Глава 4
Перед Небогатовым швейцар вытянулся, выпятив грудь колесом и поводя от усердия заиндевелыми усами – в черной шинели и высокой папахе вид у капитана первого ранга был и впрямь представительный. Широко распахнув дверь, он пропустил Небогатова, придержал ее перед Полубоем – благодаря огромной фигуре, затянутой в зимнюю форму морских пехотинцев, тот поневоле внушал почтение. Бергер удостоился беглого взгляда и вежливого поклона, поскольку был в штатском и смотрелся хоть и элегантно, но обыденно, как, впрочем, и следовало выглядеть при его профессии.
Сбивая снег, затопали в мраморный пол, Небогатов о ладонь небрежно выбил снег из папахи.
В дверях зала уже встречал приветливый метрдотель. Склонив голову с редкими на темени, прилизанными волосами, он приветствовал гостей общим поклоном и жестом пригласил следовать за собой.
– Вполне могли поговорить в «Трех пескарях», – пробурчал Полубой, чувствуя себя неловко.
Рядом с друзьями, ловкими и привычными к атмосфере ресторана, он казался себе фермером, ввалившимся на детский праздник прямо в рабочей одежде. Еще в училище в то время, как многие пытались откосить от нарядов, Полубой с радостью шел в любой наряд, если на этот день в расписании стояло занятие по этикету, поскольку искренне полагал, что три вида ножей, два вида ложек и четыре вида вилок, умение пользоваться каковыми считалось непременной принадлежностью русского офицера, придумали какие-то жутко коварные враги и именно с целью насолить лично ему, Полубою.
– В «Три пескаря» будешь ходить со своими орлами, – сказал Небогатов.
– Ну в штабе могли поговорить, – продолжал бурчать Полубой, – а здесь, у всех на виду…
– Я есть хочу, а в штабном буфете одни пельмени, – перебил его Небогатов. – Костя, объясни господину капитану третьего ранга, что чем меньше мы будем скрываться, тем менее подозрительно будем выглядеть.
– Совершенно верно, – кивнул Бергер, цепко оглядывая зал, – просто встретились три старых закадычных друга, решили в кое-то веки вместе пообедать. Кому это интересно?
С высокого потолка, поддерживаемого колоннами, украшенными лепниной, спускались хрустальные люстры. Гул голосов, звяканье приборов, звон бокалов и запахи изысканной пищи постепенно примирили Полубоя с обстановкой, однако по инерции он продолжал ворчать:
– Довела Дума – в столице империи от шпионов спрятаться негде. Куда государь смотрит?
– Не от шпионов, Касьян, – поморщился Бергер. – Ну не строй из себя деревенского увальня. Не дай бог корреспонденты узнают что-нибудь о вашем задании. Шум будет на всю галактику.
Метрдотель проводил их к столику недалеко от полукруглой эстрады, задрапированной черным бархатом, подождал, пока гости рассядутся, и, приняв от официанта меню, с поклоном передал Небогатову – столик заказывал он.
– Что порекомендуете, Федор Модестович? – спросил Небогатов, откладывая меню в сторону.
– Сегодня прекрасный выбор блюд. На закусочку рекомендую устриц…
– Надеюсь, не средиземноморские?
– Как можно, Кирилл Владимирович? – Метр слегка развел руками в недоумении. – Мы берем исключительно на фермах Емельянова. Ставриакис хоть и рекламирует свой товар, однако цена явно не соответствует качеству. У нас исключительно атлантические устрицы. Конечно же потреблять следует с лимонным соком. Впрочем, если господа пожелают, можно подать и соус табаско, однако я считаю, это лишнее.
– Вино?
– Рекомендую Chablis Ropiteau. Свежее, живое и очень сбалансированное вино с преобладанием минеральных и сланцевых тонов.
– А пивка… – начал было Полубой.
– Касьян! – укоризненно сказал Бергер.
– Разумеется, есть и пиво. – Метрдотель пожевал губами и посмотрел вдаль, будто опасаясь выдать свое удивление выбором клиента.
– Ни в коем случае, – прервал его терзания Небогатов. – Устрицы и шабли. Думаю, горячей закуски не надо, а вот от холодной не откажемся. Ну а на первое, может быть, что-то из французской кухни. Консоме…
– Кирилл, договорились же! – остановил его Бергер. – Ты заказываешь закуски и десерт, а я – остальное.
– Ладно. – Небогатов махнул рукой. – Итак, закуска?
– Салатик из перепелов с раковыми шейками на закуску или салат «Славянский» со свежей зеленью, физалисом и свининой.
– Перепелов.
– Отлично. – Метр сделал пометку в блокноте. – На первое рекомендую ушицу «Ростовскую» с форелью и с рыбными расстегайчиками либо соляночку «Екатерининскую» в горшочке. С морозца исключительно впечатляет.
– М-м… неплохо, – одобрил Бергер.
– С морозца водочка впечатляет, – не согласился с метрдотелем Полубой.
– Сколько?
– Ну-у… думаю, по триста «Династии».
– Триста на всех, – поправил Бергер. – Мне уху. Кирилл?.. Тоже. Касьян?.. Ну, стало быть, две ухи и солянку. Что со вторыми блюдами?
– Завиванцы из свиной вырезки с мозгами и белым соусом, телячья ножка с красной фасолью и заморскими овощами…
– А что-то сугубо русское, – прервал его Бергер, – что-то наше, славянское?
– Зайчик по-русски в сметане, – мгновенно отозвался метр.
Полубой пренебрежительно скривился:
– Что с того зайчика? Так, косточки обглодать.
– Ну это вы напрасно, господин майор, – загорячился метр, – упомянутый заяц размерами истинно орловский рысак, вот не сойти мне с этого места, – он истово перекрестился, – зимний, нагульный…
– Значит, решено: нагульного рысака по-русски в сметане, – усмехнулся Небогатов. – А с десертом, Федор Модестович, идите пошепчемся.
Метр склонился к нему, и они вполголоса обговорили десерт.
Бергер дождался, пока метрдотель отошел, достал из кармана акустический детектор, положил его на стол и накрыл салфеткой под насмешливым взглядом Полубоя.
– Посторонний интерес к беседе нам без надобности, так не будем полагаться на наше русское «авось», – пояснил Бергер.
Из троих друзей он был наиболее ярым славянофилом, несмотря на фамилию, что служило постоянной пищей для шуток. Впрочем, от далеких немецких предков у него остались только фамилия и семейная традиция называть первого ребенка в семье именем Карл, как завещал основатель династии Бергеров. Сам Карл Иеронимус Бергер, химик и врач, начинал службу в России еще в конце семнадцатого века и умер, ликвидируя очаг холеры под Астраханью в одна тысяча семьсот двадцать шестом году.
– Если будет посторонний интерес, я тебе и так скажу, – негромко сказал Полубой.
После миссии на Хлайбе он открыл в себе странные способности, и обостренный слух был одной из них. Поначалу это сильно мешало, но постепенно Полубой приспособился фильтровать ненужные звуки, слыша лишь то, что представляло для него интерес.
Небогатов, Бергер и Полубой познакомились при поступлении в Высшее военно-морское училище имени цесаревича Трифона, по-простому именуемое «Тришка». Они попали в одну группу, как тогда им казалось, случайно. Старший преподаватель капитан-лейтенант Воронцов приказал Касьяну Полубою подтянуть курсантов Бергера и Небогатова по физической подготовке, Бергеру – помочь Полубою и Небогатову в освоении высшей математики, физики и других точных наук, а Небогатову, в свою очередь, вытащить Бергера и Полубоя из глубокой ямы отсутствия навыков фехтования, верховой езды и политеса. В результате курсанты сдружились настолько, что первые три курса жили в одном кубрике, да и после, когда выбранные специальности разбросали их по разным факультетам, не изменили дружбе, продолжив ее и после окончания училища. Как впоследствии оказалось, политика единения будущих офицеров, выходцев из разных сословий, была принята повсеместно во всех учебных заведениях империи. Из дворян ты, интеллигенции, фермеры твои родители или работяги – значения не имело. В армии все решали умение и военные заслуги, но основы внеклассового армейского сообщества закладывались в кадетских корпусах и офицерских училищах.
Кирилл Небогатов, происходивший из старинной дворянской семьи, поначалу пытался верховодить друзьями, однако первобытная сила Полубоя и острый ум Бергера быстро заставили его признать за ними первенство хотя бы в этом. Что касалось организаторских способностей и знания военного дела, то здесь Небогатов был вне конкуренции. На тактических занятиях ему не было равных, и, как следствие, он стал одним из самых перспективных офицеров флота, первым из выпуска получив под свое командование боевой корабль – корвет «Ураган». Теперь он командовал эсминцем «Дерзкий», но по слухам, его уже прочили в командиры Третьей флотилии дальней разведки, в которую входили три эскадренных миноносца и пять фрегатов.
Константин Бергер служил в разведке флота, и служил неплохо: имел звание капитана второго ранга и руководил отделом специальных операций. Полубой, разжалованный в мичманы после досадного инцидента на Белом Лебеде, отстал от друзей в звании, но, получив после Хлайба индульгенцию и поощрение от Верховного в личное дело, надеялся вскоре догнать Небогатова и Бергера. Впрочем, к званиям и почестям он не стремился никогда, так же как и Бергер, который так и говорил: «Государева служба уже есть честь для любого русского офицера». Другое дело Кирилл Небогатов. О его амбициях во флоте ходили легенды, и если бы не послужной список капитана первого ранга, его посчитали бы болтуном. Не было за последние пятнадцать лет ни одного инцидента с участием вооруженных сил империи, куда бы Кирилл Владимирович не попросился добровольцем, и что любопытно, ему почти никогда не отказывали в подобных просьбах. Небогатов был награжден золотым оружием, имел несколько орденов, среди которых был и редкий орден Святослава второй степени. Бергер также имел несколько наград, но надевал их редко, поскольку и мундир носил нечасто. У Полубоя имелись два Георгия, «Честь и слава» и именной игловик от командующего корпусом морской пехоты. Сегодня он был в повседневной форме, а потому орденов не надел, ограничившись колодками.
На столе, как по мановению волшебной палочки, возникли устрицы и белое вино.
– Ну что ж, господа, приступим, – призвал Небогатов, разливая шабли. – Первый тост предлагаю за нашего морпеха: чтобы одна звезда на его погонах сменилась на две, а то и на три в ближайшее время.
– Служить Отечеству… – начал Бергер.
– Ты прав, почетно в любом звании, – кивнул Небогатов, – но мне просто хочется, чтобы справедливость восторжествовала. За тебя, Касьян!
Над столом поплыл звон тонких бокалов. Полубой залпом выпил вино, сдержал готовые сорваться с языка слова о французской кислятине и подхватил устрицу.
Бергер и Небогатов отпили по глотку. Пока они не торопясь занимались моллюсками, Полубой мгновенно высосал ракушки и с тоской оглядел стол.
– А что, правда эту слизь с Земли доставляют?
– Это ты хватил. – Небогатов ловко вскрыл очередную раковину и капнул на моллюска лимонным соком. – Устриц разводят здесь, но завезены они с Земли, это верно.
– Нашли чего за пятнадцать световых лет тащить, – мрачно сказал Полубой.
Он, конечно, бывал в ресторанах, в том числе и со своими друзьями, однако предпочитал пищу скорее простую, чем изысканную. Предложение Кирилла пообедать втроем, а заодно и обсудить задание он воспринял без энтузиазма – была бы его воля, можно было бы все обсудить и у кого-нибудь дома. К примеру, у него. Купили бы пива, заказали закуски в таверне «У Семеныча», где он был завсегдатаем. Однако двумя голосами против одного было решено обедать в «Яре», и Полубою пришлось смириться.
Отправив последнюю устрицу в рот и сопроводив ее глотком вина, Небогатов вытер губы салфеткой.
– Как у тебя с Лив? – спросил он Полубоя.
– Никак.
– Не помирились?
– Мы не ссорились. Просто жить так, как предложил я, она не хочет. Вернее, не может, – угрюмо сказал Полубой. – А заводить семью, когда у мужа одни интересы, а у жены другие, я считаю неправильным.
– А ты предложил ей сидеть дома и растить детей?
– Да, я хочу возвращаться в свой дом, где меня встретят жена и дети, что в этом плохого? – насупился Полубой.
– В этом ничего плохого нет, – согласился Небогатов, – но, видимо, Лив считает, что ей рано приковывать себя к семейному очагу.
– Так бывает, – согласился с ним Бергер, – и она, и ты сильные личности. Таким трудно ужиться, если нет общего интереса. Может, все еще наладится. Кирилл, а что Верочка?
Жена Небогатова, Вера Алексеевна, урожденная Урусова, находилась на последнем месяце беременности.
– Спасибо, неплохо, насколько это возможно в ее положении.
– Кого ожидаете?
– Мы не стали программировать пол ребенка и даже не хотим знать, кто родится. Пускай это будет сюрприз. – Небогатов чуть смущенно улыбнулся. – Вы не поверите, но мне хочется, чтобы это была дочка. Верочка только о ней мечтает, и пусть так и случится.
Салат ели в молчании, а перед первым блюдом Полубой разлил водку. Игравший хрустальными гранями графин казался в его огромной ладони лабораторной мензуркой.
– За девицу Небогатову! – провозгласил он, поднимаясь с места.
– Касьян, мы привлекаем внимание, – негромко сказал Бергер.
– Ничего не могу поделать, – ухмыльнулся Полубой. – Если ты не забыл – русские офицеры за дам пьют стоя! Хотя если шпионы не считают себя офицерами…
– Чтоб вам! – пробормотал Бергер, вставая.
Уха и солянка прошли под молчаливое одобрение, выраженное взглядами в сторону метрдотеля. «Рысак по-русски» в сметане также оказался выше всяких похвал. Федор Модестович, похаживающий невдалеке от стола в течение обеда, получил перед десертом еще одну порцию благодарностей и оставил клиентов, почувствовав, что им предстоит деловой разговор.
Небогатов раскурил сигару, Бергер достал пачку папирос «Пластуновские», Полубой вылил коньяк в кофе и помешал ложечкой.
– Итак, господа… – Небогатов пыхнул сигарой, заволакиваясь синим дымом. – Что мы имеем?
– Мы имеем великовозрастного балбеса, задержавшегося в подростковом возрасте, – сказал Полубой.
– Касьян, речь идет о племяннике императора. – Бергер продул папиросу, аккуратно примял мундштук и раскурил ее. – Выбирай выражения.
– Я называю вещи своими именами.
– Согласен, однако некоторые вещи не следует называть именами собственными, как бы этого ни хотелось.
– Не будем отвлекаться, господа, – сказал Небогатов. – Костя, что ты можешь добавить к тому, что мы слышали от адмирала?
Бергер задумчиво затянулся несколько раз, приподнял салфетку, кинул быстрый взгляд на детектор и немного наклонился вперед.
– Господа, есть мнение, что в э-э… неадекватном поступке его светлости замешана дама. Мне не хотелось бы называть имен…
– Да весь флот знает, что его светлость Кайсаров-младший слетел с катушек, когда Катька Дашкова дала ему от ворот поворот.
Бергер сделал постное лицо, Небогатов прыснул, поперхнулся дымом и закашлялся.
– Ох, Касьян… Нет, ты кого хочешь уморишь.
– Спорное по формулировке, однако верное утверждение, – поморщившись, признал Бергер. – Для всех его светлость граф Николай Кайсаров находится по сей день в длительной командировке. В длительной и опасной. Мне поручено передать вам, господа, так сказать, конфиденциально, что окончательное решение, отозвать ли его из командировки или с прискорбием констатировать героическую гибель Николая Кайсарова на вверенном ему посту, предоставляется на ваше усмотрение.
У Небогатова вытянулось лицо, он отложил сигару и повел плечами, будто ему внезапно стало холодно. Полубой облокотился о стол, положил подбородок на сплетенные пальцы и заглянул Бергеру в лицо.
– Очень интересно, – протянул он. – Ну-ка, растолкуй поподробней.
– Да, – кивнул Небогатов, – это требует пояснений.
– Что тут пояснять? – Бергер раздраженно ткнул папиросу в пепельницу и тут же прикурил новую. – Ваше дело нейтрализовать Кайсарова до начала боевых действий флота против Александра Великого и не допустить разглашения инкогнито, под которым граф действует. Сведения о том, кем на самом деле является гетайр Птолемей, никоим образом не должны просочиться в средства массовой информации. Замешана императорская фамилия, господа.
– Сведения уже просочились, – сказал Небогатов.
– Пока только на уровне слухов, – уточнил Бергер.
– Что значит «нейтрализовать»? – спросил Полубой.
– Есть вещи, которые не позволит сделать честь офицера, – добавил Небогатов, кривя губы.
– Есть еще честь императорского дома, – напомнил ему Бергер.
– Жизнь – цезарю, честь – никому, – процитировал Небогатов. – До сих пор я жил, следуя этому девизу, надеюсь жить с ним и впредь.
– Вот потому тебе и предложили обеспечивать силовое прикрытие, а основную фазу проведет Касьян.
– Угу… Касьяну терять нечего, – хмыкнул Полубой. – Ну снимут с Касьяна погоны в очередной раз, только и всего. Видно, на роду мне написано помереть мичманом. А все-таки что значит «нейтрализовать»?
– Изъять. Или… – Бергер решительным жестом загасил папиросу. – Но это только в крайнем случае. Пока он еще пуще не начудил во славу своей дамы. Короче, либо ты доставляешь сюда, на Династический совет, этого фраера, – Бергер был большой любитель городского шансона двадцатого века и частенько вставлял в речь непонятные слова, – либо он исчезает в необозримом космосе. Как понимаешь, такое э-э… пожелание сделано не от моего начальства, а с самого верха. Причем инициатива исходит от брата императора.
– Ну, Великий князь Михаил Дмитриевич за императора не только сам ляжет, но и всю семью положит. Старая школа, – невесело усмехнулся Небогатов. – Однако я тебе не завидую, Касьян.
– Плевать. – Полубой огляделся. – А что, если нам еще водки заказать?
– Это без меня, – сказал Бергер. – Дела. Извините, ребята.
– Ага, огорошил, как поленом по темечку, и в кусты. Константин, твоя работа оказывает на тебя губительное воздействие. Перебирайся к нам, в морскую пехоту, – предложил Полубой.
– Когда научусь пить, как ты, – усмехнулся Бергер, – а следовательно – никогда.
Оставшись вдвоем, Кирилл и Касьян заказали бутылку коньяку. Разговор не клеился – Небогатову было неудобно за то, что самая грязная работа досталась Полубою, а он при любом раскладе останется в стороне. А Полубой, понимая, что другу не по себе, искал, каким способом разрядить гнетущую атмосферу.
– Слышь, Кирюха, – сказал он наконец, – а может, надраться, как в старые времена?
– Рад бы, да не могу. Верочке обещал, что сегодня пораньше вернусь.
– Ну давай хоть коньяк пить. – Полубой разлил Camus. – А мне жалко Кайсарова. Лихой парень, что бы ни говорили.
– Да, я помню его в деле над Серениусом. Если бы не его перехватчики – гореть «Славе Синопа» как свечке.
Полубой приподнял рюмку, они чокнулись, выпили, взялись за порезанный дольками лимон.
– Неужели и впрямь из-за женщины? – сокрушенно покачал головой Полубой.
– Как тебе сказать… – Небогатов взял сигару из пепельницы, осмотрел ее, будто подозревая, что сигару подменили, пока он отвлекся на коньяк. – Я полагаю, что отказ Екатерины Гордеевны был лишь последней каплей. Основная же причина в другом. В среде молодого офицерства весьма сильны либеральные настроения. Открыто это мало кто признает, но Кайсаров-младший мог себе позволить во всеуслышание критиковать наш государственный строй. И ведь демократ-то его светлость какой-то половинчатый – он не за республику, а за парламентскую монархию, хотя в идеале видит государственный строй подобным демократии Древней Греции. А тут подвернулся этот Александр Великий…
– Но позволь! Если Николай Кайсаров один из приближенных этого Александра, то он примкнул к нему не более года назад. Не мог же он занять такое место, едва только прибившись к этим пиратам!
– Как знать. Принимая во внимание его происхождение и военные заслуги, вполне мог. Ну, естественно, мозги ему промыли. Основательно, но осторожно, чтобы не спугнуть. При современных методах психического воздействия это раз плюнуть.
– А какого черта Александру и всем остальным вообще надо? Ну не верю я в современных Робин Гудов! – Полубой выплюнул лимонную корку на стол и вновь разлил коньяк.
– И я не верю, – кивнул Небогатов, мельком взглянув на часы. – Тут дело вот в чем… Если позволишь провести краткий курс философско-экономического ликбеза, то, думаю, тебе многое станет понятно.
– Давай! – Полубой, никогда не интересовавшийся ни экономикой, ни философией, отставил рюмку. Кирилл Небогатов славился умением разложить любую проблему на составляющие и донести ее решение до слушателя доходчиво и четко.
По словам кавторанга выходило, что, нравится это кому-то или не нравится, справедливость и целесообразность в области общественно-экономических отношений суть понятия-антагонизмы. Самое справедливое всегда наиболее нецелесообразно, а самое целесообразное – несправедливо. Поэтому любое устойчивое сообщество людей вынуждено учиться лавировать между этими понятиями, попеременно склоняясь то ближе к одному, умножая справедливость и делая жизнь многих несколько легче, но умеряя пыл и внося разочарование в жизнь тех немногих, что двигают общество вперед к большему богатству, влиянию и процветанию, то ближе к другому, заставляя многих терпеть большую долю несправедливости, но давая обществу возможность продвинуться дальше, а его самым деятельным членам накопить жирок, часть которого можно будет потом изъять и распределить, вновь уменьшив долю несправедливости и поправ целесообразность… И так всегда, ибо жить вообще без справедливости ни один человек не может, а при отсутствии хотя бы зачатков целесообразности жизнь быстро превращается в сущий ад. Вот так и получается, что все самые ужасные страдания на долю людей выпадают именно тогда, когда они отвергают целесообразность, объединяясь под знаменами справедливости. Именно так и происходит во времена всех и всяческих революций… Александр Великий, как себя называл главарь пиратов, сыграл именно на стремлении людей к справедливости. Что будет потом, если он ее добьется, вряд ли знает и он сам, поскольку очень похоже, что им в свою очередь управляет кто-то весьма умелый.
Полубой задумчиво потер подбородок. Читая сводки о нападениях гетайров Александра и о его заявлениях, сделанных устами его подручных, он никак не мог понять, что казалось ему знакомым. Теперь, похоже, все потихоньку вставало на свои места. Управление людьми, слепо подчиняющимися приказам, Полубою уже встречалось. Он и сам, было дело, поддался мгновенному гипнозу. Не хотелось верить, что здесь та же природа управления сознанием, но пока все сходилось. Жаль, что Бергер ушел – можно было бы попытаться узнать у него, дали ход докладу Полубоя, сделанному после миссии на Хлайб. Если да, то выбор Полубоя как главного действующего лица в возвращении Птолемея-Кайсарова не случаен. Ох, Константин Карлович! Не зря пораньше слинял, мерзавец… Наверное, почувствовал, что у Полубоя могут возникнуть вопросы, на которые придется давать ответ, а начальства, чтобы посоветоваться, рядом не наблюдается.
Разговор вернулся к графу Кайсарову. После доставки обратно его судьбу по традиции должен был решить Династический совет, но Кирилл Небогатов, сам происходящий из аристократической семьи, особых проблем не видел. Никаких преступлений против самой империи либо ее подданных племянник лично не совершал, равно как преступлений, подходящих под понятие международных, а что касается обвинений в пиратстве… Все-таки то, чем он занимался, не было обычным пиратством… а кому из молодых людей, воспитанных в благородной традиции, не кажется, что он либо вот-вот найдет, либо уже нашел способ сделать счастливым все человечество, забывая, что счастье – это нечто, что человек может создать только сам и только для себя. Ну в крайнем случае он может помочь стать счастливыми еще одному или нескольким людям, с которыми ощутит особую близость, но не более. А в жаркой молодости так хочется осчастливить всех!
– Если бы не уточнение Константина относительно судьбы Кайсарова, то дело было бы несложным, – продолжал Небогатов. – Отследить корабль Птолемея, атаковать и взять на абордаж – простейшая операция. Я уверен, что «Дерзкий» разнесет любую одиночную посудину Александра, а твои ребята не оставят его команде ни шанса. Главное – не нарваться на основные силы, но в группе гетайры действуют редко.
– Тебе может показаться, что я заразился от Бергера шпиономанией, – сказал Полубой, – но что, если они предусмотрели подобный ход? В негласном возвращении или нейтрализации некоторых гетайров по разным причинам заинтересованы и мы, и Содружество, и Лига Неприсоединившихся Государств. Подобный ход легко просчитывается, и расставить силки на охотников не так уж и сложно.
– По-моему, ты усложняешь. У тебя есть какие-то соображения? Так выкладывай.
– Я просто готовлюсь к худшему. К самому худшему, что может случиться, и пусть меня считают хоть паникером, а хоть и психом. Вот послушай, Кирилл: снарядить даже один корабль для каперских действий требует немалых денег, а у Александра несколько своих эскадр, помимо нанятых пиратов-одиночек. Это, кстати, тоже влетает в копеечку. Далее: ты заметил, насколько здорово действует его разведывательная служба? С тех пор как большинство транспортных линий взяты под охрану, он нападает только на одиночные суда или караваны, следующие удаленными маршрутами. Его гетайры перехватывают караваны конкурентов – а уж они-то готовятся в полной секретности, иначе любой военный флот перехватил бы их моментально – следовательно, разведывательная сеть создавалась не один год и инфильтрация агентов достигла высших сфер как государств, так и мафиозных структур. Пресса слилась в таком мелодичном хоре славословия в адрес Александра, что создается впечатление, будто все это – тщательно разработанный план, а не дерзкая импровизация людей, одержимых благородными идеями, как все это представляется широким массам. Кто-то дирижирует всей компанией, Кирилл. – Полубой пристукнул кулаком по столу, и Небогатов поймал подпрыгнувшую рюмку. – Кто-то сидит и дергает за ниточки, и он уже просчитал ответные реакции на свои действия.
– А-а, вот ты о чем. – Небогатов усмехнулся, поставил рюмку и налил коньяку. – Касьян, тебе не кажется, что, обжегшись на молоке, ты дуешь на воду? Брось ты свои заморочки. Было ведь официальное расследование, установили, что у вас с Лив были галлюцинации, вызванные субстанцией под аппетитным названием Гной, вот и все. К тому же со стороны американцев, которым явно должен был доложить нечто подобное агент их Федерального бюро, не поступило никаких сигналов и нет никаких признаков того, что они серьезно восприняли подобную информацию. Это значит, либо твой приятель Сандерс не имел подобных галлюцинаций, либо проведенное Федеральным бюро расследование пришло к таким же выводам, что и ведомство Бергера. Если бы в ареале расселения людей объявился кто-то, обладающий способностью порабощать людей одним своим видом, его уже искали бы разведки всех государств. Давай допьем коньяк, и мне пора. – Небогатов приподнял рюмку. – Ты радуйся, что возвратился живой, что суд офицерской чести постановил вернуть тебе звание и награды, что император, сам император соизволил занести в твое дело поощрение. Скажу по секрету, я слышал, что документы на твое представление к следующему чину посланы в штаб. Осталось только выловить графа Николая Михайловича Птолемея, и будем пить здоровье кавторанга Полубоя! Ну, давай!
Полубой насупившись выцедил рюмку. Как объяснить другу, что его доклад о событиях на Хлайбе не был следствием галлюцинации. Если уж Кирилл не верит, то умники из разведки точно решили, что у него было временное помутнение рассудка. Может, он и впрямь перестраховывается, однако в таком деле, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Интересно, Ричарду поверили в Федеральном бюро? В том, что тот доложил обо всем, что случилось под Развалинами, подробно и не опуская мельчайших деталей, Полубой был уверен. Все-таки Дик был профессионалом высокого класса, несмотря на любовь к бабам и основательные загулы. К тому же слабости Сандерса работе не мешали.
Небогатов расплатился, и они, сопровождаемые метрдотелем, проследовали к выходу.
На улице крутила метель, огни реклам делали снег разноцветным, похожим на конфетти. Кирилл предложил поймать такси и подбросить Полубоя до дома, но Касьян сказал, что прогуляется по морозцу, попросил передавать привет Верочке Небогатовой и скрылся в снежной пелене.
Небогатов откинулся на спинку сиденья в салоне глидера и закурил папиросу. «В лепешку расшибусь, а помогу Касьяну доставить Кайсарова целым и невредимым, – подумал он. – Только бы Полубой его не пришиб в горячке, а то ведь так не только погоны – голову снимут и на заслуги не посмотрят».