Глава 2
Далекому в прежней жизни от мировой экономики и проблем биоинженерии, и теперь заинтересовавшемуся ими в связи с радикальными переменами в его собственной жизни, Петру Никифоровичу удалось выяснить следующие факты. В связи с резким скачком цен на рынке живой человеческой ткани, обусловленным прорывом в биоинженерной области, для тех людей, кто был в курсе событий, на короткое время открылись широкие возможности. Особенно везучим удалось сколотить себе огромные состояния, вовремя продав всего лишь собственный мизинец левой ноги. Последующее лавинообразное усиление криминальной активности в погоне за человечиной вынудило все государства на планете ввести жесточайший контроль практически за всеми сферами жизни собственных граждан, в целях обеспечения их физической сохранности. Торговля живой человеческой тканью была взята под беспрецедентый контроль международных организаций, и после нескольких широких международных антикриминальных кампаний с показательными расстрелами и повешениями преступников страсти вокруг добывания живой человечины несколько поутихли.
Однако потребность в образцах оставалась огромной, при этом черный рынок живой человеческой ткани впервые в истории всех черных рынков был по-настоящему ликвидирован. Ни осталось ни единой возможности для нелегальной продажи или покупки, ни на задворках наркопритонов, ни в глубинах даркнета. Оставались только легальные пути добычи образцов, очень сложные, обременительные, контролируемые целой армией специально созданных институтов и учреждений внутри каждой из стран и до крайности отягощенные международной бюрократией.
Все эти новости планетарного масштаба открылись Петру Никифоровичу только здесь, в турецком отеле, точнее сказать, он сам впервые проявил к ним интерес. Последние два года он провел в стационаре районной психиатрической больницы, находясь в тяжелейшей депрессии из-за трагической смерти жены. Лечащий врач, отчаявшись справиться с его состоянием, махнул на него рукой, но сосед по палате однажды втихую выбросил его недельную дозу психотропных препаратов в унитаз, и, к четвертому дню трезвости, дождавшись относительно ясного состояния больного, предложил вариант с этим турецким отелем. На тот момент Петру Никифоровичу было решительно все равно, но здесь, на Средиземном море, он не раз вспоминал с благодарностью соседа по палате. Смена обстановки помогла, вкус к жизни возвращался к некогда безнадежному больному не по дням а по часам.
Петр Никифорович выяснил, что владелец отеля, в котором он поселился, был одним из немногих счастливчиков, оказавшихся в нужное время в нужном месте. В считанные дни он сколотил себе огромное состояние на операциях, вскоре объявленных вне закона. Это позволило ему в то короткое время, пока велись международные переговоры по проблеме, пролоббировать на своей родине особую статью, позволяющую, при выполнении огромного количества оговорок и при серьёзных отчислениях в казну, добывать образцы живой человеческой ткани на подконтрольной ему территории. К таким оговоркам относились, помимо прочего, и пожизненное бесплатное обеспечение всех потенциальных доноров повышенным уровнем жизненного комфорта, и полное отсутствие боли при взятии образца, а так же случайный выбор даты его забора. При этом устанавливался так называемый порог девяти процентов, который означал, что в действительности образцы могут быть взяты лишь у 9% из общего числа подписавших согласие потенциальных доноров.
Петра Никифоровича в этой истории смущало два момента. Во-первых, какие такие причины побудили абсолютно все государства на планете, многие из которых ранее неоднократно устраивали свирепейший геноцид как чужих, так и собственных народов, проявить такую удивительную сговорчивость и слаженность в борьбе за физическую целостность своих и чужих граждан, включая и всякого рода бомжей, политических преступников, и прочих антисоциальных и антигосударственных деятелей и элементов?
В том, что черный рынок живой человеческой ткани был действительно уничтожен, сомневаться не приходилось, равно как и в том, что на самом деле нигде не было никакой коррупции в этой сфере, даже в самых коррумпированных странах мира. Это казалось странным до невозможности, и тем не менее это было именно так. Очевидно, для всего этого должны были быть какие-то очень веские причины.
Во-вторых, в чем был смысл особой жестокости, с которой в отеле, где жил Петр Никифорович, собирались образцы? Разве нельзя было делать тоже самое в хорошо освещаемых и стерильных условиях медицинского кабинета, под контролем хирургов, без топоров, садовых ножниц и электрических пил?
Кроме Галины, Петр Никифорович познакомился и с другими жертвами правила случайной комнаты. Всех жертв объединяло нечто общее – отнимали у них, чаще всего, почти целиком какой-то крупный двигательный орган, то есть руку либо ногу. Раны всегда выглядели чудовищно, особая жестокость забора образца всегда была очевидна. Однако нечувствительный к деталям ум Петра Никифоровича не замечал несоответствия между целой отнятой конечностью и легендарным проданным мизинцем левой ноги, его занимала лишь непонятно для чего необходимая особая жестокость сотрудников отеля.