Глава 5
Селия, привыкшая к деревенскому образу жизни, да еще так рано вчера уснувшая, встала очень рано. Когда к ней вошла Агнес, горничная, Селия сказала, что позавтракает внизу частично потому, что надеялась снова почувствовать себя дома, если присоединится к семье, частично потому, что хотела скорее выйти из этой комнаты, наполненной воспоминаниями. Она оделась и сошла вниз.
Дверь в комнату для завтраков была открыта. Услышав голос матери, Селия нацепила улыбку и пообещала себе, что сегодня утром будет приветливее.
Но тут она услышала обрывок разговора и остановилась за дверью.
– Но счастлива ли Селия? – мягко спросила Ханна.
Наступило молчание. Селия затаила дыхание, дожидаясь ответа матери. Она сама хотела понять это и узнать мнение Розалинды. Счастлива ли? Селия не знала. Прошло так много времени с тех пор, как она хоть что-то чувствовала. Селия не могла сказать, что несчастна, но ведь наверняка это не то же самое, что быть счастливой.
– Я за нее боюсь, – послышался, наконец, голос матери, настолько тихий, что Селии пришлось подойти ближе к двери, чтобы расслышать. – Она стала такой молчаливой.
– Она потеряла мужа, – возразила Ханна. – Нужно время, чтобы горе…
– Нет, – перебила ее Розалинда. – Не думаю, что дело в этом.
– Тогда в чем?
– Боюсь… – Мать еще сильнее понизила голос. – Боюсь, она уже давно несчастна.
– Но ее письма, – после паузы сказала Ханна. – Она никогда и словом не обмолвилась.
– Нет. – Розалинда вздохнула. – Так глупо, что я не заметила этого раньше. Селия никогда ни на что не жаловалась: ни на скверную погоду Камберленда, ни на аббатство Кенлингтон, старый дом, продуваемый сквозняками, который ни капли не изменился со времен королевы Елизаветы. Ни на то, что приходится ухаживать за вредным стариком Лансборо. Я любила своего мужа, Ханна, но время от времени он меня раздражал. Я должна была заметить, что Селия никогда не жаловалась на Бертрама!
– Но это могло означать, что они чудесно подходят друг другу.
Однако в голосе Ханны ощущалось сомнение. Селия закрыла глаза. Она обманывала свою семью. Отправляла радостные письма, чтобы они думали, будто она счастлива, и чтобы скрыть, какой катастрофой обернулось ее замужество.
– Не тот случай. – Розалинда чуть повысила голос. – Я должна была понять, я же ее мать! Даже если Селия не могла заставить себя рассказать мне правду, я должна была почувствовать, что что-то не так.
– Вы слишком суровы к себе, Розалинда. Нам всем следовало приложить больше усилий, чтобы вернуть ее в Лондон. Полагаю, Лансборо бы не отказал, если бы Маркус настаивал. Нам стоило ее навестить. Мы все виноваты.
Селия стиснула руки, чтобы унять дрожь. Кто виноват, исступленно думала она. Берти? Она сама? Лорд Лансборо, удерживавший их в Камберленде, хотя было очевидно, что Берти никогда не будет там счастлив? Только не ее семья. Она отговаривала их от поездки и сделала все возможное, чтобы они думали, будто у нее все хорошо.
И за случившееся винить нужно только ее одну.
Аппетит пропал. Селия попятилась от двери в столовую и выскользнула из дома в сад. Наверное, нужно вернуться в Камберленд, угрюмо думала она, шагая среди только что распустившихся роз. Похоже, все, что ее ожидает в Лондоне – избегать собственную семью. Селия не понимала, чем они могут ей помочь. Но что еще печальнее, она не знала, как ей помочь самой себе. Она опустилась на скамью.
Долгие месяцы после смерти мужа Селия пыталась оценить свою жизнь. Ей всего двадцать два года, она не может провести остаток жизни в трауре и одиночестве. Но что ей делать? Когда приехала мама и объявила, что забирает дочь в Лондон, лорд Лансборо запротестовал. Он старик, и если она не вернется, он останется совсем один. Селия сочувствовала лорду, и какая-то ее часть цеплялась за уже ставшее привычным аббатство Кенлингтон. В конце концов, она прожила там четыре года и привыкла к местным спокойствию и тишине.
Лондон утратил свою притягательность. Селия боялась, что на нее обрушатся воспоминания о первом и единственном сезоне, когда Берти ворвался в ее жизнь с ежедневными букетами цветов и сонетами. Он ухаживал за ней так пылко, так преданно, так романтично. Прежде чем Селия успела сообразить, что происходит, он уже опустился на одно колено и умолял выйти за него. Ей потребовалось два года, чтобы понять – она никогда не любила Берти сильнее, чем в тот день, когда сказала «да». Ее ничуть не волновало, что они поженились всего через два месяца после знакомства. Ей никогда не приходило в голову, что это достаточный срок для того, чтобы влюбиться, но совсем недостаточный, чтобы по-настоящему узнать человека. Глупо, но семья решила, что всю совместную жизнь они посвятят тому, чтобы узнать друг друга. Однако оказалось, что они с Берти друг друга не знали вообще.
Анализируя прошлое, Селия поняла, что веселый смех Берти обычно звучал лишь в толпе. Он не любил одиночества, и если и мог развлечься в компании одного человека, то этот человек должен был быть исключительно интересной личностью. Селия, как оказалось, была недостаточно интересной. Если Берти приходилось выбирать между спокойным вечером с женой и пьянством в местном пабе с кучей незнакомцев, он выбирал второе. Селия старалась быть хорошей женой, но не любила Берти так сильно, как казалось сначала.
Но это лишь ее вина. Никто не заставлял Селию выбирать Берти, а она просто старалась сделать как лучше. К сожалению, «как лучше» не получилось.
Требование лорда Лансборо жить в деревне в ожидании ребенка, сына и наследника только усугубило ситуацию. Может быть, в городе, думала Селия, в гуще разнообразных событий, им было бы легче удержаться на плаву. Оказавшись в круговороте светских развлечений, они могли бы не заметить, что не подходят друг другу, или не придали бы этому особого значения. Селия находила Берти скучным и подозревала, что она ему тоже неинтересна. Очень скоро стало очевидно, что ни о каком ребенке не может идти и речи, но лорд Лансборо настаивал на том, чтобы сын с невесткой остались жить с ним. Деньгами распоряжался он, поэтому им пришлось остаться.
Интересно, а лорд Лансборо знал настоящего Берти? Возможно, он думал, что, заставив сына жить в Кенлингтоне, сумеет охладить его любовь к светскому обществу и развлечениям? Он был очень недоволен отсутствием у Берти интереса к управлению поместьем, но Селия не могла не заметить, что сам лорд Лансборо слишком скрупулезно относился к этому вопросу. В тех редких случаях, когда Берти что-то делал, лорд Лансборо заставлял сына все переделывать. Справедливости ради нужно сказать, Берти имел основания думать, что отец в любом случае будет недоволен.
Сама Селия застряла где-то посредине. Она знала, что лорд Лансборо безжалостно донимает ее мужа требованиями произвести на свет наследника. Селия искренне надеялась, что именно эти требования, а не отсутствие интереса к ней, были причиной, по которой Берти не желал ложиться с ней в постель. Селии очень нравилась эта составляющая супружеских обязанностей, но интерес к занятиям любовью ослабевал вместе с исчезновением нежных чувств к мужу. А уж после той интрижки в Йорке Берти больше ни разу не пришел к жене в спальню.
Она все еще сидела, погрузившись в размышления, когда подошла мать.
– Вот ты где! – воскликнула Розалинда, обняла Селию и прижалась щекой к щеке дочери. – Ты не пришла на завтрак, а Агнес сказала, что поднос в твою комнату тоже не относила. Тебе нездоровится?
– Нет, мама. – «Я всего лишь слегка удручена и подавлена». Селия вымученно улыбнулась. – Я все еще толком не пришла в себя после долгой дороги.
Голубые глаза матери внимательно изучали ее лицо.
– Ты должна есть, дорогая. Ты и так сильно похудела. Велеть кухарке испечь для тебя булочки с изюмом?
– Нет, мама.
– Хочешь лепешек? Пышек? Свежей клубники со сливками?
– Нет, мама, – повторила Селия.
Мать наморщила лоб, но тему решила не продолжать.
– А чем бы ты хотела сегодня заняться? Я послала за мадам Лешо, но может быть, ты предпочтешь погулять или сходить на Бонд-стрит? И тебе наверняка не терпится повидаться с подружками.
Селия вздохнула. Ничто из предложенного не казалось привлекательным.
– Не знаю, мама. Я просто наслаждаюсь садом. – Розалинда прикусила губу; этот жест всегда был признаком возникшего беспокойства. Селии стало стыдно из-за того, что она расстроила мать. – Может быть, днем прокатимся куда-нибудь? – предложила она.
Розалинда тут же просияла.
– Да, конечно! – Она сжала руку дочери. – Я велю заложить карету часам к двум. – Мать помолчала в нерешительности. – Хочешь, чтобы я отослала мадам Лешо?
Селия вздохнула. Ей вовсе не хотелось ничего примерять, но новая одежда действительно необходима.
– Нет.
Облегчение Розалинды было буквально осязаемо.
– Я скажу ей, чтобы она не задерживала тебя слишком долго, – пообещала мать, снова ослепительно улыбнувшись. – Ты не должна переутомляться.
Селия криво улыбнулась. Как может переутомиться человек, который почти ничего не делает? Селия не могла понять, почему ее ничего не интересовало. Нужно заставлять себя что-то делать, тогда, возможно, появится интерес.
– Вернешься со мной в дом? Тебе нужно позавтракать. Может быть, хотя бы чашку чая? – Розалинда с надеждой посмотрела на дочь.
Селия глубоко вздохнула. Она действительно не хотела есть.
– Пока нет. Думаю, я еще немного посижу тут. Сад в Кенлингтоне далеко не так прекрасен. Я скучала по нашему саду.
Селия видела, что мать разочарована, но Розалинда лишь кивнула, еще раз ласково прикоснулась к щеке дочери и пошла обратно в дом.
Селия запрокинула голову, подставила лицо солнышку и закрыла глаза. А хорошо снова оказаться в Лондоне, подумала она; солнце в Камберленде в это время дня не такое теплое. И она на самом деле любит сад Эксетера. Селия вспомнила, как давным-давно играла с отцом в прятки у фонтана. Ее воспоминания об отце были размытыми, он умер, когда ей было всего восемь. Отец не особенно стремился играть с детьми, лишь иногда бегал за дочерью вокруг фонтана. Селия скорее помнила ощущение от его присутствия, ту силу, заставлявшую слуг работать без промедлений и наполнявшую пространство вокруг него энергией. Очень похоже на Маркуса, только Селия не могла представить себе отца, катавшего на плечах ребенка, как делал вчера вечером брат.
Скрип гравия под чьими-то шагами прервал ее воспоминания.
Она открыла глаза и увидела Молли, как раз поворачивающуюся, чтобы тихонько уйти.
– Молли, – сказала Селия с искренним удовольствием. – Не уходи.
Девочка снова к ней повернулась.
– Я не хотела вам мешать, – произнесла она, показавшись Селии такой взрослой, что даже с трудом верилось. – Вы выглядели такой умиротворенной.
Селия улыбнулась.
– Я просто наслаждалась солнцем. Здесь, на юге, гораздо теплее.
Девочка подошла к ней.
– Правда? А на что похож Камберленд?
Селия скорчила гримасу и покачала головой.
– Там темнее и холоднее. Но по-своему красиво. – Она похлопала по скамейке. – Посиди со мной.
Молли села. В руках она держала этюдник, который поставила на землю.
– Я должна найти новые образцы для эскизов, – объяснила она. – Мне кажется, мистер Григгз знает все о каждом растении в мире.
– У тебя чудесные работы.
Молли вздохнула.
– Я бы предпочла верховую езду. Мистер Бичем приходит дважды в неделю и дает мне уроки. Он такой замечательный наездник! Может исполнять любые трюки, прямо как в цирке Астлея. Я просила маму, чтобы он стал приходить три раза в неделю, но она отказала. Я должна учиться французскому, а скоро еще и танцам.
Селия невольно улыбнулась, увидев, какую гримасу скорчила Молли.
– Танцы тебе понравятся.
– Может быть, – неохотно согласилась девочка. – Но только не французский.
Селии вдруг захотелось громко рассмеяться.
– Я помню, как ты любила ловить головастиков в пруду, – сказала она, поддавшись порыву. – Твои интересы меняются.
На лице Молли появилось виноватое выражение.
– Мне больше не разрешается ловить лягушек, – прошептала она. – Мама сказала, что юные леди не лазят в пруд! – Девочка грустно вздохнула. – Мальчикам, наверное, она разрешит.
– А тебе нравится быть старшей сестрой?
Молли опять скорчила гримасу.
– Мальчишки ужасно надоедливы. Эдвард, конечно, миленький, но Томас – это кошмар. Он все время удирает от няни и бегает за мной. Хватает все подряд. Один раз пролил чернила на мой рисунок!
Селия слегка печально улыбнулась.
– Знаешь, я всегда хотела иметь сестру. Мне было немного одиноко вдвоем с мамой. И когда твоя мама вышла замуж за моего брата, я очень обрадовалась! Получилось, что у меня появились сразу две сестры: твоя мама и ты.
Молли застенчиво посмотрела на нее.
– Правда? Я вам не надоедала?
Селия покачала головой.
– Вовсе нет, ни капельки.
Девочка широко улыбнулась.
– Я так рада это слышать. – Она склонила голову набок и немного подумала. – Должно быть, с мальчишками все по-другому. Иногда я слышу, как ее светлость рассказывает маме про дядю Риза, и, похоже, он был даже хуже Томаса.
– Ну, моя мать познакомилась с Дэвидом, когда ему уже исполнилось десять, – сказала Селия. – Поэтому я уверена, что он причинял ей куда больше беспокойства, чем на данный момент способен Томас.
– Будет хуже? – Молли театрально вздохнула, и на этот раз Селия засмеялась. Совсем коротко, но до этого она вообще не смеялась долгие месяцы. Нужно проводить больше времени с Молли, решила она. Селия очень любила Молли, когда та была еще маленькой девочкой, а сейчас она, кажется, единственный человек в доме, кто не наблюдает за каждым движением Селии с тревогой или отчаянием.
– Прогуляемся до пруда? – спросила она, снова поддавшись порыву.
Лицо Молли просияло.
– Да, конечно!
– Может быть, сумеем поймать пару лягушек, – добавила Селия, хотя не имела ни малейшего представления о том, как это делается.
Молли насторожилась.
– Для… Томаса?
– Точно. Кто-нибудь должен научить его этому, чтобы однажды он принялся мучить своих гувернеров. – Селия улыбнулась, и Молли захихикала.
– Да, давайте! – Она затолкала этюдник подальше под скамью, и они вместе отправились к пруду.
– Дивные ноги.
– И рот прекрасный, такой красивый и мягкий.
– Хм-м. А как она в движении?
Вместо ответа Дэвид Риз поманил, и интересующая особа послушно подошла к нему. Наездник спрыгнул.
– Мистер Гамильтон хочет прокатиться, Саймон, – сказал Дэвид.
Молодой человек кивнул, передавая Энтони поводья для управления высокой гнедой кобылой.
– Ход плавный до невозможности, – произнес Дэвид.
Гамильтон устроился в седле. Лошадь стояла совершенно спокойно, пока он усаживался. Это была исключительно красивая кобыла, хороших кровей и отлично вымуштрованная. В конюшнях Дэвида были отличные кони, но молодой грум, мистер Бичем, превращал их в превосходных.
Вообще-то Энтони не собирался покупать лошадь, чтобы ездить на ней, но Дэвид поклялся, что это лучшая кобыла из всех, что вышли из его конюшен, что она кроткая, но при этом энергичная, изысканная до последней черточки, но крепкая, здоровая и совершенно не пуглива. Гамильтон повернул лошадь и обошел кругом небольшую площадку. Прекрасная поступь, и действительно очень плавная. По кивку Дэвида он направил кобылу на улицу, внимательно наблюдая за ней, но не находя никаких недостатков. Добравшись до парка, Энтони предоставил лошади полную свободу, и ее рысь вскоре перешла в легкий галоп, а потом и в быстрый. Она поворачивала при малейшем прикосновении и исполняла любую команду практически мгновенно.
Он вернулся обратно и спешился.
– Мистер Бичем, это отлично выдрессированное животное.
Во взгляде молодого человека вспыхнула гордость.
– Спасибо, сэр.
– Риз, ты меня все-таки победил. Она соответствует всему, что ты говорил, и я не могу не купить ее.
Дэвид ликующе улыбнулся. Он больше трех лет уговаривал друга купить у него лошадь.
– Превосходно. Я знал, что эта тебя покорит. Саймон, отведите ее домой, хорошо? А мы с мистером Гамильтоном обо всем договоримся.
– Да, сэр. – Мистер Бичем снова взял поводья, поглаживая кобылу по морде. А когда конюх запрыгнул в седло и ускакал, Энтони пригласил друга в дом.
– У тебя отличный старший конюх, – заметил он.
Дэвид ухмыльнулся.
– Это точно. Мне с ним чертовски повезло. А Вивиан хотела сделать из этого парнишки забойщика скота, представляешь?
Гамильтон вскинул бровь.
– Забойщика скота?
– Что-то в этом роде. Честная профессия, как она утверждала.
– Да он бы пропал забойщиком скота! Может, мне лучше забрать его у тебя?
Дэвид фыркнул.
– Ничего не выйдет. У него всего одна сестра, и я на ней уже женат. Он член моей семьи и старший конюх к тому же. Извини, старина.
Энтони хмыкнул и направился через холл в библиотеку. Он предпочитал работать в ней, а не устраивать себе кабинет в другом месте. Библиотека была большой светлой комнатой с высокими окнами между полками. Собственно, именно библиотека была главной причиной, по которой Гамильтон купил этот дом два года назад.
– Кофе? – предложил он гостю. Было раннее утро, слишком раннее для напитков покрепче.
– Спасибо.
Энтони позвонил, чтобы принесли кофе, и к тому времени, как слуга исполнил поручение, друзья уже договорились о цене за лошадь.
– Какое удовольствие наконец-то иметь с тобой дело, – сказал Дэвид, взяв свою чашку.
Гамильтон махнул рукой.
– Мне и самому приятно.
– Саймон приведет ее послезавтра. – Энтони кивнул и сделал глоток. – Это самое удачное время, – продолжал Дэвид. – Мы все скоро уедем в деревню, и мне бы не хотелось оставлять ее тут.
– Обратно в Блессинг-Хилл? – поинтересовался Энтони, вспомнив о ферме, где Дэвид разводил и растил лошадей.
Друг покачал головой.
– В Эйнсли-Парк.
– А. – Фамильное имение. – Славное время для поездки за город. Я собирался посмотреть новое железнодорожное предприятие в Дурхеме, но Пейс меня отговорил.
– Так приезжай в Кент.
Гамильтон откинулся на спинку стула.
– Чего ради?
– Мачеха устраивает загородный домашний прием.
– Сомневаюсь, что она будет мне рада. – Энтони криво усмехнулся. – Но за приглашение спасибо.
– Но это прием в честь Селии, – возразил Дэвид. – Точнее, чтобы подбодрить ее. Видишь ли, она вернулась в город, но мы ее еле узнали. – Гамильтон замер с чашкой в руке. – Бертрам оказался отвратительным мужем. Впрочем, я совсем не удивлен.
– Они же были лучшей парой сезона, – пробормотал Энтони, глядя в свою чашку. – Брак по любви. И она казалась такой счастливой.
– Не думаю, что счастье продлилось долго, и не сомневаюсь, что этому ничтожеству быстро наскучил Камберленд. Вряд ли можно его за это винить, но я никогда не видел свою сестру такой молчаливой. Это неестественно. – Дэвид встал. – Она чертовски несчастна, поэтому Розалинда пригласила нескольких ее подруг на месяц в Эйнсли. Она очень хочет, чтобы Селия снова стала веселой.
– А ты боишься, что подругам не удастся ее подбодрить?
– Ты ей всегда нравился, – ответил Дэвид. – Я уверен, что Селия будет куда больше рада увидеть тебя, чем дюжину сплетничающих и вездесущих женщин. Они будут докучать бедняжке, желая узнать все чертовы подробности о том, почему из Бертрама не получилось хорошего мужа. Очень сомневаюсь, что ей это чем-то поможет.
– Мне не хотелось бы нарушать траур леди Бертрам, – возразил Гамильтон. Последнее, что он желал бы увидеть, – печальная и горюющая Селия, ставшая уязвимой, Селия, сердце которой разбито из-за смерти мужа.
– Кто-то должен, – откровенно сказал Дэвид. – Она находилась в трауре больше года. И если ее не вытащить оттуда как можно скорее, то Селия просто задохнется в этой скорби.
Энтони засомневался.
– У меня даже приглашения нет.
Кофе давно остыл. Гамильтон осторожно поставил чашку на письменный стол.
– Черта с два нет, – заявил Дэвид. – Я дал тебе его минуту назад. Собственно, считай это моей личной просьбой. Я просто с ума сойду без дружеского плеча рядом. – Энтони оскорбленно посмотрел на него. Дэвид захохотал. – Завтра получишь. Но имей в виду, после того как я уговорю Ханну послать тебе приглашение, ты обязан поклясться, что приедешь.
– Я подумаю, – ответил Гамильтон, избегая прямого ответа.
– Считай это обязательным к выполнению. Ради старого друга. – И он вышел, не дожидаясь ответа.
Энтони сделал глубокий вдох. Нет, ему ни в коем случае нельзя туда ехать. У него есть дела, требующие внимания, а поездка в Кент на один день ровным счетом ничего не даст. Уже не говоря про целый месяц. Леди Бертрам вряд ли захочет его увидеть, если она так сильно расстроена, как говорит Дэвид. Риз всегда несколько бесцеремонно обращался с правдой и был склонен к преувеличению, если ему это было выгодно. Любая недавно овдовевшая девушка будет молчалива и подавлена. А вдовствующая герцогиня скорее предпочтет увидеть на своем домашнем приеме дикаря из Америки, чем Энтони Гамильтона, незаконнорожденного наследника графа Линли.
Нет, ему точно не следует ехать.
Но приглашение принесли в тот же день. Его доставил лакей Эксетера в безупречной ливрее. Гамильтон уставился на аккуратные строчки, выведенные почерком герцогини. Безусловно, нужно воздержаться от поездки. К несчастью, слова Дэвида по-прежнему не выходили из головы. Он назвал Бертрама отвратительным мужем.
Селия скорбит уже целый год. Неужели действительно год? Он вспомнил, как услышал новость о смерти Бертрама. Разумеется, его имя привлекло внимание Энтони. Он внимательно прислушивался к каждому слову о вдове покойного. Здорова ли она? Не заразилась ли болезнью, от которой умер Бертрам? Никто ничего подобного не говорил, но Гамильтон продолжал размышлять. Шанс получить ответы на интересующие вопросы лежал перед ним на столе. Провести месяц в Кенте, чтобы подбодрить Селию и помочь ей преодолеть скорбь.
Энтони встал из-за стола и подошел к окну. Нет никаких серьезных оснований, чтобы даже просто задуматься об этом. Всего лишь странное увлечение, мимолетная прихоть – вот что заставило его тогда решиться на ухаживания за Селией Риз. А когда удалось справиться с постигшим разочарованием, то сразу стало ясно, что удача не подвела, лишив его возможности за ней ухаживать и последующей необходимости жениться. Его финансовое положение за тот год здорово ухудшилось, и он остался на плаву только благодаря нескольким займам и умению яростно торговаться. На следующий год дела на корнуолльских оловянных рудниках резко пошли в гору, и Гамильтон почти весь год провел в Корнуолле, где жил в шахтерском городке среди огромных ям. Энтони стал относительно состоятельным, но что еще важнее, у него появилось очень много дел. Будучи женатым, он бы никогда не смог добиться таких результатов, в особенности если бы его женой стала Селия.
Конечно, будь у него жена, жена вроде Селии, он бы не оказался на грани банкротства и смог бы нанять в Корнуолле человека для защиты собственных интересов. Энтони бессознательно сжал кулак и уперся им в подоконник, думая о том, как могла бы сложиться его судьба, женись он на Селии четыре года назад.
Гамильтон медленно выдохнул. Он настоящий болван, да еще и сентиментальный, раз стоит тут и тоскует о женщине, которую не видел четыре года и которая, возможно, его даже не вспомнит. А ведь он испытывал к ней совсем не любовь, а просто симпатию, приправленную похотью. Паршивенькая основа для возобновления знакомства.
Нет, он точно не поедет в Кент.