Вы здесь

Правдивые и доподлинные записки о Мандельшпроте, найденные в фисгармонии бывого Пуськинского Дома настройщиком роялей Василиском Бурляевым. Charitas omnia kredit. 12 августа 1932 г. (Алексей Козлов)

12 августа 1932 г.

За последние три дня я видел Мандельшпрота два раза, и эти встречи были очень коротки. Они оставили в моей тонкой душе едва уловимый след неопределенности и уныния. Он так спешил, проносясь по коридорам нашего Дома, что снес фалдой диковинный прелестный кактус, торчавший из плошки, как Сципион в упоительные дни летних Сатурналий. По всей видимости, попытки пристроить новые сочинения не привели его к положительным результатам. Таково это время. Таково. Это время требует чрезвычайной собранности и готовности к концентрации. Впрочем, по коридорам писательской кирхи проносится такое великое множество феерических персон, что кактус вряд ли сможет уцелеть даже в протяжении нескольких недель. Скорее всего, он разделит судьбу многих созданий природы во дни революционных бурь и будет препровожден на съезжую, где обретет свое законное место в одном из ящиков писательской свалки, всегда забитой папками с бумагой. Там нашли свой конец и несколько писателей с испорченным заводом, позволившие себе блеснуть особо яркими метафорами и сравнениями. Они лежат, палимые солнцем и умываемые дождями уже несколько недель ввиду того, что вывозка мусора по неизвестным причинам прекратилась. Может быть, этот перерыв – не навсегда, но надолго – это точно. Пружины, колесики и шестеренки, вылезшие из них, как из гамбсовских стульев, ввергают меня в поистине юношеское умиление. Во мне возродилось трепетное желание заняться сочинительством оригинальных вещей, впрочем, не доводя их оригинальность до абсурда, оригинальных в меру, ибо мера, соразмерность, гармония – вот единственный путь, позволяющий успешно миновать колдобины судьбы.

Париж

Гудками песню слагали о ясноликом патере

А там, где коридором улиц спешили пикапы

Собор парижской Богоматери,

Как жаба, присел на задние лапы.

Как сейчас помню, в 1914 году выловили-таки неуловимого Мандельшпрота и забрили в армию рекрутом-добровольцем Плевны. Сначала он летал на ероплане «Иван Муромец» и швырял фунтовые сливочные бомбы на замешкавшихся немцев и австрийских венгерцев, где и отличился во время очередного летнего отступления и был награжден Георгием. Народный заступник. Георгин. Вознесись над нами, о великий Блинноуэйский Чипс! Потом его за какие-то мелкие грешки и революционную агитацию перевели в Кавалерийский Императорский полк, где он оказывал в полковом клубе весьма благотворное влияние на лучшую половину человечества баб и всякие гадкие любезности дамам говаривал и трогал их за разные части мест руками. Женофил-собиратель. А было это в Мордегундии, немецком княжестве. А женщины в Мордегундии – сами знаете какие. Не мне вам объяснять, какие женщины есть в Мордегундии. Ох, какие фемины! Какие бабы! Пальчики оближешь! Мисс Задница Мира. Я бы и сам поимел Георгия, кабы в Мордегундию вовремя попал. Я бы их там поучил разным штучкам, если бы не эта несправедливость. Жаль не знаю латыни, а то сказал бы. Вражья рать! Факин Лав! Каму с утра. Изнемогаю в алчьбе!

Корабль.

Корабль летит вперед на всех парах,

Зеленых волн разбрызгивая яд.

Ты – Ростра с нежным звоном на устах,

Оскалы скал твой нежный дух манят.

Вам!

Какое мне дело до Вас,

Спешащих низом

Нитью шагов кружево вить-

Из грязи я слеплю себе

Крыльцо под карнизом

И буду в нем жить,

Иногда выглядывая

И обозревая круглые шляпы

И нецензурные лица домов,

Канализационные кляпы

Со свитой бетонных столбов.

А когда вечерний мрак

Начнет скрадывать

Чистых витрин плавленое олово,

Я буду из дырки нагло выглядывать

И плевать Вам на головы!

Ряды Фурье

Какой еще Фурье-

Какой-то бред дремучий.

Как будто я в лесу,

И, заблудившись вдруг,

Остановился перед муравьиной кучей.