Глава 10
К назначенному Небогатовым времени офицеры собрались в кают-компании. Длинный стол, за которым обедали свободные от вахты офицеры, был пуст, стулья с высокими спинками придвинуты вплотную к столу – все ждали появления командира.
Негромкие разговоры велись в основном вокруг прошедшего боя с засадой пиратов. Судно-ловушка «Дерзкому» попалось впервые, хотя учения по отражению внезапного нападения противника, замаскированного под терпящие бедствие транспорты, проводились регулярно. «Дед» – это прозвище по традиции перешло от механиков морского флота к офицеру, отвечающему за энергетическую установку космических кораблей, – капитан-лейтенант Трегубов, багровый от возмущения, нападал на артиллеристов:
– Если темнит, значит – враг! Врезал бы ему раз-другой, а потом разговоры разговаривай!
– Петрович, тебя послушать, так сначала я должен был раздолбить его на отсеки, а потом смотреть: грузовик это или ловушка, – отбивался старший лейтенант Краснов. – Кирилл ждал, пока он проявит себя, а если за кормой не уследили, так это вон кому претензии предъявляй. – Краснов указал на командира постов обнаружения и целеуказания капитан-лейтенанта Голубовича.
– Господа офицеры! – прервал спор первый помощник – в кают-компанию в сопровождении Полубоя вошел Небогатов.
– Присаживайтесь, господа, – предложил капитан первого ранга. – О чем речь?
– Вот, Григорий Петрович виноватых ищет, – сдерживая улыбку, сказал Краснов и искоса посмотрел на Трегубова.
– Виноватых нет, господин капитан-лейтенант. А ваш юмор, Сергей Александрович, считаю неуместным. Под угрозой выполнение нашей основной задачи, и давайте будем шутить после возвращения на базу. Так, прежде всего, Аркадий Вадимович, что у вас?
Лейтенант Вайнштейн, начальник медицинской службы эсминца, поднялся на ноги, задумчиво пригладил ногтем тонкие усики и лишь потом заговорил так же неспешно, как делал все, – он по натуре был нетороплив, но, как ни странно, успевал следить за всем: проверять продукты, проводить обследование экипажа, следить за сменой дыхательных и биозащитных фильтров в скафандрах. За что Небогатов его и ценил.
– Ничего серьезного, Кирилл Владимирович. – Вайнштейн и Небогатов знали друг друга не один год, и медик мог себе позволить обращаться к капитану первого ранга по имени-отчеству. – Два перелома рук, ребра, ссадины, ушибы. В основном в двигательном отсеке.
– Ну это понятно, – кивнул Небогатов. – Григорий Петрович, теперь вы. Что скажете о состоянии двигателей и энергетической установки? Только без этих ваших терминов.
Трегубов поднялся с места, обвел всех из-под нахмуренных бровей суровым взглядом, задержавшись на Краснове, и, по привычке шмыгнув носом, приступил к докладу:
– Реактор в порядке, но в установке первичного нагнетания произошли смещения по осям «z», «j», «r» и «w». Если добавить микротрещины в малой камере…
Офицеры потупились, скрывая улыбки. «Дед» все-таки сел на любимого конька – о двигателях и энергетической установке эсминца он мог говорить даже сам с собой в отсутствие слушателей и понятными исключительно ему одному словами.
Небогатов значительно кашлянул, и Трегубов осекся, непонимающе взглянул на него, потом просветлел лицом.
– Вот я и говорю: двигатели в порядке, но энергетическая установка может выдать едва половину мощности без угрозы неуправляемой реакции. Следовательно, потеря пятидесяти процентов тяги, силового поля и поля отражения. Если вас устроят пятьдесят процентов скорости…
– Ни в коей мере не устроят, – отрезал Небогатов.
– Тогда не знаю, что и делать…
– Паруса ставь, – подсказал Краснов.
– Господин старший лейтенант! – повысил голос Небогатов. – Рекомендую оставить шутки до более подходящего случая. Продолжайте, Григорий Петрович.
– Ну-у… В принципе ремонт пустячный, господин капитан первого ранга, и в условиях дока займет не более трех-четырех суток.
– Док исключается. Что мы можем сделать сейчас, не заходя в порт?
Трегубов моргнул раз-другой и беспомощно развел руками:
– Э-э… мало что. Видите ли, какое дело, придется снимать…
Небогатов прервал его движением руки, потер подбородок, будто проверяя, хорошо ли выбрит, и, поднявшись, двинулся вдоль стола.
Полубой, с комфортом устроившись в углу кают-компании, лениво наблюдал за ним. Эти посиделки в кают-компании казались ему бессмысленными – решать должен командир. То ли дело в морской пехоте! Там, пока будешь созывать совет да выслушивать всех, кто пожелает высказаться, мигом голову снимут и в футбол ею сыграют.
В задумчивости обойдя стол по кругу, Небогатов вернулся к своему месту, но присаживаться не стал.
– Положение серьезное, господа. Мы не могли игнорировать просьбу о помощи с терпящего бедствие судна, однако я должен был предвидеть подобный оборот событий. Подумаем, что мы можем сделать в сложившейся ситуации. У нас есть два варианта: следовать в указанный район, попытавшись силами экипажа устранить неисправности, и как альтернатива – зайти в ближайший порт для ремонта. Командование оставило вопрос о вариантах продолжения операции на мое усмотрение. Выполнение боевой задачи по поддержке группы «Бешеных медведей» майора Полубоя с теми повреждениями, которые имеются, я считаю проблематичным. С другой стороны: секретность нашей миссии вызовет определенные трудности при заходе в любой порт и породит вполне объяснимый интерес. Власти уместно озаботятся, например, таким вопросом: что может делать одиночный эскадренный миноносец вдали от района базирования? Теперь, господа, прошу высказываться за и против одного из двух вариантов. По традиции начнем с младшего офицера. Прошу вас, Алексей Андреевич.
Лейтенант Титов был командиром первого поста целеуказания, расположенного на юте. Он был румян, светловолос, за словом к карман не лез и был способен на неуместные, с точки зрения своего начальника, капитан-лейтенанта Голубовича, мальчишеские выходки. Однажды его однокашник по офицерскому училищу и закадычный приятель лейтенант Коваленко на свою беду разыграл его, сообщив, что Титову за отличные показатели на учениях присвоено внеочередное офицерское звание. Титов сделал несколько голографических снимков в парадной форме с погонами старшего лейтенанта и послал помолвленной с ним девушке. Шутка была неудачная – помолвка едва не была расторгнута, поскольку девица посчитала ниже своего достоинства общаться с пустохвалом. Возмездие настигло Коваленко на очередных учениях. После поступления вводной об отказе электронной оптики и автоматической наводки орудий лейтенант Коваленко в присутствии проверяющего, контр-адмирала из штаба Северного флота, откинул защитные шторки с утопленного в пульт экрана наведения и резко склонился к нему. Тут же рубку потряс дикий крик, и лейтенант Коваленко грохнулся в обморок. Причина выяснилась мгновенно – в гнезде экрана лежала здоровенная дохлая крыса с голым мерзким хвостом и размозженной головой. Небогатов, естественно, понял, кто виновник диверсии, однако наказывать никого не стал, полагая, что молодые офицеры разберутся между собой сами. Тем более что вопль Коваленко и труп грызуна произвел на контр-адмирала странное впечатление: он поставил «зачет» всему экипажу и резво удалился, отказавшись от обеда в кают-компании.
Титов вздернул подбородок, показывая, что собственное мнение он будет отстаивать, невзирая на чины и звания.
– Господин капитан первого ранга, господа офицеры! – начал он звонким голосом. – Считаю, что приоритетным перед всеми решениями должно быть то, которое обеспечит скорейшее выполнение задания командования. И дело не в вопросах, которые возникнут при заходе в порт: право властей задавать вопросы, а наше право – отвечать или нет, поскольку проход «Дерзкого» через сектор, подконтрольный Содружеству, согласован с министерством обороны САК. Дело чести нашего экипажа… – Титов сбился, сообразив, что слишком уж выспренно начал изъясняться в кругу сослуживцев. – В общем, задача ясна, и ее надо выполнить любой ценой. Я считаю любое промедление неоправданным.
– Устами младенца глаголет истина, – одобрительно прогудел Полубой, – чего тут обсуждать. Я всегда говорил: есть приказ и…
– Господин майор, – перебил его Небогатов, – в кают-компании вы не имеете права голоса. Извольте не мешать.
Полубой набычился и побагровел, однако промолчал, пообещав себе, что припомнит Кириллу его слова.
Лейтенант опустился на стул, быстро смахнув выступившую испарину – все-таки, выступая перед офицерами, которые имели за плечами боевой опыт, он чувствовал себя не слишком уверенно.
Дальше высказывались все присутствующие. Коваленко поддержал приятеля безоговорочно, однако потом мнения разделились. Первый помощник, капитан третьего ранга Гаркуша, подытожил аргументы сторонников ремонта эсминца в порту:
– Господа, не забывайте, что мы можем столкнуться с превосходящими силами гетайров и тогда нам понадобится вся скорость и вся мощность силового поля. Отказавшись от ремонта, мы рискуем не только не выполнить задание, но и ставим под угрозу корабль и экипаж. Что касается секретности, то есть много возможностей обеспечить ее, вплоть до отмены увольнений на берег. – Коротко поклонившись в знак того, что закончил, он сел на свое место рядом с Небогатовым.
– Итак, я внимательно выслушал ваше мнение, господа. За последствия этого решения перед командованием, государем и собственной совестью отвечаю только я. Приказываю: навигатору проложить курс к ближайшей звездной системе, в пределах которой возможно осуществить ремонт корабля. Все свободны. Господин майор, прошу остаться, – добавил Небогатов.
Офицеры задвигали стульями, направляясь к выходу и вполголоса разговаривая. Приказ никто не обсуждал – время обсуждения и обмена мнениями прошло, задача была поставлена, и теперь каждый мог думать, как лучше ее решать.
Кирилл Владимирович дождался, пока последний из присутствующих на собрании выйдет и дверь скользнет в пазы, после чего подошел к Полубою и присел на край стола напротив него. Касьян сделал вид, что сильно заинтересован заусеницей на среднем пальце. Он даже попытался ухватить ее зубами.
– Ты что, голоден? – спросил Небогатов.
– Нет, – удивился Полубой, – с чего ты взял?
– Тогда прекрати глодать пальцы и слушай: пока что ты – пассажир. На этом корабле я царь и Бог. Вот ты строишь обиженную физиономию, а между прочим, если бы я не поставил тебя на место, то потерял бы часть своего авторитета среди офицеров. Да-да, мой милый господин майор. Ты должен знать, что на совещании в кают-компании имеют право высказываться только офицеры корабля. Если, конечно, тебе не предложат выступить. Тебе предлагали?
Полубой сконфуженно кашлянул:
– Ну ладно тебе… ишь как обернул! Я же еще и виноват оказался.
– Авторитет командира нарабатывается не один день, не один месяц, а может, и не один год. У вас что, не так? То-то и оно. Ладно, проехали. Давай лучше подумаем, как соблюсти секретность. Может, и вправду отменить увольнительные?
– Нет. – Полубой покачал головой. – Вот тогда и возникнут вопросы: почему экипаж не отпускают на берег? Чего боится капитан Небогатов? Поговори со старшинами – они личный состав знают лучше офицеров, и тех моряков, которые могут себе позволить лишнего, – Касьян прищелкнул пальцем по горлу, – придержи на борту. С остальными придется провести душеспасительную беседу о соблюдении секретности, но это уже мелочи.
– Добро. А вот насчет твоих ребят у меня есть отдельное соображение. Помнишь историю морского права?
– Откуда? – удивился Полубой. – Столько лет прошло.
– А я вот помню. Был такой указ Петра Первого, и касался он, как мне теперь представляется, таких же парней, как твои. – Небогатов прикрыл глаза, делая вид, что вспоминает. – Ага, вот как он звучит: «Морских служивых людишек, кои окажутся по роду службы в иноземных портах, на берег не списывать. Ибо эта чернь слова доброго не скажет, а драку учинит незамедлительно».
– Ну… ты… – от возмущения Полубой потерял дар речи, – да мои орлы…
Небогатов расхохотался, хлопая себя по коленям.
– Купил… Как я тебя купил, а? – Он отсмеялся, вытер выступившие слезы и посерьезнел. – Нет, дело, конечно, не в указе Петра Великого. Просто уж очень сильно твои «медведи» отличаются от моряков. Достаточно внимательный взгляд сразу определит, кто есть кто. Ну а так как пассажиров на борту эскадренного миноносца не бывает по определению, то уж извини – придется тебе с ребятами куковать на борту.
Конец ознакомительного фрагмента.