Один год – 365 дней – 8760 часов
Утром глаза настолько опухли, покраснели, что Вере пришлось обращаться в медпункт. Там ей прописали мазь, закапали капли. Медсестра оказалась очень «доброй» женщиной. В ожидании врача, она рассказала Вере жуткую историю о какой-то знакомой, у которой вот так же однажды заболели глаза, и потом выпали все ресницы. Вера поняла, что со слезами надо заканчивать. Надо идти вперед.
Работа поглотила ее целиком. Вера приходила домой только поесть и поспать. По возможности выходила работать в выходные. Оставаться на выходные в общежитии было невыносимо.
Через месяц пришло первое письмо от Антона. Оказалось, что он успел заболеть воспалением легких, полежал в лазарете, а теперь уже его перевели из учебки на космодром Плесецк. И все самое плохое позади. Просил выслать какие-то тряпочки для воротничков, пасту для чистки бляшки на ремне, чистые конверты, что-то сладкое. Вера на следующий же день отправила посылку и стала готовиться к поездке.
Добираться пришлось с пересадкой, прямого поезда до Плесецка не было. Но это была не проблема. К родителям в Иваново они тоже всегда ездили с пересадкой. Вера собрала такую огромную сумку, что еле могла ее поднять. Наварила курицы, картошки, все это в кастрюлях поставила на дно, испекла любимых Антошиных творожников, купила печенья, упаковала варенье, сгущенку. Плюс примерно десяток пунктов из письма.
Сойдя с поезда, Вера взяла такси. Надо сказать, хоть Вере на тот момент и было уже 23 года, выглядела она как школьница. И таксист просто поверить не мог, что эта девчушка смогла дотаранить такую сумищу на себе. Он помог погрузить все в багажник, и они поехали к КПП. Ее пропустили, т. к. она заранее дала телеграмму о приезде. Антона нигде не было видно, Веру встретил какой-т мужчина и проводил до нужного здания. А там уже выбежал довольный Антон. Он сразу же сказал, что его отпустят, если только она скажет, что уже забронирована гостиница «Заря». А то придется в казарме ночевать. И они пошли на третий этаж, отпрашиваться. Зашли в какой-то кабинет, Антона сразу куда-то увели, а Веру попросили подождать на диванчике. Диван был очень мягкий, удобный, поэтому сразу начали слипаться глаза. Но спать Вера не решалась, изо всех сил боролась со сном. Она думала – а вдруг войдет какой-нибудь начальник, а она тут спит. Неудобно.
Потом Веру пригласили на беседу к командиру. Глаза у него были строгие, но добрые. Видно было, что он симпатизирует этой героической девушке – в такую даль пробралась одна. Ее первым делом спросили – где остановилась? Вера, не моргнув глазом, сообщила – в гостинице «Заря», номер 35 (это она от балды сказала). На нее как-то удивленно посмотрели, но ничего не сказали.
Антону выделили три дня. Они, вне себя от счастья, поехали в гостиницу. Когда Антон узнал, чего она там наврала, рассмеялся.
– Ну ты даешь! Это же номер люкс, на первом этаже, туда только каких-либо приезжих шишек селят. Ну, видимо, поверили, раз отпустили!
В гостинице им выделили номер на третьем этаже. Это было чудо – три дня вдали ото всех. Вместе. После долгой разлуки. И они пролетели как один миг.
Вернувшись домой, Вера окунулась в работу с еще большим рвением. Теперь она жила от письма до письма, от поездки к поездке. Больше ее ничего не интересовало.
Отношения с соседями были непростые. Сосед через стенку по ночам частенько стучался к Вере в дверь. Когда жена уходила на ночную смену. Вера в эти моменты лежала под одеялом и дрожала. Дверь была хлипкая, неизвестно, выйдет ли кто на помощь, если вдруг дверь решит открыться. А при свете дня все было как ни в чем не бывало. Сосед смотрел телевизор в комнате, жена готовила еду, дети играли. Вера даже предъявить ничего не могла: не пойман – не дятел. А ночью опять открывалась соседская дверь и начинались стуки.
В итоге Вера купила молоток и положила его рядом с кроватью. Спать стало спокойнее. И стуки прекратились. А может быть, просто Вера перестала их слышать из-за крепкого сна. Ведь всегда с нами случается то, чего мы боимся, даже подсознательно. А Вера перестала бояться, и проблема исчезла сама собой. Но молоток она убирать не стала. Так было спокойнее.
Однажды, вернувшись с работы, Вере сообщили, что пришла ее очередь убирать секцию. Хотелось только спать, глаза слипались. Но соседка была непоколебима. Она тараторила про то, что неделя прошла, завтра уже другой человек должен следить за порядком. В секции грязно, нечем дышать, плиты немытые, мусорные ведра полные. Вера переоделась и пошла чистить авгиевы конюшни. Она чувствовала, что такое рвение соседка проявляет неспроста, но не понимала, по какой причине. Хотя догадывалась. Света (так ее звали) была женщина хоть и добрая в душе, но одинокая. И это одиночество разъедало ее изнутри. И когда у нее перед глазами появлялась эта счастливая, хоть порою усталая и грустная девушка, возникало желание это счастье как-то прибрать себе.
К тому же Вера со стороны казалась всем мягкой, робкой и слабой. Поэтому к ней как мухи на улице липли цыганки, продавцы орифлеймов и фаберликов, какие-то шустрые молодые люди, предлагающие прочие яркие товары. Вера давно к этому привыкла, в ответ спокойно говорила: «Отстаньте, все равно денег нет, и ничего мне не надо». И уверенно шла дальше. А вот от тех, с кем приходилось жить, так отмахнуться не получалось. Приходилось как-то общаться.
Не бывает дыма без огня, а огня без дров.
Вообще, в Вере каким-то образом сочетались, казалось бы, совершенно несочетаемые качества. Она была очень покладиста и в то же время с необычайным чувством собственного достоинства внутри, граничащим с гордыней. Внешняя мягкость соседствовала с непревзойденным упрямством и решительностью, если была поставлена какая-то цель. Способность хладнокровно и спокойно принимать на себя все удары судьбы не мешала буквально захлебываться в ярости при столкновении с вопиющей несправедливостью по отношению к кому бы то ни было. Окружающие, конечно же, судили о Вере по внешним проявлениям ее характера. Для всех это был милый, добрый, безотказный, кроткий, безответный, спокойный человечек. Дунешь – его ветром сдует. Но никто даже не подозревал, какие шторма бушуют порою внутри этого божьего одуванчика, на что способна эта маленькая беззащитная девчонка.
Отчищая плиты, Вера размышляла над извечными проблемами. Почему она должна отчищать чужие пролитые борщи, компоты, пригоревшие картошины, отмывать двери после соседских пьяных посиделок, мыть за этими забулдыгами туалеты, выносить мусор. Она все дни проводила на работе, приходила только попить чаю перед сном, поспать и утром опять на работу. Максимум, что могла она тут испачкать – дорогу от входной двери до своей. Видимо, ее недовольство чувствовалось на расстоянии, т. к. жаждущие свежей крови соседки все чаще стали ее задирать. Процесс сдачи дежурства превратился в настоящий фарс. Ее бесконечно тыкали в углы за дверями с комочками пыли, в оставшиеся пятнышки, в закатившиеся в дальние углы соринки. Вначале Вера безропотно это убирала, но внутри скопилось столько негодования, что оно уже требовало выхода. И этот выход ей обеспечили. Повод нашелся.
Однажды, зайдя в ванную, Вера оказалась в темноте. Она оделась, вышла, включила опять. Решила, что детишки балуются. Но все повторилось опять. Выйдя, она наткнулась на Ирку (одинокую соседку с ребенком, которая постоянно приводила к себе каких-то кавалеров и оставляла их у себя на ночь – это в комнате рядом с ребенком пяти лет). Сказать, что Вера и Ирка недолюбливали друг друга – это ничего не сказать. Холодная война шла уже давно. Полунамеками, жестами, взглядами они уже давно обозначили отношение друг к другу. Но внешне все было чинно и добропорядочно. А вот пришла пора расставить точки над i.
– Тем, кто на лампочки не сдал, свет не положен.
Вера думала, в такие подлянки играют только в детском саду или школе. Поэтому, надеясь, что это просто шутка, ответила:
– А на туалетную бумагу случайно не собирали? Хорош воду мутить.
И сама включила свет. Зашла в ванную. Когда Вера уже намылилась, свет опять погас. Стало понятно, что с ней не шутят. Кое-как вымывшись в темноте, нащупав полотенце, переколотив разные баночки (как бы и за них платить не пришлось, подумала Вера между делом), она вышла. Ирка стояла с невозмутимым лицом и жаждала крови. Вера хотела уже возмутиться, но соседка опередила:
– Пошли на кухню, у нас там женсовет.
Вере не очень-то хотелось участвовать в этом женсовете. Она устала, хотелось посидеть в тишине в мягком кресле, попить чаю, перечитать по десятому разу все письма Антона (это стало ее любимым занятием в последнее время). Кстати, все письма она аккуратно пронумеровывала, проставляла даты, складывала в коробочку. Иногда на конвертах делала пометки, например: «Со стихом», «Список для посылки».
Одно у Веры было любимым. Она его перечитывала по нескольку раз за вечер, потом ложилась спать. На письме стояла пометка «филос» (философское):
«Здравствуй, моя любимая Веруня!
Я снова в наряде по КПП. Сейчас сидел и думал, кому бы написать письмо. Тебе только позавчера написал, да и перед этим написанное письмо все еще не ушло. Но кроме тебя что-то никому писать не хочется. И я решил написать еще одно письмо, так что получишь сразу 3.
От Сереги Павлова писем нет уже больше месяца, последнее я получил от него еще до твоего приезда.
Сейчас прочитал одну книгу, и она настроила меня на философский лад. Я заметил, что на меня прочитанное, если оно мне понравилось, всегда оказывает сильное воздействие. И я потом долго нахожусь под впечатлением. Здесь редко удается почитать, а уж тем более хорошую книгу. Поэтому я ценю такие моменты и дорожу ими.
Я уже в который раз подумал, что хотел бы писать книги, но меня останавливают два момента. Первое – это отсутствие в голове более– менее приличного сюжета. А второе – недостаток литературного образования. Во мне живет воспоминание о том, как Юля, жена Сереги, раскритиковала (с литературной точки зрения) мой единственный рассказ.
Возможно, что моя проблема еще и в том, что я не нахожу подходящей темы для рассказа. Писать любовные романы не в моем стиле, хотя я уверен, что у меня бы получилось. Тем более, в них сюжет, как правило, примитивен и, можно сказать, один и тот же.
Даже очень может быть, что когда я вернусь, при наличии свободного времени и желания я напишу что-нибудь об армии, но только с юмористической точки зрения.
Вообще, сейчас, когда служить осталось уже меньше двух месяцев, я стал способен воспринимать все происходящее с юмором, потому что чувствую теперь некоторую отстраненность ото всех здешних проблем.
Я наконец-то стал ощущать приближение скорого дембеля. Парни моего призыва проявляют явную зависть и относятся ко мне с некоторой агрессией (я же служу всего год из-за высшего образования, а большинство здесь в ВУЗах не учились). Дембеля же причислили меня к своим.
Конец ознакомительного фрагмента.