозволенных законом и полицейскими постановлениями демонстраций, сходок и собраний;
в) наблюдение за приезжающими в столицу на основании особых правил, издаваемых градоначальником;
г) наблюдение в политическом отношении за учебными заведениями столицы, клубами, обществами и тому подобными дозволенными законом учреждениями;
д) принятие негласных мер к предупреждению и расследованию возникающих в учебных заведениях беспорядков, сходок и иных демонстраций.
Для решения перечисленных задач разрешалось использовать секретную агентуру. При этом указывалось, что выбор секретных агентов зависит от начальника отделения, который ведет их особые секретные списки[172].
Инструкцией полицейским надзирателям при Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Москве 1897 г.[173] оговаривалась такая форма содействия населения полицейским надзирателям, как помощь со стороны заведующих мебелированными комнатами, швейцаров, ночных сторожей, дворников, на фабриках – сторожей, хожалых и конторщиков (ведущих книги личного состава). Надзирателям рекомендовалось выявлять среди этих людей наиболее развитых и способных, искренне желающих содействовать полиции.
В то же время требовалась и активизация работы, связанная с проникновением внутрь революционного движения. Об этом, например, еще в 1892 г. заведующий заграничной агентурой в Париже П. И. Рачковский писал в докладной записке директору Департамента полиции П. Н. Дурново в связи с постановкой работы органов сыска: «…прежде всего возникает вопрос о приобретении способных и убежденных внутренних агентов… Внутренних агентов, которые отвечали бы своему назначению, всегда можно навербовать из элементов наиболее враждебных»[174].
Надо отметить, что Рачковский мог обоснованно утверждать это исходя и из личного опыта, как человек, ранее являвшийся агентом III отделения. В 1879 г. в III отделении были получены сведения о близком знакомстве Рачковского с некими Семенскими, которые обвинялись в укрывательстве Мирского после совершения им покушения на жизнь генерал-адъютанта Дрентельна, о том, что Рачковский пользуется в студенческих кружках репутацией выдающегося революционного деятеля. Ввиду этого он был подвергнут обыску, аресту и привлечен в качестве обвиняемого. Дело в том же году было прекращено, так как Рачковский выразил готовность оказывать полиции агентурные услуги. В дальнейшем Рачковский был разоблачен как секретный агент революционным кружком при содействии одного из членов этого кружка – Клеточникова, служившего в III отделении, и вынужден был скрыться на несколько лет в Галицию. В 1883 г. он поступил на службу в Министерство внутренних дел с откомандированием в Департамент полиции[175], где, пройдя различные должности, в 1905 г. был назначен вице-директором Департамента полиции[176].
В своей записке 1892 г. Рачковский ставит вопрос об идеологическом обосновании агентурных отношений, в связи с чем пишет: «Даже в официальных сферах установились закоренелые предрассудки против внутреннего агента, как продажного, безнравственного и предательствующего человека… У нас почти никто не склонен видеть в агенте лицо, исполняющее скромный долг перед родиной вопреки, например, французам, немцам или англичанам, которые в качестве честных людей сами помогают полиции в раскрытии преступлений и публично гордятся каждым представившимся случаем, который дает им возможность исполнить эту патриотическую обязанность. Таким образом, при беседах с новыми внутренними агентами, необходимо больше всего убеждать их, что они отнюдь не презренные шпионы, а лишь сознательные сторонники правительства, которые борются с беспочвенными проходимцами, посягающими на спокойствие, честь и национальное достоинство России»[177].
Спустя 10 лет, П. И. Рачковский в записке «Об условиях деятельности русской политической полиции» отводит секретной агентуре «первенствующее место», считая, что при правильной постановке она будет не только сообщать то, что происходит в революционных организациях, но и «влиять на них в желательном смысле». Предлагая немедленно приступить к «правильной организации внутренней агентуры, чтобы этим способом учредить рациональный и вполне достигающий своей цели надзор за всеми оппозиционными элементами в столицах и во всех выдающихся культурных центрах империи», он указывал, что «таким образом Департамент полиции будет получать точные и всесторонние сведения о положении революционного движения из всех пунктов, и розыскная деятельность не будет основана только на удаче, как до сих пор, но приобретет строгую систему…»[178]
П. И. Рачковским было верно подмечено, что развитие общественно-политической ситуации требовало новых подходов в осуществлении политического сыска.
Существенные изменения в организации деятельности по использованию негласных методов работы произошли с созданием розыскных отделений.
Согласно утвержденному 12 августа 1902 г. министром внутренних дел В. К. Плеве Положению о начальниках Розыскных отделений[179] предусматривалось учреждение розыскных отделений в местностях Империи, где отмечается усиленное развитие революционного движения[180]. Охранные отделения являлись оперативно-розыскными органами. На начальников этих отделений возлагалось заведование политическим розыском, в том числе секретной агентурой. При этом в Положении указывалось, что «на обязанности начальников отделений лежит приобретение секретных агентов, руководство их деятельностью, а также выбор и обучение наблюдательных агентов» и вменялось в обязанность начальников отделений доносить Департаменту полиции о всех поступающих к ним агентурных сведениях.
Положение строго разграничивало компетенцию жандармерии и охранных отделений. Жандармам вменялось в обязанность производство дознаний по политическим преступлениям, а охранным отделениям – осуществление оперативно-розыскных мероприятий по этим же преступлениям[181].
Начальникам Губернских жандармских управлений вменялось в обязанность направлять лиц, предлагающих агентурные услуги, начальникам розыскных отделений.
12 августа 1902 г. министром внутренних дел В. К. Плеве был также утвержден Свод правил о начальниках Розыскных отделений, разосланный затем циркулярно на места. Свод содержал целый ряд положений, касающихся агентурной работы. В частности, в нем указывалось:
«1. Задачей Розыскных отделений является розыск по делам политическим…
7. Розыск производится через агентуру и филерское наблюдение…
8. На обязанности начальников Розыскных отделений лежит главным образом приобретение внутренней агентуры…
13. Секретные агенты должны быть известны директору Департамента. Как об агентах, имеющихся ныне, так и вновь приобретаемых, начальники Розыскных отделений сообщают директору Департамента частными письмами без черновиков и занесения в журнал Отделения»[182].
Вопросы агентурной работы нашли отражение и в документах, регулирующих деятельность охранных отделений.
Например, в 1904 г. было разработано «Временное положение об охранных отделениях», в § 8 которого говорилось: «Главнейшей обязанностью начальников отделений в целях наилучшего обеспечения их служебной осведомленности является приобретение секретных агентов и руководство таковыми» и указывалось, что особое внимание должно быть обращено на то, чтобы они ни в коем случае не устраивали сами государственных преступлений[183].
В конце 1906 г. начинается очередная реорганизация органов политического сыска, затрагивающая агентурную работу, принимается решение о создании районных охранных отделений.
Совершенно секретным Положением о районных охранных отделениях, утвержденным 14 декабря 1906 г. министром внутренних дел П. А. Столыпиным[184], определялось, что одной из главнейших задач начальников районных охранных отделений является учреждение центральной внутренней агентуры, могущей освещать деятельность революционных сообществ вверенной его надзору области.
Агентурные сведения, имеющие значение в общественной жизни или требующие принятия незамедлительных мер вне округа данного районного отделения, должны быть сообщаемы в Департамент полиции и начальникам районных охранных отделений непосредственно местными розыскными органами по телеграфу.
В соответствии с Положением об охранных отделениях от 9 февраля 1907 г.[185], также утвержденным министром внутренних дел П. А. Столыпиным, начальники отделений при получении сведений секретной агентуры, предварительно, до их использования, обязывались «тщательно проверять таковые и основательно разрабатывать их наружным наблюдением».
При этом в § 23 Положения указывалось, что «направлять внутреннюю агентуру должно таким образом, чтобы попутно с расследуемыми обстоятельствами дела выяснялись и отмечались с особенной точностью те факты, которые в дальнейшем, при ликвидации или формальном расследовании, могли быть установлены как улики следственными действиями».
Общее руководство деятельностью охранных отделений осуществлял Особый отдел Департамента полиции. Он же руководил и оперативной деятельностью жандармских управлений, хотя административное руководство по-прежнему сохранялось за штабом Корпуса жандармов.
Практически одновременно с Положением о районных охранных отделениях и об охранных отделениях были изданы документы по регламентации деятельности политической полиции в части наружного наблюдения[186] и работы с секретной агентурой.
Ранее эти направления деятельности политического сыска фрагментарно регламентировались различными циркулярами и предписаниями. Примером такого регулирования может быть Предписание от 7 августа 1906 г. директора Департамента полиции начальникам жандармско-полицейских управлений железных дорог об организации внутренней агентуры в среде железнодорожных служащих[187].
Анализ архивных документов указанного периода и их научных исследований позволяет сделать вывод, что материалы департамента полиции, особого отдела и охранных отделений, связанные с агентурной работой, можно подразделить как минимум на три вида:
1. «Агентурные записки». Это письменные сообщения «секретных сотрудников» или запись их беседы с жандармским офицером при личном свидании.
2. «Записки». Они составлялись в охранных отделениях для департамента полиции на основании ряда «агентурных записок» и представляли собой критически осмысленную сводку.
3. «Циркуляры» департамента полиции. Вырабатывались на основе вышеприведенных материалов и рассылались начальникам губернских жандармских управлений, охранным отделениям, жандармским офицерам на пограничных пунктах[188].
Именно в многочисленных циркулярах содержались основные положения, касающиеся организации агентурной работы.
Первым обобщенным документом, посвященным регулированию агентурной работы, стала Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения, направленная начальникам районных охранных отделений 10 февраля 1907 г.[189]
В имеющихся исследованиях не всегда точно датируют указанную инструкцию.
Так, С. Сватиков указывал, что разработка этой инструкции относится ко времени руководства политическим сыском П. И. Рачковским[190] и отмечает, что «некоторые особенности дела, в котором она хранится, дают основания говорить, что в ее разработке принимал участие Рачковский, и издана она была до 1911 г.[191]». С. Н. Галвазин отмечает, что эта инструкция разработана под руководством А. А. Красильникова (руководителя заграничной агентуры с ноября 1909 г.) и появилась в 1911 г.[192]
В действительности, как установлено современными исследованиями и подтверждено документальными материалами, точная дата создания инструкции – 1907 г. Работа над созданием инструкции велась под руководством директора Департамента полиции М. И. Трусевича[193]. К рецензированию материалов был привлечен начальник Московского охранного отделения полковник Е. К. Климович, который внес много поправок и дополнений. Одним из основных разработчиков инструкции являлся жандармский офицер – полковник А. М. Еремин, прикомандированный к Департаменту полиции и являвшийся заведующим Особым отделом[194].
Появление этой инструкции было обусловлено тем, что расширение тайной агентуры[195] и активизация работы с ней требовали обобщения накопленного опыта, закрепления в едином документе основных требований к агентурной работе.
В инструкции отмечалось, что на обязанности лица, ведающего политическим розыском, лежит прежде всего приобретение и сбережение внутренней секретной агентуры, единственного вполне надежного средства, обеспечивающего осведомленность, и, соответственно, на приобретение и сбережение внутренней агентуры должны быть направлены все усилия.
В тексте инструкции, состоящей из 41 параграфа, давались подробные рекомендации о приемах приобретения внутренней агентуры, организации работы с агентами, их оплате, соблюдении правил конспирации при работе с агентурой, проверке агентов и поступающих от них сведений, а также перечислялся ряд требований, которым должна соответствовать внутренняя агентура.
Особое внимание уделялось вопросам конспирации. Так, инструкция подвергла ревизии п. 10 «Временного положения об охранных отделениях» 1904 г., который гласил: «Более важные секретные агенты должны быть известны директору Департамента полиции. Об их приобретении начальники отделений представляют директору Департамента частными письмами, без черновиков и занесения в журнал отделения, сообщая при этом имена, отчества и фамилии агентов, а равно сведения об их звании и общественном положении, с указанием избранных для агентов псевдонимов, под каковыми они затем и могут быть упоминаемы в официальной секретной переписке с Департаментом, если для упоминания об агенте встретится особая надобность»[196].
Такое информирование в ряде случаев приводило к «раскрытию» секретной агентуры и инструкция специально оговаривала, что «никто, кроме лица, заведывающего розыском, и лица, могущего его заменить, не должен знать в лицо никого из секретных сотрудников. Фамилию сотрудника знает только лицо, ведающее розыском, остальные же чины учреждения, ведущего розыск, имеющие дело со сведениями сотрудника, могут в необходимых случаях знать только псевдоним или номер сотрудника».
В то же время ряд вопросов агентурной работы остался за рамками инструкции.
Появление указанной инструкции явилось своеобразной кодификацией уже имеющихся правил и рекомендаций, используемых в агентурной работе, и, несомненно, способствовало упорядочению этой работы.
Несмотря на определенные пробелы, Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения, разработанная Департаментом полиции для районных охранных отделений, оказалась весьма полезной и, по имеющимся сведениям, была переиздана без существенных изменений в 1914 г.[197]
В развитие отдельных положений инструкции Департаментом полиции издавались циркуляры.
Так, например, циркуляр от 10 мая 1907 г. Департамента полиции начальникам Охранных отделений и Губернских жандармских управлений о степени участия секретных сотрудников в деятельности революционных организаций в подтверждение § 8 инструкции разъяснял, что «состоя членами революционных организаций, секретные сотрудники ни в коем случае не должны заниматься так называемым „провокаторством“, т. е. сами создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших в этом деле второстепенные роли, или даже совершенно не виновных. Если для своего сохранения в организации секретным сотрудникам приходится не уклоняться от активной работы, возлагаемой на них сообществами, то они должны на каждый отдельный случай испрашивать разрешение лица, руководящего агентурой, и уклоняться, во всяком случае, от участия в предприятиях, сколь-нибудь угрожающих какою-либо опасностью и, во всяком случае, не привлекать к участию других лиц. В то же время лицо, ведающее розыском, обязано принять все меры к тому, чтобы совершенно обезвредить задуманное предприятие, т. е. предупредить его, с сохранением интересов сотрудника. В каждом отдельном случае должно быть строго взвешиваемо, действительно ли необходимо для получения новых данных для розыска, принятие на себя сотрудником возлагаемого на него революционного поручения, или лучше, под благовидным предлогом, уклониться от его исполнения, причем разрешение на такую деятельность допустимо лишь в целях розыскных.
К сему Департамент считает необходимым присовокупить, что в случаях нарушения сотрудниками преподанных им инструкций или учинения чего-либо преступного без испрошения предварительных указаний со стороны чина, руководящего агентурой, Департамент ни в какой мере не выступит в пользу облегчения участи уличенного в преступлении сотрудника, вредная деятельность которого в таком случае всецело будет отнесена на вид заведывающего розыском»[198].
В циркуляре от 16 мая 1908 г. № 131395 давались рекомендации по кругу лиц, из которых могут вербоваться сотрудники: «Лучшим» элементом для «вспомогательной агентуры» являются содержатели чайных и колониальных лавок; они «отлично знают, что делается кругом на 20–30 верст, и, получая небольшое постоянное вознаграждение, могут быть очень полезны, особенно для установок. Вторым подходящим элементом будут крестьяне-лентяи, проводящие все время в чайных. Вообще содержание таких вспомогательных агентов обойдется недорого – 5—10 рублей в месяц, а пользу они могут принести… Могут быть полезны волостные и сельские писари, но содержание их обойдется дороже, да и население относится к ним не с полным доверием и много от них скрывает»[199].
В циркуляре Департамента полиции от 4 октября 1907 г. о мерах по усилению агентурного наблюдения за революционными организациями давались указания относительно способов приобретения секретных сотрудников: «Пользуясь разногласиями и колебаниями в партийных организациях, начальники различных учреждений должны ныне же принять самые энергичные меры к приобретению новых сотрудников, заручиться содействием серьезных представителей, а не мелких кружковых деятелей, а вместе с тем использовать означенное переходное состояние в том смысле, чтобы продвинуть своих сотрудников ближе к центрам организаций»[200].
В качестве примера также можно привести циркуляр Департамента полиции начальникам Районных охранных отделений, губернских и жандармско-полицейских железных дорог в приграничных губерниях и на пограничные пункты от 20 марта 1908 г. об использовании секретных сотрудников для наблюдения за снабжением революционеров оружием[201].
В этом циркуляре отмечалось: «Как показывает опыт, наиболее верным способом розыска и задержания транспортов оружия, как на границе, так и внутри края, является секретная агентура, которая ныне уже существует при некоторых жандармских управлениях, в виде постоянных сотрудников, получающих определенное содержание, и случайных агентов, получающих вознаграждение за каждое отдельное сообщение, смотря по его важности.
Признавая необходимым применение со стороны жандармских чинов вышеназванного способа преследования тайного водворения оружия в Россию в самых широких размерах, Департамент полиции предлагает обратить на это дело самое серьезное внимание, немедленно же приняв меры к приобретению секретной агентуры, близко стоящей к главным складам, снабжающих революционеров оружием, и к складочным пунктам, в которых сосредоточивается оружие, уже водворенное в Россию…
Все сведения, сообщаемые сотрудниками по оружию, обязательно вносятся в особые дневники, в коих делаются пометки о том, как именно использованы полученные сведения.
При этом следует иметь в виду, что во избежание так называемого «провала» секретных сотрудников и мести со стороны их единомышленников фамилии сотрудников ни в коем случае не обнаруживаются и таковые в дневниках и отчетах именуются псевдонимами.
Всем секретным сотрудникам присваивались псевдонимы, под которыми они фигурировали в официальных документах.
О необходимости строжайшего сокрытия установочных данных секретных сотрудников начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов указывал так: «Вы, господа, должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зеницу ока… Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму[202]».
Первый обобщенный документ о работе с агентурой – Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения 1907 г., как уже отмечалось, регламентировал не все вопросы агентурной работы.
Неполная удовлетворенность содержанием этой инструкции породила у некоторых начальников местных охранных отделений стремление иметь собственные нормативные документы о работе с секретной агентурой.
Так, в 1908 г. соответствующая инструкция была разработана начальником Московского охранного отделения П. П. Заварзиным.
Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры, составленная Московским охранным отделением[203], стала одним из наиболее полных и детально разработанных документов, регламентировавших вопросы негласного содействия лиц органам политической полиции. Инструкция имела гриф «Совершенно секретно. Служебная тайна» и стала достоянием гласности только после Февральской революции, причем опубликована была лишь частично.
Так, изложение отдельных положений названной Инструкции и выдержки из нее были опубликованы в работах П. Е. Щеглова и еще ряда исследователей[204], а в дальнейшем цитировались со ссылками на них другими авторами.
Указанная Инструкция определяла, что единственным, вполне надежным средством, обеспечивающим осведомленность розыскного органа, является внутренняя агентура.
Инструкция различала следующие виды агентуры:
а) «агенты внутреннего наблюдения» или «секретные сотрудники» – лица, состоящие членами преступных сообществ и входящие в постоянный состав такой агентуры;
б) «вспомогательные агенты» – лица, которые хотя и не входят в преступные организации, но, соприкасаясь с ними, постоянно содействуют делу розыска, исполняя различные поручения и доставляя для разработки материал по деятельности партии[205];
в) «штучники» – лица, доставляющие сведения, хотя бы и постоянно, но за плату за каждое отдельное свое указание на то или другое революционное предприятие или выступление какого бы то ни было сообщества[206].
Автор инструкции – П. П. Заварзин – в дальнейшем так комментировал эти положения: «Секретным сотрудником называется лицо, дающее тайно политическому розыску сведения из обследуемой им среды, причем сотрудник должен или лично входить в состав означенной среды, или близко соприкасаться с ее членами. Лицо, дающее случайные сведения, получаемые им косвенным путем, называется „вспомогательным сотрудником“. Сообщаемые секретными сотрудниками сведения носят техническое название „данные внутренней агентуры“»[207].
Инструкция указывала, что при правильно поставленном деле последние – явление не нормальное и вообще «штучники» нежелательны, так как, не обладая положительными качествами сотрудников, они быстро становятся дорогим и излишним бременем для розыскного органа. При этом состав охранного отделения ориентировался на пополнение агентуры лицами, непосредственно входящими в какие-либо преступные организации, или прикосновенными к последним, или же лицами, косвенно осведомленными о внутренней деятельности и жизни хотя бы даже отдельных членов преступных сообществ.
В то же время отмечалось, что в деле розыска не следует пренебрегать никакими лицами и исходящими от них сведениями, невзирая ни на форму, ни на способ их доставки. Откровенные показания, заявления, анонимы и прочие должны быть приняты, надлежаще оценены и подвергнуты тщательной и всесторонней проверке. К откровенникам и заявителям следует относиться с большой осторожностью, проверяя как лицо, дающее сведения, так и сами сведения, дабы избежать умышленного направления ими розыска на ложный путь.
Требования о тщательной проверке поступающей агентурной информации были продиктованы опытом использования содействия лиц, участвующих в деятельности организаций, враждебно настроенных по отношению к политическому строю Российской Империи. Часть из них дезинформировала полицейские органы по различным причинам, при этом отдельные агенты активно совмещали доносительство с террористической деятельностью. Наиболее ярким примером такого совмещения является история Евно Азефа, бывшего на протяжении многих лет одновременно и агентом Департамента полиции и главой боевой организации, занимающейся проведением террористических актов[208].
Разоблачение этого секретного сотрудника повлекло за собой появление специального циркуляра Департамента Полиции начальникам Районных охранных отделений, Губернских жандармских управлений и Охранных отделений от 5 февраля 1909 г. о мерах по сохранению секретной агентуры в связи с разоблачением Е. Азефа.
В этом совершенно секретном документе высказывалось опасение, что «последовавшее благодаря известным условиям разоблачение услуг, оказанных делу розыска инженером Евно Азефом, может с вероятностью вредно отразиться на приобретении новых и даже, быть может, на сохранении некоторых функционирующих сотрудников» и указывалось: «Департамент считает необходимым прежде всего разъяснить, что правильно поставленная внутренняя агентура является одним из самых сильных средств борьбы с революционными выступлениями и предприятиями, а потому дальнейшее ее сохранение и развитие представляется необходимым В случаях же замеченных колебаний в сотрудниках ввиду раскрытия Азефа надлежит указывать сомневающимся сотрудникам, что розыскные органы сумели сохранить в тайне работу Азефа в течение 16 лет и она огласилась лишь при совершенно исключительных условиях предательства, и что властями приняты все меры к полному обеспечению тайны работы сотрудников.
Наряду с этим Департамент вновь подтверждает делавшиеся им уже неоднократно указания по поводу так называемой «провокации». При том условии, что каждый сотрудник является прежде всего членом подпольной организации, лица, руководящие ими, должны строжайше внушать сотрудникам совершенную недопустимость проявления последними инициативы в революционных предприятиях и вовлечения в таковые своих единомышленников или совращения на революционный путь лиц, не примкнувших к активной преступной деятельности, а равно участия в преступлениях против личности и имущества. Сотрудники категорически должны быть предупреждены, что при полной обеспеченности конспирации их корректных услуг розыску, всякая провокационная деятельность непременно разоблачится как путем агентуры, так и в особенности на формальных расследованиях и на суде и что за такое нарушение своих обязанностей они будут предаваться неукоснительно в руки правосудия без всякой надежды на снисхождение, причем, конечно, будут приниматься все меры к защите их в тех случаях, когда обвинение в провокации будет возводиться на них заведомо ложно»[209].
С учетом изложенного циркуляр содержал требование «зорко следить за деятельностью сотрудников путем освещения таковой при помощи посторонней агентуры, а когда возможно, и наружного наблюдения».
В специальной литературе высказано мнение, что секретные сотрудники делились на осведомителей и провокаторов. Осведомители сами не принимали активного участия в революционных организациях, а просто доносили на них. Провокаторы же выступали «активными участниками» в революционном движении, а впоследствии доносили на «товарищей»[210].
Ряд исследователей, проводя деление агентуры на «осведомителей» и «провокаторов», указывают, что осведомители систематически сообщали охранке о каком-либо революционном движении в районе, о действиях отдельных лиц и т. п. (мелкие лавочники, владельцы мастерских), некоторые из них находились рядом с партией (знакомые, родственники), а агенты-провокаторы являлись деятельными участниками революционных организаций, активно «работали» в партиях и часто занимали в них видные места[211].
В некоторых исследованиях секретные сотрудники делятся на доносчиков, т. е. докладывающих охранке о том, что видят и подслушивают, и провокаторов, т. е. лиц, действующих активно, работающих в какой-нибудь организации (партии или союзе) и ее же предающих[212].
Кроме того, в литературе отмечается, что провокаторов можно, в свою очередь, условно разделить на две группы: полицейские агенты, вступившие в состав противоправительственных сообществ, и члены противоправительственных сообществ, завербованные полицией[213].
Однако в ведомственных документах органов полиции такого деления на провокаторов и осведомителей (доносчиков) не было и его следует считать условным, основанным не на нормативных актах, а на определении характера участия секретных сотрудников в революционном движении.
Об этом, в частности, свидетельствуют и записки С. Сватикова, который писал: «Для внутреннего освещения революционных организаций нужно было иметь „своего человека“ в самих организациях… Приобрести такого человека из революционных кругов значило на языке жандармов и охранников – „заагентурить“ кого-либо. Часто эти лица были для полиции осведомителями, информаторами, а с точки зрения тех, кого они „освещали“ – предателями. Другие же не только предавали своих соратников политической полиции, но и участвовали в целом ряде революционных мероприятий: организовывали предприятия, типографии, склады, организации, съезды, покушения и т. д. и в нужный для полиции момент предавали в ее руки товарищей, сами же стараясь заблаговременно стушеваться, чтобы избежать ареста и снова начать свою предательскую работу. Эти люди были провокаторами. И предатели-осведомители, и провокаторы носили у жандармов общее название „секретных сотрудников“[214]. Разница между ними была только та, что провокаторам платили дороже».[215]
При этом со стороны органов власти не признавалась даже возможность наличия у агента права на провокацию, которая признавалась преступлением. В связи с этим на высшем государственном уровне разъяснялось, что «провокация сама по себе есть акт настолько преступный, что для революции не безвыгодно, с точки зрения общественной оценки, подвести под это понятие действия каждого лица, соприкасающегося с полицией» и указывалось, что правительство «считает провокатором только такое лицо, которое само принимает на себя инициативу преступления, вовлекая в это преступление третьих лиц, которые вступили на этот путь по побуждению агента-провокатора»[216].
Такова была официальная позиция органов власти. В то же время в секретных документах, касающихся организации агентурной работы, допускалось участие секретных сотрудников в совершении преступлений, но с согласия ведущих их сотрудников.
Примером тому является письмо вице-директора Департамента полиции С. Е. Виссарионова начальнику Олонецкого Губернского жандармского управления М. Д. Загоскину от 2 апреля 1908 г. по поводу участия секретных сотрудников в революционном движении. В направленном циркулярно под грифом «совершенно секретно» письме, в частности, сообщалось:
«Из деятельности розыскных органов Департаменту полиции известны случаи провала секретных сотрудников, происшедших вследствие неосторожного использования последних лицами, ведающими политическим розыском, и неполного понимания степени участия секретной агентуры в революционном движении. Так, один сотрудник, в целях предупреждения организованного партией покушения на жизнь офицера, заведовавшего розыском, заявил организации о согласии своем привести в исполнение решение партии, для чего принял от организации бомбу и револьвер. В день, назначенный для совершения покушения, была произведена ликвидация, причем в квартире сотрудника была обнаружена бомба. Обстоятельство это повело к провалу сотрудника.
В другом случае секретный сотрудник в целях раскрытия преступления и выдачи виновных, принял участие в ограблении кассы магазина. Один из задержанных участников ограбления выдал участие сотрудника. Последний, привлеченный к следствию в качестве обвиняемого, объяснил, что в описанном преступлении он принимал участие в качестве секретного сотрудника…
Подобные приведенные повторяющиеся случаи… указывают на необходимость более серьезного руководства агентурой. Хотя для сохранения своего положения в организациях сотрудникам и приходится не уклоняться от активной работы, возлагаемой на них преступными сообществами, тем не менее они должны на каждый отдельный случай испрашивать разрешение лица, руководящего агентурой, которое в каждом отдельном случае должно строго взвешивать, действительно ли необходимо для получения новых данных для розыска принятие на себя сотрудником возлагаемого на него революционерами поручения, или лучше под благовидным предлогом уклониться от его исполнения»[217].
Провокационная деятельность полиции всегда вызывала осуждение и неоднократно привлекала самое широкое общественное внимание. В такие периоды органами власти принимались меры по недопущению провокационной деятельности как со стороны кадровых сотрудников органов полиции, так и со стороны секретных сотрудников (агентов), проводилась разъяснительная работа с целью разъяснения отличий между внутренней разведкой (шпионством) и провокаторством. Появлялись активные противники использования провокационных методов работы и в самих полицейских органах[218].
По сведениям, которые предоставляла агентура, она различалась на «ценную», заслуживающую доверия, и «начинающую», которую еще необходимо было проверять и заинтересовывать в секретном сотрудничестве.
В числе ценной агентуры выделялась «перекрестная агентура», использовавшаяся для проверки поступающей от агентов информации и самих агентов.
Имелась и «подсадная агентура» – секретные сотрудники, которые подсаживались в камеры к арестованным как для получения информации о лицах и фактах, так и для склонения арестованных к откровенным показаниям.
Следует отметить, что в ведомственных нормативных актах выделялись и другие виды агентуры, например заграничная агентура[219].
Использовалось и понятие «доверенное лицо» применительно к лицам, оказывающим содействие органам сыска. Так, например, в предписании московского градоначальника А. А. Адрианова полицмейстерам и приставам от 24 декабря 1910 г. об усилении наблюдения за обывателями, направленном в копии начальникам Охранных отделений и Сыскной полиции, предписывалось полицмейстерам и приставам «в гостиницах, меблированных комнатах, заезжих дворах, общежитиях и т. п. неотступно следить за всеми жильцами, имея для сего доверенных лиц из числа прислуги и оказывать в этом отношении полное содействие Охранному отделению[220]».
Секретные сотрудники вербовались из представителей всех классов и сословий: рабочих, крестьян, студентов, врачей, журналистов, священников, офицеров, различных чиновников, купцов, адвокатов и даже членов Государственной Думы[221]. Так, секретными сотрудниками были депутаты Малиновский, Шурханов, Ильин[222].
Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры, составленная Московским охранным отделением, определяла, что секретные сотрудники должны быть постоянными и своевременно удовлетворяться определенным ежемесячным жалованьем, размер коего находится в прямой зависимости от ценности даваемых ими агентурных сведений и того положения, которое каждый из них занимает в организации. При этом отмечалось, что «весьма полезно поощрять денежными наградами тех сотрудников, которые дают определенные и верные сведения, способствующие удачам ликвидаций».
В Инструкции нормативно закреплялась возможность «отслеживания» противоправной деятельности, контроля за ней в течение определенного периода времени для выбора наиболее удачного времени реализации собираемых материалов, и только в отношении действий по ликвидации террористов и грабителей содержалось требование о том, что «не должно допускать излишнего промедления». В частности, в Инструкции указывалось, что все стремления политического розыска должны быть направлены к выяснению центров революционных организаций и к уничтожению их в момент наибольшего проявления их деятельности, и, соответственно не следует ради обнаружения какой-либо типографии или мертволежащего на сохранении склада оружия, «срывать» дело розыска. Согласно данным в Инструкции рекомендациям изъятие этих предметов только тогда приобретает ценность, когда они могут послужить изобличительным материалом против видных революционеров, дающим полные основания для привлечения их к дознаниям или следствиям, чем и будет достигнута конечная цель розыска – уничтожение организации.
Лучшим показателем успешной и плодотворной работы лиц, ведающих розыском, Инструкция признавала отсутствие в местности, вверенной их надзору, бомб, различных складов, типографий и пропаганды, отмечая, что эти результаты «могут быть достигнуты только при серьезной осведомленности и при умении систематически и разумно пользоваться этими знаниями».
В Инструкции отмечалось, что приобретение агентуры должно являться постоянной заботой заведующего розыском и всех его помощников, в силу чего нельзя упускать ни одного случая, могущего дать хотя бы слабую надежду на приобретение агента. Инструкция содержала детальные рекомендации по вопросам подбора и вербовки агентуры, в том числе по вопросам тактики и психологии этой работы.
В частности, указывалось, что каждое лицо, подающее надежду в смысле возможности приобретения в нем секретного сотрудника, надлежит расположить к себе и использовать в целях агентуры, не забывая, однако, что дело приобретения сотрудников очень щекотливое, требующее большого терпения, такта и осторожности, когда малейшая резкость, неосторожность, поспешность или неосмотрительность часто вызывают решительный отпор.
Одним из наиболее практикуемых способов приобретения агентов согласно Инструкции являлось постоянное общение и собеседование с арестованными по политическим преступлениям.
Определялись и требования к лицам, подбираемым в качестве агентов. В Инструкции указывалось, что наиболее подходящими для склонения в работу по агентуре можно считать лиц следующих категорий: «подозревавшиеся или уже привлекавшиеся к политическим делам слабохарактерные революционеры, разочарованные или обиженные партией, нуждающиеся материально, бежавшие из мест высылки, а также и предназначенные в ссылку».
Инструкция четко регламентировала правила работы с агентурой. При этом, в частности, отмечалось, что вновь принятого сотрудника следует с полной осторожностью незаметно для него основательно выверить опытным наружным наблюдением и постараться поставить его под перекрестную агентуру. Оговаривалось, что сотрудники ни в коем случае не могут посвящаться в сведения, даваемые другими сотрудниками.
Указывалось, что свидания с секретными сотрудниками, заслуживающими доверия, необходимо проводить на конспиративных квартирах, которые должны быть выбраны в частях города, наименее населенных революционными деятелями, и в таких местах, где трудно установить за ними наблюдение.
Особое внимание при этом уделялось соблюдению требований конспирации.
Так, по отношению к квартире для встреч с агентами указывалось, что она должна состоять из нескольких комнат, расположенных таким образом, чтобы было возможно разделить в них случайно сошедшихся нескольких сотрудников без встречи их между собой, а также, по возможности, чтобы при этой квартире не было бы швейцаров. Отмечалось, что конспиративных квартир следует иметь столько, чтобы избежать посещений одной и той же квартиры несколькими агентами из числа членов одной организации. При этом рекомендовалось иметь квартиру, специально предназначенную для свиданий с наиболее серьезными и ценными сотрудниками, которая не должна быть известна остальным.
По отношению к хозяину такой квартиры указывалось, что им может быть надежный, семейный служащий, состоящий на такой должности, по которой обыватели города его не знают. При этом хозяину конспиративной квартиры должно быть внушено следующее:
«1) У него не должны бывать гости и вообще частые посетители, хотя бы даже и его родные.
2) Прислуга не должна открывать дверей приходящим на квартиру.
3) Он не должен допускать встречи между сотрудниками.
4) Он не должен вступать в какие бы то ни было разговоры с сотрудниками, спрашивать их фамилии и вглядываться в их лица.
5) Он должен немедленно запирать за сотрудником двери и удаляться от дверей комнаты, в которой последний принимается.
6) Он не должен допускать в квартиру новых лиц, не имея на то предупреждения и разрешения заведующего.
7) Он не должен выпускать сотрудника, не проверив, что последнему, по выходе, не угрожает встреча с кем бы то ни было.
8) По уходе сотрудника и заведующего он должен осмотреть комнату и, если бы в ней оказались случайно ими оставленные какие-нибудь вещи, а в особенности рукописи и записки, то таковые он должен сохранить и обязательно передать их заведующему.
9) Что нарушение выше приведенных требований лишит его права на дальнейшее держание квартиры».
Исходя из требований конспирации давались рекомендации по организации использования указанных квартир. Например, отмечалось, что не следует назначать свиданий нескольким сотрудникам в один и тот же день и час, на одной и той же квартире, во избежание возможности встречи их друг с другом. Если же после одного свидания необходимо иметь в той же квартире свидание с другим сотрудником, то после ухода первого необходимо проверить, не остановился ли он где-либо поблизости, с целью установить своего «соработника».
Естественно, приобретение и использование конспиративных квартир требовало значительных расходов. Деньги на эти цели (содержание конспиративных квартир и секретных сотрудников) отпускались Департаментом полиции из секретного фонда. Только на 1914 г. эта сумма составила 556 148 рублей[223].
При этом секретные агенты охранного отделения получали: рядовые – от 10 до 15 рублей, большинство – от 30 до 50 рублей в месяц. Свыше 50 рублей получали немногие. 100 рублей в месяц были уже исключением. Кроме получавших постоянное жалованье были и «штучники», получавшие отдельно за каждый донос[224].
Для сравнения, в 1908 г. фабрично-заводские рабочие получали в среднем по 20 рублей 50 копеек в месяц, а жалованье губернатора составляло 500 рублей[225].
Самое большое ежемесячное содержание за всю историю политической полиции Российской империи – 3,5 тыс. франков получала М. А. Загорская, освещавшая деятельность эсеров за границей[226].
Инструкция оговаривала и вопросы связи с агентами. Так, указывалось, что для вызова на экстренные свидания также должны быть выработаны условные сообщения, посылаемые по заранее намеченным адресам. Показателем необходимости свидания может быть и как бы случайная встреча.
В то же время в Инструкции особо отмечалось, что ведение внутренней агентуры определенным шаблонам не подчиняется, в связи с чем в зависимости от местных условий, обстоятельств и сопоставления всех имеющихся в наличности данных изменяются общепрактикуемые приемы и вырабатываются новые.
Содержала Инструкция и правила сохранения в тайне сведений о лицах, оказывающих агентурное содействие, а также правила обращения с получаемой от них информацией. В числе таких правил, в частности, указывалось, что каждое агентурное сведение, даже маловажное по первому впечатлению, должно быть сохранено в строгой тайне с наивозможной бережливостью и осмотрительностью. Отмечалось, что фамилию и адрес сотрудника должен знать только заведующий агентурой; остальные же чины учреждения, имеющие дело с его сведениями, могут знать его номер или псевдоним[227].
Предусматривались, говоря современным языком, и определенные меры социальной защиты лиц, оказывающих содействие охранным отделениям. Так, давались рекомендации о том, что провалившихся сотрудников следует стараться устраивать на места (но не в розыскных учреждениях), а до приискания им мест поддерживать как нравственно, так и материально.
При этом отмечалась возможность в целях сокрытия факта сотрудничества с охранными отделениями агентов и создания условий для их эффективного использования применять такой прием, как привлечение этих лиц к ответственности наряду с теми, кого они помогли негласно изобличить. В связи с этим указывалось: «Необходимо помнить, что сотрудники, дававшие ценные сведения и нетронутые ликвидациями, рискуют провалиться и, таким образом, стать совершенно бесполезными. В случае провала они бывают вынуждены вести скитальческую жизнь по нелегальным документам и находятся под постоянным страхом мести. Во избежание провала можно с их согласия включать их в ликвидацию и тем дать им возможность нести наравне с товарищами судебную ответственность, но при условии сохранения за ними права на получение жалованья за все время судебного процесса и отбывания наказания. Этим путем не только можно предупредить их провал, но возможно еще больше усилить к ним доверие со стороны партийных деятелей, благодаря чему в дальнейшем они будут в состоянии оказывать делу розыска крупные услуги».
Можно констатировать, что с появлением указанных инструкций и принятых в соответствии с ними и в их развитие циркуляров, а также иных документов, в первую очередь – положений о субъектах осуществления агентурной работы, была создана должная нормативная база, достаточно детально регламентирующая работу с лицами, оказывающими содействие органам сыска.
Это нашло отражение и в ряде документов, оценивающих состояние агентурной работы.
Например, в Краткой записке Департамента полиции от 22 декабря 1912 г. по поводу Особого совещания «для рассмотрения некоторых вопросов о политическом розыске в империи»[228] отмечалось: «Результатом работы в таком направлении центрального розыскного органа – Департамента полиции – явились крупные реформы в постановке розыскного дела на местах. Признано было необходимым привлечь всех чинов Отдельного корпуса жандармов к сознательному исполнению их главнейших обязанностей – обеспечению государственного порядка – путем участия в политическом розыске. В этих целях приемы ведения розыска, бывшие до сего достоянием лишь избранных, так сказать, лиц, служивших в Охранных отделениях, были приведены в известную систему по каждой отрасли розыскного дела, облечены в форму Инструкций и Положений, изложенных ясно, определенно. Одно изучение подобных пособий давало возможность каждому, даже среднему по своему развитию офицеру Корпуса жандармов стать вполне удовлетворительным работником в сфере розыска, а природные способности некоторых из них к этому делу, в связи с теоретическим и практическим ознакомлением с делом, выдвинули много отличных розыскных деятелей из числа офицеров Корпуса жандармов, доказавших с очевидностью, что розыск не столько ремесло, сколько в своем роде искусство»[229].
Принятые к 1912 г. нормативные документы по организации и ведению внутренней агентуры довольно обстоятельно и, во многом, детально регламентировали вопросы агентурной работы.
Так, на основе анализа указанных документов В. А. Ломоносовым и Э. П. Тепловым выделены такие составляющие агентурной работы, как: а) требования к личным качествам кандидатов в агентурную сеть; б) способы поиска агентуры; в) требования к тактическим приемам привлечения к сотрудничеству; г) принципы работы с агентурой; д) систематическое обучение и воспитание агентуры; е) организация работы с агентурой путем ее расспросов и поручений; ж) зашифровка агентуры; з) конспиративные квартиры[230] и явочные места[231].
По каждой из этих позиций в документах Департамента полиции давались подробные разъяснения и рекомендации. Если же их было недостаточно, давались дополнительные пояснения.
Тем не менее развитие агентурной работы требовало усовершенствования имеющихся инструкций, положений и циркуляров.
По архивным данным, опубликованным Ф. М. Лурье и 3. И. Перегудовой, первая попытка усовершенствования инструкций по вопросам агентурной деятельности была предпринята в 1912 г., вторая – в 1914 г.[232]
Так, в конце ноября – декабре 1912 г. в Петербурге состоялся съезд руководителей органов политического сыска, на котором было принято решение усовершенствовать имеющиеся инструкции, пересмотреть все действующие циркуляры, издававшиеся Департаментом полиции с 1881 г. По подсчетам Департамента полиции, было не менее 250 таких циркуляров[233].
В соответствии с этим решением была создана группа по рассмотрению накопившихся вопросов в целях переработки и совершенствования инструкций, регламентировавших деятельность органов политического сыска. Эта работа велась на протяжении ряда лет, неоднократно приостанавливалась, после перерыва начиналась новыми исполнителями. В итоге она была поручена подполковнику Энгбрехту, на основе материалов которого под руководством генерал-майора П. К. Попова была подготовлена и разослана руководителям всех подразделений, осуществляющих политический сыск, Инструкция по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях[234].
В названной Инструкции, разработанной Особым отделом Департамента полиции в 1914 г., нашел отражение накопленный органами политического сыска опыт оперативно-розыскной деятельности[235].
Между Инструкцией Департамента полиции по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях 1914 г. и Инструкцией Департамента полиции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения 1907 г. (в том числе вариантом этой инструкции 1914 г.) имелись существенные различия по структуре, объему и содержанию.
Инструкция Департамента полиции по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях 1914 г.[236] состояла из предисловия и пяти отделов (разделов), которые делились на параграфы. Названия отделов инструкции в целом раскрывают ее содержание: «Общие положения», «Приобретение агентуры», «Ведение сотрудников», «Свидания и сношение», «Прикрытие агентуры и ликвидации».
В отличие от предшествующих настоящая инструкция классифицировала агентуру по кадрам.
В частности, выделялись[237]:
• агентура тюремная (из числа лиц, содержащихся под стражей);
• сельская агентура (сотрудники из числа мелких вспомогательных ячеек, а также мелкие вспомогательные агенты из более осведомленных непартийных крестьян). В Инструкции отмечалось, что «лучшим элементом для последней категории являются содержатели чайных, хозяева и прислуга постоялых дворов, владельцы молочных лавок, сельские и волостные писаря, крестьяне, не имеющие наделов и работы, и поэтому проводящие все свое время в трактирах и чайных»[238];
• агентура в высшей школе[239], подвидом которой можно считать студенческую агентуру[240];
• железнодорожная агентура;
• фабричная агентура;
• профессиональная и просветительская агентура (т. е. агентура в профессиональных и просветительских обществах и союзах);
• пограничная агентура;
• изобретательская агентура (имея в виду возможность использования воздушных полетов и других новых изобретений с террористическими целями, указывалось, что розыскные учреждения обязаны иметь сотрудников в тех частных обществах и студенческих кружках, которые занимаются авиацией, подводным плаванием и т. п.)[241];
• редакционная агентура (для внутреннего освещения редакций оппозиционных газет)[242].
Следует обратить внимание на имеющиеся в ряде специальных исследований утверждения о том, что с 1907 г. агентурный процесс в Корпусе жандармов регламентировался Инструкцией по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях[243].
Однако такая инструкция появилась лишь в 1914 г. Цитируемые же из якобы инструкции 1907 г. части текста повторяют положения Инструкции 1914 г.
Указанная ошибка, на наш взгляд, объясняется неточными данными, опубликованными в сборнике «Секретные сотрудники и провокаторы», изданном под общей редакцией и с предисловием П. Е. Щеголева в 1927 г., в которой указывалось, что «теоретики департамента полиции разработали в 1907 г. во всех подробностях «инструкцию по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях»[244].
Встречается и другая ошибка, когда как выдержки из Инструкции по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях печатаются выдержки из Инструкции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения 1907 г.[245]
По обнаруженным 3. И. Перегудовой архивным материалам, в 1916 г. Министерством внутренних дел исходя из необходимости «ввести во всех розыскных органах Министерства внутренних дел единообразные приемы розыскной работы и отчетности по розыску», разработало проект «Наказа по ведению политического розыска». Вместе с таблицами и формами отчетности «Наказ» содержал 268 страниц машинописного текста. Вопросы агентурной работы регламентировались в отделе VI этого документа, озаглавленном «Организация и ведение внутреннего наблюдения». В общей части отдела давалась характеристика различных категорий агентуры, здесь же говорилось о приобретении агентуры и ее видах.[246]
Данных о том, что этот «Наказ» был утвержден и направлен на места, не обнаружено.
В 1914 г. появилась еще одна инструкция, регламентировавшая вопросы агентурной работы. На основе «Инструкции по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях» была составлена при Московском охранном отделении собственная «Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры», извлечения из которой в 1917 г. опубликованы Б. В. Жилинским, а в 1918 г. М. А. Цявловским[247]. Эти извлечения приведены в приложении 5 к настоящей работе[248].
Об указанной инструкции опубликовано минимальное количество материалов. Возможно, это объясняется тем, что ее положения активно использовались при создании первых нормативных документов органов ВЧК, что подтверждается сравнительным анализом, проведенным авторами настоящей работы[249].
Особо следует сказать о статусе секретных сотрудников. Анализ имеющихся документов показывает, что секретные сотрудники не являлись государственными служащими и фактически не могли рассчитывать на гарантии и льготы, предоставляемые государственным служащим. Люди, оказывавшие содействие органам сыска, подвергали себя опасности, иногда – смертельной, лишь за ежемесячное денежное вознаграждение или за разовые вознаграждения, в зависимости от периодичности и ценности представляемой ими информации. Были и секретные сотрудники, работавшие в силу своих убеждений бесплатно.
Общее число внутренней агентуры в России установить достаточно сложно. В имеющихся источниках указывается цифра от 30–40 тыс. человек до нескольких тысяч человек.
Конец ознакомительного фрагмента.